Глава 19

Дорога свернула влево, нырнув под огромный навес, образованный выступом скалы, на котором была начертана следующая надпись: «Не забывай, когда ты в последний раз был в Цзю».

— Что это значит? — запинаясь, спросил Мэт по-китайски.

— Всех детей учат этому еще в детском саду. Эти слова принадлежат одному императору, которого отправили в ссылку. Он советовал тем, кто последовал за ним, не забывать о местах, где они родились. — В голосе капитана Цзай Цзияна слышалась неуверенность; ему очень хотелось поведать об этом значительном эпизоде тайваньской истории, но он не знал, разрешается ли вести пространные разговоры с заключенным.

— Вы вернетесь — вот смысл этой надписи. Однажды вы вернетесь туда, откуда пришли.

— Вы верите в это?

— А вы?

Мэт промолчал, и Цзиян испытующе оглядел арестанта, сидевшего с ним рядом в джипе. Он казался слишком молодым, чтобы представлять угрозу для внутренней безопасности, но на остров Цюэмой направляли только политических преступников. Одет слишком легко для января, воротник рубашки расстегнут. Неудивительно, что парнишка такой бледный.

— Откуда вы? — спросил Цзиян.

— Из Тайбэя.

— Я имел в виду вашу родину.

— Англия. Скажите, что это за место?

Капитан колебался.

— Почему я здесь?

— Не знаю.

— Извините, я не хочу доставлять вам неприятности. Если вы не можете говорить…

Цзиян лишь улыбнулся в ответ. У него не было повода жаловаться на своего арестанта. Если бы все они вели себя так же хорошо! Утренний холод пробирался сквозь одежду, вызывая озноб. Больше всего Цзияна угнетала блеклая природа и промозглая сырость, пропитавшая Цюэмой насквозь и стоявшая даже в самые солнечные дни.

Капитан заметил, что его подопечный оглядывается вокруг, хмуро сдвинув брови, и сочувственно покачал головой. Сельская местность быстро обрела здесь прежний вид, напоминая о 50—60-х годах. Окопы, колючая проволока, натянутая между огромными деревянными крестовинами, и повсюду воронки от снарядов. Это место внушает ужас, печально подумал Цзиян. Он помнил времена расцвета, когда между полями риса, проса и сахарного тростника пестрели огороды. Крестьяне трудились здесь, как и прежде, но уже без уверенности, что результат стоит их усилий.

Миновав крошечную деревушку Наньшань, джип свернул вправо и помчался вдоль берега, где дети играли в прятки между рядами ржавой колючей проволоки, а потом стал подниматься по крутой извилистой горной дороге. Цзиян указал на несколько разрушенных домов, стоявших у самой воды.

— «Красные» вторглись сюда в тысяча девятьсот сорок девятом году.

— Понимаю. — У Мэта пересохло в горле. — Это Цюэмой.

Капитан Цзай только пожал плечами.

Джип проехал мимо мелкокалиберной зенитной установки, замаскированной с помощью раскрашенной сетки, и остановился перед огромным туннелем в гранитной скале. Путь преградил шлагбаум. По обеим сторонам дороги, исчезающей где-то впереди во мраке, стояли будки с часовыми, разрисованные желтыми и черными зигзагами.

Цзияну не нравился пост КУ-4, находившийся под контролем тайваньского командования. Это было единственное место на всем острове, которое даже формально не подчинялось местным армейским законам. Штаб-квартира военного округа Цюэмой поставляла в близлежащие горы оборонную технику, и этим все ограничивалось. Часовой изучил документы Цзияна, потом поднял шлагбаум, и джип въехал в гулкий туннель, ярко освещенный неоновыми лампами. Через пять минут туннель закончился тупиком; на широкой площадке уже стояло несколько машин. Цзиян подвел своего подопечного к стальной двери, которая открылась при их приближении.

Переступив порог, Цзиян оказался в приемной. Там стоял стол, несколько стульев, телефоны, где-то поблизости слышался стук печатной машинки. На дальней стене висела фотография Сунь Ятсена — крестного отца этой страны.

Сидевшая за столом женщина отложила ручку.

— Вас хочет видеть начальник, капитан. Отрапортуйте в комнате номер пять. — Она указала на коридор. — Туда.

— А заключенный?

— Им займутся.

Цзиян кивнул Мэту и отправился искать комнату номер пять. Постучав и не дождавшись ответа, он вошел. Сначала ему показалось, что кабинет пуст, но обернувшись, он увидел человека у шкафа с документами. Незнакомец стоял в углу, просматривая папку.

— Входите, капитан Цзай, — тихо пригласил он, не поднимая глаз от бумаг. — Садитесь.

Цзиян повиновался. Через несколько минут капитан почувствовал себя не в своей тарелке. Чем этот человек занят? Почему не разговаривает с ним?

Вскоре он так разнервничался, что уже готов был заговорить первым, но в этот момент таинственный офицер нарушил молчание:

— Заключенный вел себя беспокойно?

— Нет, сэр.

— Он разговаривал с вами.

Это был не вопрос, а утверждение, но Цзиян все-таки ответил.

— Да.

— О чем он говорил?

Пока Цзиян рассказывал, у него возникло неприятное ощущение, что за спиной стоит кто-то, но почему-то он не мог заставить себя оглянуться. Когда он закончил рассказ, наступило молчание, и тогда второй офицер вышел наконец вперед. Он сел за стол, поставив локти на журнал и опершись подбородком на руки.

В целом, решил офицер, Цзиян производит приятное впечатление. Безукоризненно одет, волосы обриты в соответствии с уставом, на широком загорелом лице — подходящее случаю серьезное выражение. Губы похожи на тугой лук Купидона, но человек за столом чувствовал, что Цзиян не слишком улыбчив.

Зато Цзияну не понравилось лицо сидевшего напротив. Оно было слишком холодным, слишком жестоким и не могло вызвать иных чувств, кроме желания слепо повиноваться. Он обратил внимание на форму.

Такая форма вышла из моды уже много лет назад. Гимнастерка, сшитая из плотной ткани цвета хаки, с четырьмя большими карманами на пуговицах, воротник широкий, на погонах никаких знаков отличий. Незнакомец носил офицерскую портупею с квадратной металлической пряжкой. Кожаную, опрятную, начищенную до блеска, но от старости покрытую мелкими трещинами. Цзиян сообразил, где он раньше видел такую форму: на старых фотографиях Чан Кайши.

Наконец незнакомец заговорил:

— Меня зовут Ли Лутан. Я здешний начальник. Вы не знакомы с КУ-4?

— Нет, сэр.

— Я устроил так, чтобы вас передали в мое распоряжение. С этого момента вы будете жить здесь.

Губы Цзияна плотно сжались. Ли заметил это и улыбнулся.

— Понимаю, жизнь под землей не слишком вам по душе. Ничего, скоро привыкнете. Мы все через это прошли. Обещаю, что времени на свежем воздухе вы будете проводить достаточно.

— Господин… — Цзиян растерянно замолчал. — Простите, не знаю как к вам обращаться.

— Просто как к начальнику этого гарнизона.

— Слушаюсь.

— Я рад, что вы разговаривали с заключенным, а он — с вами. Это хорошее начало. Я с интересом следил за вашей карьерой, капитан. Именно в расчете на то, что вы с ним разговоритесь, я устроил так, чтобы вы встречали этот самолет. — Ли положил руки на стол. — Итак, позвольте вас просветить. Относительно гарнизона КУ-4 и… многого другого.

Мэт сразу же понял, в чем назначение комнаты: вызвать дезориентацию. Она была квадратная, звуконепроницаемая и безупречно чистая — даже пол выкрашен ярко-белой краской. Незначительный контраст обеспечивали две большие панели, наглухо закрытые серовато-стальными шторами, через которые просачивался холодный искусственный свет. Если смотреть слишком долго, панели превращались в огромные слепые телевизионные экраны, на которых мелькали бесчисленные полосы. От них рябило в глазах, поэтому Мэт старался не смотреть, но панели вновь и вновь притягивали взгляд, пока он не почувствовал резь в глазах.

Он опустился на один из двух белых деревянных стульев — это были единственные предметы обстановки, — размышляя о том, кто займет второй. У Мэта забрали часы, поэтому он представления не имел о том, сколько прошло времени. Ему казалось, что очень много, но Мэт понимал, что ослепительный блеск вокруг притупляет восприятие. Возможно, прошло всего несколько минут, до того как дверь отворилась.

Вошла женщина. Бледная, с глубоко запавшими глазами, коротко остриженная, одетая в спецовку. Когда дверь захлопнулась, она, дрожа всем телом, прислонилась к ней. Мэт бросился к женщине, но она отвернулась, словно намереваясь прорваться сквозь дверь.

— Мэйхуа!

Она ускользнула от его раскрытых объятий, убежала в дальний угол белой камеры, опустилась на пол и спрятала лицо в ладонях. Мэт стоял рядом, не зная, что делать. Постепенно ее дрожь проходила, и когда Мэт нежно приподнял ее голову, Мэйхуа уже не сопротивлялась.

Он помог ей сесть на стул и сам сел рядом, гладя ее руки, безжизненно лежавшие на коленях. Мэйхуа отдернула руки и снова задрожала, но лицо уже не казалось таким напряженным.

— Они забрали мой порошок. — Она всхлипнула. — Кокаина нет. Господи… ужас… не трогай меня!

Временами ей становилось приятно от прикосновений Мэта, а иногда казалось, будто тысячевольтовые разряды бьют по нервам.

— Ты говорила, что бросила. Ты была у врача, он дал тебе лекарства…

Она расхохоталась, словно безумная.

— Доверчивый дурак… Дурак. Ты ребенок, Мэт, безмозглый ребенок…

— Дурак?

— Уф! — Мэйхуа скрестила руки на груди, пытаясь придавить воображаемых тварей, выползающих из сосков, но тут же ощущение прошло, и она схватила Мэта за руку. Ее ладонь была холодной. — Дурак, — повторила Мэйхуа.

— Не пойму, о чем ты. Хочешь сказать, что не любишь меня, да?

— Да. Нет! Сначала не любила… — Мэйхуа в отчаянии взмахнула рукой и разрыдалась. Мэт дал ей выплакаться вволю, продолжая гладить ее. Но он делал это машинально, а его мозг отказывался работать. Наконец Мэйхуа вытерла лицо рукавом. — Как это было забавно. Миллионы «Дьюкэнон Юнг». Господь Всемогущий, да какая же девчонка откажется? Потом… все закрутилось. Ты начал нравиться мне. — Она опять засмеялась, но теперь ее смех был скорее печальным. — Потому что ты из двух половинок. Как я. Желтый и белый, хлеб и рис. Евразиец.

— Вот, значит, как ты ко мне относишься?

— Да, черт побери! Ты… ничем не дорожил — ни отцом, ни компанией, готов был запродать все в ту же секунду, как я представила тебе У Тайцзи. И мне это нравилось. Даже без миллионов. Это шутка… идиотская шутка. — Голос Мэйхуа поднялся до визга. — Любовь!

— Ты ошибаешься. Я сказал У, что сейчас неподходящее время… — Мэт тряхнул головой. Какой смысл во всем этом? Он был невероятно наивен. Что ж, это не преступление. Во всяком случае, его любовь не преступление. Она дурачила его с наркотиками, а он искренне верил, что Мэйхуа хочет преодолеть свой недуг, хотя все это время она…

Нет! Детские обиды могут подождать, сейчас нужно беспокоиться о более серьезных вещах.

— Мэйхуа, послушай. Кто притащил тебя сюда?

— Они.

— Кто «они», Господи помилуй?

Мэйхуа пожала плечами.

— Разведка. Тайваньский гарнизон. Может быть, служба охраны порядка. — Мэйхуа монотонно забормотала, словно молилась: — Комитет национальной безопасности, Министерство внутренних дел… И так далее, и так далее, и так далее!

— Понимаю. Они сказали тебе, почему я здесь?

— Они чего-то хотят от тебя. Я должна передать тебе. Сообщение. «Апогей». Вот что им нужно. Но твой отец не стал играть в их игру. Улетел вчера с Тайваня и взял «Апогей» с собой.

— Значит, они сказали тебе насчет «Апогея»… — Мэт перестал ее гладить. — Отец уехал, говоришь… — Он встал и принялся ходить по комнате. Когда Мэт остановился, Мэйхуа увидела на его лице ту нежную улыбку, которая всегда так нравилась ей, успокаивала и одновременно возбуждала. — Это они сказали тебе, что мой отец вчера улетел?

Мэйхуа кивнула.

— И взял с собой «Апогей»?

— Да. Он бросил тебя.

— Нет, не думаю. Наверное, он хочет… чтобы я сам принял решение. — Мэт грустно усмехнулся. — Вот проблемы-то.

— И не говори.

— Мне иногда приходило в голову, что тайваньцы хотя заполучить «Апогей», и если отец предоставил мне право выбора…

— А что это за «Апогей»?

— Неважно. — Мэт подвинулся к Мэйхуа и положил руку на спинку ее стула.

— Моя проблема в том, что я знаю кое-что об «Апогее». И в том, что я трус. Заговорю задолго до того, как мне выдернут первый ноготь.

— Чушь! Ты не трус.

— Разве? Ну, а как насчет другой проблемы? Беда в том, что… я не против них. Я за тех, кто трудится ради спасения своей страны.

— Ты выдашь им свои тайны? Им? Ты псих.

— Неужели? Думаю, ты никогда по-настоящему не понимала, как сильно я любил Тайвань. — Мэт помолчал, подыскивая слова, которые убедили бы ее. — Ты говорила, что я — ни то ни се, евразиец…

— Так оно и есть!

— Верно, но я всегда считал, что в моих жилах больше китайской крови, чем английской. Когда я приехал на Тайвань, случилась забавная вещь. Я влюбился в эту страну. А потом и в тебя тоже. — Его улыбка погасла. — Так что теперь ты видишь, в чем проблемы.

— Ничего я не вижу.

— «Апогей» — это коммерческая тайна. Ею владеет мой отец… Знаешь, что я думаю? Он не хочет, чтобы моя смерть была на его совести. Отец выполнил свой долг в сделке, которую заключил с материковым Китаем. Если я смогу спасти свою жизнь только одним путем, а именно — выдав тайну «Апогея», значит, предполагается, что я сделаю это. Или, по крайней мере, — голос Мэта сорвался, — я верю, что это будет так.

Мэйхуа долго смотрела на него, отыскивая подвох и не находя ни малейшего признака.

— Ты, похоже, не боишься.

— Да? Это хорошо.

На самом деле Мэт был в ужасе. Как бы ни пошли дела, будущее представлялось ему безнадежным. Если начнется вторжение материкового Китая, войска «красных» в течение часа сотрут Цюэмой с лица земли. Мэт знал, что его тюремщики никогда не отпустят его; он слишком опасен в роли свидетеля. Его пугала мысль о пытках. Об «Апогее» он знал недостаточно много; во всяком случае, не столько, чтобы воссоздать его заново.

— Слушай, я все еще не понимаю, почему ты здесь. Они и сами могли бы передать мне сообщение. Ты им не нужна.

Мэйхуа снова задрожала.

— Меня арестовали… вчера вечером. Они к-кричали на м-меня. Сказали, что я должна убедить тебя со-со-трудничать. — Она отвернулась от Мэта, пряча лицо, на котором было написано отчаяние, и не в силах видеть боль в его глазах. Забившись в угол и ощутив, как Мэт тянется к ней, Мэйхуа закричала, уткнувшись в стену. — Не надо! Пожалуйста… не надо!

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел Ли Лутан. Он бесстрастно разглядывал Мэта.

— Сядьте.

Мэт нежно опустил Мэйхуа на стул и только потом сел на другой. Ли прислонился к стене. Он не торопился.

— Скажите мне, Юнг, — произнес он наконец, — имя Тай Ли что-нибудь значит для вас?

— Глава разведки Чан Кайши. — Мэт вспомнил свой разговор с отцом в пассаже «Лай-Лай-Шератона» тем вечером, когда они встретились с инспектором Су. — Единственный человек…

— Ну-ну?

— Единственный человек, кому было позволено иметь меч в присутствии генералиссимуса.

— Очень хорошо. — Ли похлопал по ножнам, висевшим на боку. — Это его меч. — Он дотронулся до гимнастерки. — Эта форма тоже принадлежит ему. Теперь ее ношу я. — Ли улыбнулся и на мгновение замолчал. — У вас есть какие-то жалобы на то, как с вами обращались?

— Есть, черт возьми! Меня опоили наркотиками, без суда и следствия бросили в тюрьму, угрожали казнью…

— Вас допрашивали. И сочли виновным. И приговорили к смертной казни. — Ли подождал, пока его слова дойдут до цели. — Будет приговор приведен в исполнение или нет, зависит от вас. Но не обманывайте себя. Судебный процесс окончен.

— Это была пародия на суд. И не сомневаюсь, мой отец уже уведомил правительство, что оно пожалеет об этом беззаконии.

— Правительство? Тайваня?

— Конечно.

Ли презрительно рассмеялся.

— Этот президентский сброд вряд ли можно назвать правительством. Гоминьдан — это самозваный защитник «трех демократических принципов» нации. Вам известна эта знаменитая формула Сунь Ятсена? Национализм, демократия, процветание. Верный путь к катастрофе.

Ли подошел ближе к Мэту.

— Знаете, когда в последний раз на этих островах было истинное правительство? В тысяча девятьсот сорок пятом. Последнее настоящее правительство Республики Китай было вовсе не китайским. Оно было японским! Они знали, как осуществлять власть, и делали это! — Голос Ли упал до шепота. — Они убили моего отца.

Мэйхуа отодвинулась, проскрипев ножками стула по полу. Как обычно в таком состоянии, в голове у нее все путалось, но она все же понимала, что дело принимает плохой оборот. С Мэтом нельзя себя так вести. Ли взглянул на нее и увидел, что Мэйхуа пытается предупредить его о чем-то, но он зашел слишком далеко и уже не мог остановиться.

— Нам нужно правительство такого типа! Вы знаете что-нибудь о движении за независимость, о «Формозе», Юнг? Оно зародилось в те черные дни после войны, когда Гоминьдан украл нашу землю…

— В самом деле? — Мэт сам удивился тому, насколько спокойно звучит его голос. — А я слышал, что они искоренили некоторые из беззаконий, творившихся в Юго-Восточной Азии, и выплатили компенсацию.

— Разве мы просили денег? Разве наши отцы работали тысячелетиями на этой земле для того, чтобы подонки с материка пришли и украли ее у нас? — Ли кричал, приблизив лицо почти вплотную к лицу Мэта. — Да как ты смеешь, свинья?

Ли плюнул Мэту в лицо. Тот склонил голову к плечу, пытаясь вытереть щеку, но Ли размахнулся и ударил его по правой щеке, потом по левой. Отступив на шаг, он стал вытирать носовым платком ладонь, выпачканную собственной слюной. Мэйхуа делала ему отчаянные знаки, но Ли не обращал на нее внимания.

— Скоро в противоположность тому, что ты сказал, в Китае должны начаться глобальные изменения. Мы, жители Формозы, уже многие годы объединяем силы. Мы проникли в армию, в местную полицию, в торговлю и банки, даже в войска Тайваньского гарнизона. Твои друзья, так называемое правительство, знают только то, что я им позволю. Например, им ничего не известно об «Апогее», потому что я принял серьезные меры, чтобы скрыть от них его существование.

Мэт видел, что имеет дело с настоящим фанатиком, и понял, что погиб.

— Мы собираемся утвердить свою власть, мы уверены, что вновь будем сами распоряжаться делами страны. Материковый Китай вскоре войдет на Тайвань. Как только «Апогей» будет задействован в системе вооружения, они придут сюда. — Ли теперь почти шептал. — Они придут. И это будет предвестием конца династии Чан.

— Конца? Вы… убьете президента?

— О да. Это — первая из многих задач, которые стоят перед нами. Нет ничего важнее, чем убрать главу государства. Тогда эти бандиты в Тайбэе окажутся без вождя. Беззащитные. До тех пор… Пока кто-нибудь не передаст им то самое оружие, которое используют «красные».

— Вы имеете, в виду себя?

— Я имею в виду себя. В обмен на отречение Гоминьдана. Я спасу Китай, и эта страна опять узнает, что такое настоящее правительство.

— Вы намерены продать «Апогей» в обмен на власть?

— Именно. Итак, теперь ты понимаешь, какова твоя роль: или выдаешь нам тайны «Апогея», или это делает твой отец, чтобы спасти твою шкуру. В его распоряжении тридцать дней. Но даже если он откажется, мы от тебя не отстанем, Юнг. Я думаю, отец доверяет тебе, и поэтому ты знаешь об «Апогее» все. Ну, а теперь… сам расскажешь или вырвать у тебя информацию, как гнилой зуб? — На губах Ли заиграла дьявольская усмешка.

Мэт пристально смотрел на него.

— Могу я задать один вопрос? — спросил он наконец.

Ли отошел к стене и прислонился к ней спиной.

— Ну?

— Предположим, я расскажу вам то, что вы хотите узнать, или мой отец согласится сотрудничать с вами.

— И что?

— Предположим, вы обратитесь к правительству в Тайбэе и предложите им заключить с вами сделку, а они откажутся. Что тогда?

Ли хмуро посмотрел на него с видом человека, не способного допустить такое очевидное упущение.

— Этого не произойдет.

— И все-таки?

— Тогда нам придется вести переговоры с другими заинтересованными сторонами.

— С кем же?

Ли проигнорировал этот вопрос.

— Возможно, мы просто ничего не будем делать. Пусть «красные» вторгаются в страну. Они, конечно, победят. — Ли пожал плечами. — Одно зло сменится другим. Населению Формозы будет не хуже, чем раньше.

— Понятно. Спасибо.

— Это все?

— Да.

— Тогда отвечай на мой вопрос.

Мэт, тяжело дыша, отвел взгляд. Слова словно застревали в горле.

— Мой ответ… нет.

Мгновение Ли стоял совершенно спокойно, напоминая барельеф, изваянный в стене, к которой он прислонился, потом метнулся вперед, словно запущенный гигантской пружиной, и ударом ноги опрокинул стул. Мэт полетел на пол и с такой силой стукнулся головой, что Мэйхуа закричала. Ли схватил стул, поднял его высоко над головой и с размаху опустил на живот Мэта. Боль выплеснулась из юноши криком и рвотой.

Ли Лутан оправил форму, поднял с пола фуражку и надел ее, прилаживая кокарду на ощупь, как положено.

— Тридцать дней, — сказал Ли, отдышавшись, — могут показаться вечностью при определенных обстоятельствах. Приступим, пожалуй, прямо сейчас.

 

Глава 20

Диана, устроившись в плетеном кресле и сложив руки на коленях, смотрела на море. Далеко впереди по водной поверхности скользнул яркий солнечный луч, и все вокруг засверкало.

Было восемь часов ясного февральского утра. Солнце поднялось и уже припекало. Диана сидела в длинной комнате на первом этаже большого дома в Пенане, недавно купленного Джинни. Вдали, на малайзийском континенте, в тонком желтоватом тумане едва виднелся Баттерворс, напоминая ей о волшебных сказках «Тысячи и одной ночи», мерцающих золотом городах…

К ней тихо подошел Цю и положил руку на плечо. Диана съежилась.

— Вчера вечером из Китая приехал Ленни Люк. Надеюсь, он не побеспокоит тебя.

— Ленни? — Диана с трудом очнулась от грез. — Здорово! А что он здесь делает?

— Прячется, как и я. Твой отец, очевидно, считает теперь этот дом надежным укрытием.

— Но Ленни не нужно прятаться.

— Нет, нужно. Он показал моим людям, как работает «Апогей». Теперь Саймон вынужден держать его здесь, чтобы до Ленни не добрались тайваньцы.

— Думаешь, они опять попытаются убить его?

— Нет, нет. Эту глупую выходку они не будут повторять дважды. Если бы у твоего отца не хватило ума передать сигнал бедствия… — пробормотал он.

— В таких ситуациях сообразительности у него хватает. Я читала в газетах, что управление юань бесится. Они отрицают, что знали об этом инциденте. Как и военно-воздушные силы.

— Но ведь это не так, верно?

— Очевидно.

— В Пекине тоже бесятся. Кажется, в последнее время Саймон огорчает всех.

— А на что жаловаться твоим приятелям? Я думала, они орать будут от радости.

— Им не слишком нравится, что твой отец устроил публичную демонстрацию «Апогея» в отеле.

— Во вражеском лагере?

— Именно.

— Что ж, нельзя иметь все в этой жизни. По крайней мере, план сработал. — Диана встала. — Хочешь кофе?

— Пожалуй.

Она быстро вернулась с подносом. Вид у нее был повеселевший.

— Ленни проснулся. Сидит по уши в каких-то обрывках желтой бумаги и ругается по-кантонски на чем свет стоит. Я оставила ему кофе.

Цю протянул руку, ожидая, пока Диана подаст ему чашку.

— Боже мой! — взорвалась она. — Я чувствую себя официанткой. Сижу здесь, в пустом доме, рядом с двумя мужчинами… Ты долго рассчитываешь здесь пробыть? Потому что, если ты…

— Не знаю. Но сколько бы я здесь ни пробыл, вне всякого сомнения, из дома я больше не выйду.

— Господи помилуй! Да ведь мы всего лишь выходили на вечернюю прогулку. Все так делают.

— Агенты «Маджонга» повсюду, — сказал Цю, отхлебнув кофе.

— Ты здесь уже неделю. Нельзя же все время просто сидеть и хандрить.

— Я не хандрю, я думаю. — Цю перевел взгляд на окно. — Сюда идет А-Бой. — Цю усмехнулся. — Снова в своих любимых нарукавниках. Такой толстенький! Похож на актера из рекламного ролика про автомобильные покрышки, знаешь?

— Мишлен Мэн. — Диана встала и подошла к высоким окнам.

Отсюда ей была хорошо видна лужайка, окаймленная кустами розового жасмина, и берег моря, где вдоль линии прибоя вразвалочку бродил А-Бой с сеткой для ловли креветок, которая была больше его самого. Цю подошел и, подбоченившись, встал с ней рядом. Диана украдкой взглянула на него.

— Ты любишь детей?

— Люблю. Но больше всего — своего сына.

— Когда ты полагаешь вновь увидеться с Тинченем?

— Может быть, никогда.

От этих слов у Дианы болезненно подвело живот… Такое все еще случалось иногда. Врачи предупреждали ее о возможных спазмах, но каждый раз она страшно злилась на эту напасть.

— Один раз меня стошнило от определенного сорта шоколада, — сказала она без всякой связи. — Потом я ела шоколад, но уже другой сорт.

Цю удивленно взглянул на нее.

— О чем ты?

— Неважно. Я недавно болела, вот и все.

Он пристально посмотрел на Диану, стараясь угадать, отчего она так разоткровенничалась, но Диана отвернулась и, скрестив руки на груди и опустив голову, пошла в противоположный конец комнаты. Дойдя до стены, она несколько раз ударила ногой по плинтусу и медленно повернулась лицом к Цю.

— Что с тобой было?

— Воспаление железок.

Цю недоверчиво фыркнул.

— А теперь — правду!

— Я часто задавала себе вопрос, почему мама не спросила меня так же прямо, как это только что сделал ты. — Диана вздохнула. — Не хочет знать, наверное, боится.

— Расскажи, — ласково попросил Цю. — Дальше меня это не пойдет.

— Мне хочется кому-нибудь рассказать. Думаю, этим человеком можешь быть и ты.

— И на том спасибо!

— Не надо так. Это ведь нелегко. Не забывай, что в последнюю нашу встречу ты угрожал мне пистолетом.

Цю отвернулся.

— Но это было два года назад, — продолжала Диана.

— С тех пор ты оттаял.

— Разве?

— Да. Впрочем, для меня сейчас все оттаяли. Острые углы сгладились. Раньше такого не было. Я привыкла, взглянув на человека, сразу же понимать, что он собой представляет. А теперь…

— Что теперь?..

— Ты мне даже не особенно нравишься, — сказала Диана после паузы. — Но рассказать я хочу именно тебе.

Она в рассеянности подошла к окну и прижалась лбом к стеклу.

— Это как-то связано с любовью? — мягко спросил Цю. — Мы оба знаем, почему ты хочешь рассказать именно мне. Потому что я…

— Ты беспристрастный. И не похож на других. Верно. — Диана кивнула в сторону лужайки. — Вон тот сорт шоколада, от которого я больна… господин Мишлен Мэн.

Цю озадаченно проследил за ее взглядом, но увидел только A-Боя, который все еще бродил по берегу, волоча за собой сеть. Наконец он понял.

— У тебя был ребенок, — пробормотал Цю. — Ты потеряла ребенка.

— Нет, я сделала аборт. — Диана расправила плечи, и в этом характерном для нее движении чувствовался вызов. Она сразу превратилась в решительную деловую женщину, которая знает себе цену. Она вдруг стала как-то старше. — Пожалуйста, не называй это ребенком. Вспомни Конфуция: «Неверное имя, то есть название, приводит к неверным поступкам». Или что-то в этом роде.

— Прости.

Она взглянула на Цю и поняла, что он извинился не за неправильно найденное слово.

— Не знаю, почему я говорю тебе. Больше никому об этом не известно. Даже маме. Ей в особенности.

То, что сделал потом Цю, было настолько на него не похоже, что удивленная Диана не нашла в себе силы протестовать или сопротивляться. Он поднес ее руку к губам и поцеловал, а потом подвел ее к плетеному креслу и усадил туда, словно некую драгоценность. И Диана, поняв, что в этот момент она действительно казалась ему драгоценной, заплакала.

— Зачем ты сделал это? — спросила она, утирая слезы.

— Не знаю.

— Нет, знаешь.

— Ну… дети… извини, я не могу найти подходящее слово, дети — не для тебя, а для меня — это боль. Они несут с собой боль.

— Не только дети, но и зародыши.

Цю сел на пол и положил руки на колени.

— Так что же все-таки случилось?

— Ничего особенного. — Диана теребила мокрый носовой платок. — У меня была связь с одним американцем. Американцем, который жил в Лондоне и у которого есть жена.

— Понимаю.

— Какой умный ответ. Так что же именно ты понимаешь?

— Что ты выросла. И можешь выбирать тот образ жизни, который тебе нравится.

— Я тоже так думала в то время. Я не хотела принимать таблетки, поэтому мы пользовались… другими средствами. Но однажды забыли.

— Это случается.

— Да неужели? Я уверена, что случается.

— Извини… извини.

Диана стиснула платок.

— Мы очень разумно обо всем переговорили. И он… мы пришли к соглашению. Аборт — это единственный выход. Вот так.

Цю глубоко вздохнул.

— Я знаю, что ты сейчас должна чувствовать.

— Нет, не знаешь.

— Знаю! Я тоже теряю собственного ребенка. Я не могу вернуться. Агенты «Маджонга» убьют меня. Если бы я сразу отправился домой, то, может быть, этого бы и не случилось. Но сейчас я лишился их доверия, потому что слишком долго остаюсь здесь.

— Как ужасно! — Диана вздрогнула и спрятала лицо в платок. — Значит, ты и вправду понимаешь меня отчасти. — Голос ее звучал глухо. — Мне сказали, что когда-нибудь я смогу иметь ребенка. А ты сможешь создать новую жизнь. Даже жениться еще раз…

Цю до сих пор скептически качал головой, но при этих словах резко всплеснул руками:

— Ты неправа, неправа, неправа!

Диана отпрянула, удивленная и слегка напуганная такой горячностью.

— Понимаешь, — продолжал он более спокойно, — агенты «Маджонга» могут разыскать меня всюду. Новый человек в китайской общине всегда будет выделяться.

— Ты можешь вернуться на Тайвань. Перейти в лагерь противника.

