Глава 6

Казин, кряхтя, втиснулся в машину.

— Куда вы смотрите?

Крабиков поспешно изобразил радужную улыбку.

— На шубу, товарищ председатель, и на… на шапку.

— Нравится?

— Очень элегантно.

— Мне всегда хотелось иметь бобровую шубу и шапку.

Крабиков не мог припомнить, чтобы Олег Казин когда-либо признавался в любви к шмоткам. Опять пошел снег. На глазах у генерала ветровое стекло стало белым, и ему пришло в голову, что причуды Казина, появившиеся в последнее время, похожи на снежинки, падающие на грубую землю: вскоре снег покроет все, и неровная поверхность станет гладкой. Для Крабикова это был образ, олицетворявший приближение Казина к смерти: великое множество всяческих капризов и безрассудств, словно крошечные льдинки, от которых плоть стынет и разглаживается, пока не перестает биться сердце. А затем тело затягивает коркой льда целиком, и о нем забывают.

Чтобы оправдать неловкое молчание, Крабиков отвернулся и стал глядеть в окно. Декабрь стоял суровый, и, несмотря на постоянные усилия измученных солдат, без конца чистивших дорожки на территории Кремля, снег лежал по всей площади Ивана Великого. Машина генерал-майора Крабикова стояла возле здания Верховного Совета с заведенным мотором и обогревателем, включенным на полную мощность. Но теперь кровь его уже не так бодро струится по жилам, как зимой прошлого года. Вот что делает с человеком лето, проведенное в Крыму.

Лето… Приморск… Генерал вздохнул. Не все его воспоминания об этом времени были приятны. У Тайцзи приехал в Приморск вслед за Сунь Шаньваном. Трудно поверить, что прошло всего шесть месяцев — столько событий промелькнуло с тех пор. Крабиков слегка повернул голову и покосился на худую, высохшую фигуру. Он почти не видел лица своего шефа под неуклюжей меховой шапкой, настолько большой, что она сползла на лоб. Но то, что Крабиков увидел, ему не понравилось. Казин стал слишком стар для московских зим.

— Как в Берлине? — спросил Казин. — У говорил дело?

— С его точки зрения, да. Хотя…

— Расскажете по дороге. — Казин снял телефонную трубку и приказал шоферу: — Провези нас по проспекту Калинина, через реку, и остановись где-нибудь около «Украины». — Он улыбнулся Крабикову, наслаждаясь его удивленным взглядом. — Я заработал свободный денек.

Выходной. Сама мысль об отдыхе прежде была чужда натуре Казина. Еще одна снежинка улеглась на душу Крабикова и не хотела таять. Машина скользила по Калининскому проспекту, мимо здания Совета Экономической Взаимопомощи и по Кутузовскому мосту. Они подъехали к набережной и остановились напротив бронзового памятника Тарасу Шевченко. Некоторое время двое мужчин на заднем сиденье молча смотрели в окно. Мимо них за низким парапетом текла Москва-река. Ее ленивому течению преграждали путь толстые льдины. Эта картина напомнила Крабикову арктический пейзаж, который он видел с самолета.

Поерзав и устроившись поудобнее, Казин буркнул:

— Так что у вас?

Крабиков открыл портфель и извлек оттуда рапорт в прозрачной пластиковой папке.

— Все, как мы и ожидали. — Он пролистал несколько страниц. — Они хотят, как всегда, много оружия, боеприпасов, взрывчатки. «Формоза» — жадная организация.

— Они все одинаковы. Есть какой-то прогресс?

Крабиков резко вскинул голову.

— Они переманили на свою сторону нескольких достойных личностей. У них свои люди в армии, в исполнительном юане…

— Это они говорят. Но правда ли это?

— Думаю, правда. У брал с собой в Берлин нескольких друзей. Один из них — вполне подходящий человек по имени Ли Лутан. Я проверил. В картотеке тайваньской разведки он фигура номер четыре. Правда, очень трудно заставить его разговориться как следует. Он совсем не похож на У.

— В каком смысле?

— Ли больше слушает, чем говорит. Но то немногое, что он сказал, полностью совпадает с тем, что мы знали и раньше.

— Он, кстати, не говорил о своем новом управляющем банком?

Крабиков так искренне удивился, что Казин разразился смехом. Но в горле у него что-то забулькало, и он судорожно закашлялся. Неужели конец, подумал генерал. Приступ в роскошной машине. Гибель тела, облаченного в меха — прихоть старого революционера. Но Казин справился с собой и сказал:

— Человека, который управляет банком У в Тайбэе, зовут Цю Цяньвэй.

— Что?! Но вы уже занимались им в Бангкоке!

— Сорвалось. Как всегда. Мокрушники зарвались и наняли тайваньца. У них такой способ заметать следы — свалить неудачу на кого-нибудь другого. Но план обернулся против них.

— Так что же мы будем делать?

— Пока ничего. Перед нами стоят гораздо более серьезные проблемы: ГРУ.

— Пропавший китайский самолет?

— Да. Как там дело было, когда вы уехали, Крабиков? Напомните.

— Два месяца назад китайский истребитель опытной модели — модификация Шеньян Ф-6, кодовое название «Федор» — упал в самой южной точке Казахстана. По донесениям, пилот погиб… Информация не проходила по обычным дипломатическим и разведканалам… Спектрографические снимки со спутника показали странные ночные полеты над западным Китаем… Когда я уезжал, ничего еще не подтвердилось.

— Советский Союз отрицает, что имеет какие-либо сведения о пропавшем самолете, клянется выделить средства для восстановления той же модели… это я знаю. Ну, а теперь все подтвердилось! Это дело рук ГРУ. Как раз вовремя, к моменту заключения пакта Москва — Пекин. Что за «Федор»… и кто придумал это нелепое имя?

— Думаю, это дело рук НАТО, товарищ председатель.

— Так что же даст нам «Федор»?

— Скорее всего основную технологию, которая позволяет реагировать на голос, на команду, передаваемую пилотом или с земли.

— Иными словами, «Апогей».

— Да, хотя сомнительно, что он уже готов. Китайцы, я полагаю, расстроены?

— Рвут и мечут.

— А ГРУ?

— Там заняли оборонительную позицию. Самолет загорелся в воздухе и взорвался от удара о землю, — ворчал Казин. — Они должны были валяться у наших ног, когда все это вышло наружу, но теперь у них есть могущественные друзья в Политбюро. Стратегически «Апогей» очень важен. Соединенные Штаты пока еще и близко не подошли к компьютерам, которые реагируют на голос. «Апогей» даст нам огромные преимущества. И для Кремля это значит гораздо больше, чем листок бумаги с подписями. Так что в целом они склонны простить ГРУ этот захват, но ругают их за неуклюжесть.

— Почему, черт возьми, они не могли подождать? — Крабиков злился. — Мы могли бы получить технологию «Апогея» по пакту.

— Очевидно, ГРУ об этом никто не сообщил.

— Теперь получилось, что мы подписали с китайцами договор о дружбе и тут же украли их самолет.

— И если не сумеем отвести подозрения, то не получим готовой модели «Апогея» по договору. Тогда придется выкупать ее у «Формозы». — Казин вздохнул. — Мы должны подготовиться и к этому.

— Очень опасно. Чем больше я думаю об этом, тем меньше мне это нравится. Если «Формоза» окрепнет и начнет крупномасштабное восстание, Америка может вмешаться, хотя бы для того, чтобы удержать от такого же движения материковый Китай.

— Я еще не могу определить, что сделает Америка, — сказал Казин. — Это одна из самых серьезных моих проблем на сегодняшний день. Но я согласен с вами насчет угрозы со стороны материкового Китая. Пекину как раз на руку восстание на Тайване. «Посмотрите, — скажут они, — мы были правы! Народ Тайваня трудится под гнетом тирании! Давайте спасем их, братья…» Подобные избитые призывы всегда действуют. Дешевка! — Казин презрительно хмыкнул.

— В таком случае мы должны предотвратить бунт, а не приветствовать его. Надо порвать с «Формозой», остаться в стороне.

Казин невесело рассмеялся.

— Нет, мы должны продолжать поддерживать отношения с «Дьюкэнон Юнг» и «Нашей Формозой». Мне удалось убедить в этом Кремль, но была настоящая драка. Теперь там три основные фракции. Одной не терпится объединиться с «красным» Китаем и начать военное вторжение на Тайвань. Прославленные русские танки с грохотом идут по взморью, и наши солдаты поют бок о бок со своими желтыми братьями… Какая патетика! Нашлись и такие, которые говорили, что надо разорвать отношения с Китаем. Их меньшинство, и в основном это расисты. И были немногие, понимающие люди, Крабиков, которые сказали: «Мы должны помочь „красному“ Китаю экономически, насколько это возможно, чтобы содействовать его наступлению на тайваньскую экономику». Помощь следует рассчитать на несколько лет. Полагаю, такой курс удовлетворяет самолюбию обеих сторон.

— И кто же победил в этом споре?

— На данный момент — бойцы от экономики. Мне это решение на руку, поскольку оно дает возможность завязать добрые отношения с Сунь Шаньваном.

— Понимаю.

— С этой минуты мы должны очень серьезно относиться к «Формозе». Я хочу знать, каким образом они сумели подобраться так близко к «Апогею», кто работает на них в «Дьюкэнон Юнг». Я хочу знать, в чем их сила и, что гораздо важнее, в чем слабость. Понятно?

Крабиков достал из портфеля диктофон и принялся бормотать заметки на память.

— Но почему? — спросил он, выключив диктофон.

— Почему? Чтобы я смог, когда придет время, разнести «Нашу Формозу» в клочья. — В смешке Казина послышались знакомые злобные нотки. — Я хочу иметь гарантию, что «Наша Формоза» превратится в истинно «нашу» в любое время, когда мне заблагорассудится! — Он сорвал трубку с телефона. — Вези меня домой! — хрипло крикнул он. — Я насмотрелся на эту траханую реку до конца моей жизни!

 

Глава 7

Декабрьский вечер на улицах Тайбэя был поразительно холодным и сырым, но в элегантных, обставленных по последней моде помещениях Китайского зарубежного инвестиционного банка было тепло и сухо. Шань Линьчунь сидела у окна в кресле, положив подбородок на руки. Отовсюду, с высоты седьмого этажа, она видела, как на Нань-Ян-стрит начинается час пик. Пять двадцать — время, когда все торопятся домой, к ужину, и меньше всего хотят, чтобы их беспокоили.

— Я думаю, надо позвонить Тони Таню, — тихо сказала она секретарше. — Напугать его.

Сяоин, сидевшая в одной комнате с госпожой Шань, вставила листок бумаги в электронную пишущую машинку и захихикала:

— Думаете, стоит?

— А почему бы нет? — Линьчунь сняла телефонную трубку и набрала номер. — Алло? Господина Таня, пожалуйста.

Последовала пауза. Сяоин перестала печатать и с восхищением взирала на Линьчунь, теребившую бусины на ожерелье.

— Здравствуйте, господин Тань. Говорит госпожа Шань. Вы уже собрались идти домой? Как это мило! Приятно слышать, что босс может уйти рано. Очевидно, в его новой парикмахерской дела идут очень хорошо. Я рада за вас… но вынуждена напомнить, что ваш заем в банке просрочен.

Линьчунь едва не прыснула, услышав, как бедный Тони Тань засопел на другом конце линии.

— Да, я знаю, у вас есть инструкция о выплате по займу, мистер Тань, но в настоящее время на счету нет средств, из которых мы можем производить ежемесячные взносы. Да, я знаю, мистер Тань. Вы уже говорили об этом, мистер Тань… — Голос Линьчунь стал еще слаще, как будто она улещивала своего дружка, а не нажимала на клиента. Указательным пальцем свободной руки она начала рисовать в воздухе круги. Сяоин едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться. — … Но, мистер Тань, если мы поступим так, банк будет беднеть с каждым днем, а в один прекрасный день разорится, я останусь без работы и не смогу, как вы, уходить домой в половине шестого. Я буду проводить все дни дома, размышляя о том, когда же снова получу работу… Так мило с вашей стороны… Да, это вызовет неприятности. Чек на Коммерческий банк Ху Нань? По почте? О нет, вы же находитесь всего за углом от нас, почему бы вам самому не занести чек по дороге домой?

Глаза Линьчунь распахнулись в притворном изумлении, она приложила палец к губам. Сяоин издала звук, похожий на «хм-м!».

— Но, мистер Тань, вы сказали мне минуту назад, что как раз собрались домой… Спасибо, мистер Тань, вы так добры. Значит, до встречи. Простите, что побеспокоила вас. Я действительно не нахожу слов для извинений, простите, мистер Тань, до свидания! — Линьчунь положила трубку и разразилась смехом: — Ну каково?

— Потрясающе, госпожа Шань!

Услышав мужской голос, девушки резко оборвали смех. Сяоин запихнула носовой платочек в сумочку, сунула ее под стол и начала печатать с деловитым видом. Шань Линьчунь застенчиво улыбнулась, увидев фигуру в дверном проеме.

— Добрый вечер, господин Ку. Боюсь, я вела себя легкомысленно. Простите.

Управляющий филиалом банка ничего не ответил, и она начала собирать разбросанные по столу ручки и карандаши, время от времени бросая на Ку быстрые взгляды. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку, одной рукой с отсутствующим видом приглаживая волосы на затылке, другой — позвякивая мелочью в кармане брюк. На Ку не было пиджака, и синтетический галстук, не по моде широкий, был затянут слабо. Когда Линьчунь заметила грязное пятно на воротничке его рубашки, она подумала, и уже не в первый раз, что Ку Цзинхэю следовало бы получше следить за своей внешностью.

— Отнюдь не легкомысленно, — сказал наконец управляющий. — Вы нажали на него, но в учтивой форме и остроумно.

Сяоин тем временем закончила печатать письмо, вытащила сумочку из-под стола и встала, собираясь уходить.

— Только женщина на такое способна, — заметил Ку, входя в комнату, чтобы дать дорогу секретарше. — Или вы сочтете меня женолюбом?

Линьчунь взглянула на простака и чуть не рассмеялась.

— Нет, — ответила она с серьезным видом. — Я думаю, что нужно признавать различия между полами, ибо эти различия часто имеют позитивное значение.

— Я обнаружил, что на Тайване отношение к женской эмансипации очень конструктивно. Женщины здесь работают намного успешнее, чем в месте моего последнего назначения.

— В Сингапуре?

— Да. Я пробыл там только шесть месяцев, а кажется, что прошла целая вечность.

— Вам нравится здесь?

— Очень.

Ку стоял возле двери. Закрыв ее, он подошел к креслу, на котором только что сидела Сяоин. Линьчунь расправила плечи и перестала возиться с карандашами. Она не могла понять, почему босс пришел к ней в кабинет, когда можно было поговорить по телефону. Сердце ее забилось учащенно.

— Мо Мэйхуа, — задумчиво произнес Ку. — Так зовут девушку, которая убедила нас финансировать ее ночной клуб. Сегодня я потратил часа два, просматривая ее досье.

Сердце Линьчунь тревожно забилось. Это самая крупная ссуда в ее жизни…

— Истинно профессиональная банковская операция, госпожа Шань, — спокойно продолжал Ку. — Тщательный анализ платежеспособности, конструктивные обсуждения способов содействия клиенту.

Линьчунь была не из тех, кто умеет лицемерить. Она глубоко и с облегчением вздохнула.

Ку сочувственно улыбнулся.

— Вы решили, что я пришел пожурить вас?

— Видите ли…

— Я все понимаю. Госпожа Шань, вам ведь только двадцать девять лет, верно?

— Да.

— В таком случае, полагаю, вас ждет большое будущее. Я чувствую, что этот кредит даст нам и других потенциальных клиентов, и новые операции. Вот почему мне хотелось переговорить с вами. Вам удобно сейчас? Я не стану задерживать, если вас сегодня вечером ждут дела.

— Нет, господин Ку.

— Извините, что настаиваю, но вы, может быть, просто не осмеливаетесь мне перечить, а на самом деле ваш друг кипит от злости, поджидая вас где-нибудь на улице.

— Господин Ку… — Линьчунь подтолкнула карандаш, он покатился по столу, но она поймала его на самом краю стола. Лицо ее просияло, и Ку подумал, что никогда не видел более обезоруживающей, более теплой улыбки. — Дело в том, что у меня не так уж много друзей. — Она смущенно отвела взгляд. — Если бы мой друг кипел от злости внизу, дожидаясь, то поверьте, вы знали бы об этом. — Линьчунь прикусила губу. — Простите, кажется, я чересчур откровенна.

Ку покачал головой, явно довольный ответом.

— Мне нравится ваша откровенность. На моей последней работе никто так не разговаривал. Обычно я звонил и говорил: «Сегодня мы даем ссуду на три и шестнадцать сотых процента выше, чем вчера», а потом смотрел по сторонам и ждал, пока хоть кто-нибудь поднимет руку и спросит: «А почему?» Но никто никогда этого не делал.

— А здесь?

— Здесь все иначе. Все задают вопросы. Спорят. И в то же время знают свое место. «Атмосфера человеческих чувств», кажется, так тайваньцы любят приговаривать?

— Да.

— Наши дела идут хорошо. У меня на столе лежат первые данные за квартал. Они значительно превзошли все мои ожидания.

— Я рада.

— А теперь насчет Мо. Больше всего меня поразила глубина ваших знаний о ней — судя по вашим деловым записям, очевидно, вы с госпожой Мо часто виделись?

— Да. Она немного… Извините, могу я в этих стенах позволить себе говорить откровенно о клиенте банка?

— Для меня нет ничего более ценного, чем ваша откровенность.

— Она несколько сумасбродна. Сегодня — одно дело, и она берется за него со всем энтузиазмом. Завтра — совершенно другое, и тот же энтузиазм. Правда, ей всего двадцать пять.

— Понимаю.

— Я и подумала, что, может быть, для организации ночного клуба это не слишком хорошие данные. Поэтому я постаралась узнать ее поближе. В конце концов я обнаружила, что у Мэйхуа сильный характер и острый ум. Но она нуждается в руководстве, а от своих покровителей его не получает.

— Ваши наблюдения, касающиеся ее покровителей, весьма ценны. Когда я читал их, меня в особенности поразило одно имя: Мэт Юнг.

— Он не совсем ее покровитель, если быть точной.

— Да. Но он присутствовал на одной из ваших встреч с госпожой Мо.

— Господин Юнг был там. — Линьчунь прикусила губу и больше ничего не добавила.

Ку смотрел на нее вопрошающе.

— У меня создалось впечатление, что он влюблен в нее. И, хотя в его замечаниях открывался глубокий финансовый ум — более острый, чем у Мэйхуа, — временами я чувствовала, что его влюбленность перевешивает коммерческую сметку. И господин Юнг допускает это.

— Понятно. Он появлялся когда-либо еще?

— Да, один раз. Если позволите, я напомню вам: наш инспектор потребовал, чтобы в клубе были произведены кое-какие работы. Через несколько недель я пошла посмотреть, как продвигается дело. Там были господин Юнг и госпожа Мо. — Линьчунь замолчала и опустила глаза. — Они пили шампанское.

— Надеюсь, вам предложили бокал. — Ку откинулся на спинку кресла Сяоин и оттолкнулся ногой от стола. — Не хочу вмешиваться в чужие дела, — промолвил он наконец, — но если я правильно понял, вы и госпожа Мо подружились?

— Пожалуй, так. Мне кажется, она нуждается в таком человеке, как я.

— Потому что вы работаете в банке?

— И это тоже, но… — Линьчунь неожиданно встала и начала ходить взад и вперед по комнате.

Ку с удовольствием разглядывал ее. У Линьчунь была деловая прическа в стиле «китайские куклы». Волосы окаймляли широкоскулое, несколько мужеподобное лицо. Косметики совсем не видно, но кожа буквально светится здоровьем, а глаза такие яркие, что вполне могут обойтись без туши. Линьчунь была одета в белую хлопчатобумажную блузку с неглубоким вырезом, алый шарф, повязанный на шее, и в темно-красную клешеную юбку до колен. Хорошо развитые бедра, ноги — довольно мускулистые и короткие, как у спортсменки. Сейчас она ходила, сунув руки в карманы юбки, и слегка сутулилась; шагала медленно, как канатоходец — верный признак вдумчивого человека, рассчитывающего каждый свой шаг. Человека, очень близкого по типу самому Ку.

Внезапно Линьчунь остановилась и, не вынимая рук из карманов, обернулась. Она как будто утверждала свое равенство с собеседником, и Ку это почему-то нравилось.

— Мне кажется, — задумчиво произнесла она, — госпоже Мо нужно, чтобы ее кто-то оттенял.

— Не понимаю.

— Вы знаете, что она снимается в кино, у нее все задатки будущей звезды. Кажется, так сказано в моем отчете?

— Да.

— А теперь она по совместительству еще и поет в клубе.

— Да. Но я пока не уловил вашу мысль.

— Все дело именно в этом. Я нравлюсь ей. Но госпоже Мо нравится также, чтобы рядом с ней за столом сидела дурнушка. Это очень древняя женская уловка, господин Ку. Моя задача в том, чтобы смотреть на нее, затаив дыхание. И я не представляю для нее никакой угрозы.

— Дурнушка? Значит, вы такой себя представляете?

Линьчунь быстро взглянула на него, словно пытаясь понять, не прячется ли в словах издевка.

— Я не красавица, — ответила Линьчунь, тем самым будто вынуждая Ку доказывать обратное.

Ку размышлял, опустив глаза.

— Вы поставили меня в труднейшее положение, госпожа Шань, — сказал он наконец. — Если я соглашусь с вами, значит, буду и невежей, и лжецом. А если возражу, вы решите, и вполне оправданно, что я флиртую с вами. Поэтому мы просто оставим эту тему.

Ку встал. Широкий, пухлогубый рот Линьчунь растянулся в печальной улыбке. Она и правда была не красавица. Нос казался слишком маленьким для широких щек, подбородок выдавался вперед розовым бугорком. И все-таки было в ней некое обаяние, и заключалось оно в доброте, доброжелательности и улыбчивости. Именно благодаря улыбке Линьчунь нельзя было назвать дурнушкой. Из-за улыбки и глаз, сияющих и больших, как у лани. А взгляд ее словно проникал в душу. В Линьчунь не было ничего претенциозного, она казалась очень простой в общении, и Ку решился:

— Вы сказали, что у вас нет планов на вечер. А что, если нам вместе сходить и посмотреть на госпожу Мо, так сказать, в действии. И может быть, вы меня представите ей.

— Вы имеете в виду… в клубе?

— Да, именно.

Линьчунь по-прежнему спокойно улыбалась, но слова Ку повергли ее в смущение. Ей предстояло проанализировать множество фактов, впечатлений, сложных ситуаций, предостережений, а потом — вынести решение. И все это за долю секунды. Линьчунь была младшим сотрудником, женщиной, которая борется за свое место в мире, где правят мужчины. Босс пригласил ее. По слухам, он никому больше в их офисе не предлагал этого. Пойдут разговоры. И одета она не для ночного клуба. Клубы эти она вообще не выносит, да и он такой невзрачный. Ну, не то чтобы невзрачный, а слишком маленького роста. Хотя улыбка у него хорошая. Где сейчас можно раздобыть приличное платье? Жаль, что у него такая фигура… а улыбка действительно милая. Она не может… Она должна… Ей хочется, вот тут никаких сомнений.

Вдруг перед мысленным взором Линьчунь проплыло лицо Цзай Цзияна, то улыбающееся, то задумчивое. Было время, правда, много лет назад, когда Линьчунь могла сказать, что это ее постоянный друг. Надежный Цзиян, мальчик, живущий по соседству… Что бы ей сейчас ответить?

Но Цзиян в армии: он солдат по призванию.

«Если уж ты не согласилась выйти за меня замуж, так, по крайней мере, наслаждайся жизнью», — вот что он сказал бы. И потом, Цзиян не был ее судьбой, Линьчунь знала это.

— Вы очень любезны, господин Ку…

За этим должно было последовать «но», они оба понимали это, но вместо «но» сам собой прозвучал вопрос:

— Когда?

— Ну, скажем, в девять? Боюсь, мой опыт в отношении ночных клубов весьма ограничен, но думаю, они не начинают раньше девяти. — Если бы перед ней сидел кто-нибудь другой, Линьчунь подумала бы: «Брось придуриваться», но в устах Ку это походило на правду. — Может быть, я заеду за вами в это время?

— Ну…

В ней вспыхнула искорка негодования. Отчасти потому, что Ку представил свое приглашение как некое деловое мероприятие: пошли, мол, проверим клиента. Представьте меня ей. Но в глубине души таилось еще что-то, имеющее отношение к самому Ку. Линьчунь вдруг поняла, что он обладает властью над ней и может заставить принять предложение. И такая власть проистекает вовсе не из его положения управляющего.

— Мне бы очень хотелось согласиться, но я несколько беспокоюсь….

— Беспокоитесь? Наверное, боитесь, что пойдут разговоры?

— Да. Пожалуйста, извините меня, но женщина должна быть осмотрительной, если хочет сделать карьеру.

— Я прекрасно вас понимаю. Какая жалость! Сегодня вечером там будет кабаре, и я уже купил билеты. Ну что ж, пойду один и сам представлюсь.

Ку явно огорчился. В глазах Линьчунь сквозило сомнение. Она представила, как этот очкарик рыщет за сценой в поисках Мэйхуа, и поняла, что не допустит этого.

— Я поеду, — выпалила она.

Два часа промелькнули в сплошной суете, но Линьчунь, последний раз пройдясь по лицу пуховкой, все-таки ухитрилась оказаться на крыльце родительского дома как раз в тот момент, когда такси Ку подъехало к тротуару. Добраться до цели, однако, оказалось нелегко.

— Это где-то на Двадцатой улице, отходящей от Сван-Чэн-роуд, — настаивала Линьчунь.

Но на Двадцатой улице было не менее двадцати ночных клубов.

— В темноте все выглядит иначе, — пожаловалась она, когда они поднимались на пятый этаж на лифте.

В дверях их встретила хозяйка и провела под навесом из искусственных глициний к столику, на котором стояла ваза с одним цветком.

— Привет! — навстречу им быстро вышла другая китаянка, очень высокого роста. — Меня зовут Моли. — Она указала на цветок в вазе с тонким горлышком и улыбнулась.

Ку удивленно покачал головой.

— Моли, — повторила Линьчунь. — Жасмин. Это игра слов. Здесь у всех девушек имена ночных цветов. «Вечерний аромат» — понимаете?

Линьчунь заказала кока-колу, Ку — тайваньское пиво. Вместе с напитками принесли счет. Ку поднес его поближе к свече, горевшей в оранжевом стеклянном шаре.

— Ну и ну! И это за пиво и безалкогольный напиток?!

Линьчунь смотрела на свой стакан с колой, готовая провалиться сквозь землю. Ку, казалось, опомнился, увидев ее смущение.

— Простите, простите, — пробормотал он.

— Нам с вами трудно это понять, но цены у них считаются низкими. Они еще только встают на ноги и стараются поддерживать репутацию не слишком дорогого заведения.

— Ну, конечно.

— В заведениях такого рода цены обычно выше на сто — сто пятьдесят процентов! Ведь им приходится выплачивать банковский заем, — объяснила Линьчунь с каменным выражением лица.

Ку неопределенно хмыкнул. Его глаза стали привыкать к полумраку. Ночной клуб «Вечерний аромат» представлял собой большую квадратную комнату с разным уровнем пола. Две трети пространства были слегка утоплены и заставлены маленькими круглыми столиками, покрытыми скатертями; на каждом стояла высокая ваза с цветком. Возле сцены размещалась небольшая круглая танцплощадка. Позади нее Ку видел только музыкальные инструменты: синтезатор, барабан, гитару. Был там и микрофон, а за ним — вертящийся круг «диско».

— Очень впечатляюще.

Линьчунь была с ним согласна. Все как в роскошном саду. Позади бара, рядом со сценой, тянулось к потолку высокое, цветущее сливовое дерево. На противоположной стороне, как бы для симметрии, стояла клетка с живыми голубями. Ощущение, что ты находишься на природе, еще больше усиливалось за счет новых корзин, висящих на бамбуковых балках, деревянных шпалер на стенах и циновок из кокосовых волокон на полу. Цвета в основном зеленые и белые, с редкими мазками желтого для живописности.

— И как здесь идут дела? — спросил Ку.

— Мне сказали, что очень хорошо.

— Вам сказали… Значит, вы этому верите?

— Верю, но… видите ли, вы же понимаете не хуже других, как это обычно происходит, господин Ку. Всегда существует тройная бухгалтерия: одна — для властей, другая — для партнеров и еще одна, реальная. Ведь цифры нужно интерпретировать, верно?

— Да, на чем основано мнение о состоянии дел госпожи Мо?

— Все получается лучше, чем предусматривалось по планам. Во всяком случае, ее заведение окупится не через семь, а через пять месяцев.

Ку осматривался. Тем временем трое музыкантов прошли на сцену и начали настраивать инструменты. В дальнем конце зала неожиданно появилось пятно света и, мигая, забегало по сцене, пока не остановилось на гитаристе, который взмахом руки ответил на легкие рукоплескания. Затем луч высветил группу молодых людей, направляющихся к большому столу возле сцены. При виде их Ку насторожился.

— Похожи на завсегдатаев, — прошептал он, не открывая глаз от вновь пришедших. — Вам известно что-либо насчет постоянных клиентов?

— Слишком мало. Конечно, это заведение предназначено для публики, как-то связанной с кино. Идея заключается в том, чтобы появилось ядро клиентов, любителей хорошо провести время, поужинать, выпить и поглазеть на кинозвезд. Только сюда, в Мэй-Цзу, можно быстро доехать на такси от Линсен-Норт-роуд, так что идея неплохая.

Линьчунь почувствовала, что босс не слушает ее. Как он груб, подумала она уныло, но потом поняла, что для Ку это прежде всего дело, и решила, что с надеждой поразвлечься пора прощаться.

За большим столом сидели пять человек: две пары и один мужчина без спутницы. Все мужчины были западного происхождения, обе женщины — китаянки.

— Привет, Род, что будешь заказывать?

Голос казался смутно знакомым. Ку подался вперед, напрягая слух. Но тут приглушили освещение, и Линьчунь прошептала:

— Я думаю, сейчас будет выход госпожи Мо.

Она оказалась права. Частая барабанная дробь, общее музыкальное крещендо, завершившееся грохотом цимбал, — занавес осветился лучами прожекторов, затем открылся, и на сцене показалась шоу-звезда.

Лишь одно определение пришло на ум Ку: сладострастная. Певица была облачена в черно-белое полосатое платье до полу, с длинными рукавами. Декольте было очень глубоким, а грудь роскошна. Мэйхуа стояла, выставив вперед ногу и уперев левую руку в бедро, такое волнующе крутое, что Ку неожиданно подумал: надень на него очки — они удержатся. В другой руке девушка держала микрофон.

— Спасибо, спасибо вам. Всем огромное спасибо.

Низкий, усиленный микрофоном голос эхом разлетелся по залу. Но кто-то, вероятно, настраивал уровень громкости, потому что слово «огромное» было едва слышно.

— Первая песня этого вечера, как всегда, «Душистые цветы»! — Мэйхуа подняла микрофон высоко над головой, а потом широким взмахом опустила вниз. — Уберите его…

Опять раздались аплодисменты. Ку налил себе пива в стакан и закурил. Он имел слабость к любовным песням на местном наречии.

— «Душистый цветок», — напевал он тихонько, не замечая, что Линьчунь украдкой наблюдает за ним. Она была изумлена, увидев, что Ку любит музыку. Дрянная любовная песенка, а ее босс, мистер Факты и Цифры собственной персоной, мурлычет ее.

Ку в это время не мог оторвать глаз от певицы. Он не старался подыскать эпитеты, типа «шарм», или «изюминка» или даже «сексапильность». Всего этого ей было не занимать, и ее сексуальность сочилась из каждой поры, словно мед, смешанный с вином. Красные, как роза, губы, длинные волнистые волосы, горящие глаза, высокие скулы, лицо классической китайской красоты, гибкое тело… о, да!

И петь она тоже умела. Каждая знакомая Ку фраза звучала как гармония чувства, тембра и модуляций. Когда песня подошла к концу, пятно света стало постепенно уменьшаться, перешло сначала на лицо Мэйхуа, потом на ее рот… Музыкант, игравший на синтезаторе, украсил последние такты парой рулад, и свет погас совсем. Раздались восторженные аплодисменты, к которым присоединились Линьчунь и Ку.

Ку улыбнулся своей спутнице, ему было приятно сознавать, что он доставил Линьчунь удовольствие. Ку чувствовал, как в нем растет нежность к этой замечательной женщине, что словно несла с собой свежесть утра после удушающих ночных ароматов, которые, казалось, источал облик Мэйхуа.

— А теперь кое-что более современное, немного более… ну, скажем, раздумчивое…

Мэйхуа играла с публикой, соблазняя кокетливыми уловками каждого мужчину в отдельности. Она взглянула в сторону большого стола, улыбнулась и слегка покачала головой.

— Вот прекрасная баллада группы «Дайр Стрейтс» — «Любовь и золото». Я хотела бы посвятить эту красивую песню человеку, который сегодня находится в этом зале. — Мэйхуа понизила голос до шепота. — Для… Мэта.

Среди публики раздались восторженные крики, сидевшие за большим столом фамильярно хлопали кого-то по плечу. Потом кто-то зашикал, и в зале прозвенели шесть томительных нот, жалобы уличной девчонки, которой сделали больно, но которая не хочет показать это. Мэйхуа сделала глубокий вздох, закинула голову и запела. Ее низкий хрипловатый голос плыл вслед за мелодией, не перекрывая ее и не соревнуясь с ней. И, пока она пела, в дымно-голубых тенях зала разливалась сладостная печаль.

Ку повернулся к Линьчунь.

— Простите, — прошептал он. — Я вернусь через минуту.

Он скользнул в ту сторону, где находился бар и светящаяся табличка с изображением черной мужской фигуры, стоящей расставив ноги. К удивлению Линьчунь, Ку прошел мимо мужского туалета и исчез за другой дверью — между баром и сценой. Она покачала головой, удивляясь и досадуя одновременно. Как такой талантливый банкир может быть столь безнадежен во всех других отношениях — это оставалось для Линьчунь загадкой.

Ку направился прямо к цели, потому что провел большую часть дня, изучая план здания, который обнаружил в папке банковского досье на клуб. Он оказался в узком коридоре, освещенном одной голой лампочкой. Слева от него была дверь, за ней, насколько он помнил, должны находиться мойка и складское помещение. В конце коридора — еще одна дверь, ведущая направо, за сцену. Мелодия и слова проникали вслед за Ку и сюда, лишь слегка приглушенные тонкими перегородками.

Времени оставалось немного: может быть, она споет третью песню, а может, и нет. Ку двумя большими шагами преодолел расстояние, отделявшее его от конца коридора, и прижался ухом к двери. Тишина. Он осторожно повернул ручку. Отжав задвижку, слегка подтолкнул дверь плечом и приоткрыл ее ровно настолько, чтобы увидеть: комната погружена в темноту.

Ку быстро вошел, притворив за собой дверь и потянулся к выключателю. Гримерная — вот она цель! Напротив была вторая дверь, ведущая, как он знал, за кулисы. Ку метнулся к ней и снова напряженно прислушался. Где-то с другой стороны двери слышался низкий гул голосов, почти полностью заглушаемый пением.

Комната по размерам была чуть больше шкафа. На крючке за дверью, через которую вошел Ку, висело женское будничное платье. У трюмо стоял стул, повсюду раскидана одежда и косметика. Вокруг зеркала Мэйхуа приколола множество карточек, приглашений и фотографий.

Фотографии.

На одном снимке, самом большом, сделанном на заказ, размером девять на двенадцать, был изображен Мэт Юнг с широко раскрытыми глазами и слегка раздвинутыми в улыбке губами. Фото закрывало почти треть небольшого зеркала.

Ку достал авторучку и приготовился действовать.

Это была необычная ручка. Ку разыскал и приобрел ее в одном из переулков. В колпачок был вмонтирован миниатюрный фотоаппарат, предназначенный для моментальной съемки. Стандартное снаряжение для шпиона, но годится также и для современных менеджеров в случае необходимости. Конечно, ведь хозяин магазина с гордостью заверил Ку, что каждую неделю у него покупают эти ручки дюжинами. Они вполне расходятся в массовой продаже.

Ку быстро отвинтил зажим с колпачка, открыв крошечные линзы объектива. Потом вставил зажим в отверстие колпачка и покрутил, пока он не вошел в специальный паз. Еще один поворот и все готово. Ку направил объектив на фотографии и нажал на зажим.

Раз. Два. Три. Ку вздрогнул и прислушался. За дверью кто-то двигался. Судя по музыкальному сопровождению, Мэйхуа заканчивала петь. Быстро, быстро, быстро… Четыре… Пять…

Тут дверь, ведущая за кулисы, резко распахнулась, и музыка сразу же оглушила Ку.

— Ты кто, черт возьми?

Их было двое: один высокий, очень худой, лет тридцати пяти, из кармана пиджака торчат солнцезащитные очки; другой — помоложе, в джинсах и свитере, в шоферских перчатках без тыльной части.

Плохо, очень плохо…

— Я дожидаюсь госпожу Мо. Я ее поклонник.

Старший тяжелым взглядом смотрел, как Ку надевает колпачок на ручку, собираясь положить ее в карман.

— А ну, давай сюда!

Ку отступил назад, к двери, через которую вошел в комнату. Мужчина в костюме попытался схватить ручку, но она упала на пол между ним и Ку.

— Грязный ворюга, — сказал мужчина, наклоняясь.

— Стой! — Младший увидел, как рука Ку потянулась к дверной ручке у него за спиной.

Ку уставился на нож, неожиданно оказавшийся в руке, обтянутой перчаткой. Музыка смолкла, но Ку не услышал аплодисментов. Напоследок Мэйхуа приберегла в виде сюрприза еще одну музыкальную фразу.

Наконец ее голос замер. Секунда прошла в гробовом молчании. А потом началось… Публика неистово топала ногами и аплодировала. Человек в костюме снял колпачок с ручки Ку и уставился на перо. Дверь позади Ку слегка приоткрылась. Стоявший за ней человек почувствовал чье-то сопротивление, толкнул посильнее, и Ку налетел на мужчину в костюме, выбив ручку у него из рук.

— Так-так, мистер Чэн, — раздался холодный голос сзади, — полагаю, вы не знаете, что угрожаете ножом управляющему банком, от которого госпожа Мо получила ссуду.

Нож исчез словно по волшебству. Человек в костюме попятился и встал рядом со своим товарищем, с сомнением переводя взгляд с одного лица на другое.

— Он с вами, госпожа Шань?

— Да, это мой шеф.

В этот момент кто-то резко распахнул дверь, ведущую на сцену.

— Убирайтесь из моей уборной! О… Линьчунь! Как? Это ты?

— Добрый вечер, Жаки.

Крошечная комнатка с трудом вмещала пятерых, но даже в такой толчее Ку отметил, что Мэйхуа, или Жаки, как ее теперь почему-то назвали, обладала даром увеличивать любое пространство и заполнять его собой.

— Что все это значит? — требовательно крикнула Мэйхуа.

Линьчунь взяла на себя главную роль, заговорив холодно, спокойно и деловито.

— Это господин Ку Цзинхэй, управляющий банком, в котором я работаю, а также твой большой поклонник. Когда твои люди набросились на него, господин Ку как раз дожидался тебя. Скажи, Жаки, ты знаешь, что у одного из них нож? Наш банк должен быть в курсе такого рода вещей.

Ку каким-то образом удалось развернуться, что было совсем непросто в такой давке, и теперь он с нескрываемым восхищением посмотрел на госпожу Шань.

— Нож?! — Певица теребила низкий вырез платья. Она внезапно побледнела и сразу стала беззащитной и беспомощной. — Мэт, ты слышал? — Мэйхуа повернула голову, но неохотно, словно боялась отвести глаза от двух вышибал.

Тогда заговорил Мэт Юнг, стоявший у нее за спиной.

— Убирайтесь оба, — тихо произнес он по-английски. — Инцидент исчерпан.

Два китайца переглянулись, оценивая ситуацию. Это были крутые ребята, но ростом маловаты. Мэт, который был гораздо выше, с весьма решительным видом перекрывал им выход.

— Нож! — Мэйхуа тяжело вздохнула. — Боже мой, я должна присесть.

Она обожгла взглядом вышибал, которые попытались проскользнуть мимо Мэта.

— Минуточку, — сказал Мэт, взяв одного из китайцев за руку. — Чья это ручка? — Он говорил на правильном китайском, медленно выговаривая слова.

Вышибала неохотно передал ручку Мэту. Мэйхуа опустилась в кресло, стоящее перед зеркалом, и машинально поправила выбившийся локон.

— Мне нужно выпить, — выкрикнула она, — Боже мой, нам всем нужно выпить. Виски, и сейчас же! Повернувшись в кресле, Мэйхуа всплеснула руками. — Господин Ку! Что я могу сказать? Мне очень стыдно за то, что произошло.

Линьчунь, прислонившись плечом к дверному косяку, с улыбкой наблюдала за разворачивавшимся на ее глазах спектаклем.