— Ты считаешь, я не думал об этом? — Цю с улыбкой покачал головой. — Это было бы легко, верно? Меня уже почти ничто не связывает с Китаем. С моим браком, я полагаю, покончено. Родители давно умерли. И я скажу тебе еще кое-что, Диана, раз уж ты тоже раскрыла мне свою тайну. Возможно, это удивит тебя, но там, на Тайване, я влюбился.

Сначала Диане захотелось расхохотаться. Мысль о том, что Цю способен влюбиться, была совершенно невероятна и в нее плохо верилось. Но, увидев на его лице искреннее выражение, она прикусила язык.

— Она моложе меня, очень хорошенькая, очень милая.

Диана ждала большего — возвышенных, поэтически страстных слов. Так она сама предпочла бы выразить истинную любовь. А вместо этого — просто «молодая, хорошенькая, милая…». Но, в сущности, что тут можно сказать, вдруг сообразила Диана.

— Да, — размышлял вслух Цю. — Я мог бы уехать на Тайвань. Как я уже говорил, я оставался бы там чужаком, но, по крайней мере, я оказался бы в обществе, которое дает приют и охраняет беглецов с материка. Я мог бы жить вместе с Линьчунь, может быть, даже иметь детей.

— И тогда ты был бы счастлив.

— Это зависело бы от того, что произойдет с Тинченем. — Цю нахмурился. — Кто не был бы счастлив, живя так?

— Не знаю. Может быть, китайский коммунист, который всю свою жизнь исповедовал свою идеологию. Вроде тебя.

— Нет, ты ошибаешься. Можно многое сказать в защиту западного образа жизни. Коммунизм прекрасен на бумаге, а в реальности он не работает. По крайней мере, не для меня.

— Но ты столько лет боролся за него, и так рьяно!

— Именно! Всегда работал на кого-то другого! Никогда на себя! Всегда должен был подчинять себя, свою личность этой… идеологии, как ты ее называешь.

— Тогда поезжай на Тайвань.

— Но тут возникает еще одна проблема. — Цю откинулся назад, уперевшись ладонями в пол. — Народная Республика вот-вот вновь завладеет Тайванем. Вооруженным путем.

— Это неправда! Этого не может быть!

— Почему же?

— Но… американцы. Я имею в виду… никто не допустит этого.

— О, да. Соединенные Штаты могут, конечно, вмешаться, но если мы нанесем мощный и быстрый удар, то не проиграем. Вот тебе, как я и сказал, другая проблема, хотя самой главной остается Тинчень. Я хочу, чтобы сын был со мной. — Цю выпрямился. — Здесь жарко. Пойдем на веранду.

Диана последовала за ним. Он стоял, глядя вниз на лужайку. А-Бой все еще волочил сетку по кромке воды.

— Хорошо бы он держался подальше от мола, дерево там гнилое. Твой брат… — Цю развернулся и положил руки на балюстраду. — Что-то нужно делать.

Диана опустилась на диван-качалку и отвернулась.

— Ничего нельзя сделать.

— Неужели тебя не волнует, что происходите братом?

— Конечно, волнует. Я обожаю его, всегда обожала. Меня до смерти пугает мысль, что с ним что-то случится, но как бы там ни было, в данный момент никто не в состоянии помочь ему. Почему ты не хочешь понять это?

— Может, это как-то связано с чувством долга, с благодарностью! По отношению к твоему отцу, который спас мне жизнь.

— Не слишком ли у тебя разыгралось воображение?

— Нет! Вам, западным людям, никогда не понять нас. Вы так плотно кутаетесь в жалость к самим себе, что не видите ничего, кроме своих детских мини-трагедий.

— Детских? Ты серьезно считаешь меня ребенком? Мы говорим о моем брате!

— Тогда почему ты ничего не делаешь, а только задаешь вопросы, что бы я ни сказал? Почему бы тебе не внести свою лепту?

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом Диана вскочила и бросилась в дом. Цю стукнул кулаком по спинке качалки и выругался.

— Привет. Ты кто?

Цю оглянулся и увидел A-Боя, который незаметно подкрался к нему.

— Я не думал, что у соседей живут мужчины. Ты можешь помочь мне с сетью, дядя? Ее зацепило.

Цю пожевал губами.

— Ладно, если уж так надо, — проворчал он. — Где это?

— Внизу, у пирса. А спасательные нарукавники поможешь снять?

— Сначала нужно выпустить из них немного воздуха.

— Я не могу это сделать, дядя.

Когда Цю наклонился, чтобы открутить воздушные клапаны, А-Бой сказал:

— Я сказал тому человеку, что здесь больше никого нет. Я не знал о тебе.

— Человек? Какой человек? — Пальцы Цю застыли на пластиковом клапане. Он сел на колени, так что глаза оказались на уровне глаз A-Боя, и заставил себя улыбнуться.

— Человек, который был вчера на берегу. Он инспектировал ваш дом, дядя. Так он сказал, когда я спросил его. Ин-спек-тировал. Он хотел узнать, кто здесь живет.

— Понятно. И что же ты ему сказал?

— Я сказал про тетю Диану, — быстро ответил мальчик. — Я не знал тогда про дядю.

— Хорошо. А что еще он сказал тебе?

— Ну… Что он еще вернется попозже. Но не вернулся.

— Тебе не показалось, что он интересуется этим домом?

А-Бой медленно и сосредоточенно несколько раз кивнул.

Цю Цяньвэй задумался.

— Дядя уезжает очень скоро, — мягко проговорил он. — Если этот человек вернется, лучше не говорить ему обо мне. Дядя не живет здесь, понимаешь? Он здесь с очень коротким визитом.

— Ладно.

— Ну а теперь, — Цю встал и посмотрел на часы, — давай взглянем на твою сеть, племянник. И, пожалуйста, побыстрее. Дядюшке нужно успеть на самолет.

 

Глава 21

Мэт проснулся. Сосчитал до пяти и заставил себя поднять веки. Перед глазами взорвался свет, на потолке заметались красные круги и блики. Мэт прижал руки ко лбу, дожидаясь, пока исчезнут амебообразные пятна.

Он не знал, сколько времени пробыл в этой камере. «Вчера» и «сегодня» не существовало, вместо этого были отрезки времени — периоды: те, которые прошли, те, которые будут, и нынешние. Каждый из них отделялся от предыдущего сном. Измерить длину этих периодов он не мог.

Комната, в которой спал Мэт, была футов пятнадцать в длину и двенадцать в ширину. Белая, как и вся обстановка в ней, Свет исходил от двух шаров, находившихся в углублениях в потолке, а также от панелей, затянутых глухими шторами и размещавшихся на одной из длинных стен. Дверь вела в крошечный туалет с унитазом (сидеть нужно было на корточках) и раковиной. Вода была только холодная. Замок на двери в туалет был электронный, и дверь то открывалась, то нет. Поскольку замок работал бесшумно, Мэт не знал, когда можно пользоваться туалетом. Он еще не окончательно зарос грязью, но был уже близок к этому.

Кровать стояла у той стены, что подлиннее, напротив панелей. В ногах кровати находилась входная дверь. Белый металлический каркас кровати покрывался белыми простынями и одеялом. Подушка тоже белая. Больше на кровати ничего не было.

Мэт вытянул вперед руку. Мозг играл с ним омерзительные шутки. Сейчас, например, он не мог вспомнить, сколько у него должно быть пальцев. Действительно ли их пять? Четыре пальца и… Какой-то обрубок. В камере раздался хриплый стон. Неужели этот звук издал он сам?

Дурак! Это же большой палец!

Мэт свесил ноги с кровати. В ушах вдруг загудело: значит, они включили шумовой механизм. Даже шум здесь был белого цвета.

Мэт заговорил сам с собой вслух:

— Мои тюремщики хотят сломить меня с помощью определенной процедуры дезориентации. Но это у них не выходит. — Он повысил голос: — Меня зовут Мэттью Юнг. Мне двадцать два года, я англичанин, родился в год Обезьяны. Мой знак зодиака — Близнецы. И двенадцать, помноженные на двенадцать, составляют сто сорок четыре…

Горло болело так сильно, что пришлось замолчать. Мэт снял с себя белую ночную сорочку, которую ему выдали, и принялся обследовать свое тело. Мускулы начали терять упругость. Он опустился на пол и попытался сделать несколько отжиманий, морщась от боли в животе, оставшейся после удара Ли. Сделав тринадцать отжиманий, Мэт сдался. В прошлый период пробуждения ему удалось сделать пятнадцать — явный регресс.

Мэт с трудом встал, сел на край кровати и уставился на свои руки, зажатые между коленями.

Где Мэйхуа? Что делает с ней Ли? Такое трудно вынести даже здоровому человеку, а она здоровьем не отличается. Не думай об этом. Заблокируй эти мысли.

Сколько времени он уже провел здесь? Мэт помнил семь периодов: четыре периода пробуждения и три — сна. Ему казалось, что их семь. Еще была еда, всегда одна и та же, приправленная рисом — белым рисом. Рыбный суп, отварные овощи, фасоль. Еда была безвкусной, не холодной, не горячей. Мэт страстно мечтал о бутылке соевого соуса — огромной коричневой бутылке с желтым ярлычком и красными буквами на нем…

Семь периодов, не считая того дня, когда люди Ли притащили его сюда. Потом был период сна. И пробуждения. И опять сна. А потом…

С тех пор как Мэт проснулся, свет слегка изменился, он был уверен в этом. Нет, думал Мэт, это вполне возможно. Он, прищурившись, поглядел на глухие шторы. Полосы света чередовались с темными. Темные полосы казались теперь шире обычного. Нет, не казались, они и были шире. На этом и надо держаться! Сомнений нет: они стали шире, чем раньше.

Мэт опять заговорил:

— Меня разбудили. Какие-то люди схватили меня за плечи и за руки и плотно прижали мое тело к кровати. Сердце билось так сильно, что мне казалось — оно разорвется… — Мэт сбился и помолчал. — Никогда, никогда мне не было так страшно, как в тот раз, когда меня разбудили таким образом…

Да. Хорошо! Выплесни это наружу, встань лицом к лицу с этим, прими то, о чем хочешь забыть.

— Мои глаза открылись. Но прежде чем я смог что-то разглядеть, они надели… ведро мне на голову. Металлическое ведро. Я боролся, но кто-то уже сидел у меня на коленях, а руками я вообще пошевелить не мог. Потом…

Мэт опять умолк. На виске пульсировала вена. Он чувствовал ее. Она болела.

— Они начали с двух сторон бить по ведру железными палками, очень быстро. Я кричал. Я кричал так сильно и так долго, что, когда опять проснулся, говорить не мог. Горло распухло. Я как будто побывал в центре всех шумов, какие только существуют. Как заводской гул вместе с самой громкой поп-музыкой и грохотом поезда, проходящего через туннель, и когда над головой в это время сверхзвуковой самолет с ревом преодолевает звуковой барьер. Вот каким был этот шум. Я могу подобрать слова, чтобы описать его. Это не так уж сложно. Но боль…

Мэт провел ладонями по бедрам вверх, затем вниз. Он наслаждался ощущением, которое возникало от соприкосновения шероховатой и гладкой кожи. Он посильнее растер себе бедра — Мэйхуа обычно делала так. Да, но не думай о ней, ни под каким видом. А больше всего не думай о том, что ей предстоит выдержать ту же пытку. Не думай!

— Боль началась, как огненный взрыв, где-то в центре черепа. Мой мозг поджаривался. Кости черепа, казалось, трещали и ломались. Потом боль стала пульсировать и вскоре распространилась по всему телу. Это все равно что дотронуться до раскаленной печки. Только боль все продолжалась и продолжалась, и она была внутри меня. Мне хотелось потерять сознание. Но тело не позволяло. Потом они сдернули ведро с моей головы и ушли. Я лежал пластом. Встать я не мог. Я совершенно оглох и не мог думать. Я заснул. Когда я проснулся, я лежал на кровати. Кто-то убрал нечистоты с пола. Это, значит, был четвертый период. Насколько я помню.

Дверь в коридор открылась. Мэт спрыгнул с кровати и прижался к шторам на панели, вцепившись в них руками.

— Нет! — хрипло закричал он. — Пожалуйста, нет…

Мягкий голос произнес с запинкой по-английски:

— Мистер Юнг. Мы один раз уже виделись. Вы помните?

Мэт открыл глаза и увидел шторы, которые висели в нескольких миллиметрах от его лица.

— Не надо ведро… Не надо ведро.

— Ведро?

Мэт обернулся и уставился на вошедшего — солдата, одетого в рубашку с короткими рукавами и зеленые брюки. Форма показалась Мэту такой яркой, что заболели глаза. Он старался не глядеть на треугольный именной значок, находившийся над левым нагрудным карманом, потому что только этот кусочек металла был белого цвета. Мэт заметил, что ремень из грубой кожи — коричневый, с тремя дырочками, расположенными в ряд с равными промежутками. Дырочки снабжены металлическими ушками, тоже коричневыми, но более темного оттенка, чем пояс. На каждом лацкане красовалась маленькая золотая нашивка в виде гантели. Мэт не мог оторвать глаз от этого изобилия красок.

— Мистер Юнг, я пришел сюда, чтобы забрать вас на прогулку. Пожалуйста, одевайтесь и идите за мной.

— Одевайтесь? — ошеломленный Мэт стал приходить в себя. Незнакомец пошевелил руками, и Мэт в первый раз заметил, что он держит узел с одеждой. Солдат бросил узел на кровать.

— Я подожду снаружи.

Мэт, вдруг осознав, что он раздет, прикрылся руками и отвернулся. В его мире уже не оставалось и тени достоинства.

Одевание — этот забытый процесс — отняло много времени. Когда Мэт появился в коридоре, солдат вручил ему солнцезащитные очки.

— Думаю, они вам понадобятся.

— Спасибо. — Взгляд Мэта неожиданно задержался на нагрудном значке.

— Цзай… Цзиян. Так вас зовут.

— Да. Я капитан военной полиции. Пожалуйста, следуйте за мной.

Ошеломленный Мэт последовал за Цзияном. Этот человек сказал «пожалуйста» и «думаю», он принес одежду и скромно ждал за дверью, пока заключенный оденется. Что происходит?

В конце коридора был лифт. Кабина двигалась так мягко и бесшумно, что Мэт представления не имел, далеко ли они едут и в каком направлении. Наконец они вышли из лифта и оказались в другом коридоре, который привел их в приемную — это место Мэт помнил по своему первому дню на Цюэмое. Джип Цзияна ждал их на улице, но без водителя. Капитан сам сел за руль. Через несколько мгновений они уже ехали по дороге, петлявшей в горах, и Мэт чувствовал на своем лице дыхание ветерка.

Он пришел бы в ужас, не будь на нем очков. Окружающий мир, оставшийся таким же, как всегда, был полон чудовищных пылающих красок. Но к тому времени, когда они проезжали через деревню, глаза его привыкли к разноцветью.

Солнце сияло в темно-голубом небе, прочерченном высокими бесформенными облаками. Откуда-то со стороны провинции Фуцзянь, которая находилась в трех тысячах ярдах от них, дул свежий ветер, срывавший гребни с зеленых волн. Через некоторое время Цзиян свернул вправо по проселочной дороге и остановился на вершине песчаной дюны, откуда открывался вид на узкую полоску берега. Он выключил мотор и вышел из машины. Мэт последовал его примеру.

— Что я теперь должен делать? — спросил он.

— На самом деле я не очень хорошо это представляю. — Цзиян нахмурился. — Может, вам надо побегать. В это время года еще слишком холодно, чтобы плавать, хотя, — он взглянул на небо, — для февраля погода необычно хороша.

— Совсем не холодно. Чудесно!

Мэт побежал к кромке воды, приостановился и медленно побрел в дальний конец маленького пустынного пляжа. Добравшись до черных скал, повернул обратно и, то бегом, то шагом, подошел наконец к джипу. Цзиян приветственно хлопнул в ладоши.

— Вам понравилось?

— Очень. Спасибо.

Мэт взглянул на офицера, который продолжал стоять на песчаной дюне возле джипа. Цзиян выглядел не особенно сильным.

— А что вы будете делать, — медленно проговорил Мэт, — если я брошусь в море и поплыву к материку?

— Мне придется остановить вас.

— Каким образом?

Цзияну хотелось засмеяться, но вместо этого он приложил два пальца к подбородку и притворился, что советуется с Господом Богом.

— Полагаю, мне придется застрелить вас. — Его лицо стало серьезным. — Пожалуйста, не заставляйте меня делать это. Это напрочь испортит мой выходной.

— Если у вас выходной, то почему вы со мной? — нахмурившись, спросил Мэт.

— Я сам вызвался.

— Почему?

— Хотел попрактиковаться в английском, — ответил Цзиян, глядя в глаза Мэту. — Почему бы и нет?

Мэт с размаху уселся на песок и задумался. Этот приветливый человек скрывал что-то, но его привлекала перспектива поговорить.

— Что со мной будет?

— Не знаю.

— Почему я здесь?

— Почему? Я думаю потому, что начальник Ли хочет выяснить, не остались ли на Тайване еще какие-то копии «Апогея».

Мэт рассмеялся.

— Если он действительно хочет узнать именно это, то я здесь долго не задержусь.

— Почему?

— Потому что была только одна запасная копия в банке, и отец взял ее с собой, когда уезжал.

— Понятно. Хотите есть?

— Хочу.

Цзиян вытащил из джипа два больших коричневых бумажных пакета и принес их на берег. Мэт выхватил бутерброд с ветчиной и впился в него зубами.

— Так нельзя, — сказал Цзиян. — У вас в животе начнутся спазмы. Будьте осторожны. Запейте чаем.

— Где вы научились так хорошо говорить по-английски?

— Не смейтесь надо мной, — сказал Цзян по-китайски.

Мэт перестал жевать и посмотрел на собеседника.

— Я не шучу. Честно. Как вы выучили язык?

— В школе.

— Но со школы прошло много лет. Сколько вам?

— Тридцать с небольшим.

— Вы учились за границей?

— Нет. Но на Тайване есть шесть очень неплохих школ. Мне посчастливилось учиться в одной из них. Потом я продолжал заниматься в свободное время, потому что английский язык очень важен.

— Если говорить на нем с американским акцентом.

— Нет. Американцев я не воспринимаю.

— Почему всегда «нет»? А… из-за последнего коммюнике об отношениях с Тайванем. Президент Картер и все такое.

— Лучше сказать, потому что США предали и бросили Китай, настоящий Китай. Это короче и легче понять. Кроме того, они правдивы.

— Понимаю. Но не все тайваньцы согласятся с вами. Например, моя подружка. Ей нравятся американцы.

— Ваша подружка тайванька?

— Да. Мо Мэйхуа.

— Так зовут певицу, актрису, но вы же не хотите…

— Я имею в виду ее.

— Жаки Мо — ваша подружка? — Цзиян не скрывал своего недоверия.

— Да. Она здесь. В Цюэмое.

— Вы, скорее всего, лжете! Что такой девушке делать в центре военной зоны?

— Ее тоже арестовали.

Цзиян откинул голову и громко расхохотался. Но почти тут же опомнился и сказал:

— Виноват. — Он хлопнул себя по коленке. — Мо Мэйхуа здесь… — И серьезным тоном продолжил: — Вы действительно знакомы с ней?

— Да. Слово чести.

— У меня есть подруга, которая тоже знает ее. Шань Линьчунь.

— Я встречался с ней!

Цзиян, сидевший на корточках, подскочил, пожирая Мэта глазами.

— Не может быть, чтобы это была она.

— Она работает в банке — Китайский зарубежный инвестиционный.

— Да! Откуда вы ее знаете?

— Я встречался с ней в ночном клубе Мэйхуа, а потом еще раз — у моего отца. Она была там по делу.

— Как странно! — На лице Цзияна появилась застенчивая улыбка. — Вам понравилась Линьчунь?

— Я плохо ее знаю, но она прелестная девушка.

— Да, она прелесть, прелесть. — Губы Цзияна дрогнули. — О, мы должны выпить за отсутствующих друзей.

Но, когда Мэт протянул свой пластиковый стаканчик, чтобы ему налили еще чаю, офицер покачал головой и пошел к джипу, откуда извлек плетеную бутылку.

— Вам нравится такой напиток? — спросил он, снова усаживаясь на корточки рядом с Мэтом.

— Что это?

— «Гаолян». Это делают здесь. Попробуйте.

Мэт сделал осторожный глоток.

— Уф! Очень крепкая. Да это просяная водка!

— Неважно. В любом случае мы выпьем за отсутствующих друзей. За Шань Линьчунь!

Они выпили.

— Вы с ней близкие друзья? — спросил Мэт.

Цзиян покатал стаканчик между ладонями.

— Были близкими… — Тихо произнес он. — Но это было давно.

— А здесь у вас нет девушки?

— Нет времени на это. Нам всем приходится много работать.

— Значит, у вас здесь нет особых развлечений?

— Да, их не слишком много. Мне жаль местных. Мы, по крайней мере, уезжаем в отпуск в Тайбэй. А у них здесь нет никаких удовольствий.

— Что будет с ними, когда придут китайские коммунисты?

Цзиян посмотрел на материк и с минуту помолчал. Потом тихо произнес:

— Они погибнут, большинство. Я думаю, за одно утро.

Мэт уставился на светлый пластиковый стаканчик, в котором еще оставалась водка. Белая жидкость плясала и искрилась на солнце. Блеск заставил зажмуриться, и пробудившаяся память сделала гигантский прыжок сквозь время и пространство.

Он сидит на кровати. Мэйхуа пошла ответить на стук в дверь. Он пьет виски… И вдруг плывет куда-то под действием наркотика. А потом Мэйхуа присела на кровать с незнакомцем.

Но это был не… незнакомец. Это был…

Мэт оторвал взгляд от стаканчика и посмотрел вдаль, за маленький Цюэмой, туда, где скалы материка сползали в море.

— Я был там, — сказал Мэт отрывисто.

— Были?

— Да. В местечке, которое называется Чаян. — Мэт поднес руку ко лбу. Ему было жарко, в голове все путалось. Ли Лутан стоял за спиной Мэйхуа в ту ночь! Нет, такого не может быть, это невозможно!

— Почему они не стреляют?

— Мы не знаем. Уже три дня тихо.

Ли Лутан напоил его наркотиком. Или это сделала Мэйхуа по приказу Ли. Тем не менее тогда, в камере, она ничего ему не сказала. И никак не дала понять, что встречалась с Ли прежде.

— Скажите, какова жизнь на материке? — спросил Цзиян.

В квартире Мэйхуа был Ли Лутан, это был он! И вдруг Мэт сообразил, почему он сидит на залитом солнцем пляже с этим дружески расположенным к нему военным полицейским.

— Нет, — тихо произнес он. — Не думаю, что я скажу вам вообще что-либо, капитан Цзай.

Мэту стало плохо. Случайно, не отдавая себе отчета, он сообщил капитану то, о чем тот, возможно, и не догадывается: что была по крайней мере одна запасная копия «Апогея», и она хранилась в банке.

Сначала металлическое ведро на голову, а сейчас пикник. Садизм, который они чередуют с заботой. Эти люди — профессионалы, они знают все приемы.

И Мэйхуа — одна из них.

Мэт поднял голову и заметил на себе мрачный взгляд капитана.

— Я хочу сказать вам только одно. Вы знаете, кто такие хиппи?

Цзиян нахмурился.

— Я знаю, что на западе так называют отщепенцев. Но здесь это может означать и другое.

— Да. На Тайване это слово может означать человека вне закона. Верно?

Цзиян кивнул.

— Значит, Ли Лутан — хиппи.

Выражение лица офицера не изменилось, но Мэт увидел, как дрогнули уголки его глаз, и мгновенно почувствовал надежду.

— На самом деле, — быстро продолжал он, — он работает на «Нашу Формозу», тайваньское движение за независимость. Понимаете? Офицер, под началом которого вы находитесь, — предатель. Он сам рассказал мне об этом, он гордится этим.

Цзиян испытующе смотрел в лицо англичанину.

— Вы сумасшедший, вам известно это? Вы безумец. Поостерегитесь откровенничать, особенно здесь.

— Он сказал мне об этом сам, — настаивал Мэт. — Когда начнется вторжение, он планирует убить вашего президента, это будет первый шаг к захвату власти. И не только я слышал это. Там была Мо Мэйхуа.

Цзиян встал.

— Нам нужно возвращаться.

Мэт медленно поднялся.

— Спасибо за обед.

— Послушайте, прежде чем я доставлю вас обратно, мне нужно кое-что сказать. Мне не следовало бы делать это, но… вы знаете Линьчунь, поэтому я рискну. Будьте осторожны. Если вы оскорбите начальника… — Цзиян, сделав гримасу, провел указательным пальцем по горлу и пошел к дюнам.

— Разве для человека в моем положении это что-то меняет?

Цзиян уставился на Мэта.

— Не понимаю.

— Я был приговорен к смертной казни. За убийство. Разве вы не знали об этом?

— Знал. Но я совсем не понимаю вас.

— Почему?

— Потому что вы слишком спокойны. Так близки к смерти и тем не менее… так хладнокровны, так невероятно спокойны. Это неестественно.

— Ну что ж. — Мэт пожал плечами. — Я не паникер.

Цзиян пожевал нижнюю губу, словно взвешивая, что делать дальше. Потом тихо сказал:

— Они толкуют вам о смертном приговоре, но это неправда. Ли хочет заставить вас поверить в это. — Он поморщился. — Я слишком разговорился. Забудьте о том, что я сказал.

— Нет, не забуду. Я благодарен вам и надеюсь, что вы не лжете. А вы не должны забывать о том, что я сказал вам: ваш начальник Ли — предатель. Вы должны передать это в центр, пока он не убил президента. Может быть, вы даже получите медаль.

Цзиян долго вглядывался в лицо Мэта, и в глазах его металась тревога.

— И все-таки вы — безумец, — произнес он наконец. — Расскажите начальнику то, что он хочет знать. Тогда, может быть, он отпустит вас, прежде чем здесь начнутся убийства.

— Я не…

— Вы не понимаете? Тогда я объясню, чтобы вы поняли! Во всех докладах нашей разведки говорится одно и то же. Осталось очень мало времени, может быть, несколько дней, и начнется вторжение. А потом, — Цзиян положил руку на плечо Мэта, — ни один человек не покинет это место, никогда. Поверьте, я знаю: ни один человек не уйдет с Цюэмоя живым.

Ли Лутан увидел, как Мэйхуа вышла из здания аэропорта, и распахнул перед ней дверцу машины..

— Траханый Цюэмой! — взорвалась она, бросив сумку На заднее сиденье. — Удовольствия от него примерно столько же, сколько от пениса чао-чао.

— Ты выглядишь ужасно. Что случилось?

— Ничего. Достал порошок? — Вопрос вырвался с таким горячим нетерпением, что она готова была откусить себе язык.

— Не волнуйся. Достал я твой — как это? — волшебный порошок.

— Райская пыль.

Ли быстро вырулил на главную дорогу и поехал на север, к Наньшани.

— Что с тобой?

— А… поругалась с матерью. Старая шлюха, сифилитичка… Представляешь? Она продала мою лучшую картину. Подлинник Чэн Цайтуна. «Чаепитие». Она бесценна, а мать получила за нее всего несколько тысяч тайваньских долларов.

— Не кричи! Я приказал тебе быть на виду, чтобы люди знали, что ты остаешься на месте. Что же ты делала у матери в Пэйтоу, когда я хотел, чтобы ты была в Тайбэе?

— Приходится иногда навещать эту суку.

— Больше не делай этого. Я хочу, чтобы, занимаясь этой работой, ты была спокойна и уравновешенна. Насколько позволяет «райская пыль».

Мэйхуа выглянула в окно.

— Господи, как я ненавижу это место. Все эти деревья…

— Они защищают рокадную дорогу от воздушной разведки.

— Какие же они скучные. Не выношу их. — Они проехали сеть окопов, а потом свернули за угол под стволами артиллерийских орудий. — И пушки, — добавила Мэйхуа. — Я читала где-то, что это одно из самых хорошо защищенных мест на земле. Это правда?

— Да.

— Почему?

— Что почему?

— Для чего защищать эту кучу дерьма?

Ли Лутан правил машиной молча, пока не почувствовал, что Мэйхуа успокоилась.

— Юнг упорно сопротивляется, — нарочито рассеянно сообщил он.

— Не удивительно.

— Ты ожидала этого?

— Конечно. Он упрямый. И здоровый… очень здоровый. — Мэйхуа сделала усилие, чтобы собраться с мыслями. Ей на память пришел последний разговор с Мэтом, и Мэйхуа хихикнула. — А ты еще не пробовал выдирать ему ногти?

— Нет. А ты думаешь, это могло бы…

— Нет, забудь об этом! Слушай, Лутан… — Она пустила в ход самые льстивые интонации. — Ты знаешь, как я тебе благодарна. Ты дал мне цель в жизни, дело, идеал. Но давай посмотрим правде в лицо; на самом деле эта работа не для меня.

Ли уже хотел ответить, но тут у них над головой низко пролетели два истребителя. Он ударил по тормозам, и их обоих сильно тряхнуло.

— Что ты сказала? — переспросил Ли, когда они двинулись дальше.

— Неважно.

— Что-то насчет идеалов и дела, насколько я помню. Забавно слышать такие слова из уст дочери шлюхи и сбежавшего матроса-янки.

Мэйхуа опустила голову.

— И роли неплохие тебе перепадали, правда? А еще — «Золотая лошадь» и «райская пыль». Не будем о ней забывать.

— Я же сказала, что благодарна.

— Тогда докажи это!

— Как?!

— Завладей мыслями Юнга.

— Я должна это сделать?

— Конечно! — Ли сделал паузу. — Ты влюблена в него, не так ли? Верно я говорю?

— Да, если хочешь знать.

— И даже больше, чем влюблена?

— Иногда.

— Это, конечно, твое личное дело, но я буду наблюдать за тобой. Понятно?

— Понятно. — Мэйхуа вздохнула. — Сколько у меня времени?

— Немного. Сейчас уже почти конец февраля; скажем, три недели самое большое.

— Господи! Не уверена, что выдержу еще три недели на Цюэмое.

— Выдержишь. Тебе покажется, что дни бегут даже слишком быстро. — Ли с яростью переключил сцепление. — Этот молодой человек — крепкий орешек. Завтра я собираюсь показать ему ворота.

Мэйхуа положила руку ему на шею и принялась нежно массировать ее кончиками пальцев.

— Это так необходимо? Ворота ужасны.

— Они гораздо лучше того, что уготовлено нам по ту сторону. — Ли кивнул на материк. — Мобилизация их войск идет полным ходом, и я догадываюсь почему. Они знают, что мальчишка Юнг у нас и боятся лишиться своей тайны.

— Сколько времени понадобится твоим людям, чтобы использовать «Апогей» против «красных»?

— Слишком поздно! Даже если мы получим «Апогей» завтра, все равно времени не хватит. Нет, нам придется продать его американцам в награду за их вмешательство. Но только после того, как мы захватим власть. А все займет много времени. Саймон не будет так долго ждать.

— А что он сможет сделать?

— Не знаю. Он блефовал, когда сказал мне, что сделал фотографии и магнитофонные записи в самолете. Теперь я уверен в этом. Иначе он уже напечатал бы их. Но Саймон — боец, он не будет сидеть в Гонконге сложа руки.

— Почему же ты не обработал как следует сынка?

— Потому что, поспешив, я рискую потерять все, вот почему!

— Так чем я буду заниматься?

— Тем же, чем и всегда — мальчишкой. Завтра я проведу его через ворота, а потом можешь ублажать его. Как я уже сказал, настоящего допроса еще не было, но ясно, что он знает что-то.

— И он бы рассказал тебе об этом, если бы ты не разевал так широко свой рот в первый день. Ему нравится Тайвань. Не знаю почему.

— Ошибочка, — тихо сказал Ли, — но ее легко исправить.

— Неужели?

— Да. Сегодня с ним работал Цзиян. Он хорош. Сочувствие и все такое прочее… Кстати, Юнг клюнул на то, что Цзай знаком с Линьчунь. За это я тоже тебе благодарен. Сработало до некоторой степени. Юнг разговорчив. У него внутри все кипит и вот-вот вырвется наружу. Сегодня утром он был близок к этому; рассказал о запасной копии.

— Копия? Она все еще в Тайбэе?

— Возможно.

— Это решило бы все твои проблемы.

— Решило бы, но беда в том, что, по словам Юнга, единственную копию уже увезли.

— Похоже, Цзиян делает большое дело. Почему бы ему не продолжить работу, а меня освободить от нее?

— Цзай не приобрел над ним той власти, которая есть у тебя. — Ли улыбнулся. — Юнг заверил нашего доброго капитана, что я предатель и член движения за независимость Формозы. Он не боится слегка рискнуть.

— Ты чертовски прав, — восхитилась Мэйхуа. — И что Цзай?

— Сказал Юнгу, что он псих, и доложил мне, как только вернулся. Теперь слушай: я хочу, чтобы ты сказала Юнгу, что придумала план побега.

— Ты всерьез думаешь, что он поверит в это?

— Не сомневаюсь!

— Но любой знает, что бежать отсюда невозможно.

— Нет ничего невозможного, если поразмыслить и убедить. Убеждать — это твоя работа. Успокой его, заставь поверить, что он скоро будет свободен. — Ли помрачнел. — Он и в самом деле может оказаться на свободе. Если он не знает так много, как мне кажется, или если на Тайване и вправду не осталось черновых копий, мне придется продумать сделку.

— Сделку?

— Да. Обмен. С… Эй! Смотри!

Они выезжали из деревни Наньшань. Со стороны материка вдруг появилась яркая вспышка, а за ней взметнулся столб дыма. Ли нажал на акселератор.

— Обстрел! Они начали опять.

Свист, похожий на вопль, ударил в уши Мэйхуа. Она успела лишь вскрикнуть от ужаса, когда их машина пронеслась мимо часовых, стальные двери с лязгом захлопнулись, и они оказались в безопасности, внутри гарнизона КУ-4.

Мэйхуа заерзала в машине. Надо же, трусы мокрые. Описалась от страха перед смертью в таком ужасном месте, от страха быть разорванной в клочья, кровавые клочья. Какой кошмар!

Мысли ее, как обычно, путались. Кому верить? Кому помогать?

— План побега, — задумчиво протянула Мэйхуа. — Неплохо придумано. Но какой план? Ведь Юнг должен в него поверить, а он не дурак.

 

Глава 22

— Вы уверены, госпожа, что вам сюда? — с сомнением спросил таксист.

Линьчунь посмотрела в том направлении, куда указывал его палец, и поняла причину вопроса.

Два разных дракона, сидящих на квадратных столбах ворот, охраняли вход в старый особняк. Бетонная дорожка была вся в выбоинах. В углу лужайки перед парадным входом, возле фонтана, из которого не текла вода, стояла открытая беседка. Колонны и крыша были изъедены ржавчиной.

Линьчунь смотрела через мутное ветровое стекло на фасад, выкрашенный белой и зеленой краской. Перед ней было большое двухэтажное сооружение с огромным количеством комнат. Веранда по всей длине дома была отгорожена низким барьером со стоявшими на нем терракотовыми цветочными горшками. Целое крыло дома почти исчезло под ветвями ползучих растений. Штукатурка облупилась. Особняк имел печальный и запущенный вид.

Такси подъехало к крыльцу. Перед ним была арка, к фасаду вела дорожка под навесом. Выходя из машины, Линьчунь увидела трещину, бегущую вверх по стене. Росшее рядом дерево опасно накренилось, и Линьчунь стало жаль этот чудесный дом.

— Корни, — объяснил шофер, указав на трещину. — Очень жаль. Но это часто случается здесь, в Сингапуре.

Линьчунь расплатилась и подождала, пока такси исчезло из виду. Только после этого она нажала на кнопку звонка. Никто не вышел к ней. Через некоторое время она заглянула в полуоткрытое окно.

— Эй, — окликнула она. — Кто-нибудь есть?

Дом отозвался гулким эхом. Линьчунь ощутила исходящий из дома неприятный запах пищевых отбросов. Защекотав ноздри, он вызвал у нее приступ тошноты. Она взглянула на клочок бумаги с адресом. Да, место то самое. Так где же мистер Ку?

Она пошла вокруг дома. С забора свешивались ветки высоких кустов и устилали листьями мокрую лужайку, заросшую жесткой травой. Позади дома, в углу сада, скособочилось металлическое кресло-вертушка, заваленное грудой сухих веток. Там же был плавательный бассейн — от бесконечных дождей вода переливалась через край. Когда Линьчунь приблизилась к крытому крыльцу, ведшему на кухню, по краям бассейна заплескалась вода: в бассейне кто-то плавал. Она узнала Ку.

В тот момент как появилась Линьчунь, он лежал в воде спиной к дому и, очевидно, не слышал, как она подошла, потому что, оттолкнувшись, поплыл кролем, разбрасывая листья, усеявшие поверхность воды. Линьчунь смотрела, как мощные мышцы без усилий несут его тело вперед, преодолевая сопротивление воды, и беспокоившие ее проблемы решились сами собой.

Ку повернулся, поднял голову и увидел ее. Секунду он в замешательстве тряс головой и протирал глаза, а потом с такой скоростью поплыл назад, словно все акулы Южно-Китайского моря гнались за ним по пятам. Ухватившись за край бассейна, он рывком выскочил из воды.

Они стояли и смотрели друг на друга, забыв о проливном дожде. Линьчунь не могла отвести глаз от его почти обнаженного тела. Мускулистые ноги, выпуклая грудная клетка, плоский живот, крепкие ягодицы… тело пловца.

— Я не ждал вас так скоро, — сказал Ку.

— Самолет прилетел раньше.

— А-а. — По лицу Ку струился дождь, укладывая чуть отросшие черные волосы аккуратной прямой челкой. — Будьте добры, подайте полотенце.

Ку прошел в кухню, вытираясь на ходу. Линьчунь исподтишка разглядывала его. Он всегда казался таким невзрачным в костюме, на самом же деле тело его оказалось гибким и крепким, словно стальной трос. Оно было мускулистым и жилистым. Когда Ку поставил ногу на стул, чтобы вытереть пальцы ступни, она увидела, как изогнулась его спина и эластичная кожа без единой складки натянулась на стройном теле.

Ку заметил выражение ее лица и понял, что сам испытывает нечто подобное. Для него вдруг все стало удивительно простым, а ведь раньше он считал любовь безделушкой.

— Вы прекрасно выглядите.

Линьчунь одернула широкую зеленую юбку и улыбнулась:

— Ничего особенного. Самый простой дорожный костюм.

Ку отбросил полотенце и, прежде чем Линьчунь успела понять, что происходит, подошел к ней и притянул к себе. Он стоял, расставив крепкие ноги, и прижимал ее к себе, ощущая теплое тело сквозь ее легкую блузку. Соски у Линьчунь набухли от возбуждения. Его торс был крепок как сталь, а ниже…

Линьчунь ощутила, как что-то терпкое подступает к горлу, и отолкнула Ку, но полубессознательно, словно во сне. Она не видела, как набухает его член, но почувствовала это. Он касался ее осторожно, но настойчиво, и магия мужского жезла действовала неотвратимо.

Ее воспитывали с верой в силу человеческого разума. Впервые испытав власть тела, она растерялась — нравственность дала трещину в ее душе, поползшую словно та, что на стене дома, и по той же причине: упрямый росток пробил себе путь, невзирая на препятствия.

— Скучала по мне хоть немного?

— Я… я очень скучала, — призналась Линьчунь.

Цю приподнял ее подбородок двумя пальцами и, с нежностью заглянув в лицо, поцеловал в губы. Нет, подумала она, я не вынесу этого, просто не смогу. Это все равно что наркотики. Я погибла. От губ по телу разливалась истома. Потом что-то прохладное и влажное настойчиво раздвинуло их, проникнув в рот, и Линьчунь ошеломленно вздрогнула. Нет, продолжай, продолжай! Не останавливайся!

Цю начал гладить ее по спине, вдоль позвоночника. С каждым новым движением руки его опускались все ниже. Линьчунь опять вздрогнула и застонала, но стон поглотили его губы. Она почувствовала, что ее руки тоже движутся, словно живут своей отдельной жизнью. Только что они лежали на его плечах и вот уже повторяют движения его рук.

Он вел себя как врач, готовивший больного к операции; еще секунда, и сознание ее отключится. Но этого не случится, потому что достаточно сказать слово, и он остановится, и все снова будет как прежде. Она сможет вернуться домой к родителям, прямо смотреть ему в глаза и…

Его язык стал настойчивее. Линьчунь прижалась к его груди и в ту же секунду поняла, к чему стремится. Ей хотелось раствориться в Ку. Раздельное существование кончилось. Прощай, подумала она. Прощай, прощай.

Ее пальцы скользнули под резинку его плавок. Он застонал, сильнее прижал ее к себе, бедра к бедрам. И тут Линьчунь очнулась. Ее глаза широко открылись, она поспешно оттолкнула его и закрыла лицо руками.

— Что случилось? — В его голосе звучала нежность и тревога, но Линьчунь не могла вынести этого. Она запачкана, опозорена…

— Подожди минуту, — пробормотала Линьчунь.

Вскоре она успокоилась, дрожь унялась, приятное головокружение тоже. Жизнь вошла в привычное русло, но взгляд ее не мог оторваться от плавок, где все еще проступало могучее проявление той ужасной силы, которую она только что испытала на себе. Линьчунь чуть было не спросила, не больно ли ему, но удержалась, поняв, как это глупо. Вместо этого она сказала:

— Оденься, пожалуйста. — И когда он начал было что-то говорить, она закрыла уши руками. — Пожалуйста!

Цю вышел из кухни и вскоре вернулся, надев широкие черные брюки и рубашку с открытым воротом. Линьчунь снова обнаружила, что ее глаза предательски косятся на его промежность, но теперь там ничего не было видно.

— Мне не нравится этот дом, — сказал он. — Давай поговорим на улице.

— Дождь все еще идет.

— Мы можем посидеть в беседке перед входом. Я провел там массу времени.

Цю подошел к двери и снял с вешалки зонт из вощеной бумаги. Она неохотно последовала за ним, понимая, что нужно или прижаться к нему, или остаться под дождем. Каким-то образом Линьчунь ухитрилась не слишком промокнуть и вместе с тем не преступить границы приличия.

В центре беседки стояли две каменные скамейки. Линьчунь села на одну, Ку — на другую.

— Нам нужно о многом поговорить, — сказал он. — Спасибо, что приехала.

— Ты сказал, что это срочно. А у меня еще оставались дни от отпуска. — Линьчунь нервно рассмеялась и развела руками. — И вот я здесь.

— Ты говорила кому-либо, куда едешь?

— Только маме, а в банке — никому.

— При сложившихся обстоятельствах я рад, что ты доверилась мне и приехала.

Линьчунь промолчала. По правде говоря, она не совсем ясно представляла себе, зачем ей понадобилось сюда приехать.

— Линьчунь, мне нужно многое сказать. Я скрывался, сначала в Пенане, теперь здесь. В Пенане мое убежище раскрыли. Здесь еще более опасно. Мне придется скоро уехать.

— Что это за дом?

— Он принадлежит человеку по имени Ни. Много лет назад я познакомил его с Саймоном Юнгом, и они стали деловыми партнерами. И друзьями, я полагаю.

— Понятно.

— Теперь я работаю на Юнга. Ни оказал Юнгу услугу: согласился на время оставить меня здесь, в целях безопасности. Но все равно опасность существует…

— Почему? Из-за полиции?

— Полиции я не интересен. Что бы ни думали директора банка, я не вор. Настоящая опасность в другом. Господин Ни неофициально поддерживает тесные связи с материковым Китаем, а сейчас они представляют для меня большую угрозу.

— «Красные» преследуют тебя?

— Да. И это создает большие трудности для господина Ни, потому что его друзьям в Пекине не понравилось бы, что он опекает меня.

— Но куда же еще тебе можно уехать? Где безопасно?

— Нигде. Слушай: есть много вещей, о которых трудно рассказывать. В сущности, это целая история всей моей жизни.

Ливень поутих, но крупные капли дождя еще били по железной крыше высоко над их головами, словно кто-то играл на контрабасе в самом низком регистре. Наконец дождь окончательно прекратился, и Цю Цяньвэй начал свой рассказ.

А в это время пожилой господин стоял на первом этаже у окна, прячась за ставнями и наблюдая за странной парой. Он размышлял о том, что могло привести этих людей в его дом. Через некоторое время Цю принялся жестикулировать, и, судя по тому, как двигались его губы, можно было догадаться, что говорит он очень быстро. Потом девушка запротестовала: прервала его, встала, села и снова встала. Старик с любопытством наблюдал за этой пантомимой.

Разговор в саду продолжался минут двадцать, а закончился тем, что Линьчунь выбежала из беседки на подъездную дорогу и бросилась к шоссе.

Она бежала долго, пока тропическая жара не заставила ее перейти на шаг. Какое-то время она с трудом понимала, куда идет. Она оказалась в парке с крутым холмом посередине. Линьчунь взобралась на вершину, после чего, видимо, опять спустилась вниз, потому что обнаружила, что сидит на автобусной остановке, напротив огромного, оранжевого цвета торгового комплекса и смотрит на проезжающие мимо машины.

Ее переполняло множество мыслей и чувств. Облегчение от того, что она остановила его и они не стали заниматься любовью; печаль, потому что он был с континента, оказался шпионом и имел семью; презрение к себе, к собственной глупости и слабости; жалость к себе, потому что она полюбила Цяньвэя (теперь она поняла это) и невозможно, совершенно невозможно увидеться с ним вновь. И еще потому, что никогда ей не встретить человека хотя бы на десятую долю столь же привлекательного. Или на сотую часть такого же хорошего. Так долго ждала, берегла себя для этого единственного мужчины, а теперь посмотри, куда тебя завело.

Линьчунь плакала. Она презирала себя за это, но не могла остановить слез. Поэтому она закрыла лицо платком и притворилась, будто ей в глаз попала соринка.

Через некоторое время слезы высохли, и Линьчунь продолжала просто сидеть, слегка покачиваясь взад-вперед и крепко обхватив себя руками. Но воспоминания о том, как он держал ее в объятиях, продолжали мучить девушку.

Она просидела так с час или больше, молча в памяти перебирая события прошлого и пытаясь понять, что же привело ее сюда. Она бесцельно плыла по океану, именуемому Жизнь, но теперь у нее был свой плот. Автобусная остановка давала возможность передохнуть, это было убежище, где можно запастись силами. Но в любую минуту ей придется вновь броситься в океан, выбрать курс и следовать ему, пока она не доберется до линии горизонта, а там и за пределы знакомого ей мира.

Линьчунь остановила такси и велела водителю везти ее к аэропорту Чанчжи. Таксист был пожилым и, видимо, глуховатым, потому что обернулся и переспросил:

— В аэропорт?

Линьчунь сделала глубокий вдох и, наверное, забыла выдохнуть, потому что, лишь почувствовав головокружение, осознала, что происходит.

— Нет. — Это слово вырвалось из нее, словно короткий взволнованный выдох.

Она порылась в сумочке в поисках клочка бумаги с адресом особняка.

Дорога оказалась короткой. Линьчунь вышла и, выглянув из-за капота машины, увидела Цю Цяньвэя, который сидел в беседке, широко расставив ноги и сцепив пальцы рук. Она заметила, как ссутулилась его спина, а голова свесилась набок, как искривились губы и наморщился лоб, придав лицу выражение отчаяния… Линьчунь спрыгнула со своего плота и изо всех сил поплыла к берегу.

— Я вернулась, — объявила она о том, что было и так ясно, и опустилась на вторую скамейку.

Линьчунь сидела на самом краешке, очень прямо, положив руки на колени, словно не собиралась задерживаться здесь надолго. Цю поднялся и сделал шаг назад, неловко сунув руки в карманы. Наступило долгое молчание, наконец он собрался с духом и задал жизненно важный вопрос:

— Почему?

Она опустила глаза и с минуту разглядывала свои руки, потом произнесла:

— Не стоит начинать, если не способен продолжить.

Линьчунь ожидала, что он поймет ее прозрачный намек, склонится к ней и возьмет за руки, и она уплывет куда-то далеко. Но Цю ничего подобного делать не стал, только смотрел на нее с опаской. И у Линьчунь не осталось иного выхода, кроме как ринуться напролом. Она встала и крепко схватила его за руку.

— Как тебе не стыдно, ты заставляешь меня делать все самой.

Линьчунь потянула его за руку, и Цю сделал неуверенный шаг вперед. Потом еще один. Она, казалось, вела его за собой, интуитивно выбирая дорогу.

Много позже, когда они вышли в тропическую ночь, Цю заметил, что в особняке светится одинокое окно, и в его душу закралась тревога. Он остановился.

— Забавно… Предполагается, что дом пуст, никто здесь больше не живет. Видишь этот свет?

— Да.

— Там кабинет господина Ни. Должно быть, заработался допоздна.

Линьчунь взяла его под руку.

— Ты слишком взволнован.

Цю сжал ее руку.

— Возможно.

Ворота с лязгом захлопнулись за ними, и только хор цикад нарушал теперь тишину в саду.

В кабинете все тот же престарелый господин, что наблюдал за ними раньше, дремал, лежа на кожаном диване. Почти одновременно с тем, как Цю и Линьчунь ушли, магнитофон, стоявший рядом с ним на полу, издал громкий щелчок, и бобины перестали крутиться. Мистер Ни вздрогнул и проснулся. Он перемотал магнитофонную ленту, снял бобину и, бросив рядом с собой на диван, потянулся к телефону. Услышав ответ оператора, господин Ни заказал разговор с Пекином, а затем опять лег, скрестив руки на груди, и удовлетворенно закрыл глаза.

 

Глава 23

Воздух был сырым и зловонным, словно сюда, на эту глубину, совсем не проникал свежий воздух. Мэт силился разглядеть то, что было поблизости, с левой стороны грубой бетонной лестницы, но тьма стояла непроглядная.

Винтовая лестница круг за кругом спускалась вниз широкой спиралью. Свет исходил только от факелов, прикрепленных к влажной гранитной стене через неравные промежутки. Тусклые языки пламени коптили и пахли нефтью. Мэта знобило.

Когда лестница наконец закончилась, он оказался в широком туннеле, высеченном в скалистом грунте Цюэмоя. В дальнем его конце находилась площадка, залитая белым светом, и там, как в рамке, стояла человеческая фигура.

Чем ближе он подходил к источнику света, тем более знакомым казался Мэту этот молчаливый человек. Фуражка с козырьком, меч, узкая гимнастерка могли принадлежать только Ли.

— Доброе утро, мистер Юнг, — сказал Ли Лутан, когда их отделяло друг от друга несколько ярдов. — Добро пожаловать.

Мэт вздрогнул. Два факела отбрасывали на Ли тени, высвечивая отдельные черты лица, но не открывая его полностью.

— Идемте. — Китаец взял Мэта за руку, словно он был почетный гость.

— Я хочу, чтобы вы кое-что увидели. Нечто уникальное.

Коридор был тоже освещен факелами, но теперь уже электрическими, вставленными в железные скобы и защищенными матовыми стеклянными шарами. По мере того как Ли и Мэт продвигались вперед, воздух становился все теплее и чище. Потом они вошли в круглое помещение со сводчатым потолком, из которого выходили две галереи под углом в шестьдесят градусов друг к другу. Ли встал впереди Мэта.

— Я собираюсь повести вас на выставку. Ей много лет, но она из числа тех, что никогда не устаревают. Она существует здесь уже долгое время, хотя ее цель, ее истинное назначение никогда не менялось. Экспозиция расположена по кругу. — Ли указал рукой. — Этот вход — ее начало. Мы пойдем по этому кругу, пока наконец не вернемся сюда же.

Когда Мэт набрался храбрости, чтобы заговорить, Ли выслушал его с благосклонной улыбкой.

— Что это… за выставка?

— Ее, наверное, можно назвать «Опыт веков». Что-нибудь в этом роде.

— Зачем она мне? — Голос Мэта звенел, выдавая страх. И оба это поняли.

— Мистер Юнг, — задумчиво сказал Ли, как будто собирался произнести заранее заготовленную речь, — едва ли необходимо описывать ситуацию, в которой мы оказались. Компания вашего отца разработала для «красных» китайцев оружие. Нам надо выяснить о нем все, что можно. Мы полагаем, что вы знаете многое. Поэтому нам придется принять меры и заставить вас рассказать все, что вам известно.

Ли вопросительно смотрел на Мэта, словно хотел понять, требуются ли дальнейшие объяснения. В этом замкнутом помещении внутри скалы стало так жарко, что на спине у Мэта выступил пот.

— Мне нечего вам рассказать. Вы взяли не того человека. Я просто… не… знаю.

Ли покачал головой.

— Существует много способов вырвать информацию, — пояснил он вежливо. — Медицинские и самые примитивные. Медицинские — химические препараты — сильны, но опасны. Я считаю, что по двум причинам. Во-первых, химический эффект, если он уже оказал свое воздействие, не прекращается и впоследствии, и может разрушить мозг человека, прежде чем тот сумеет сообщить, что ему известно. И, во-вторых, потому что даже человек, обладающий средней выносливостью и слабым интеллектом, способен долго сопротивляться наркотикам, выдавать ложную информацию или нести всякую чушь.

Во рту у Мэта появился неприятный привкус. Как он ни старался, он не мог набрать достаточно слюны, чтобы сглотнуть.

— И, разумеется, есть примитивные методы воздействия, которые всегда под рукой. К ним обращались веками. Железо, которое разрывает плоть, пламя, которое пожирает ее, ножи, которые ее режут. А здесь, в Китае, есть умные пытки, при которых воздействуют только на кончики пальцев, но это может довести человека до безумия. Это физические методы. А что же говорить о моральных страданиях?

Мэт ничего не ответил. Дыхание его участилось, сердце бешено колотилось.

— Меня всегда удивляло то, что желаемый результат дает не пытка, а страх перед ней. Понимаете, человек, который испытывает сильную боль, может сказать что угодно, лишь бы прекратить мучения, но при этом, возможно, не сумеет проконтролировать свои слова. Но человек, который боится, по-настоящему боится боли… он скажет правду, потому что до боли он еще мыслит рационально и знает, что только таким способом сумеет спасти себя. — Ли все больше воодушевлялся, словно лектор, дорвавшийся до своей любимой темы. — Я собираюсь показать вам, чему мы, китайцы, научились в ходе двухтысячелетнего опыта. Итак, идемте, мистер Юнг. — Ли снова взял Мэта под локоть и жестом дал понять, что их экскурсия начинается. — Идемте. Но сначала я хочу обратить ваше внимание на надпись над той дверью, через которую вы должны пройти. Взгляните туда.

Над первой дверью Мэт увидел китайские иероглифы, вырезанные в скале.

— Вы в состоянии прочесть их? Это не слишком трудно.

Мэт заставил себя думать. Нельзя поддаваться панике, отчаянию. Только сохранив спокойствие, он сможет выбраться из этой ситуации. Так сказал ему капитан Цзай. Никаких сомнений: он сможет. Сможет!

— Ли… цин… мэнь…

— Да! Очень хорошо! А что означают эти слова? — Мэт ничего не ответил, и Ли высказал свое разочарование. — Ну что вы! «Мэнь», что такое «мэнь»? Это ведь так просто.

— Дверь. Ворота.

— «Ворота», да, в нашем случае — «ворота», или «врата». А «ли», что это такое?

— Красивый? — это слово стоило Мэту усилий, но он все-таки выговорил его.

Ли скривил губы и покачал головой.

— Ну, может быть. А что-нибудь повыразительнее?

Мэт не мог придумать, что сказать. Ему становилось смешно, но он чувствовал, что если засмеется, то уже не сможет остановиться. Истерика, словно невидимое газовое облако, нарастала где-то под сводом, над его головой.

— Хорошо, оставим это на время. Можете вы сказать мне, что означает «цин»?

Мэт старался полностью сконцентрировать внимание на этой лингвистической проблеме. Потому что тогда можно не думать обо всем остальном. Может быть, таким образом удастся победить ужас.

— «Цин» означает… «ясный», по-моему.

— Почти так. Неплохо. — Ли Лутан взмахнул рукой в сторону надписи и сказал: — Мистер Юнг, я приглашаю вас пройти через Врата Совершенного Знания. Эти слова были вырезаны над входом в камеру пыток Лай Чуньченя, палача императрицы У Чао в седьмом веке. Знаете, что обнаруживается за этими вратами?

Мэт, опять лишившись дара речи, покачал головой.

— Самая страшная вещь в мире. Познание. Самопознание. Прошу вас, идемте.

Они прошли через темный вход. Далее шел тускло освещенный коридор, такой узкий, что рядом могли идти только двое. Справа была стена, слева…

Ли Лутан остановился, обернулся и положил руку на плечо Мэту.

— Мы начнем сначала, — сказал он, — со времен мифов и легенд. То, на что вы сейчас смотрите, — это ад, китайский ад.

Мэт не в силах был оторвать глаз от того, что видел.

Там была… картина. Так показалось ему на первый взгляд. В углублении около двадцати футов в длину и десяти в глубину имелась площадка. Освещение было тусклым, только одно яркое пятно высвечивало квадратную дощечку на задней стене с начертанными на ней китайскими иероглифами. Очевидно, там имелось пояснение к сценке.

Три восковые фигуры занимали пространство в углублении. Двое — демоны, на которых надеты страшные, ярко раскрашенные маски с огромными зубами, заостренными ушами и раздвоенными языками. В третьем можно было узнать человека — и только. Он лежал привязанный к кровати, а голова его была приподнята, чтобы он мог видеть, что дьяволы делают с его торсом. На лице человека отражались предельное страдание и ужас. Демоны деловито перепиливали его пополам. Два-три ребра уже виднелись из-под зубьев пилы. Потоки крови, темной, как бургундское вино, заливали всю сцену.

Мэту хотелось смеяться.

За последнюю четверть часа его довели до состояния мучительной взвинченности. Ли, которому хотелось навести на него ужас, казалось, преуспел в этом полностью, и вдруг эта грубая пародия на музей восковых фигур. Шутка.

Ли хлопнул его по плечу.

— Вам это ничего не напоминает? — приветливо спросил он. — «Сады Тигрового бальзама», как вы думаете?

Ли рассмеялся, и Мэт, который уже не мог больше сдерживаться, расхохотался вслед за ним. Сначала он испытал чувство глубокого облегчения, и только через некоторое время понял, что никто больше не смеется, а Ли смотрит на него в упор.

— Да, — продолжал Ли. — В Сингапуре и Гонконге можно встретить такие-живые картинки, не так ли? Ребячество.

Он повел Мэта в глубь галереи. Мэт заметил, что она изгибается, но очень плавно, и понял: если его мучитель прав, и им предстоит сделать круг, то путешествие будет долгим.

Следующее углубление походило на первое, только на квадратной табличке были написаны ряды цифр, а сама картина освещалась ослепительно ярким светом. Мэт поднял глаза, защищая их рукой, и увидел три фигурки. На этот раз обнаженная жертва лежала, привязанная к столу. Другой человек, одетый в пыльные церемониальные одежды и головной убор судейского чиновника, привязывал к животу лежавшего нечто похожее на перевернутый металлический таз. Еще один нес маленькую клетку из ивовых прутьев, а в углу искусственным огнем пылала жаровня.

— Не трудитесь над этой китайской надписью, — сказал Ли. — Я объясню вам ее. В клетке находится голодная крыса. Они посадят животное под таз, а потом привяжут его к животу человека. И положат на таз горячие угли. Крыса поначалу будет метаться, а затем начнет искать выход. Таз она прогрызть не сможет. И через некоторое время обнаружит, что есть способ полегче…

Музей восковых фигур уже не казался таким смешным. Лоб Мэта покрылся испариной, и он смахнул ее быстрым, почти сердитым жестом.

— Теперь, передвигаясь постепенно вперед во времени, мы подбираемся к знаменитой смерти от тысячи порезов. Вы увидите, как искусный палач может сохранять свою жертву живой в этой клетке часы, дни и даже недели. Обратите внимание на нож. Край зазубрен…

Картины и таблички сменяли друг друга, и Мэт перестал отличать реальность от омерзительного мира, представленного в нишах, мелькавших перед его глазами.

Все виды физических пыток были собраны за Вратами Совершенного Знания. Люди, посаженные на кол, дети, которых резали на глазах страдающих родителей; сожженные конечности, горячая сера, которой заливали гноящиеся раны, женщины, подвешенные за запястья, связанные за спиной. Носы жертв погружали в ведра с нечистотами, к гениталиям подключали электрический ток, кожа иссечена бритвой, большие пальцы рук отрезаны. И везде кровь; темная, похожая на густое доброе вино.

— Таго — удивительное приспособление! Оно отмечено популярностью в некоторых странах Южной Америки. Стрелки, которые вы видите, подсоединены с помощью проволоки к электрогенератору, и истязуемый остается парализованным до тех пор, пока не выключат ток. Это полезно для контроля над толпой в замкнутом пространстве, как второстепенное средство, конечно… Бастинадо… вы уже знакомы с этим… стояние на коленях на битом стекле. Кое-что они заимствовали у нас для своей бесславной «культурной революции»… я имею в виду тех, что по другую сторону пролива… — монотонным голосом с интонациями профессионального экскурсовода продолжал свой рассказ Ли, объясняя каждую деталь, словно тревожился, как бы что-нибудь не осталось непонятным. — Перетирание человека между мельничными жерновами — старинная казнь, но вы видите ее в этой секции, потому что «красные» во времена Мао очень любили ее. Ничто не исчезает бесследно, а?

Справа — белая стена, электрические факелы, под ногами — каменный пол; слева ниши — их тошнотворной череде, казалось, не будет конца. Становилось все жарче, даже у Ли под глазами выступили крошечные капельки пота. Как раз в тот момент, когда Мэт почувствовал, что не может больше выносить ужас и эту жару, Ли остановился перед углублением, которое отличалось от других.

— Ну вот, мы дошли почти до конца. Нам осталось посмотреть еще вот это, а затем и перекусить можно.

На краю углубления находились три узкие ступеньки, ведущие вниз. Здесь не было никаких восковых фигур, и это естественно: от такой жары они могли бы расплавиться. Мэт напрягал зрение, не понимая, что за зрелище открылось перед ним. Дальняя стена глубокого алькова была выкрашена черной краской, и служила фоном для изображения чего-то похожего на кабину парового локомотива изнутри. Потолок был очень низкий, и это усиливало ощущение замкнутого тесного пространства. Легко было представить, как кочегар сгребает уголь лопатой, рискуя задохнуться от жары…

Да, все детали были выполнены точно. В свете мощных прожекторов, установленных на металлических подставках, Мэт видел содержимое кабины: регулятор, тормоз, приборный щиток с циферблатами и даже свисток. Но он не понимал назначения увиденного.

— В первый день вашего пребывания здесь мы говорили о Тай Ли, моем предшественнике. — Ли дотронулся до ножен и на минуту замолчал, словно припоминая события далекого прошлого. — Он наводил великий страх. Люди называли его «пугалом». С предателями и теми, кого подозревали в предательстве, он использовал приемы, которые стали широко известны. Его приближенные в результате были фанатично преданны ему, хотя Тай Ли запрещал им жениться. — Ли поднял руку и указал на изображение. — Обычно он бросал предателей в топку локомотива. Живых. А для того чтобы заглушить их крики — а они были ужасны, мистер Юнг, — он… — Ли дотянулся до свистка и с силой нажал на клаксон.