— Понимаете, они так заботятся о моей безопасности. — Мэйхуа опустила глаза и прикусила губку. — Постарайтесь поставить себя на мое место, господин Ку. Мне нужны телохранители, во всяком случае, мои друзья настаивают на этом. К сожалению, все люди такого рода отличаются необыкновенной тупостью. Ах! Совсем забыла… простите! Познакомьтесь, пожалуйста. Мистер Мэт Юнг. Господин Ку, а это Шань Линьчунь. О, дорогая… — Мэйхуа схватила за руку Линьчунь и обратилась к Мэту, легко перейдя на английский. — Она была таким ангелом… Мэт? Что с тобой? Вы знакомы?

Мэт пристально смотрел на Ку. На лице Мэйхуа была написана полнейшая невинность, но, приглядевшись, Линьчунь заметила в пытливом взгляде певицы нечто хищное.

— Нет, мы едва ли встречались, — сказал Ку, протягивая руку.

Когда он заговорил, Мэт слегка склонил голову набок и, нахмурился, словно оценивая произведение искусства, проверяя его подлинность.

— А мне показалось, что встречались. Вы бывали когда-нибудь в материковом Китае, господин Ку?

— Никогда.

— В местечке, которое называется Чаян?..

— Я никогда не посещал материковый Китай.

Мэт взглянул на руку Ку и осторожно, словно боясь, что она развалится от резкого прикосновения, пожал ее.

— Могу ли я получить обратно свою ручку? — поинтересовался Ку.

Мэт передал ему ручку. Мэйхуа вздохнула.

— Господин Ку, я действительно не нахожу слов для извинений. — Казалось, в ней не осталось и следа от певицы из ночного клуба. Мэйхуа говорила очень вежливо, на самых низких регистрах своего замечательного голоса.

— Это полностью моя вина, — заявил Ку. — Не было никакой необходимости заходить в вашу комнату. Госпожа Шань сказала, что я ваш поклонник; так оно и есть, и весьма горячий, но даже это не может послужить мне оправданием. Я искал, э-э… другую комнату.

Мэйхуа отвернулась, скрывая улыбку.

— Конечно, — заметила она дипломатично, — это происходит уже не в первый раз. Здесь не так-то просто найти… удобства.

Появилась хозяйка с бутылкой виски и стаканами. Мэйхуа засуетилась.

— Я только разгримируюсь и сразу присоединюсь к вам.

Линьчунь взглянула на Ку, намекая, чтобы он взял инициативу в свои руки. Тот кивнул.

— Стало быть, до скорой встречи!

— Мистер Юнг, я уверена, что вы окажете мне любезность; проведите всех в зал и подыщите хороший столик.

Бросив еще один подозрительный взгляд на Ку, Мэт проследовал за ним и Линьчунь к двери.

Мэйхуа, глядя в зеркало, начала снимать грим и внезапно застыла, словно зачарованная собственным отражением. Она чувствовала себя сбитой с толку. Что же произошло сегодня вечером? Мэйхуа вспомнила огни, возбуждение, зрителей, ее власть над ними… а потом… Ее лицо совсем по-детски обиженно нахмурилось. А потом началась эта склока. Она ненавидит склоки. И платит людям, чтобы те защищали ее от неприятностей. Она тратит на них деньги впустую. А вот дорогой Мэт, которому она не платит ни гроша, делает все так чудесно.

Мэт. Нужно, чтобы он почаще был с ней рядом. Губы Мэйхуа беззвучно шевелились. Он серьезный человек, настоящий мужчина… Такой и нужен. Мэйхуа чувствовала, что уплывает. Уплывает в приятный мир, куда приятнее, чем тот, что окружает ее сейчас. И когда кто-то постучал в дверь, слово «Войдите!», сорвавшееся с ее губ, прозвучало так, словно вместе с ним вылился целый поток яда.

В комнату смиренно вошли китайцы-телохранители. Мэйхуа заставила их подождать несколько минут, пока она снимет последние остатки грима, снова полностью сосредоточившись на этом занятии.

— Эдди, — обратилась она к молодому китайцу, — правда ли, что ты угрожал ему ножом?

— Ну, он был…

— Да или нет?!

— Да.

— Эдди, знаешь, что я с тобой сделаю, если ты когда-нибудь еще покажешь нож? — Она отвернулась от зеркала. — Ты видел когда-нибудь казнь триадистов? Нам пришлось однажды инсценировать ее на радио в Гонконге. Мне стало тошно даже от спектакля, и не только мне одной, должна сказать. Понятно?

— Я понял, госпожа Мо.

— Тогда исчезните оба.

Но не успели они открыть дверь, как Мэйхуа окликнула:

— А-Пин!

Услышав, что Мэйхуа назвала его уменьшительным именем, второй китаец несколько приободрился и вернулся назад.

— Да, госпожа?

— Ку — это имя хакка, верно?

— Похоже, что так.

— Как же оно будет звучать на «мандаринском»?

А-Пин поразмыслил минуту.

— Думаю, самое близкое — Цю.

 

Глава 8

Холодный ветер шевелил траву на склоне Ак-Тай-То-Янь — самой высокой горы Коулуна, но кроме вздохов ветра ничто не нарушало тишину декабрьской ночи. На том склоне, что смотрел на материк, на большой высоте, стоял дом, несколько странный: выпирающие перекрытия, террасы, расположенные неравномерными уступами, стены из песчаника и серая черепица на крыше. Все детали дома были отчетливо видны в темноте, потому что каждый дюйм этого необычного здания освещался прожекторами.

Внизу, далеко от дома, какой-то человек, методично и неторопливо, как крот, завершал свой путь по лабиринту пещер, прорезавших горы. Это был молодой здоровый китаец. Императорская колониальная иммиграционная служба признала бы в нем Дэниела Фэна, хотя у него было много других имен и кличек. Ему пришлось несколько часов ползти по узким туннелям, где гулял ветер, пока он не добрался до цели — до стальной лестницы, ведущей вверх, к дому. Теперь Дэниел Фэн начал карабкаться по ней. На шестой ступени его рука наткнулась на что-то твердое. Фэн поднялся на следующую ступеньку и толкнул преграду головой, затем плечами. Несмотря на сопротивление, ему наконец удалось сдвинуть преграждавший путь щит. В следующую секунду Фэн оказался в помещении. Пока он на ощупь искал фонарь, вдруг вспыхнул ослепительный свет. Фэн задохнулся от удивления и внезапно свалился. Прежде чем он успел прийти в себя после падения, сильные руки обхватили его за грудь, кто-то связал ноги, и Фэн оказался совершенно беспомощным.

Пока его волокли наверх, он заметил «иностранного дьявола», сидевшего на корточках. В руке тот держал карточку в пластиковом чехле.

— Умеешь читать по-английски? — спросил иностранец. — Тут написано мое имя, видишь? Питер Рид, а ниже говорится, что я помощник комиссара полиции. Понятно?

Сью Лэн уже два года работала в доме Юнгов. Сегодня она превзошла самое себя, и обед получился вкуснее, чем обычно. Но и ситуация была особая: единственный сын вернулся с Тайваня навестить родителей, а единственная дочь лежала наверху в постели тяжело больная. Сью Лэн не нужна была гадалка, чтобы понять, как обеспокоены Юнги. Она читала это на лице своего господина, прислуживая ему за столом.

Старуха всегда знала, что от нее требуется, без слов понимая, чего ждет от нее господин, но до сих пор, как и два года назад, боялась его. Волнистые каштановые волосы Саймона Юнга начали седеть на макушке, но в остальном он, казалось, почти не постарел. Саймон был невероятно высоким; шесть футов и четыре дюйма. Росту соответствовало крепкое телосложение, квадратная челюсть говорила о крутом нраве, но две глубокие полукруглые носогубные складки искупали это впечатление, придавая лицу слегка насмешливое выражение. Обычно взгляд широко раскрытых ясных глаз Саймона выражал решительность, но сегодня веки полуопущены — то ли от усталости, то ли от желания скрыть беспокойство. Время от времени веки поднимались, и в глазах сверкали ледяные искорки, что пробуждало у Сью Лэн тяжелые воспоминания о тех днях, когда дела шли плохо… Она быстро обслужила хозяев и ушла, чтобы дать им возможность спокойно обсудить семейные неурядицы.

Саймон ловко поднес ко рту креветку с помощью палочек.

— А ты знаешь, что значения более девяти тысяч китайских иероглифов связаны с едой или обозначают названия блюд и съедобных веществ? — спросил он Джинни.

— Нет, не знаю и, более того, не верю в это. Давайте сменим тему разговора. — Джинни игриво похлопала мужа по запястью. — Я хочу знать, почему ты заставил Мэта приступить к работе, когда у него отпуск.

— Он сам так решил.

Мэт усмехнулся и сосредоточился на еде, время от времени искоса поглядывая на мать. Бог свидетель, она хорошо сохранилась, думал он. Немногие женщины продолжают так следить за собой, когда им… сколько? Джинни тщательно оберегала тайну своего возраста.

— У большинства китайцев по три дня рождения в год, — часто говаривала она. — У меня один день рождения в три года!

И Мэт, наблюдая за ее скупыми движениями, готов был согласиться. Округлое лицо Джинни по сей день оставалось моложавым, хотя кожа на шее начала увядать, а волосы немного поредели. В чудесных миндалевидных глазах (такие глаза англичане считают типично китайскими) светилась жизненная сила, и крошечная родинка на лбу была столь же привлекательна, как и прежде. Кроме шеи и волос только слегка пополневшая талия говорила об ушедшей молодости.

— Как Диана? — спросил Саймон.

— Неважно, — ответила Джинни. — Она не захотела сойти вниз. И выглядит ужасно.

— Да уж, — угрюмо признал Мэт. — Думаю, ей нужно лечь в больницу на обследование. Это тянется уже месяцы.

— Джинни, ты разговаривала с врачом?

— Да. Он сказал, что, если это воспаление желез, он ничем не может помочь и ей нужен только отдых. Но…

— Что «но»?

Джинни тряхнула головой.

— Тут что-то другое, я уверена. Хотелось бы мне знать, отчего в действительности ей так плохо.

— Что ты имеешь в виду?

— Ей… нанесли какой-то вред. — Джинни предупреждающе вытянула руку. — Не спрашивай меня, я тоже не знаю в чем дело.

Саймон погрузился в размышления.

— Почему бы тебе не взять Диану в Пекин, пока она здесь? Ты можешь там остаться на неделю.

— Я так и сделаю.

Саймон решил, что пора поменять тему.

— Сегодня случилось событие, которое может порадовать тебя, Мэт.

— Какое же?

— «Данни» купил «Сэмпан Мажестик».

— Ты шутишь!

— Нет. Права переданы по договоренности.

— А что это за «Сэмпан Мажестик»?

Мэт повернулся к матери.

— Помнишь, ма, я вложил в эту компанию фонды крикетного клуба в Винчестере?

Джинни ничего не ответила, и Мэт перевел взгляд на Саймона.

— Ты не рассказывал? — спросил он недоверчиво.

— Нет. Письмо из школы было такое неприятное, что я никому его не показывал.

— Что все это значит? — спросила Джинни.

— Наш сын вложил львиную долю фондов крикетного клуба в акции гонконгской фондовой биржи. Он однажды на каникулах услышал о ней от меня. Компания называлась «Сэмпан Мажестик». Через две недели стоимость акций удвоилась.

— Удвоилась? Но ты же сказал, что в школе были недовольны?

— Так оно и было. Английскому джентльмену, нет, кажется, они называли его «мальчиком», не пристало заниматься такого рода вещами с фондами клуба. — Саймон не скрывал своего презрения.

— Эти англичане! — сказала Джинни раздраженно. — Никогда мне их не понять. — Заметив, как вытянулось лицо мужа, она тут же улыбнулась. — Некоторых, — ласково добавила Джинни и погладила мужа по руке. — Ну, ладно, я пойду посижу с Дианой. — Джинни обошла вокруг стола и обняла Саймона. — Дорогой, пожалуйста, не задерживай Мэта разговорами. Я хочу почаще видеться с ним, пока он здесь.

— Скажи Ди, что я скоро поднимусь, — крикнул ей вслед Мэт и повернулся к отцу. — Па, я видел сегодня днем Химчклиффа. Заставил его показать мне прошлогодний отчет по Тихоокеанскому бассейну.

— И что ты думаешь об этих цифрах?

— Для моих целей они слишком устарели. Этот парень даже не представляет, какой на Тайване рынок для электронного оборудования. Если говорить о валовом росте, мы можем сделать все гораздо лучше.

— Ты уверен?

Мэт задумался.

— Да, — сказал он наконец, — абсолютно уверен. Человек пятнадцать тайваньцев, моих приятелей, будут рады доказать тебе это.

— А как насчет более обширных проектов? Политических.

— Тайвань — материковый Китай? — Мэт пожал плечами. — Сейчас это уже гроша ломаного не стоит. Вспомним Квэмой. Мы все знаем, что «красные» постоянно обстреливали остров, но это закончилось много лет назад. Гоминьдан собирается превратить Квэмой в курортную зону. Почему бы и нам не принять в этом участие?

Саймон сложил салфетку и почему-то отшвырнул ее.

— Нет, прежде всего потому, что перестрелка возобновилась.

— Что ты сказал? — не веря своим ушам, переспросил Мэт.

— То, что слышал. И наши националисты только что начали ответный огонь.

— Но я ничего не читал об этом в газетах. — Мэт был ошеломлен. — В Тайбэе подняли бы шум до небес, если б такое случилось.

— В Тайбэе все крайне встревожены. Друзей у них мало, и меньше всего они хотят, чтобы об этом узнала широкая публика, особенно теперь, когда они сами нанесли ответный удар. Мир легко поверит, что тайваньцы — зачинщики.

— Но как же можно держать такую новость в тайне? А корабли, самолеты? Экипажи должны были что-то заметить и доложить.

— Все коммерческие рейсы на кораблях и самолетах запрещены, и из соображений безопасности они обходят Квэмой за много миль.

— Как же ты узнал?

— У меня есть свои надежные источники информации. Пройдет немного времени, и об этой истории пронюхает разведка фондовой биржи. Тогда все закрутится. Думаю, сейчас мы в преддверии военного вторжения на Тайвань.

— Что?

— Я говорю серьезно. После многолетних колебаний решение наконец принято.

— Прости, но я плохо понимаю. — Мэт старался держать себя в руках. — Ты говоришь, что «красные» готовятся к войне? Но это же нереально.

— Да? А как насчет другой реальности? Для чего, по-твоему, «красным» нужен «Апогей»?

Мэт молчал.

— В любом случае нет причин принимать все так близко к сердцу. Едва ли это коснется тебя.

— Меня? Да я живу здесь!

— И, надо признать, на весьма непрочной основе. Почему бы завтра правительству Тайваня не вышвырнуть тебя из страны? У тебя есть постоянное место жительства?

— Нет, но…

— Ты говоришь по-китайски?

— Еще нет.

— У тебя есть близкие? Иждивенцы?

Слово «возлюбленная» едва не слетело с губ Мэта, но он не произнес его. Уже не в первый раз он пожалел о своем решении не спешить с Мэйхуа. Со времени их последней встречи прошли месяцы, а Мэт еще не знал точно, куда заведут их эти отношения.

— Извини, но я не могу примириться с мыслью, что кто-то позволит «красным» завладеть Тайванем.

— А кто остановит их? — раздраженно парировал Саймон. — И каким образом?

— Я полагаю, это очевидно. Америка.

— Нет. Вашингтону хватило Вьетнама. Кроме того, договор о взаимной обороне между Тайванем и США больше не существует. — Саймон понизил голос. — Они не боятся Тайваня. — Он говорил тихо, едва слышно. — Они вдруг перестали бояться Америки и кого бы то ни было еще. Они стали дерзкими, настойчивыми. — Саймон поморщился и решительно тряхнул головой. — У них появился друг. Союзник, благодаря которому баланс силы сместился с Запада на Восток, а Китай получает защиту от любых выпадов… Это пакт между Пекином и Москвой.

— Ты шутишь!

— Нет, не шучу. Люди в Пекине, с которыми я веду дела, обладают такой самоуверенностью, какой я в жизни не встречал. Они берут на себя непомерный риск. Возьми хоть нашего нового управляющего банком в Тайбэе.

— Цю? Но я еще не уверен, что это он.

— А я уверен, кожей чувствую. Скоро отправлюсь туда, тогда, возможно, мы узнаем больше.

Мэт долго молчал, переваривая услышанное. Когда первый шок прошел, ему пришло в голову сомнение относительно выводов отца: во всей Юго-Восточной Азии не было такого доступа к информации, как у Саймона.

— Мама, наверное, ничего не знает, — прошептал Мэт.

— Конечно! И не должна знать, иначе она станет требовать, чтобы я отозвал тебя из Тайбэя. Полагаю, ты не хочешь этого?

— Нет.

— А что ты собираешься делать?

Мэт поднял глаза и, увидев, что отец смотрит на него с искренним сочувствием, приободрился.

— Не знаю. Ты обсуждал эту ситуацию с Генри Ся?

— Еще нет. Но вскоре, разумеется, придется.

— Хорошо. Могу поговорить об этом со своими партнерами.

— Будь осторожен.

— Разумеется.

— В таком случае, в добрый час.

— Спасибо. — Мэт встал. — Па, с этим ведь нельзя тянуть, верно? Не возражаешь, если я сделаю пару звонков в Тайбэй?

Саймон смотрел на сына и ощущал прилив отцовской гордости.

— А как же Ди?

— Ты сам можешь пойти и посидеть с ней.

Этот поворот позабавил Саймона. Он все еще посмеивался, когда зазвонил телефон. Они оба поспешили в прихожую, но Джинни опередила их и передала трубку Саймону. С минуту он слушал и вдруг крикнул:

— Что? Я еду прямо туда. — Саймон швырнул трубку, потом опять снял и набрал номер: — Алло! Дайте мне Джорджа Форстера… черт возьми, скажите, что это Саймон Юнг… Джордж! Слушай…

Джинни вздохнула.

— Всегда у нас в доме только дела.

— Мы с Ди выросли в этой обстановке, — прошептал Мэт. — И никогда не имели ничего против.

— Вы — может быть, а я почему-то никак не могу привыкнуть, что мой дом — это вторая контора. — Джинни пристально посмотрела на сына. — Собираешься идти по той же дорожке?

— Кажется, бизнес у меня в крови.

Саймон положил трубку как раз в тот момент, когда сын произнес эти слова.

— Вот и хорошо, — резко сказал он. — Потому что мы выезжаем сию же минуту. Проверь, с собой ли у тебя пропуск. Пошли!

— О нет! — взмолилась Джинни. — Ты даешь нашему сыну одну неделю отпуска в два года, а потом похищаешь его у матери среди ночи. Саймон, прошу тебя…

— Куда мы едем? — спросил Мэт.

— В лабораторию. Питер Рид поймал крупную рыбу. Тайваньскую акулу.

— О Господи! Неужели прямо там?

— Прямо там. — Саймон обернулся к жене. — Спокойной ночи, любовь моя. Не жди нас.

Джинни тяжело вздохнула, покорно улыбнулась и подставила мужу щеку для поцелуя с таким выражением, словно приносила в жертву нечто драгоценное. Казалось, что на этом они и расстанутся, но уже с порога Саймон вернулся и обнял жену. Глядя на родителей, Мэт спрашивал себя, есть ли у него надежды на такое же глубокое чувство в жизни.

Саймон так быстро вел «роллс» по дороге, спускавшейся от Рипалс-Бэй, словно проверял машину на прочность. В нем не осталось и следа прежней мягкости.

— А я думал, что в здание проникнуть невозможно, — заметил Мэт. — Тебе оставалось сделать только одно: застрелить рабочих, когда они все закончили, и похоронить их в безымянных могилах.

— Наверное, так и следовало поступить. — Саймон резко вильнул, чтобы не столкнуться с автобусом. — Нет, это моя вина, а не тех, кто работал по контракту.

— Да почему же, Господи?

— Роберт Чжао приобрел это место в то время, когда оно все было изрыто туннелями. Правительство отдало его нам, и нашим первым инстинктивным желанием было забетонировать их. Мы так и сделали, но оставили одну пещеру. Она никогда не была подключена к компьютерной системе охраны.

— Не могу понять, что побудило тебя…

— Значит, ты непроходимый тупица! Если бы тебя финансировали два проклятых правительства и оба больше всего на свете любили совать нос в твои дела, тогда и тебе захотелось бы иметь потайной ход. Каким образом, думаешь, мы доставили чип Ленни Люку, и при этом ни Ленни, ни Пекин не потребовали своей доли?

— Значит, дело обстоит так плохо?

— Хуже! Ты, конечно, понимаешь, что у Питера Рида есть шифр нашей системы охраны?

— Конечно нет.

— У его людей такие же дисплеи, как и у наших. Они контролируют эту систему.

— Ты хочешь сказать, что они заглядывают нам через плечо?

— Верно. Там нет ни одного замка, который Питер Рид не мог бы открыть, — ворчал Саймон. — Есть один. Я не давал ему ключа от своей уборной.

— Я никогда не понимал, зачем ты купил дом Роберта Чжао.

— Не понимал? Так слушай. Ты знаешь, что «красные» китайцы убили Чжао?

— Да. Твои знаменитые друзья с пистолетами. Господин управляющий банком Цю, как его теперь… Ку Цзинхэй.

— Этот дом был лакомым кусочком. Работа над «Апогеем» только начиналась в то время. Нам нужно было укромное безопасное место, абсолютно уединенное. Дом Чжао идеально подходил для этого.

— За исключением одной пещеры.

— Верно. Но эта пещера позволила мне сэкономить на таможенных налогах больше, чем ты получишь в качестве зарплаты за всю свою жизнь. А теперь Рид знает о пещере. Вот мы и приехали…

Саймон одолел последние несколько ярдов крутой проселочной дороги и подъехал к дому, выстроенному в шведском стиле, который стоял на склоне Ак-Тай-То-Янь.

— Кстати, не забывай, с кем мы имеем дело. Рид — это не только Королевская полиция Гонконга, но и секретная разведывательная служба.

Они нашли Рида в комнате, которая служила прежнему владельцу гостиной. Он встал, чтобы приветствовать Юнгов, по-приятельски кивнул Саймону и более официально пожал руку Мэту. Рид был в точности таким, каким запомнил его Мэт. Редкие волосы тщательно зачесаны назад так, чтобы скрыть залысины; элегантно подстриженные усики и все тот же толстый живот, лишь отчасти замаскированный отлично скроенным серым костюмом. Рид был истинным щеголем.

— Вот он, — сказал Рид, показав рукой в ту строну, где стояло несколько удобных кресел. По другую сторону подвального люка сидел Фэн. Двое полицейских стояли по бокам.

Саймон рванулся к красному телефону:

— Начальника службы охраны сюда, и немедленно!

Пока они ждали, Саймон стоял, прислонившись к стене, постукивая ногой по ковру. Дверь открылась и Саймон стремительно оторвался от стены.

— Проходи, Фо! — крикнул он.

Охранник колебался, и тогда Саймон в два прыжка оказался рядом с ним. Схватив китайца за лацканы пиджака, он развернул его всем корпусом в сторону Фэна.

— Ты видишь это, А-Фо?

— Вижу, господин Юнг.

— И как ты можешь объяснить присутствие этого человека?

— Он прошел через пещеру, господин.

— Как охранялась пещера?

— Инфракрасные лучи на воротах. Электрические контакты и щиты на лестнице.

— Электрические контакты? — Саймон был застигнут врасплох.

Начальник охраны, поняв это, уловил некоторое преимущество.

— Месяц назад я перепроверил систему безопасности и решил, что инфракрасных лучей для пещеры недостаточно, поэтому подключил ток к лестнице. — А-Фо указал пальцем на Фэна. — Он должен был врубить всю систему тревоги.

— Понимаю. Но этого не произошло, не так ли? Я хочу, чтобы к одиннадцати утра, уточняю — сегодняшнего утра, на моем столе лежал полный отчет.

А-Фо, обрадованный отсрочкой, ретировался. Мэт покачал головой, и Саймон, заметив это, резко спросил:

— В чем дело?

— Он лично контролировал систему охраны, а потом еще усовершенствовал ее.

— И что же?

— Ничего. Извини, — ответил Мэт, бросив предостерегающий взгляд в сторону Рида.

Саймон обратил свой гнев на помощника комиссара.

— Что это за птица?

— Тайваньский специалист по взломам по имени Фэн.

— Проклятье, Питер, за последние полгода это уже третий тайванец, которого мы здесь поймали.

— У них хорошая репутация в такого рода делах. Я собираюсь от него отделаться. Но сначала нужно узнать, видел ли кто из вас его раньше?

Мэт и Саймон ответили отрицательно.

— Ладно. Сержант, довезите его до Глоустер-роуд и там оформите все бумаги.

Мэт подождал, пока за Фэном закрылась дверь, а затем спросил:

— Вы можете выяснить, на кого он работал?

— Вряд ли. Мы ищем, к кому ведут нити, но ничего не узнаем, учитывая, как ведутся дела на Тайване.

— Почему?

— Полагаю, вам известно, что у Великобритании нет дипломатических отношений с Республикой Китай. Мы не можем просто телеграфировать в Тайбэй и попросить провести расследование. — Рид уныло покачал головой. — В сущности, меня беспокоит вовсе не Фэн. Его-то мы остановили. Гораздо больше меня волнует то, что в важнейшей системе охраны появилась брешь.

— У каждого бюджета есть свои пределы, Питер, — мрачно возразил Саймон. — Мы не могли заткнуть все углы и щели.

— Не могли? Или не хотели?

— Что вы имеете в виду?

— Я подумал, может, вам пришлась по душе мысль о запасном ходе, вот и все. Чтобы у вас был выход, который я не могу контролировать, поскольку мне о нем никто не говорил, а в вашей драгоценной компьютерной системе он не зафиксирован.

— Вы с ума сошли, — фыркнул Саймон.

— Ладно, — сказал Рид. — Если можно, я хотел бы получить копию отчета А-Фо.

— Спокойной ночи, Питер.

Когда Рид исчез за дверью, Саймон подошел к буфету и налил себе виски.

— Хочешь?

— Да, пожалуйста. Без льда.

Саймон понес стаканы в тот конец комнаты, где сидел Мэт, и, кряхтя от усталости, опустился рядом с ним в кресло. Зазвонил красный телефон.

— Возьмешь трубку?

Мэт повиновался.

— Это Джордж Форстер. Он только что приехал.

Через несколько минут дверь открылась и появился финансовый директор компании «Дьюкэнон Юнг». Форстер — круглый, как бочонок, коротышка лет шестидесяти — уже приближался к пенсионному возрасту. Человеку его лет не нравится, когда его будят среди ночи и вытаскивают из постели. Большие черные круги под глазами придавали Форстеру совершенно измученный вид.

— Наливай себе, Джордж, и иди сюда.

Саймон посвятил его в события минувшей ночи. Форстер с минуту помолчал, потом сказал, покачав головой:

— Может, за всем этим стоит Япония?

— Нет. Все нити ведут в Тайбэй, — со вздохом отозвался Саймон. — Единственное, что мы можем сделать — это завершить проект как можно скорее и выбираться к черту из этой ситуации. Мэт, скажи мне, как ты оцениваешь успехи Ленни?

— Он уже почти у цели.

— Пусть поторопится.

— Возвращаясь к Фэну, — задумчиво сказал Мэт, — я думаю, вполне возможно, что он работает на Японию.

— Нет. Промышленный шпионаж тут ни при чем. За этим стоит тайваньское правительство, и недавняя выходка «красного» Китая сыграла не последнюю роль. Ну что ж, проект всегда был рискованным, и мы знали, на что шли… Нужно скрыть все, что случилось сегодня ночью. В Пекине ни в коем случае не должны об этом узнать.

— Согласен, — сказал Мэт. — И все-таки следует вывезти «Апогей» из Синьчу. И сегодня же.

— Верно.

— Но ведь это стоит кучу денег, а вы основываетесь только на интуиции, предчувствиях.

— Теперь это не только предчувствия. Вспомни, как прошлым летом в Синьчу ворвались военные. Я так и не выяснил, в чем дело; все вешали мне на уши лапшу. Поэтому я приехал сюда лично, чтобы самому все разузнать. Джордж, ты помнишь Ли Лутана?

— Этого парня из старого Бюро информации и статистики? Ты хочешь поговорить с ним?

— Возможно. Мы были в каком-то смысле приятелями. В начале пятидесятых «Дьюкэнон Юнг» дала работу многим тайваньцам, это было задолго до того, как начался экономический бум. Ли в то время был молод, но я сомневаюсь, что он забыл. Этим летом я не смог найти его, мне сказали, что он в отпуске.

— Минуточку, — вставил Мэт. — А что это за Бюро? Единственное, о котором я знаю, называется просто Бюро статистики. Им руководит исполнительный юань.

— Бюро, в котором работает Ли, — это нечто иное. Он, видишь ли, был шпионом. Настоящим пронырой.

— Вот это да! Ты уверен?

— Абсолютно. Дядя Дэвид обычно продавал ему информацию о торговых сделках «красных» китайцев здесь, в Гонконге. Вот так я впервые познакомился с Ли.

— Ну, не знаю, — нахмурился Мэт. — Ты говоришь, что правительство Тайваня пыталось украсть программу «Апогей», а мне кажется, ты ошибаешься.

Джордж Форстер, заметив, что Саймон готов взорваться, быстро вмешался в разговор.

— Почему ты так считаешь, Мэт?

— Потому что, если правительству действительно было известно, что происходит в Синьчу, оно захватило бы «Апогей» совершенно открыто, и проект был бы остановлен.

— Сколько времени ты живешь здесь? — спросил Саймон сына.

— Саймон, я думаю, в его словах есть смысл.

— А я так не думаю. Все объясняется очень просто, Джордж: тайваньцы знают кое-что, но не все. Пока не все. Вот почему они шпионят, черт побери!

Мэт с улыбкой поднял руки.

— Ладно, ладно… извини. Но ты спросил, сколько времени я здесь живу, и я как раз из этого исходил. Я живу здесь достаточно долго, чтобы у меня появилось собственное мнение.

— Что это значит?

Мэт бросил нерешительный взгляд на Форстера, но тут же отбросил сомнения.

— Это значит, что многие годы ты не снисходил до того, чтобы выслушать мои соображения. Ну, конечно, я все понимаю, молодым надо знать свое место… но если ты так полагаешь, не следовало посылать меня в Тайбэй. — Голос Мэта стал жестче. — Или тебя просто тешит мысль создать династию «империя Юнгов»?

— Конечно нет. Но что ты знаешь о правительстве Тайваня? И разве кто-нибудь знает о нем? Они окружают себя глубокой тайной.

— Значит, «кто-нибудь» — это и ты тоже.

— Я, по крайней мере, пробыл в Юго-Восточной Азии дольше, чем ты жил на этом свете.

Мэт, заметив несчастный вид Джорджа Форстера, сделал глубокий вдох и сосчитал до пяти.

— Никаких возражений, — сказал он наконец. — Но предположим, что твоя интуиция верна. Почему этот тип Ли должен хотя бы впустить тебя в свой офис, не говоря уже о том, чтобы беседовать с тобой?

— Совершенно согласен.

— Тогда почему?

— Он — наша последняя надежда, вот почему! А что ты можешь сделать? Ты, со своей слепой преданностью так называемой свободе…

Мэт сжал кулаки. Ему хотелось бы многое сказать, столько неопровержимых доводов привести, но он не находил слов. В глубине души Мэт понимал, почему отец послал его в Тайбэй — чтобы сын стал самостоятельным человеком. Но теперь, когда ему представился первый случай внести свой вклад, показать, что он кое-чему научился…

Неожиданный звонок прорвал повисшее напряжение. Саймон напоследок окинул Мэта презрительно-недоуменным взглядом и поднял трубку.

— Да!.. Да, я буду разговаривать. Я — Саймон Юнг.

Последовала пауза, во время которой Саймон, положив руку в карман, нервно шагал по комнате.

— Алло? Генри Ся… Генри, чем я могу помочь? Да, извини, до меня невозможно было дозвониться весь вечер… Нет. Что?

Джордж Форстер облокотился рукой о спинку кресла и развернулся так, чтобы видеть Саймона, который внезапно замолчал.

— О нет, только не это!

Мэт поднялся и медленно подошел к отцу. Лицо Саймона стало напряженным, взгляд застыл.

— Хорошо, я выезжаю. Пусть адвокаты примутся за это завтра с утра, в первую очередь. Генри… постарайся успокоить Ленни Люка, ладно? Спокойной ночи.

Саймон положил трубку.

— Генри говорит, что Бюро расследований прислало уведомление о том, что прокуратура все-таки собирается возбудить дело.

Мэт пришел в ужас.

— Наши старые таможенные дела?

— Да. Генри говорит, что они применят против нас статью А-1. Наши люди слишком часто срезали углы.

Джордж Форстер встал.

— Это, конечно, невесело, но еще не конец света. Мы признаем себя виновными, заплатим штраф и заживем по-прежнему.

— Нет.

— Почему?

— Потому что, даже если мы признаем себя виновными, в окружном суде будет проведено слушание дела, а до конца января судебных заседаний не будет.

— Ну и что? Я не…

— Им удалось добыть постановление исполнительного юаня о прекращении всех работ в Синьчу до тех пор, пока не закончится процесс, — сказал Саймон с глубоким вздохом.

— Как?

— Нам оставалось всего четыре недели, чтобы закончить «Апогей» и передать его «красным» китайцам. Он был бы в полной рабочей готовности. — Саймон смотрел в пол, а когда поднял глаза, Мэт увидел в них нескрываемую ненависть. — Эти ублюдки, которых ты так любишь, только что прикрыли всю нашу работу.

 

Глава 9

Мэт и Ленни Люк жили вдвоем в маленькой квартирке на четвертом этаже дома на Чиен-Куо-Норт-роуд. Квартира была современная, с «полуторной ванной» — так китайцы называли ванну и душ. Поскольку квартира выходила окнами на эстакаду, в конце семидесятых эта покупка обошлась «Дьюкэнон Юнг» довольно дешево. Дополнительное удобство заключалось в том, что дом находился примерно на одинаковом расстоянии и от офиса на юго-западе, и от того района на севере, где бурлила ночная жизнь Тайбэя.

Но сегодня вечером, когда Мэт вышел из лифта и начал шарить в карманах в поисках ключа, он почувствовал себя слишком вымотанным, чтобы отправиться в поход по злачным местам. Вернувшись из отпуска, Мэт нашел у себя в кабинете груду скопившихся бумаг; в офисе царило полное смятение из-за приостановки работ в Синьчу, и теперь Мэту хотелось только одного — выспаться.

Он повернул ключ в замке, но дверь не поддавалась. Мэт нажал кнопку звонка: один длинный, два коротких и еще один длинный. Сначала он ничего не услышал, потом за дверью послышались шаги.

— Да? — спросил приглушенный голос.

— Это я, Мэт.

Ленни Люк распахнул дверь, и Мэт шагнул через порог.

— Извини, — кротко сказал Ленни.

— У тебя неприятности?

— Да. Хочешь выпить? Я хочу.

Мэт снял с себя куртку и пошел по коридору вслед за другом, удивленный: не в характере Ленни предлагать выпить.

Ленни откупорил бутылку виски и наполнил два бокала.

— Возникла проблема, и не маленькая. Я переходил через дорогу, чтобы перекусить у «Толстяка Чоя»…

— И?..

— Ко мне подошел парень, которого я там уже видел не раз. Думаю, и он меня тоже. Я ведь не прятался.

— Он разговаривал с тобой?

— Ага. Хотел все обставить по-дружески.

— Китаец?

— Угу. Он был откровенен, сказал, что работает на кого-то, кто заплатит за «Апогей» целое состояние. Прямо вот так и сказал.

— Господи! Так и сказал?

— Ну да. Объяснил, что работает здесь, в Тайбэе, на какую-то фирму и спросил, не хочу ли я поговорить.

— А ты что ответил?

— Я сказал, что не имею ни малейшего представления, о чем идет речь, и что лучше бы ему отвалить.

— А он?

— Он не ушел. Стал наседать на меня. И знаешь, что он сказал? «Ты живешь на четвертом этаже, как бы тебе не свалиться однажды с балкона — такое уже случалось».

У Мэта челюсть отвалилась от удивления.

— Просто поверить не могу.

— И все-таки это правда. Я расплатился и сразу же ушел. Думал, он будет преследовать меня, и уже собирался взять такси, понимаешь? Но когда оглянулся, парень исчез. Мэт, как ты считаешь, что я должен делать?

Мэт погрузился в глубокое раздумье.

— Прежде всего мы должны рассказать об этом Роду Хэйнсу. Он офицер охраны, ему следует знать. И отцу, когда он приедет сюда на следующей неделе. А с остальными нужно держать рот на замке.

— Я так и подумал, только не хотел говорить с Хэйнсом, не предупредив тебя.

Мэт задумчиво смотрел на друга. Китаец был, как обычно, в старых потертых джинсах, в рубашке с открытым воротом и свитере. Судя по щетине, он уже несколько дней не брился. Глаза по-прежнему ясные, однако глубоко ввалились. Он похудел еще больше, по сравнению с тем, каким Мэт видел его той ночью в Синьчу, полгода назад.

— Ленни, — неожиданно обратился к нему Мэт, — скажи откровенно, есть ли смысл в том, чем мы занимаемся здесь?

— Смысл?

— Несколько лет я был членом команды. Над «Апогеем» работало человек десять, теперь ты остался один и помогаешь то там, то здесь по нескольку часов. Может, мы сами себя обманываем, считая, что ты сможешь закончить работу вовремя, если будешь возиться с чем-то в спальне?

— Сейчас я делаю одно — программирую, программирую и программирую. Сглаживаю все дефекты. Эта часть работы всегда ложится на меня. Ни у кого больше нет таких извилин в башке. И я могу заниматься этим здесь или в любом другом месте. — Ленни мрачно улыбнулся. — Разве ты не помнишь, как я научился этому еще там, в Гонконге?

— Верно. Даже во время школьных каникул тебе хотелось только одного — играть с компьютером, который дал тебе отец. — Мэт зевнул и вдруг почувствовал, что слишком устал и не может продолжать разговор. — Ты будешь дома сегодня вечером?

— Позже я уйду с Селиной. Через неделю «Апогей» будет готов, и мне в самом деле нужна передышка.

— Согласен. Сейчас для тебя самое лучшее — это выйти прошвырнуться и развлечься. Но все-таки посматривай, нет ли поблизости того парня, который разговаривал с тобой.

— Хорошо.

— Эй!

Ленни обернулся, стоя в дверях.

— Что?

— Я искренне рад за тебя. Ты молодец, это просто фантастика.

Спустя несколько минут, когда Мэт уже стягивал с себя рубашку, зазвонил телефон из подъезда. Наверняка Селина. По звуку бегущей воды Мэт догадался, что Ленни все еще в душе.

— Я возьму трубку, — крикнул он.

Но это была не Селина. В трубке раздался хрипловатый голос:

— Алло, Мэт, дорогой. Найдется местечко для одной малышки в твоем изысканном логове?

— Мэйхуа!.. Конечно, как это чудесно… поднимайся!

Мэйхуа держала в руках бумажный пакет, из которого торчала бутылка с пробкой, обернутой в фольгу. Когда Мэт открыл дверь, она приставила бутылку к его груди, как полицейскую дубинку, подталкивая его внутрь комнаты. Мэт уперся в стену, она задумчиво посмотрела на него, приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала в щеку.

— Спасибо.

Мэйхуа снова внимательно посмотрела на него и потянулась ко второй щеке.

— Чтобы не обидно было.

Мэйхуа была одета в зеленовато-голубой короткий жакет и плиссированную, кремового цвета юбку. Костюм дополняли лакированные туфли. Никаких украшений. Сама чистота и невинность. Мэт рассмеялся и внезапно почувствовал, что усталость как рукой сняло.

— А в честь чего шампанское?

— Рождество — было всего несколько дней назад.

— Рождество! Здесь, на Тайване?

— А почему бы и нет? В свободном Китае масса христиан. Ты знаешь, что наш президент и его жена — христиане?

— Да, знаю.

— Вот и я тоже.

Мэт опять засмеялся, приняв ее слова за шутку, и тогда Мэйхуа обиженно ткнула его горлышком бутылки в грудь.

— Я получила хорошее образование в монастырской школе, — сказала она. — Не смей забывать об этом. Там и английский выучила, как смогла.

Мэт, продолжая смеяться, забрал у нее из рук бутылку.

— Хм-м. «Лоран Перье», розовое! Ты что, действительно ходила в монастырскую школу?

— Конечно. В среднюю школу «Добропорядочные девицы». Моя мать — особа весьма оригинальная.

— Мне бы хотелось познакомиться с ней.

В лукавом взгляде Мэйхуа мелькнула нерешительность.

— Не уходи от темы. А ты… разве получил не религиозное образование?

— Да, своего рода. Это называлось «спортивное» христианство, то есть приходилось принимать душ и играть в регби. Терпеть не мог все это. И в свободное время изучал буддизм. В результате друзья решили, что я чокнутый… Слушай, давай-ка откроем бутылочку.

Ленни выбрал именно этот момент, чтобы появиться из ванной в чем мать родила. Мэйхуа оглядела его обнаженное тело сверху донизу удивленно, но одновременно оценивающе. Ленни приветствовал ее слабой улыбкой.

— Привет, — пробормотала Мэйхуа, когда Ленни уже подошел к двери спальни.

Ответа не последовало. Дверь закрылась.

— Кто это?

— Это? A-а, ну, это Ленни Люк. Извини.

— С ним все в порядке?

— Вполне, просто он…

— Да?

— Если у него такое выражение лица, значит, он сейчас думает. Ленни из тех людей, что живут в собственном мире. — Столкнувшись с неразрешимой задачей объяснить характер Ленни человеку, который совсем его не знает, Мэт сдался. — Пошли, я должен охладить эту шипучку.

Пока он занимался бутылкой, Мэйхуа слонялась по крошечной гостиной.

— Значит, вот какова берлога холостяка, — прошептала она, когда Мэт присоединился к ней. — А где же женщины?

— Мы прячем их в шкафах. Так пристойнее.

Ленни, уже в костюме, с галстуком, показался из-за двери.

— Можно, я возьму сегодня машину?

— Нет проблем.

— Мэт…

— Что?

— Мне могут понадобиться деньги.

— Конечно. А что?..

— Да я только сейчас сообразил, что у меня ничего нет.

— Бумажник на туалетном столике, — вздохнув, ответил Мэт. — Возьми сколько надо.

— Спасибо! Ну пока.

Мэйхуа все бродила по комнате, заложив руки за спину, словно офицер на плацу. Но звук захлопнувшейся за Ленни Люком двери подействовал на нее, как сигнал. Мэйхуа выключила верхний светильник, и по комнате разлился мягкий свет настольной лампы. Когда Мэт присел на край дивана, Мэйхуа подошла и села на другом конце, прислонилась к валику и продолжала свой дотошный осмотр, словно рядом никого не было.

— Здесь очень… как бы это сказать… по-английски… В интерьере одно не сочетается с другим. Я не обидела тебя?

— Нет. Мне нравится твоя откровенность. Думаю, ты права. Мы просто покупали эти вещи по мере надобности.

— Это заметно. И все-таки кое-что смотрится неплохо. Белые стены, белый потолок — просто и строго. И ковер — то, что нужно: веревочный, практичный. Но мебель… — Мэйхуа вскинула голову. — Мэт, нельзя в такую комнату ставить кресло с пурпурной обивкой. А журнальные столики из лакированной сосны везде плохо смотрятся. Почему бы тебе не вышвырнуть меня вон?

Но вместо того чтобы вышвырнуть ее вон, Мэт взял Мэйхуа за руку. Несколько мгновений она позволяла ему играть с ее рукой, но потом осторожно отняла, и Мэт с разочарованным видом откинулся на спинку.

— Ты так и не сказала, почему купила шампанское.

— Сказала — на Рождество.

— Я не верю.

— Ну, какой же ты скучный… Так и быть, скажу. Кое-кого выдвинули на приз «Золотая лошадь». Лучшая актриса на вторых ролях.

Мэт всплеснул руками.

— Отлично! И ты выиграешь? Какие у тебя шансы?

Мэйхуа пожала плечами.

— Мир кино непредсказуем, Мэт. — Она помрачнела. — Сплетни, которые тебе нашептывают, маленькие скандальчики, о которых читаешь в журналах, и много всего другого. — Мэйхуа сурово взглянула на Мэта. — Не обольщайся слишком на мой счет. Вот это, — она изящным жестом обвела руками свое тело, от плеч до коленей, — это важнее всего.

— Я так и предполагал.

— А я знаю точно. Я рассказывала тебе, что на киностудиях всегда существуют три версии фильмов — холодная, теплая и горячая?

— Нет.

— Холодная — для застегнутых на все пуговицы малайцев и брунийцев. Теплая — для Сингапура. И — ух! — горячая для всех остальных. И когда снимают горячую версию, актрисе не приходится кутаться.

Наступило долгое молчание. Потом Мэт спросил:

— Ты выйдешь когда-нибудь замуж? Чтобы у тебя был дом, дети?

Мэйхуа встала и, снова заложив руки за спину, прошла к окну.

— Не знаю, — ответила она своему отражению в стекле и повернулась к Мэту. — Мне хочется всего этого. Но уж выходить замуж, так выходить. — Мэйхуа пристально смотрела на Мэта, ее глаза были как два светящихся круга. — Рядом со мной может быть только совершенно исключительный мужчина.

— Исключительный?

— Человек, который не станет возражать, если меня подолгу не будет дома. Он должен знать, что я выставлю напоказ свое тело, что я окружена мужчинами и они предлагают мне… всякие чудесные вещи. Он должен понимать, что такое кинобизнес и что там требуются компромиссы. И все-таки у него должно хватить любви ко мне, чтобы сказать: иди, добивайся успеха, поднимайся наверх и побеждай.

— Иными словами, ты хочешь иметь все.

— Да.

— В таком случае тебе и вправду нужен очень оригинальный мужчина. Ты уже нашла такого?

Стоя у окна Мэйхуа несколько секунд изучающе смотрела на Мэта, а он, дожидаясь ее ответа, почувствовал, как кровь прилила к щекам.

— Возможно, — произнесла она наконец. — Но он… никогда ничего мне не говорил. Понимаешь, он очень деликатный. Он… не подталкивает меня, в отличие от многих других. Он добрый. Он отдает и до сих пор ничего не взял взамен. А я… должна сознаться, я держу его на расстоянии.

Сердце Мэта прерывисто забилось.

— Может быть, ему следует помочь, придать уверенности?

— Ты думаешь? Тогда скажи мне… — Мэйхуа двинулась к дивану, — что же еще требуется мужчине для уверенности?

Она еще не успела протянуть руку, а Мэт уже вскочил и обнял ее.

В последний момент ему показалось, что она засомневалась, словно взвешивала тот груз, который собиралась переложить на его плечи. И сам он не был уверен, что готов взвалить на себя тяжелую ношу. Но сомнения рассеялись, и он поцеловал ее в губы.

Мэйхуа сжала его лицо обеими руками и слегка отодвинула от себя.

— Наверное, вино уже охладилось, — сказала она шепотом. — Я вытащу его.

Мэт покорно сел, когда Мэйхуа мягко толкнула его на диван. Он знал, что его должна переполнять радость, но радости не было, и Мэт не мог понять, почему совершенство кажется ему не совсем совершенным. Самая потрясающая, самая восхитительная, самая чувственная и сексуальная девушка в Тайбэе наконец принадлежит ему. Многие месяцы он терпеливо ждал ее знака, все стоя в бесконечной очереди с другими мужчинами. И все же что-то…

И вдруг Мэта осенило: это была такая мелочь, что он не уловил ее сразу, не выстроил логической цепочки, а ведь она напрашивалась. Мэт вынужден был признать, что за секунду до того, как их губы встретились, он почувствовал дурной запах изо рта Мэйхуа. Она была капризна, ветрена, иногда не выносила, чтобы до нее дотрагивались. Где-то в подсознании Мэт понимал, что нужно сложить все эти маленькие открытия вместе и сделать вывод. Но он не осмеливался. Когда бутылка была опустошена, Мэйхуа положила голову на грудь Мэта и, просунув руку под его рубашку, стала нежно перебирать волоски.

— Ты голодна? — прошептал он.

— Совсем нет.

Час назад Мэту до смерти хотелось есть, теперь даже мысль о еде была неприятна. Он гладил ее волосы, с наслаждением ощущая, как локоны струятся под пальцами, и вдруг услышал, как Мэйхуа сказала:

— Не знаю…

— Что?

— Правильно ли это. Для нас обоих.

— Правильно. Настоящая любовь — это всегда правильно.

Она подняла голову и, подперев ее рукой, посмотрела ему в глаза.

— Ты так тепло относишься ко мне, я почувствовала это в первую же нашу встречу. Но хороша ли я для тебя?

— Почему же нет?

Мэйхуа долго колебалась, так долго, что когда она наконец заговорила, Мэт понял: это не настоящий ответ.

— Я евразийка.

— Я тоже.

— Все время забываю об этом. Ты тоже наполовину китаец. Только по тебе этого не скажешь. — Мэйхуа помолчала. — Ты бизнесмен. Благополучный, респектабельный. Я не хочу создавать тебе неприятности.

— Но ты не создаешь их!

— Ты уверен? Твоя карьера совсем не похожа на мою. И я никогда не рассказывала слишком много о себе, о своей семье.

Мэт поцеловал ее, прежде чем Мэйхуа успела закончить фразу. Неприятный запах был таким слабым, что он мог просто не обращать на него внимания. Теперь наступила его очередь; руки Мэта скользнули под блузку, чувствуя через тонкий, как паутинка, бюстгальтер ее твердые груди. Мэйхуа глубоко вздохнула и прикусила нижнюю губу, в мерцающих глазах ее появилась растерянность. И еще одна дикая, недостойная мысль проскользнула в сознании Мэта, испортив эту минуту: сколько мужчин согласились бы пожертвовать своими глазами, руками и ногами ради того, чтобы сделать то, что он делает сейчас? И… сколько мужчин уже делали это? Его рука стала настойчивее, он гладил ее спину, потом начал расстегивать бюстгальтер. Мэйхуа вздрогнула.

— Ты уже делал такие вещи раньше, — прошептала она.

— А разве ты пришла бы сюда, если б это было не так?

— Нет. Школьники не в моем вкусе.

— А мне не подходят девочки из монастырской школы.

Сколько же их было?!

Рука Мэта скользила по ее телу. Он наслаждался тяжестью грудей, лежащих на его ладони, ласкал кончиками пальцев соски. Губы Мэйхуа приоткрылись, она задышала часто, прерывисто.

И так было со всеми? Не спрашивай об этом, никогда не спрашивай…

Мэт обнял Мэйхуа за шею и начал медленно спускать блузку с ее плеч. Лампа стояла сзади, и он видел только волнообразные изгибы и дразнящие углубления, в которых можно словно спрятаться от мира и всех его тревог. Мэт опустился на подушки и сомкнул губы вокруг левого соска, удивившись сильной дрожи, пробегавшей по телу Мэйхуа. Кожа ее была теплой, сказочно гладкой. Никогда он еще не дотрагивался до такой чудесной кожи. Его губы приблизились к правому соску.

— Это на тот случай, если он будет ревновать, как мои щеки.

— Не останавливайся, — произнесла Мэйхуа свистящим шепотом. — Боже мой, не останавливайся!

Она будто задыхалась. Мэт встал, и глаза ее вспыхнули гневом, но он тут же наклонился, подхватил ее на руки и понес в спальню.

— Прямо как в кино, — прошептал он ей на ухо.

Но нет, это было не так, не на все сто процентов. Во всяком случае, не для него. Слишком многое шло от рассудка, а инстинкт молчал.

Открыта ли дверь в спальню, или придется опустить Мэйхуа на пол? И что же такое она съела, от чего у нее такое странное дыхание? Сколько мужчин проделывали с ней все это? К счастью, дверь была распахнута настежь.

Мэйхуа лежала на кровати и смотрела, как Мэт, включив ночник, расстегивает пуговицы на рубашке, одновременно сбрасывая ботинки. Его пальцы двигались неуклюже, словно полупарализованные. Бюстгальтер и блузка Мэйхуа остались в гостиной, теперь Мэт снимал с нее туфли, юбку и колготки, оставив только крошечный треугольник на бедрах, из которого выбивались несколько завитков волос. Он наклонился, чтобы поцеловать их, а пальцы уже стягивали трусики. Мэйхуа села, поддерживая руками груди, чтобы они касались головы Мэта. Наконец Мэт раздел ее полностью и уже приготовился скользнуть в кровать, но Мэйхуа остановила его.

— Нет, — голос был хриплым. — Не смей, шельмец.

Что было в ее голосе: любовь или ненависть?

— Ты видел меня всю, целиком. Теперь я тоже хочу. Хочу посмотреть на тебя.

Мэт колебался. Восточные девушки себя так не вели. Они скованные, стыдливые, их нужно убеждать, подбадривать. Эта женщина — совсем другая.

Исключительная женщина.

Он снял нижнее белье и встал рядом с кроватью.

— Повернись, — приказала она хрипло. — Боже мой… — теперь она говорила с нежностью. — Откуда у тебя… откуда только берутся такие тела?

Накручивая на палец завитки волос внизу его живота, Мэйхуа приподнялась. Ее глаза были совсем близко, и в первый раз он прочел в них сомнение. Сомнение и, возможно, страх.

— Ты мой первый европеец, — сказала она еле слышно. — Самый первый.

Мэт выключил свет…

Мэйхуа проснулась первой. Она придвинула кресло к окну и села, вперив безразличный взгляд в проем между Занавесками. Утро было бесцветным. Спустя некоторое время две слезинки проложили путь по ее щекам, за ними последовали другие. Слезы текли ручьем, и печаль ее становилась от этого еще горше. Она сидела не шевелясь. Совсем тихо.

По утрам Мэйхуа всегда чувствовала себя отвратительно, но сегодня это был не просто физический дискомфорт. Ее скрутило так, что впору закричать.

Мэт проснулся.

— Мэйхуа!

Ответа не последовало. Мэт сел на кровати, но Мэйхуа продолжала смотреть в окно, повернувшись к нему спиной. Мэт подошел и встал у нее за спиной, положив руки ей на плечи.

— Не смей!

Только сейчас он понял, что Мэйхуа плачет.

— Почему? Что случилось?

— Настроение плохое… я… — Она вздрогнула и замолчала. — Мне нужно идти.

— Идти? Но ты не можешь… просто уйти. После всего…

Мэйхуа подобрала юбку и направилась к двери. Мэт схватил ее, она остановилась как вкопанная, уставилась в потолок и вздохнула.

— Ты делаешь мне больно.

Мэт разжал пальцы.

— Ты тоже делаешь мне больно и не только руке.

— Ничего не получится, Мэт. Нам лучше расстаться сейчас. Сказать друг другу «до свидания».

— Ты с ума сошла! — Голос Мэта стал мягче. — Разве сегодня ночью тебе было плохо со мной?

Мэйхуа покачала головой.

— Тогда почему?

— Потому что, — резко ответила она. — Потому что… вот!

Она вытянула руку прямо перед глазами ошеломленного Мэта.

— Ты дрожишь, — сказал он и сразу почувствовал, насколько глупо говорить о том, что и так очевидно.

— Да, — быстро и деловито подтвердила Мэйхуа.

И Мэт наконец лицом к лицу столкнулся с той истиной, о которой уже догадывался сам и которую Мэйхуа готовилась сообщить ему.

— Да, так оно и бывает по утрам. Не спишь большую часть ночи, потом просыпаешься в мерзком настроении и дрожишь. Господи, какая дрожь! И хныкать бесполезно. А ведь это только игрушки! Мне становится все хуже.

Да, он видел все эти признаки, Господь свидетель, он видел их.

— Кокаин… надо было сказать об этом вчера. До того, как мы…

— Да. Да! А как ты думаешь, черт бы тебя побрал, почему мне сейчас так мерзко, ты… ты идиот! — Мэйхуа глубоко вздохнула и взяла себя в руки. — Слушай, это я виновата, от меня одни неприятности. Ты мне нравился… ты очень нравишься мне. Ты не такой, как другие; не пытался затащить меня в постель. У нас был настоящий роман, как мне казалось.

Мэт почувствовал слабость в ногах и опустился на кровать.

— А сейчас тебе так не кажется?

— Я хотела только трахаться! — Мэйхуа повернулась к нему, сверкая глазами. — А ты дал мне… другое.

Мэт смотрел на нее в упор.

— Что же я дал тебе? Скажи?

— О, Господи помилуй! Ты дал мне любовь!

— Но я не понимал тогда… — Мэт грубо схватил ее. — Предположим, я люблю тебя… достаточно сильно, чтобы сделать что-то. Есть врачи, которые могут помочь. Тебя можно вылечить, если ты сама захочешь.

Она взглянула на него с грустной улыбкой.

— Что в действительности ты знаешь о снежке? Я имею в виду кокаин.

— Не слишком много.

— О, не надо быть таким… таким потрясенным. Ладно, я была с тобой настоящей тварью. Но это не моя вина. Кокаин виноват, сам знаешь. Он меняет человека. Прошлая ночь была ошибкой. Я хотела секса, а получила любовь. Любовь для таких, как я, — это просто глупая мечта.

Мэйхуа схватила блузку и трусики. Мэт не сделал попытки остановить ее.

— Меня развратили в девятнадцать. Один толкач. — В ее голосе не было никаких эмоций, словно она читала вслух телефонный справочник. — Это было шесть лет назад. Я долго старалась контролировать себя, но вечно это делать невозможно. А сейчас мне все хуже с каждым месяцем.

Мэйхуа помедлила у дверей.

— Я ухожу. Не останавливай меня, не звони, не пытайся увидеться со мной. — Она опустила глаза, ослепленная непрошенными слезами, и, спотыкаясь, побрела в коридор. Мэту показалось, что ее последние слова были: — Не забывай меня!

Но он не был уверен в этом.

 

Глава 10

Над каминной доской висел листок бумаги в черной деревянной рамке. Он был испещрен китайскими иероглифами, написанными, видимо, в спешке; в углу осталось смазанное красное пятно, похожее на чернильную печать. Нынешний обитатель дома (он из скромности отрицал бы любое предположение о том, что является его обладателем) очень гордился этой реликвией. Он обычно показывал ее всем своим гостям, как один из тех немногих документов, написанных рукой Мао Цзэдуна, которые еще остались у частных лиц. Сначала гости застывали в благоговейном трепете, но потом, разобрав иероглифы, хмурились, и хозяин разражался хохотом по поводу шутки, которая никогда не приедалась. Драгоценный листок, наследие революционного прошлого, представлял собой квитанцию для прачечной.

Дверь отворилась, и Сунь Шаньван быстро отвел взгляд от рамки. Вэнь Мэн, первый секретарь председателя, уже был готов сопровождать его, но Сунь успел шепнуть:

— Извините, я опоздал.

— Не думаю, чтобы они скучали без вас. Играют в бридж.

— Двое на двое?

— Ага.

Сунь глубоко вздохнул и направился в заднюю комнату. Там сидели четверо мужчин. Вся комната была погружена во мрак, только карточный стол ярко освещался подвесной лампой. Прямо на него смотрело призрачное лицо — плоское, белое, с двумя провалами вместо глаз. Оно то исчезало, то появлялось в зависимости от движений мужчины напротив, сидящего спиной к двери. Потом на лице призрака появилась победная улыбка. Сунь услышал, как карта шлепнулась о стол, и все играющие застонали.

Белое привидение с шумом сплюнуло в плевательницу, стоявшую позади его кресла, и произнесло:

— Проигравшие платят.

Опять раздались стоны.

— Ну-ну, никаких отговорок. Пора произвести расчет.

— Я слишком стар для этого, — проворчал чей-то голос из темноты.

— Значит, слишком стар и для того, чтобы командовать военно-воздушными силами, мошенник. Уходи в отставку! Или в отставку, или ползи…

Партнер белого привидения не пошевелился, а двое мужчин, сидевшие с другой стороны стола, медленно поднялись с кресел и опустились на четвереньки.

— Ты первый.

— Нет, ты.

— Ай-я!

Под ободряющие возгласы призрака один из проигравших пополз под карточным столом и появился с другой стороны, сопя и ругаясь на чем свет стоит. Его менее ловкий товарищ последовал примеру. Сунь, словно зачарованный, смотрел, как хрупкий столик ходит ходуном. Только когда оба проигравших опять уселись, он шагнул вперед.

— Извините, я опоздал, товарищ председатель.

Привидение вскинуло руку в приветствии.

— Вы не опоздали. Сначала нужно было разбить этих ребят в пух и прах. Включите свет, Шаньван.

Сунь повиновался. Повернувшись снова к столу, он заметил, что неудачливые игроки стряхивают друг с друга пыль, старательно избегая его взгляда. Тут стоял вопрос о чести, хотя и не слишком остро. Все пятеро мужчин, находившиеся в этой комнате, пережили Великий поход и столько вынесли в те горькие времена, что им нечего было стесняться друг друга. Все они, включая председателя Народной Республики Китай, время от времени оказывались под карточным столом. А в те годы, когда власть еще не въелась в их души подобно целительному бальзаму, приходилось делать и кое-что похуже.

Председатель сделал знак двоим, что пришла пора уходить. Ци Минзун и Линь Хун, командующий военно-воздушными силами и адмирал китайского флота, попрощались. Председатель проводил их до двери, подшучивая над результатами игры.

— Давайте устроимся поудобнее, — предложил председатель, вернувшись.

Он уже больше не походил на привидение, этот небольшого роста худощавый старик со сверкающими глазами и живой улыбкой. Сунь исподтишка бросал удивленные взгляды на своих соратников по борьбе.

Председатель. Загадка, вечная загадка. В стране, где непременным условием считалась предсказуемость действий, этот человек каким-то образом ухитрился одержать победу, причем совершенно неожиданно. Теперь он, восьмидесятилетний старик, всю жизнь заядлый курильщик, еще обладал невероятной энергией, вкусом к жизни и по-прежнему ясным умом.

Волосы у него были редкие, зачесанные назад, лоб открытый. Лицо всегда казалось Суню похожим на мордочку маленького упрямого мопса. Подбородок выступал вперед, взгляд пронизывающий, то теплый и дружелюбный, то бесстрастный и пустой. Тонкогубый рот выдавал скрытую жестокость — он мог с улыбкой вынести смертный приговор. «Иголка в стоге сена» — так называл председателя Мао Цзэдун. Человек резкий и в то же время тактичный. Нет смысла даже пытаться понять его.

Потом внимание Суня переключилось на Ван Гоина — шестидесятичетырехлетнего маршала Народной революционной армии, преемника легендарного, теперь уже совсем дряхлого главнокомандующего Ян Дэчжи. Для китайца он считался высоким, и лицо его можно было назвать привлекательным, если бы не зоб, который обезображивал слева шею, и не склонность к облысению. Во время разговора во рту Яна между почерневшими осколками зубов тускло поблескивали две золотые коронки. Ци, Ван и Линь, три «молодых тигра» военной верхушки, были выпускниками элитной академии Вампу в Гуаньчжоу, этот триумвират связывали и личные отношения.

Председатель отпил глоток чаю и закурил сигарету «Панда».

— Ладно, — сказал он. — Я скоро умру. А вы, ребята, сделаете что-нибудь, чтобы завоевать для меня Тайвань, пока я жив, а? История слишком затянулась.

Сунь кивнул.

— Но как положить этому конец?

Председатель выразительно махнул рукой в сторону своего главнокомандующего.

— Вот он знает. Ты читал его последний рапорт?

— Да, он у меня с собой.

Все трое открыли свои копии рапорта. На первой странице ничего не было, кроме одного графического элемента — искусно выполненной каллиграфом «откидной влево», входящей в состав многих иероглифов. Этим знаком кодировался военный план вторжения на Тайвань. Ван откашлялся.

— Всегда существовали две проблемы — одна стратегическая, другая политическая. Они взаимосвязаны. Во-первых, о стратегии. Мы во всех отношениях превосходим тайваньцев численностью. Мы можем нацелить на Тайвань все наши пусковые установки. У них есть кое-какое ядерное оружие, но мы не знаем, сколько его. В любом случае ясно, что ни одна из сторон не будет его использовать, разве что в самом крайнем случае. В нашей армии три миллиона шестьсот тысяч человек, у них… впрочем, сами на досуге просмотрите эти цифры. Мы можем разбить Тайвань за неделю, если захотим.

— Но мы не хотим этого, — вставил Сунь.

— Конечно, — согласился председатель. — При таком неожиданном массированном ударе все будет уничтожено. Продолжай.

Ван перевернул страницу.

— Долгое время этот план был просто теоретической выкладкой: примерно половина наших войск, что-то около полутора миллионов человек, были сориентированы в направлении границ с Россией и Вьетнамом, лицом к лицу с сорока четырьмя советскими дивизиями. Теперь, когда пакт Москва — Пекин подписан и ратифицирован, мы можем частично передислоцировать эти силы. Кроме того, надо иметь в виду, что тайваньский договор с Соединенными Штатами о взаимной обороне был аннулирован много лет назад. Тайвань оказался в одиночестве.

— Так что же нас останавливает? — спросил Сунь Шаньван, который знал ответ, но боялся услышать его.

— У наших солдат душа не лежит к войне со своими братьями, живущими на другой стороне залива, — это раз. Но, что еще более важно, они чертовски хорошо знают, что эти братья сражаются лучше их!

— Вы хотите сказать, что в конечном итоге мы должны выиграть, но такой финал может наступить не скоро? — Сунь покачал головой. — Тогда эти ренегаты получат именно то, чего добиваются: время, чтобы склонить общественное мнение на свою сторону.

— Да. — Председатель затушил сигарету, выпустил струю коричневой слюны в плевательницу и тут же закурил следующую. — Поэтому нам нужно нанести удар неожиданно. Предоставьте нам эту возможность, а мы уж используем ее, учитывая, что за нашими спинами стоит новый союзник — Советы.

Ван опустил голову.

— В самую точку.

— Итак. — Председатель пролистал бумаги, отыскивая помеченную страницу. — А, вот! «Левый удар» предлагает начать вторжение с острова Цзиньмэнь…

— Если мы сумеем занять остров, это послужит существенной деморализованности тайваньцев и соответственно повысит боевой дух наших сил. Но именно на Цзиньмэне националисты сконцентрировали лучшие свои войска и вооружение… По крайней мере, шестьдесят тысяч человек.

— Ты хочешь сказать, что Цзиньмэнь нужно атаковать с воздуха?

— Именно. До последнего времени костяк наших военно-воздушных сил составляли примерно четыре тысячи «МИГ-17» и «МИГ-19». Прекрасные самолеты, но они уже давно устарели. Кроме того, нам необходимы опытные пилоты, а многие из летчиков, обслуживающих эти машины, слишком стары в возрастном отношении, чтобы служить в действующей армии. — Ван помедлил, поняв, что ступил на зыбкую почву.

— В трудные времена «чисток» многие молодые кадры были уволены. Мы еще не нашли, кем заменить их.

Сунь чувствовал, что его внимание ускользает. Он пытался следить за рассуждениями Вана, но его мысли возвращались к странному заявлению: «До последнего времени костяк наших военно-воздушных сил…»

— И что все это нам дает? — спросил председатель.

Ван пожал плечами:

— Мы можем потерять треть наших истребителей в первые же три часа, когда против нас выступят вражеские «Ф-5Е», а затем они будут сдерживать нас, не давая передышки, две или три недели.

— Это нехорошо.

— Согласен.

— А если нанести удар прямо по основному острову?

— Трудно, — отозвался Ван. — Нам придется высадиться без тяжелой артиллерии на хорошо защищенный берег, где базируются две пехотные дивизии и два танковых полка, у которых на вооружении легкие танки. Мы опять-таки понесем тяжелые потери и нас будут сдерживать, возможно, не недели, а месяцы. И в конце концов промышленность и сельское хозяйство Тайваня будут в основном уничтожены.

— Так. И что же делать?

Ван перевернул еще несколько страниц.

— Мы должны уничтожить военно-воздушные силы Тайваня в один день.

— И это можно сделать с помощью так называемых… ах да, вот это место: «умных бомб»?

— Да. Правда, тут целая история. Впервые их использовали американцы. В общих чертах, это ракеты, которые управляются телевизионной камерой, установленной в носовой части. Камера посылает видеосигналы в автоматическую систему слежения, направляете эту штуковину на противника, а компьютер делает все остальное. Но самого по себе этого средства недостаточно.

— Не понимаю почему, — удивился Сунь.

— Во-первых, из-за пилотов, — объяснил Ван. — Они, с моей точки зрения, не успеют даже сориентировать боевые машины в нужном направлении. Нам необходимо нечто похожее, но гораздо более оперативное.

Сунь вернулся к последней странице рапорта.

— Беспилотный самолет с системой реагирования на голос, обеспечивающей мгновенное применение автоматического оружия.

— Именно. И у нас уже есть такой самолет… или еще нет?

Сунь заметил, что оба собеседника ждут от него ответа.

— Я не понимаю, как это может помочь вам, — притворился он.

— Но это же так просто! — Ван с шумом захлопнул папку. — У нас много устаревших самолетов. Последние десять лет мы строим новые, лучше прежних. Все, что нам нужно, — это сделать из старых самолетов, из этого железного хлама, беспилотные самолеты и установить на них «Апогей». Мы направим их на тайваньцев устными приказами с земли и, не рискуя своими людьми, одним ударом разобьем основную часть тайваньских военно-воздушных сил… а затем пошлем современные истребители, чтобы они довели дело до конца. А теперь скажите, когда вы ожидаете получить «Апогей»?

— Простите, но я все еще не вижу в этом логики. У вас уже есть «умные бомбы», так зачем вообще нужен «Апогей»?

— Я уже говорил, что их недостаточно. А к тому же пилоты небольшого ума. Это лишь одна причина, как я сказал. Сами по себе «умные бомбы» не выманят военно-воздушные силы тайваньцев из их убежища, а ведь именно их уничтожение — ключ к успеху. Мы не хотим использовать против Тайваня «умные бомбы», то есть управляемые ракеты, ибо это приведет к непоправимым разрушениям и потерям среди гражданского населения, а тайваньцы на них все равно наплюют.

— Как это «наплюют»?

— А так. Их самолеты будут спокойненько стоять в хорошо защищенных ангарах, а потом, когда обстрел ракетами закончится, они выведут свои самолеты и перестреляют наших людей. Нужно заманить в ловушку командование ВВС, вызвать их самолеты в воздух, а иначе мы проиграли. Значит, мы должны послать наши самолеты. Так что прекратите увиливать, Шаньван, и скажите нам правду: когда мы получим «Апогей»?

— Думаю, скоро. Но сначала я хочу сам задать несколько вопросов. В случае военного вторжения риск будет астрономически огромен. Соединенные Штаты Америки вмешаются почти наверняка.

— Нет, если мы нанесем молниеносный удар. Вьетнам кое-чему научил американцев.

— Не согласен. Но это только один аспект. Советский Союз может оказаться ненадежным. Тут много тонкостей. Какие альтернативы? Существует ведь такое понятие, как экономическая война. Мы можем наложить эмбарго на торговлю, уморить голодом этих ренегатов.

— И что тогда? — устало спросил Ван. — Я сам вам отвечу. Во-первых, мы позволим тайваньцам выиграть время, и они, как и весь остальной мир, получат совершенно ясное представление о наших намерениях. А что последует за усилением эмбарго? Изнурительная воздушная война, длительная кампания, которую поведут бунтовщики, чтобы сохранить свою морскую торговлю? В действительности, товарищ председатель, я стою полностью за мирное решение, однако не вижу выхода в том, что предлагает Шаньван.

— Шансов на успех у вашего плана не больше, маршал. Примите во внимание также и оборотную сторону этого дела — коммерческие потери.

— Оборотную сторону?

— Да. Допустим, мы сумеем каким-то образом удержать американцев от вмешательства. Но возникает проблема взаимоотношений с нашими западными торговыми партнерами. Что, если они решат отказать нам?

— Нам по опыту известно, что в смысле торговли Запад больше нуждается в Китае, чем Китай в Западе, — сказал председатель. — Мы представляем собой последний из оставшихся в мире, не в полную силу задействованный рынок капиталистического экспорта.

— Рискованно. Бойкот наших товаров…

— Этого никогда не произойдет. А даже если и так… Наша торговля с советской Россией и ее союзниками восточного блока идет настолько хорошо, что мы сумеем выжить, не поставив себя в зависимость от Запада.

Сунь Шаньван почти исчерпал свой запас аргументов, но у него оставалась еще одна карта.

— Сколько времени вам понадобится для переоборудования устаревших самолетов? — спросил он Вана. — На это могут уйти годы. «Апогей» здесь не поможет.

— Процесс переоборудования очень близок к завершению.

Лицо Суня оставалось бесстрастным, но в глубине души он был ошеломлен. Он попытался подсчитать, чего это стоило, какие огромные суммы ушли из годового бюджета. Путь мог быть только один. Глаза Суня скользнули по лицу председателя. Старик улыбнулся.

— Прошу прощения, — с легкой насмешкой сказал он, — но это решение приняли военные. Моей вины тут нет.

— А мой предшественник был в курсе?

— Даже Папа не знал.

Сунь вдруг почувствовал, что сидит рядом с незнакомыми людьми. Те разглядывали его с сочувствием, но не могли определить по глазам, какова его реакция.

— Но… — Сунь был в растерянности. — Не имея «Апогея», без компьютерной техники, откуда специалисты могли знать, в каком направлении работать?..

— Очень просто. Работа над «Апогеем» началась как военный проект, к которому «Дьюкэнон Юнг» подключилась на относительно поздней стадии. Нашим людям нужно было получить только технические инструкции и точные результаты обмеров, а также сведения об энергетических затратах. Им и не требовалось знать, как работает компьютер, они никогда не располагали такой информацией.

— Понятно. — Во рту у Суня все пересохло. — Конечно, это было правильное решение.

— Спасибо. — Председатель вздохнул. — Должен сказать, сначала я был на вашей стороне, но теперь сомневаюсь. Экономический удар — да, это хорошая идея. Вы уже реализуете ее и можете продолжать в том же духе, но дело продвигается медленно, не так ли?

Суню нечего было ответить.

— Разумеется, медленно. Не будет никаких эмбарго, не будет и блокады Тайваня. А я спешу. Тайвань отказывается сдавать позиции. — Председатель повысил голос, мускулы лица напряглись от гнева. — Я нахожу эту ситуацию нестерпимой! Есть только один Китай, и Тайвань — это часть нашей территории! — Он стукнул кулаком по ладони другой руки. — За кого нас принимают эти люди?

Копия рапорта об операции «Левый удар», лежавшая рядом с Сунем, соскользнула на пол, но он даже не заметил.

— А как насчет Политбюро? — пробормотал Сунь. — Они примирятся?

Ван хмыкнул, но председатель отнесся к этому вопросу всерьез.

— Да, — сказал он наконец. — Это отвлечет их внимание от некоторых моих планов, которые они не слишком приветствуют: возобновление свободного предпринимательства и так далее. Полагаю, что вы сами увидите, как эта операция сплотит Политбюро.

— А на Советы вы можете положиться? Я им доверяю не больше, чем они нам. Особенно после исчезновения нашего истребителя.

— Вы действительно думаете, что русские украли его?

— Совершенно уверен в этом. — Теперь рассердился Сунь. — Не доверяйте им, товарищ председатель.

— Ну, мне не придется делать это долго.

Сунь вздохнул и развел руками, показывая, что сдается.

— «Дьюкэнон Юнг» столкнулась на Тайване с серьезными трудностями. У меня не было иного выбора, кроме как предоставить им дальнейшую отсрочку. Юнг заверяет меня, что «Апогей» будет в любом случае готов к февралю.

Председатель вздернул подбородок и посмотрел на Вана. Маршал задумался.

— Тридцатое апреля.

— Вот так-то, — вкрадчиво сказал председатель. — У вас осталось немного времени для экономической войны, Сунь Шаньван. До тридцатого апреля. Но с этой даты ваш департамент будет играть ключевую роль.

— Мой?

— Да. Жизненно необходимо, чтобы вы помешали тайваньцам получить какие бы то ни было сведения об «Апогее». Мы не хотим посылать наши дорогостоящие модернизированные самолеты только для того, чтобы увидеть, как бунтовщики глушат наши радиосигналы. И еще кое-что… — Председатель улыбнулся. — Кое-что, совершенно не имеющее отношения к Тайваню. Это изобретение — «Апогей»… Оно сулит изменения по всему Китаю, в любой сфере жизни. Поля, заводы, банки… Я хочу, чтобы «Апогей» был в надежных руках, Шаньван. Никто другой не должен получить его. Вы поняли?

— Да. Понял.

Председатель хлопнул себя по коленям и поднялся.

— Что же касается Тайваня, он становится все сильнее, и если мы не будем действовать быстро…

— Ясно.

— Да? Тогда прошу вас помнить, на чем мы порешили, Шаньван. — Председатель помедлил. — Вы только что явились свидетелем того, как была назначена дата крупномасштабного военного вторжения с целью захвата провинции Тайвань.

 

Глава 11

Когда отец и сын вошли в раздевалку «Клуба здоровья» в отеле, Мэт вдруг заартачился.

— Я вижу, твои эгалитарные принципы не срабатывают в тайбэйском «Лай-Лай-Шератоне».

— Ты не слишком стремишься понять меня. Мне нравится комфорт, я не имею ничего против богатства. Большую часть своей жизни я создавал его.

— И все это за счет эксплуатации масс?

— Знаешь, иногда ты бываешь совершенно невыносимым.

Через несколько минут, одетые в оранжевые купальные халаты, они вошли в выложенную кафелем парную. Крепко сбитый китаец, в одних трусах, тяжело поднялся им навстречу и кивнул Мэту.

— Потереть вам спину, мистер Юнг?

— Нет. Спасибо, может быть, позже. А это мой отец.

На этот раз кивок А-Фаня больше походил на поклон.

— Это честь для меня. Я скоро вернусь.

И он вышел, оставив англичан наедине. Дальний конец комнаты был отгорожен толстым стеклом, доходящим до самого потолка. Там находилась еще одна парилка. По стеклу сбегали струйки воды, и крошечное пространство тонуло в белом тумане турецкой бани. Мэт видел только очертания тела и ярко-оранжевое пятно полотенца, которым одинокий посетитель обернул бедра. Мэт с отцом вошли в самую жаркую сауну, где, кроме них, никого не было.

По телу Саймона стекал пот, и через некоторое время он начал вытирать его руками.

— Ну ладно, — сказал он наконец. — Давай отрабатывай свое жалованье. Как Ленни?

— Чертовски расстроен. По двум причинам. Во-первых, «красные» китайцы хотят иметь новые коды для военных потребителей. Ленни волосы на себе рвет.

— Но он может сделать это?

— Да, однако требуется время, которого у него нет.

— Плевать! Скажи, чтобы ложился попозже и вставал пораньше. Что еще его беспокоит?

— Природа этого дела, — поколебавшись, сказал Мэт. — Это все как с неба свалилось. Нужна большая команда, которая занималась бы только этим и в самых лучших лабораторных условиях, а тут все обрушивается на Ленни Люка, который сидит у себя в спальне, и ему помогают несколько человек по нескольку часов в день.

— Ты, кажется, забываешь о гонконгской группе.

— Программирование — не их стихия, и… ты понимаешь, что это значит учить новый язык?

— Давно не пробовал. Давай к делу.

Спокойнее, предостерег самого себя Мэт, спорить с отцом бесполезно.

— Бывает, делаешь успехи в языке, — продолжал он после паузы. — Овладеваешь сослагательным наклонением и всякими прочими сложностями, а потом, когда нужно всего лишь заказать бифштекс в ресторане, память цепенеет, и ты не можешь вспомнить самые элементарные слова.

— Говори за себя.

— Я так и делаю. А теперь эту стадию проходит Ленни. Он, мать его, все изучил, и — я цитирую: «необработанные строки добавляются к тексту, содержащемуся в свободном пространстве памяти». Только не спрашивай меня, что это означает, но, не исключено, что этому учатся на самой первой стадии знакомства с миром компьютеров. Но это уже не новый, а старый мир, вот в чем дело, Ленни же изобрел как раз новый, и, судя по всему, не все старые аксиомы годятся.

Саймон плеснул воды на горячие камни и подождал, пока поднимется волна жара.

— Если мы уберемся из Синьчу, это поможет делу.

— Да, Ленни так и сказал.

— Вот почему для меня так важно повидаться с этим человеком — Ли Лутаном. У него великолепные гуаньси. Полагаю, что ты не знаешь, что это значит?

— Связи. Контакты, по-нашему, блат.

Саймон поднял брови, но промолчал.

— А он знает, что ты приехал?

— Не будь идиотом! Никто об этом не знает, кроме тебя и Ся. Я прилетел сюда на самолете, взял билет в последнюю минуту, так что в компьютере авиалиний, где фиксируются заказные места, моего имени нет.

— Но ты зарегистрировался под своим именем?

— Да. Есть же какие-то пределы. Не имеет смысла провоцировать полицию. Меня мучает плечо. Нужно сделать массаж. Но сначала, пожалуй, попарюсь.

Оба прыгнули в бассейн с холодной водой, и тут же вынырнули, отплевываясь и подняв тучу брызг. За стеклом, в турецкой бане, все еще сидел одинокий посетитель. Саймон взялся за ручку стеклянной двери, обернулся к Мэту и кивнул, напоминая, чтобы тот помалкивал. Потом он толкнул дверь внутрь, и тут же раздался вкрадчивый голос:

— Добрый день, мистер Юнг. Как поживаете?

Саймон замер в дверях; вокруг него клубился пар.

Мэт не мог понять, почему отец не заходит, потом услышал, как отец сказал:

— Ли Лутан.

Когда Саймон шагнул вперед, Мэт увидел, что человек, сидевший в парильне, — китаец лет пятидесяти, высокий и очень худой: кожа да кости. Его необычное лицо поразило Мэта. Подбородок острый, слегка вздернутый, квадратная челюсть выдается вперед и плохо сочетается с тонкой шеей. Лицо удлиненное, рот расположен близко к подбородку, нижняя губа полукруглая, верхняя — прямая. Орлиный нос, скулы хорошо очерчены, но щеки ввалились. Не слишком приятное лицо, подумал Мэт.

— Входите, входите! — говорил Ли, одной рукой поддерживая на бедрах полотенце, а другую протягивая Саймону.

У любого человека этот жест показался бы смешным, но Ли Лутану удавалось выглядеть величественным. Мэт не мог припомнить, чтобы отец когда-либо оказывался в такой невыгодной для себя ситуации.

— Но… но это же невероятно! Я только что сказал сыну, что никто не знает о моем приезде. Кстати, это мой сын, Мэт Юнг, мистер Ли Лутан.

Китаец улыбнулся Мэту, но руки не протянул.