Пронзительный свист прорезал тишину тесной камеры. Мэт зажал уши, но бесполезно: хриплый вой продолжал, ничуть не затихая, проникать в его мозг.

Ли снял руки со свистка и вернулся на прежнее место.

— Звук усилен. В четыре раза. Но он настоящий, поверьте. Вы когда-нибудь взбирались на Али-шань? В депо, у вершины горы, есть несколько поездов с угольными топками. Свист, который вы только что слышали, был записан на пленку там.

Ли увидел выражение лица Мэта и едва заметно улыбнулся.

— Смотрите! — Он взял железный прут, стоявший в углу кабины, и наклонился, чтобы открыть заслонку. Послышался рев, гудящее пламя вырвалось наружу, вспыхивая красными, оранжевыми и ярко-желтыми языками, словно угрожая пожрать человеческую плоть. Отверстие было большим — площадью около трех квадратных футов, как раз достаточным, чтобы вместить человеческое тело. Мэт до боли зажмурил глаза, пытаясь прогнать видения горящих волос и кожи, которые упорно врывались в его сознание, но жар гудевшего пламени возвращал его к этим мыслям.

Ли захлопнул дверцу, и яростный шум поутих.

— Мы жжем смесь угля и дерева, — пробормотал он. — Это нужно для системы горячего водоснабжения, а зимой, конечно, и обогревает нас. — Сделав несколько мелких шажков, Ли снова взял Мэта за руку. — И последнее. Последняя презентация — всегда индивидуальная: ее придумывают специально для каждого гостя.

Мэт почему-то сразу догадался, что он увидит в следующей нише. Тут не было таблички с надписями, но свет стал вдвое сильнее. Обычная белая комната. Молодой англичанин сидит в кресле, руки привязаны к подлокотникам. Идеально выполненная кукла: широко раскрытые глаза, разверзтый в ужасе рот. Это он сам. Его одежда, ботинки, его выражение лица. Все подлинно. Мэт смотрел на своего двойника, на свое восковое подобие, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Слишком большое сходство. Его взгляд переместился на другую часть картины.

Позади второго кресла стоял восковой солдат, держа в каждой руке по бритве. Между лезвиями находилась голова другой куклы, тоже привязанной к креслу. Но черты ее лица были полностью скрыты тонким белым покрывалом, которое спускалось почти до груди. Тем не менее Мэт знал, кого она изображает. У него не было никаких сомнений. Знал, потому что кукла была одета в легкое шифоновое платье с вышитыми на нем пионами и бабочками розового и голубого цветов. Тонкие запястья были обвиты браслетами, а прямо под покрывалом он сумел различить нитку жемчуга. В этом наряде была Мэйхуа в ту ночь, когда впервые показала ему помещение, которое затем превратилось в клуб «Вечерний аромат».

Жара была здесь не меньше, чем в предыдущем алькове, и Мэт упал в обморок. Прошла секунда — и он оказался стоящим на коленях, прижав руки к холодному каменному полу и дыша как загнанный зверь. Его выворачивало наизнанку, но желудок был пуст.

— Бритвы, — произнес откуда-то сверху знакомый вкрадчивый голос, — с силой опускаются вниз, отрезая уши. Происходит большая потеря крови. Боль неописуема, уродство остается навсегда. Мистер Юнг, мы хотим знать об «Апогее» все. В особенности, есть ли копии и где они спрятаны. Сегодня вы скажете нам об этом, но на тот случай, если вы позабудете уроки, преподанные вам сегодня утром, позвольте мне провести вас через короткий курс обучения, чтобы освежить вашу память.

Они снова отправились в путь. Но на этот раз все было иначе.

В новом аду не было демонов. Вместо них стоял современный операционный стол, покрытый зелеными простынями, а возле него — двое мужчин — живых — в зеленых хирургических халатах и масках, которые закрывали нижнюю часть их лиц. Маски палачей и хирургов. Они стояли в положении «вольно», принятом в тайваньских вооруженных силах: ноги раздвинуты, стиснутые в кулаки руки лежат на бедрах, локти слегка выставлены вперед. И Мэт снова подумал, насколько угрожающе выглядит эта поза.

Перед столом находился хромированный столик на колесиках, с разложенными на нем скальпелями, щипцами, пилами для костей и китайским секачом, точно таким, каким повара разделывают птицу.

— Идемте.

Солдат, вполне реальный на этот раз, но одетый в пыльные долгополые одежды мандарина, открыл клетку, в которой сидела живая крыса. Жаровня, доверху наполненная углем, была раскалена докрасна. Другой солдат держал над столом перевернутый таз… над пустым столом.

— Идемте.

Металлическая клетка ждала свою жертву. Рядом стоял солдат с ножом в руке, его зазубренное лезвие холодно поблескивало в ярком свете, словно готовое нанести тысячу порезов и больше.

— Идем… идем… идем…

Везде было одно и то же: реальные люди сменили восковых палачей, крови не было, и главное действующее лицо — жертва — всегда отсутствовало. Когда они подошли к последней сценической площадке, Ли пришлось поддерживать Мэта, буквально тащить его по каменному коридору.

— Нет, нет, нет! — Эти слова выливались из Мэта бесконечным потоком, как скучное журчание ручья.

Теперь кукла, изображающая англичанина, исчезла, и кресло оказалось пустым. Однако солдат, стоявший за спиной куклы Мэйхуа, был живой. Лезвия слегка покачивались, пока он смотрел на Мэта. Кукла выглядела точно так же, но ее пальцы двигались, а покрывало морщилось в том месте, где должен быть рот. Она дышала: быстро, задыхаясь, всасывая и выдувая покрывало.

Ли долго молчал, предоставив возможность Мэту переварить каждую деталь сцены, развернувшейся перед ним. Потом он приподнял подбородок и кивнул. Солдат нанес удар сверху вниз, срезая лезвием покрывало. Вопль Мэйхуа эхом разлетелся в каменной камере, на белом покрывале проступила краснота — кровь просачивалась в тех местах, где были уши. Руки извивались. А Ли Лутан все это время хохотал и хохотал, как ребенок, впервые оказавшийся на ярмарке и увидевший там чудеса.

Мэт закрыл лицо руками и задрожал, не в силах сдержаться. Потом стал пятиться назад, пока не наткнулся на стену. Он сполз по ней вниз, согнувшись пополам. Ли сделал знак солдату, и тот сдернул покрывало с головы куклы.

— Взгляните, мистер Юнг. — Мэт не отреагировал, и Ли, схватив его за волосы, поднял голову. — Смотрите!

Мэт отводил взгляд, но Ли был неумолим, и через минуту ему не оставалось ничего другого, как взглянуть на дело рук палача.

У восковой фигуры, сидящей в кресле, в буквальном смысле не осталось лица: глаза, рот, уши — все исчезло. Была видна только трубочка, которая шла от ворота платья до того места, где должны были быть ноздри. И Мэт понял: через нее нагнетался воздух, и это создавало ощущение, что кукла дышит. Из двух других трубочек все еще сочилась красная краска или чернила, а руки все еще двигались… Ну, конечно. Часовой механизм. Мэт все понял. Он вспомнил, как Ли Лутан сказал ему, что здесь находится самая страшная вещь в мире — самопознание. Ему стало ясно, перед каким выбором его поставит Ли, и Мэт потерял сознание.

Он пришел в себя в камере. Настоящая Мэйхуа склонилась над ним. Она вытирала его лицо теплым душистым полотенцем.

— С тобой все в порядке? — хрипло спросил Мэт. — Ты жива!

Мэйхуа мрачно кивнула.

— Ли рассказал мне, что он тебе устроил.

Мэт спустил ноги с кровати. Голова у него закружилась, и он застонал.

— Ты должен поесть. Вот чай.

В голове Мэта опять завертелись воспоминания, в точности так же, как это произошло на берегу, где они сидели с Цзияном. Квартира в Тайбэе. Напитки. Звонок в дверь. Провал в бессознательное состояние.

— Чай с наркотиком? — спросил он.

— Не глупи. Я сама его приготовила.

Но Мэт оттолкнул стакан.

— Ты опоила меня наркотиками. Я еще не совсем вырубился, когда в ту ночь Ли заявился к тебе в квартиру. Я видел его.

— Да. Это правда. Тогда я работала на него.

Мэт смотрел на нее. Он ожидал протестов, уверенный, что она невиновна, слез, скандала.

— Это хорошо известный сюжет. — Голос Мэйхуа был тверд, в нем слышалась издевка над собой. — Натасканная на роль девица играет неплохо, получает первые роли, становится кумиром. Может, ты даже видел меня в такой роли на экране?

— Ты думаешь, мне это доставляет удовольствие? — Мэт смотрел в пол. — Я выгляжу в твоих глазах не слишком привлекательным.

— Напротив. Твой образ, который я ношу в себе, прекрасен.

— Но ты же работала на Ли с тех самых пор, как я познакомился с тобой?

— Он сказал, что я должна заманить тебя в ловушку. И я ответила «да», потому что… черт возьми, а почему бы и нет?

— Да, я понимаю. — Мэт вспомнил ссору с отцом в «Лай-Лай-Шератоне». Как это Саймон назвал ее? Шлюха… Но она вела себя не как шлюха. Никаких слез, никаких сцен. Ее самообладание придавало ей величие. А также некоторую достоверность тому, что она говорила.

— Тебе хочется избить меня? — спокойно спросила Мэйхуа.

— Да. Мне бы хотелось избить тебя. — Он долго смотрел ей в лицо. — Но я не буду это делать.

— Почему?

Он только покачал головой в ответ.

— Скажи мне вот что, — произнес Мэт наконец, — как ты спуталась с Ли?

— Он дал мне цель в жизни. Сказал, что я никто, но для таких, как я, у него есть дело. Каждая нация, даже великая, состоит из множества «никто», вот что он сказал мне.

— И ты поверила?

— Так это же правда! Он создал меня. Мой первый контракт на фильм обеспечил мне Ли Лутан. — Мэйхуа заметила выражение лица Мэта и слабо улыбнулась. — Это не то, что ты думаешь. Он суров к самому себе, даже больше, чем буддийский монах.

— В самом деле? — насмешливо, спросил Мэт. — В таком случае что же он думает насчет твоего кокаина? Или он не знал?

— Конечно, знал. Такие вещи невозможно скрывать долго. В конце концов, он даже сам снабжал меня им, — с грустью призналась она. — Он понял, что я начала отходить от него, но к тому времени я стала слишком полезна, чтобы отпустить меня.

— Отходить?

— Да. Веришь ты мне или нет, но я действительно влюбилась в тебя. И другие прекрасно это видели. Ну, теперь-то это не имеет значения, верно? Слишком поздно.

— Я был очень глуп, правда? — В голосе Мэта звучала горечь.

— Я хорошая актриса, годами дурачила массу людей.

Эти холодные слова произвели на него гораздо большее впечатление, чем любые признания в невиновности. Мэйхуа занялась подносом, который кто-то оставил на полу.

— Поешь и почувствуешь себя значительно лучше.

Но Мэт не обратил на еду никакого внимания.

— Почему ты рассказываешь мне все это?

— Потому что наступил момент, когда мои взгляды изменились. Я перестала работать на Ли, я имею в виду, в душе.

— Почему?

— Ты уже не был бесплотной фантазией, а превратился в настоящего мужчину.

— Не знаю… когда же это произошло?

— Трудно сказать. Наверное, в тот день, когда ты купил мне обручальное кольцо. А может быть, еще позднее, когда я в первый раз увидела тебя здесь, в камере. Не сына своего отца, не наследника «Дьюкэнон Юнг», а тебя самого. Тогда я была не в подходящем состоянии, чтобы осознать это, но потом поняла.

— Ты пытаешься все упростить. — Мэт встал и принялся расхаживать по камере. — Но ты работала на Ли — ты сама только что сказала мне об этом.

— А теперь нет. Ты любишь меня?

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я хочу быть уверенной, что ты понимаешь, что должно произойти сегодня днем. Ли не станет пытать тебя, он поработает надо мной.

— Да, я знаю.

Мэйхуа смотрела на Мэта, пытаясь понять, что он чувствует, но лицо его оставалось бесстрастным.

— Ты не доверяешь мне, — сказала она тихо. — Но, по крайней мере, теперь ты понимаешь, на что он способен. Сегодня днем мы пройдем через это еще раз, но теперь уже… — Ее голос сорвался. — Все будет по-настоящему. Ли — человек неуравновешенный. Он использует меня, говорит, что у него есть планы для меня на будущее, но… ты бы доверился ему? Я не хочу умирать, я… — Мэйхуа отвернулась, стараясь скрыть слезы. — Это будет… больно! — Ее слова словно прорывались сквозь барьер рыданий и всхлипов. — Это будет медленно. Я… я чувствую это.

Мэт смотрел на нее, стараясь угадать истину, но преуспел лишь в одном: из темных глубин его мозга вновь всплыли ужасные воспоминания.

— А ты доверяла бы на моем месте? — спросил он наконец.

— Я не могу придумать ни одной причины, по которой ты должен верить мне.

— Мэйхуа! — Мэт поднял ее голову за подбородок. — Забудь о прошлом. Забудь о том, что будет сегодня. Думай только о том, что есть сейчас. Ты действительно любишь меня?

— Да. — Она заглянула в себя и не нашла никаких причин для сомнений.

Однако Мэт, пытавшийся проникнуть в ее мозг, в ее сердце, был занят одним: он смотрел и ждал, что вот-вот предательский изгиб бровей, огонек, вспыхнувший под изогнутыми ресницами, подтвердят ему, что Мэйхуа лжет.

— Мои желания под конец стали так просты. Знаешь, чего бы я хотела? — Она взглянула Мэту прямо в глаза и улыбнулась. — Прекрасная свадьба в Гонконге, и я — вся в белом, в «Риджент-отеле», чтобы там были кинопродюсеры и другие важные персоны, и куча долларов приданого от твоего отца… это было тогда. Больше меня это не волнует. Я бы, конечно, сорила деньгами как сумасшедшая. Конечно, сорила бы. Но все равно я была бы тебе хорошей женой. У нас были бы дети: не сразу, позже, когда я почувствовала бы себя готовой для этого.

Мэйхуа продолжала смотреть в лицо Мэту, она не отводила глаз, как будто понимала, что он все еще ищет в ней признаки фальши.

— Кокаин помогал, конечно. Нет, неправда, помогает; я и теперь приняла дозу, перед тем как прийти сюда. Он срабатывает. Его дело — оставлять реальность там, где ей и следует быть — вне меня.

Мэт вдруг почувствовал, что она больше не играет — она храбрится. Ему хотелось дотронуться до Мэйхуа, но он знал, что не решится сделать это.

— Что?

— Я поверю тебе, потому что у меня нет другого выхода. Я хочу выбраться отсюда. Убежать. Ты поможешь мне?

Мэйхуа смотрела на него, приоткрыв рот. Как будто она спала и все сны перемешались. Ли приказал ей предложить ему план побега. Так или нет?

— Что ты сказал?

— Я хочу разработать план побега.

— Но это же… я… — Мэйхуа пыталась собраться с мыслями. — Может, способ и есть. Я не все время сижу здесь, на Цюэмое, как пленница. Иногда меня отпускают в Тайбэй. Здесь курсируют катера. У меня есть друг, который может подплыть сюда ночью. Я дружу с охранниками. Думаю, я сумею с ними договориться. Они меня понимают и жалеют, только боятся. Может, план сработает.

Очень уж все гладко — у Мэта снова вспыхнули подозрения.

— Как это ты смогла в такой спешке все продумать?

— Я продумывала это долго.

— Это Ли тебя подучил?

Мэйхуа колебалась только секунду. Она совсем недавно приняла решение и теперь его нельзя было изменить.

— Ли предложил идею побега, верно. Он думает, что это выбьет тебя из колеи еще больше. Он не знает другого: я придумала, как этот побег устроить.

— Почему? Почему ты так рискуешь собой? — недоверчиво спросил Мэт.

— Я разработала этот план для себя. Ли не собирается тебя выпускать. Он должен убить тебя, а я не хочу этого.

Мэт вспомнил ободряющие слова Цзияна и задумался.

— Ли не рискнет убить меня, пока я буду держать рот на замке, — вымолвил он наконец.

— Даже если это означает, что мне будет больно?

В наступившей тишине скрежет поворачивающегося в замке ключа прозвучал как гром среди ясного неба.

 

Глава 24

Председатель Народной Республики Китай ехал ночью в Иньчуань, к границам центральной северной провинции Ганьсу. Эскадрилья вертолетов доставила его вместе с сотрудниками через горный хребет Хэлань к краю пустыни. К тому времени уже встало солнце, возвещая безоблачное мартовское утро, но было все еще очень холодно. Злобный ветер дул с гор на восток, неся по открытой равнине клубы пыли, плясавшие над огромным пространством красноватых песков. Но прогноз погоды предсказывал, что к девяти утра ветер успокоится, и маршал Ван Гоин обрадовался: условия для полета вскоре будут идеальны.

Рядом с допотопной диспетчерской вышкой «Ганьсу-Б-10» стояло сборное двухэтажное строение, ощетинившееся антеннами и парой радаров. Маршал Ван провел остальных вверх по лестнице к двери на втором этаже.

Председатель, Ван и начальник Сунь оказались в помещении, похожем на ангар, размером с футбольное поле. Внизу рядами лежали пустые панели управления. Ван оперся руками о поручень.

— Это макеты, как вы понимаете. Просто чтобы дать представление о том, как в назначенный день все будет выглядеть на «Фуцзянь-09».

— Каждая из этих панелей предназначена для одного самолета.

— Да, председатель. Это необходимо для того, чтобы каждый самолет мог действовать на своей радиочастоте. Конечно, Фуцзяньский центр будет в несколько раз больше.

— Эти панели напоминают клавиатуру компьютеров.

— По сути, так оно и есть. На каждом контрольном устройстве есть экран, на который проецируется вид с носа самолета. Кроме того, у оператора будет аппарат, считывающий данные с такого же аппарата в кабине самолета. Он должен использовать клавиатуру, чтобы дать определенные команды и начать операцию, координируя вылеты. А потом последует управление голосом.

Ван сделал шаг назад и взмахнул рукой.

— Здесь, в том месте, где мы стоим сейчас, у руководителей операции будут большие экраны, чтобы перед ними разворачивалась вся картина атаки.

— Не могу понять весь этот современный вздор. Что же должен делать оператор: бормотать «налево, направо, налево», так, что ли?

Ван рассмеялся.

— Не совсем. Воздушный бой — это множество различных тактических ходов. У каждого маневра есть свой номер. Например, «четырнадцать» — эта цифра может заставить самолет повернуть влево, спикировать с большой скоростью и снова подняться вверх. Давайте посмотрим теперь, как работает эта штука. В дальнем конце помоста офицер сел за включенный экран. Когда они подошли, офицер поднялся и встал по стойке «смирно».

— Яо Сюаньлин, майор Седьмой дивизии, регион Ганьсу, военный округ Иньчуань.

— Сегодня великий день, верно?

— Так точно, господин.

— Сядьте. — Председатель наклонился поближе к Яо. — Расслабьтесь. Так вы лучше выполните свою работу, — прошептал он.

— Так где же самолет? — спросил Сунь Шаньван.

— Вот он. — Ван стоял возле маленького окошка, которое выходило на поле, и показывал рукой. Истребитель, без всяких обозначений, стоял в конце взлетной полосы, двигатели работали вхолостую. — Яо, поднимай машину. И объясняй нам, что делаешь.

— Есть! — Яо взмахнул листком бумаги. — Это сводка погоды вместе с инструкциями по высоте полета и первоначальным курсом. Эту информацию нужно ввести в компьютер, вот так! — Офицер начал набирать данные на панели управления. Через мгновение от рева турбодвигателей в ангаре стало невозможно находиться. Яо нажал еще три клавиши. Рев истребителя достиг высшей точки и внезапно пошел на спад. Когда председатель выглянул в окно, взлетная полоса была уже пуста. Он поднял голову. Самолет поднимался в воздух. Виднелись только языки пламени, вырывавшиеся из каждого сопла.

Ван повернулся к начальнику базы:

— А камера слежения есть?

— Да, маршал. Там, внизу… — Начальник показал на нижний этаж, где в дальнем конце мерцал огромный, вмонтированный в стену экран включенного монитора.

Председатель взглянул туда и увидел четкое изображение истребителя, резко набиравшего высоту.

— Это тот самый самолет, который мы видели здесь?

— Он самый, — подтвердил Ван. — Идемте, майор Яо, покажите нам несколько маневров.

Яо нажал на четыре девятки и дважды — на табулятор. Потом придвинул к себе микрофон и отчеканил:

— Ноль восемь.

Огромный монитор показал, как самолет встает в горизонтальное положение.

— Семнадцать, — сказал Яо и самолет свернул влево.

Ван не отрывал взгляда от маленького экрана перед Яо.

— Смотрите, когда он делает вираж, видна земля!

— Да, видна! Хоть что-то видно наконец.

— Но, товарищ председатель, ведь в небе нет никаких указателей. Ориентироваться не на что. Однако помните, что настанет день, когда в небе будет полно самолетов, масса целей и тогда будет на что посмотреть.

— Но как же быть с первой стадией полета, когда противника еще не видно? Откуда вы знаете, куда направить самолет?

— Как я уже говорил, у Яо есть панель управления с экраном, на котором отражается все, что видно на таком же экране в кабине. Он знает все, что знал бы пилот, будь он там, в том числе и направление.

Яо набрал ряд цифр, каждая из которых означала тот или иной воздушный маневр, отражавшийся на экране внизу. Председатель покачал головой.

— Лихо, но можно ли с этим выиграть войну? Я думал, что исход воздушного боя зависит от мастерства пилота и быстроты его реакции. Ни одна машина не выдержит соперничества с человеком.

— Может, и так, но это и не требуется.

— Объясните, пожалуйста, — попросил Сунь.

— Прежде всего нужно вспомнить, для чего нам нужен «Апогей». Управляемые ракеты оказались не пригодны для наших целей.

— Верно, потому что с их помощью нельзя выманить воздушные силы противника из ангаров.

— Именно, председатель. А разбить мы должны как раз их военно-воздушные силы.

— Продолжайте.

— Итак, мы собираемся выманить тайваньцев в небо, пожертвовав нашими устаревшими самолетами, снабженными «Апогеем», предоставив их в качестве мишени. Многие, а возможно, и все самолеты будут сбиты. Но прежде чем это произойдет, каждый из них выпустит по четыре «умных» снаряда, которые будут направляться компьютером.

— И насколько же точны эти снаряды?

— На все сто процентов. Каждый из них попадет в цель. И таким образом, постепенно, тайваньцы лишатся и своих людей, и машин.

— Потом мы поднимем в воздух наших асов, лучших пилотов, которые уже по-настоящему будут управлять истребителями, без посторонней помощи, и уничтожат все, что осталось?

— Да, товарищ председатель, но их системы вооружения тоже будут контролироваться голосом из кабины летчика. И тогда мы не сможем проиграть.

— В самом деле? — с сомнением спросил Сунь Шаньван.

Ван улыбнулся.

— Если вы не верите мне, смотрите сами. Майор, продемонстрируйте систему вооружения.

Яо быстро назвал несколько цифр. Когда председатель взглянул на экран, он увидел, что самолет вошел в небольшое пике. Потом Яо заговорил снова, и угол снижения увеличился.

Поначалу на экране была видна только земля, стремительно летящая навстречу самолету, потом появилось белое пятнышко, и председатель подался вперед.

— Что это?

— Цель, — отозвался Ван. — Самолет-приманка.

Сначала у пятнышка выросли крылья, потом хвост и все, чем наделен настоящий самолет.

— Орудия двадцать один, — отчетливо произнес Яо.

— Это приказ системе, посылающей снаряды: наводка и пуск, — прошептал Ван на ухо председателю. — Еще минута и…

Самолет-мишень занимал теперь почти треть экрана, и вдруг наверху заплясал ряд цифр, отмечая расстояние, время и скорость.

— Орудия десять, — приказал Яо.

И тут же две белые струи дыма появились на экране и поднялись вверх. Через секунду на том месте, где находился самолет-приманка, ничего не осталось, кроме быстро расползавшегося облака черного дыма, из которого во все стороны полетели обломки. Председатель с шумом выдохнул. Ван хлопнул себя по бокам и громко засмеялся:

— Вы видели? Видели?

— Что будет теперь?

— Майор посадит машину.

Они гурьбой спустились по лестнице и вышли на поле. На западе на горизонте виднелся самолет, скользивший по небу им навстречу на высоте всего нескольких сот футов над пустыней. Пересекая летное поле, он летел со скоростью менее двухсот миль в час.

— Этот самолет — один из тех, что всегда будут приземляться, — заметил Ван, когда истребитель остановился.

— Что вы имеете в виду?

Маршал пожал плечами.

— Товарищ председатель, большинство наших самолетов предназначены для того, чтобы их сбили тайваньцы. Те, что останутся, — полетят дальше, пока не окажутся над основным островом Тайваня. А там их направят на специально отобранные военные объекты, подобно «летающим снарядам» во время Второй мировой войны.

— Понятно. Очень хорошо. Нам что-то еще предстоит посмотреть?

— Нет.

— Тогда мы возвращаемся в Пекин. Да, скажите этому молодому человеку, Яо, что он молодчина. Представьте его к награде. Присвойте звание подполковника, например.

— Обязательно, товарищ председатель. Я нужен вам?

— Нет, маршал, вы свободны. Но с сегодняшнего дня я желаю получать ежедневные рапорты о состоянии вашей боевой готовности.

— Есть. — Ван отдал честь и ушел к начальнику базы.

Сунь посмотрел ему вслед своими желтоватыми глазами.

— Эта штуковина контролируется по радио, вы поняли?

— Конечно. А что?

— Значит, радио может прослушиваться.

— Только в том случае, если противник понимает, что происходит. Сначала им нужно узнать, что к этой системе подключается радио, только после этого они могут принять меры. Вот почему вы, Сунь, так важны для этого дела. Система безопасности должна быть жесткой.

— Не беспокойтесь, я принял меры предосторожности. Вся команда «Дьюкэнон Юнг», работающая над «Апогеем», все, кто связан с ней, теперь находятся под интенсивным наблюдением.

— Хорошо. Помните, все это, — председатель указал на летное поле, — имеет для меня гораздо меньшее значение по сравнению с тем, что будет потом.

— Простите, не понял.

— Я могу сказать, что «Апогей» должен в первую очередь возродить к жизни Серединную Империю. А все эти военные безделицы — это прекрасное, но все же только начало. Если мы не сможем присоединить Тайвань, это будет трагедия, но не смерть. Итак, повторяю, Шаньван, — никаких утечек информации!

— Понял.

— Тогда идемте, а то я скоро совсем заледенею.

Вскоре летное поле превратилось всего лишь в пятно на краю пустыни, с тонкой, как лезвие бритвы, полоской на каменистой красной почве, обозначавшей взлетную полосу, на которой зарождалась история авиации.

— Знаете, что говорят об этом районе? — спросил Сунь своего собеседника. — Здесь надо пройти сотню миль, чтобы повеситься.

— Паршивый район. Это точно. Но весьма выгодный. Едва ли кому-нибудь взбредет в голову искать здесь современное оружие.

— Напротив. Наша станция слежения в Лоб-Норе докладывает о неожиданном изменении курса советского спутника, осуществляющего наблюдение над провинцией Ганьсу. А сегодня утром было замечено, что русская флотилия отплывает от Цусимы на юго-запад. Она может плыть в любом направлении, но я уверен, что эти корабли направляются к Тайваню.

— Совпадение.

— Товарищ председатель, смотрите в лицо фактам. Во-первых, мы не нашли пропавший самолет, и я уверен, что наши так называемые «союзники» украли его. Спутник, флотилия и в довершение всего этот человек — Крабиков. Он связан с движением за независимость Формозы. Нам об этом не говорят, но пакт Москва — Пекин готовился с целью прикрытия. Русским нельзя доверять.

— Пока американцы не вмешиваются…

— Но они тоже начинают подозревать что-то! Много лет Тайвань увеличивал свои иностранные вложения, имея дело с США. Теперь эти вложения составляют несколько миллиардов долларов. Если Тайвань заберет сразу все свои деньги, это грозит серьезными неприятностями ряду крупных американских банков. Ходят слухи, что Тайвань готовится именно к подобной осаде банков, чтобы усилить свое влияние.

— Для организации такой операции требуется время.

— Может быть, не знаю, — пробормотал Сунь. — Лучший эксперт по банкам, который у нас имелся, теперь в бегах.

— Ах да… как его звали — Чен, так, что ли?

— Цю Цяньвэй. Мы следили за ним. Он возвращается на Тайвань, по словам нашего агента в Сингапуре. Забавно, но он вроде бы хочет попытаться освободить Мэттью Юнга.

— И каковы надежды на успех?

— На мой взгляд — никаких. Но думаю, не стоит его останавливать. Все равно Мэттью Юнга следует либо освободить, либо устранить, если он что-то знает. Начальник штаба Ван говорил о диверсионной тактике, которая могла бы отвлечь тайваньцев от их планов. Спасательная операция во имя мальчишки Юнга.

— Но мы же не знаем, где он.

— Скоро узнаем!

— Каким образом?

— С помощью Цю.

— А почему он должен нам помогать? Ведь он дезертир, разве не так?

— Так, но можете не беспокоиться. Полковника Цю можно в любое время разыскать, вернуть назад и выдоить из него информацию.

Председатель искренне удивился.

— Каким образом?

И, пока вертолет летел над горным хребтом Хэлань, Сунь Шаньван поведал ему об этом.

 

Глава 25

Джордж Форстер привел Цю в дирекцию «Дьюкэнон Юнг» в начале двенадцатого ночи. Саймон Юнг сидел за длинным столом, заваленным бумагами.

— Добро пожаловать. Вот поднос с напитками. Наливайте себе.

Цю и Форстер сели рядком на диван, а Саймон занял кожаное кресло. Достав из кармана очки, он раздраженно нацепил их.

— Терпеть их не могу, — проворчал Саймон.

— Не знал, что вы носите очки.

— Я и не носил до последнего времени. Старею, — продолжал ворчать Саймон. Потом постучал пальцем по папке, лежавшей перед ним на кофейном столике.

— Это замечательный материал. Сколько он будет мне стоить?

— Давайте поторгуемся. — Цю печально улыбнулся.

— Хорошо. Моя цена такова: я хочу, чтобы вы работали только на меня. Короче говоря, я покупаю ваше мастерство и опыт профессионального агента китайской разведки.

— Грубовато.

— А я бы сказал — честно. Об оплате договоримся, но можете считать, что попадете в первую десятку и на одно из первых мест.

— Не знаю, что это означает, но уверен в вашей щедрости.

— Кроме того, вы получите защиту. Новый паспорт, если захотите, но я думаю, это не обязательно. Лучше, если вы позволите мне заключить сделку насчет вашего будущего с Сунь Шаньваном.

— Вы думаете, это возможно?

Саймон помолчал, раздумывая.

— Сунь должен быть настроен против вас, — признался он. — Но, думаю, я смогу убедить его переменить мнение.

— Хорошо. Я принимаю ваше предложение, — сказал Цю после недолгой паузы.

Саймон наблюдал за ним, стараясь понять, о чем он думает.

— Это окончательный ответ?

— Да. Я объясню, как я себе это представляю. Во время моей стычки с семейством У в Аньшо я узнал, что русские принимают участие в заговоре движения за независимость Формозы и собираются скинуть нынешнее правительство Тайваня. Падение режима Гоминьдана не вызывает у меня сожалений. Скорее, я это приветствую, но не в том случае, если к делу подключились русские, иначе эта страна, являющаяся все-таки провинцией Народной Республики Китай, погибнет.

— Не понимаю почему…

— Пожалуйста, дайте мне закончить. Теперь в Тайбэе у меня появились обязательства. Есть люди, которые мне небезразличны. Это госпожа Шань… да и вы сами.