— В таком случае мы будем говорить по-английски. Пожалуйста, давайте присядем.

Только позднее Мэта поразила мысль: китаец откуда-то знал, что он не может бегло говорить на «мандаринском».

— На самом деле, — спокойно произнес Ли, — пара человек знала, что вы здесь. Я, например.

Саймон явно встревожился.

— Могу я узнать, каким образом?

Ли усмехнулся.

— Такова профессия — все знать. Иначе я не мог бы работать.

У Мэта рвался с языка вопрос «а что это за работа?», но он почувствовал, что отец подозрительно смотрит на него, и вспыхнул. Надо надеяться, что отец не думает, будто это он, Мэт, проболтался. Просто смешно, ведь он даже не слышал никогда о Ли… нет, не совсем так: Саймон упоминал о нем в Гонконге, но, Господи помилуй!..

— Честно говоря, — продолжал Ли, — мое присутствие здесь не совсем случайно. Я надеялся встретиться с вами.

— Каким же образом?

— Вы зарегистрировались в отеле и попросили секретаршу забронировать вам место в «Клубе здоровья». Сами знаете, как люди болтливы.

В глазах Ли, наблюдавшего за реакцией англичанина, мелькнуло удовлетворение.

— Значит, времена не изменились, — проворчал Саймон. — И чем вы теперь занимаетесь, Ли Лутан? По-прежнему в Бюро информации и статистики?

— О нет, дорогой мой Саймон. Это было много лет назад. Могу я, как и раньше, называть вас Саймоном?

— Конечно.

— Нет, я давно ушел оттуда. Теперь работаю на управление юань.

— Но продолжаете собирать информацию?

Ли улыбнулся, и Мэт заметил, что всякий раз, когда он улыбался, его глаза на секунду закрывались.

— Сопоставляю статистические данные.

Ли холодно посмотрел на Мэта, потом перевел взгляд на Саймона. Несколько мгновений все молчали, и Мэт почувствовал, что дольше невозможно игнорировать столь очевидно продемонстрированное пожелание.

— Извините, — отрывисто сказал Мэт. — Здесь для меня слишком жарко.

Он быстро принял душ, наслаждаясь контрастом температур, и вышел в раздевалку, столкнувшись по пути с А-Фанем. К своему удивлению, Мэт увидел около одного из шкафчиков Рода Хэйнса, который держал в руке пиджак.

— Привет, — сказал Мэт. — Ты сегодня рано ушел.

— Это выговор? — спросил Хэйнс, неуверенно улыбаясь.

— Извини. — Мэт накинул на плечи полотенце и тяжело вздохнул. — Сегодня паршивый день, вот и все.

Потом он вспомнил: никто не должен знать, что отец здесь.

— Слушай, — быстро проговорил Мэт, — почему бы нам не пойти выпить? Мне нужно поговорить с тобой.

— Но я только что пришел.

— Да ладно тебе!

Хэйнс испытующе оглядел Мэта.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Если это так срочно…

Тем временем в парильне Ли Лутан, сидя с ногами на скамейке в позе Будды, в упор смотрел на Саймона Юнга.

— Я знаю, почему вы приехали, — сказал он отрывисто.

— В самом деле?

— Вам нужно избавиться от судебного преследования, возобновить работу в Синьчу. Давайте пройдем в кабинет, там мы сможем поговорить более свободно. Кроме того, я хочу кое-что показать вам.

— Что?

— Фотографии. — Ли указал подбородком на дверь. — Ваш сын — озорной мальчик.

— В каком смысле?

— Его часто видят в обществе актрисы и певицы по имени Мэйхуа, которая пользуется дурной славой.

— Что же имеет против нее правительство?

— Она пользуется наркотиками. Кокаин.

Саймон ничего не ответил. Ли подождал, пока Саймон переварит эту новость и продолжал:

— Думаю, вы понимаете, какие ограничения существуют в Республике Китай? Слегка перебрать с выпивкой, немножко поразвлечься с женщинами определенного сорта — с этим мы еще миримся. Но наркотики — нет.

— Вы хотите сказать, что Мэт принимает наркотики?

— Нет, мы не обвиняем в этом вашего сына. Но он очень откровенно, чересчур откровенно демонстрирует свою страсть к этой девице. А вы знаете, что портфель одного из пресс-агентств в Гонконге набит фотографиями Мэта Юнга? Мистер Юнг в ночном клубе «Вечерний аромат», мистер Юнг в гриль-баре «Коммерсант», мистер Юнг обнимает прелестные плечи, а его голова покоится на еще более прелестной груди… — Ли презрительно сморщился. — Не этого мы ждем от иностранных предпринимателей, Саймон. Не помню, чтобы вы вели себя так в былые дни.

— Я поговорю с сыном.

— Спасибо.

— Но… в конце концов, это Тайбэй, и времена меняются. Не можем же мы жить в прошлом, как динозавры.

— Да. Но мы не можем все топтать и уничтожать… как динозавры. По-моему, здесь чересчур жарко. Вы пойдете со мной в бассейн?

Они погрузились в холодную воду, а затем поспешили перебраться через стенку, отделяющую бассейн от теплой ванны.

— Думаю, вам следует взглянуть на эти фотографии, — сказал Ли Лутан. — Но я приглашаю вас к себе в офис еще по одной причине. Мы должны поговорить о компьютере «Апогей».

Саймону показалось, что он ослышался, и он ощутил искушение попросить Ли, чтобы тот повторил свои слова.

— Это, — произнес он наконец внезапно охрипшим голосом, — сверхсекретная информация. И я не буду обсуждать ее ни с вами, ни с кем-либо другим. — Саймон вдруг почувствовал себя беспомощным, и в нем закипел гнев. — Как, черт побери, вы узнали об «Апогее»?

— Вы сами сказали несколько минут назад, что времена меняются. Постарайтесь представить теперь, что я сижу на высокой горе, с которой мне видно все происходящее в свободной Республике Китай и во многих других местах тоже. Перехожу к делу: мое правительство хочет получить «Апогей», который послужит делу борьбы с китайскими бандитами, недавно захватившими власть в большинстве провинций Серединной Империи.

— Я отказываюсь.

— А я советую вам не делать этого. У моего департамента есть связи с людьми, работающими в «Дьюкэнон Юнг электроникс лимитед». В настоящее время мы пришли к вам как покупатели, с чековой книжкой в руках.

— Впервые слышу об этом.

— Значит, ваши служащие плохо вас информируют. Недавно некий влиятельный тайваньский бизнесмен обратился к Люку, вашему ученому, с предложением. Люк обошелся с ним чрезвычайно грубо.

— Я рад это слышать.

— И напрасно. Не упускайте возможность… Извините мою прямоту, но это непростительно; мы ведь можем и присвоить то, что пока готовы купить.

— Присвоить? Вы хотите сказать, украсть?

Ли плеснул воды себе на голову.

— Присвоить, — повторил он, не меняя интонации.

Саймон выкарабкался из бассейна и потянулся за полотенцем.

— Да-а, — протянул он. — Действительно пора отправляться к вам в офис. Я хочу кое о чем заявить, но здесь для этого не место.

— Уже поздно. Скоро здесь соберутся бизнесмены, будут пить и… заключать сделки. — Ли, словно выплюнул последнее слово. — Я тоже считаю, что это неподходящая обстановка.

— Я скажу сыну, что мы уходим.

Ли Лутан направился в раздевалку, а Саймон побрел в бар. Мэт и Хэйнс, с головы до пят укутанные в полотенца, развалились в креслах с откидными спинками. Рядом стояли стаканы с чаем. Саймон улыбнулся австралийцу и, наклонившись, шепнул что-то сыну на ухо. Мэт чуть не задохнулся от удивления, но Саймон быстро приложил палец к его губам и тут же заговорил с Хэйнсом.

— Привет, Род. Как дела?

— Спасибо. Очень хорошо.

— Ты видишься с Нэдом Моулсоном?

— Раз в год.

— Ну, передай ему привет.

Хэйнс начал уже стаскивать с себя полотенце, но Саймон положил руку ему на плечо.

— Слушай, мне срочно, в течение двадцати четырех часов, нужен обзор по работе группы охраны. Все слабые места, все сомнения по поводу тех или иных служащих, все подозрительное, что случилось в прошлом году, взломы… Ну, ты сам знаешь. Просмотри досье на весь персонал.

— А что я должен искать?

Саймон совсем понизил голос:

— Отпечатки пальцев правительства. Понял?

— Не совсем, но сделаю все, что в моих силах, мистер Юнг.

— Хорошо, я хочу, чтобы завтра в четыре ты был у меня в номере с готовым докладом.

— Да, сэр.

Саймон кивнул и выпрямился. Выражение лица у него было отстраненное, и Хэйнсу вдруг пришло в голову, что даже офицера, стоящего во главе охраны, стоит подозревать.

— Твой отец всегда обо мне помнит, — сказал Хэйнс задумчиво, когда Саймон удалился.

— Он никогда ничего не забывает. Моулсон — это тот парень, что рекомендовал тебя «Данни»?

— Да.

— Понятно. Вот поэтому отец особенно хорошо помнит о тебе. Нэд — один из самых старых друзей. Думаю, ты для него — нечто вроде члена семьи.

Хэйнс недоверчиво рассмеялся.

— Эй, а когда твой отец объявился? Не припомню, чтобы я слышал о его визите.

— Он здесь проездом.

— Ты знал об этом?

— Угу. На самом деле я из-за этого устроил тебе засаду в раздевалке. Он был в сауне, и я подумал, может, отцу не хочется, чтобы ты знал о его приезде. — Мэт рассмеялся, но как-то безрадостно. — Слушай, тебе бы лучше заняться своим рапортом. Но сначала давай выпьем пива, время для этого найдется. Стивен!

Официант-китаец, возившийся с огромным телевизором, поспешил к ним.

— Два тайваньского пива, и как можно быстрее.

Официант кивнул и направился к бару. Мэт взял журнал. Прошло несколько минут, официант с пивом так и не появлялся, и Мэта охватило беспокойство. Он оглядел пустые кресла вокруг и нахмурился.

— Род.

— Что?

— Ты когда-нибудь видел, чтобы здесь было так безлюдно? — Мэт встал. — Ты понимаешь, что мы совершенно одни? Все это время после двенадцати дня кроме нас в клубе ни одного человека.

— И что же?

— Это… это кажется странным, вот и все. Тут так тихо. Черт, сколько времени требуется Стивенсу, чтобы принести пива, тем более что у него только два посетителя.

Хэйнс уставился на своего друга, и по лицу его пробежала тень замешательства.

— А знаешь, ты ведь прав.

Род уже собрался сказать еще что-то, но тут оба они услышали звук разбившегося стекла. На мгновение это еще больше сбило их с толку, но потом напряжение спало, и они с улыбкой переглянулись.

— Ого! — сказал Род.

— Хотелось бы узнать, что там приключилось, да ведь они не скажут. Я пойду добуду пива.

— Ты мог бы спросить Стивена…

Крик, раздавшийся где-то не слишком близко, но и не очень далеко, начался на низких нотах и постепенно поднялся до воя — все это в течение одной секунды. Молодые люди застыли на мгновение, а затем рванули в коридор. Весь персонал клуба собрался возле дверей, ведущих в сауну: официанты, массажисты и маникюрши образовали в узком пространстве плотный клин из человеческих тел. Когда Мэт подошел поближе, чуть опередив Хэйнса, какой-то человек в толпе отвернулся, поднеся руки ко рту, и они услышали, что его рвет.

Вся сауна была полна белого пара, и сначала Мэт не мог понять почему; ведь турецкую баню отделяла стеклянная стена. Он попытался разглядеть что-нибудь сквозь пар, который теперь благодаря сквозняку быстро просачивался через открытую дверь. И тут раздался голос Хэйнса:

— Боже мой, здесь по всему полу рассыпано битое стекло.

Мэт замер, посмотрел под ноги и все понял. Куча осколков, звук бьющегося стекла, который они слышали, вытекающий из парильни пар… кто-то разбил стеклянную перегородку.

— Пусти меня, — выкрикнул Хэйнс. — Я надел сандалии.

Он, осторожно ступая, прошел вперед. Мэт услышал, как Хэйнс пробормотал:

— О Господи!

Теперь Мэт видел все четко. А также чувствовал тяжелый запах испражнений, мочи и чего-то другого… отвратительное зловоние. Он повернул голову в сторону парилки. О перегородке напоминали лишь острые осколки стекла, некоторые около двух футов в высоту, торчащие из пола. За ними виднелась скамья, на которой он сидел с отцом и Ли. Теперь там лежал А-Фань, банщик. Одна его рука свешивалась вниз. Мэт всматривался в нее: казалось, на руке было красное покрывало, которое все время шевелилось по мере того, как пот стекал на пол.

Мэт перевел глаза вверх и, не отдавая себе отчета, закричал так, словно его ударили в солнечное сплетение.

Кто-то большим треугольным куском стекла распорол горло А-Фаня. Его голова откинулась назад под прямым углом к туловищу, и горло представляло собой огромное зияющее отверстие, до краев наполненное алой кровью. Убийце, наверное, помешали, и он, убегая, воткнул свое оружие острием вниз в живот А-Фаня.

Мэта вывернуло наизнанку прямо на усеянный осколками пол.

 

Глава 12

Банкир Ку Цзинхэй поставил свой орехового дерева стол так, чтобы из окна двенадцатого этажа был виден фасад здания на противоположной стороне Нань-Ян-стрит. На прошлой неделе рабочие подвели к его крыше огромный транспарант, закрыв им два верхних этажа, где размещались учреждения. Ку, словно зачарованный, смотрел на транспарант, размышляя о том, как люди, сидевшие за окнами, должны отреагировать на неожиданное затемнение. Потом он прочел слова, написанные на транспаранте по-английски: «Я так люблю свою работу, что забыл о выходном».

Это публичное воззвание, сочиненное неизвестным человеком для совершенно непостижимых целей, почему-то беспокоило Ку. Он и раньше думал о нем, а сегодня не мог отвести глаз от транспаранта. Было время, и он хорошо помнил его, когда то же самое творилось в материковом Китае. Воодушевление, энтузиазм… куда же они исчезли? Ку со вздохом отложил ручку, не в состоянии понять, что с ним происходит. Сейчас ему казалось, что дом остался очень далеко, но мысли о нем не давали покоя. Что делают Цинцин и Тинчень? Все ли у них в порядке? Простые вопросы, но ответа на них не было.

На столе зажужжал интерком.

— В приемной вас ждет посылка, господин Ку. Курьеру нужна ваша подпись.

— Пришлите его наверх.

Посылка была около фута в длину, шесть дюймов в ширину и примерно три дюйма толщиной. Ку снял верхний слой коричневой бумаги и осмотрел содержимое. От госпожи М. Й. Ку из Сингапура, назначение — личный подарок, стоимость 25 долларов США. Он безошибочно представил себе, что должна подумать секретарша: подарок из дома, от матери господина Ку. Как мило! И если бы девушка видела, как ее босс разворачивает упаковку и вытаскивает коробку, обернутую в красную фольгу и перевязанную золотой лентой, она сказала бы: какой прекрасный вкус! Шоколадный набор — как мило!

Ку начал осторожно снимать с картонной коробки целлофан. Он был толще обычного, но ни один таможенник не обратил бы на это внимание. Ему удалось снять обертку в целости и сохранности, нигде не порвав ее. Потом Ку нажал на кнопку интеркома.

— Ни с кем не соединять и никого не пускать.

Он прошел к столу возле двери, где стоял его личный компьютер, и включил его. Когда экран достаточно хорошо нагрелся, Ку приложил к нему целлофан, расправив рукой. Вскоре на прозрачной поверхности начали появляться смутные очертания, похожие на пятна. Постепенно очертания стали четче, и наконец весь целлофановый лист оказался покрытым китайскими иероглифами. Прочитав половину послания, Ку чуть приподнял целлофан, снова разглаживая его на экране. Закончив читать, Ку выключил дисплей, снял с него целлофан и сжег в пепельнице. Потом откинулся на спинку кресла и уставился на забавный транспарант за окном.

Первая часть послания из штаб-квартиры бригады «Маджонг» касалась Бангкока. Директор архива Сунь Шаньван опознал почти со стопроцентной уверенностью в одном из напавших на Ку тайваньского наемного убийцу от КГБ.

Итак, удар был нанесен с Тайваня.

Какие еще он имел контакты?

Хочет ли вернуться домой?

Ку не стал размышлять над этой частью послания, зная, что вопросы, касающиеся его собственного будущего, могут подождать. Он снял трубку с одного из телефонов, сообщил секретарше, что он снова на связи, и набрал внутренний номер.

— Госпожа Шань… пожалуйста, поднимитесь ко мне на минутку.

Стук в дверь оторвал его от неприятных мыслей.

— Входите, — сказал Ку с улыбкой… и запнулся, потому что не знал, как теперь ее называть. Госпожа Шань или Линьчунь? По телефону можно было обращаться официально, но разговаривать лицом к лицу… А ее улыбка и большие глаза еще больше осложняли задачу.

— Спасибо… — Линьчунь тоже запнулась, и по тем же самым причинам. Теперь ей уже казалось, что Цзинхэй — это особенное имя. Звучит строго, но мило.

— Надеюсь, я не оторвал вас от дел?

— Вовсе нет. На самом деле я тоже собиралась сегодня днем встретиться с вами… Чем могу помочь?

— Я хотел бы услышать информацию об одном из самых крупных наших клиентов. Что вы можете рассказать о господине У?

— Семья У из Аньшо, которые живут на юге? Об отце или о сыне?

— О сыне. У Тайцзи. Но мне нужна неофициальная версия. Сплетни.

Линьчунь улыбнулась, показав ряд безупречно белых зубов, сверкнувших между розовыми губами. Ку отметил это. Он ничего не упускал.

— Неофициальная версия… что ж. Дайте подумать. Возраст: за сорок. Преуспевающий тайваньский бизнесмен. Его отец разбогател, но источник богатства не ясен. Женат вторично, имеет пятерых детей. Нынешняя жена, по слухам, была его содержанкой, пока У не узаконил ее положение.

— Он распутник?

— Скажем, У хорошо знаком с ночной жизнью Тайбэя.

— Что-нибудь еще?

— По-моему, его часто используют как посредника. Поговаривают, что он изрядный любитель брать дополнительные комиссионные, вы понимаете, что я имею в виду?

— Взятки?

— Именно. Конечно, доказать невозможно. У него друзья в высоких сферах. Правительство считает У весьма полезным человеком, когда речь идет о международных сделках.

— Почему?

— Он жил за границей в те годы, когда для нас, тайваньцев, это было непросто. В результате У овладел западным стилем работы и теперь всем нужен.

— Каковы его политические взгляды?

Линьчунь понизила голос:

— Он считает, что Тайвань должен быть независимым и им должны управлять не «красные» и не партия Гоминьдан, а сами тайваньцы. На местных выборах он поддерживает кандидатов-тайваньцев, и они часто побеждают. У не боится публично высказывать свои взгляды.

— У него есть достойная аудитория?

— В Тайбэе ему приходится остерегаться. На юге, там где он обосновался, к нему относятся терпимо. Хотя я уверена, что тайваньское движение за независимость — очень рискованное дело для тех, кто с ним связан. Если бы У был особенно близок к правительственным, финансовым и коммерческим кругам, он мог бы оказаться в опасном положении.

Опасность…

Хочет ли он вернуться домой?

Ку тряхнул головой, стремясь освободиться от тревожных мыслей. Сказанное Линьчунь совпадало с тем, что он знал об У Тайцзи.

— Спасибо, — мягко сказал он. — А теперь перейдем к другому вопросу. Я только что узнал, — на губах мелькнула невеселая улыбка, — что Саймон Юнг якобы в Тайбэе.

Линьчунь широко раскрыла глаза.

— Господи! Но я не занимаюсь его счетами, мистер Ку.

— До сих пор не занимались. Но в недалеком будущем вы будете с ними работать. В бухгалтерских книгах нашего филиала банка счет «Дьюкэнон Юнг», пожалуй, важнее всех остальных. Я предполагаю завтра же нанести визит мистеру Юнгу и хочу, чтобы вы пошли со мной.

В глубине души Линьчунь была польщена. Это означало… это могло означать одно — повышение.

— Спасибо, Цзинхэй. О, пожалуйста, извините…

Она зажала рот рукой и покраснела как рак.

Ку окинул ее проницательным взглядом.

— Не придавайте этому значения, Линьчунь. — Видя, как она удивленно вскинула брови, он продолжал: — На людях мы будем обращаться друг к другу, как должно, а в личных беседах, думаю, об этой церемонности можно забыть. Согласны?

Линьчунь кивнула, все еще смущенная.

— Вы, кажется, сказали, что хотели видеть меня. Чем я могу помочь?

Линьчунь опять вспыхнула.

— Боюсь, что я слишком бесцеремонна… Госпожа Мо звонила мне сегодня утром и сказала, что очень переживает из-за того, как эти люди обошлись с вами тогда — во время вашего первого визита в ее клуб. Она устраивает праздник вечером — отмечает свое выдвижение на приз «Золотая лошадь».

— Вот как! Что ж, это удача для госпожи Мо.

— Она нас обоих приглашает.

Ку постукивал пальцами по столу. Он понимал, что девушке нелегко далось это приглашение. В ханжеской атмосфере Тайваня едва ли можно считать пристойным поведение женщины, которая берет на себя инициативу в отношениях с мужчиной, каких бы передовых взглядов эта женщина ни придерживалась. Значит, он ей очень нравится. Так же, как и она ему.

— Конечно, надо пойти. — Ку взглянул на часы. — Когда мне заехать за вами?

— Скажем, в девять?

Когда она ушла, Ку откинулся на спинку кресла и снова посмотрел в окно. На Тайбэй опускалась ночь. Он уже не видел транспаранта и написанных на нем слов, но знал, что он висит там, напротив, напоминая ему об обязательствах перед своей страной.

Хочет ли он вернуться домой?

С большим усилием Ку удалось прогнать этот коварный вопрос из своего сознания. Сегодняшний вечер он проведет с женщиной, которая стала для него дороже всех. Его ждут несколько часов нежности и наслаждения. Перспектива пойти на вечеринку к Мэйхуа неожиданно наполнила Ку безграничной радостью.

Потом он нахмурился. Линьчунь права, сказав, что держатель самого крупного личного счета в их филиале банка обладает большими связями. Полученное только что сообщение подтверждает, что на одной из фотографий, висящих в гримерной Мэйхуа, изображен господин У Тайцзи.

Этим вечером в половине восьмого на галерее в «Лай-Лай-Шератоне» было очень мало народу. Горстка покупателей собралась в том конце здания, что смотрел на восток и был расположен довольно далеко от банкетных залов отеля. Саймон и Мэт воспользовались эскалатором и прошли в западный сектор комплекса. Чем дольше они шли, тем тише становилось вокруг. Ноги бесшумно ступали по пушистому ковру, а стены, отделанные панелями из полированного дерева, казалось, поглощали звук их голосов. Саймон вынужден был признать, что сын подобрал для встречи прекрасное место.

Мэт взглянул на часы.

— Он уже должен быть здесь.

Словно отвечая ему, кто-то кашлянул. Мэт и Саймон обернулись. Навстречу им под ноги скользнула тень: кто-то выходил из освещенного коридора, расположенного параллельно тому, который они только что пересекли. Саймон с беспокойством огляделся вокруг, понимая, что безлюдность может одновременно означать и ловушку.

Вслед за тенью в тусклый свет их коридора вынырнула и высокая фигура, человек направился в апартаменты «Феникс». Мэт кивнул.

— Это он.

Пришедший оказался высоким худым китайцем средних лет с крошечными бесцветными глазками. Одну руку он держал в кармане видавшего виды плаща, а в другой торчала зажженная сигарета. Когда Мэт протянул руку, китаец сначала впал в замешательство, потом сунул сигарету в рот и только тогда ответил на рукопожатие англичанина.

— Хэлло, — сказал он по-английски. — Как поживаете?

Дыхание у него было нечистым — результат слишком большого количества выкуренных сигарет «Долгая жизнь». Подобно многим, кто пытается говорить на чужом языке, китаец не стремился отчетливо выговаривать слова, как будто неразборчивое бормотание могло скрыть ошибки. Окурок, прилипший к губам, едва ли способствовал четкому произношению.

— Спасибо, прекрасно. Инспектор Су, это мой отец, мистер Саймон Юнг.

— Ни хао! — по-китайски поздоровался Саймон, слегка наклонив голову, но не выказав намерения пожать руку. Инспектор, казалось, несколько расслабился.

— Отец, дочь этого джентльмена работает секретаршей в «Дьюкэнон Юнг электроникс». — Мэт говорил медленно, позволяя полицейскому уловить смысл. — Она и ее муж были вовлечены в невыгодную для них тяжбу с соседями. Наши адвокаты сумели им помочь. Это пустяки, конечно, и не стоило упоминать о таком ерундовом деле…

На лице инспектора появилась застенчивая улыбка. На Саймона, помимо его воли, все это произвело впечатление, и он внимательно глядел на сына, ожидая продолжения.

— Тем не менее инспектор Су был так любезен, что предложил свою помощь компании, если она понадобится. Вот почему я осмелился попросить его о встрече, чтобы обсудить некоторые возникшие недавно обстоятельства.

— Никто не придет, — вставил инспектор. — Тихое здесь место, вечер…

Мэт, почувствовав, что отец уже готов заговорить, повернулся к нему.

— Может, ты позволишь мне задать инспектору несколько вопросов?

Саймон услышал властные нотки в голосе сына и кивнул. Мэт снова посмотрел на полицейского.

— Вы знаете, что здесь случилось сегодня? — спросил он.

— Уже есть рапорт. Я прочел.

— Вы можете сказать, что в нем написано?

— Очень короткий. Свидетелей нет. Никто ничего не рассказал. — Он сделал паузу. — Персонал очень напуган.

— Напуган? Почему?

Су пожал плечами и быстро затянулся сигаретой. Мэт нахмурился.

— В этом рапорте упоминалось о нас: об отце или обо мне?

— Угу. Сказано: два английских джен-тиль-мена были там. Они разговаривали. Отмечено, что они сотрудничают. Но ничего не знают.

— А о Ли Лутане упоминалось?

Инспектор Су посмотрел направо, налево, потом наклонился к пепельнице, чтобы загасить сигарету. Выпрямившись, он постарался не встречаться глазами с Мэтом.

— Нет.

— Что? — вмешался Саймон. — Совсем нет?

— Отец, прошу тебя… — Мэт с радостью заметил, что Саймон готов прикусить себе язык. — Инспектор, мы оба разговаривали с этим человеком — Ли Лутаном. Это он был там, в парилке, ошибки быть не может.

Глаза Су перебегали с одного лица на другое.

— В рапорте ясно сказано: никаких кли… клиентов-китайцев в клубе в тот день. Ни одного.

— Понятно. — Мэт колебался. — А не могут кого-либо из нас арестовать?

Су отрицательно покачал головой.

— А начать снова допрашивать?

— Да. Могут и снова допросить, и очень скоро. Пожалуйста, не пытайтесь уехать из республики.

— Следователь нам так и сказал. Отец, о чем бы ты хотел спросить инспектора?

Саймон заговорил на «мандаринском» китайском.

— Мистер Су, когда мой сын разговаривал с вами по телефону, я был рядом и слышал, как он спрашивал вас о Ли Лутане. Вы навели справки об этом джентльмене перед тем, как пришли сюда?

Су улыбнулся.

— Да, — ответил он на том же языке. — Я сделал один телефонный звонок.

— И что вы узнали?

— Я узнал, что мне не стоит делать следующий.

— Вам пригрозили?

— Да.

— Кто?

Инспектор опять улыбнулся и, не сказав ни слова, покачал головой.

— Понятно. — Саймон задумался. — Что еще вы можете нам сообщить?

— Думаю, ничего. Полагаю, это дело еще долго будет оставаться открытым.

— Вы не надеетесь поймать убийцу?

— Нет.

— Ладно. Большое вам спасибо, инспектор.

— Никаких проблем. Приятно было познакомиться с вами, мистер Юнг.

Су вежливо поклонился Саймону, потом неуклюже пожал руку Мэту.

— Жаль, что больше я ничем не смог помочь.

— Ну, что вы, спасибо за отзывчивость.

— Может быть, помогу в другой раз.

Су сунул руки в карманы плаща, развернулся и пошел по длинному коридору, который вел к ярко освещенному пространству. Но, сделав несколько шагов, остановился, словно задумавшись, а потом очень медленно вернулся назад. Англичане смотрели на инспектора с удивлением.

— Мистер Юнг, — тихо обратился он к Саймону по-китайски. — Вы помните «Гэлаохуэй»?

— Старинное тайное общество? Триады?

— Да. — Су кивнул несколько раз, как будто с предельной тщательностью взвешивая следующие слова. — Пожалуйста, будьте очень осторожны, — сказал он наконец и повернулся, собираясь уходить.

На этот раз инспектор уже не колебался, а шел быстрым шагом, пока не скрылся из виду, завернув за угол.

— О чем он толковал? — спросил Мэт. — Первую часть вашего разговора я понял, но не уловил смысл последних слов.

— Он утверждает, что тут замешана «Гэлаохуэй».

— Что?

— Группа триадистов, очень влиятельная на Тайване. — Саймон понизил голос и прижался губами к уху Мэта. — Это значит «общество старших братьев». Сунь Ятсен использовал их для сбора разведданных. То же самое делал и Тай Ли.

— Тай Ли?

— Единственный, кому дозволялось иметь при себе меч в присутствии Чан Кайши. Старый генерал был главой военной разведки.

Мэт чуть не задохнулся.

— Ты хочешь сказать, что к этому убийству имеет отношение Тайваньский гарнизон?

— Я ничего такого не говорю. И тебе не советую. — Саймон вздрогнул.

— Пойдем-ка отсюда, мне нужно выпить.

Они вызвали лифт. Пока поднимались, Саймон нехотя признал:

— Ты совсем не плохо беседовал с этим полицейским. Многому научился.

— Спасибо.

— Все на нас валится, верно? Нас подставили. Сначала судебное расследование в Синьчу, потом А-Фань. Мы свидетели убийства, а то и подозреваемые номер один. Так что теперь мы оба в их распоряжении, обязаны приходить на допросы, стоит им только щелкнуть пальцами, и, если твой друг прав, расследование может продлиться долго.

— Ты чертовски все усложняешь. Подобное уже случалось, и не тайваньцы стояли за этим делом. Помнишь, как «красные» загнали тебя в угол в восемьдесят пятом, когда устроили на твоих глазах террористическую акцию в пекинском аэропорту? Это тактика коммунистов: прижать человека к стенке, сделав его свидетелем преступления.

— Но у Народной Республики в данном случае нет для этого мотивов. Нет, ты ошибаешься: это китайская тактика. Они нажимают на нас. «Как аукнется, так и откликнется» — вот что они хотят сказать.

— Ты думаешь, это сделал Ли?

— Нет, мы были вместе. У него безупречное алиби, если оно ему потребуется. Но я прихожу к мысли, что он организовал это убийство. Ты помнишь, как безлюдно было тогда в клубе?

— Мы с Родом Хэйнсом как раз говорили об этом.

— Полагаю, что Ли очистил место. Мы — ты, я, Хэйнс — можем дать друг другу алиби, но не уверен, что китайский персонал клуба подтвердит наши слова.

— Господи, мне и в голову это не пришло. Но неужели ты действительно думаешь, что Ли?..

— А кто еще мог отдать приказ полиции, чтобы она забыла о его присутствии?

Войдя в номер, Саймон сразу же устремился к столику на колесиках, уставленному бутылками.

— Когда придет Ленни?

— Он может появиться здесь в любую минуту. Ты хочешь отменить сегодняшнюю встречу?

— Нет. Правило номер один: босс никогда не должен показывать своим служащим, что чем-то расстроен. Кроме того, у меня есть новость, которой я хочу с ним поделиться. — Саймон усмехнулся. — Я кое-что узнал накануне. Тебе известно, что, еще будучи в университете, Ленни написал статью по поводу какого-то аспекта в шахматной теории? Судя по всему, она до сих пор является последним словом в этой области, по крайней мере, так сказал мой партнер. Его поразило, что я ничего не слыхал об этом в те годы.

— Я тоже совершенно ничего не знал. Ленни не любит хвастать.

— Он прошел большой путь с тех времен, когда сиживал у нас на кухне, читая все выпуски «Дьюкэнон Юнг» о компьютерах. — Лицо Саймона стало серьезным. — Я все собирался поговорить с тобой насчет того, что рассказал Ли, да случая не было.

— Что же он рассказал?

— Первое: правда ли, что кто-то пытался заговорить с Ленни об «Апогее»?

— Да. — Мэт поспешно пересказал отцу, как несколько дней назад кто-то подходил к Ленни в продуктовой лавке.

Саймон слушал, и лицо его постепенно мрачнело.

— Если подобного рода вещи повторятся, пусть Ленни позвонит мне немедленно, чтобы я не узнавал об этом три дня спустя.

— Мы просто подумали…

— Следующее. Ли завел разговор о госпоже Мо. — Саймон сделал паузу, несколько смутившись. — Насколько я понимаю, ты… э… публично лапал ее.

Пальцы Мэта так крепко стиснули стакан, что костяшки побелели.

— Мы были нежны друг с другом… Я не сказал бы, что мы лапались.

— Может быть, слегка сбавишь обороты?

— Мне бы не хотелось отвечать на такие вопросы.

— Мне бы тоже не хотелось, будь я на твоем месте. — Саймон не мог смотреть сыну в глаза. — Но мы сейчас идем по трудной дорожке, и я не хочу больше никаких скандалов.

— Понимаю. — Мэт сдержал закипавшее раздражение. — Слушай, я тоже собирался сказать тебе кое-что…

— Я весь внимание.

Мэт глубоко вздохнул и уже открыл было рот, но слова не шли. Наконец он собрался с духом:

— Я горжусь тем, что я твой сын и горжусь нашей фирмой, но когда ты рядом, мне трудно сохранять спокойствие.

Саймон помолчал.

— Объясни, — произнес он спустя минуту.

— Ну, возьмем хотя бы сегодняшний вечер. Ты только что похвалил меня за то, как я вел себя с Су, а теперь вмешиваешься в мою личную жизнь. Это похоже… — Мэт развел руками, ожидая от Саймона взаимопонимания, но взгляд отца был прикован к стакану.

— Ты преувеличиваешь, — резко возразил он. — Я просил тебя об одном: на людях вести себя поспокойнее. Ты уже достаточно взрослый и должен понимать, что происходит вокруг.

— То есть?

— Мэт, неужели я должен все объяснять? Масса девушек, похожих на госпожу Мо, думают об одном — о деньгах. Конечно, больше всего их привлекает брак, но в любом случае им нужны деньги.

Опять наступило долгое молчание, и Мэт снова наполнил стакан.

— Какой же ты тщеславный, — тихо сказал он. — Ей нужен я, а не тайпань Юнг и его богатства.

— Ты уверен?

— Господи помилуй, конечно же!

— Слушай. Я стараюсь защитить самую большую коммерческую тайну, которой мы владеем, а ты тратишь время на уличных девок и актрисулек. Что же мне делать — игнорировать это?

— Она не уличная девка, а ты мне просто не доверяешь.

— Не хнычь!

— А ты не дави на меня! С самого детства ты только этим и занимался. — Лицо Мэта вспыхнуло от гнева, ему в общем не свойственного. — Значит, ты все еще считаешь меня ребенком, которому нельзя доверять серьезное дело?

Саймон глубоко дышал, стараясь сохранить спокойствие, но слова Мэта были последней каплей.

— Глаза бы мои на тебя не глядели, когда ты ведешь себя подобным образом!

— И не надо! — Мэт, тоже выведенный из себя, грохнул стаканом о стол и встал. — Можешь вообще ни на кого не смотреть, кто тебя не устраивает!

Оба испугались такого поворота, но не нашлись, как поправить дело. Мэт развернулся и пошел к выходу. Он хлопнул дверью, а Саймон раздраженно выругался.

Минут пять Ку и Линьчунь терпеливо топтались в задних рядах поклонников, кольцом окруживших Мэйхуа, и в конце концов смирились с мыслью, что до нее не добраться. Ку решил, что она недоступна, как тайбэйская Гора трав. Мэйхуа хохотала и проливала слезы, часто делая то и другое одновременно, прижимала руки к груди, отшучивалась — истинная королева подмостков среди льстивых обожателей.

Ку и Линьчунь направились к столику и сели.

— Жаки! — завизжала с порога новая гостья.

— Интересно, почему она так себя называет? — спросил Ку.

— В честь бывшей миссис Джон Ф. Кеннеди. — В голосе Линьчунь звучало осуждение. — Она обожает ее стиль.

— Понятно. Но я подозреваю, что вам подобный образ жизни не подходит.

— А кому он подходит? — Линьчунь рассмеялась и опустила глаза. — У меня такая путаница в мыслях. Иногда мне хочется быть богатой, а временами не терпится вернуться на родину.

— На родину? Разве вы родились не в Тайбэе?

— Да. Но вы понимаете, что я имею в виду. Материк.

— Ясно.

— Конечно, мне там многое ненавистно. Партийные работники, которые всем заправляют, дефицит продовольствия…

— Коррупция, аресты по ложным обвинениям.

— Нет ни нормальных школ, ни больниц. — Она вздохнула. — И все-таки… я скучаю. Глупо, верно? Я никогда не видела этой страны и знаю, что возненавидела бы ее, но…

Толпа, окружавшая Мэйхуа, поредела, кто-то начал наигрывать на синтезаторе медленный вальс. Внезапно гнетущее чувство одиночества опустилось на Ку, и он замер в оцепенении. Так и сидел, опустив плечи и понурив голову. Потом вдруг предложил:

— Давайте потанцуем.

— К сожалению, я не умею.

— Я овладел несколькими па, когда учился в Америке. Я поведу вас. Идем!

В зале царил полумрак, музыка была медленной, и вскоре Линьчунь уже не ощущала своего тела. Ей казалось, что она плывет, бестелесная и легкая, оторвавшись от пола, парит в каком-то особом, только ей принадлежащем пространстве. Но в этой новой жизни она была не одна, Ку Цзинхэй вдруг превратился в центр бытия. Они танцевали, прижавшись друг к другу, и тело ее едва ли не впервые в жизни, от лобка до сосков, ощущало плоть зрелого мужчины и тепло, исходившее от него. Это было чувство совсем новое, незнакомое доселе. Его тело было очень крепким и от него пахло свежестью. Ее не беспокоило теперь, что босс иногда выглядел недотепой. Сегодня вечером он продемонстрировал вдруг одно важнейшее качество, дал ощутить ей свое физическое присутствие. Он был здесь, с ней и ни с кем другим, потому что хотел быть именно с ней.

Линьчунь закрыла глаза и, не отдавая себе отчета в том, что делает, положила голову на плечо Ку. Звучали последние такты вальса, и Ку вдруг стал более настойчивым: Линьчунь почувствовала, как его правая рука плотнее прижалась к ее спине. Ладонь левой была теплой и сухой. Вот он отвел голову назад. Зачем он это делает? К чему все портить?.. Неожиданно Ку легонько дотронулся губами до ее щеки.

У Линьчунь перехватило дыхание, она слегка приоткрыла рот, глаза широко распахнулись. Воспоминания детства ярко вспыхнули, предъявляя устрашающий список правил, не подлежащих обсуждению, напомнив о заповедях, над которыми не властно время. Ей захотелось убежать и спрятаться от стыда. Но потом все детское отступило, оставив ее на произвол судьбы. И она — жалкое, отверженное создание — познала вмиг всем своим существом, что ей нужно от Ку гораздо больше, чем этот целомудренный поцелуй в щеку.

Ку в этот момент переполняла нежность, ему страстно хотелось увести Линьчунь из этого клуба, увезти с Тайваня куда-нибудь, где им будет хорошо вместе. Она создана для него! Если только… Он прикрыл глаза, стремясь еще хоть на несколько мгновений побыть вне реальности. Когда они делали последний круг, А-Пин, телохранитель Мэйхуа, вытащил из-под стойки бара фотоаппарат и сделал подряд три снимка проплывавшей парочки. Многие фотографировали в зале, поэтому еще три вспышки не вызвали ни у кого удивления.

Музыка закончилась. Танцующие начали аплодировать, а Ку и Линьчунь все стояли обнявшись и не улыбаясь глядели друг другу в глаза. Только когда люди стали расходиться с танцплощадки, на их губах расцвели улыбки застенчивой радости. Они вернулись к своему столику неохотно, словно не желая признать, что пережитое ими наслаждение закончилось.

Они уже собирались садиться, когда поднялся шум. Мэт Юнг протискивался через толпу к бару.

— Где она? — кричал он.

— Дорогой! — Мэйхуа вытянула руки, как бы удерживая Мэта на расстоянии, но затем прижала его к себе. — Как чудесно, а я уже думала, что ты не сумеешь прийти.

— Но я здесь, верно?

— Ну, конечно, ты здесь, дорогой мой. А теперь давай выпьем, хорошо? Слушай, здесь есть свободная кабинка.

Клуб был заполнен до отказа, и люди слишком весело проводили время, чтобы заметить вызывающее поведение Мэта. Вряд ли кто-нибудь, кроме Ку, заметил, как Мэйхуа перегнулась через стойку бара и что-то шепнула на ухо A-Пину. Ку заметил также, что А-Пин, прежде чем ответить Мэйхуа, посмотрел в его сторону, и волосы на его затылке поднялись дыбом.