— Не понимаю, — вставил Джордж Форстер. — Какое отношение к этому имеет Саймон?

— Он спас мою жизнь, а долг платежом красен. И у меня есть подробная информация о его сыне. — Цю указал на лежавшую на столе папку. — Я идеально подхожу на роль помощника.

Форстера, казалось, все еще одолевали сомнения.

— У вас определенно есть какой-то особый доступ к информации. Думаю, вам лучше рассказать о том, что стоит за этим рапортом.

— Ну что ж, этот человек, о котором я упоминал раньше, из Тайбэя…

— Шань Линьчунь, — вставил Саймон.

— Да. — Цю покраснел. — Я… люблю ее. Она замешана в этом деле, потому что подружилась с Мо Мэйхуа.

— Которая тоже вовлечена. Это вы все подстроили?

— Не совсем. Нам повезло, когда однажды Мо в смятении позвонила госпоже Шань. Судя по всему, ее мать продала за гроши бесценные картины, и Мэйхуа хотелось поплакаться кому-то в жилетку. Это ведь не такая вещь, о которой можно сказать своим коллегам.

— Продолжайте.

— Линьчунь тут же выехала и немедленно встретилась с Мэйхуа. Девушка была в тяжелом состоянии. Наркотики. Она не понимала, что говорит, зато вся история в целом стала постепенно проясняться. Мэйхуа боялась, что ее убьют.

— Или притворилась, что боится.

— Нет, госпожа Шань не сомневалась в подлинности страхов Мэйхуа. Госпожа Мо твердила, что не вернется с Цюэмоя.

— Хм-м. — Саймон открыл папку, отыскивая на первой странице нужный параграф. — Остров Цюэмой проклят Богом. Почему же Мо возвращается туда, если так напугана?

— Госпожа Шань утверждает, что Мо искренне любит Мэта. Вот почему. И, очевидно, у нее есть некоторые причины заботиться о нем. Только после того, как ваш сын слегка раскололся и начал сообщать некоторые детали, касающиеся «Апогея», Ли позволил Мэйхуа уехать с острова.

— Понятно. — Саймон откинул волосы со лба. — Итак, Мэт ведет переговоры с Гоминьданом.

— Не думаю, что вам стоит слишком беспокоиться об этом. Насколько я понимаю, самое важное — это признание госпожи Мо.

— Она заговорила от страха за свою жизнь?

— Не совсем. Сначала она вела себя очень осторожно, но госпожа Шань постепенно успокоила ее и переменила тему, заверив, что банк тревожится по поводу исчезновения вашего сына и готов помочь такому ценному клиенту.

— И Мо поверила?

— Не так легко, как вы думаете. Госпожа Шань дала ей понять, что она и сама была, э… не равнодушна к Мэттью, но решила не становиться на пути госпожи Мо, если вы понимаете, что я имею в виду. — Серьезное лицо Цю озарилось улыбкой. — Невероятно ловко! Естественно, госпожа Мо была так растрогана, что заплакала.

— Скажите, Цяньвэй, вы сами-то верите в этот вздор?

— То есть в рассказ Мо о камере пыток?

— Да, и насчет дружески настроенного солдата. Ведь он наверняка подсадная утка.

— Безусловно. Его использовали с той же целью, что и Мо Мэйхуа: чтобы завоевать доверие Мэта и побудить его принять предложение Ли.

— Но почему девушка и солдат?

— Кто знает? Возможно, Мэт дал понять, что видит Мэйхуа насквозь, поэтому тюремщикам потребовался еще один союзник.

Воцарившееся молчание прервал Форстер.

— В вашем рапорте упоминалось о плане побега. Есть ли какие-нибудь шансы?

— Ни единого, — ответил Цю. — Но если посмотреть на это с точки зрения Ли, то как средство воздействия на вашего сына, мистер Юнг, побег вполне уместен.

— Почему?

— Его цель — поднять дух Мэта. Полагаю, их попытка бежать сначала будет успешна и надежды Мэта возрастут. Потом их поймают и снова отправят в тюрьму… и тут — если Ли мастер своего дела — он сумеет вытянуть из Мэта все, что парню известно.

Саймон взглянул на Джорджа Форстера, но тот покачал головой.

— Я все же не улавливаю вашу мысль.

— А мне кажется, он прав, Джордж. Ты в отчаянии, затем внезапно видишь свет в конце туннеля и теряешь бдительность. — Саймон несколько раз стукнул папкой об стол и отбросил ее. — Все верно. Позвольте мне ввести вас в курс дела. Когда я получил ваш рапорт, Цяньвэй, я изучил его очень тщательно, как вы можете себе представить. В особенности — детальное описание места, где содержат Мэта. Я кое-что устроил.

— Что? — Цю поднял брови.

— По вашему рапорту, этот так называемый побег, спектакль, задуманный Ли, должен произойти завтра ночью.

— Да.

— Все тщательно спланировано. У нас масса подробной информации о тюрьме, в которой содержат Мэта. Мэйхуа, очевидно, снабдили схемой, хотя мы и не видели ее. Она сообщила также время побега.

— И что же?

— Если то, что Мо говорила вашей связной, правда, то это означает следующее: Мэту позволят зайти довольно далеко в море, где его будет ждать лодка. Лодка отплывает…

— И ее перехватывают. Верно?

— Нет, неверно, — сказал Саймон. — Когда три дня назад пришел ваш рапорт, я все обдумал. Потом связался с вашей подругой, госпожой Шань, и спросил ее, доверяет ли она Мо. Она ответила «да». Тогда я убедил ее выйти на контакт с Мо и дать ей кое-какие новые инструкции. — Саймон взглянул на часы. — Четыре часа назад Килун покинуло быстроходное судно, оно отправилось к Цюэмою. Капитан — мой старый друг и очень многим мне обязан. Его судно едва ли перехватят в море. И Мэт совершит побег не завтра. Он убежит сегодня ночью!

Шань Линьчунь сидела на заднем сиденье такси, с розовым пластиковым портфелем на коленях. Портфель был тяжелый, но она не отважилась положить его на сиденье, потому что в нем было пятьдесят тысяч долларов США, и Линьчунь охватывал ужас при мысли потерять такую сумму денег.

Хотя она всю жизнь провела в Тайбэе, и расстояние между двумя городами составляло всего несколько миль, Линьчунь никогда прежде не бывала в Килуне. Она почти ничего не знала о нем, кроме того, что это самый дождливый порт в мире. Но, как ни странно, в тот день здесь было солнечно.

Килун оказался именно таким городом, какой она ожидала увидеть: безумным и мрачным. Улицы были забиты велосипедистами, возвращавшимися домой и трезвонившими на ходу. Все виды мелкого бизнеса, казалось, нашли приют здесь, в этом городе на холмах, возле угрюмого северного моря. Ресторанов и парикмахерских было великое множество. Неоновые вывески ресторанов потускнели от грязи, а в дверях парикмахерских стояли нарядно одетые, приветливые хозяйки. Но в этих заведениях не было ничего фешенебельного, не то что в некоторых из их тайбэйских двойников. Нежилые домики, в которых они ютились, были втиснуты в крошечные уголки пространства, словно отгороженного от окружающей серой безликости. Казалось, что все электрическое освещение, какое было в городе, концентрировалось наверху, там, где провода нависали над узкими улочками и переулками, посылая в небо неравномерные пучки белесого света.

Водитель привез Линьчунь на пустынный перекресток двух шоссе, к месту, где, если перевести их названия с китайского, встречались любовь и гуманность, ибо шоссе назывались соответственно «Ай-2» и «Жэнь-3». Линьчунь сочла их на редкость неподходящими, потому что холодный ветер, летевший из гавани, нес с собой обрывки бумаги, клочья ткани и другой самый разнообразный мусор.

Она чувствовала себя брошенной на произвол судьбы. Портфель в руке, казалось, излучал блеск лежавшего в нем богатства, сообщая о нем десяткам мрачных закоулков Килуна. Словно подражая маяку в море, он посылал ритмичные сигналы тревоги. Постояв с замирающим от страха сердцем минут пять, Линьчунь заметила, что наблюдавший за ней все это время человек собирается перейти дорогу.

Линьчунь быстро огляделась. Полиции не было и следа. Килун не произвел на нее впечатления города, где правит закон. Она вздрогнула, когда чья-то рука тронула ее за плечо.

— Вы — госпожа Шань?

Человек, который перешел дорогу, при ближайшем рассмотрении оказался, к облегчению Линьчунь, достаточно стар. Его желтовато-серое лицо бороздили глубокие морщины. Две большие складки прорезали щеки, словно скульптор провел по глине большими пальцами рук. На старике была одета соломенная панама с дыркой сбоку.

Поблизости никого. Ничего угрожающего…

— Так это вы меня поджидаете, дядюшка?

— Да. А что, вы удивлены?

Он говорил на «мандаринском», но с таким ужасным акцентом, что девушка с трудом понимала его.

— Я не знала, кто будет встречать меня. Мне было сказано доставить розовый портфель и быть на месте в шесть. Вот и все.

Старик махнул рукой — сзади, от перекрестка, к ним рванулся черный «юэлун» и, взвизгнув тормозами, остановился возле Линьчунь.

— Садитесь.

Помешкав, Линьчунь села на заднее сиденье рядом со стариком. Заметив в зеркале лицо водителя, она вновь ощутила некоторое беспокойство, потому что он был молод, с нечесаными волосами и беспрестанно жевал резинку. Именно так Линьчунь представляла себе тайваньских гангстеров.

Они уже выехали из города и мчались теперь мимо доков, оставив позади вновь возведенное круглое сооружение. Это был маяк. Линьчунь успела прочесть название улицы — Чунчэн-роуд, а через несколько мгновений углядела указатель на район Хоупин-Тао, но эти топонимы ни о чем ей не говорили. Справа мелькали складские помещения, лавчонки, лесопильни. По левую руку тянулся грузовой порт: черные и желтые борта судов, краны, а над головой виднелась бесконечная паутина проводов высокого напряжения.

Машина свернула к деревянному пирсу. Старик открыл дверцу и вышел. Линьчунь последовала за ним. Прямо перед ней расстилалась узкая полоска песка, сплошь усеянного мусором: банками, бутылками, всяческими отбросами и объедками. Маленькие рыбацкие лодки стояли в ряд на привязи, покачиваясь на волнах. Многие баркасы были накрыты брезентом. Трое детей — два мальчика и девочка постарше — играли на песке в вышибалы, используя вместо мяча проколотый пластиковый буек.

В воздухе стоял запах соленой рыбы, которую вялили на солнце.

«Дядюшка» потянул Линьчунь за рукав и указал на пирс. Он имел примерно пятьдесят футов в длину, и вдоль него пришвартованные с левой стороны стояли несколько рыбацких суденышек. Линьчунь решила, что ее поведут на одну из этих лодок, и потому, лишь добравшись до середины пирса, взглянула вправо. И уже не смогла отвести взгляд.

Там, в море чернильного цвета, стояла длинная грозная стальная громада. Сначала Линьчунь подумала, что корабль принадлежит военно-морскому флоту, но, приглядевшись, обнаружила, что на нем нет орудий и военного номера. Значит, судно гражданское. Никогда она не видела ничего подобного: небольшая осадка, плавно изогнутые линии корпуса, высокий хищный нос, похожий на клюв сокола, надстройка за капитанским мостиком. Бросалась в глаза свежая покраска. Хромированные поручни поблескивали в вечернем сумраке, словно только что отполированные… В целом корабль производил впечатление быстроходного и очень дорогого судна.

Линьчунь прочла название: «Золотой орел».

Старик провел ее по трапу и указал на металлическую лесенку. Забравшись по ней, Линьчунь заметила, что все иллюминаторы закрыты чем-то вроде стальных листов. Наверху она повернула направо и, переступив порог, оказалась на капитанском мостике. Там было пусто. Старик закрыл дверь, оставив ее одну.

Линьчунь огляделась. Перед приборной панелью стояли два кресла. Одно — для рулевого, другое — для бортмеханика. Все приборы и приспособления самые современные. Высокая белая колонна с экраном. Что же это? Она посмотрела на пластинку с производственным клеймом: «Томсон ЦСФ: Диодан (ТСМ 2314) Зонар». А этот круглый экран, должно быть, радар: «Селениа РАН 1 °C». Все это выглядело так экзотично, словно игрушка богача, но Линьчунь не могла представить себе богатого тайваньца, который развлекался бы таким образом.

Неожиданно за ее спиной кто-то произнес несколько слов на незнакомом диалекте. Линьчунь обернулась, испуганно прижав одну руку к горлу, а другой вцепившись в портфель.

В проходе стоял коротенький толстый китаец и мрачно взирал на Линьчунь. Взгляд его холодных металлических глаз, какой-то пронзительный и недоверчивый, еще больше напугал Линьчунь. Сначала ей показалось, что перед ней слепой, но китаец договорил на этот раз на понятном диалекте:

— Я вижу, вы осматриваете мой корабль.

— Да. Он… — Тяжелый комок застрял в горле Линьчунь, и она с усилием сглотнула. — Он очень красивый.

— Спасибо. Идемте.

Линьчунь последовала за незнакомцем в салон. Он присел к столу, положив на него одну руку, а другую вытянул вдоль спинки мягкого дивана. По его знаку девушка села на стул напротив.

Старик, оказавшись тут же, занял место у двери. Линьчунь похолодела.

— Вы не говорите на кантонском, — заметил толстяк.

— Знаю лишь несколько слов.

— Значит, будем говорить на «мандаринском» языке. Вы ждете Чун То? Это я. Деньги с собой?

Линьчунь положила розовый портфель на стол. Китаец раскрыл его, проверил содержимое, кивнул и отодвинул портфель.

— Хорошо. Отдайте старику, он пересчитает.

Линьчунь повиновалась, и старик исчез. Линьчунь снова обернулась к владельцу корабля, не в силах оторвать взгляда от его необычных глаз. Он понял причину ее смущения и тихо рассмеялся.

— Интересно? Зеркальные контактные линзы. Новинка. Я не выношу яркий свет. Рад, что вам понравилось здесь. Знаете, что это за корабль?

Линьчунь покачала головой.

— Переоборудованный «Храбрый». Раньше был в английском королевском флоте. Теперь — пережиток прошлого… извините, старомодная ненужность. Однако быстроатакующее судно. Прекрасный корабль. Скорость — пятьдесят узлов в час, максимум.

— Так это… военный корабль?

— Уже нет. Он переоборудован. Курите?

— Нет. Спасибо.

— А я закурю. — Чун порылся в нагрудном кармане рубашки и вытащил тонкую сигару. — Вы лично знаете эту Мо Мэйхуа? — спросил он.

— Да. Она моя подруга.

— Неужели? Повезло вам. — Чун, прищурившись, рассматривал Линьчунь сквозь колечки дыма. — Прекрасная актриса. Великолепные фильмы. Однажды видел ее в кабаре. Замечательный голос…

— Да.

— Как она впуталась в это дело?

Линьчунь молчала, опустив глаза. Через некоторое время Чун сказал:

— Ладно, неважно.

— Мне нужно идти, мистер Чун.

Вдруг в салоне раздался вибрирующий гул, вслед за ним под ногами Линьчунь что-то взревело и тут же почти стихло. Чун улыбнулся.

— Думаю, это означает, что с деньгами все в порядке. Иначе он не отдал бы приказ к отплытию.

— Не хочу вас задерживать, — быстро отреагировала Линьчунь.

— Наверное, вы еще не совсем поняли, госпожа. Эта операция секретная, мистер Юнг не хочет, чтобы в Тайбэе болтали об этом.

Сначала Линьчунь не поняла смысла его слов, а потом вскочила и бросилась к выходу. Дверь оказалась заперта. Линьчунь резко обернулась.

— Мистер Юнг?..

— Нет! Он тут ни при чем, зато я парень нервный, и когда мы встретимся с рыбацкой лодкой, я хочу, чтобы кто-нибудь мог опознать этих людей. Так-то. В моем контракте сказано: подобрать госпожу Мо Мэйхуа и мистера Мэттью Юнга. Никаких подмен и двойников. А если это ловушка… — Он улыбнулся.

— Это не ловушка!

— Нет?

— Выпустите меня. Я требую, чтобы меня выпустили!

— Вы уверены?

— Что за глупости, конечно, уверена. — Линьчунь была близка к истерике. — Выпустите меня немедленно!

— Ну что ж, если вы уверены… — Чун встал.

Линьчунь двигалась вдоль стены, стараясь не упускать китайца из виду. Он достал ключ из кармана брюк и открыл дверь. Едва шагнув в коридор, Линьчунь поняла, что они плывут. Берег был уже безнадежно далеко.

— Идемте, — позвал ее Чун. — Взгляните, это вас развлечет.

Ошеломленная Линьчунь прошла за ним на мостик, где яркий неоновый свет сменило бархатисто-зеленое освещение. Стальные ставни иллюминаторов исчезли — за окнами плескалось открытое море. Линьчунь, увидев, что они миновали нейтральные воды, всхлипнула.

— Куда вы везете меня?

— На Цюэмой, как было условлено.

Чун опустился на высокое вращающееся кресло механика, рядом со стариком.

— Встаньте сзади, вот так.

Линьчунь оглядывала тесную кабину, приборные панели, светящиеся зелеными, красными и янтарными огоньками, но все эти вспышки представлялись ей бессмысленными и хаотическими. Она заметила вдруг навесное орудие — замаскированную пушку.

— А это зачем? — придушенным голосом спросила Линьчунь.

— Что? А, это! «Янки ФЦ-180». На всякий случай, знаете ли.

— На случай чего?

Чун только усмехнулся, не отводя взгляда от приборной доски. Он пробормотал старику несколько слов на кантонском, и тот сбавил ход настолько, что «Золотой орел», казалось, застыл на месте.

— Вам должно понравиться, — обратился к ней Чун. — Но следует держаться за что-нибудь. Хватайтесь за ремни на креслах, и покрепче, вот так! Готовы?

— Великий Боже, к чему?

Он засмеялся, протянул руку и выключил зеленый свет, освещавший кабину. В течение нескольких секунд Линьчунь ничего не слышала — только плеск волн, бьющих о борт, и легкий шорох антенн над головой, похожий на шепот ветерка. Потом Чун поднес руку к двойному дросселю, снял предохранитель и до отказа отжал рычаг.

Секунд десять корабль плавно набирал ход, а потом внезапно рванул с такой силой, что Линьчунь едва не упала. Ей показалось, что тело осталось где-то позади, а душа улетела вниз с горы на санках. Ухватиться за ремни оказалось непросто, потому что вспотевшие руки скользили. Корабль разрезал воду, поднимая фонтан фосфоресцирующих брызг. Неспокойное море казалось теперь ровным и неподвижным под корпусом «Золотого орла».

Судно взмыло и с плеском опустилось ярдах в двадцати впереди. Линьчунь, словно загипнотизированная, не отрывала глаз от зеленого светящегося циферблата, который находился посередине между двумя креслами. Ярко-красная стрелка скользнула на сорок, сорок пять, сорок семь… сорок девять… пятьдесят! Пятьдесят узлов!

Линьчунь подняла глаза от циферблата, но увидела лишь бесконечную полосу белой пены на таинственной поверхности моря. Через некоторое время ей показалось, что Тайвань остался где-то слева, а потом и вовсе потонул в темноте. Теперь их окружала только ночь.

— Интересно?

Линьчунь не смогла ответить сразу. Возбуждение, которое она испытала за последние несколько минут, сменилось чувством опустошенности.

— Пятьдесят узлов — какая же это скорость?

— Шестьдесят миль в час.

— Сколько нам потребуется времени?

— Чтобы добраться до Цюэмоя? Это зависит от погоды, от ветра, от встречных кораблей. Пять часов, а может, меньше. До острова около ста семидесяти морских миль.

— Но вы же не можете все время держать такую скорость?

— Напротив. У нас вся палуба забита горючим.

Через некоторое время Чун отвел ее обратно в салон и приготовил чай, смешав его с виски, но тайком, чтобы Линьчунь не заметила. Девушка оказалась вполне подходящей спутницей для морских прогулок, а алкоголь взбодрял ее: в глубине души она даже наслаждалась новыми ощущениями.

Наконец рулевой развернул «Золотого орла» на двадцать градусов левее прежнего курса и снизил скорость до пятнадцати узлов. Линьчунь поняла, что они приближаются к цели.

Чун поспешил вернуться с ней вместе на мостик и занял свое кресло. Мерцание циферблатов на приборной доске освещало его лицо, серьезное, но спокойное. Чун внимательно оглядел окружающее их морское пространство, открыл ближайшее окно и на несколько секунд высунул голову.

— Земля, — пробормотал он. — Носом чую. Мы прибыли слишком рано.

— А патрулей здесь нет? — спросила Линьчунь так тихо, словно боялась, что ее услышат.

— Конечно есть. И береговые радары тоже, хотя мы находимся вне сферы их досягаемости. Патрульные корабли в основном стоят на другой стороне острова, ближе к материку, а у нас достаточно мощные радары, чтобы засечь их задолго до того, как они подойдут слишком близко. Я проверю, где мы находимся.

Чун выключил двигатели, и «Золотой орел» замер. Сверяясь с картой, он время от времени поглядывал на экран радара. Вдруг Чун тихо присвистнул. — Приближается грузовое судно.

Линьчунь смотрела на бегающий лучик, пытаясь понять, что это значит.

— Эти точки… вот здесь, — показал Чун.

— Что это?

— Ночная рыбацкая флотилия, с Цюэмоя. Видите вот это? Судно сошло с курса.

— Откуда вы знаете, что это лодки?

— Потому что они маленькие и двигаются. Ничего другого быть не может! Тс-с!.. — Чун поднял голову и прислушался. — Шума моторов не слышно. Маленькое судно… Это они! — Он нахмурился. — Они сошли с курса. Надо срезать угол и нагнать их.

Он включил двигатель, и «Золотой орел» заскользил по воде со скоростью пятнадцать узлов. Старик стоял у руля, а Чун, склонившись над радаром, бормотал указания, корректируя курс.

Линьчунь смотрела в окна. Неужели там действительно что-то есть? От напряжения в глазах появилась резь. Чем отчаянней она пыталась проникнуть взглядом за черную пелену, расстилавшуюся перед ней, тем меньше видела.

Крошечная светящаяся точка вспыхнула где-то впереди, слева по борту. Линьчунь моргнула: почудилось?.. Нет, опять…

— Я вижу свет, — шепнула она.

Чун тут же оказался рядом, с мощным прибором ночного видения в руках.

— Где?

Линьчунь показала. Чун прислонился к переборке, стараясь не шевелиться, и принялся обследовать поверхность моря. Несколько минут, которые показались Линьчунь вечностью, он, ни слова не говоря, стоял в том же положении. У Линьчунь упало сердце. Так и есть: ее подвело воображение.

— Вы правы. Десять градусов по левому борту, полмили впереди. Идем на сближение. — Чун отдавал короткие приказы «дядюшке», и тот увеличивал скорость.

Теперь ошибки быть не могло: свет, равномерно мигающий, — точка — точка — точка, потом длинная пауза, и снова — точка — точка — точка.

— Это они, — решительно сказал Чун. — Идемте, госпожа. Нам понадобится ваша помощь.

Покидая мостик, он еще раз взглянул на радар. Что-то, очевидно, обеспокоило Чуна, потому что он приостановился, уже было перенеся ногу на порог.

— Что это?

— Взгляните сюда. Видите, остальные лодки сбились в кучу?

— Да.

— Некоторые из этих точек… — Чун склонился над экраном — лицо его оказалось всего в двух дюймах от стекла. — Не могу понять, они собираются вместе или это большой корабль?

Линьчунь пыталась сообразить, чем вызвана его озабоченность, но скопление крошечных светящихся точек под кривой линией на экране ни о чем ей не говорило.

— Черт! — пробормотал Чун. — Я чую что-то, но на этот раз определенно не землю!

— Тебе получше?

— Немного.

Когда Мэйхуа отползла от края лодки, Мэт приподнял мешковину, которая закрывала его почти целиком, и потянул девушку к себе. Мэйхуа слегка сопротивлялась.

— У меня ужасное дыхание. Тошнотворное.

— Не валяй дурака.

На палубе рыболовного суденышка было холодно. Мэт подгреб себе побольше мешков и, прижав голову Мэйхуа к своей груди, поглаживал ее, пока девушка не перестала дрожать.

— Мне страшно, — прошептала она. — А почему ты не боишься?

— Потому что все идет хорошо. Благодаря тебе.

— Я думала, мы заблудимся в этих пещерах. Прости, я…

— Забудь об этом!

— О, Мэт… сколько еще ждать?

— У меня нет часов.

Мэт чувствовал, что вокруг стоят другие лодки, иногда даже слышал потрескивание дерева, но ничего не видел.

— Скоро, — прошептал он. — Теперь уже совсем скоро, дорогая.

— Не называй меня так, — грустно прошептала она. — С этим покончено.

— Ты всегда будешь для меня дорогой. Это…

У них над головой рулевой окликнул кого-то и получил тихий ответ из темноты. Мэт немного помолчал, на тот случай, если обмен репликами продолжится.

— Вот так я понимаю любовь, — сказал он наконец. — Другие представляют это иначе.

— Что же такого особенного в твоем отношении к любви?

— Да ничего на самом деле. Просто, если любишь кого-то, нужно уметь выделить ее.

— Как это?

— У меня было полно любовниц в Тайбэе. Потом появилась ты, и мне пришлось выбирать: можно было продолжать трахаться со всеми подряд, и в этом случае ты бы пошла по второму разряду — ты была бы одной из многих.

— Или?

— Или я мог выделить тебя из толпы. Мог бы… ну, отметить тебя. Поставить на первое место. А значит — быть с тобой и больше ни с кем.

— Наложница номер один.

— Не оскорбляй себя. И меня тоже. То, что я говорю, очень важно. Любовь — это множество всяких вещей: забота, серьезное отношение и все такое… но мне необходимо как бы выделить человека, которого я люблю. Отделить его ото всех, изолировать. Нет, изолировать — плохое слово. Сделать его единственным.

Мэйхуа стиснула его в объятиях. Жизнь стала казаться ей намного легче с тех пор, как она отдалась Мэту. Позади остались ссоры, неприятности.

— Ты заставил меня почувствовать себя единственной, — призналась она. — С самого начала.

— Вот и хорошо. Поэтому я считаю, что ты всегда будешь для меня дорогой. Когда выделяешь кого-то из толпы, потом трудно от него отказаться. Что бы ни делал этот человек, ты предан ему. По крайней мере, до тех пор, пока не поймешь, что надежды нет. Любовь — это когда человеку дают не только второй шанс. — Он тихо рассмеялся. — Господи, какая пошлость! Можешь дать мне роль в своем следующем фильме.

— Мне, наверное, никогда не понять тебя! Почему ты так?..

— Почему? — Мэт долго молчал. — Было время…

— Говори, я слушаю.

— Это было трудное время. Мы, вся семья… нас забрали в Китай, в «красный» Китай. Мы жили в деревне Чаян и работали там, как…

На этот раз тихий оклик донесся с хвостовой части судна, и рулевой тотчас отозвался. Сначала Мэт подумал, что ветер переменился, но потом сообразил: их лодка изменила курс.

— Что-то происходит.

— Нет! — Мэйхуа схватила его за подбородок и повернула к себе лицом.

— Расскажи мне!

— Это… это было впервые, когда пришлось собрать всю волю в кулак и работать. Господи, как работать! Возделывать землю, собирать урожай. Мы все работали.

— Ты сказал «пришлось работать».

— Да. Это трудно объяснить. Дело в том, что мы выжили, потому что были вместе. Я понял, что люблю отца, даже несмотря на наши бесконечные ссоры. Я научился оправдывать, быть терпимым, прощать. А кроме того…

— Да?

— Кроме того… я уехал оттуда, твердо зная, что хочу «Дьюкэнон Юнг».

— Чего хочешь? Не понимаю.

— Хочу владеть нашей компанией. — В его голосе появились упрямые нотки. — До этого я не дал бы за нее гроша ломаного, но тут вдруг она стала моим наследством. Стала моей.

— В Тайбэе ты так не думал.

— Эта мысль не всегда была такой определенной, но теперь я знаю, что она постоянно присутствовала. — Мэт умолк. Мэйхуа ждала, что он станет дальше рассказывать о Чаяне, но он сказал: — Я слышу шум мотора.

У нее тревожно екнуло сердце.

Мэт помог Мэйхуа подняться на ноги.

— Будь готова. Они теперь совсем близко.

Чун поднял голову и что-то сказал старику певучим голосом, очевидно, отдал команду прибавить скорость.

— Скорее, госпожа. Нам надо поспешить.

Линьчунь вышла вслед за ним на палубу. Стальная лесенка была страшно узкой. Линьчунь вцепилась в поручень, опасаясь, что того и гляди упадет. Ей ничего не было видно. Где рыбацкая лодка? Может быть, Чун неправильно понял показания радара? Пожалуйста, умоляла она мысленно, давайте, давайте! Пожалуйста, скорее!

Но море и ночь зияли пустотой перед ее измученными глазами.

О борт ударилась волна, обдав Линьчунь холодными брызгами. На губах чувствовалась соль. Она дрожала всем телом, но предпочитала оставаться на палубе, а не сидеть в тесной кабине на мостике. Ей казалось, что здесь больше надежды на удачу.

— Смотрите! — Чун выбросил вперед руку.

Линьчунь пристально вглядывалась в том направлении, заставляя себя увидеть то, что привлекло его внимание, что бы это ни было, Потом она услышала, как дерево ударилось о дерево… и вот оно! Сгусток тьмы, по форме напоминавший эмбрион, — гуще окружающей его черноты — неожиданно обрел очертания лодки. Широкий парус хлопал на ветру.

— Эй! — крикнул Чун. — Поторапливайтесь!

Рыбацкая лодка шла бок о бок с «Золотым орлом». Чун снял с крючка у капитанского мостика веревочную лестницу и швырнул ее конец за борт. Невидимые руки ухватились за него и с силой потянули на себя. Через секунду лестница стала раскачиваться под тяжестью взбиравшегося по ней человека. У Линьчунь заныло сердце, кровь застучала в висках от волнения.

— Мэйхуа! — тихо позвала она. — Мэйхуа, ты здесь?

— Да! — Женский голос, срывающийся от напряжения, послышался из глубины лодки. — Линьчунь, это ты, неужели это ты?

— Да.

— Мэт поднимается. Помоги ему.

Но как только Линьчунь опустила руку в темноту, готовая помочь Мэту забраться на борт, Чун резко вздернул голову, словно испуганная птица. В ту же минуту Линьчунь тоже услышала шорох и плеск. К правому борту приближалось крупное судно, ошибки тут быть не могло. Потом такой же шорох послышался с левого борта, подальше. Эхо? Но это было не эхо. Два катера на большой скорости подходили к «Золотому орлу» с обеих сторон.

 

Глава 26

Чун среагировал мгновенно. Он оттащил Линьчунь от поручня и подтолкнул к стальной лесенке, ведущей на капитанский мостик.

— Наверх! Наверх!

Чун приподнял девушку, развернув ее лицом к ступеням.

Линьчунь пронзительно завизжала, отыскивая ногами опору. Как только она поднялась наверх, Чун, следовавший за ней по пятам, оттолкнул ее локтем и промчался мимо на капитанский мостик.

Линьчунь с трудом удержалась на ногах. Она оглянулась как раз в тот момент, когда «Золотой орел» оказался в центре перекрестных лучей прожекторов. Чун, выругавшись, крутанул руль вправо, потом влево, и судно с ревом рванулось вперед. В этот момент первая пулеметная очередь стуком дятла вспорола ночь. Линьчунь в ужасе закричала.

«Дядюшка» неистово трудился над прожектором «Золотого орла», пытаясь ослепить пулеметчика. Беснующийся луч внезапно высветил корпус корабля, догонявшего их с правого борта. Их разделяло всего полмили. Тайваньцы стреляли трассирующими пулями, чтобы обозначить друг для друга свое местонахождение. Белые цепочки пуль рассеивали тьму над морем, шипели и вспыхивали, словно искры в горящей печке.

Шум был оглушающим: рев мощных моторов трех кораблей, два пулемета, а теперь еще и громкоговоритель. Линьчунь зажала уши руками. Еще несколько секунд, и ближайший патрульный катер пойдет на таран. Чун до отказа повернул руль, так что «Золотой орел» проскочил под носом у другого корабля, и заорал «дядюшке»:

— Становись к рулю!

Чун рванулся к пулемету, а старик вцепился в руль и, повинуясь больше инстинкту, чем разуму, сумел протиснуться в узкую щель между сходившимися кораблями противника.

Громкоговоритель замолчал, но пулеметы продолжали свой неустанный диалог. Одна очередь брызнула прямо в борт «Золотого орла». Яростная барабанная дробь, и Линьчунь поняла, что в них попали. «Дядюшка» бросил корабль влево, потом резко вправо, почти положив его на бок. Внезапно одно из окон разлетелось вдребезги. Старик каким-то чудом остался цел, но капитанский мостик превратился в воющую аэродинамическую трубу.

Линьчунь качнуло вперед, она оступилась и упала. Она вцепилась в Чуна как раз в тот момент, когда тот доставал автомат. В это мгновение «Золотой орел» сделал крутой разворот по левому галсу, перерезая путь ближайшему к ним тайваньскому судну — корвету класса «Аук». Резкая перемена курса — Чуня и Линьчунь отшвырнуло в проход. Пролетев по воздуху, они приземлились на открытой палубе, сначала Чун, а на него сверху Линьчунь. Когда она, задыхаясь, приподнялась на одно колено, «Золотой орел» сделал еще один вираж. Линьчунь покачнулась и, падая на спину, перевалилась за борт.

Размахивая руками во время падения, она ухватилась за что-то прочное. Веревочная лестница! Линьчунь запуталась в ней. Корабль тащил ее за собой прямо над водой со скоростью шестьдесят миль в час. Руки выворачивались из плечевых суставов, грубая веревка безжалостно резала ладони. Где-то совсем близко она услышала рев дизельного мотора. На нее горой надвигался огромный корпус катера, освещавшегося неравномерными вспышками. Линьчунь обдала волна, и она захлебнулась, закашлялась. Силы в руках почти иссякли. Еще один вираж, еще одна волна, и все будет кончено.

Смутные картины мелькали перед мысленным взором: два человека лежат в объятиях друг друга в особняке, в Сингапуре…

Линьчунь закричала. Казалось, вся душа ее выплеснулась в этом крике. Потом чьи-то руки ухватили ее за волосы и за руку. Сначала через поручень перевалилась верхняя часть ее тела, потом ободранные до мяса колени, и вот она лежит на палубе в луже морской воды — и собственной рвоты…

Ей показалось, что прошли часы, с тех пор как она снова оказалась на палубе и пришла в себя. Струйки воды вытекали из уха, и ей снова стал слышен шум ветра и волн, разбивавшихся об их несущийся корабль. Стрельба прекратилась. Каждая клеточка ее тела ныла. Держась за поручень, Линьчунь поползла вперед, чтобы взглянуть, что делается на корме.

— Один из них еще преследует нас, — прокричал Чун. — Могут скоро подключить к делу тяжелую артиллерию. Нам через некоторое время придется заправиться. Вы в порядке?

— Да. Спасибо. Вы спасли мою…

Чун выругался.

— Что же мы будем делать?

Чун уже поднимался вверх по лестнице.

— Попробуем обогнать их, — бросил он через плечо. — Мы уже вышли из их территориальных вод. Жаркие гонки — вот как они это называют. Думаю, у нас получится. Поднимайтесь.

Только поднявшись по лестнице, Линьчунь вспомнила о Мэте.

— Англичанин! Где он? И Мэйхуа?

Чун покачал головой.

— Насчет госпожи Мо не могу сказать. А круглоглазый, — Чун испытующе посмотрел на Линьчунь, словно взвешивая ее силы, — к сожалению, он упал в море.

Первый мощный рывок «Золотого орла» отбросил Мэта назад, заставив выпустить веревочную лестницу, ту самую, которая позже спасла жизнь Линьчунь. Падая, Мэт ударился головой о борт рыболовного судна и потерял сознание, но ледяная вода быстро привела его в чувство, и он всплыл на поверхность, молотя руками. Мэт содрогнулся от мысли, что будет стерт в порошок корпусами двух судов, но Чун уже на полной скорости удалялся вперед. Мэт сделал глубокий вдох и захлебнулся волной, оставленной «Золотым орлом». В душу его вцепился когтями страх.

— Помогите! — кричал Мэт. — Кто-нибудь, помогите!

Но ему хватило одного взгляда, чтобы понять: рыболовное судно уже далеко и его не вернуть.

— Мэйхуа! — кричал он.

Один из катеров, оставив погоню за «Золотым орлом», сделал широкий вираж, отрезав Мэта от Цюэмоя. Мэт опять набрал побольше воздуха, подтянул ноги, нырнул и поплыл, но… не в том направлении. Всплыв на поверхность, он оказался еще дальше от рыболовного судна. Людям на катере, находившемся всего в пятидесяти ярдах от Мэта, не стоило никакого труда засечь его. Похолодев, Мэт смотрел, как луч света неумолимо приближается к нему. И вдруг пятно света упало прямо на него! Мэт бил руками по воде в центре яркого круга, а приглушенные крики пулеметчиков свидетельствовали, что они отыскали свою мишень. В дюжине футов от Мэта столб воды взметнулся вверх, и одновременно раздалась пулеметная очередь. Мэт снова захлебнулся и ушел глубоко под воду.

Ударная волна вертела его, переворачивала, оглохшего, согнувшегося пополам от боли. Глубина затягивала! Легкие жгло, рот был полон воды… но стоило ему всплыть на поверхность, как вокруг взрывались смертоносные брызги. Он стал идеальной мишенью. Еще несколько секунд, и меткий стрелок прикончит его.

Пулемет застрочил снова, свет бил Мэту прямо в глаза, и он услышал позади медленно приближавшееся к нему второе судно. Неожиданно чьи-то грубые руки вырвали его из воды, и Мэт сильно ударился о корпус судна. Последнее, что он услышал, теряя сознание, была равномерная далекая пальба и голос, сказавший по-китайски:

— Он жив.

Мэт отключился всего на несколько минут. Палуба под ним вздымалась и опускалась, тихо стучали моторы, но больше ничто не нарушало тишину ночи. Потом на него вылили ведро воды, Мэт привстал и в тот же момент его снова окатили. Матросы поставили его на ноги. Мэт смутно различал стальные панели, спасательные плоты, антенны, вооруженных людей. Его протолкнули в люк, а оттуда поволокли вверх по узкой лестнице. Голова Мэта билась о трубы. Наконец он оказался в каюте капитана. Мэйхуа была уже там. Она лежала на полу со связанными руками и ногами. Кляп почти целиком закрывал ее лицо.

Ли Лутан сидел в плетеном кресле, нога на ногу, в правой руке меч. Когда Мэта втолкнули в каюту, Ли поднял меч и осторожно приложил острие к шее Мэйхуа.

— Существует только одно наказание за предательство, — тихо сказал он.

Ли отложил меч и встал, оправляя гимнастерку. Мэт смотрел на него, и его беспомощный мозг работал вхолостую.

— Не трогай ее, — выдавил он наконец. — Она поступила глупо, оставь ее…

Мэт покачнулся. Он прикладывал неимоверные усилия, чтобы сознание прояснилось. Взгляд его засек меч, который Ли только что отложил, но реакция Мэта была безнадежно медленной. Не успел он броситься вперед, как охранники, предугадав дальнейший ход событий, вцепились в него мертвой хваткой. На мгновение образовалась зыбкая пирамида, состоявшая из четырех китайцев, повисших на Мэте, словно восточные лилипуты на современном Гулливере. Через несколько секунд они вынудили его встать на колени. Один из матросов зажал голову Мэта между ног и присел, надавив всей тяжестью тела, чтобы пригвоздить шею пленника к полу. На этом короткая схватка закончилась.

Ли сказал несколько слов на «мандаринском». Что-то тяжелое ударило Мэта по черепу. Огромная бездна, открывшаяся перед ним, наполнилась пляшущими разноцветными искрами. Боль затопила мозг, вытесняя сознание, и Мэт со стоном провалился в бездонную глубину.

Он всеми силами старался прийти в себя. Ему казалось, что он уже много проплыл где-то рядом с поверхностью, пытаясь отделаться от боли. Но напрасно; он чувствовал, будто кто-то водил по голове раскаленной кочергой, и жжение расползалось по шее и плечам. Наконец Мэт открыл глаза. Волна яркого света на мгновение ослепила его. Когда зрение восстановилось, Мэт увидел перед собой только черный пол.

— Выпейте вот это, мистер Юнг.

Над ним стоял Цзай Цзиян с пластиковым стаканчиком в руке. Капитан опустился на колени и поддерживал голову Мэта, пока он пил. В стаканчике была холодная вода, благодатно освежавшая рот. Но стоило ей дойти до желудка, как оттуда фонтаном поднялась желчь. Мэт задыхался, ловя воздух.

— Что случилось? Где я?

Цзиян ответил не сразу, и Мэт оглянулся. Это место было ему знакомо: каменный свод перед Вратами Совершенного Знания. Мэт откинулся назад, прислонившись к стене.

Обычно невозмутимое лицо Цзияна было хмурым.

— Мне очень жаль, — тихо произнес Цзиян. — Но вам лучше приготовиться заранее.

— Приговиться? К чему?

Цзиян молчал, и Мэт сделал еще одну попытку.

— Меня убьют, так ведь?

— Нет. Я уже говорил вам: Ли не убьет вас. Не… вас.

И тогда Мэт понял весь ужас того, что должно произойти.

— Мэйхуа.

— Вы должны встать.

— Нет!

— Вы должны. Скоро все кончится. Для меня это ужасно. Я никогда… никогда не видел, как делаются такие вещи. Не заставляйте меня и к вам применять силу.

— Почему я должен идти? Это… это варварство!

— Вы нужны ей, — тихо сказал Цзиян. — Кроме вас, у нее никого нет. Если даже вы бросите ее…

Мэт вытер рукой рот.

— Я пойду. Я заставлю Ли понять, что он не может просто так убивать людей! Словно мясник!

Цзай помог Мэту подняться на ноги. Они прошли по всей «выставке», до последнего зала. До кабины локомотива.

Сначала Мэту, у которого в голове все путалось, показалось, что перед ним еще одна картина с восковыми фигурами. Пространство было заполнено людьми, которые стояли совершенно неподвижно. В центре находился Ли Лутан. Он заложил руки за спину, слегка отставив одну ногу и согнув ее в колене. Справа от него два матроса держали Мэйхуа. Ее руки были связаны впереди, веревка опутывала колени. Мэйхуа была одета так же, как и в последний раз, когда ее видел Мэт: обтягивающие синие джинсы и простая белая блузка. Нижнюю губу ее обезобразил порез.

Жара в зале была невыносимая. Мэт шагнул вперед. Цзай Цзиян взял его за руку, мягко удерживая на месте.

— Вы не можете сделать это.

При звуках его спокойного разумного голоса Мэйхуа слегка приподняла голову и впервые огляделась вокруг. Она дышала короткими резкими вдохами. Через каждые десять таких вдохов она делала паузу, затем один долгий глубокий вдох, и она опять начинала задыхаться.

Свет факела подчеркивал первобытную жестокость, проступившую на лице Ли. Понимание того, что должно произойти, внезапно парализовало Мэта. Непрошенная презренная мысль ворвалась в его сознание. Он представил себя, брошенного в горячую топку. Что он почувствует после первого шока? Мэту казалось, что он слышит, как шипят и потрескивают его волосы, чувствует, как покрывается пузырями кожа, как тают глазные яблоки.

Но это произойдет не с ним. Это должно произойти с единственной женщиной, которую он любит.

Ли потянулся, чтобы поправить один из фонарей, сдвинув его по металлической балке так, что свет падал на дверцу, за которой бушевало пламя.

— Так-то лучше, — пробормотал он.

Цзиян, не понимая намерений Ли, расстегнул кобуру и вынул пистолет.

— Начальник? — Голос Цзияна дрожал.

— Она заплатит цену, назначенную Тай Ли, и войдет живой в пламя, — сказал Ли, и голос его показался ледяным в этой ужасной пылающей комнате.

Ли снял с крючка на стене кочергу и раскрыл с ее помощью печную дверцу. Пламя вырвалось оттуда вместе с черными клубами дыма, заставив солдат отступить вместе со своими пленниками. Ли бросил кочергу на пол и повернулся, чтобы отдать приказ.

Мэйхуа кричала и кричала без конца. Страшный вой долго не прекращался, но затем вдруг перешел в сдавленные, похожие на икоту стоны. Мэйхуа металась из стороны в сторону. Солдаты с трудом удерживали ее бьющееся в конвульсиях тело. Мэту хотелось, чтобы все кончилось, кончилось немедленно, даже если для этого… Нет, только не это, как он мог об этом подумать?

Цзиян, шагнув вперед, почтительно сказал что-то Ли. Тот поначалу лишь выслушал с презрительной улыбкой, но потом перебил Цзияна. Мэт не мог уследить за быстрой китайской речью. Ли говорил довольно сдержанно, как наставник, объясняющий урок одаренному, но упрямому ученику. Цзиян жестикулировал. Ли разозлился и резко выбросил руку, как бы отсекая ребром ладони все возражения Цзая. Капитан учтиво стоял на своем. Ли повысил голос — то же самое сделал младший офицер.

Мэт шагнул вперед. Никто не заметил этого. Охранники пытались совладать с Мэйхуа, а глаза их были прикованы к главным героям драмы, разыгравшейся на фоне пламени. Мэйхуа вообще ничего не видела. Наконец Мэту удалось добраться туда, где лежала брошенная Ли кочерга. Мэт встал над ней, расставив ноги, и тихо позвал Мэйхуа.

Разговор Ли и Цзияна перешел в перебранку. Их пронзительные голоса трещали, как электрические разряды. Цзай выглядел испуганным, говорил с запинкой, а Ли, казалось, не мог поверить, что его подчиненный осмелился так разговаривать с ним.

— Мэйхуа… посмотри на меня. — Слова Мэта, очевидно, дошли до нее сквозь волны животного страха, потому что она подняла на него взгляд. Глаза были пустые.

— Ты помнишь свои песни? — прошептал он и, к изумлению охранников, дрожащим голосом начал петь старинную народную любовную песню.

Во рту у него пересохло. Он не сможет сделать это! Не сможет, не сможет, не сможет… Но это нужно сделать. Другого выхода нет.

Спор за спиной Мэта достиг наивысшего накала. Оба охранника стояли словно загипнотизированные зрелищем того, как простой капитан призывает к ответу их начальника. Мэт улыбнулся Мэйхуа, вложив в эту улыбку всю любовь, какую мог выразить, но при этом он даже не был уверен, что она узнает его. В глазах Мэйхуа застыло безумие. Она будто вернулась в наивное детство, и разум ее больше не в силах был воспринимать жестокий мир взрослых.

Мэт пытался вспомнить еще какие-нибудь слова, другую песню.

Тебе придется жить с этим ужасом до конца жизни. Воспоминания, подумал ли ты, как это страшно?

Ли поднял руку и ударил Цзияна по лицу. Капитан задохнулся, отступил назад, прижав ладонь к щеке. Охранники обменялись испуганными взглядами, но Мэйхуа не сводила глаз с возлюбленного. Он сумел войти в контакт с ней. Рот Мэйхуа кривился: она силилась повторить слова, которые он пел. Потом Цзиян, очевидно, произнес какое-то страшное проклятие, потому что один из охранников отпустил руку Мэйхуа и с негодующим видом шагнул вперед, намереваясь схватить дерзкого капитана. Времени не оставалось. Мэт напряг мускулы, пробуя сначала правую, потом левую ногу… Он упал на пол, схватил кочергу и сумел подняться, целясь в лоб Мэйхуа. Ты не сможешь сделать это. Еще секунду Мэт колебался, а потом уже думал только об одном: нужно сделать все очень быстро, чтобы она не успела сообразить. Словно по команде он с размаху опустил кочергу. Брызнула кровь. Второй охранник, тот, что продолжал держать Мэйхуа, выпустил ее и бросился к Мэту. Мо Мэйхуа мягко и беззвучно опустилась на пол.

Ссора оборвалась на середине фразы. Мэт отбросил кочергу и прислонился к стене. Пот лил ручьями из каждой поры его тела. Внезапно его снова затошнило, он зашатался и упал.

Ли несколько секунд молчал, а потом удивленно произнес:

— Зачем вы это сделали, Юнг? Неужели вы всерьез решили, что я собираюсь убить ее? — Он покачал головой с видом полнейшего недоумения. — Испугать — да, ей бы это не помешало… Но она представляла слишком большую ценность, чтобы бросить ее туда.

Ли дождался, пока ужас в глазах Мэта достигнет наивысшего предела, и повернулся к Цзаю:

— Я займусь вами позже, капитан.

Ли сделал знак охранникам, те перевернули Мэйхуа на живот, подняли за руки и за ноги и поднесли тело к ненасытному пламени. Они начали раскачивать Мэйхуа, как таран.

— Раз… два… три.

Наверное, они стояли слишком близко к топке, потому что при слове «три» огонь вцепился ей в волосы, и они вспыхнули, как сухая трава. В течение нескольких секунд помещение наполнилось едким зловонием, но это уже не имело значения. Охранники раскачали тело… и бросили. Оно пролетело по воздуху, и на мгновение затмило свет пламени в печи. Затем запах горящей плоти смешался с запахом паленых волос.

Ли Лутан поднял кочергу, которую уронил Мэт, и захлопнул дверцу топки.

 

Глава 27

В конце концов они выбрали местом встречи токийский аэропорт Нарита. Япония, по конвенции закрытая для любых враждующих лагерей, что было весьма удобно, представляла собой нейтральную территорию. К тому же в планировке аэропорта имелись некоторые особенности, которые устраивали обоих: Саймон Юнг и Ли Лутан могли остановиться здесь как транзитные пассажиры.

Первым прибыл Фун Муньва, физик, выпускник университета Шатин, последние три года работал на «Дьюкэнон Юнг интернэшнл» в Сеуле. Его имя попало в список, когда Саймон искал китайца, мужчину лет двадцати, лицом и фигурой напоминающего, хотя бы отдаленно, Ленни Люка. В конце концов Саймон выбрал Фуна, потому что у него, как и у Ленни, были длинные вислые усы.

Фун зарегистрировался на вечерний рейс китайских авиалиний до Тайбэя, прошел таможню и, следуя указателям, оказался в круглом зале ожидания со стеклянными стенами, где провел несколько минут в ожидании багажа. Он с понимающим видом кивал головой — все оказалось в точности так, как описал мистер Юнг в своем письме.

Взяв свою элегантную сумку, он поднялся по лестнице в туалет. Там никого не было. Фун устремился в крайнюю кабинку у стены и закрылся на задвижку.

Там он расстегнул сумку и быстро переоделся. Теперь на нем были кремовые широкие брюки, двубортный пиджак шоколадного цвета, украшенный двумя рядами ярких медных пуговиц, и вышитый галстук. Фун Муньва застегнул на левом запястье новенькие часы «Картье Тэнк» вместо своих, обычных, а со дна сумки извлек фетровую шляпу с большими полями. В дороге она слегка помялась. Он разгладил рукой фетр. Дело сделано.

Джинни Юнг откинулась в кресле салона первого класса. Самолет «Джумбо», восточных авиалиний, рейс номер десять нес ее из Гонолулу в Токио. На глаза Джинни был надвинут козырек от света. У нее болела голова, подташнивало, и она уже потеряла представление, какой сегодня день, так как за последние сорок восемь часов дважды пересекла международную демаркационную линию суточного времени.

Кто-то тронул ее за руку.

— Миссис Юнг, — мягко сказал Ленни. — Извините, что разбудил вас, но мы скоро пойдем на посадку.

— Где Саймон? — спросила она, нажав на кнопку, чтобы поднять спинку кресла.

— В хвосте. Он пытается определить, нет ли слежки.

— О, только не это! — Джинни массировала виски. — Это очень опасно для тебя. Я, по крайней мере, сделала пересадку на Гавайях. Если бы Саймон отправил меня с тобой до Лос-Анджелеса, я бы не справилась.

— Было необходимо, чтобы все выглядело как настоящая деловая поездка. Иначе пересадка в Токио не имела бы смысла. — Ленни помолчал. — Миссис Юнг.

— Да?

— Я хочу сказать вам кое-что. Вы всегда были так добры ко мне… Но я не хочу, чтобы мистер Юнг знал, во всяком случае пока.

Она смотрела на Ленни, догадываясь, что у него на уме.

— Продолжай.

— Я думал о своем будущем.

— И?

— Я не… представляю, как смогу остаться в «Дьюкэнон Юнг».

Джинни вздохнула.

— Я тоже не представляю.

— Поймите меня правильно. Я хочу сделать это для Мэта, поверьте!

— Я никогда не сомневалась в этом. — Джинни коснулась его руки. — Ты очень храбрый.

— Нет. Он мой лучший друг, вот и все. И меня не волнует, что «Апогей» будет передан тайваньцам. Думаю, это будет только справедливо, правда?

— Честно говоря, не знаю.

— Оба лагеря должны заполучить это устройство. Тогда ситуация придет в равновесие.

— Может быть. Но разве она не превратится в то, что называют балансом страха? — Ленни ничего не ответил, и Джинни продолжала: — Значит, ты поэтому покидаешь нас? Тебе не нравится, что мой муж монополизирует твои изобретения?

— Отчасти поэтому. «Апогей» — это гораздо больше, чем оружие. С его помощью изменятся технологии всех производств, а мистер Юнг, кажется, не желает это понимать. «Апогею» предстоит заменить людей в таких масштабах, каких мы не знали прежде, и…

— Не всем понравится эта идея. Что станет с людьми, которых заменит «Апогей»?

Ленни с грустью смотрел на нее.

— Вы хотите остановить меня, хотите, чтобы я бросил дело всей моей жизни… отказался от цели моего существования?

— Нет, конечно нет. Но если это то, из-за чего ты уходишь, то, возможно, мой муж мог бы…

— Нет, есть и другие причины. Я получил предложение из Америки. Обзавестись видом на жительство не составит никакого труда, могу подать прошение и о предоставлении гражданства. Может быть, я зря рассказываю вам все это?

— Нет, не зря.

— И что вы об этом думаете?

Джинни ответила не сразу.

— Наверное, это правильно. С тех пор как твои родители… — Она замолчала и ласково улыбнулась сидевшему рядом молодому человеку. — Я хочу сказать, что теперь тебя ничто не удерживает в Гонконге, а тысяча девятьсот девяносто седьмой год не за горами.

— Об этом я и думал. Мне кажется, мать и отец поддержали бы меня.

— Наверняка, они всегда хотели, чтобы ты получил образование, которого были лишены сами, живя на материке. Помнишь, как они заставляли тебя работать?

Ленни смутился. Он понимал, что Джинни намеренно стремится пробудить у него воспоминания, чтобы помочь ему встретиться с проблемой его родителей лицом к лицу, но на душе у него по-прежнему лежал камень.

— Помню. Никаких игр, пока не будут сделаны уроки, и еще…

— И еще книги, которые они заставляли тебя читать.

— Хотя сами читать не умели.

— Именно поэтому. Но дело того стоило. — Джинни решительно тряхнула головой. — Я уверена, они были бы рады.

— Тогда я ухожу. Как только все закончится. Только вы ничего не говорите…

Саймон опустился в кресло позади Джинни.

— Нет, продолжай, Ленни. О чем ты?

Но Ленни молчал.

— Ты выследил их? — спросила Джинни.

— Да. Его, а не их. Средних лет китаец в бизнес-классе. Увидишь, когда приземлимся. Ему лет сорок пять, одет в голубой костюм, очки в серебряной оправе, портфель из свиной кожи с медными застежками.

— По-моему, я видела его раньше, — пробормотала Джинни.

— Когда?

— На прошлой неделе. Какой-то человек шел за мной по Натан-роуд. Господи, как я хочу, чтобы Питер Рид оставил нас в покое.

— Почему ты думаешь, что он из шайки Питера?

Зажглась надпись «не курить». Джинни выглянула в иллюминатор и, увидев, как мимо пронеслась мачта с красными и белыми полосками, поняла, что они вот-вот приземлятся.

— Потому что в Гонконге он, кажется, везде совал свой нос, вот почему. Ты сам говорил, что он постоянно настаивает на усиленной охране.

— Не думаю, что это Питер.

Самолет коснулся земли.

— Ну вот мы и приехали. Никаких репетиций, никаких ложных стартов. Операция началась.

Когда они выходили из салона, Джинни оглянулась. Китаец, которого описал ей Саймон, запихивал в портфель газету. Встретившись глазами с мужем, она кивнула.

Они преодолели коридор номер сорок пять и несколько мгновений стояли, оглядываясь в поисках свободных кресел, чтобы присесть.

— Помните, — прошептал Саймон, — мы проведем на земле только три часа. Рейс номер семнадцать до Гонконга, самолет вылетает в десять минут пятого. За это время нужно все успеть. — Он сделал паузу. — Ленни, ты уверен, что хочешь пройти через это?

— Да. Абсолютно уверен.

— Мы не имеем права просить тебя об этом. Ты мне ничего не должен. Все как раз наоборот…

— Вы имеете в виду моих родителей? Мы не вернем их, бросив Мэта в дерьме.

— Ленни, но… Ты отдаешь себе отчет, на что способны эти люди?

— Он прав, — вставила Джинни, но голос ее дрожал и уверенности в нем не слышалось. Очевидно поняв это, она поспешила заговорить дальше: — Знаешь, что мучает меня больше всего? Что я должна бы запретить тебе участвовать в этом безумии… Но здесь замешан Мэт, он где-то рядом. И… я не могу.

— Миссис Юнг, я не поехал бы, если бы не был полностью уверен. Я отправлюсь и выполню свою работу, а потом они отпустят меня домой.

— Ладно, — проворчал Саймон. — Давайте попытаемся немного расслабиться.

Они подошли к ближайшему ряду кресел. Саймон откинулся на спинку и окинул взглядом молодого человека, сидевшего рядом. Это был китаец лет двадцати, с серьезным сосредоточенным лицом, с усами, одетый в кремовые брюки и двубортный пиджак шоколадного цвета с медными пуговицами. В руке он держал мягкую фетровую шляпу.

— Ты определенно знаешь, что я до конца своих дней не смогу расплатиться с тобой за это, — сказал Саймон.

— Мне не нужна плата, — холодно ответил Ленни. — Я хочу, чтобы Мэт был на свободе.

— Спасибо. — На лице Саймона появилась тусклая улыбка. — Надеюсь, ты не считаешь, что «Апогей» для нас потерян?

Ленни промолчал.

— Понятно. Ну, ладно. Слева от тебя… нет, не оборачивайся… слева сидит китаец, которого я уже видел. Я бы хотел, чтобы ты встал и прошелся перед ним так, чтобы он не смог тебя не заметить, хотя он будет притворяться, что не обращает на тебя внимания. Согласен?

— Да. — Ленни встал. — Пойду куплю сандвич. Миссис Юнг, — сказал он громко, — вы хотите что-нибудь?

— Да… кофе, пожалуйста.

Когда Ленни медленной походкой отошел от них, Джинни пересела на другое кресло, поближе к мужу.

— Все хорошо?

— М-м? Да. А что?

— Наверное, ты устал.

Лицо Саймона было бледным, изможденным и влажным от пота. Красноватые мешки появились под глазами. Саймон подавил зевоту и покрутил головой, чтобы расслабить мускулы шеи.

— Долгий перелет, вот и все. Дорогая?!

— Да?

— Спасибо, что приехала. Не знаю, как бы я справился без тебя.

— Я не могла поступить иначе… — Джинни почувствовала, что к глазам подступают слезы. — Саймон… — прошептала она.

— М-м?

— Все… погибло?

— Думаю, да, — ответил он спокойно. — Если пройдет слух, что я продал «Апогей» тайваньцам, Пекин мне не простит.

— Мы не умрем с голоду?

— Нет. Но есть и другие виды смерти. Они могут расправиться с нами, чтобы преподать наглядный урок.

Джинни вздрогнула.

— Дорогой мой… ты уверен, что хочешь пройти через это?

— А какой у нас выбор? — Он окинул ее долгим грустным взглядом. — На карту поставлена жизнь нашего сына.

— Саймон, — еле слышно сказала Джинни. — Когда ты говоришь о «нашем» выборе, это звучит так, словно речь идет о «твоем» выборе. А какой выбор у Джинни?

— Ты не права. Мы решали это вместе.

— Но не в отношении другого мальчика, — быстро вставила Джинни. — Я не хотела впутывать Фуна.

— Но ты не возражала против того, чтобы Ленни…

— Это другое дело. Он вызвался сам, и он друг Мэта. Но использовать таким образом обычного служащего… — Джинни покачала головой. — Он подвергнется опасности. Неужели это совсем не волнует тебя?

— Так надо.

Глядя на мужа, Джинни думала о том, имеет ли он хоть малейшее представление о том, насколько он уже превратился в бездушную машину. Его последняя реплика была сказана в чисто китайском духе, когда в ответ на сложную ситуацию произносят вежливо и уверенно совершенно бессмысленную фразу. Он дошел до того, что, имея дело с восточными людьми, больше не утруждал себя сомнениями, даже со своей женой, он просто нажимал нужную кнопку, и подходящая банальность слетала с губ.

Саймон заметил выражение ее лица и вдруг ощутил свою беспомощность. Он столько пережил вместе с этой женщиной, сидящей рядом, но сейчас, в этот критический момент не мог подобрать слова, чтобы выразить свою любовь к ней. Это мучило его, но Саймон не пытался сделать над собой усилие, чтобы не усугублять ситуацию. Он просто встал и переменил тему:

— Куда девался твой кофе? Теперь мне и самому захотелось.

Напряжение сказывалось на них по-разному: Джинни просто смотрела в одну точку, а он желал действовать. Время от времени Ленни подсаживался к ней. Почти не разговаривая, он был уверен, что ей хочется, чтобы он был рядом. Саймон, наиболее волновавшийся из всех троих, без устали слонялся по круглой стеклянной тюрьме, словно оказался в ловушке.

Наконец он прервал свое бесцельное хождение и остановился подле кресла Джинни, скрестив руки на груди. Впереди сквозь стену виднелась главная взлетная полоса, двойное ограждение, дорога, поля. Незаметно сгущались сумерки. Зажглись неоновые лампы, и Саймон сощурился. Сквозь затемненное стекло все казалось серым. Весь его мир стал таким.

— Саймон, — тревожно позвала Джинни. — Он приземлился.

Белый «Боинг-747», с надписью «Китайские авиалинии» скользил в сторону бетонированной площадки, где ему предстояло остановиться. Его черный нос был всего в нескольких футах от них. Ленни принес еще кофе, и они молча стояли, глядя на самолет.

Ли Лутан вышел одним из первых и направился к ним в помещение. Оглядевшись, он заметил их, кивнул Саймону, отвернулся и намеренно выбрал кресло в противоположном конце зала.

Джинни взяла Саймона за руку.

— Удачи тебе, — прошептала она.

Зал ожидания заполнялся людьми. Большинство кресел рядом с Ли оказались заняты, но, разложив свои сумки на соседние сиденья, он ухитрился сохранить для себя крошечное пространство.

Саймон спихнул одну из сумок на пол и сел. Ли указал на табло с расписанием вылетов.