Мэйхуа побежала за Мэтом и повела его к единственному свободному столику на возвышении. Группа в соседней кабинке поднялась, собираясь уходить. Ку сразу же тронул Линьчунь за руку.

— По-моему, обстановка меняется.

И поспешил вперед, решив занять только что освободившиеся места. Когда Линьчунь присоединилась к нему, Ку поднял палец к губам и откинулся на спинку стула, стараясь не замечать ее испытующего взгляда. Линьчунь догадалась, что Ку подслушивает, но не спешила с осуждением. Ку почувствовал это и даже испытал минутную вспышку неудовольствия от того, что у нее не хватило сил осудить его, но тут же переключил свое внимание на то, что происходило рядом.

Мэт говорил громко, можно было без труда разобрать каждое слово:

— …врач в Гонконге. Я договорился, чтобы ты встретилась с ним в следующую пятницу. Господи, да сколько же времени нужно, чтобы принести выпивку?

— Сейчас, сейчас, дорогой. У тебя тяжелый день.

— Ты сильно простужена. Из носа течет. О Боже, ты не?..

— Нет, клянусь…

— Так ты сможешь сделать это?

— Что?

— В следующую пятницу.

— Не знаю. Я собиралась…

Официантка принесла им бутылку в ведерке со льдом, и Мэйхуа умолкла. Ку пытался понять слова Мэта. Почему Мэйхуа нужен врач? Что с ней случилось? Или, может быть, он прищурился, ничего особенного…

Предположим, она беременна? Как это повлияет на Саймона Юнга, на компанию, на «Апогей»?

Официантка ушла, и Мэйхуа что-то забормотала, но Мэт перебил ее:

— Не начинай. Только не начинай снова.

Ку услышал, как льется вино.

— Господи, я люблю тебя. Ты знаешь об этом?

— Да. Но ты безумец.

Голоса понизились до шепота, и Ку в отчаянии стиснул зубы.

— Ужасная ссора… Викторианец траханый. Он думает, что я мальчик в коротких штанишках. Я бы все отдал, чтобы работать где-нибудь в другом месте.

— Ты только так говоришь.

— На этот раз я серьезно.

Группа гуляк подошла к кабинке Ку и Линьчунь. Ку бросил на них злобный взгляд, но он остался без внимания.

— …Деловой партнер, о котором я тебе говорил, Мэт?

— У, как его там дальше?

Ку чуть не стукнулся головой о перегородку. С другой ее стороны голоса то повышались, то были едва слышны, как будто шла радиопередача на слабых частотах.

— У Тайцзи… Много лет. Он сказал… завод под Тайнаном.

— Чем он занимается?

— Электронное оборудование.

— Звучит неплохо.

Ку оторвал ухо от перегородки и откинулся на спинку кресла. У Тайцзи — член «Нашей Формозы». Ку представления не имел, что еще наговорит сейчас Мэт, если не помешать ему.

Мне очень жаль, — обратился он к Линьчунь, и его слова полностью соответствовали истине. — Сейчас может произойти небольшая неприятность.

Линьчунь смотрела на него, ничего не понимая. С ее дорогим Цзияном все бывало иначе: если он сидел рядом, значит, он был с тобой на все сто процентов.

— Я хочу, чтобы вы взяли свой плащ и ушли. У наших соседей складывается нехорошая ситуация, и мне придется ее исправить. Увидимся в банке завтра в восемь тридцать. Приношу самые искренние извинения.

Линьчунь послушно встала, отвернувшись, чтобы Ку не увидел, как глаза ее наполнились слезами. Не говоря ни слова, она пошла к гардеробу, а он печально смотрел ей вслед. Потом один из подвыпивших гуляк, стоявших рядом, наклонился к Ку и спросил:

— Эти места заняты?

Ку подавил вздох и поднялся, намеренно толкнув при этом спрашивающего.

— Нет, вовсе нет!

Разговор в соседней кабинке опять перешел на шепот. Ку схватил мужчину за руку и буквально пихнул его в кресло, на котором только что сидел. Потом поплелся прочь, но остановился у следующей кабинки.

— Госпожа Мэйхуа! Сказочный вечер! Чудесно, чудесно… — Ку чуть не упал на Мэта и схватился рукой за его плечо. — Как это по-английски?

Мэт сердито отпихнул его.

— Это частная вечеринка, — резко бросил он.

— А вот и нет. — Ку укоризненно погрозил пальцем Мэту. — Я здесь, вы здесь. Какая же она частная?

А-Пин уже пробирался к ним сквозь толпу. Заметив его, Ку выждал секунду, а потом ткнул Мэта в руку, повыше локтя.

Мэт так и взвился.

— Хватай его! — закричал он А-Пину и сжал кулаки.

Ку высоко занес левую ногу и резко опустил ее вниз, ударив A-Пина по голени. Вышибала дернул головой и ослабил хватку. В эту секунду Мэт попытался обрушить на него удар. Ку увернулся, а Мэт, зажатый в узком пространстве между диванчиком и столом, споткнулся и упал.

Ку ткнул локтем назад, в живот A-Пину, и оказался на свободе.

Увидев, что Мэт стоит прямо перед ним, нагнув голову, и намерен выйти из кабинки, Ку размахнулся и ударил его по шее, но не слишком сильно. Мэт упал, слабо вскрикнув от боли. У Ку, достигшего своей цели, — он заткнул англичанину рот — пропало желание оставаться здесь дольше. Он бросился к выходу. Никто не сделал попытки остановить его: люди, стоявшие возле кабинок, не были уверены, то ли это настоящая потасовка, своего рода схватка в честь Мэйхуа, то ли просто шутка. Мэйхуа первая пришла в себя.

Когда А-Пин приподнялся, цепляясь за столик, она схватила его за руку и прошипела:

— Двух раз для меня достаточно!

Пока Мэйхуа хлопотала над Мэтом, А-Пин одернул пиджак и устремился сквозь ошеломленную толпу, направляясь к двери. В фойе он кинулся к лифту и взглянул на табло. Увидев, что лифт находится почти в самом низу, он бросился к стоявшей в алькове служащей.

— Клиент, который только что вышел, сел в лифт?

— Нет. Он нажал кнопку, а потом вроде как передумал. Сначала зашел в лифт, а потом вышел. Он пошел пешком, по лестнице.

А-Пин кивнул. Интуиция редко его подводила. Рванувшись через пожарный выход на лестницу, он перегнулся через перила и глянул вниз. Никого. У сбежавшего не было времени добраться до улицы. А-Пин знал, что все двери пожарного хода имеют специальные задвижки для безопасности и срабатывают только на выход. Значит, эта свинья не мог попасть ни на один из нижних этажей здания. Он должен был подняться наверх. Вышибала вышел не лестничную площадку, продуваемую сквозняком. Дверь за ним захлопнулась с металлическим лязганьем. Ни один звук не нарушил больше тишину. А-Пин направился наверх.

На крышу вели пятнадцать ступеней. А-Пин отодвинул засов, дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель подул сильный ветер. A-Пина била дрожь; январь в Тайбэе стоял холодный, и здесь, на пятом этаже, было сыро и ветрено. А-Пин колебался. В такую ночь отсюда можно легко свалиться и разбиться насмерть, если не знать планировки здания. Он вытащил из-за пояса нож и вышел на крышу. Он резкого порыва ветра дверь захлопнулась, и А-Пин вздрогнул. Повернувшись, он надавил на дверь, но она не поддавалась. Только тогда он вспомнил об особых щеколдах системы безопасности. Трясясь в ознобе, он поднял воротник пиджака, пригнул голову неосторожно ступая, вышёл из своего укрытия.

После того как А-Пин скрылся на лестнице, в фойе клуба в течение нескольких секунд ничего не происходило. Потом служащая прошептала:

— Он ушел.

Из-за стойки гардероба показалась коротко стриженная голова китайца. Блестящие, как бусины, глаза метнули пронзительный взгляд направо, затем налево, после чего обладатель головы выпрямился во весь рост и поднял откидную дверцу.

— Повезло вам, — сказала служащая. — Он крутой, этот парень. Знаете, я ведь рисковала. Даже за две тысячи — все равно риск. Так как насчет второй половины?

— О какой сумме мы договорились? — спросил он с недовольным видом.

— Да будет вам, вы же знаете, о какой. Две тысячи.

Ку пожевал губами.

— Это слишком много, — мрачно произнес он. — Думаю, вас устроит тысяча двести пятьдесят.

 

Глава 13

Шань Линьчунь почти не разговаривала со своим боссом, когда на следующее утро они встретились в банке. И то короткое время, что они ехали в такси к отелю «Лай-Лай-Шератон», оба молча смотрели в окна машины. Ку не извинился за свое вчерашнее странное поведение. Впрочем, Линьчунь и не ждала этого. Почему же, несмотря ни на что, она чувствовала себя такой несчастной?

Когда Саймон Юнг открыл им дверь своего номера, Линчунь слегка занервничала. В этом человеке было что-то необыкновенное. И не только из-за его исключительно высокого роста — он угрожающе маячил над ней, словно полицейский, — нет, тут было нечто иное. Он как будто явился из иного измерения, вот что тревожило ее. Напряженное лицо Саймона было бледным, сверкающие глаза под прямыми кустистыми бровями вызывали у Линьчунь такое ощущение, словно какая-то бездушная фотокамера фиксирует черты ее лица для досье.

Ку представил ее.

— Здравствуйте, госпожа Шань. Позвольте представить вам моего сына. Мэт!

К изумлению Ку, Мэт вышел из ванной. Он был бледен и двигался осторожно, словно испытывая при этом боль. Однако голос у него звучал твердо. Он небрежно пожал руку Ку.

— Господин Ся будет присутствовать при нашем разговоре? — спросил банкир.

— Нет. Он, э-э…

Линьчунь в этот момент думала о том, каким же чопорным оказался этот мистер Юнг. На лоб его упала прядь волнистых волос, но даже такая мелочь воспринималась в его облике как вольность.

— Он предполагает встретиться с вами на следующей неделе. Мой сын здесь… Надо сказать, он прочно утвердился в роли «моих ушей» в Тайбэе, поэтому я попросил его присутствовать вместо господина Ся.

Саймон бросил на Мэта такой взгляд, что подозрения Ку утвердились: англичане ссорились как раз перед приходом гостей.

Саймон нетерпеливым жестом отбросил со лба прядь волос.

— Сколько лет, сколько зим, господин… Ку.

— Да…

Достаточно много, подумал Ку, чтобы ты прибавил в весе и приобрел двойной подбородок. Ты постарел, Саймон Юнг.

— Кстати, мы будем говорить по-английски?

— Как угодно.

— В семье все в порядке?

— Да, спасибо, — отрывисто ответил Юнг.

Линьчунь удивила напряженность, возникшая между банкиром и его клиентом.

— Я рад, передайте им от меня привет. Какой вы счастливец, имеете семью. А я по-прежнему одинок.

На мгновение взгляд Саймона застыл, но выражение лица не изменилось.

— Конечно, — сказал он после небольшой паузы.

Линьчунь очень хотелось бы знать, о чем в этот момент подумал Саймон.

Что касается Саймона, то он нашел Ку таким же невыносимым, как всегда. Он знал, что настоящее имя его гостя — Цю и что он женат на женщине по имени Цинцин и имеет от нее сына. Значит, это еще одна ложь, чтобы взять верх над ним, Саймоном, еще одна уловка, чтобы одолеть его. Саймон перевел взгляд на улыбавшееся лицо человека, сидевшего напротив, и увидел в нем только ловкого интригана. А жаль! В иных обстоятельствах Цю мог быть бойцом, достойным уважения.

Около получаса они обсуждали дела «Дьюкэнон Юнг», перейдя от сумм, необходимых на следующий год для капитального развития компании, к недостаткам компьютеризованной системы выдачи жалованья. Время от времени Саймон забывал некоторые детали, обращался к Мэту и получал нужный ответ. Ку понял, что молодой человек стал настолько незаменимым для отца, что тот с трудом мирился с этим. Мэт владел такой исчерпывающей информацией о бизнесе на Тайване, что это удивило бы даже местного китайца. Ку вспомнил прошлый вечер и поставил три восклицательных знака на полях своего блокнота.

Вскоре обнаружилось, что Ку забыл прихватить очень важный документ, и он попросил Линьчунь вернуться в офис и привезти его. Мэт, явно обрадованный, что у него есть предлог удалиться, предложил отвезти ее.

Когда они скрылись за дверью, банкир с улыбкой развалился в кресле.

— Предлог показался ей слишком прозрачным?

— Откуда мне знать? Она ваша служащая. И вообще, какого черта вы ввязались во все это?

— А мне нравится работать с цифрами. Это моя область. Здесь я чувствую себя в родной стихии, не то что два года назад, когда приходилось охотиться за предателями.

— Ерунда. Здесь, в Тайбэе, вы выполняете роль соглядатая в отношении «Дьюкэнон Юнг». Так ведь?

— Соглядатая?

— Вас прислали сюда присматривать за нами, следить, чтобы ничего не случилось с «Апогеем».

— Отчасти и для этого. — Ку выпрямился. — И должен сказать вам, что мне становится все страшнее и страшнее.

— Что вы имеете в виду?

— Давайте не будем играть друг с другом в прятки. Во-первых, судебное разбирательство по поводу таможенных пошлин. А теперь оказалось, что вы замешаны еще и в убийстве. Вы упорный человек, мистер Юнг: сомнительные ситуации притягивают вас как магнит.

— Об убийстве можете забыть. Я убежден, что это просто ловушка, достаточно коварная, чтобы держать меня под контролем. А с таможней мы справимся. Со временем. — Саймон опустил глаза. — Может быть, я слишком долго оставлял без внимания Тайбэй. Похоже, это не такая уж тихая заводь, как мне казалось.

— Советую вам не менять коней на переправе.

— Бросьте эти глупости.

— У вашего сына, кажется, другие пристрастия. Я слыхал, он испытывает глубокую привязанность к Тайваню. — Китаец сделал паузу. — Я хотел бы поговорить с вами как отец с отцом, — нерешительно продолжал он. — Можно?

— О Мэте?

— Да.

— Ну? — со вздохом спросил Саймон.

— Ваш сын… может стать… помехой. Извините. — Увидев, что Саймон собирается возразить, Ку протестующе поднял руки: — Дайте мне закончить. Он храбрый молодой человек, у него много достоинств, и я сам наблюдал за тем, как они развивались. Но он также упрям и своенравен.

— Упрям? Это точно! А разве другие не таковы на определенном этапе жизненного пути? — Саймон говорил с горечью, словно стараясь убедить не только Ку, но и самого себя.

— Ему следует научиться держать себя в руках. Вчера я видел вашего сына, и он вел себя неосмотрительно.

Ку обрисовал события прошлого вечера, опустив рассказ о собственной роли в разыгравшейся драме. Саймон сдерживал гнев, но внутри у него все кипело.

— Поверьте, я искренне сожалею, что приходится говорить все это, — сказал Ку. — Я никоим образом не желаю явиться причиной разногласий между отцом и сыном.

Саймон отмахнулся от этих сочувственных слов.

— Мы с сыном частенько не понимаем друг друга.

— Он рассказал вам о том, что было вчера?

— Ни слова. Я заметил, что Мэт странно поглядывает на вас, но он вообще вел себя необычно. Я решил, что он просто удивился, увидев вас.

— Вы, очевидно, знаете, что Мэт собирается подыскать другую работу?

— О да, конечно! — Слова прозвучали неискренне. — Младшие служащие всегда проходят через эту стадию.

— Надеюсь, что на этот раз ничего не произошло.

— Неважно. Небольшой промах, я поговорю с ним об этом. Не хочу торопить вас, но если у вас больше ничего нет?..

— Только один извечный вопрос: время и сроки. Когда вы передадите нам «Апогей»?

— Задержек больше не будет.

— Вы говорили это и раньше. Нас все больше беспокоит то, как разворачивается соревнование в этой области. Вы слышали о французском экспериментальном истребителе «Рафале»?

— Конечно.

— Мы располагаем данными, что Крузе вышел на ту же тропу, что ведет к тем же результатам, и у него кое-что наклевывается.

— Кроме способности распознавания голоса на высоких частотах, — вставил Саймон с ледяной улыбкой. — Думаю, вы согласитесь, что я информирован не хуже вас.

Он взглянул на часы. Этот знак пренебрежения собеседником взбесил Ку сверх меры.

— Ваши дела подождут! — крикнул он. — Я пришел сюда, чтобы обсудить будущее важнейшего капиталовложения, которое сделала моя страна. За последнюю тысячу лет в Китае не происходило более важного события.

— Вы считаете, что этот самолет?..

— К чертям самолет! Вы думаете, мы не видим ничего дальше собственного носа? «Апогей» превратит Китай в другую страну, неужели вы не понимаете это? И моя задача заключается в том, чтобы этот секрет не вышел наружу благодаря скандалам вроде вчерашнего.

— Не забывайте, что скандал затеяли вы.

Ку резко вздохнул и обжег Саймона взглядом из-под очков.

— У меня не было выбора!

— Вы могли бы спокойно поговорить с ним. По-дружески.

— Он был не в том настроении…

— А я сейчас не в том настроении, чтобы выслушивать ваши нотации! Хочу напомнить вам, господин Цю или Ку, что вы — шпион, работающий на территории противника.

Цю встревоженно прошипел:

— Тихо, не надо кричать!

— Одного телефонного звонка будет достаточно. Один телефонный звонок из этой комнаты спецподразделению Гаррисона — и…

— И «Апогей» будет уничтожен! С ним будет покончено! А также с вами и всеми вашими компаниями. Пекин отреагирует в течение часа, если со мной что-нибудь случится, и вы это знаете!

Несколько минут оба молчали, испугавшись своих эмоций.

— Не хотите ли чаю? — безучастным тоном спросил Саймон, спустя минуту.

Такой выход из положения вряд ли спасал, однако Ку все же испытал облегчение.

— Да. Спасибо.

Саймон налил воду из термоса и подал Ку чашку лунцзинского чая. Они пили молча, ожидая, пока схлынет ярость.

— Сожалею, — неожиданно сказал Ку. — Я этого не хотел. Хотел просто поговорить с вами как с отцом.

Саймон пристально смотрел на него. Это был уже не тот Цю Цяньвэй, каким он помнил его по прежним временам.

— Отцовство дело не простое, — вымолвил он наконец. — К проступкам обычного служащего можно относиться спокойно. Гораздо сложнее оставаться хладнокровным, если это касается сына.

— Согласен. — Ку, поморщившись, поставил чашку на стол. — Пока мы спорили, я все думал: как я поступил бы сам, если бы кто-то говорил подобным образом о Тинчене? Боюсь, что повел бы себя так же.

— Вы переменились.

— Может быть. — Ку вздохнул. — Наверное, потому, что нахожусь далеко от дома.

— Скучаете по семье?

— Конечно. А как же иначе? — Удивившись своей внезапной ассоциации, Ку взглянул на часы. — Интересно, почему задерживается госпожа Шань? Вы не возражаете, если я позвоню в офис?

— Чувствуйте себя как дома.

Но стоило Ку протянуть руку к аппарату, как раздался звонок, и он с недовольной гримасой обернулся к Саймону. Когда тот поднял трубку, в ней что-то затрещало, потом послышалось тяжелое дыхание и где-то там, в глубине, звуки ударов о какую-то преграду.

— Кто это?

— Мистер Юнг!

— Да… Это Ленни Люк?

— Да, мистер Юнг… Ай!

— Что случилось, Ленни? Ленни!

Шум в трубке становился все громче. Ленни, похоже, задыхался: он явно был чем-то напуган.

— Они ломятся в квартиру.

— Они? Кто они?

— Не знаю.

— Я позвоню в полицию и…

— Нет! Они говорят, что они и есть полиция! Слушайте. Я… Я не послушался вас. Я сделал копии со всех дискет, которые лежат здесь, в квартире.

— Что ты сделал?!

— Только одну копию. Она находится в Международном коммерческом китайском банке на Чи-Линь-роуд, в депозитном сейфе. Здесь я стер все записи, дискеты пустые.

— Но…

— Я уже подписал рекламацию. Она в конверте, я передал его Мэту. Все, что вы…

Раздался грохот, на линии кто-то завизжал, словно взбесившаяся кошка. Саймону показалось, что он услышал крик Ленни: «Нет!..»

Потом наступила тишина. Это произошло так неожиданно, словно Саймон слушал магнитофонную запись и кто-то остановил пленку.

 

Глава 14

— Пожалуйста, будь осторожен! — крикнула Цинцин, и Тинчень кивнул, показывая, что слышит ее.

Она хотела взять его за руку, но мальчик не дался. Он шел на несколько шагов впереди матери, прижимая к груди коньки и с любопытством глядя вокруг. Тропинки обледенели. Пока они шли к озеру, Цинцин снова и снова спрашивала себя, что, во имя Неба, они делают здесь, на горном курорте Чэндэ посреди зимы. Правда, природа великолепна, а их апартаменты более чем комфортабельны. Их разместили в недавно отремонтированном дворце Сунхэужай, где когда-то жила мать императора Цяньлуна. И все же Цинцин постоянно возвращалась к этому вопросу: почему?

— Мама! — Тинчень остановился, указав рукой направо и сказал: — Цзиньшаньтин.

Она взглянула в ту сторону, куда показывал сын, и увидала вдали, на берегу озера Сайху трехэтажное здание в изысканном обрамлении сосен, Кипарисов и ив. Это был павильон «Золотая гора». Крыша и галереи были покрыты снегом, и здание напоминало многослойный свадебный торт. Полуденное солнце плавало в дымке, омывая светом горы, казавшиеся бледно-голубыми под белесым небом.

— Да, туда мы и идем.

Цинцин ощущала себя растерянной. В первых числах января Сунь Шаньван пригласил ее на этот горный курорт на семинар, как он выразился. Но оказалось, что ничего подобного здесь не было. Двадцать женщин, как и она, жены высокопоставленных военных из бригады «Маджонг», приехали сюда и наслаждались зимним отдыхом под предлогом учебных занятий. Но занятия ни разу не проводились. Цинцин не одобряла это. Она считала, что ее работа в качестве секретаря районного комитета партии куда важнее, чем эта увеселительная поездка за казенный счет вместе с другими соломенными вдовами. Однако, когда она выразила свое беспокойство пожилой женщине, обслуживавшей спальный корпус, та сказала:

— Вы должны быть благодарны за то, что вам предоставили возможность приехать сюда. Летом туристам приходится платить, и они не могут позволить себе остаться здесь даже на одну ночь. Неужели вы не испытываете чувства признательности? И смущенная Цинцин ретировалась.

В Китае не принято отвечать на вопрос «почему».

А может быть, она слишком пессимистично настроена? Сунь Шаньван назначил ей встречу сегодня днем. Возможно, он будет более откровенен на сей раз.

На берегу озера собралось человек двадцать. Большинство катались на коньках или готовились встать на лед. Подойдя поближе, мать и сын услышали многоголосый говор, вибрировавший в морозном воздухе. Не спрашивая разрешения, Тинчень уселся на землю, чтобы надеть коньки. Цинцин вздохнула. Он отличался от других китайских мальчиков его возраста большей независимостью. Конечно, это от отца. Тинчень во многих отношениях был сыном своего отца, и это вызывало у нее раздражение.

Надев коньки, мальчик поковылял к берегу озера и скатился на лед. Мать наблюдала за ним с тревогой. Потом принялась ходить взад-вперед, стараясь согреться.

Тинчень катался, заложив руки за спину. Она видела, как сын медленно сделал круг, а потом завертелся волчком. Поймав устремленный на него взгляд матери, мальчик сделал еще один пируэт и чуть не потерял равновесие. Удержавшись на ногах, он смущенно улыбнулся и поехал дальше не так быстро, держась параллельно берегу.

— Возвращайся, — позвала Цинцин. — Мы опоздаем.

Пейзаж был настолько прекрасен, что она забыла о холоде. Под тяжестью снега ветки ив гнулись до самой голубовато-стальной поверхности замерзшего озера. Узоры снежинок и гирлянды сосулек походили на удивительные новогодние украшения. Куда бы ни бросила она взгляд, везде на белых заснеженных склонах гор возвышались павильоны, дворцы или пагоды. На их покатых крышах тоже лежали тяжелые снежные покрывала, напоминавшие матовое стекло. Пар от ее дыхания на мгновение повисал в недвижном воздухе, словно белое облачко, которое затем рассеивалось.

— Добрый день, — раздался голос за ее спиной.

Цинцин обернулась.

— Товарищ Сунь. Извините, я не ожидала, что вы здесь… Очень бодрит, обожаю такую погоду.

Цинцин с завистью подумала, что Сунь выглядит очень молодо для своих лет. На нем была короткая дубленка с поднятым воротником, шапка из волчьего меха и высокие сапоги. У Суня был вид западного человека, и Цинцин стало неловко за свою старомодную синюю стеганую куртку. Правда, она напоминала ей о прошлом, и это было приятно. Она застенчиво улыбнулась Суню, а он подвигал руками, чтобы согреться.

— Давайте пройдемся. Оставьте мальчика, ему есть чем заняться.

Они медленно приближались к Цзиньшаньтину. Взрослые шли по тропинке вдоль озера, а Тинчень ехал на коньках по льду. Теперь рядом почти не было людей, и Цинцин ощутила первые признаки тревоги.

Высоко над ними, на третьем этаже павильона «Золотая гора», какой-то мужчина следил за тем, что происходило внизу. Он стоял один на площадке, выходившей на запад, и курил, сунув одну руку в карман пальто. Слова Цинцин были хорошо слышны на площадке: ее певучий голос раздавался эхом в морозном воздухе, словно у примадонны в Пекинской опере при хорошей акустике. Почти так же четко доносилось до площадки и то, что говорил Сунь. Мужчина стоял неподвижно и напряженно вслушивался.

А внизу шел разговор.

— Я не хотел устраивать официальную встречу у себя в кабинете. Люди обычно обращают внимание на такие вещи, верно? А здесь это выглядит вполне естественно. Скажите, когда в последний раз вы получили весточку от мужа?

— О-о… Около месяца назад.

— А это нормально?! Целый месяц, и ни одного письма…

— Нет… да… С ним ничего не случилось, ведь правда?

В голосе Цинцин прозвучало беспокойство. Сунь ободряюще улыбнулся и покачал головой.

— Нет, ничего не случилось. Если и случилось, то не в этом смысле.

— А в каком же?

Сунь хотел было ответить, но вместо этого лишь вздохнул.

— Трудный вопрос, — сказал он наконец. — Не знаю, поэтому и обращаюсь к вам.

— Но как же я могу помочь?

— Изложением своей точки зрения.

По ходу их разговора Сунь смотрел на озеро. Указав на Тинченя, он вдруг спросил:

— Скажите, Цяньвэй пишет мальчику?

— Иногда.

— М-м… Послушайте, я не намерен обманывать вас. Мы проверяем почту. Мы обязаны делать это. И мы заметили, что ваша переписка сокращается. Цензоры написали в рапорте, что ваш муж, похоже, чаще пишет Тинченю, чем вам. И это беспокоит нас.

— Не стоит, уверяю вас. — Цинцин понимала, что разговор уже превзошел самые худшие ее опасения.

— Вам больно говорить об этом?

— Это… настолько личное.

— А Китай — страна, для личной жизни не слишком пригодная. Я понимаю. — Сунь похлопал себя по груди. — Он поскользнулся, — внезапно добавил Сунь.

Цинцин, не поняв собеседника, тут же устремила взор в сторону озера, но Тинчень стоял на ногах.

— Ваш муж… он странно ведет себя. Мы хотели бы знать почему.

На лице Цинцин отразилось глубочайшее изумление. Сунь внимательно посмотрел на женщину и решил, что она вполне искренна.

— Качество его сообщений ухудшается, — продолжал он мягко. — Но есть и еще кое-что, гораздо более серьезное. Он обязан передавать сообщения через равные промежутки времени, чтобы бригада знала, что он действует. Цяньвэй два раза запаздывал со своими рапортами. А один раз, кажется, вообще забыл послать его с оказией. Мне придется предупредить его: если это повторится впредь, он получит строгое дисциплинарное взыскание.

Цинцин была глубоко поражена.

— Я… я не знаю, что сказать.

— Вас удивляет, что я посвящаю вас в проблемы, связанные с промахами мужа?

— Да.

— Но кто знает человека лучше, чем его жена? Очевидно, он забыл о своих обязанностях. Вы не попытаетесь предположить причину?

— Нет.

— Скажите мне — это трудно, я знаю, — но скажите, Цяньвэй никогда не проявлял признаков стремления…

— Уйти к другой женщине? — Цинцин вспыхнула. — Я не могу сказать наверняка, но он хороший человек. И вы знаете это. Он хороший.

Сунь ничего не ответил.

— Вы не верите мне?

— Верю. Но и хорошие люди иногда оказываются в плохих ситуациях. Поэтому я вынужден спросить вас еще раз: можете ли вы объяснить поведение мужа в последнее время?

— Я? Извините, товарищ Сунь, но я все-таки не понимаю. Безусловно, у бригады «Маджонг» есть больше возможностей, чтобы проверить своих работников. Зачем обращаться ко мне?

— Не в данной ситуации. — Сунь глубоко вздохнул и нанес удар: — Ваш муж выполняет задание на Тайване.

— На Тайване?! О Небо!

— Вы не знали об этом?

Цинцин долго молчала, не в силах вымолвить ни слова.

— Нет, — наконец проговорила она с запинкой. — Сингапур… он говорил о Сингапуре. Все письма приходили оттуда.

Цинцин закрыла глаза, словно таким образом можно было — защититься от правды.

— Теперь, вероятно, вы понимаете. Ваш муж слишком на виду. Однако у него нет прикрытия, нет поддержки. Прямая связь с ним невероятно опасна. Поэтому мне приходится идти обходными путями, подбирая ключ к объяснению его поведения. Ясно?

Цинцин не сводила глаз с Тинченя, пытаясь тем временем найти слова, которые удовлетворили бы Суня, но не находила. Тайвань, ее муж на Тайване…

— Он вернется? — спросила она еле слышно.

Сунь не ответил, и она повторила свой вопрос, но уже более настойчиво.

— Ситуация… переменчива. — Сунь положил руку ей на плечо и мягко повернул к себе, вынудив посмотреть ему в лицо. — Я предложил ему вернуться. Он отказался.

Цинцин отвернулась. Сквозь слезы она видела смутные очертания фигурки Тинченя, который продолжал выделывать пируэты на прежнем месте. В пронзительно холодном воздухе до нее доносились отдаленные голоса людей, смех. Ей показалось, что к сыну медленно приближаются еще три-четыре человека на коньках.

— Дом такой… такой пустой. — Она шмыгнула носом, утирая слезы рукавом. — Вы не представляете, что значит жить в этом доме без него… — Корочка льда, сковавшая ее сердце, дала трещину. Слова хлынули потоком: —… Он приходил вечером домой и сразу спрашивал: «Какой у нас сегодня день?» А я всегда поддразнивала его: «А сколько дней в неделе?» И сама отвечала: «Понедельник», «вторник»…

Трещинка становилась все шире и шире.

— … А потом он всегда целовал меня, всегда…

Лед треснул.

Тинчень исчез в темной воде озера; он успел только крикнуть, но крик этот, казалось, надолго повис в воздухе, словно тоже застыл, как лед.

Какую-то долю секунды ничего не происходило. На озере было тихо, будто сама жизнь замерла. А потом, как в немом кино, все задвигалось в ускоренном темпе. И краски тоже стали черно-белыми.

Человек, стоявший на площадке пагоды, охнув, выронил сигарету. Пока он мчался вниз по ступеням, люди, катавшиеся поблизости на коньках, пригнув головы, как на соревнованиях, рванулись к огромной безобразной полынье. Сунь Шаньван тоже бросился к кромке воды и стал осторожно подбираться по льду к тому месту, где шапочка Тинченя с красным помпоном то исчезала под водой, то выныривала на поверхность.

Вот опять показалась голова мальчика. Он успел еще раз крикнуть «мама» и захлебнулся. Каким-то чудом он ухитрился вцепиться в край льдины и на мгновение повис, сопя и кашляя, охваченный смертельным ужасом.

— Держись! — кричал Сунь. — Не уходи под…

— Он не умеет плавать! — Цинцин пронеслась мимо Суня, чувствуя, как под ногами трещит лед. Не обращая на это внимания, не думая ни о своей жизни, ни о безопасности Суня, она мчалась спасать сына. В десяти футах от него лед снова треснул, и Цинцин тут же оказалась по шею в ледяной воде. Впрочем, холода она почти не ощутила, так яростно рвалась она к маленькому тельцу, которое все еще упрямо цеплялось за жизнь.

Цинцин уже вытянула руки, чтобы схватить сына, но в это мгновение край льдины, за который держался Тинчень, обломился, и мальчик исчез.

Сунь застонал, но крики конькобежцев заглушили его стон. Цинцин не слышала их. Она бросилась вперед что было сил и нырнула, слепо шаря под водой руками. Она плыла и плыла, сердце билось все чаще, легкие мучительно требовали воздуха, а вокруг ничего не было, кроме темноты.

Потом она наткнулась на что-то мягкое. Схватилась за него, упустила и опять схватила. На этот раз она держала его крепко. Рука. Она добралась до него. Нашла!

Цинцин оттолкнулась ногами и ударилась головой об лед. Почти потеряв сознание от боли, она отчаянно крикнула, и последние остатки воздуха вырвались из ее легких. Ревущим хаосом взорвался весь мир вокруг нее. Цинцин увидела слепящий белый свет, мелькнул берег… Дрожь. Тьма. Пустота.

Сунь Шаньван застал Цю сидящим возле кровати Тинченя, обхватившим голову руками. Когда он легонько тронул его за плечо, Цю вздрогнул и испуганно поднял глаза.

— Нет, нет, сидите. Какие новости?

— Он все еще под воздействием снотворного, — ответил Цю, покачав головой. — Но врачи говорят, что опасности нет. С вами все в порядке?

— Да.

— Я видел, что вы сделали. Это было очень смело. Спасибо.

— Я быстро повернул назад, поняв, что толку будет мало, если мы все трое окажемся под водой. — Сунь посмотрел на вторую кровать, стоявшую в скромной больничной палате. — А ваша жена?

Цю, кажется, впервые вспомнил о ней.

— О-о… по-прежнему. Она сейчас спит. С ней все будет хорошо. Если бы только…

— Если бы только что?

— Если бы я не стоял на балконе, я сам мог бы спасти их.

— Вы говорите чепуху, Цяньвэй. Если бы я не вызвал вас с Тайваня на эти выходные, вы вообще не узнали бы о случившемся. — Сунь взглянул на часы. — Извините, что побеспокоил вас в такое время, но я не могу больше ждать. Пожалуйста, пойдемте со мной.

Сунь направился по коридору к выходу из больницы, где его ждала машина. Он пропустил Цю на заднее сиденье, а сам сел рядом, подняв перегородку между ними и водителем.

— Вы можете провести остаток выходных с семьей, — сказал Сунь, когда машина отъехала. — Но сейчас мне нужно в аэропорт. Шофер доставит вас обратно.

— Спасибо.

— Я начну с того, что напомню вам, почему вы оказались на балконе, а не на озере. Я велел вам пойти туда, потому что хотел, чтобы вы слышали этот разговор. Поскольку вы стояли над нами, я уверен, что вы все слышали.

— Большую часть.

— Этого достаточно, чтобы понять, насколько мы обеспокоены.

— Боитесь, что я запятнаю себя аморальным поведением.

— Цяньвэй… не стоит преувеличивать. Я знаю, как тяжело вам приходится в Тайбэе.

— Тяжело?

— Постоянный страх. Одиночество. Я прав?

— Да. — У Цю едва не сорвалось с языка «иногда».

— Тем не менее это не основание пренебрегать вашими обязанностями. Почему первого числа этого месяца вы не оставили в тайнике свое сообщение, как было условлено?

У Цю Цяньвэя была масса времени, чтобы приготовиться к этому вопросу.

— Мне показалось, что я под наблюдением, — не задумываясь солгал он. — Один и тот же человек слишком часто крутился там. Мне не хотелось рисковать.

К его невыразимому облегчению, Сунь Шаньван, похоже, был удовлетворен объяснением.

— Тогда почему же вы не послали сигнал отмены?

— Я так и собирался поступить, но это непросто, когда думаешь, что тебя засекли.

— Я принимаю ваши объяснения. И все же на будущее: будьте порасторопнее. Обстановка здесь напряженная.

— Вторжение?

Сунь кивнул.

— Не откладывайте слишком ваш отъезд. Я, возможно, не смогу предупредить вас вовремя. Может случиться так, что, когда придет время бежать оттуда, будет уже поздно.

— Я все-таки с трудом верю в это вторжение. Имея «Апогей»…

— У вас нет никаких новостей для меня?

— Нет. Вы знаете, в какой ситуации мы оказались; весь проект везет на себе Люк. Но Люк похищен, и мне не известно кем.

— Как вы думаете, у кого находится Люк?

Цю пожал плечами.

— У тайваньских властей?

— Не думаю. В глазах Политбюро они могут считаться и ренегатами, и бандитами, но во всех делах, касающихся иностранцев, они придерживаются законов. Я могу себе представить, что власти использовали заявление таможни против Синьчу как предлог, чтобы разузнать побольше о проекте. Но похищение — нет.

— Тогда кто?

— Может быть, сам Саймон Юнг? Чтобы получить оправдание для еще одной отсрочки и устранить за это время все просчеты. Или еще хуже, чтобы состряпать сделку с другими заинтересованными покупателями.

— Не могу согласиться.

— Я тоже. Во всяком случае, пока. Тогда другое предположение — «Наша Формоза».

— Вы серьезно?

— Абсолютно. Мы следили за У Тайцзи всякий раз, когда он уезжал с Тайваня. На прошлой неделе он был в Осаке, где принял личный груз. Множество ящиков, которые были провезены в страну под прикрытием дипломатических каналов. Пока ящики стояли в доках, дожидаясь погрузки на другой корабль, нам удалось заглянуть в них. Знаете, что там было?

— Оружие? — подняв брови, спросил Цю.

— Да. В тот же вечер У погрузил их на баржу.

— Но откуда это оружие? Не мог же он просто пойти к какому-нибудь торговцу с глухой улочки…

— Нет. Тут требуются средства и система охраны, которые может обеспечить только правительство. Помните, я сказал, что оружие было доставлено в Осаку как дипломатический груз?

— Да. И чьи же это поставки?

— Одного из тех ничтожных африканских государств, которые каждые полгода меняют свои названия. Нечего и говорить, это государство — марионетка в руках Советов. Вот мы и приехали.

Шофер остановил машину у здания аэропорта, но Сунь продолжал сидеть.

— У встретился с кем-то из проживающих в том же отеле, что и он. Очевидно, с агентом тех, кто продал ему оружие, путешествующим с дипломатическим паспортом торгового атташе. Наши люди сделали снимок. Освещение было отвратительным, но я не сомневаюсь, что вы без труда назовете имя этого человека.

Сунь достал из внутреннего кармана фотографию и передал ее Цю. Тот пристально всматривался, не веря глазам.

— Борисенко, — выдохнул он. — Приехать в Японию… какой риск!

— Он не робкого десятка. И потом, Казин никогда не доверил бы какому-нибудь тупоголовому частному детективу провезти столь деликатный груз через Дальний Восток.

— Значит, русские и «Формоза»…

— Связаны. Я уже опаздываю. — Сунь вышел из машины и обернулся, договорив с Цю через окно. — Думаю, вам следует пошуровать в гнезде У, если вы все еще участвуете в этом сражении.

— Да.

Сунь долго смотрел на Цю изучающим взглядом.

— Хорошо. Интуиция подсказывает мне, что Люка держит у себя У. Если так, вытащите его оттуда. Мне все равно каким способом, только освободите.

— Хорошо.

— И еще…

— Да?

— Не корите жену за то, что произошло. Это не ее вина.

Лицо Цю потемнело.

— Она должна была присматривать за ним. Она…

— Хватит! — Сунь стукнул кулаком по краю опущенного стекла. — Ваш брак — это ваше личное дело, Цю Цяньвэй. Мне жаль, что он не удался, но вам должно быть известно: много лет назад вы рисковали, оставив штабную работу. Помните — у вас есть сын. Кто, кроме Цинцин, присматривает за ним?

Глава разведуправления прочел во взгляде Цю готовый сорваться с губ ответ и решил убить все возражения, прежде чем они прозвучат.

— Не вы, — резко сказал он. — Уж я прослежу за этим, можете не сомневаться! Не вы!

 

Глава 15

— Сколько еще ехать?

Мэйхуа внимательно рассматривала в маленьком зеркальце пудреницы свой рот, затем облизнула нижнюю губу, чтобы она была влажной, и принялась рыться в сумочке.

— Мы только что миновали Мейхо, значит… приблизительно девяносто километров.

С тех пор как они выехали из аэропорта Тайтун, пейзаж почти не изменился, только теперь им на пути время от времени попадались деревушки. Над ними простиралось желтоватое небо, по цвету напоминавшее соевый творог, мимо проносились фермерские дома с внутренними двориками, рощицы стройного бамбука высотой футов шестьдесят, похожего на плюмаж принца Уэльского, старики в соломенных остроконечных шляпах, пахавшие землю на быках. Вдали от ровной прибрежной полосы на склонах гор виднелись пагоды и храмы.

— Как тебе южный Тайвань? — спросила Мэйхуа.

— Мне всегда здесь нравилось.

— Я не знала, что ты бывал здесь прежде.