— Сорок минут осталось.

— Знаю.

— За вами следили?

— Да.

— Кто?

— Не знаю точно. Наверное, человек с материка.

— Где он?

Саймон украдкой указал на китайского бизнесмена, который пересел так, чтобы держать под наблюдением Саймона и Джинни.

— Только один?

— Один.

— Когда ваш самолет вылетает в Гонконг?

— Спустя десять минут после вашего. — Саймон колебался. — Груз… с вами?

— Да. Он в самолете. И останется там почти до самого отлета. Только тогда вы сможете забрать его. В обмен, — Ли ухмыльнулся, — на ваш сверточек.

Они разговаривали шепотом, склонив друг к другу головы, чтобы никто их не слышал.

— Вам понятно, в чем суть сделки, Ли Лутан? Я не хотел бы испытать разочарование.

— Я тоже. Все произойдет так: вы передаете нам ученого, который разработал «Апогей»…

— Но и материковый Китай получает то же самое. Я просто ставлю вас в одинаковое положение.

— Идет. Взамен мы возвращаем вам сына, который, кстати, был не слишком любезным гостем.

— Другими словами, ничего не сообщил вам.

— Этого я не говорил.

— А тут и говорить нечего. — В голосе Саймона прозвучала гордость. — Если бы Мэт проболтался, вы бы тут не сидели.

— Пусть так, если хотите. Но будьте осторожны, когда привезете его домой. У него склонности к агрессии.

— Что вы имеете в виду?

— Спросите его. Времени мало. Где этот парень Люк?

Саймон раздумывал некоторое время над тем, что крылось за загадочными словами Ли, потом указал пальцем.

— Там сидит, рядом с моей женой.

— Хорошо. Обмен произойдет возле стойки бара, напротив выхода номер сорок четыре. Это на полпути между моим самолетом и вашим. Наши кандидаты на обмен должны сесть рядом, и главные участники игры осмотрят их. Потом оба одновременно встанут и…

— Нет. Я хочу как можно дольше держать в тайне от материка тот факт, что отдаю Люка.

— И что же?

— Я устроил так, чтобы двойник занял место Люка в самолете на Гонконг, следовательно, осмотр, о котором вы говорили, нежелателен.

Ли помрачнел.

— Сейчас не время, чтобы валять дурака. Мы обо всем договорились.

— А вы понимаете, какой опасности я подвергаюсь? У меня нет альтернативы, — резко сказал Саймон, словно упрекая самого себя. — Но мне нужна подстраховка.

Ли Лутан поджал губы.

— Я должен обдумать это. Возвращаюсь на самолет. Встретимся здесь же через пять минут.

Он поднялся, но Саймон задержал его.

— Я рискну и скажу Люку, чтобы он поменялся местами со своим двойником. К тому времени, когда вы вернетесь, мы уже будем готовы к операции.

Ли, нахмурившись, смотрел в пол.

— Ладно, — сказал он наконец. — Но если вы нас чем-нибудь огорчите…

Он умолк и кивнул в сторону «Джумбо», смутные очертания которого виднелись за окном в полумраке вечерних сумерек. Глядя вслед Ли, Саймон почувствовал острую боль в сердце. Так близко, совсем близко. Мэт на этом самолете. Через полчаса он будет сидеть здесь, со своими родителями. Если только, если не…

Он вернулся к Джинни, возле которой, словно телохранитель, маячил Ленни.

— Все, — пробормотал Саймон, — действуй. До свидания, и удачи тебе.

Ленни взял свою сумку, спустился в туалет и прошел во вторую от стены кабинку. Потом тихонько поскребся в перегородку. Услышав в ответ постукивание Фуна, он протолкнул сумку под перегородкой и получил обратно такую же. Ему хватило нескольких минут, чтобы переодеться, запихнуть старую одежду в только что полученную сумку и выйти из кабины.

Стоя перед зеркалом, он сбрил усы электробритвой, снял очки и вставил контактные линзы. Потом зашел в другую кабинку и сел там, выжидая. Глаза слезились от непривычной помехи.

Тем временем Ли Лутан вернулся с «боинга» и принялся искать Саймона. В момент его появления пробил гонг, эхом отдаваясь по залу. Затем последовали три объявления по репродуктору — на японском, английском и «мандаринском» — приглашение на рейс китайских авиалиний.

— Осталось всего несколько минут, — сказал Саймон.

— Знаю! — Гонг прозвучал снова. — Это приглашение на посадку до Гонконга… — Ли рассматривал кровоточащий заусенец на большом пальце, затем пососал его. — Черт! — Он с трудом собрался с духом. — Я намерен провести вашего сына вон туда, в угол, чтобы вы видели его со стороны стойки, где выдают посадочные талоны. Потом Люк отдаст свой посадочный талон и пойдет к самолету. Они пересекутся в проходе.

— Мне это не нравится.

— Либо так, либо никак.

Гонг ударил в третий раз.

— Китайские авиалинии, рейс триста девять, Тайбэй. Последнее приглашение… — разлетелось по залу на трех языках.

— Ладно. Остановимся на этом.

— Тогда шевелитесь!

Саймон кинулся в мужской туалет, насвистывая определенный мотивчик. Эту мелодию узнали, по крайней мере, двое из занимавших кабинки. Фун Муньва вышел быстрым шагом, на ходу поправляя непривычные для него очки. Вслед за ним появился Ленни Люк.

Когда Ленни подошел к двери, Саймон схватил его за руку и прошептал:

— Постой. План изменился. Иди к проходу, предъяви свой посадочный талон и жди сигнала. Удостоверься, что самолет не взлетит с Мэтом на борту. Если они попытаются перехитрить нас, сделай что-нибудь, упади в обморок, если нужно будет… Но только останови самолет!

Первым в зале появился Фун. Он быстро зашагал к выходу на посадку гонконгского рейса, надвинув шляпу на самые глаза. Он прошел по туннелю весь путь, до самого самолета. Джинни шла за ним. Саймон спешил впереди Ленни, который специально держался сзади, на расстоянии.

Подойдя к выходу номер сорок три, Саймон встал сбоку и заглянул в коридор с наклонным полом. У него екнуло сердце, когда он увидел их — Ли Лутана и Мэта. Сын был весь на виду в арке коридора, словно его силуэт наблюдали в телескопическую трубу: лицо бледное, глаза воспаленные, он явно тяжело болен.

Ленни приближался к выходу на рейс китайских авиалиний. Предъявив свой посадочный талон, он остановился и обернулся. Саймон выждал еще секунду и кивнул. Ленни рысью побежал по коридору и исчез из поля зрения. Мэт смотрел ему вслед. Только после этого Ли подтолкнул юношу в объятия отца.

— Ты в порядке, Мэт?

— Я в порядке. — Он выговаривал слова очень медленно, словно под действием наркотика. — Все хорошо.

— Мама ждет тебя.

— Почему Ленни садится в этот самолет?

— Расскажу позже. Пойдем, скоро наш рейс.

— Он не должен!

— Идем!

Когда они подошли к выходу на гонконгский рейс, Мэт что-то пробормотал.

— Что?

— Я сказал… Ли Лутан. Ты заблуждаешься на его счет. Ленни не должен оказаться на этом самолете.

Они заняли свои места. Джинни схватила Мэта за руки, а затем кинулась утирать слезы, катившиеся по щекам.

— К черту Ли, расскажешь о нем позже, — отрезал Саймон.

Их самолет выруливал на взлетную полосу. Мэт выглянул в иллюминатор и увидел белый «Джумбо», который уже приближался к концу взлетной полосы. Прожекторы освещали надпись на его хвостовой части — «Китайские авиалинии».

— Господи! Папа, послушай! Ли Лутан работает не на правительство. Он — член движения за независимость Формозы. Он хочет использовать «Апогей», чтобы отнять власть у партии Гоминьдан.

— Что? — Саймон долго и растерянно смотрел на сына, потом перевел взгляд в сторону «Джумбо», набиравшего скорость. Рев двигателей нарушил тишину в их салоне… Самолет взлетел.

 

Глава 28

Фун Муньва скучал. Он уже два дня болтался в Гонконге, и заняться ему было совершенно нечем. Он читал порнографические журналы и время от времени выполнял рутинную работу в офисе. После Сеула еда казалась просто великолепной, и некоторые «телки», крутившие хвостами вокруг да около, были что надо, но, черт возьми, у человека могут мозги заплесневеть от такой жизни.

Фун оказался настоящим пленником.

В восемь часов утра за ним заезжала машина и отвозила его в офис, каждый раз добираясь туда разными дорогами. В половине седьмого вечера опять появлялся шофер и вез его в тот квартал на Мэнсфилд-роуд, где у Саймона Юнга было «убежище». И там Фун оставался под пристальным наблюдением до следующего утра.

Ему выдали кучу денег, но какой в них смысл, если их негде потратить? И конца этому не предвиделось.

Вплоть до сегодняшнего дня.

Сегодняшний день с самого начала не был похож на предыдущие. Фун приехал в офис и ждал лифта. Двери раздвинулись. Он шагнул вперед, но не успел войти, как из лифта выскочил белый и схватил его за руку.

— Привет, Ленни. Ты ведь Ленни Люк, верно?

Фун Муньва застыл на месте. Такого не должно было случиться. «Твой двойник не работал и не жил в Гонконге уже многие годы. Проблем не будет…» — так ему сказали. Проблем не будет…

— Ух… нет! Это…

— Неужели забыл? Ты должен меня помнить.

— Прости… я опаздываю.

Фун нырнул в лифт как раз в тот момент, когда двери закрывались. Последнее, что он увидел, был «заморский дьявол», который с изумленным видом стоял в коридоре. У Фуна мелькнула мысль, что следует доложить о том, что случилось, но позже он забыл об этом инциденте.

Наконец наступила половина седьмого, но шофер не появился. Офис опустел, и Фун остался один. Делать ему было нечего. Шесть тридцать одна, тридцать две. Тридцать три…

Он еще раз взглянул на свои новые часы «Картье» — шофер опаздывает почти на пять минут. Часы хорошо смотрелись на его запястье. Его дядя по материнской линии носил такие же. Фун вспомнил о дядюшке с улыбкой. Тот недавно купил себе новый дом в Абердине и прислал племяннику фото… Прошло сорок минут: больше ждать невозможно.

Фун еще раз сверился с часами, помешкал немного… и поспешил прочь.

Он пересек шоссе по надземному переходу и спустился по лестнице к автобусной остановке к северу от Адмиралтейских садов. Встав в очередь, обвел взглядом толпу пассажиров, и вдруг его внимание привлекли два человека, не сводившие с него глаз. Фун поспешил отвернуться. Ему не нравилось, когда его разглядывали. Какое дело до него этим незнакомцам?

Но когда он спустя минуту снова взглянул на них, эти люди стояли все там же. Человек с одной рукой — тю ней ло мо! Фун вздрогнул. И, как будто этого мало — еще и тот самый «заморский дьявол», которого он увидел утром. Черт!

Фун развернулся и быстро зашагал прочь. Но два соглядатая оказались проворными.

— Привет, — сказал иностранец, преградив ему путь. — Нам не удалось поболтать сегодня днем. — Он прищурился. — Ты ведь помнишь меня, правда?

— М-мм.

— Хэйнс, — сказал незнакомец с радостной улыбкой, протягивая руку. — Род Хэйнс.

Примерно в то время, когда Хэйнс и его однорукий товарищ заговорили с Фуном Муньва, помощник комиссара Рид входил в гостиную дома Юнгов в Рипалс-Бэй.

— Мы отправляемся в небольшое путешествие. И, боюсь, тебе тоже придется поехать, Мэт.

— Боже мой! Вы всегда так…

— В бухте нас ждет патрульный катер, и мы уже опаздываем. Предупредите Джинни, что не знаете, когда вернетесь.

— Мне неприятна ваша настойчивость. — Голос Саймона звучал сурово. — Мэт только начал оправляться от ужасных испытаний, да и я не в настроении…

— Значит, вам лучше изменить свое настроение, иначе, черт побери, мне придется арестовать вас!

— И у вас хватает наглости разговаривать со мной так в моем доме!

— Я готов, — сказал Мэт. — Мне нужно переменить обстановку.

Питер Рид удивленно взглянул на Мэта.

— Тогда идемте. Оба…

Следуя за лучом от фонаря Рида, Саймон и Мэт спустились по лестнице, крутые деревянные ступени которой вели к причалу под домом. Там, пришвартованный к пирсу, стоял полицейский катер. Едва они ступили на палубу, как катер рванул вперед, оставив с правого борта Круглый остров. Потом они взяли курс на юго-восток, к Отвесной скале.

— Твои люди следили за нами, Питер?

Саймону пришлось кричать, чтобы перекрыть шум моторов. Рид с раздражением взглянул на рулевого, пытаясь определить, слышал ли он что-нибудь, и оттащил Саймона в сторону.

— Вы всерьез полагаете, что моим людям больше нечего делать?

— Значит, ваш ответ — «нет»?

— Ответ — «нет»! — подтвердил Рид. — Я понимаю, что когда такой человек, как вы, наносит «красному» Китаю удар в зубы, то ему есть чего бояться, но…

— Но кто же сел нам с Джинни на хвост? Я даже могу точно описать, как они выглядели.

— Это не мы. Не превращайтесь в параноика.

— Параноика! Если бы лучший из ваших служащих находился в руках тайваньского правительства…

— А кто отдал его им, а? Вы! Вы понимаете, что сейчас происходит в этой колонии? Вы понимаете это? Военная разведка докладывает о масштабном сосредоточении войск на фуцзяньском берегу: самолеты, танки, самолеты-амфибии! Если они пойдут на Тайвань, то союзническое вторжение в Нормандию во время Второй мировой войны покажется детской возней. А Гонконг получит возможность наблюдать за этим с высоты птичьего полета, вот так. Лучшие места в этом паршивом театре! А вы ждете, что я буду беспокоиться о пропаже кого-то из вашего персонала…

— Ладно, вы высказали вашу точку зрения. Куда мы едем?

— В Сан-Кун.

— Где это, черт побери?

— Остров по нашу сторону от маяка Ваглан.

— Но ведь это очень далеко!

— Десять миль. — Рид оглянулся через плечо на Мэта. — С ним все в порядке?

— А как вы думаете… после всех ужасов, которые он перенес? Мы получили его всего два дня назад, ему нужен отдых, а не эта дурацкая возня.

— У него такой вид, словно он готов… — Рид перевел взгляд на Саймона, — разбить что-нибудь.

— Пусть бы разбил. Что-то сводит его с ума, ему нужно выплеснуть это.

— Он уже рассказывал вам, что произошло?

— Отчасти. — Саймон отвернулся. — Не спрашивайте.

Путешествие заняло не много времени. Вскоре из темноты выступил огромный черный массив земли, испещренный светящимися точками. Рид повернулся к Саймону.

— Здесь с северо-восточной стороны есть бухта: прекрасное укрытие.

— Для чего нужно это укрытие?

— У нас тут появился один застенчивый гость.

Катер обогнул северную оконечность Сан-Куна и медленно вошел в узкий канал. Два члена команды изучали берег в приборы ночного видения.

— Здесь, — прошептал один из них, показывая рукой.

— Верно, — мрачно подтвердил Рид. — Дайте им знать, что это мы. Я хочу подойти как можно ближе, но не стоит заставлять их нервничать. Они очень раздражительны и вооружены.

— Вооружены! — Саймон вгляделся в темноту, пытаясь увидеть, что привлекло внимание матроса. Внезапно он заметил другой катер, с погашенными огнями. Судно мягко покачивалось, стоя на якоре под нависшей скалой. Когда они подошли ближе, на палубе стали заметны двое мужчин. Их белые кители были едва различимы в сумраке. Оба судна ловко сманеврировали, чтобы не врезаться в катер гонконгской полиции. Несколько секунд, и оба катера пришвартовались друг к другу. Через узкий проем между поручнями был переброшен деревянный трап.

Рид поманил Мэта, чтобы тот присоединился к нему с Саймоном.

— Теперь слушайте. Приехав сюда, наш гость подвергается большой опасности; ему, того и гляди, перережут глотку. Возможно, нам придется спешно удирать. Если так случится, никаких вопросов, перебираемся к себе на борт и отплываем. Все понятно?

— Думаю, да, — сказал Саймон, — Надеюсь, что дело окажется стоящим, если же…

— Это серьезно.

Они с трудом перебрались по трапу на палубу загадочного катера, где их провели по ступеням вниз, в спартански оборудованную каюту. В ней находился только один человек. Он стоял у дальней стены, заложив руки за спину. Завидев гостей, он вытянул левую руку и произнес по-английски:

— Добрый вечер, джентльмены. Пожалуйста, садитесь.

Минуту или две Саймон не мог поверить собственным глазам. Потом прошептал:

— Борисенко.

Хозяин улыбнулся:

— Крабиков. Это моя настоящая фамилия.

— Генерал-майор Крабиков, — подхватил Рид, подойдя к Саймону. — Из КГБ.

Саймон тяжело опустился в кресло.

— Боже мой!

— Вы удивлены? Это естественно.

— Я вне себя от ярости.

Крабиков слегка повернул голову:

— Вы, я полагаю, — Мэттью Юнг?

Мэт отрывисто кивнул, садясь в кресло.

— Но… как вы добрались сюда? — спросил Саймон.

— В Южно-Китайском море стоит наше судно, — ответил генерал, усаживаясь. — И я должен быть там через два часа, иначе рискую стать легкой добычей, и никто не выступит в мою защиту. Итак, если вы не возражаете, перейдем к серьезному разговору. О войне…

— О войне?!

— Мистер Юнг, позвольте мне объяснить вам ситуацию. В ближайшие несколько дней — сказать не могу — «красный» Китай намеревается вторгнуться на Тайвань; сначала уничтожить оборонную линию на Цюэмое, а затем идти напрямую к главному острову. Для этого они применят «Апогей», о котором я, как вы понимаете, кое-что знаю. Мы обязаны остановить их.

Саймону потребовалось несколько минут, чтобы собраться с мыслями.

— Вы знаете об «Апогее»… Каким образом?

— У нас были два источника. Москва и Пекин заключили сверхсекретный договор на самом высоком уровне…

Саймон ударил кулаком по столу:

— Я догадывался об этом!

— Уверен, что догадывались. — Крабиков закурил. — В соответствии с договором произошел обмен информацией. Были сделаны некоторые намеки на существование «Апогея» — не много, но этого оказалось достаточно. Из нашего второго источника мы узнали больше. До последнего времени мы поддерживали организацию, известную под названием «Наша Формоза». Слышали о такой? Хорошо. Один из их лидеров недавно заговорил. — Генерал повернулся к Мэту. — Вы имели дело с человеком по имени У Тайцзи?

— Да.

— Доверяете ему?

— Не очень.

Крабиков кивнул в знак согласия.

— У бежал, прихватив с собой жену. Отправился в Нью-Йорк, перепуганный насмерть. Заставить его говорить было несложно — он сам пришел к нам.

— У сотрудничал с вами? — спросил Саймон.

— Как и другие. В случае успеха «Формозы» он должен был стать министром обороны. Вот почему он так долго был связан с этой организацией. Но У перепугался. Ох как он перепугался!

— Почему?

— Если бы вы-знали, кто поддерживал «Формозу» в правительстве…

— Ли Лутан.

Крабиков не скрывал своего удивления.

— Вы уже знаете об этом?

— Я выяснил это, — заговорил Мэт. — Ли открыто признался.

— А вы, мистер Юнг, вы не знали об этом?

— Нет, пока сын не рассказал. Когда Мэт исчез, я не поднял шума только по одной причине: думал, что не способен пойти против Гоминьдана. Если бы я хоть на секунду мог представить себе, что Ли…

— Не вините себя. Ли очень заботился о том, чтобы скрыть свое истинное лицо.

— И не он один. Нам удалось выйти на женщину, члена организации Ли. Она даже не намекнула, что он может работать на кого-либо другого, кроме правительства Гоминьдана.

— Мэйхуа могла и не знать об этом, — угрюмо сказал Мэт. — Или с ума сходила от страха, так он ее запугал. Вам не приходит такое в голову?

— Ладно, Мэт, извини. Как это все происходило, неважно. Важен Ли. Он наделен невероятной жестокостью, — сказал Саймон, покачав головой.

— Да что и говорить об этом? — добавил Крабиков. — Он занимает очень высокий пост в тайваньской разведке — фигура номер четыре.

— Но Ли не все держит под контролем, его власть распространяется не на всех. — Мэт говорил уже спокойнее.

Саймон с удивлением повернулся в его сторону.

— Ты, оказывается, знаешь о нем массу вещей.

— Я думал об этом все эти несколько дней. У Ли огромный авторитет, но нет полной власти… пока. Вот почему он сумел найти нескольких дружков из военно-воздушных сил и уговорил их совершить в ту ночь нападение на твой «лиар». Но он не рискнул арестовать Цю, опасаясь огласки в мировой прессе. Он не может позволить себе публичных выходок, за это в исполнительном юане его могут привлечь к ответу.

— Все сходится.

— И я так думаю. У него были свои удачи, несомненно. Ли сумел возбудить процесс, касающийся таможенных дел, чтобы закрыть наше предприятие. И хотя мы по собственной халатности навлекли на себя все эти неприятности, сам Ли не сумел бы начать это дело.

— Возможно, вы правы, — прервал его Рид. — Это совпадает с тем, что мы уже знаем. Жаль, что вы, Саймон, раньше не рассказали мне о Ли.

— Да, жаль. Мэт болел, я с ума сходил от беспокойства и… — Саймон бросил на сына тревожный взгляд, — если честно, я пытался найти какое-то подтверждение его словам, до того как выйти на вас. Все это звучало немного… ну, чересчур.

— Да. — Рид покачал головой. — Господи, на какой риск пошел Ли, отпустив Мэта. Как подумаешь, сколько он всего сообщил нам…

— У него не было выбора, Питер. Он понял, что от Мэта не получить информации о технологии «Апогея». Оставался только обмен.

Крабиков постучал по столу.

— Мы можем продолжать? Ли важен, это верно. Но он — не единственный агент «Формозы». Они уже давно внедрили своего человека в «Дьюкэнон Юнг». — Крабиков сделал паузу. — Его имя Хэйнс.

У Саймона перехватило дыхание. Крабиков насмешливо улыбнулся.

— Ваш офицер охраны на Тайване, если не ошибаюсь.

— Все совпадает, — тихо произнес Мэт.

— То есть? — поинтересовался генерал.

— Я хочу сказать, что если это Хэйнс, то многое встает на свои места. Па, помнишь ту ночь, когда Ленни впервые рассказал мне об «Апогее» и к нам ворвался отряд Тайваньского гарнизона?

— Конечно.

— Хэйнс знал, что Ленни хочет повидаться со мной по важном делу. Он знал, что я поеду в Синьчу. Он звонил куда-то после обеда. — Мэт кивнул, словно проверял ход своих мыслей, и остался доволен. — Вероятно, он дал им ценную информацию. Только не гарнизону, конечно, а людям Ли. Вот почему они тогда не рискнули прихватить что-нибудь с собой. Мне всегда казалось это странным.

— Очень возможно, — согласился Крабиков. — Хэйнс рассказал «Формозе» все, что знал об «Апогее», уже много месяцев назад.

— У проболтался? — спросил Саймон.

— Да. И о том, что Ли держит Мэттью Юнга на Цюэмое. Хэйнс вчера приехал в Гонконг. Мы потеряли его из виду в аэропорту.

— Но… ему незачем быть здесь!

— А как же квартальный отчет? — вставил Мэт.

— Ну конечно же! — Саймон широко раскрыл глаза. — Минутку… двойник! Фун Муньва. Я велел ему появляться в офисе, чтобы сбить «красных» со следа Ленни. И если Хэйнс в Гонконге…

— Он может наткнуться на двойника Ленни, — закончил его мысль Мэт.

— О чем вы? — Рид начал злиться. — Какой еще двойник?

Саймон быстро поведал им об уловке, к которой прибег во время обмена в аэропорту Нарита. Пока он говорил, Крабиков все больше хмурился.

— Понятно, — сказал он, когда Саймон закончил, и повернулся к Риду, — если Хэйнс наткнется на Фуна в офисе…

— Мне нужно воспользоваться рацией, — отозвался Рид, поднимаясь с места.

Крабиков сказал несколько слов в телефонную трубку.

— Вас проводят в радиорубку.

Рид ушел. В переполненной каюте наступило долгое молчание. Саймон тер глаза, словно пытался, как от соринки, избавиться от страшного смысла той новости, которую ему сообщили.

— Надежный Хэйнс, — шептал он. — Один из самых старых моих друзей рекомендовал мне его.

— Это значит, что он очень хорош, не так ли? Как шпион. — Русский затушил сигарету и поднялся, чтобы открыть иллюминатор.

В каюту пополз запах тины и стоячей воды. Вернувшись на место, Крабиков принялся исподтишка разглядывать Мэта. Он и раньше видел у людей такое выражение на лицах, и опыт подсказывал ему, что лучше все время держать англичанина в поле зрения под присмотром.

Крабиков много бы дал, чтобы узнать, почему у Мэта такие глаза.

Вернулся Рид.

— Саймон, к сожалению, дело плохо. Несколько минут назад Джордж Форстер звонил в центральный офис и доложил, что Фун пропал. Кажется, его шофер попал в пробку, и мальчишка ушел к тому времени, когда он подъехал.

— Что?!

— Я объявил тревогу. У Фуна здесь семья, они внесены в компьютер. Если он все еще в Гонконге, мы найдем его.

— А Хэйнс?

— О нем ничего.

Только плеск волн о борта катера нарушил мертвую тишину в каюте. Крабиков вновь закурил.

— Ладно, — сказал он. — У нас есть более срочные дела. Позвольте объяснить вам, почему я попросил об этой встрече. «Красные» китайцы понимают, что вы перехитрили их, отдав Люка тайваньцам. Это означает, что им придется ускорить начало вторжения, пока тайваньские военно-воздушные силы не выяснят все, что знает Люк.

— Вы говорите с такой уверенностью!

— Именно. Мы послали нашу флотилию к юго-восточному побережью Китая, чтобы они осуществляли радиоперехват. Командующий подтверждает, что там вовсю идет развертывание войск.

— Подождите, — Саймон поднял руку. — «Формоза» — это не правительство Тайваня, она является его злейшим врагом. Если Люк в руках «Формозы», каким же образом от этого могут выиграть тайваньские военно-воздушные силы?

— Потому что «Формоза» намерена устроить бартер: «Апогей» в обмен на политическую власть. Я упрощаю, но уверен, что вы уловили суть.

Саймон кивнул Мэту.

— Ты был прав. Крабиков, эту информацию вы тоже получили от У?

— Да.

— Но тогда зачем вы подключаете к этому нас? — резко спросил Саймон. — Что вы хотите?

— «Формозу» нужно оставить. Вы можете помочь нам в этом. Больше никто.

— Ничего не понимаю! Вам-то зачем мешать «Формозе»? И чем, во имя Неба, я могу помочь?

— Китайцы планируют применить «Апогей» в ходе вторжения на Тайвань — это очевидно. Осуществление договора Москвы с Пекином, о котором я уже упоминал, вечно осложняется всякими проблемами, и скоро ему придет конец. Следовательно, китайцы знают, что не могут рассчитывать на нашу помощь, скорее наоборот. Если Соединенные Штаты пошлют свой Седьмой флот, чтобы помешать им захватить этот плацдарм… будет война.

Саймон беспокойно заерзал.

— Очевидно, в Пекине должны понимать это?

— Конечно, но они считают, что стоит рискнуть. «Красный» Китай уже много лет искал предлог, чтобы захватить Тайвань, верно?

Саймон кивнул.

— Ну, а теперь они получают такой предлог. «Формоза» планирует убить президента Тайваня, У Тайцзи сказал нам и это. В ту минуту, как он погибнет, Тайвань распадется на части. Тогда «Формоза» совершит марш-бросок. Они предложат правительству — тому, что от него останется, — «Апогей», чтобы одержать победу над континентальным Китаем, верно?

— Да.

— В обмен на политическую власть?

— Да.

Крабиков развел руками.

— Чего еще может желать континентальный Китай? На Тайване мятеж, который грозит гражданской войной. И они придут для восстановления порядка. Кое-кого пнут под зад, да и голов не пощадят.

— И Америке придется дважды подумать, прежде чем вмешиваться… Но «Формоза» должна была это предвидеть.

Крабиков отвел взгляд.

— Кто знает? Они уже продемонстрировали свою недальновидность.

— Но…

— Неужели вы не видите, насколько это привлекательно, с точки зрения «красных» китайцев? Общественный долг — вот что они скажут: мы вступаем на Тайвань только для того, чтобы уладить маленькую проблему местного значения. — Лицо Крабикова потемнело. — Нет, большое спасибо! Если уж они получат власть над Тайванем, то сумеют выгнать советский флот из Тихого и Индийского океанов. Все было бы прекрасно, если бы договор между Москвой и Пекином продолжал действовать, но сейчас с ним покончено. — Он стукнул кулаком по столу. — Значит, их нужно остановить, прежде чем «Формоза» предоставит Китаю предлог для их акции! Советский Союз мобилизует свои силы против континентального Китая на крайний случай, но полная мобилизация займет много времени, а у нас его нет. Вот тут-то и нужны вы, Саймон. Вы гораздо оперативнее.

— Я? Вы готовитесь превратить Китай в ядерную сковородку и ждете, что я просто нажму кнопку и решу все ваши проблемы? Скажите, Крабиков, что у меня есть, кроме миллиарда мегатонн плутония?

— Вы нетерпеливы, — сквозь зубы процедил генерал. — Нельзя так. Если бы вы внимательно слушали, вместо того чтобы перебивать…

Саймон откинулся на спинку кресла.

— Ладно, переходите к делу.

— Мы хотим, чтобы вы разоблачили Хэйнса, Ли, У… всю «Формозу» и ее иерархические уровни. Назовите имена и сделайте это публично. Когда нужно, Гоминьдан действует быстро: они в течение часа уберут Ли и его шайку. И тогда — никаких убийств и никакого предлога для вторжения. А значит, не будет и самого вторжения.

— Континентальный Китай может все-таки попытаться…

— Может, если решит, что ему следует опасаться лишь вмешательства США. Но теперь там знают, что их ждет кое-что похуже. Мы склонны закрыть наш договор, и это поставит китайцев в опасное положение. Если нам удастся предотвратить убийство президента Тайваня, мы лишим их также и законных оснований для вторжения. Слишком много сложностей. Они изменят свое решение.

— Но выслушает ли меня правительство Тайваня? Я всего лишь бизнесмен.

Крабиков отрывисто рассмеялся.

— Да? А вы думаете, они выслушают нас, Комитет государственной безопасности? Они будут смеяться нам в лицо. Но у вас есть сын, который был их пленником. Он был там! Разве вы не понимаете? Он может опознать каждого члена «Формозы», всех, с кем встречался.

Саймон кивнул: в этом был смысл.

— Это лишь часть дела, — медленно произнес он. — Вы ведь не все сказали, верно?

— Нам действительно стоит продолжать этот разговор?

— Думаю, да. — Саймон рассеянно провел рукой по волосам. — Вы использовали «Формозу» в своих интересах, а теперь потеряли контроль над собственным детищем… Она выходит из-под вашей власти.

— Я этого не говорил.

— А вам и не нужно ничего говорить. Иначе зачем, — Саймон указал на Рида, — совать голову в петлю? И потом, вы еще кое-что скрыли с самого начала.

— Что же?