— Род Хэйнс возил меня сюда, когда я только получил назначение на Тайвань. — Мэт улыбнулся и кивком указал вправо. — У меня тут даже есть своя земля. Несколько акров в разных местах.

— Почему?

— Потому что, приехав сюда впервые, я понял, что восточное побережье может стать идеальным курортом. Вторые Гавайи, скажем, May. Новые атомные электростанции, изобилие воды в горах; с удобствами проблем не будет. Купил я очень дешево, а в один прекрасный день продам эту землю с большой выгодой.

— Какой ты умный! — Мэйхуа вздохнула, откинув голову на спинку сиденья, погладила Мэта по волосам.

— Скоро обед, — сказал Мэт. — Нам нужно будет остановиться.

— Дальше пойдут какие-то пещеры. В путеводителе говорится, что там особая «атмосфера».

Пещеры были почти целиком скрыты в скалах, которые, словно башни, возвышались над картинно-красивым восточным побережьем. Мэт и Мэйхуа карабкались на самую высокую скалу то по шатким деревянным лестницам, то по ступеням, выдолбленным в камне, и в результате запыхались и вспотели.

— Боже мой! — задыхаясь, воскликнула Мэйхуа, — Но ведь подъем того стоит, а?

Из горного ущелья, расположенного высоко над Тихим океаном, им был виден только темный песчаный берег, омываемый прекрасными волнами. С дальних полей поднимался дымок от сжигаемой рисовой соломы, в воздухе стоял тяжелый аромат камфарных деревьев. Ничто не нарушало полуденной тишины.

— Ох!..

Мэт подбежал к Мэйхуа, которая, как зачарованная, смотрела на огромного паука, висевшего между двух ветвей в гамаке собственного изготовления.

— Не трогай его!

— Что я, с ума сошла?

Мэт вытер пот со лба. Он двигался медленно, почти безотчетно, все его чувства подчинялись мощному воздействию атмосферы этого места. Ему казалось, будто он под наркозом. Потом его осенило: воздух здесь вообще не шевелится.

— Не нравится мне это место, — надув губы, сказала Мэйхуа.

— А мне нравится. В нем… не знаю… от него исходит какая-то духовная мощь. Видела в глубине пещеры алтарь? Я думаю, это статуя богини милосердия.

— Ты изумителен. — Это правда, думала она, я в жизни не знала никого, кто был бы хоть наполовину так хорош. Такой умный, такой сексуальный. И этот синеватый подбородок, который всегда кажется плохо выбритым. Как чудесна могла бы быть жизнь с тобой.

В сознании Мэйхуа все стало путаться. Что она делает здесь? Ах да, нужно работать. Но работать не хотелось. Голова раскалывалась, подташнивало. Симптомы ломки — действие наркотика кончилось. Надо сказать что-нибудь.

— Я ревную тебя, красивый шельмец.

— У тебя нет оснований.

— Я всегда ревную. Даже тех, кто…

— Что?

— Которые сами не ревнивы. Хочешь сандвич?

Она смотрела, как он ест, чувствуя, что сама не в состоянии даже взглянуть на пищу. Глаза Мэта бегали по сторонам, как это бывало, когда поблизости находились другие женщины и он хотел, чтобы Мэйхуа помучилась.

— У тебя большие планы на будущее?

— Да, — улыбнулся Мэт.

— Так что же ты попусту тратишь время здесь, на Тайване, со своим папочкой?

— Нет выбора. Я не получил степень.

— Почему?

— Потому что не хотел. Я видел, как работают дипломированные выпускники. Здесь, на Дальнем Востоке, степени не помогают в практической деятельности. Университет только уводит людей от жизненной борьбы.

— А может быть, ты просто завалился на вступительных экзаменах?

— Тебе следует знать, что я выиграл конкурс на стипендию в университете. И отказался. Отец возненавидел меня за это, — ухмыльнувшись, сказал Мэт.

— Могу себе представить. И закончил ты тем, что стал смиренным менеджером по контрактам.

— Верно.

— Похоже, у тебя не слишком высокие амбиции.

— Пожалуй, я боюсь неудач. — Мэт перешел на серьезный тон. — Это хорошее начало для человека, которому предстоит унаследовать империю.

— Почему?

— Потому что, когда человек работает и другие это видят, работает без поблажек и не на тепленьком местечке, люди вокруг настроены более благожелательно.

— Бьюсь об заклад, ты научился этому в школе.

— Нет. В деревне, которая называлась Чаян. — Мэт повысил голос, дав понять, что не желает дальнейших расспросов. — Если собираешься стать наследником такого отца, начинать нужно с самого низа. Вот моя сестра — другое дело. Она пойдет своим путем.

— Как Диана? Ей лучше?

— Немного. Спасибо.

— Я тоже пошла своим путем.

— Да, но ты совсем другая. Диана изучает историю корейского искусства. Она будет ученой до конца своей жизни. Не то что ты.

Мэйхуа игриво хлопнула его по щеке.

— Ты думаешь, я такая тупая? Позволь сказать тебе…

Но Мэт опрокинул ее на спину, и следующие несколько минут губы Мэйхуа были слишком заняты, чтобы произносить что-либо, кроме одного: что она любит его больше всего на свете.

Они подъехали к дому в деревне Аньшо ранним вечером, когда солнце уже валилось за самый высокий хребет центральной горной гряды Тайваня. Мэт вышел из машины и с благоговейным восторгом осмотрелся.

— Какое место!

— Я рад, что вам нравится, — произнес мужской голос по-английски. — Мистер Мэт Юнг, не так ли? Меня зовут У Тайцзи.

— Здравствуйте.

— А это моя жена, Сулян.

Женщина тут же принялась болтать на тайваньском диалекте, который Мэт слышал много раз, но никогда не пытался ему научиться. У дружески положил руку ему на плечо и провел по ступеням к парадной двери.

— Хочу рассказать вам, как называют меня друзья-китайцы, — тихо сказал У. — Вам будет смешно. «Тай» — на «мандаринском» означает «слишком». Мои приятели считают, что я обладаю всеми положительными качествами, что я во всем — слишком отличаюсь. Я — выдающийся! — У захохотал. — Идемте, я хочу показать вам сад, пока еще светло.

Хозяин провел Мэта по террасе, откуда двойная лестница спускалась к бассейну, кабинкам для переодевания и бару. Мэт на секунду задержался на лестнице, наслаждаясь видом.

— Здесь красиво.

— Спасибо. Все, что посажено, имеет свой смысл. Вот бамбук, сосна и слива. Бамбук символизирует стойкость, сосна — верность, слива — нежность. Они растут вместе: «три неразлучных друга», — так мы их называем. Гранатовое дерево для того, чтобы почва была плодородной. Расспросите обо всем этом мою жену.

Сад был разбит по образцу классического северокитайского парка. Мэт увидел полукруглые арки, павильон в рощице позади водопада и причудливо украшенный пруд, в котором кишмя кишели карпы. В саду росли всевозможные виды растений, кустарников и деревьев, включая вишню и сливу. Яркие цветы молочая, рано распускавшегося на крайнем юге, оживляли красочность пейзажа. Справа, ярдах в ста от небольшой горки, в углу поместья стояла пагода — пятиэтажная, восьмиугольная, с белыми стенами и красной полосой под золотой покатой крышей.

У Тайцзи подошел к бару и разлил пиво.

— Какой была погода в Тайбэе, когда вы уезжали?

— Холодно и сыро.

— Вы удивились, попав в такой рай?

— Да, должен признаться, контраст поразительный. Здесь весна. — Мэт вскинул брови. — Но мне определенно придется свыкнуться с этим.

— Почему?

— Потому что через месяц меня переводят в контору Дэнни Каосюна. Эта работа будет менее интересна.

— Чья же это идея?

— Моего отца, полагаю, хотя он отрицал это, когда я спросил. Беда в том, что он рвется одновременно решать столько проблем, что ему не до меня.

У рассмеялся.

— И не говорите! Китайцы любят, чтобы бизнес был семейным делом, но это не всегда легко осуществить. — Он поставил на стол кружку с пивом и повернулся так, чтобы видеть Мэта. — Карты на стол. Может, поговорим, пока дамы не пришли?

— Я слушаю.

— Мы с Мэйхуа друзья Бог знает с каких пор. Она много рассказывала о вас. Вы действительно не хотите больше работать с отцом на прежнем месте?

— В общем, нет. Но возможностей маловато. Я был ленив…

— Понимаю. В молодости я жил в Мельбурне какое-то время, потом в Гонконге. Тоже лоботрясничал, наслаждаясь жизнью, и нисколько не жалею об этом. Но теперь вы хотите отпочковаться и стать самостоятельным. Мне это нравится. У вас большой потенциал. Буду откровенен: имя вашего отца хорошо известно здесь, в Юго-Восточной Азии. Счастливое имя.

— Это верно.

— Но мне приходится задумываться и над тем, кого этот талантливый молодой человек приведет с собой.

— И кого же?

— Хотелось бы, чтоб это были Люк и Хэйнс. Хороший ученый, большие деньги и специалист по компьютерам. Программное обеспечение — вот ваше будущее. Люк будет заниматься технической стороной дела, Хэйнс — следить за отчетностью. Вы будете выдавать идеи и определять курс.

— А вы?

— А я буду давать наличные в обмен на пятьдесят процентов акций. Тут есть масса деталей, которые можно обсуждать, но что вы скажете об этом плане в принципе?

У принялся за пиво, словно ответ Мэта не так уж сильно его интересовал.

— Соблазнительно.

— Продолжайте. Я уже слышу словечко «но».

— «Но» всех сортов. — Мэт улыбнулся. — Не так-то просто устроить налет на фирму собственного отца и забрать лучших его людей. Я ведь еще молод, знаете ли…

У пожал плечами.

— Эти слова означают, что вы не так уж молоды, как вам кажется. Что еще?

— Время сейчас неудачное. Мы все еще не можем найти Ленни Люка. Вряд ли имеет смысл создавать новую компанию, когда одна ножка треножника подломилась.

— Конечно. Я принимаю это замечание.

— Кроме того, есть и семейные сложности. Я должен думать не только об отце, но также и о матери.

— А вот это вызывает уважение. Прекрасное чувство.

— Да? А может быть, я не решаюсь уйти, и всего лишь придумываю себе оправдания? Как и раньше, когда я бросил учиться и вошел в компанию «Дьюкэнон Юнг». Когда я должен дать ответ?

— Можете не торопиться.

Мэт колебался.

— Вы были очень добры ко мне, — сказал он наконец. — Я не хочу ничего от вас утаивать. Возможно, вам будет трудно понять то, что я сейчас скажу.

— И все-таки я попытаюсь.

— Дело в том… Я чувствую, что мне хочется дать отцу еще один шанс, и это очень сильное желание. Я все еще уважаю его и… в общем, знаю, что такое «сила семьи». Мне не нужно рассказывать вам, что семья может достичь чертовски многого.

У опустил глаза и вздохнул.

— Как я могу спорить с этим? Именно такого ответа я бы и ожидал от китайца, если бы дело касалось его отца. — У взглянул на своего гостя с уважением. — Знаете, вы похожи на отца; у вас очень восточный взгляд на вещи. Он когда-нибудь рассказывал вам о драконах и откуда они берутся?

— Нет.

— Многие думают, что драконы и змеи — это в некотором роде одно и то же. Но они неправы. Драконы происходят от рыб, а не от змей. Легенда повествует, что, если карп сумеет перепрыгнуть через плотину Лун Ань на Желтой реке, он превратится в дракона. Вот почему дракон стал символом надежды. — У решительно тряхнул головой. — Вы — славный, полный сил молодой карп. Несомненно, вы превратитесь в дракона, раз идете к цели верным путем, благодаря чему и вызываете мое уважение.

— Не уверен. Может быть, это происходит из чувства вины. А! Вот и дамы.

Сулян и Мэйхуа спускались по лестнице. Сулян была в темно-зеленом расшитом брючном костюме, Мэйхуа переоделась в ярко-красный чонсам с кружевной кокеткой. Глядя на них, Мэт подумал, что обе выглядят как истинные китаянки, но каждая по-своему, соответственно возрасту.

Мужчины встали, чтобы поприветствовать их. Уже начали сгущаться сумерки, и слуга принес на террасу современные керосиновые лампы.

— Не хотите выпить? — поинтересовалась Сулян.

— Я приготовлю коктейли.

Мэт еще раз оглядел сад.

— Мне до смерти хочется взглянуть на вашу пагоду. Можно забраться наверх?

— Вообще-то, нет, — ответил У извиняющимся тоном. — Она очень привлекательна с виду, но на самом деле это — всего лишь декорации, чтобы прикрыть дренажную систему.

— Вот как?! Тогда, конечно…

— Но если хотите… Знаю! А-Хуан! — У повысил голос: — А-Хуан, поди сюда!

На тропинке в саду раздались легкие шаги, и в следующее мгновение появился человек, явно уроженец здешних мест: сначала показалась его голова, потом туловище и, наконец, — длинные крепкие ноги. Он шел величаво, высоко подняв голову, словно зная, какое производит впечатление. Мэт искоса взглянул на Мэйхуа: ее влажные губы слегка приоткрылись, и между ними показался кончик языка.

— А-Хуан возглавляет штат нашей прислуги. Он из племени лукай, которое живет в деревне под названием Вутоин и славится двумя вещами: марафонским бегом и стрельбой из лука. — У повернулся к своему вассалу. — А-Хуан, наши гости хотели бы посмотреть, как ты стреляешь.

А-Хуан, не сказав ни слова, ушел по тропинке обратно и через секунду вернулся с длинным луком и чаном, полным стрел.

Мэт с благоговейным трепетом смотрел, как он натягивает тисовый лук. Под блестящей кожей выпукло обозначились мускулы, но движения стрелка были спокойными, не чувствовалось ни малейшего напряжения. Потом А-Хуан выбрал стрелу примерно в три фута длиной, с черными гусиными перьями.

У взял из бара плод граната и передал его жене.

— Будь добра, — сказал он, — встань возле пруда с карпами.

Сулян кивнула и удалилась по тропинке. У улыбнулся гостям.

— Помните, потом этот плод нельзя есть: стрелы предназначены для охоты и наконечники отравлены.

Сулян подошла к пруду, оказавшись примерно в ста метрах от остальных, остановилась и подняла руку с гранатом вверх.

— Этот лук бьет на большое расстояние, — заметил У. — Стрела пролетает в секунду приблизительно сто двадцать футов.

— Она подбросит гранат, и А-Хуан расколет его стрелой, — в возбуждении предположила Мэйхуа. — Просто сказочно!

— Не совсем так, — пробормотал У Тайцзи. — Но вы близки к истине.

Сулян не подбросила плод. Вместо этого она продолжала стоять, держа его большим и указательным пальцами, вытянув руку под прямым углом к телу. Становилось все темнее, и Сулян оказалась почти скрытой в глубоком сумраке сада.

— Но не собирается же он в самом деле… — Мэт не договорил, задохнувшись.

А-Хуан поднял лук. В мгновение ока заостренный наконечник вспорол темно-синее небо, а затем стрела стала падать, рассекая золотисто-желтые полосы света, и скользнула вниз вдоль склона холма, и еще ниже, ниже, ниже…

Звон тетивы, свист, серебряная молния. У Мэта будто сердце оборвалось, и он вскрикнул. Мэйхуа подпрыгивала и восторженно хлопала в ладоши.

— Он сделал это! Получилось!

Сулян наклонилась, со спокойной улыбкой подобрала половинки граната и пошла по тропинке.

Мэт сделал глубокий вдох, со стоном выдохнул и посмотрел на то место, где минуту назад стоял А-Хуан. Но его уже и след простыл. Он исчез — растворился в прозрачном воздухе.

 

Глава 16

Цю Цяньвэю, занявшему удобную позицию в густом сосновом бору, были прекрасно видны бассейн и терраса, расположенные за глубоким оврагом и живописным садом. Слева стояла пагода. Это строение заинтриговало Цю. Незастекленные окна в три фута высотой и два в ширину не освещались, и ему не удалось разглядеть, что находится внутри. Однако Цю заметил, что в пагоде кто-то живет; он видел, как какой-то мужчина вышел из дома с подносом и отнес еду в пагоду. Открыв дверь двумя ключами, он скрылся внутри и появился минуту спустя, но уже без подноса.

Цю наблюдал за тем, как рано утром в воскресенье уехали Мэт и Мэйхуа. Когда появился новый гость, Цю понял, что поступил правильно, послушавшись совета Сунь Шаньвана навестить штаб-квартиру У. События начинали принимать интересный оборот.

Новый гость подъехал к четырем часам, стараясь не привлекать к себе внимания. Под испытующим взором Цю черный седан обогнул дом и остановился возле главного входа. Машина казалась слишком старой для гостя, приехавшего в такое богатое поместье. Окно позади места водителя было разбито, и туда вставили простое стекло, а не затемненное — под стать остальным, поэтому машина имела довольно жалкий вид. Цю заметил, что пластинка с номерными знаками бежевого цвета: на Тайване это означало, что машина предназначается для коммерческих целей.

Потом открылась задняя дверца, и появился Крабиков, генерал-майор КГБ.

Русский скрылся в доме и почти два часа не происходило никаких событий. Затем супруги У и Крабиков вышли на террасу и хозяин начал смешивать коктейли возле бара, что находился рядом с бассейном. Цю порылся в сумке и вытащил небольшой прямоугольный аппарат, напоминающий «Сони Уолкмэн» с антенной, вроде телескопической, выкрашенной в камуфляжный зеленый цвет. Это был миниатюрный улавливатель-приемник. Цю направил антенну на дом, надел наушники и начал настраивать частоту.

— …входит в «Нашу Формозу». Это братство, скрепленное клятвой: «сек-сай».

— Что?

— Ну… свой человек, близкий. Один из нас.

— Как в мафии, в «Коза ностра», что-то вроде этого?

— В некотором смысле — да, но при этом в провинции успех сделки в основном тоже зависит от юридически законного «сек-сай». Все помогают друг другу.

— Мне это напоминает КГБ.

Сулян засмеялась. Тайцзи принес напитки, и она объяснила мужу смысл шутки. Цю тем временем настроил микрофон.

— Итак, — Крабиков поднял стакан, — за освобождение Формозы!

— За кровное братство между КГБ и «Нашей Формозой»!

— Сек-сай!

Все трое на террасе рассмеялись. Цю знал, что сейчас не время анализировать или делать выводы из того, что он только что услышал. Но следует запомнить. Запомнить все.

— А теперь, — сказал Крабиков, — перейдем к «Апогею».

— Наш человек добился успеха, — отозвался У. — Он, несомненно, сумеет проникнуть в исследовательскую группу «Дьюкэнон Юнг», которая будет находиться здесь, на Тайване, в ближайшие месяцы. Для Гонконга, возможно, времени потребуется больше. Но мы сейчас основательно срезали угол.

— Каким образом?

— Мы заполучили Люка. У него — ключ к «Апогею», он вундеркинд в области техники, кажется, я правильно выразился? Мы держим его здесь. — У указал пальцем в сторону пагоды. — Там есть подвал, это место совершенно надежно.

— А не рискованно?

— Рискованно? В ситуации, когда у нас такие прекрасные связи с Тайваньским гарнизоном?

Цю включил улавливатель на максимум, чувствуя, что во рту у него все пересохло.

— Но даже если нам не удастся убедить Люка, чтобы он заговорил, остается Мэт Юнг.

— Он не специалист.

— Зато он сын человека, владеющего предприятиями компании «Дьюкэнон Юнг».

Крабиков нахмурился.

— Ваш план не назовешь слишком изощренным. Вы ведете себя как банда головорезов. Если Юнг поднимет шум, даже правительство Тайваня не рискнет потерять все иностранные инвестиции. Не доводите Юнга до предела.

Цю улыбнулся.

— Думаю, наш гость дал дельный совет, — подхватила Сулян. — И можно сказать, что…

Разговор перешел на взаимные комплименты, и Цю решил, что основное уже прослушал. Он упаковал аппаратуру и спрятал сумку в яме, заранее вырытой под сосной, на стволе которой Цю предусмотрительно сделал метку. Что взять с собой? Фонарь — вот что пригодится.

Цю, словно ящерица, полз среди травы и кустарника, пользуясь малейшим укрытием. Наконец он подобрался к ржавому сетчатому забору, вскочил на ноги и перемахнул через препятствие.

Приблизившись к пагоде, Цю бросил взгляд на террасу. Троица, сидевшая там, была занята разговором.

Стараясь не обнаружить себя, Цю внимательно рассматривал ближайшее окно. К счастью, оно не застеклено, но есть ли сигнализация? Нет. Это место не предназначалось для того, чтобы постоянно служить тюрьмой. Нижний край окна находился примерно в трех футах над головой Цю. Он ухватился за подоконник, вспрыгнул на него и заглянул внутрь. Ничего не видно. Помедлив немного, Цю скользнул на пол. Приземлился он благополучно: башмаки на резиновой подошве почти бесшумно опустились на бетонный пол.

Он нащупал фонарь. Следует ли включать его? Не стоит, решил он, слишком большой риск. Цю на ощупь стал обходить помещение по периметру. Очень скоро он добрался до двери и до первой ступеньки винтовой лестницы, ведущей вниз.

Цю закрыл глаза, напряженно вслушиваясь. Никаких звуков до него не долетало, но постепенно ему стало казаться, что кто-то наблюдает за ним. Кто-то двигался вслед за ним в абсолютной тишине.

Цю облизнул пересохшие губы. Он зашел слишком далеко, обратного пути нет. Он медленно двинулся дальше, но не успел сделать нескольких шагов, как руки его наткнулись на что-то твердое, возвышавшееся над бетонным полом. Цю ощупал препятствие — деревянное! Он попытался определить его размеры. Это была панель площадью примерно в четыре фута, между ней и полом оставался зазор. Поперек панели была установлена перекладина. Цю осторожно вытащил ее из пазов. На дальнем от него краю панели крепилось кольцо. Цю потянул за него и открыл потайную дверь.

Подняв голову, он прислушался. Ты один, внушал он себе. Больше здесь никого нет. Он улегся на холодный пол и опустил голову в проем.

— Люк.

— Кто это? — донесся голос из мрака, как из могилы.

— Цю Цяньвэй. Ты можешь двигаться?

— Нет. Я связан.

— Говори что-нибудь, — попросил его Цю, чтобы сориентироваться по голосу.

Ленни начал считать вслух. Цю на ощупь двинулся вперед, повернув голову в ту сторону, откуда доносился сдавленный голос. Почувствовав прикосновение руки, Ленни взвизгнул и отпрянул.

— С тобой все в порядке? Ты не ранен?

— Нет. Но меня накачали наркотиками, руки связали. Можете развязать?

Узлы были тугие; но завязаны непрофессионально, и Цю потребовалось не больше минуты, чтобы освободить Ленни.

— О… Боже мой! — застонал пленник.

— Что случилось?

— Мои запястья… кровь… пульсирует.

— Потри посильнее. Слушай, надо убираться отсюда. Сможешь идти?

— Думаю, смогу. Ноги в порядке: я все время шевелил ими.

— Хорошо, держись за меня. Пошли.

Вскоре они очутились на бетонном полу пагоды.

— Что вы делаете здесь? — В хриплом голосе Ленни звучало недоверие. — Работаете на них?

— На кого это «на них»?

— Господи помилуй, откуда мне знать! Почему эти люди схватили меня?

— Из-за «Апогея», конечно. Но если бы я был на их стороне, разве я вытаскивал бы тебя отсюда? Слушай. Нас ждет впереди длинный путь — по горам. Ты готов?

— А какой у меня выход?

— Верно. — Цю взобрался на ближайшее окно.

Снаружи почти совсем стемнело. Насколько он мог видеть, в саду никого не было. Цю спрыгнул обратно в комнату.

— Все время держись со мной рядом. Если потеряем друг друга из виду, не трать времени на поиски — беги. В западном направлении. До побережья всего около сорока километров.

— Почему на запад? Я не понимаю.

— Это угодья У Тайцзи. Его владения. Увидев, что ты пропал, он пошлет своих людей за нами. Они решат, что мы направились к восточному побережью, к автостраде. А теперь пошли.

Цю подсадил Ленни на подоконник окна, которое было расположено дальше всего от дома. Услышав, как парень спрыгнул вниз, Цю последовал за ним. Мгновение оба стояли, прислушиваясь к шороху листвы на вечернем ветерке. Потом Цю схватил Ленни за локоть, и они начали карабкаться на холм, по временам укрываясь в каждом овраге. Но не успели они преодолеть незначительное расстояние, как Цю почувствовал, что на их пути кто-то стоит. Внезапно глаза его ослепил свет.

— Стой! — зарычал чей-то голос.

Цю мгновенно оценил обстановку. Какой-то мужчина, возможно не один, стоял впереди, на расстоянии примерно двадцати шагов, направив на них мощный луч прожектора. За его спиной другие люди поднимались на холм. Цю уже готов был крикнуть Ленни «Бежим!», но тут глаза его стали привыкать к свету, и он заметил темную фигуру (значит, был и второй человек), стоявшую поодаль и направившую на них стрелу лука.

— Что там? — растерянно спросил У Тайцзи.

Крабиков отпихнул его в сторону.

— Посвети вверх! — Он ошеломленно уставился на Цю Цяньвэя. — Вы?

Цю искоса взглянул на Ленни. На лице Люка не было заметно никаких признаков паники. Свет вспыхивал то там, то здесь, и Цю принялся считать людей, окружавших его: лучник, загородивший тропинку, человек с фонарем, двое китайцев — мужчина и женщина, Крабиков. Они стояли сбоку, футах в десяти от него. Крабиков ближе всех. Бежать некуда. Оружия тоже нет.

Крабиков повернулся к У Тайцзи:

— Я встречался с этим человеком раньше, в Гонконге. Это агент «красных». Вы знаете, что он здесь делает?

У отрицательно покачал головой.

— Впрочем, он может сам сказать нам об этом, — заметил Крабиков. — В доме.

Цю понял, что решение следует принять незамедлительно. Он знал: их поведут в дом, окружив со всех сторон, и это конец. Цю с отчаянием взглянул на Ленни, как будто умоляя понять свои намерения, потом открыл рот и сунул в него пальцы. Все отчетливо услышали резкий звук упавшего тела. В следующую секунду Цю уже корчился на земле в конвульсиях.

— Остановите его! — заорал Крабиков. — Это капсула с ядом.

Он навалился на Цю, разжимая пальцами стиснутые зубы агента. У и его жена отпрянули назад. Человек с фонарем старался направить луч в лицо Цю. После секундного колебания лучник опустил свое оружие и положил его на землю. Ленни, о котором все забыли, нерешительно отступал к лесу.

Когда Крабиков присел возле него, сердце Цю радостно екнуло: уловка удалась! Ребром ладони он ударил русского в адамово яблоко, а пальцами другой руки ткнул в глаза. С криком «Ленни! Беги!» Цю повалил русского и развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть лучника, бросившегося к своему оружию. Цю вскочил и тут же упал на аборигена, стараясь отнять у него лук.

Не прошло и секунды, как он понял, что ошибся в своих намерениях. Лучник оказался крепким как камень и представлял собой очень сильного противника, неизмеримо сильнее всех тех, с кем Цю доводилось сражаться. Упав ничком, лучник тут же перекатился на спину и всем телом придавил Цю. Тот едва не задохнулся. В его распоряжении оставались лишь доли секунды, чтобы изменить создавшуюся ситуацию. Абориген начал приподниматься. Рука Цю шарила у него между ног, отыскивая чувствительное место, но теперь преимущества были на стороне А-Хуана.

Цю чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Его руки беспомощно дергались, и эти слабые движения не производили никакого впечатления на человека, придавившего его, словно каменная глыба. Складочка кожи — это единственное, что было нужно Цю. Только одна маленькая складочка…

Во время схватки саронг А-Хуана задрался почти до пояса. Рука Цю наткнулась на нечто более уязвимое, чем просто кожа в паху: его пальцы стиснули мошонку. Стиснули что было сил.

Спустя секунду он оказался на свободе, вскочил на ноги и побежал. Цю слышал, как позади кто-то кричал от боли, и эти звуки приносили ему глубочайшее удовлетворение. Пока он бежал, луч света прыгал из стороны в сторону, изредка выхватывая его силуэт из темноты, но, судя по всему, никто не мог точно определить, куда он побежит.

— Ленни! — крикнул Цю.

— Я здесь!

Цю застонал от досады: голос Ленни донесся не оттуда, откуда нужно. Ему следовало бежать к подножию гор, к руслу реки. Цю мчался среди деревьев, спотыкаясь о корни и камни, но каким-то чудом ухитряясь оставаться на ногах.

— Ленни! — крикнул он снова.

Потом он услышал впереди топот ног. Цю прибавил шагу и спустя некоторое время догнал Ленни.

— Держись правее! Нам нужно укрыться в горах.

Он тут же замолчал, потому что услышал свист, словно рассекавший воздух у него за спиной. Нервы напряглись. Снова пронзительный свист в нескольких футах. Голоса, топот ног. Стрела пронеслась в шести дюймах от головы Цю и воткнулась в ствол дерева. Где она?.. Было слишком темно, чтобы увидеть ее, но по звуку ясно, что она торчит где-то совсем близко.

— Ложись! — прошептал Цю на ухо Ленни. — Ничком!

Он принялся шарить по стволу ближайшего дерева, пытаясь нащупать стрелу и надеясь, что правильно запомнил место. Он хотел найти ее, отчаянно хотел. Под ногами заскрежетали камни, и Цю похолодел от ужаса. Шум! А-Хуан стреляет на слух, света ему не нужно. Словно в подтверждение его страхов, за спиной снова раздался свист, сопровождавший полет безжалостной остроконечной стрелы, неумолимо приближавшейся к своей цели. У Цю волосы зашевелились от ужаса. Он громко вскрикнул… и рухнул на землю.

Добираясь из аэропорта до квартиры Мэйхуа, они проехали мимо управления юань — широко раскинувшегося комплекса зданий, который находился на перекрестке одного из самых больших городских кварталов, между шоссе Чун-Сяо-Ист и Чуншань-роуд. Повсюду было множество военных, но Мэт едва замечал их. Внезапно Мэйхуа крикнула:

— Линьчунь! Остановись, дорогой!

Мэт подъехал к тротуару, не обращая внимания на часового, стоявшего у ворот. Форма его была ослепительно хороша: белый шлем, пояс и перчатки; светло-бежевая рубашка и брюки цвета хаки; сверкающие черные ботинки. Часовой стоял расставив ноги, положив на бедра руки, сжатые в кулаки, и слегка выставив вперед локти. Мэт знал, что по армейским правилам это позиция «вольно», но никогда не мог освободиться от ощущения, что она предназначена для атаки.

Линьчунь стояла в воротах, повернувшись к ним спиной, и смотрела вслед уходившему солдату. На зов Мэйхуа она обернулась и тут же подсела к ним в машину. Разглядывая ее в зеркало заднего вида, Мэт понял, что Линьчунь чем-то расстроена.

— Как ты?

— Все нормально. Вот что… Жаки, помнишь я когда-то рассказывала о Цзай Цзияне?

— О ком, дорогая? А… твой прежний предмет страсти, военный.

— Угу. — Линьчунь вспыхнула. — Я не получала от него вестей несколько месяцев. И вдруг он… — Она умолкла, опустив глаза и разглядывая сумочку…

— Да?

— Он попросил меня о встрече. Я сказала, что приду. Он вел себя как-то странно. Встревоженно.

— Что же случилось?

— Он хотел попрощаться со мной.

— Почему. Куда он уезжает?

— Он не знает точно. Цзай Цзиян — всего лишь капитан, а то, что происходит, — сверхсекретно. Но… дорогая моя, мне не следовало бы говорить тебе это. Он думает, что его и многие другие подразделения пошлют на Цюэмой. И он полагает, что я должна отправить куда-нибудь родителей на отдых или вроде того… и сама с ним уехать.

— Да почему же, Господи помилуй?

— Не знаю, Жаки. Цзиян очень беспокоился, что нас могут подслушать. Ему не слишком много рассказали, и, уж конечно, это не предназначалось для моих ушей.

— Думаю, все это — ложная тревога. В газетах ничего не было. Все идет как обычно.

— Знаю. — Линьчунь неуверенно улыбнулась и посмотрела в окно, словно пытаясь найти подтверждение словам своей подруги, наблюдая за воскресной суетливой толпой, заполнившей улицы Тайбэя.

Мэйхуа начала щебетать что-то о последней хореографической постановке ансамбля «Облачные ворота», и только Мэт заметил, как Линьчунь смахнула слезинку.

Наихудшим врагом для них оказался холод. Голод мучил не слишком, с усталостью можно было бороться, а вот погода оказалась самым вероломным противником.

Поначалу Цю почти не мерз. Они с Ленни продвигались вперед. Хватаясь за кусты, чтобы вскарабкаться вверх, перебираясь через потоки, продираясь сквозь кустарник, поднимаясь все выше и выше в горы, Цю и Ленни не останавливались даже для того, чтобы передохнуть и вытащить стрелу, торчавшую из рукава его камуфляжной куртки: она насквозь пробила толстую материю всего в сантиметре от локтя. Наконец деревья и кусты поредели, а каменные глыбы стали попадаться все чаще, и они устроили отдых в расселине. Ленни был совершенно вымотан; после пережитого шока и наркотиков он был еще физически слаб. Цю, который буквально тащил его на себе добрую часть мили, понял, что идти дальше они не в состоянии.

А лучник мог идти. Он был худой, выносливый, и желудок его был полон теплой сытной пищи…

Изморось висела в воздухе как химическая взвесь. Пронизывающе холодный ветер то налетал, то ослабевал. Где-то поблизости был водопад. Его монотонный шум напоминал Цю отдаленный рокот людской толпы. На этой высоте уже не было никаких укрытий, кроме случайной одинокой сосны или зарослей бамбука.

Цю пошевелил рукой, и древко стрелы задело о каменистую стену расселины, в которой они притаились. Цю вырвал стрелу из ткани. Он взвесил ее в руке, оценивая, есть ли возможность использовать стрелу как оружие, не имея лука. Бесполезно. Но почему-то Цю не мог заставить себя выбросить ее. Он повернулся и прошептал на ухо своему товарищу:

— Нужно идти.

— Может, еще немного отдохнем?

— Нет. Он где-то здесь, идет по пятам.

— Откуда вы знаете? Почему бы им не подождать, пока не рассветет?

— Убивать лучше всего в темноте, — произнес Цю тоном приказа. Ленни надо было подталкивать, как машину с подсевшим аккумулятором.

— Какой у нас план?

— Мы должны все время быть впереди него, двигаться быстро и бесшумно.

Цю прищурился. Стрела. Что-то, связанное с ней, подсказывало ему: подожди, подумай, не спеши.

— Поднимайся очень тихо, держись за меня.

Пока Цю подобно черной тени поднимался и выбирался из каменистой впадины, послышался какой-то звук — о камни ударился тяжелый предмет, где-то там, ниже по склону. Цю покрутил головой и понюхал воздух, словно зверь. Он схватил Ленни за руку и прошептал:

— Бежим!

Они все время бежали вверх, и Цю не покидал страх, что они ненароком заберутся в тупик. Он выбирал направление, повинуясь инстинкту, при каждом повороте намечая самый простой путь, надеясь, что в результате они не окажутся в каком-нибудь непроходимом овраге, на краю пропасти или упрутся в стену водопада.

И вдруг, совершенно неожиданно они очутились на самой вершине хребта. Цю остановился.

— Что это?

— Не так громко! Я стараюсь вспомнить карту. Нам надо идти на юго-запад, к шоссе номер девять. Там есть деревня под названием Цаопу…

Стрела вонзилась в футе от того места, где остановился Цю, обдав его градом мелких гранитных осколков. Он пихнул Ленни, чтобы тот не маячил на горизонте, едва ли не став причиной их гибели. Цю успел плашмя броситься на землю и тут же перекатился вниз, слишком поздно сообразив, что склон горы с другой стороны очень крутой. Ветки и листья в кровь раздирали его лицо, камни врезались в живот. Цю хрипел, словно его душили, и продолжал катиться вниз, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Пролетев футов тридцать и шлепнувшись со всего размаха на каменную глыбу, он потерял сознание. Довольно скоро придя в себя, Цю обнаружил, что все еще прижимает к груди две стрелы. Одна из них почти переломилась пополам.

Цю подтянулся, встал на колени и прислушался. Где-то поблизости через кустарник продирался Ленни, совершенно не заботясь о том, какой шум он производит. С каждой секундой звук его шагов все удалялся вперед.

А охотник шел за ними по пятам и точно знал, где они. Цю старался сдерживать дыхание. Как же это возможно? Стрелять в темноте, вслепую, и так безошибочно, так близко к цели? Заткнись, сказал он себе. Заткнись, заткнись! Он ведь все-таки промахнулся, не так ли? Он не безупречен. Его руки, возможно, замерзли, как и твои, вот почему вышла осечка. Такая погода не для охоты. У него нет прибора ночного видения, он полагается на слух.

На слух…

Спускаясь со склона, Цю снова отчаянно попытался ухватить эту мысленную нить, но она все время ускользала. Абориген не видит их, но он умеет слышать. Он должен прислушиваться.

Цю не знал, насколько уменьшилось расстояние между охотником и дичью. Ленни несся во весь опор впереди. Цю почувствовал, как в нем поднимается отчаяние. Что он может сделать? Ничего!

Его ноги сами собой перешли на свободный неровный бег, каким обычно спускаются с горы. Цю проделывал безумные зигзаги, не думая о риске, стремясь только к одному — увеличить, разрыв между собой и невидимым лучником. Даже если они отыщут дорогу — что тогда? У У было достаточно времени, чтобы организовать своих людей.

Заткнись, заткнись, заткнись…

Цю взглянул на небо. Кажется это ему или действительно начинает светать? Нет, не кажется. Сколько еще стрел осталось у лучника в колчане? Останавливался ли он, чтобы подобрать те, что выпустил? Удивился ли, обнаружив, что две из них исчезли?

Цю продолжал рысью спускаться вниз, и мысль его теперь заработала в ином направлении. Три вопроса бились в голове беспорядочно, сталкивались и разлетались в стороны, как пластиковые шарики под струей сжатого воздуха в веселой игре. Первое — лучник привык стрелять на слух. Второе — у него, Цю Цяньвэя, есть сейчас две стрелы. Третье — знает ли об этом лучник?

Цю все бежал и бежал вниз, и размах его шагов становился все шире по мере того, как светлело небо, сокращая их шансы на выживание. Струйки тонкого, как паутина, тумана огибали большие валуны, словно летящая шелковая ткань при медленном танце с лентами. Цю спускался быстро. Теперь перед ним появилось нечто похожее на тропинку, которая вилась по склону наподобие лыжни в слаломе. Временами Цю следовал ее изгибам, но чаще бежал напрямик, по временам опять выбираясь на более утоптанный путь.

Где Ленни? Его и след простыл. Где шоссе? Сверни направо, потом налево, никогда не беги по прямой.

Тропинка выравнивалась в нескольких стах футах от густых зарослей бамбука, перемежавшегося эвкалиптами и лианами. Цю замедлил шаг, обрадовавшись, что наконец нашел укрытие, но неожиданно сбился с ритма и упал, подвернув ногу. Он сидел на земле и тяжело дышал. Слава Богу, ни перелома, ни растяжения. Цю уже собирался встать, как вдруг его внимание привлекло едва заметное более светлое пятно на песчаной тропинке. Он наклонился, чтобы разглядеть получше. Может быть, это отпечаток ступни? Он медленно двинулся назад, стоя на четвереньках. Да! Вот еще один…

Следы ног. Должно быть, Ленни тоже вышел на эту тропинку. Но тут же лицо Цю омрачилось. Можно ли утверждать с уверенностью, что другие люди не пользовались этой тропой в субботу и воскресенье? У него не было никакой возможности узнать, кто оставил следы. Но, может быть… может быть…

Цю снова побежал. Его ноги двигались в четком ритме: без-на-деж-но, без-на-деж-но.

Тропка вела теперь вверх, затем опять выровнялась. Спустя некоторое время под ногами стали попадаться камни и Цю понял, что начал снова спускаться к уже пересыхающему руслу реки. Прыгнув в самую середину еще живого потока, он упал на колени, окунув в воду лицо и плечи. Холодная вода вернула ясность мысли. На противоположной стороне широкого русла берег, усеянный галькой, поднимался вверх, дальше земля пестрела деревьями, тянулись дынные бахчи. Первые признаки цивилизации!

Цю вспомнил карту, и у него вспыхнула надежда: там, с другой стороны горы, проходит дорога.

Впереди, вдоль течения реки, две скалы сходились вместе, образуя нечто вроде округленных ворот, внизу которых оставался проход для потока воды. Течения в том месте почти не было. Укрытие — не слишком надежное, но лучше, чем ничего. Со вздохом облегчения Цю бросился к проходу между скалами и очутился в запруде. Над поверхностью воды плыл легкий утренний туман.

Первая полоска солнечного света озарила дальний скалистый уступ — то место, откуда он пришел сюда. Цю огляделся. Вода в запруде была прозрачной до самого дна. Под ногами он видел разноцветные камешки всех размеров и форм, гладко обкатанные течением. Игра света в нежных пузырьках воздуха, плясавших на поверхности воды, ласкала взор и гипнотически притягивала к себе. Нельзя отвлекаться, опасно. Футах в двадцати от Цю, в дальнем конце запруды, веером разворачивалась серебристая ткань водопада, образуя нечто вроде почти прозрачного экрана из ребристого стекла.

Ярко-оранжевые лучи, возвещавшие начало нового дня, выгоняли тени из оврагов и горных расселин. Цю взглянул вверх: начало водопада крылось вверху в нескольких футах над головой. Он следил за движением воды. Потоки изливались вниз, словно сплетенные нити серебристого жемчуга, то соединяясь, то рассыпаясь. Наконец Цю остановился на том месте, где струящийся занавес опускался в воду запруды, и едва не задохнулся: за водопадом кто-то стоял. Цю оглянулся через плечо. Между скалами, охранявшими вход в его укрытие, никого не было. На склонах — тоже.

— Ленни?

Молчание.

Цю напряг зрение, чтобы проникнуть взглядом за водяную завесу, но разглядеть ничего не удалось. Тени, а также искажающий оптический эффект от струящейся воды, солнечный свет, хоть и не слишком яркий, мешали ему. Поднимая тучу брызг, Цю пересек запруду и зашел за водопад.

Он оказался в большой сумрачной пещере. Черные камни были покрыты водорослями, от которых исходил запах тины. Вода и время обточили камни, края их стали острыми, как бритва, но с зазубренным лезвием. Ленни Люк стоял, замерев и прижавшись к дальней стене пещеры, с закрытыми глазами, склонив голову к плечу. На мгновение Цю был ошеломлен: молодой человек оказался на расстоянии двух футов от того места, где Цю ожидал его увидеть, прозревая через фартук водопада, но он тут же вспомнил, что вода отражает свет, и ему все стало понятно.

Ленни взвизгнул, когда Цю тронул его за плечо. Агент уже готов был заткнуть ему рот, но Ленни простонал:

— Из-звините, я закричал.

Цю Цяньвэй оглянулся на тихую запруду, туда, где две скалы перегораживали его путь по реке. На одной из этих скал он увидел фигуру. Через каскад воды, освещенный утренними лучами, силуэт казался зыбким и нечетким, но все же в нем можно было безошибочно узнать человека, стоявшего широко расставив ноги и подняв на вытянутой руке лук.

Обернувшись к Ленни, Цю с улыбкой сказал:

— Можешь хоть кричать.

Они занимались любовью, погружались в дремоту, просыпались и опять свивались телами.

— Как это красиво, — сказал Мэт, когда Мэйхуа, удовлетворенная, тихо прилегла сбоку. — Твое тело. И твое имя…

— А что в нем особенного?

— Мэй… Это национальный цветок Тайваня, верно? Цветок сливы?

— У-гу. Моя мама была очень патриотична.

— Почему ты никогда не рассказываешь о своем отце?

— Я же говорила тебе, он умер. — Она слегка оттолкнула Мэта, неожиданно растерявшись. — Можно включить свет? Я хочу посмотреть на тебя.

Мэт засмеялся.

— Какой же ты жадный ребенок. — Когда щелкнул выключатель, он взял с ночного столика часы. — Три часа. Ты голодна?

— Не очень.

— А должна бы. — Мэйхуа не ответила, и он перевернулся так, чтобы взглянуть на нее сверху вниз. — Нет аппетита? — спросил Мэт как бы невзначай.

Мэйхуа пожала плечами и надула губы.

— Нет. Честно, нет. Ты же знаешь.

Мэйхуа поднесла к ноздрям пустую раскрытую ладонь и потянула носом.

— Я знаю. Это глупо. — Мэт нежно погладил ее по щеке.

— Никогда не думала, что смогу бросить. Никогда. Пока не встретила тебя. Лекарство, которое дал этот гонконгский доктор, просто чудесное. Я опять начинаю чувствовать себя человеком.

— Я рад.

Мэйхуа вытащила вторую руку из-под одеяла.

— Как считаешь?

Колечко на среднем пальце смотрелось очень хорошо. Они купили его сегодня днем, после того как отвезли домой Линьчунь, приобрели это кольцо, по какому-то мгновенному радостному порыву. Мэт хотел скрыть цену, полагая, что Мэйхуа станет протестовать. Но она только с улыбкой покачала головой.

— Сейчас это капиталовложение для нас обоих; если дело обернется плохо, кольцо вернется к тебе. Я буду хранить его, пока ты не попросишь меня отдать его обратно.

Мэт был тронут и показал ей бирку, на которой стояла цена в триста тысяч тайваньских долларов.

Мэйхуа выскользнула из кровати, накинула на плечи шелковый халат и бесшумно подошла к туалетному столику.

— Хочу музыки, — сказала она.

Мэт, откинувшись на груду подушек, с одобрением оглядывал обстановку, пока Мэйхуа перебирала кассеты. Если уж ты собираешься провести воскресный вечер в постели с такой великолепной женщиной, то это нужно делать именно здесь. Выключатель возле кровати регулировал освещение; сейчас свет едва мерцал. Вся комната была выдержана в розовато-лиловых тонах, с легким оттенком пурпура на кружевах. Атласные простыни, мягкие игрушки: эту картину довершал огромный балдахин над круглой кроватью.

— Народные любовные песни, — сказала Мэйхуа, снова скользнув под одеяло, — вот мой героин.

Мэт взял в руки коробочку из-под кассеты.

— Пай… Куан?

— Прекрасно, дорогой. У тебя уже есть определенные успехи в овладении иероглификой. Да, это Пай Куан. Она была кумиром в сороковые — пятидесятые годы. Румбы, самбы, ча-ча-ча, ритмичные, свинговые… Какая это была звезда! Я до сих пор стараюсь не думать о ней, когда выхожу на сцену. Забавно, верно?

— В тебе столько всего намешано. — Мэт указал на ряд книжных полок рядом с огромным трюмо. — Много ли здесь найдется девушек, которые, как ты, держат в своей спальне столько книг?

— В детстве я читала все подряд. То было хорошее время для тайваньской литературы. Целое поколение вдруг осознало, в каком мире оно живет.

— И это было ново?

— Господи, а как же! Мы пережили революцию, возврат к старому, двадцать лет правления националистов. Мы… ну, ладно, не мы, а поколение моей матери жили как в осаде. А потом над нами снова засветило солнце. Эти книги… — Мэйхуа протянула руку, — мы обычно обменивались ими в школе. Учителя убили бы нас, если бы узнали. И это тоже нам нравилось. Хауан Чуньмин, Линь Хуайминь. Мы проглатывали каждое написанное ими слово. Потому что узнавали в их героях самих себя.

— И ты тоже?

— Да. Этих писателей не привлекали господа и дамы, бандиты и монахи. Они писали об обычных людях, о безработных в основном. И нас это захватывало. — Мэйхуа взглянула на Мэта и печально покачала головой.

— Откуда еще могли мы почерпнуть наши знания о реальной жизни?

Зазвонил телефон, стоявший возле кровати. Мэт накрыл рукой руку Мэйхуа.

— Не отвечай.

— Я должна, любовь моя, — ответила она со вздохом. — Может быть, это связано с работой.

— С работой? В три часа ночи?

Мэйхуа удивленно взглянула на него.

— Конечно. В любое время. Друзья знают, что я мало сплю. Актеры все одинаковы…

Мэйхуа послушала несколько секунд, а потом разразилась таким потоком слов на местном наречии, что Мэт даже не пытался уследить за ее речью. Через несколько минут она швырнула трубку и театрально захохотала.

— Эти продюсеры!

— Какие-то проблемы?

— Нет, правда нет. Просто один молодец думает, что я полечу работать на него задаром. Вот и все. — Мэйхуа старалась не встречаться с ним глазами, и Мэт задохнулся от неоправданной ревности. Заставив себя улыбаться, он чуть не до боли растянул мышцы лица. Мэйхуа потрепала его по груди. — Мой дорогой, ради тебя я уже отказалась от одной из своих привычек, и этого вполне достаточно. Мне нужно выпить.

— Мне тоже. Виски, — капризно потребовал он, внезапно почувствовав себя избалованным, «трудным» ребенком.

— Я уже встаю.

Едва войдя в кухню, Мэйхуа тут же бросилась к полочке со специями, отыскивая крошечный пузырек без подписи, задвинутый вглубь. Соломка, бумага, бритва… в эти дни доза действовала медленнее, чем обычно, но наконец знакомое теплое чувство покоя расплывалось по напряженному телу. Нервы как будто расслабились. Она прикрыла глаза и глубоко вздохнула, прежде чем смахнуть в ящик стола свои наркотические аксессуары.

Она знала, что долго так продолжаться не может. Мэт — не круглый дурак, он что-то подозревает. Мэйхуа провела рукой по лбу. Милый мальчик. Ей совсем не хочется его обманывать. Но это необходимо, необходимо… Зачем она стоит в кухне? Ах, да…

Мэт слушал, как за стеной позвякивает лед и гремят стаканы, и им овладевали не слишком приятные мысли. Когда мы поженимся, телефона возле кровати не будет…

У входной двери раздался слабый шум, напоминавший щелчки, но Мэт забыл обо всем, когда секунду спустя она появилась в комнате со стаканами в руках. У него снова восхищенно забилось сердце при виде ее красоты.

— Вот. — Мэйхуа протянула ему хрустальный стакан.

Мэт чувствовал себя очень уютно на громадной круглой кровати под балдахином.

— Спасибо, — прошептал он.

Ткань балдахина над его головой была присобрана в центре, и складки, казалось, взмывали вверх, в одну точку, которая приковывала его внимание. Великолепные, сияющие глаза… Мэт чувствовал полное изнеможение. Возможно, он подхватил какой-то вирус, грипп… Внезапно ему стало казаться, что в теле Мэйхуа нет костей; силуэт ее струился то вниз, то вверх, как изображение на экране телевизора, который нуждался в настройке. И мужчина рядом с ней тоже струился.

Мужчина рядом с ней. Это уже интересно. Мэт не припомнил, чтобы он приглашал в спальню другого мужчину. Гость был высокий и худой, а лицо оставалось в тени.

Незнакомец подошел совсем близко к Мэйхуа, положил руку ей на плечо и прошептал несколько слов. Она кивнула. Мэт узнал незнакомого гостя. Он прекрасно знал, кто это, но имя человека ускользало. Мэт понимал, что надо что-то сделать, совершить какой-то поступок, но его тело больше не повиновалось ему.

Мэйхуа протянула руку и кончиками пальцев осторожно опустила правое веко Мэта. Оно так и осталось закрытым. Потом она сделала то же самое и с левым.

А-Хуан продолжал оставаться на одном месте, осматриваясь. Что-то тревожило его, но он не понимал, что именно.

Он услышал крик за водопадом, и стрела мгновенно, будто сама, прыгнула ему в руку. А-Хуан и глазом не успел моргнуть, как она уже летела вперед, а через секунду раздался утробный хрип, словно человека начало рвать. Когда этот звук замер, вторая стрела сорвалась с лука. На этот раз никто не кричал.

Обе стрелы зазвенели, пронзив, одна за другой, матовую стену воды. Но через пять минут после выстрела он все еще сидел на корточках и настороженно наблюдал за хрустальным потоком, позолоченным восходящим солнцем.

Наконец А-Хуан закинул лук за спину и спрыгнул со скалы, стараясь не намочить тетиву. Он знал, что должен заглянуть за водопад. У Тайцзи потребует доказательств, что его тайны не выйдут наружу. Кроме того, мошонка время от времени еще давала о себе знать мучительными вспышками боли, напоминавшими вспышку боли от электрического разряда, и А-Хуан жаждал своими глазами увидеть труп обидчика.

Приблизившись, он заметил смутные силуэты фигур, лежавших в пещере за водопадом. Брызги летели на А-Хуана, и он замешкался. Вода — враг для его лука. Он неохотно повернулся, снял с себя оружие и положил его вместе с колчаном на уступ скалы, возвышавшейся над запрудой.

Оказавшись в трех футах от водопада, он снова остановился. Его внимание привлекла рука, лежавшая на камне ладонью вверх, так что о нее разбивалась вода. Несколько капель застыли на кончиках пальцев.

А-Хуан долго смотрел на эту окровавленную руку и наконец принял решение. Одним махом, в отличие от своих прежних осторожных движений, он преодолел оставшееся расстояние.

Один из двоих, тот, кого они поймали на склоне горы, лежал на боку, спиной к лучнику, прижав руку к животу. А-Хуан заметил гусиное перышко от стрелы, порхавшее в воздухе. Второй лежал на спине, почти под самым водопадом. Одна рука сжимала древко в том месте, где оно пробило жертве грудину. Другая, как уже заметил А-Хуан, была откинута в сторону.

Наконец-то он успокоится. Оставалось выполнить лишь одну последнюю задачу. Это необычное оружие, стрелы с отравленными наконечниками, могут навести на след. Их нужно удалить.

Сначала А-Хуан подошел к мужчине, лежавшему на спине, присел возле него на колени, взялся за древко и потянул на себя.

Оно подалось без всякого сопротивления. Раны не было. А-Хуан держал в руках половину стрелы. Реакция лучника была молниеносной, но он не успел подняться, как второй «труп» бросился на него. Сделав в воздухе сальто, А-Хуан прорвался сквозь стену воды и что было мочи поплыл к скале, на которой оставил лук.

Вскоре он появился на поверхности, брызгаясь и отплевываясь. Один из мужчин вошел в воду и подбирался к нему, держа стрелу в высоко поднятой руке, словно кинжал. Вслед за ним из-за водяного экрана возник второй преследуемый, но теперь и у него в руке была стрела с наконечником — вторая половина сломанной. А-Хуан упал на спину и бешено замолотил ногами по воде, стараясь ослепить своих врагов брызгами.

Он был ловким пловцом. Еще три взмаха — и А-Хуан оказался рядом со скалой. Набрав полную грудь воздуха, он нырнул. Почувствовав, что кто-то ухватил его за колено, он рванулся и резко выбросил ногу вперед. Ступня ударилась о чье-то тело, и А-Хуан, приободрившись, сделал еще один, последний рывок к скале, на которой лежал его лук.

Извернувшись, одним быстрым прыжком он выскочил из воды и очутился на суше. Краем глаза А-Хуан заметил Цю, еще барахтавшегося в воде. Когда Цю выбрался на поверхность, отряхиваясь и ругаясь на чем свет стоит, он увидел, что А-Хуан уже вскарабкался на скалу и держит наполовину натянутый лук.

Цю снова нырнул, развернулся под водой и вынырнул с другой стороны скалы, на которой находился А-Хуан, теперь уже спиной к нему. Потеряв из вида свою мишень, он был вынужден встать, направив лук вертикально вниз. От резкого движения его правая нога заскользила по влажной скале, и А-Хуан потерял равновесие. Приземлившись прямо на копчик, он взвизгнул от острой боли.

Цю увидел, что обе ноги А-Хуана повисли над его головой, и, не раздумывая, со всей силой вонзил в одну из них наконечник стрелы. А-Хуан пронзительно закричал. Цю повторил удар и занес руку для следующего, но тут до него дошло, что лучник не двигается. А-Хуан сидел на скале, не в силах отвести взгляд от страшных рваных ран на ногах. Его лицо наливалось болезненной синевой, глаза закатились так, что остались видны только одни белки. А потом, словно каменная статуя, которую сбрасывает с пьедестала толпа, А-Хуан свалился в воду.

Словно зачарованный, Цю смотрел, как его тело то всплывало, то погружалось, подхваченное течением, а потом закричал:

— Ленни! Хватай его!

Вдвоем им удалось затащить тело за водопад, но это была нелегкая задача, и Ленни Люк начал задыхаться. Цю как следует встряхнул его, но это не подействовало, и тогда Цю окатил его водой.

— Слушай, — заорал он. — Мы живы!

Солнце уже высоко поднялось над черным хребтом. Ленни и Цю разделись и положили одежду на скалу для просушки. Цю Цяньвэй сделал ревизию оставшихся при нем вещей: деньги в сохранности, хотя и намокли, фонарь вышел из строя. Курева нет, еды нет, солнцезащитных очков тоже. Он, прищурившись, взглянул на солнце. Уже поздно, наверное, часов девять. Люди У, должно быть, настороже и ждут, когда вернется лучник. Сколько времени прошло с тех пор, как они оказались в этой местности? Какими силами располагает здесь «Формоза»? Если У на самом деле считается могущественным боссом в этих местах, то он может оказывать влияние и на полицию. Сек-сай…

— Отчего он умер? — спросил Ленни.

— Наверное, наконечники были отравлены.

Ленни задрожал. Он сидел, положив подбородок на колени и обхватив ноги руками.

— Пора одеваться, — решительно сказал Цю.

— Ваш порез еще кровоточит.

Цю провел рукой по лбу, и она окрасилась в ярко-красный цвет.

— Это чистая рана.

— Что за идея такая, разбить собственный лоб о камень?

Цю пожал плечами.

— Я хотел, чтобы он увидел кровь. Он этого добивался. Знаешь, поначалу я собирался поранить себя наконечником стрелы.

— Цяньвэй!

— Что?

— А если бы он не промахнулся?

— Тогда мы оба превратились бы в трупы.

— Откуда вы знали, что он промахнется?

— Я не знал, но надеялся, что водопад одурачит его, как и меня. И это сработало, мы стояли не там, где он ожидал.

— Он мог допустить такой вариант.

— Мог, но не сделал этого. Ты готов?

Они являли собой странную пару, входя в деревню Цаопу, находившуюся посередине между западным и восточным побережьем Тайваня. Рубашка и брюки Цю слегка подсохли на утреннем солнце, а у Ленни они были еще насквозь мокрые. Оба были покрыты порезами и кровоподтеками. К счастью, местные жители не проявляли большого любопытства. Лишь несколько человек потрудились взглянуть на них, когда Ленни и Цю оказались в небольшом здании, служившем одновременно магазином и почтой.

Цю скрылся в будке с треснувшим телефоном, где-то в складской части магазина, среди мешков с рисом из грубой коричневой ткани и металлических канистр с пищевым маслом, и попросил оператора соединить его с одним тайбэйским номером. Он звонил своей «красной ракете» — связному, чтобы передать сообщение, состоящее из одного-единственного слова, означавшего: прикрытие уничтожено, все планы сорвались. Наконец Цю услышал гудки, но никто не ответил. В его душе росла тревога. Потом Цю вспомнил, и у него оборвалось сердце. Он должен был звонить через равные промежутки времени. Сунь Шаньван предупредил его о последствиях в случае, если он нарушит это условие.

— Ленни.

Молодой ученый вздрогнул, подняв глаза, и увидел, что Цю бесшумно усаживается напротив.

— Что случилось?

— У нас возникли проблемы.

— Какие?

— Мои люди вскоре начнут преследовать меня.

— Ваши люди? То есть…

— Не говори ничего, — спокойно продолжал Цю, — просто слушай. Я должен был позвонить вчера вечером в определенное время. Но не смог, значит, линия связи оборвалась и теперь мои же люди захотят отделаться от меня. Поскольку я не вышел на связь тогда, когда нужно было, они автоматически решат, что я стал предателем.

Цю разглядывал молодое встревоженное лицо и думал, стоит ли говорить все до конца: «Если они найдут меня, то убьют; если они убьют меня и ты окажешься рядом, тебя убьют тоже». Лучше не говорить, решил он.

— Мне нужно позвонить еще раз. — Цю взглянул на часы. — Хозяин магазина говорит, что через десять минут сюда подойдет автобус. Выходи на дорогу и жди его.

— Куда мы поедем?

— Сначала в Каосюн. Потом доберемся до Тайбэя. Но мы не должны упустить автобус.

— Ладно.

— И будь осторожен. Сейчас У уже мобилизовал своих людей. Он скажет, что я работаю на материковый Китай и сумеет организовать множество народу. — Цю помолчал, потом продолжал: — Садись в автобус, как только он подойдет. Обо мне не беспокойся.

— А как же вы?

— Со мной все будет в порядке. Если мы потеряем друг друга из виду, езжай в Тайбэй в свой офис и скажи, чтобы тебя забрали с Тайваня.

Ленни кивнул и встал. Цю посмотрел ему вслед и вернулся к телефону.

В дверях Ленни обернулся и увидел, что Цю, бешено жестикулируя, что-то говорит в трубку. Ленни стало интересно, с кем это он беседует.

Вдали на дороге послышался шум старенького мотора, силившегося преодолеть гору. Ленни встал на цыпочки и прикрыл ладонью глаза. Еще один взгляд через плечо: губы Цю не двигались, но трубка была прижата к уху. Ленни снова посмотрел на дорогу. Да! Вот он! Дряхлый белый с зеленым автобус. Все окна открыты, велосипеды, ящики и жестяные канистры привязаны к крыше. Потом Ленни услышал гудок автомобиля, и автобус обогнал черный седан. На большой скорости он въехал в город и остановился на другой стороне дороги, напротив магазина.

— Эй! — заорал Ленни, вбегая в магазин. — Автобус!

Цю поднял глаза. В окно магазина ему была видна и машина. Одно стекло отличалось от других по цвету. Даже не глядя, Цю знал, что пластинка с номерными знаками будет бежевого цвета. Швырнув телефонную трубку, он оттащил Ленни в темный угол.

— Через черный ход. Быстро!

Они пронеслись через маленькую кухню, выскочили на двор и побежали по переулку, параллельному улице, до конца квартала. Там Цю прижал Ленни к стене и только после этого отважился оглядеться.

Автобус остановился возле здания, которое Цю принял за полицейское управление. Над крышей, как обычно, торчала радиоантенна с четырьмя распорками. На шесте, воткнутом в стену под углом в сорок пять градусов, висел тайваньский флаг. Один из пассажиров разговаривал с водителем, поставив ногу на ступеньку автобуса. Цю сообразил, что, как только эта беседа закончится, автобус отъедет.

Его взгляд переметнулся на седан, припаркованный на той же стороне, что и автобус, примерно в тридцати ярдах позади. Из машины вышли двое. Один из них рубанул ребром одной ладони по другой, убеждая своего приятеля в чем-то, что тому, очевидно, не нравилось.

Цю глубоко вздохнул. Пассажир автобуса снял ногу со ступеньки и теперь стоял на тротуаре, подбоченясь. Мотор пару раз чихнул, и Цю понял: еще секунда, и он заведется. Нужно что-то делать, немедленно.

Он осмотрел автобус, обдумывая, как проникнуть внутрь. Его взгляд натолкнулся на металлическую лестницу, которая вела на крышу. Там громоздилась не слишком надежно укрепленная куча разного хлама.

Мужчина из седана, тот, что ударил рукой об руку, отвернулся от своего товарища и зашагал к зданию полиции. Так и есть! У обладает достаточно большой властью, чтобы призвать на помощь местную полицию. Цю схватил Ленни за руку.

— Держись поближе к стене. Иди по этой же стороне улицы, пока не окажешься напротив автобуса. Давай!

Ленни автоматически повиновался Цю, в голосе которого зазвучали стальные нотки. Сам же Цю двигался, насколько мог, незаметно и тихо, не отрывая глаз от второго мужчины, который в нерешительности стоял на дороге возле машины.

Автобус начал отъезжать. Ленни в отчаянии оглянулся и увидел, как Цю с быстротой молнии подскочил к седану и зачем-то просунул голову в окно со стороны водителя. Еще секунда — и он уже мчался вслед за отъезжающим автобусом, яростно махая рукой Ленни. Они догнали автобус — тот ехал со скоростью не более пяти миль в час. Цю бросился к лестнице, ухватился за нее одной рукой, а другую протянул Ленни, у которого тошнота подкатила к горлу, когда он понял, что автобус потащит его за собой по дороге. Однако страх придал силы его рукам, и он ухитрился вскочить на нижнюю ступеньку навесной лестницы.

Когда молодой человек в полном изнеможении распластался на крыше, Цю поднял голову и увидел, что седан все еще стоит возле полицейского управления.

— Ключи! — шепнул Цю, подняв руку с ключами. — Это задержит их ненадолго.

— Спасибо тебе, Господи! — всхлипнул Ленни. — Спасибо тебе, Господи! Спасибо.

Но Цю лишь угрюмо взглянул на него.

— За что это?

 

Глава 17

— Погода, — заявила Джинни с мрачной решительностью, — совершенно отвратительная.

Виной мрачности и решительности была не столько погода, действительно гнусная, сколько отчаянное материнское желание вызвать у Дианы хоть какую-то ответную реакцию. Но дочь сидела, развалившись в плетеном кресле, теребила травянисто-зеленую скатерть и смотрела на море.

— Мне бы лучше уехать в Лондон, — внезапно произнесла она.

— Я не хочу, чтобы ты поправлялась после воспаления желез в этой отвратительной квартире на Риджент-парк.

— Это «Швейцарский коттедж». Он вовсе не отвратителен.

Джинни надулась, но ничего не ответила. Допивая чашку утреннего кофе, она хмуро смотрела на едва видимый берег, окаймленный мокрыми пальмами.

Пенан стал походить на болото. Уже неделю, то ослабевая, то усиливаясь, шли дожди. Женщины сидели на галерее ресторана в отеле «Роза Саян», но в день их приезда начался период дождей, поэтому открытый зал теперь походил на не слишком чистую сауну. Проливной дождь обрушивался плотной серой завесой, отрезая их от окружающего мира, от солнца, от надежды на перемены к лучшему. Где-то вдали, за стеной дождя и ветра, мрачно бурлили и вздымались волны Малакского пролива.

— Ты должна что-нибудь съесть.

— Не могу.

Лицо Дианы, обычно розовое, осунулось, заострилось и стало похоже на мордочку горностая. Глаза ввалились. От прежней девушки, полной здоровья и жизненной энергии, ничего не осталось, кроме густых темно-рыжих волос. Да и те, как с унынием отметила Джинни, были покрыты перхотью.

— «Болезнь от поцелуев», — мрачно произнесла Джинни. — Так выразилась госпожа Го, когда я рассказала ей о тебе. Ты заболела от поцелуев.

Губы Дианы казались зелеными, как скатерть на столике. Девушка состроила презрительную гримасу.

— Ну и что?

Молчание. Джинни собралась было заказать еще кофе, но передумала. Она хотела уже встать, но Диана неожиданно произнесла:

— Прости, но сейчас мне приходится делать усилия, чтобы произнести хотя бы два слова.

— Это из-за болезни? Тебя больше ничего не беспокоит?

— Не понимаю, что, — поморщившись, ответила Диана.

— Воспаление железок — это не все, что можно подхватить, целуясь с мужчиной, особенно когда тебе всего девятнадцать. — Джинни принялась считать, загибая пальцы. — Горечь, радость, мания суицида, сердечная боль, жар в сердце, разбитое сердце… Ты хочешь, чтобы я продолжала?

— Ради Бога. Хватит! — Диана подставила кулачок под подбородок. — Скажем, жар в сердце. Может быть…

— С этим покончено?

— Да. — Диана тяжело вздохнула, словно до конца излив душу. — Покончено, как с династией Мин.

— Сочувствую. Хочешь, поговорим об этом?

— О, Господи помилуй, мама, неужели похоже, что мне хочется говорить об этом?

Джинни так стиснула зубы, что у нее свело челюсть.

— Обидно, что погода не улучшается. — Неужели этот спокойный голос принадлежит ей? — Управляющий сказал, что в тысяче миль отсюда сильно штормит, и вот результат. Обычно в январе здесь прекрасно.

К ним подошел мальчик-слуга.

— Такси ждет, мадам.

Джинни взглянула на Диану.

— Полагаю, ты слишком утомлена, чтобы ехать.

Диана задумалась.

— Нет, я хочу поехать.

— Чудесно. Спасибо, дорогая.

Поездка из Бату-Ферринхи до Джоржтауна заняла меньше получаса. К тому времени, когда такси подъехало к дому, дождь прекратился, но небо оставалось мрачным. Диана вышла из машины, потянулась и перешла на противоположную сторону Нортэм-роуд, чтобы получше рассмотреть дом. Она нашла, что место ей очень нравится, особенно прекрасные деревья.

— Мило, — сказала она наконец. — Хотя дом слишком большой. Я имею в виду, для тебя с папой. Вы же не собираетесь покупать его для всей семьи, верно? Откровенно говоря, мне не хотелось бы провести в Малайзии остаток своих дней.

— Я знаю. Но, может быть, Мэт будет приезжать иногда.

— Не рассчитывай на это. Он любит спокойный, непритязательный Тайвань. Там он далеко от отца, и нет такой конкуренции. — Диана еще раз окинула дом задумчивым взглядом. — А это что за кошмар?

— Забор? Ради безопасности.

К дому подъехало еще одно такси, из которого вышел дородный джентльмен — индус, с портфелем в руках.

— Это и есть агент? — спросила Диана.

— Да, мистер Радж.

— Господи. Да у него же вид настоящего шарлатана.

— Диана, прошу тебя!

— Хорошо, хорошо.

Мистер Радж направился к женщинам, лихорадочно соображая, как одновременно помахать обеими руками в приветственном жесте, но при этом не выронить портфель. В результате ни то, ни другое не получилось.

— Дамы… Это, полагаю, мисс Диана?

— Как поживаете? — чопорно отозвалась девушка.

— Я очарован, восхищен!

— Моя дочь только что сделала замечание по поводу забора, мистер Радж. Мрачновато, не правда ли?

Мистер Радж всплеснул руками, и портфель шлепнулся на землю.

— Гуси, — объяснил он с важным видом.

— Что?

— Гуси, мисс Диана, гуси… — Он отчаянно замахал руками, имитируя летящую птицу. Диана нахмурилась. Мистер Радж засопел, но, казалось, уже ничего не мог добавить.

Ему на помощь пришла Джинни.

— Это двойной забор, дорогая. Нынешние владельцы обычно пускают в загон гусей, чтобы отпугнуть взломщиков.

— О! — На лице Дианы неожиданно вспыхнул румянец.

Джинни пришла к выводу, что мистер Радж хорошо подействовал на дочь, и пошла через дорогу. Агент по продаже недвижимости, подхватив свой портфель, затрусил вслед за ней. Диана шла рядом с ним.

— Вы хорошо знаете Пенан, мисс Диана?

— Нет. Я здесь впервые.

— Вы знаете, как называют Нортэм-роуд?

Диана знала и уже хотела сообщить об этом, но мистер Радж опередил ее.

— Улица миллионеров! Идемте, я покажу вам.

Дом с участком, занимавшим акр заброшенной земли, выходил окнами на частный пляж. На территории располагался плавательный бассейн, на четверть заполненный стоячей водой и почти сплошь усыпанный листьями, гараж на четыре машины, людская, теннисный корт, на котором кое-где виднелись трещины, очаг для барбекю и открытый бар. Дом был квадратным с шестью эркерами, длинными балконами на обоих этажах и желтыми навесами над окнами.

Не мешало бы все это подкрасить, подумала Диана. Ее шаги гулко отдавались в пустых комнатах с высокими потолками. Каждая из них была снабжена вентиляторами, но когда мистер Радж включил их, оказалось, как он и ожидал в глубине души, что они не работают.

— Почему дом так запущен? — спросила Диана.

— Ах, мисс Диана! — На этот раз мистер Радж вспомнил, что надо сначала поставить портфель на пол, а потом всплеснуть руками. — Отсутствие «витамина Д», понятно?

— Простите?

— «Витамин Д». — На этом способность агента объяснить что-либо иссякла, и Джинни пришлось перевести его слова.

— Денег нет.

— А я думала, здесь живут только очень богатые люди.

— Олово, — мрачно произнес мистер Радж, потирая верхнюю губу. — Плохой рынок. Рынка совсем нет, совсем.

— А цена все-таки невероятно высока.

— На олово? — Мистер Радж нахмурился, раздираемый противоречивыми желаниями: согласиться с потенциальным клиентом или продемонстрировать глубокое знание малазийской экономики.

— На дом.

— Но, мисс Юнг, это Пенан, это Нортэм-роуд. Здесь дома не отдают даром, нет, никоим образом.

— Посмотрим, — рассеянно пробормотала Джинни. — Какие тут соседи?

— Великолепные. Высший свет. Сливки общества, я думаю. Ведь это…

— Нортэм-роуд. Ну да, разумеется…

Они постояли на пороге, пока мистер Радж запирал висячий замок, а потом направились к дороге. Диана, заслышав голоса в северной части сада, отправилась взглянуть, кто там. Она оказалась в том месте, где через поломанную изгородь проглядывал «гусиный» забор. Когда Диана подошла к проему, с другой стороны к ней подбежал маленький мальчик и просунул пальцы в ячейки из проволоки.

— Привет.

— Привет.

Мальчик был китайцем лет шести, довольно пухленький, одетый в ярко-красные шорты и майку. Он с серьезным видом уставился на Диану.

— Как тебя зовут?

— Диана. А тебя?

Мальчик не успел ответить, потому что мать позвала его.

— А-Бой!

Она бесшумно подобралась к нему сзади, и по лукавой улыбке Диана поняла, что это их игра. Женщина схватила сына и стала щекотать. Он залился смехом и поджал ноги, повиснув у матери на руках.

— Мы будем соседями? — спросила женщина.

Она понравилась Диане. На ней была свежая белая блузка, юбка-брюки и сандалии. Мать А-Боя говорила по-английски почти без акцента.

— Пожалуй, об этом еще рано говорить.

— А-а… — Она отпустила ребенка и положила руку ему на голову. — Мне кажется, вы любите детей.

Сердце Дианы придавил свинцовый груз воспоминаний.

— Да, — пробормотала она.

— Вы студентка?

— Да. Учусь в Англии. Я востоковед.

— Я не знаю, что это такое, — с улыбкой призналась женщина.

— Это означает, что я изучаю корейское искусство и немного из истории, философии, политики… такого рода вещи. В наши дни образование — необходимая штука.

— О, по-моему, эта леди ждет вас.

Диана обернулась.

— Моя мать, — объяснила она. — Мне нужно идти. Было приятно познакомиться, миссис?..

— Фифи Фу.

— А меня зовут Диана. Диана Юнг. До свидания, А-Бой.

— До свидания-а!

— Какая милая дама, — заметила Диана, усаживаясь на заднее сиденье такси.

Джинни многозначительно взглянула на дочь, предостерегая от преждевременных похвал относительно всего, что связано с домом.

— Итак, мистер Радж…

— Мадам?

— Я поговорю с мужем и, возможно, вернусь к вам.

— А сразу нельзя договориться? — жалобным тоном поинтересовался агент. — Как насчет чашечки чая?

— Нет, благодарю вас.

Когда машина отъехала, Диана взглянула в заднее окно и увидела, что удрученный мистер Радж стоит посреди дороги и смотрит им вслед, словно умоляя вернуться и купить дом.

— Ну, — спросила Джинни. — Что ты думаешь?

— Дом, конечно, старый, очень запущенный, но с большим потенциалом. Эта длинная комната на первом этаже…

— С видом на море?

— Да. Если расширить окна, там можно устроить зимний сад…

— Посадить орхидеи, обвить балюстраду ивовыми прутьями.

— Да, и, может быть, выложить пол мрамором.

Джинни внимательно посмотрела на дочь.

— Я рада, что ты поехала. У тебя глаз зорче.

— В самом деле? — Диана взглянула на часы. — Ма?

— Что? Господи, как давно ты не называла меня так.

— Как ты думаешь, мне сейчас смогут приготовить сотэ в отеле? Еще, конечно, рано, но мне вдруг так есть захотелось.

— Тебе сделают сотэ, — решительно ответила Джинни. — Даже если мне лично придется резать животных.

Когда они вернулись в «Роза Сайан», было только десять утра, но с сотэ проблем не возникло. Диана расправлялась с последним куском, и в этот момент к их столику торопливо подбежал официант.

— Извините, мадам, но вы заказывали звонок в Тайбэй…

— Передай папе, что я люблю его, — крикнула Диана вслед матери.

Джинни быстро прошла в свою комнату и схватила трубку.

— Привет, дорогая, как ты? — послышался любимый хрипловатый голос.

— Скучаю без тебя. Скучаю ужасно. А в остальном у меня все хорошо. А ты, милый?

— Устал и зол, а так все в порядке. Хотя… — Его голос потеплел: — Я тоже скучаю. Очень.

На линии были помехи. Джинни поймала себя на том, что начала трясти трубку, и грустно улыбнулась, настолько это было глупо.

— Есть новости?

— Не знаю. Мне сказали, что я могу покинуть Тайвань, когда захочу. Но теперь в этом мало толку. Я не могу связаться с Мэтом. Он не звонил тебе случайно?

— Нет.

— Как Диана?

— Кажется, этим утром она ожила немного. После того как посмотрела дом. Дорогой, есть хоть малейшая надежда, что ты приедешь взглянуть на него? Ведь теперь ты свободно можешь уехать.

— Никакой надежды. Я хотел бы, но… нет. Я рад по поводу Дианы.

— О Саймон…

— Если Мэт позвонит, пожалуйста, скажи, чтобы он подумал о своем поведении. Я сыт по горло…

Саймон замолчал, но связь не прервалась. Долгий опыт подсказывал Джинни, что происходит, скорее всего, следующее: муж прикрыл трубку ладонью и с кем-то разговаривает. Джинни, как положено, терпеливо ждала.

— Алло, — сказал он наконец, — ты еще слушаешь?

— Да, дорогой.

— Извини, это так замечательно — опять услышать твой голос, но…

— Знаю, я не должна тратить весь твой счет в банке на разговоры.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

На линии раздался короткий сигнал, и связь отключилась.

Саймон со вздохом положил трубку и придвинул к себе кипу телексов.

— Больше никаких звонков, — пробормотал он, обращаясь к секретарше, которую главная контора Юнга на Тайване предоставила в распоряжение Саймона. И, конечно же, именно в этот момент зазвонил телефон.

— Проклятье! Алло?

— С вами хочет говорить мистер Цю, сэр. По его словам, это очень срочно.

— Соедините.

— Алло… Саймон Юнг?

— Чему обязан?

— У меня нет времени. Я на юге. Я нашел Люка.

— Что?

— Мы в большой опасности. — Голос Цю дрожал от напряжения. — И вы тоже.

— Я не могу…

— Вы должны немедленно увезти все, что осталось от «Апогея» и вашей исследовательской группы. Приготовьтесь к отъезду из Тайбэя. И ждите нас. Мы приедем к вам сегодня, позже. Подумайте, как прикрыть наше бегство. За вами будут следить, поэтому соблюдайте осторожность.

Саймон царапал заметки в блокноте.

— Продолжайте!

— Если нас не будет к шести часам, бегите!

— Понял.

— Мне понадобится помощь… Я… я полагаюсь на вас.

— Кто гонится за вами?

— Тайваньцы. Бригада «Маджонг». Все. Нет, еще одно, последнее.

— В чем дело?

— Ваш сын. Вы должны…

Кто-то закричал на Цю, но разобрать ничего определенного Саймон не мог.

— Алло! Алло!

Послышалась какая-то возня, и связь оборвалась.

— Алло! — Саймон подергал рычажки. — Господи, дай мне сил!..

Телефонист в отеле пытался помочь ему, но на другом конце линии явно положили трубку. Нет, у них не фиксируется место, откуда звонили. Нет, к сожалению, выяснить это невозможно.

Саймон подошел к окну и уставился на крыши тайбэйских домов. Исследовательская группа — так сказал Цю. Вместе с Ленни над проектом работали два ассистента. Их легко будет услать куда-нибудь на несколько дней.

Можно ли доверять Цю?

Еще секунду Саймон колебался, потом развернулся и заговорил с секретаршей:

— Свяжитесь с китайскими авиалиниями.

Затем Саймон поднял трубку другого телефона и позвонил Генри Ся, чтобы объяснить ему план действий.

— Мой сын еще не показывался?

— К сожалению, нет.

— Как только появится, сразу пришли его ко мне.

Саймон положил трубку и задумался. Перед тем как связь оборвалась, Цю Цяньвэй хотел что-то сообщить о Мэте. Какое отношение Мэт может иметь ко всему этому… Где он?

Отвлекающий маневр. Цю сказал, что необходимо прикрыть бегство.

— Сколько потребуется времени, чтобы организовать большую конференцию? — спросил он девушку.

— Не могу сказать, сэр, надо выяснить.

— Да, пожалуйста. — Саймон посмотрел на часы. — Некоторое время я буду на квартире у сына. Узнайте, сможем ли мы сегодня вечером получить здесь, в «Лай-Лай-Шератоне», помещение для большой конференции. Скажем… ну, скажем, к пяти часам. Потом позвоните в Гонконг, в нашу лабораторию, и передайте директору вот это сообщение.

Саймон написал несколько слов в блокноте.

— Вы хотите… ящик с финиками и изюмом… чтобы вам доставили его с курьером в «Лай-Лай-Шератон» сегодня днем. Финики и изюм?

— Они поймут. Я сам поговорю с директором в течение часа и дам подтверждение своим инструкциям. Но я хочу, чтобы они начали упаковываться немедленно.

— Да, сэр.

— И позвоните моему пилоту. Скажите, чтобы он вписал в летное расписание рейс на Гонконг. Но пусть сделает это в последний момент, прямо перед вылетом, в семь вечера. Все, я ухожу.

Но на полдороге к выходу его осенила еще одна идея, и Саймон застыл на месте. Некоторое время он стоял, прижав ладони ко лбу, пытаясь сосредоточиться, потом вернулся к телефону и снял трубку.

— Я хочу заказать личный разговор с Пенаном…

Дожидаясь, пока раздастся голос жены, Саймон обдумывал решение, которое родилось по наитию. Поразмыслив, ошибки он не обнаружил.

— Алло… дорогая?

— Саймон? Как мило! Что…

— Этот дом, который ты осмотрела сегодня утром… Ты как следует все проверила там?

— Да, конечно. Я видела его уже три раза, наводила кое-какие справки.

У тебя есть доверенность нашей компании?

— Да, ты же знаешь, я всегда вожу ее с собой. Саймон, почему ты спрашиваешь?..

Он глубоко вздохнул.

— Потому что я хочу, чтобы ты купила этот дом на имя компании. — Он помолчал. — И сегодня же.

 

Глава 18

Цю и Ленни сошли с поезда, прибывшего из Каосюна, и оказались в настоящей давке. Школьники уже закончили занятия, и в Тайбэе начинался час пик. Минут десять Цю и Ленни черепашьим шагом плелись вдоль барьера по платформе, а потом вообще остановились. Цю привстал на цыпочки, но видел вокруг только головы и иногда чью-нибудь вытянутую вверх руку или кулак. Настроение толпы было не слишком радостным. И тут пронеслась весть: полиция устроила проверку у главного выхода. Никто не может ни войти, ни выйти из здания тайбэйского вокзала, пока его не обыщут.

Цю схватил Ленни за руку и стал протискиваться к стене с телефонными автоматами.

— Что происходит?

— Не знаю. Они не стали бы устраивать всю эту суматоху только из-за того, что какой-то управляющий банком не появился сегодня на работе. Такая тревога… — Цю покачал головой. — За этим стоит У.

К тому времени, когда они прорвались к свободной кабине, Цю уже выработал план и опустил монетку.

— Алло… госпожу Шань, пожалуйста.

Через несколько минут Цю повесил трубку и вышел из кабины.

— Помощь скоро подоспеет, но нам нужно двигаться.

Подошли еще несколько поездов, из них стали выгружаться пассажиры. Толпа была настолько густая, что Цю и Ленни едва ташились вдоль стены.

— Видишь вывеску? — шепнул Цю, указывая рукой. — Туалет. Туда нам и нужно.

Толпа бурлила, как океан. В ней наметились свои глубины и течения. Два широких потока человеческих тел, словно волны, колыхались и плыли, каждый в своем направлении. Заплакал ребенок, и неожиданно детские крики стали доноситься со всех сторон. Три школьницы в синих форменных платьицах, таких же помятых, как и их лица, одновременно начали всхлипывать.

— Истерика, — шепнул Цю. — Двигай дальше!

Когда громкоговоритель изверг более или менее внятное сообщение, человеческий океан разделился. Одни замолчали, другие кричали «Тише!». Те, кто до сих пор молчал, обрушили на крикунов поток ругательств. Атмосфера накалялась. Люди толкали Цю в спину, напирали — того и гляди превратят в сандвич. Но когда он почувствовал, что не в состоянии сделать следующий вздох, толпа раздалась, и его выпихнули вперед вместе с Ленни, который каким-то чудом удерживался рядом. Наконец они оказались в относительно спокойном помещении мужского туалета.

Без десяти минут пять к зданию вокзала подкатила бронированная машина для перевозки драгоценных металлов и остановилась рядом с почтовым отделением. Из нее вышли два банковских охранника в форме. Пока охранники стояли во дворе, поправляя ремешки на своих желтых шлемах, на тротуар влетело такси, в котором сидела Линьчунь.

— Ящик у вас с собой?

— Вот, госпожа Шань.

Старший охранник похлопал рукой по стальному, обернутому в холстину ящику. Посылка особого значения, по словам госпожи Шань.

— Эй! — У почтового отделения дежурили двое полицейских, проверяя всех, кто пытался войти или выйти. — Здесь нельзя парковаться. Распоряжение на случай чрезвычайных обстоятельств.

— А что случилось?

— Не вашего ума дело.

— Нам нужно забрать посылку для банка. Срочно.

Охранник повернулся и умоляюще взглянул на Линьчунь. Та кивнула.

— Посылка первостепенной важности из Каосюна в муниципалитет. — Она помахала перед глазами полицейского желтым листком бумаги.

Тот увидел вполне официальный документ с множеством красных печатей и штампов.

— Ну…

— Это займет всего секунду. Если к пяти посылка не будет лежать у моего шефа, меня уволят. — Линьчунь пристально смотрела на полицейского. Глаза сверкали. — Может, и не только меня.

— Тогда поторопитесь, у вас две минуты. Две!

Едва пробравшись в отделение, Линьчунь прислонилась к стене. Она едва дышала.

— С вами все в порядке, госпожа? — спросил охранник.

— Сейчас пройдет.

Но не прошло. Пока старший охранник ставил портфель на стойку, Линьчунь, вскрикнув, стала опускаться на колени. Комната была битком набита народом, обслуживающего персонала не видно. Когда охранник позвонил в колокольчик, в ответ из-за перегородки раздался злобный окрик:

— Подождать не можете, что ли?

— Воды, — прошептала Линьчунь.

Она не могла поднять головы. Вокруг нее сгрудились пассажиры, каждый предлагал свое лекарство. Охранник помоложе поднял голову и через дверь, ведущую в зал вокзала, увидел вывеску «мужской туалет». Он побежал туда, проталкиваясь сквозь толпу.

Прошла минута — но он не возвращался. Линьчунь застонала и повалилась на спину. Второй охранник вернулся и снова позвонил. Две минуты слишком затянулись. Вот-вот сюда придет полиция и начнет расспрашивать, в чем дело…

Из глубины конторы вышел мужчина, вытирая руки о грязное полотенце.

— Ну что? — прорычал он.

— Она в обмороке. Помогите.

Служащий неохотно поднял откидную доску и вышел в общий зал.

— Вот, — сказал охранник. — Поддержите ей голову, а я пойду посмотрю, куда девался мой приятель.

Расталкивая всех, он помчался на вокзал.

Прошло несколько секунд, и Линьчунь услышала крик:

— Вы еще здесь! Я же сказал: две минуты! У вас было пять.

Она слабо застонала, но полицейского это не растрогало.

— Если вы больны, вам нечего здесь делать. Где же те двое, что были с вами?

Линьчунь не успела ответить, как один из охранников в форме вернулся и шепнул:

— Готова?

Он так усердно возился с ремешком на шлеме, что Линьчунь не сумела заглянуть ему в лицо. Правда, это не имело значения, потому что охранник вышел и забрался в фургончик, прежде чем Линьчунь успела что-либо ответить. Но, видимо, от его появления ей стало легче, потому что она тут же встала и схватила портфель, лежавший на стойке. В этот момент подошел второй охранник. Этот, вероятно, успел простудиться прямо в туалете, потому что все время сморкался в огромный носовой платок, пока не занял место водителя.

Полицейские остались в недоумении. В одну секунду исчезли оба охранника и дама, только что лежавшая на полу. Фургончик рванул с места, словно спортивная гоночная машина. Они были настолько ошеломлены этим спектаклем, что не двинулись с места, пока кто-то не тронул одного из них за плечо.

— Знаете, в туалете лежат двое пьяных. Оба вдребезину.

Пресс-конференция по расписанию должна была начаться в пять, но гостям пришлось добираться до отеля дольше, чем они предполагали.

Саймон стоял в глубине главного зала в «Лай-Лай-Шератоне» вместе с Генри Ся и наблюдал, как комната заполняется людьми.

— Сколько человек должно прийти?

— Около восьмидесяти.

В зале в два ряда были расставлены столы, на них разложены бумаги и карандаши. В дальнем конце, на возвышении, справа, находился стол с микрофоном. Слева, на подставке, стояла модель «Апогея». Длинные голубые кабели свисали вниз и исчезали за занавесом. Прямо напротив «Апогея» телевизионщики деловито устанавливали прожектора и ширмы из фольги. Устроившись в углу, за ними хмуро наблюдал Род Хэйнс.

— Саймон, мне не следовало говорить тебе, но…

— Я знаю, что делаю, Генри.

— Ты не забыл, что мы добиваемся кредита доверия к «Дьюкэнон Юнг»?

Коммерческий кредит. Им определяется престиж фирмы, только за счет него любое предприятие может выжить на Тайване. У Саймона сжалось сердце.

— Где, черт возьми, Мэт?

— От него никаких известий. Боюсь, что я дал ему слишком большую свободу.

— И он ею воспользовался? — Саймон покачал головой. — Ты не должен был делать это, Генри, но не твоя вина в том, что он исчез. И почему задерживаются гости? Дороги заблокированы, везде полиция… Что происходит?

Ся беспомощно пожал плечами.

— Ходят всякие толки. Ты читал утренние газеты?

— Нет, времени не было.

— Полиция сообщает о невиданном скачке преступлений с применением насилия. Решили устроить облаву на всех известных им преступников. Так они объясняют происходящее. Но почему именно сейчас?

Саймон раздраженно потер затылок…

— Вот и Люк тоже опаздывает. Сказал по телефону, что будет через десять минут, а прошло уже пятнадцать.

— Они скоро будут. — Ся с сомнением смотрел на шефа. — Надеюсь, еще немного, и мы их увидим.

В дверях возникла суета. Саймон взглянул туда и отрывисто рассмеялся, словно залаял.

— Лучше вы придумать не могли?

На Цю был надет яркий пиджак в клетку, по крайней мере, на размер больше, чем нужно, и форменные брюки охранника. Ленни был в костюме, но не смог бы застегнуть его, даже если бы это грозило ему смертью.

— Слава Богу, я рад вас видеть, — сказал Саймон и повернулся к Ленни. — Ты в порядке?

— Да, спасибо, сэр.

— Для тебя есть дело. В шкафу Мэта я нашел депозитную карточку. А сам Мэт пропал. Никто из вас не знает, где он?

Цю и Ленни отрицательно покачали головами.

— Я пошел в банк и забрал оттуда дискеты и все материалы. — Саймон указал рукой на комнату. — Все находится там, вместе с аппаратурой, которую я переправил сюда сегодня из Гонконга. Все, что требуется от тебя, Ленни, это заставить «Апогей» работать. Можно на это рассчитывать?

— Все подсоединено?

— Да. Это сделал специалист из Гонконга. Машина гудит.

— Дискеты обуты? Извините, я хотел сказать, их загрузили в компьютер?

— Нет. Мы решили дождаться тебя. — Саймон повернулся к Цю. — Вы — банкир нашей исследовательской группы, оказывали нам огромную финансовую помощь. Без вас проект не мог быть осуществлен. Ясно?

— Да.

— Вы уедете отсюда через несколько минут в арендованной машине. Встретимся в аэропорту. Попробую сблефовать и провести вас в составе моей группы. — Саймон понизил голос настолько, чтобы лишь Цю мог слышать его. — Вам понадобится паспорт.

— Кто-нибудь заберет его из моей квартиры?

— Он на имя Ку?

— К сожалению, да.

— Очень плохо. Выходите в эту дверь. Шофер ждет вас. — Саймон опять заговорил обычным голосом. — Генри… ждем!

Саймон зашагал по центральному проходу. Когда он поднялся на помост и поднял руки, раздались вежливые аплодисменты.

— Леди и джентльмены… спасибо, что вы пришли, несмотря на то, что вас не уведомили о пресс-конференции заранее…

Саймон приступил к вступительной части своей речи, а Ленни тем временем проверил оборудование. Два телефона, черный ящик клавиатуры, экраны, принтеры… на первый взгляд все в порядке, но он все равно нервничал. Выступление перед аудиторией — это не его стихия.

Ленни вставил серебряные диски в гнездо, загрузил программы и почти удивился, когда «Апогей» заработал. Саймон заканчивал говорить и бросил вопрошающий взгляд на Ленни. Тот кивнул с несчастным видом.

— Леди и джентльмены, мой ведущий ученый и технический специалист, господин Ленни Люк…

Теперь, когда по поводу «Апогея» были даны объяснения, аплодировали с большим энтузиазмом. Ленни испытывал странное ощущение — смесь сомнения с благоговейным трепетом. В первый раз за свою жизнь он понял, что это значит — встретиться лицом к лицу с людьми, которые втайне страстно желают твоего провала.

— Господину Люку нужен доброволец из публики. Человек, который незнаком с этим великолепным научным достижением… — Последние слова Саймон произнес упавшим голосом. Ленни удивленно выглянул из-за экрана и увидел, что Саймон пристально смотрит на китайца, стоявшего в глубине зала, прямо в дверях. Новый гость подошел к помосту и уселся рядом с одним из телефонов. Словно знал, что делать, не нуждаясь в объяснениях.

В аудитории поднялся гул. Ленни вопросительно посмотрел на Саймона, но взгляд англичанина словно прилип к худому жестокому лицу незнакомца.

— Леди и джентльмены… — Саймон сглотнул. — Полагаю, доброволец уже есть. Это представитель департамента, который, возможно, более всех других содействовал морально и материально успеху «Апогея», — сотрудник исполнительного юаня.

Саймон помолчал, затем произнес:

— Добро пожаловать… мистер Ли Лутан.

Сначала Мэту казалось, что под веками горит свет; густой, темно-красный, с оттенками малинового. Потом цвет стал медленно меняться, пока не превратился в сверкающее, ослепительно белое сияние. И тут он проснулся…

Мэт смотрел на закопченный, в трещинах потолок, с паутиной по углам. Яркий свет, разбудивший его, исходил от единственной лампочки. Мэт устало отвернулся.

Значит, головой он шевелить может. Это хорошо. Еще он чувствовал пальцы ног, и, когда мысленно приказал им согнуться, они повиновались. Мучила тошнота… и головная боль. Казалось, будто кто-то пытается забить кол в мозг.

Свет… Что еще? Четыре стены, некогда, видимо, зеленые, а теперь бурые под слоем пыли и жирной грязи. Бетонный пол. Сомнений нет — это тюрьма.

Свет в камере погас без предупреждения.

Мэт зажмурился и стал осторожно массировать веки. Зачем он здесь? Мэт поднял голову, стараясь получше рассмотреть обстановку.

Он лежал на металлической кровати. Пружины покрыты тонким, как вафля, соломенным тюфяком. Простыни нет, одеяла и подушки тоже. В углу камеры стояло оцинкованное ведро, покрытое тряпкой. Рядом водопроводный кран. Из него медленно и нудно капала вода. Мэту страстно хотелось встать и подставить под кран ведро, но страшная слабость приковала его к сбившемуся матрасу. Глаза Мэта продолжали обследовать крошечное пространство.

Окно, прорубленное в стене, пропускало вечерний сумеречный свет, который не столько освещал камеру, сколько подчеркивал грязь. Тюремщики словно создали специальную машину для производства унылой серости. Дверь… деревянная и вполне обыкновенная, если бы не металлическая решетка, подвешенная к ней на петлях.

Мэт повернул голову. Он наверняка не первый лежал на этой кровати; штукатурка на стене была испещрена китайскими иероглифами. Некоторые написаны краской, но большая часть — карандашом. Рисунки — сердце, пронзенное стрелой, набухший фаллос. Была там и фраза, написанная частично по-английски: «Питер», потом иероглиф, означающий «Здесь дважды» и палец, указывающий на овальное пятно на штукатурке. Мэт попытался расшифровать иероглифы. «Рука» — это легко, «Ин»… непристойность? Грязь? Рукоблудие! Мэт слабо улыбнулся собственному остроумию.

На улице темнело. Почему же тогда выключили свет? Мэт стиснул кулаки, сделал глубокий вдох и сел на постели. Какую-то долю секунды все было в порядке. Потом беспощадная волна тошноты, боли в мускулах и в голове, озноба пробежала по всему телу и взорвалась в мозгу. Мэт потерял сознание.

Он оставался без чувств всего минуту. Электрический разряд вспыхнул за веками, и Мэт стал приходить в себя, горя неопределенным желанием узнать, не изменился ли потолок над ним. Какое-то время он лежал тихо, стараясь успокоить желудок, содержимое которого рвалось наружу, потом перевернулся на бок, опершись на руки. Мерзкая волна отхлынула. Мэт сел и осторожно свесил ноги. Обхватив руками голову, он ждал, когда пройдет тошнота и попытался заговорить.

— Один… два… — Голос звучал неестественно, словно в камере пониженного давления.

Мэт опустился на четвереньки и пополз к ведру. Когда он сдернул тряпку, в нос бросилось зловоние от мочи, оставленной в ведре его предшественником. Мэт вытянул правую руку и на ощупь стал отыскивать кран. Ручка была тугая, но через некоторое время она подалась, и из крана потекла тонкая струйка воды. Она была не холодная и не теплая, и совсем не освежила, даже когда он подставил под нее голову.

Горло как будто наждаком ободрали, но Мэт не решался пить эту воду. На Тайване до того, как была осуществлена программа по водоочистке, болезнь печени принимала характер эпидемии. И даже сейчас, несомненно, не вся вода была пригодна для питья.

Как он попал сюда?

Мэт ползком добрался до постели, все еще не осмеливаясь встать из-за подступавшей тошноты. Со стоном улегшись, он закрыл руками глаза. Как он оказался здесь… что бы ни значило это «здесь»?

Он лежал с Мэйхуа в постели. Ели они что-нибудь? Или пили? Пить. Воду. Холодную воду с плавающими в ней кубиками льда, которые… Перестань!

Виски. Они пили виски. Его вкус еще оставался на языке. Мэт покрутил головой, пытаясь восстановить дальнейший ход событий. Она пила с ним. Разве нет? Если пила, значит, в ее виски тоже подмешали наркотик. Значит… Что они сделали с Мэйхуа?

Дверь. Кто-то стоял у двери в квартиру. Верно… и потом, потом… В отчаянии Мэт широко раскинул руки. Он не мог вспомнить. Но нельзя же просто так лежать здесь. Надо что-то делать. Надо выбраться отсюда.

Пошатываясь, он побрел к двери с металлической решеткой. Поднял кулак, чтобы постучать, но передумал, сообразив, что это может обернуться против него. Решетка стальная, и он только руку отобьет. Но когда Мэт стукнул в стену, раздался всего лишь тихий глухой звук, словно кирпичи поглотили его.

И тут отчаяние, маячившее где-то на окраинах сознания, хлынуло через все преграды, которые Мэт пытался воздвигнуть. Он впал в неистовство.

Он забрался на нижнюю раму стальной решетки и, вопя во все горло, стал с грохотом трясти ее. Прошло десять секунд, а может быть, и десять минут, прежде чем деревянная дверь по другую сторону решетки распахнулась настежь.

Вопль замер в горле. Лицо китайца, стоявшего в нескольких дюймах от Мэта, было морщинистым, жирным и небритым. Мэт спрыгнул на пол и поспешно отступил. Губы тюремщика насмешливо изогнулись, обнажив кривые, пожелтевшие от никотина зубы. Дыхание было зловонным.

Мэт отошел еще дальше, внезапно обрадовавшись тому, что их разделяла решетка.

— Чего надо?

Эти слова были произнесены на ломаном английском. Мэт колебался только одну секунду.

— Мне нужен адвокат, я хочу пить, хочу принять душ. И все именно в этом порядке. Быстро!

Толстяк рассмеялся и приготовился запереть дверь. Мэт закричал:

— Подождите! Пожалуйста, подождите…

— Чего ты хочешь?..

— Пожалуйста… только не уходите. — Мэт понял, что готов разрыдаться, и отчаянно пытался держать себя в руках. — Скажите, где я?

— Где ты? Тюрьма. Таоюань.

Таоюань — главная тюрьма в Тайбэе, Мэт знал это.

— Почему я здесь?

Тюремщик ничего не ответил, и Мэт только теперь заметил, что он держит в руках толстую дубинку около трех футов длиной, суженную на конце наподобие бейсбольной биты. Зажав ее под мышкой, тюремщик начал перебирать связку ключей, висевшую на поясе. Стальная решетка распахнулась, и китаец важно прошествовал в камеру. Он подходил все ближе, пока не оказался в нескольких дюймах от заключенного, продолжая все время смотреть прямо в глаза Мэту.

— Ты здесь… почему? — переспросил китаец.

— Да. Пожалуйста, объясните. Прошу вас, — молил Мэт.

— Потому что… ты — убийца.

— Убийца?

— Да. Это так. Ты убил слугу в отеле.

— Слугу в отеле… Они думают, что я убил А-Фаня?

Лицо тюремщика сморщилось в улыбке.

— Ты прав. Они знают, что ты убийца.

— Знают? Как же они могут знать?

— Прокурор сказал так. Судья сказал так. Ты виновен.

Мэт хотел было протестовать, но слова застряли в горле. Тюремщик крутанул дубинку, подняв ее на высоту пояса движением, которое казалось удивительно изящным для такого грубого человека, приставил ее округлым концом к пупку Мэта и с силой надавил. Мэт отлетел к дальней стене, рухнул на пол и ударился шеей. Все тело взорвалось болью. Рот наполнился желчью. Камера завертелась перед глазами.

К тому времени, когда Мэт пришел в себя, тюремщик уже вышел и запирал решетку.

— Тебя скоро расстреляют, — произнес он равнодушно. — Да, я так думаю.

Потом он захлопнул деревянную дверь и опять оставил Мэта наедине с тишиной, которую нарушал только звук капавшей из крана воды.

Саймон Юнг понял, что все идет хорошо, уже через пять минут после того, как Ленни начал демонстрацию. Со своего места за столом, стоявшим на возвышении, он видел, как из зала с деловитым видом вышло несколько человек. Это были не репортеры. Наоборот, представители прессы неуклонно продвигались вперед, ухитряясь при этом быстро писать в блокнотах. Нет, уходили дельцы, чтобы позвонить своим брокерам и отдать приказ покупать как можно больше.

Внимание Саймона переключилось на Ли Лутана. Это человек-загадка. Улыбаясь, он послушно следовал всем инструкциям Ленни.

— Можно попробовать японский? — вежливо спросил Ленни.

— Да, конечно…

Ленни перепрограммировал «Апогей», нажав по очереди пять клавиш. Перевод производился бесперебойно, но Саймон все еще не мог успокоиться.

В первых рядах, где сидели специалисты, уже поднялись руки с карандашом: сейчас будут задавать вопросы. В конце зала происходило массовое бегство. Саймон опустил руку под стол и взглянул на часы. Вдруг его внимание привлекла вспышка. Один из двух экранов замигал. Это могло означать только одно: срыв. Саймон встал и поднял руки, призывая к тишине.

— Будущее «Апогея»…

Его прервали репортеры, которые почувствовали, что показ близится к концу, стали требовать дополнительной информации. Один или двое уже забрались на помост.

— Будущее «Апогея», — повторил Саймон на этот раз громче, — не вызывает сомнений.

Эта фраза служила сигналом, о котором они договорились заранее. Из-за занавеса к нему бросились два помощника, таща за собой уже отсоединенные кабели. Третий, с чемоданом, ловко смел в него черный ящик и диски и исчез в боковых дверях, прежде чем пресса успела обратить на него внимание. Через секунду Ленни последовал за ним, а Саймон в это время прикрывал его бегство.

— …Короткие вопросы… — донеслось до Ленни, пока он бежал к ближайшему лифту… — В ближайшее время, когда появится возможность, я буду более чем рад…

«Мерседес» с включенным мотором ждал Ленни у бокового выхода на улице Ченв-Чан. Когда машина с ревом сорвалась с места, Ленни резко выхватил чемодан у человека, сидевшего впереди, и проверил содержимое. Все было на месте.

— Проблемы, — лаконично сказал водитель, показывая пальцем в ту сторону, где за ними по Чан-Сяо-роуд ехал на запад конвой из джипов.

На перекрестке полицейский поднял руку. Но водитель не обратил на него внимания и, скрежеща тормозами, срезал угол, направляясь к главной артерии, связывавшей север и юг города. Она вела к международному аэропорту имени Чан Кайши. Визг полицейского свистка, казалось, еще долго висел в воздухе.

— Дело может обернуться круто, — сказал шофер. — Держитесь.

Уход Саймона был не столь достойным. Генри Ся исчерпал свои возможности. По коридору тянулся барьер, состоящий из секретарей и служащих. Они медленно отступали назад, к лифтам, под натиском возбужденной прессы. Листы с распечатками им подсунули так, что быстрее некуда, но когда армия корреспондентов поняла, что Саймон попросту собирается удрать от них, в толпе поднялись сердитые крики и в мгновение ока барьер из человеческих тел был сметен. Не тратя ни секунды, Саймон бросился к машине.

Когда его «ягуар», загудев, отъехал от тротуара, Саймон увидел Ся, который стоял, воздев руки, в окружении толпы. Потом руки исчезли, и у Саймона тревожно забилось сердце.

Темнело. На улицах народу было меньше, чем обычно, но кордоны полицейских машин все еще зловеще бросались в глаза. Шофер Саймона выбрал второстепенную дорогу, которая сворачивала на север прямо от Сун-Чан-роуд. К Чуншаню они мчались через лабиринт переулков. Игра была закончена; еще несколько минут — и «ягуар» выехал на магистраль, пересекавшую реку Ки-Лун.

— Я вижу впереди номерные знаки «мерседеса», — сказал шофер.

— За нами едет кто-то?

— Нет, — ответил шофер, глянув в зеркало.

— Тогда сбавь скорость. Я не хочу, чтобы мы врезались.

— Впереди пошлинный дорожный пост, а там полиция. О-о-о!

— Что?

— За нами фары, быстро догоняют. Подбавить скорость?

Саймон оглянулся: яркие оранжевые круги света закрывали почти весь вид из заднего окна.

— Полиция?

— Не думаю. Никаких обозначений.

Преследовавшая их машина свернула в сторону, переходя на обгон. Саймон следил за ней.

— Они машут нам рукой. Это пресса!

— Хотите, чтобы я обогнал их?

— Нет. Они — наша охрана. Пусть едут впереди, но не упускай из виду «мерседес».

Три машины одна за другой пересекли мост через широкую реку Тан-Шум и стремительно промчались через Сань-Чун. Возле пошлинного поста водители компании «Дьюкэнон Юнг» ловко сманеврировали и разъехались на разные полосы шоссе, замедлив ход ровно настолько, чтобы бросить деньги в опытные руки, поджидающие их. Они уже ехали дальше, а машина с корреспондентами застряла, пока пассажиры отсчитывали мелочь.

Саймон снял трубку телефона, установленного в «ягуаре», и связался с диспетчерской аэродрома.

— Дэна Кэрола будьте добры. Алло… Дэн?

— Слушаю.

— Как дела?

— Все в порядке. Маршрут до Гонконга обычный. Это значит, мы должны лететь на юг, вдоль побережья, вплоть до Тайваня.

— Нельзя ли изменить маршрут? Я хочу оказаться над морем как можно скорее!

— Невозможно. Если мы хотим вылететь вовремя.

— Какая погода?

— Так себе. С юго-востока, из Токио, движется муссон. Сообщают о бурях, резких порывах ветра. Уровень облачности шесть — восемь, через час ожидается дождь. Мы с этим справимся. Нет проблем.

— Хорошо, нам осталось ехать минут десять. Я хочу оказаться в воздухе как можно быстрее.

— Понял.

— Опять фары, приближаются очень быстро. Это не прежняя компания.

— Черт! Поговорим позже, Дэн.

Саймон резко опустил трубку и обернулся. На этот раз огни были ярко-белые и сверкали как бриллианты. Но машина, находясь еще за четверть мили до «ягуара», вырулила на соседнюю полосу и пронеслась мимо, мигая индикатором. Когда она свернула на шоссе, ведущее к аэропорту, огни были видны еще около минуты.

Где же Мэт? Саймон знал, что ему придется принять сложное решение по поводу сына, решение, которое он слишком долго откладывал по малодушию, и все-таки он был встревожен. Одному Богу известно, когда он теперь сумеет вернуться. Но Мэт оставался здесь, представляя всю семью. Так где же он, черт его побери…

Цю подошел и открыл дверцу «ягуара», когда машина подкатила к аэропорту. Саймон испытал облегчение, увидев его. Через несколько мгновений машина с репортерами остановилась рядом, взвизгнув тормозами. Саймон, Ленни и Цю обнялись, позируя для фото. Потом, оживленно беседуя о некой срочной встрече с гонконгскими банкирами, назначенной на этот же вечер, они вошли в терминал.

Возле перегородки к Цю подошла милая девушка и отдала конверт, из которого тот вытащил паспорт. Саймон посмотрел на девушку и, к своему удивлению, узнал госпожу Шань, совершенно очевидно заплаканную. Цю взял ее за руку и отвел в сторону. Через минуту он вернулся, а госпожа Шань продолжала вытирать слезы.

Офицер на паспортном контроле не проявил никакого интереса к Цю. Следующим препятствием был таможенный досмотр. Пока они ждали инспектора, Цю прошептал Саймону.

— У меня плохие предчувствия.

— Почему?

— Они близко. Если не ошибаюсь насчет их связей, мы не выйдем отсюда.

— Они уже оставили бы нас, если б хотели. И кто это «они»?

— «Наша Формоза». Движение за независимость.

— Им меньше всего захочется выдать вас правительству, не так ли?

— Вы не понимаете. Я полагаю, они сами входят в правительство.

Саймон в ужасе уставился на него, но не успел ничего сказать, потому что их подозвал инспектор таможни.

Ленни все еще прижимал к груди свой чемоданчик. На этот раз документация оказалась полной. Все было аккуратно отпечатано в четырех экземплярах, и содержимое груза точно соответствовало описанию.

«Лиар-35» ждал их на бетонированной площадке перед ангаром с заведенным мотором. Пока Саймон тяжело поднимался по трапу, Дэн Кэрол запрашивал разрешение вырулить на взлетную полосу. Саймон опустился на правое сиденье и схватил наушники.

— Взлетай, — закричал он.

Через несколько секунд пришло разрешение на взлет, и вскоре Дэн уже выруливал на главную полосу. Но тут по радио раздался чей-то надтреснутый голос, приказывая им остановиться. Саймон не мог поверить своим ушам. Это был Ли Лутан.

— Взгляните направо, мистер Юнг.

В первые секунды Саймон не видел ничего, кроме фиолетовых огней, обозначавших взлетную полосу. Потом глаза различили «Боинг-727» китайских авиалиний, стоящих от них ярдах в ста под ярким светом электрических ламп. В это время по трапу «боинга» быстро взбежал какой-то человек, а сзади шел другой, держа руки за спиной.

На середине трапа второй мужчина остановился и обернулся, не шевеля руками, а Саймон догадался, что на нем наручники. Он был белый, очень высокий, в рубашке с расстегнутым воротом, Саймон не сразу сообразил, что это его собственный сын.

В наушниках что-то свистело.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Кэрол.

Саймон молчал. Он ждал, когда Ли заговорит вновь. Потом до него дошло, что Ли не нужно ничего говорить. Он уже получил сообщение, и оно поразило его своей простотой. У нас твой сын. Ты можешь уехать из Тайбэя, мы не будем препятствовать этому, но твой сын у нас.

Саймон снял наушники, повесил их на шею и несколько раз пригладил волосы ладонями. Ему было тошно. Люди на трапе «боинга» продолжали стоять, как живая картина.

В глубине «лиара» сидел Ленни, прижимая к груди ключи от будущего Китайской Народной Республики. Содержимое его чемодана нужно доставить в Пекин. В противном случае…

Мэт, освещенный прожекторами, выглядел бледным и измученным. Куда направляется «боинг»? В какой невообразимый ад держит он путь?

— Босс, — мягко сказал Кэрол. — Через минуту, даже меньше, истекает наше взлетное время.

Саймон опять надел наушники. Тихий свист не нарушал ничей голос. Его собственный сын против будущего всей компании «Дьюкэнон Юнг».

— Босс…

И тут Саймона осенило.

— У кого-нибудь есть фотоаппарат? — заорал он.

Дэн отрицательно покачал головой. Саймон сорвал наушники и рванулся к задней кабине.

— Ленни, фотоаппарат?

— Нет.

— Черт! Неважно, смотри в окно, туда! Видишь? Видишь Мэта? Вы — свидетели! Я хочу, чтобы вы могли сообщить об этом миру, так что смотрите!

— Боже мой, — вскричал Ленни. — Что… почему они?..

Саймон вернулся к приборной доске. Кэрол увидел на его лице нерешительность и сделал глубокий вдох. Он многие годы знал Саймона. Теперь настал час проверить, достаточно ли было этого времени.

— Приказ капитана, — резко сказал он. — Саймон, вы не можете помочь ему. Мы выруливаем, будь мы прокляты! Сядьте на место.

Несколько секунд — и «Боинг-727» остался позади, в темноте. Саймон сосредоточился на последних одиннадцати проверках, заставляя себя больше ни о чем не думать.

— Температура… щитки… курс…

— Прощай, мистер Юнг, — сказал тихий голос.

Саймон ожидал большего: угроз, шантажа… но ничего этого не было. Оператор аэропорта пробормотал:

— Полоса, свободная для взлета, шесть-ноль-девять-два.

Пока они неслись по взлетной полосе, «боинг» исчез из поля зрения Саймона, и он намеренно стал смотреть за правый борт, где не было ничего, кроме темноты. Осветительные огни тысячефутовой полосы слились в бесконечную полосу. В-1, В-P. Дэн потянул на себя рычаг управления. В-2. Везде тьма. Самолет слегка затрясся и взлетел.

Саймон опять снял наушники, машинально пригладил волосы и обернулся.

— Цю Цяньвэй, будьте добры, подойдите ко мне.

Цю отстегнул ремни и с трудом, преодолевая угол подъема, пошел по проходу. Опустившись в самое ближайшее от приборной доски кресло, он тихо произнес:

— Сочувствую. Не хотелось бы мне принимать такое решение. Спасибо.

— Честно говоря, я думал вовсе не о вас. — Саймон заставил себя улыбнуться. — Я не уверен даже, что это было мое решение. В любом случае вы добились своего, хотя одному Богу известно, каким образом. Все оказалось очень просто, не так ли?

— Не знаю… может быть, вы недооцениваете себя. Вы коварны. Изобретательны. Вам бы стать членом «Маджонга».

— Может быть, еще придется. Очень скоро масса людей, возможно, останется без работы, и я в их числе. Как вам с Ленни удалось бежать?

Цю все рассказал. Когда он закончил, Саймон с минуту помолчал.

— Что будет с девушкой?

— С Линьчунь?

— Да.

— Полагаю, с ней все будет в порядке. В аэропорту я подписал реквизицию, которой она пользовалась. По правилам банка, если я не появляюсь на работе, мои полномочия истекают в полдень, так что я не имел права делать это. Но если у нее есть голова на плечах, — а мне кажется, есть, — Линьчунь может сказать, что не знала о моем исчезновении и просто следовала инструкциям. — Цю печально покачал головой. — Я тревожусь о ней. Жаль, что она не могла полететь с нами.

Саймон удивленно посмотрел на него.

— Вы меня удивляете.

— А вы полагаете, что я лишен человеческих чувств?

Дэн тронул Саймона за руку.

— Этот человек, который говорил с нами раньше, опять вышел на связь. Хочет побеседовать с вами.

— Что? Дэн, мы можем записать разговор на магнитофон?

— К сожалению, нет. У нас нет такой аппаратуры.

Саймон надел наушники.

— Ли Лутан?

— Да, — почти прошептал далекий голос.

— В чем дело?

— Ваш сын находится у меня.

— Знаю. И что же?

— Он официально обвиняется в убийстве служащего.

— Он не делал этого.

— Я думаю иначе. Но это — дело довольно незначительное. Займемся другим. Вы слушаете?

— Продолжайте.

— Правительство Республики Китай хочет получить проект «Апогея». Только для себя и ни для кого другого. Понимаете? — Саймон не ответил, и Ли продолжал. — Я уверен, вы понимаете, каких последствий можно ожидать, если вы не отдадите «Апогей».

— Вы не убьете невинного человека ради того, чтобы шантажом вытянуть из меня секреты, — сухо ответил Саймон. — Если вы попытаетесь, то потеряете гораздо больше, чем свое место в ООН.

— Не стоит говорить об убийстве, пока не стоит. Ваш сын, несомненно, расскажет нам об «Апогее» в свое время.

— Он ничего не знает об этом. Ничего.

На лице Саймона выступил пот. Сколько успел Ленни рассказать Мэту об «Апогее»?

— Вы еще слушаете, мистер Юнг?

— Да.

— Хорошо. Мне трудно поверить, что ваш сын, который, судя по всему, заправляет всеми вашими операциями на Тайване, не знает «ничего». Так или иначе, сегодня днем военный трибунал допросил вашего сына, признал его виновным и приговорил к расстрелу. Но мы предполагаем оставить его в живых еще тридцать дней. Когда этот срок истечет, его могут простить и освободить. Но сначала должно произойти одно из двух.

— Что?

— Или он по собственному желанию раскроет нам секрет «Апогея», или вы отдадите его нам. Я должен добавить, что, если в течение этих тридцати дней «Апогей» попадет к «красным», ваш сын будет казнен немедленно. Скажите об этом господину Цю. Я знаю, что он с вами. Кстати, можете поздравить его от моего имени. Я до сих пор пытаюсь выяснить, каким образом он прошел через мои кордоны на вокзале.

— Вы не убьете Мэта, я уверен.

— Почему же?

— Потому что, приземлившись в Гонконге, я сразу же свяжусь с вашим министром внутренней безопасности и объясню неизбежные международные последствия шантажа, похищения и убийства, осуществленных мелким чиновником-диссидентом.

Опять раздался тихий смех.

— Да, мы ждали чего-то в этом роде. Пока ваш пилот заполнял карту полета сегодня вечером, одному из моих коллег удалось навестить ваш самолет. Вы заглядывали в ящик с картами?

Саймон рывком открыл ящик, который находился позади сиденья Кэрола. Оттуда выпало несколько карт и черно-белая глянцевая фотография. Снимок запечатлел Мэта, полулежащего в кресле лицом к камере. Похоже, в бессознательном состоянии. Позади стояли два офицера. Между ними — китаец в очках и в гражданском костюме. Саймон, у которого упало сердце, узнал в нем тайваньского министра внутренних дел, который поднял газету так, что на ней было хорошо видно число. Сегодняшнее.

— Придется вам поостеречься с разговорами. — В голосе Ли послышались жесткие нотки. — В нашем управлении сидят деловые люди. Любой протест, высказанный на высоком уровне, или даже ненужная огласка, и в результате тело вашего сына обнаружат, скажем, в публичном доме. Просто еще один человек с Запада печально кончил свои дни при постыдно грязных обстоятельствах. И что тогда дадут вам протесты?

— Вы блефуете… Блефуете.

— Вовсе нет.

— Именно так. Я же видел, как моего сына вели на борт «боинга» китайских авиалиний. Или вы забыли об этом? Странно, если забыли. Ведь вы сами организовали все это.

— А кто вам поверит на слово? Несчастный отец, который выдумывает всяческие обвинения, чтобы утишить боль.

— Мой пилот и два пассажира подтвердят. — После некоторого колебания Саймон бросился в атаку. — Кроме того, у нас на борту есть фотоаппарат, а этот прибор не лжет. Вы сами только что это доказали. Более того, наш с вами разговор записывается на магнитофон.

Впервые у Ли не нашлось готового ответа. Когда он опять заговорил, в его голосе появились заискивающие нотки.

— Я уверен, что в течение следующего месяца вы сумеете найти выход из тупика.

Раздался щелчок, и на этом разговор окончился.

— Вы не должны были так говорить, Саймон. Фотоаппарат и все прочее.

— Почему?

— Просто мне кажется, — Кэрол покачал головой, — это было не обязательно.

— К черту. Я ведь остановил его, разве нет?

— Не уверен.

Саймон пожал плечами.

— Скажите мне, когда мы будем пролетать над Тайванем. — Он обернулся к Цю. — Слышали?

— Только то, что говорили вы.

Саймон пересказал разговор.

— Есть какие-то идеи?

— Я знаю, как трудно мыслить рационально в таких ситуациях, — вздохнув, ответил китаец.

Сначала Саймон был озадачен.

— Знаете… ах, да, конечно. Ваш собственный сын… был похищен.

— Вами. И его держали в качестве заложника.

Саймон отвернулся.

— Жестокое правосудие, — прошептал он.

Цю положил ладонь на его руку.

— Это прошлое. Мы должны забыть. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам.

— Я вам благодарен, но ведь это пустое обещание. — Саймон стукнул кулаком по ручке своего кресла. — Что я скажу Джинни?

Дэн Кэрол перебил его:

— Приближаемся к Тайваню. Готовлюсь к разговору. Но у нас проблема.

— Какая?

— Взгляните в окно.

Саймон посмотрел через голову Кэрола.

— Мой Бог, — прошептал он. — Они уже близко.

— Да. Военные самолеты. Два «Ф-5Е». Теперь я понимаю, почему у меня было плохое предчувствие, когда вы сказали Ли насчет фото и магнитофонных записей. Они вызывают меня по радио. Отвечать?

Хозяин молчал, и Кэрол повторил вопрос.

— Нет. Свяжитесь с Гонконгом. Подайте официальную жалобу. Свяжитесь со всеми аэродромами, черт их побери, в нашем радиусе. Скажите, что мы оказались под обстрелом, дайте сигнал SOS. Дьявол, сделайте так, чтобы отсюда до Нью-Йорка нас заметили на экранах всех радаров.

Кэрол не успел ответить, как один из «Ф-5Е» вырулил и занял позицию прямо перед ними, покачав крыльями. Это был общепринятый сигнал: следуйте за мной и готовьтесь к посадке.

Другой самолет пристроился в хвост. Дэн повернулся к Саймону.

— Сделайте это сами. Мне нужно вести самолет. И, Бога ради, говорите убедительно.

Дэн мог не беспокоиться об этом. Когда Саймон включил микрофон, первые трассирующие пули со свистом пронеслись мимо ветрового стекла и исчезли внизу, в двадцати тысячах футах под ним, где-то в проливах Формозы.