— Я до сих пор не могу понять, почему «Формоза» должна рисковать, провоцируя Китай на вторжение, и убивать президента. Нет, здесь что-то другое, за этим стоит что-то большее… но я не могу… — Саймон стукнул кулаком по столу. — Нет, все-таки могу. Конечно, могу. У Тайцзи наверняка сказал вам, что «Формоза» собирается сделать публичное заявление! Они хотят объявить о своей крепкой связи с Москвой, как раз перед вторжением «красных»… они расскажут, как вы помогли им, сообщат, что вы — настоящие союзники и так далее. — Саймон усмехнулся. — Господи, конечно. Вот оно! Помощь, которую вы оказали в прошлом. Главное, что вы отказываетесь поддерживать их теперь.

Саймон повернулся и посмотрел в лицо Питеру Риду.

— Теперь понимаете? Я понимаю! Эта компашка, КГБ, заигрывала с тайваньским движением за независимость, вооружала их, я полагаю… «Формоза» так доверилась своим русским союзникам, что даже решилась на риск: допустить вторжение, убив президента. А почему бы нет? Москва всегда может подослать несколько дивизий… Итак, материковый Китай должен войти в страну, чтобы поддержать мир и встретить направленные на него русские орудия, заряженные русскими снарядами… Москва понимает, в какую сторону дует ветер; она не может полагаться на договор с Китаем, пугается и отступает, «Формоза» злится…

— Я думаю, тут есть нечто большее, — тихо сказал Мэт.

— Что?

— Москва отходит, «Формоза» рассержена. Так ты сказал.

— Ну?

— Так вот, я думаю… — Мэт нахмурился от напряженной работы мысли. — Ли говорил что-то насчет… сделки с другой заинтересованной страной.

В каюте вдруг стало очень тихо.

— Здесь я всегда делал ошибку, — продолжал Мэт. — Я все время думал, что «Апогей» — это просто оружие. Но это не так. Это товар: то, что можно купить или продать.

— Ты ставишь меня в тупик.

— Это сложно понять, отец, но подумай об «Апогее» с точки зрения потребителей и продавцов: «Апогей» в обмен на что-нибудь.

— Продолжай.

— По-моему, заинтересованы могут быть два лагеря. Русские, но они устраняются. Значит, остаются…

— Соединенные Штаты, — закончил Саймон. — Ли продает «Апогей» Америке в уплату за ее поддержку, то есть вмешательство Седьмого флота. Россия теряет свои морские пути на Тихом океане, у Америки и «красного» Китая есть «Апогей», а у Советов нет… О да, генерал, я понимаю. Наконец я по-настоящему все понимаю. — Когда Саймон обернулся к сыну, на его лице было написано неподдельное восхищение. — Это… блестяще!

Мэт ничего не ответил.

— С точки зрения баланса сил, старая оборонная стратегия Рейгана будет выглядеть детской игрушкой по сравнению… Вот что, Крабиков. — Саймон повеселел. — «Формозу» нужно дискредитировать как можно скорее, верно?

— Да.

— И чтобы сделать это, мне нужно прежде всего разоблачить Хэйнса… нет, поправочка, Риду нужно еще найти Хэйнса, — рассуждал вслух Саймон. — Как думаешь, Питер, — спросил он, повернувшись, — этот парень еще здесь?

— Трудно сказать, но думаю, да. Все факты говорят за это. Он приехал сюда, хотя это был чертовски большой риск.

— М-м. — Саймон снова посмотрел на Крабикова. — Есть у вас неоспоримые доказательства, которые я могу предъявить Хэйнсу?

— Есть досье. Не забывайте, что У Тайцзи сообщил нам массу вещей о Хэйнсе.

— Верно. Значит, остается всего один вопрос. Какова цена?

Саймон услышал, как Рид шумно вздохнул, но не обратил на это внимания.

— Цена чего — предотвращения мировой войны? — проворчал Крабиков.

— О, я не отвечаю за войну. Вы за нее отвечаете. Это вы поставили себя в такое положение, при котором две другие сверхдержавы могут получить «Апогей», а вы останетесь ни с чем. Это чего-нибудь да стоит. Я предал «красный» Китай и в результате могу потерять все. И мне надоело быть игрушкой в руках разведслужб всего мира. На этот раз пусть платят за эту мою привилегию, будь они прокляты! Итак: что вы можете мне предложить?

— Я действительно не…

Саймон оборвал Рида на середине фразы:

— Заткнитесь.

Но, повернувшись к Крабикову и увидев, что русский опускает руку в карман пиджака, он застыл.

Крабиков достал из кармана не пистолет, а белый конверт и подтолкнул его по столу к Саймону. Англичанин открыл его и вытащил письмо, написанное по-английски. Он быстро прочел его и поднял глаза.

— Это гарантия?

— Да. Советский Союз возместит все убытки, которые вы потерпите в результате согласия обвести вокруг пальца «красный» Китай.

— А вы знаете, что произойдет, если вы не выполните обязательств? «Апогей» перейдет к США.

— Мы выполним их. Взгляните на подписи; за этим письмом стоит Политбюро.

Саймон опустил письмо в карман.

— И еще одно. Почему на эту встречу послали вас, генерал? Это мог бы сделать кто-то чином пониже.

— Возможно. Но вы меня знаете. — Крабиков сверкнул глазами. — Они решили, что вы должны… помнить меня. Что меня вы выслушаете, а на кого-нибудь другого можете не обратить внимания.

Мужчины смотрели друг на друга еще несколько секунд, потом одновременно улыбнулись.

— Я готов, Питер, — сказал Саймон, поднимаясь. — Крабиков, досье у вас с собой?

— Вот оно. — Русский потянул картонную папку.

Саймон взял ее, пролистал и захлопнул.

— Спокойной ночи, генерал.

Они перешли на свой катер, и, когда уже отходили от советского судна, Рид спросил, повернувшись к капитану:

— Вы поняли, что это за катер?

— Это корабль класса «Пчелка», с подводными крыльями. Маленькое быстроходное судно.

— Ну, едем.

Но, прежде чем капитан смог отдать необходимые распоряжения, заговорило радио. Рид надел наушники и взял микрофон. Воспользовавшись этим, Мэт отвел отца в сторону.

— Мы не обсудили еще кое-что.

— Что именно?

— Ленни. Его оставили на Цюэмое в глубоком дерьме. — Голос Мэта звучал удивительно спокойно. — Ты собираешься мириться с этим?

— А что мы можем сделать?

— Вытащить его оттуда, вот что.

— Как? Ни ты, ни я не готовы…

— Но у тебя есть любимая мартышка. Куда, черт возьми, девался Цю?

Когда патрульный катер вышел из бухточки и развернулся, чтобы взять курс на Гонконг, Рид снял наушники и устало улыбнулся Саймону.

— Хэйнс объявился. Он и еще один тип задержаны по обвинению в убийстве. Мне жаль… — и в последнюю секунду, перед тем как двигатели заработали на предельных оборотах, заглушив все остальные звуки, Саймон услышал слова Рида, — но Фун Муньва мертв.

 

Глава 29

— Как вы нашли это место? — Цю не мог сдержать дрожь, глядя на сырые стены и грязный бетонный пол.

— Мы играли здесь в детстве — в саду за домом моих родителей.

— Снаружи он выглядит так дико.

— Это японцы построили. Мы обычно представляли себе, что здесь живут привидения, и чуть не умирали со страху. — Линьчунь подалась вперед и поцеловала его в губы, жадно и страстно. — Я так беспокоилась за тебя. Когда услышала твой голос по телефону, я… я…

— Знаю. А как ты думаешь, что испытал я, когда мне сказали, что той ночью ты была на «Золотом орле»?

Она стиснула его руки.

— Не надо. Все в прошлом. Я осталась жива. Ты, наверное, умираешь с голоду.

— Да. Я не ел с утра, а сейчас почти полночь. Может, рискнем зажечь свет?

— Пока мы в подвале, можно.

Почти не разговаривая, они ели то, что прихватила с собой Линьчунь. Когда с едой было покончено, она приказала:

— Рассказывай.

Цю со вздохом прислонился к стене и коротко обрисовал ей события, случившиеся с тех пор, как они встретились в Сингапуре.

— Чен доложил о провале спасательной операции Саймона Юнга, — сказал он в конце. — В течение суток после этого — ничего, потом Ли вышел на связь. Он хотел заключить сделку.

— Какого рода?

— Обмен Мэта на Ленни Люка. Юнг был готов согласиться, я нет. Я знаю этих людей. Они обведут его вокруг пальца. Мы поссорились. И я уже три дня не виделся с Юнгом.

— Но почему ты приехал сюда, в Тайбэй? Это так опасно.

— Я еще в Сингапуре обещал тебе, что вернусь. Мне нужно было повидаться.

— За тобой никто не следил?

— Нет. Я позвонил домой твоим родителям, а потом приехал сюда прямо из аэропорта.

— О, мой дорогой…

— Дело принимает серьезный оборот.

— Да, — вздохнула Линьчунь. — У нас ввели комендантский час. По радио и телевидению на всех программах предупреждают об опасности; ничего определенного, просто призывают быть настороже. Но никого этим не обманешь, вторжение уже близко.

— Тебе, наверное, страшно.

— Это еще не самое худшее. Поздно ночью слышны выстрелы. У моей секретарши есть двоюродная сестра, которая живет в Вулае. Она рассказывает, что там строят лагерь для интернированных. А у нас каждую ночь учебная воздушная тревога.

— Ты знаешь, что скоро отсюда будет невозможно уехать? Я хочу забрать тебя.

— Ты действительно приехал только за этим?

— Да. Не плачь… я все подготовил. Саймон Юнг, до того как мы поссорились, согласился дать тебе работу в одной из своих компаний.

— Но, дорогой, мои родители не уедут. Они напуганы, но им некуда бежать. Мы не богаты. Мы…

— Тихо! — Цю замер, прислушиваясь, потом схватил фонарь и погасил его.

— Что?

— Тс-с! — Цю притянул к себе Линьчунь и приложил губы к ее уху. — Половица скрипнула. Тут есть другой выход?

Она отрицательно покачала головой, тогда Цю схватил ее за плечи и сильно сжал, дав понять, чтобы она не двигалась.

Цю на цыпочках подкрался к стене и пошел вдоль нее, ощупью пробираясь к подножию лестницы. Напрягая слух, он различил вдали эхо сирены. Но, может быть, это только казалось.

Цю уже собрался было вернуться к Линьчунь, но звук, обеспокоивший его раньше, повторился. Теперь он был уверен: они не одни в этом старом доме. Цю поставил ногу на нижнюю ступеньку, замер в нерешительности и перенес на нее всю тяжесть тела. Медленно, стараясь не издавать ни малейшего шума, он высоко поднял другую ногу и опустил ее рядом на ступеньку. Раз!..

Из подвала наверх вели восемь ступеней. Цю автоматически пересчитал их, когда спускался, интуитивно подчиняясь правилам, въевшимся за долгие годы обучения. Кто-то был наверху, на восьмой ступеньке.

Один? Или их много?

Цю поставил правую ногу двумя ступенями выше. Легонько нажал, пробуя половицу на прочность, но она все же скрипнула. Тогда он поднял левую ногу, опершись корпусом о стену.

Наверху была дверь. Закрыли они ее или оставили открытой? Цю не мог этого вспомнить и на какой-то момент чуть не поддался панике. Его учили помнить о таких вещах всегда!

Дверь закрыта, но неплотно. Они оставили ее полуоткрытой.

Еще две ступеньки; пройдено больше, чем полпути. Он прокручивал воспоминания в обратном порядке, как кинопленку, и теперь как будто ясно видел, что дверь приоткрыта внутрь. Цю ничего не различал в темноте. Вошедший человек, должно быть, не зажигал света, как и Линьчунь.

Цю поднялся еще на две ступеньки. На этот раз дерево слегка прогнулось, и Цю поспешно отдернул ногу. Лучше идти помедленнее, чем поднимать шум.

Кто бы ни был наверху, но этот человек явно не знал, что его ожидает. Если бы он был уверен, что в погребе только два невооруженных человека и один из них — женщина, а у него самого оружие, он уже давно напал бы на них. Значит, он невооружен. Или вооружен, но не имеет никакого представления о силах противника. А может, это какой-то бродяга, ищущий приюта на ночь… Нет! Бродяга поднял бы гораздо больше шума.

Кошка? Крыса?

Цю опять поднял правую ногу и поставил ее на вторую ступеньку, минуя ту, которая скрипела. Коснувшись лбом края двери, он застыл на месте.

Дальше будет труднее. Он не осмелился открыть дверь пошире, боясь, что заскрипят петли. Сможет ли он протиснуться в щель?

Каким-то образом ему удалось сделать это, не потеряв равновесия.

Прямо перед ним, шагах, может быть, в двадцати, светилось окно, разделенное переплетами на четыре части. Сначала Цю не мог понять, что он видит: какой-то темный шар, странно контрастирующий с тем, что его окружало. Потом шар стал медленно обретать более внятные очертания, и Цю понял, что это такое.

Почему центр окна с провалом?

Мысль его оформилась именно так: окно с провалом в центре. Цю прикинул в уме все возможности. Ответ мог быть только один: между ним и стеной дома есть какое-то препятствие.

Вдалеке послышался вой сирены, и почти сразу же яркие вспышки света заплясали по окну: прожектора, направленные в небо. Это длилось меньше секунды, но и секунды было достаточно, чтобы высветить голову человека, закрывавшую ту точку окна, в которой сходились четыре переплета, образуя крест. В какое-то мгновение у Цю мелькнула безумная мысль, что он смотрит на силуэт человека через прицельную прорезь винтовки.

— Старший брат! — Слова раздались в тишине, и каждый нерв в теле Цю, и так уже напряженном, казалось, закоченел.

— Кто вы? — спросил он.

— Меня зовут Гу. — Последовала пауза. — Гу Пять Точек.

Наступало утро, и в окно забрезжил мутный свет, обрисовав силуэты людей, которые раньше сливались с темнотой.

— И это все?

Линьчунь устало покачала головой.

— Я не могу больше ничего вспомнить. Я уже говорила это, и не раз.

— Но ты же понимаешь, — мягко сказал Цю, — почему мы задаем эти вопросы? Почему для нас так важно знать это?

— Да. Но я рассказала все, что могла вспомнить из сказанного Мэйхуа насчет Цюэмоя. И я дала вам план, который она мне нарисовала.

— Прошу простить меня, Старший брат, — вмешался Гу, слегка повернув голову к своему начальнику. — Но госпожа Шань очень помогла нам. Мы рискуем начать повторяться и пойти по кругу. И она очень устала.

— Я знаю. — Цю продолжал смотреть на Линьчунь, а рассвет между тем медленно и размеренно поднимался, разгораясь в полную силу. — Я знаю, — повторил он и встал. — Когда заканчивается комендантский час?

— В пять сорок пять, — ответила Линьчунь. Она тоже поднялась, и Цю взял ее за руку.

Теперь тебе нужно идти домой. Веди себя как обычно и не бери с собой больше, чем нужно.

— Хорошо.

— Сегодня утром тебе захочется попрощаться с родителями как-нибудь по-особому. Преодолей это искушение.

— Ты говоришь так… так жестоко, — тихо произнесла Линьчунь.

— Сейчас не время для нежностей. Если ты уверена, что хочешь ехать, поезжай.

Взгляд Линьчунь скользнул в сторону Гу.

— Ты веришь его обещаниям? — прошептала она.

— Да. — Лицо Цю оставалось в тени, и она могла лишь догадываться, как он выглядит после бессонной ночи. — Я доверяю ему.

— Ну, тогда… я уверена.

— Иди. И поторопись!

Как только Линьчунь вышла, Цю опять присел на корточки возле Гу.

— Вы рисковали, придя сюда.

— Не особенно, — застенчиво отозвался Гу. — Я просто подождал, пока Шань выйдет. Она пошла сюда, и я следовал за ней. Остальное было просто.

— Вы знаете, каким образом в Пекине вычислили ее?

Гу кашлянул.

— Думаю, господин Ни записал некоторые ваши разговоры в Сингапуре. В них упоминался и ее адрес.

Их спальня прослушивалась! Цю покраснел и отвернулся, скрывая смущение.

— Пять Точек?! — сказал он, отводя взгляд от собеседника.

— Да?

— У вас ведь есть еще о чем рассказать?

— Простите, но в присутствии госпожи, я надеюсь, вы понимаете.

— Да. Расскажите сейчас.

— Вернемся в недалекое прошлое. Вы помните, почему меня прислали сюда?

— Кажется, да. Сунь знает, что в результате моих… моей связи с Шань Линьчунь я получил обширную информацию о месте, где Ли теперь держит Люка… Значит, обмен произошел?

— Да.

— Хм. Суню нужна информация, чтобы пустить ее в дело.

— Он хочет, чтобы вы пустили ее в дело. Мы должны заполучить Люка.

— Должны?

— Вторжение на Тайвань, возможно, придется отложить на неопределенный срок. — Пять Точек не заметил, что Цю едва не задохнулся от удивления. — Юнг передал Люка тайваньцам, «Апогей» попал в руки врага. Поэтому прямая атака была признана нежелательной. Но на Цюэмой будет совершено нападение.

— Чтобы забрать Люка?

— Именно так! До того, как он скажет им что-то жизненно важное… если уже не сказал… Его возьмут на материк, и он будет работать там до конца своей жизни.

— А он хочет этого?

— Желание Люка никого не волнует. Значение имеет другое: то, что вы организуете операцию на Цюэмое. Только у вас есть необходимая информация плюс степень профессионализма, необходимая, чтобы вытащить Люка.

— Я понимаю.

— Тогда все санкции против вашей семьи отменяются. Вам понятен смысл нашего предложения?

— Гарантии, касающиеся моей жены и ребенка?

— Если вам удастся прислать Люка в Пекин, ваши жена и сын будут жить как прежде и где захотят. Вы получите свободу: никто не будет вас преследовать.

— Да, да, вы изложили все очень ясно. И я принял ваше предложение.

— Но у вас еще не было возможности узнать о главном предложении, которое мы вам делаем, и принять его.

Цю резко поднял голову.

— О чем вы?

— Есть маленькая деталь. — Гу, как обычно, застенчиво улыбнулся. — Саймон Юнг предал Народную Республику, выдал чужие секреты. Сунь решил, что он должен быть наказан.

Цю внимательно вглядывался в лицо Пять Точек, стараясь понять, что скрывается за его улыбкой. Ему нравился этот человек, он производил впечатление прекрасного солдата, хорошо выполнявшего свой долг.

— Какое же отношение это имеет ко мне?

— Сначала вы должны вернуться в Гонконг, как и было запланировано. Когда приедете туда…

Дверь в комнату открылась с легким щелчком, и мужчины обернулись.

— Я спешила как могла, — сказала Линьчунь. — Пожалуйста, поскорее! Мне удалось остановить такси, но шофер не будет ждать.

Цю повернулся к Гу.

— Позже, — сказал он одними губами и тот кивнул.

Когда они сели в такси, Линьчунь обратилась к шоферу:

— Международный аэропорт. К зданию вылетов.

— Тогда нам лучше поторопиться! Вы слушали радио сегодня утром?

— Нет? А что?..

— В полдень аэропорт закрывается. Места на все рейсы уже проданы. Ни один самолет больше не прибудет в аэропорт.

Цю откинулся на спинку заднего сиденья.

— Так гони! — прорычал он, и такси рванулось с места.

Этим ранним утром улицы были забиты машинами: личные бронированные автомобили, джипы, — все рвались вперед. Неожиданно шофер резко нажал на тормоз и остановился по жесту полицейского. Через перекресток пронеслась целая процессия: сначала открытый автомобиль малинового цвета, с белыми геральдическими гребешками на дверях и флажками на каждом крыле; в ней сидел офицер и два сержанта с флагами; потом большая черная машина с затемненными стеклами, а вслед за ней — джип, забитый солдатами.

— Президент, — пробормотал водитель, когда регулировщик махнул рукой, чтобы они проезжали, — отправляется в горы.

Такси больше получаса ползло по Цянь-Короуд к повороту на автостраду. Когда они, увеличив скорость, мчались по предместью Сань-Чун, поп-музыка, которую передавали по радио, прервалась сообщением. Линьчунь внимательно выслушала его и повернулась к шоферу:

— Главная магистраль с севера на юг перекрыта.

— Да.

— Но почему?

— Наверное, чтобы там могли приземляться военные самолеты. — Шофер выключил радио и тяжело вздохнул. — У вас есть билеты на утренний рейс?

— Да, — спокойно ответил Гу. — Они зарезервированы, и бронь подтверждена.

— Какая авиалиния?

— «Катай-компани». Рейс на Гонконг.

— Здорово. Хотел бы я улететь с вами. Я высажу вас как можно ближе. Но вчера я уже был здесь и предупреждаю: приведите локти в боевую готовность.

Он не преувеличивал. Двойная вереница машин тянулась на добрых четверть мили от терминала. Они расплатились с водителем и оставшуюся часть пути прошли пешком. Цю взял Линьчунь за руку.

— Что это ты говорила о закрытой автостраде?

— Разве ты не знаешь? На этой дороге есть шесть участков, которые можно превратить во взлетные полосы. Разобрать бортики в центре и…

— Да, конечно, — перебил Цю, словно не желая продолжать эту мысль.

Им буквально с боем пришлось брать вход к терминалу, где было настоящее столпотворение. В этом бедламе было хорошо видно только огромное электронное табло с расписанием вылетов. Четыре самолета должны были подняться в воздух в течение ближайших двух часов, остальные рейсы отменялись.

— Я думаю, что китайские авиалинии где-то левее, — прокричал Гу. — В этой давке ничего не видно.

Рядом завизжала женщина, и Цю поспешно оглянулся, испугавшись, что это Линьчунь. Но это была мать, у которой толпа оттеснила ребенка. Женщина тут же впала в истерику, забарабанив кулаками в спины и груди окружавших ее людей. Несколько человек сочувствовали ей и пытались помочь, но какой-то мужчина повернулся с искаженным от ярости лицом и ударил женщину кулаком в челюсть. Линьчунь в ужасе закрыла глаза.

— Не смотри, — приказал Цю. — Идем. Идем же!

— Я заплачу пошлину, — тяжело дыша, сказал Гу. — А вы вставайте в очередь на регистрацию.

Каким-то образом они ухитрились пробиться вперед. Гу присоединился к ним в последний момент и швырнул билеты измученному чиновнику. Когда они поднимались по эскалатору, Цю обернулся и увидел лес голов, поднятых рук, злобных и испуганных лиц.

Гу проверял посадочные талоны.

— У вас проход номер два, — сказал он Линьчунь, передавая ей одну из карточек. — Нам придется идти через третий: мы иностранцы.

Они встали перед кабинками. Очередь двигалась медленно. Вооруженные пехотинцы сурово и испытующе оглядывали каждого пассажира. Когда они прошли в глубь зала, Гу потянул Цю за руку.

— Времени не осталось, так что я расскажу вам сейчас, пока не пришла девушка.

— Поторопитесь.

Гу склонился к уху Красного Дракона и что-то зашептал.

Когда они подобрались к таможне, Линьчунь уже поджидала их там. Она улыбнулась Цю, но, взглянув на него внимательнее, испугалась.

— Что с тобой? — воскликнула она, схватив его за рукав. — Ты бледен как смерть!

 

Глава 30

Изображение на видеопленке задрожало, потом установилось и стало четким: ночная сценка на улице с машиной «Скорой помощи» на заднем плане и полицейской машиной с красной лампочкой на крыше — первые несколько секунд ничего другого на экране не было. Изображение снова задрожало. Потом машина отъехала, и в углу экрана появился фургончик гонконгского радио и телевидения.

— Мы запустили все это рано утром в программе новостей, — сказал Рид. — Вот тело… Смотрите! Это Хэйнс — на заднем плане. Они уводят его… врачи… оцепление, там — толпа…

— Когда это произошло? — спросил Саймон.

— Около семи вечера… А! Вот и Мэй — убийца… Она подходит, приближается… Вот она! — Рид остановил кадр. — Верхняя левая часть экрана, передний ряд.

— Женщина в красном пиджаке?

— Верно. Агент бригады «Маджонг», сотрудница из спецподразделения Суня. Мы и раньше имели с ней дело. Она следила за вами, Джинни, или, по крайней мере, была одной из тех, кто сел вам на хвост. Вот почему вы так нервничали последние несколько недель.

— Но… зачем?

— Эта женщина сказала мне, что они получили приказ следить за всеми сотрудниками «Дьюкэнон Юнг», кто бы ни встретился, после того как был похищен Мэт. Ее прикрепили к Хэйнсу. Пора идти — через несколько минут начнется.

Рид провел Юнгов из своего кабинета, находившегося на последнем этаже Центрального полицейского управления, по коридору в комнату для деловых встреч.

— Сунь сам себя высек, — прошептал Рид Саймону. — Его люди опоздали всего на несколько секунд.

— Что же произошло?

— Хэйнс решил, что Ленни сбежал с Цюэмоя или улизнул от Ли. Инструкций он получить не мог, потому что с Ли у него не было связи. Мальчишка, очевидно, испугался и попытался дать деру. Мэй ударила его ножом. Думаю, она хотела попасть в мышцу, но промахнулась, и нож вонзился в почки. Медики считают, что у Фуна было слабое сердце. Во всяком случае, он скончался от шока в машине «Скорой помощи».

— Черт!

— Это не твоя вина.

— Ему же было сказано никуда не ходить одному.

— Теперь смотри! — Рид остановился прямо перед дверью в конференцзал Центрального управления и обернулся к Саймону. — Держи себя в руках. Мне нужно устроить представление, и ты в нем играешь не последнюю роль.

— Знаю. — Саймон потер лоб. — Я справлюсь.

— Я не о тебе беспокоюсь. Звездой шоу будет Мэт, и он должен выдержать. — Рид внимательно посмотрел на Мэта. — Как ты себя чувствуешь?

— Перестань все время спрашивать об этом.

— Извини. Но сейчас многое зависит от вас, а ты, если честно, выглядишь…

— Как я выгляжу?

— Неважно. — Рид взял Мэта за руку. — Помни, — сказал он тихо, — им нужно услышать самое главное: как Ли Лутан признался, что он член «Формозы». Мне не важно, что ты еще сообщишь или нет, но об этом ты должен сказать напрямик. Понял?

— Понял.

— Тогда пойдем.

Комната была забита до отказа, многие репортеры стояли в проходах. Рида и его группу встретили залпом фотовспышек. Помощник комиссара уже поднимался на ноги, когда сержант подбежал к нему и положил на стол листок бумаги. Рид взял его, посмотрел и, прикрыв ладонью микрофон, радостно шепнул Саймону:

— Хэйнс раскололся. Он подставил Ли и теперь разливается соловьем.

Саймон сжал руки в победном жесте, а Рид снова повернулся к микрофону.

— Я не стану тратить время на вступление. У нас подготовлено заявление, текст которого вам сейчас раздадут, но оно длинное, поэтому я скажу коротко. Ли Лутан, старший офицер тайваньской разведки, уже многие годы ведет подпольную деятельность в организации под названием «Наша Формоза». Втайне от своего начальства он похитил Мэттью Юнга, который теперь сидит рядом со мной, и держал его как пленника на Цюэмое. Цель похищения…

Последние слова заглушила волна возгласов — репортеры гудели на разных языках, как при вавилонском столпотворении. Лишь Джинни, которая заняла удобную позицию у стены, сумела заметить, как один из журналистов, стоявший в глубине зала, пробрался и выскользнул с заявлением Рида в руке…

Цю Цяньвэй и Шань Линьчунь добрались до здания компании «Дьюкэнон Юнг» одновременно с группой Саймона. Они поднялись по лестнице впереди толпы, которая подступала, как вода во время прилива. Оказавшись наконец в фойе, они обернулись и увидели Рида и семью Юнгов, которые протискивались внутрь с помощью двух швейцаров. Двери захлопнулись, и журналистам ничего не осталось, как только бесполезно молотить кулаками по стеклу.

— Быстро, — сказал Саймон, хватая Цю за руку. — Мери только что звонила мне в машину. На линии министр из Тайбэя.

Пока лифт поднимался на верхний этаж, Саймон коротко посвятил Цю в результаты пресс-конференции. Он с разбега налетел на не полностью открытую дверь и ворвался в кабинет дирекции, где его с трубкой в руке ждала Мери Стрит.

— Министр торговли, — лаконично напомнила она.

Саймон, тяжело дыша, упал в кресло и выхватил у секретарши трубку.

— Юнг у телефона.

— Я слышал, что тебя обменяли на Люка, — шепнул Цю Мэту.

— Да.

Цю, услышав странную холодность в тоне Мэта, бросил на него испытующий взгляд.

Пока Саймон ждал, чтобы его соединили с министром, он оглядывал лица присутствующих и вдруг заметил еще одного человека, которого не рассчитывал здесь увидеть.

— Диана!

Его дочь сидела в кресле у дальнего окна. Одета она была в строгий деловой костюм, рядом стоял чемодан.

— Привет, па.

— Когда ты приехала?

— Часа два назад. Собиралась сразу домой, но из Кай Така не было рейсов в Европу.

— Это моя вина. — Постепенно лицо его стало вытягиваться. — Ты хочешь сказать, что собралась уехать и даже не сообщила…

Но тут на линии что-то щелкнуло, и Саймон поднял руку, призывая всех к тишине.

Диана потянула брата за рукав и кивнула в сторону коридора. Мэт сопротивлялся, но Диана настаивала. Они вышли в коридор, нашли свободный кабинет, и Диана закрыла дверь, а Мэт опустился на подоконник, уставившись с угрюмым видом на бухту Виктория.

— Эй, Стручок… что с тобой?

— Ничего. — Мэт отошел от окна, сел в кресло и ссутулился. — А почему ты спрашиваешь?

— Что ты там бормочешь?

— О Господи!..

— Ты так тихо говоришь, что я ничего не слышу и не понимаю. И нечего возмущаться.

Мэт слабо улыбнулся.

— Извини.

Диана отошла от двери и встала рядом с братом.

— Мама рассказала мне, какое тяжелое время ты пережил. Я…

— Да, да. Спасибо.

— Ты можешь дурачить всех, кроме меня.

— Слушай, если тебе есть что сказать, кончай треп и говори скорее. Мне надо вернуться в соседнюю комнату. Поняла?

— Я не уеду в Лондон, пока ты не скажешь, что случилось.

— Что ты имеешь в виду? Меня похитили, забрали на Цюэмой, избивали.

— И?

— И! — Мэт взорвался. — Что еще ты хочешь узнать — какого цвета бывает кровь на загаженных стенах?

— Тут что-то другое, — спокойно ответила Диана. — Я уверена. Ты давно не смотрел в зеркало? Твои глаза…

— Что с ними такое?

— Они стали совсем маленькие, как булавочные головки. Ты их не открываешь. А лицо одутловатое. Ты похож на рептилию. Точно. — Этот образ явно понравился Диане. — На злобную ящерицу.

Мэт посмотрел на сестру, и губы его растянулись, но этот оскал совсем не походил на улыбку.

— Ты действительно хочешь знать, что произошло на Цюэмое?

— Да.

Мэт рассказал ей.

Когда он закончил, Диана некоторое время молчала, потом решительно тряхнула головой.

— Он лгал, конечно. Ли Лутан убил бы Мэйхуа, независимо от того, что бы ты ни говорил или делал.

— Знаю.

— Знаешь? — Диана удивилась. — Я думала, именно сомнение не дает тебе покоя.

Мэт нетерпеливо дернул головой.

— Я размышлял, прикидывал так и сяк… Все это время, понимаешь, я не спал, я…

— Продолжай.

— Я никак не мог понять, каким образом Ли узнал, что побег произойдет раньше назначенного срока. Какое-то время я думал, что Мэйхуа предала меня, что все это тоже входило в план Ли.

— Но это было не так?

— Нет.

Вопрос «почему ты так уверен?» рвался с губ Дианы, но она не решалась его задать. Мэт, должно быть, заметил выражение ее лица, потому что проворчал, отвернувшись:

— Я знаю: она была хорошая актриса, она могла изображать страх. Может, это была их последняя уловка, чтобы заставить меня говорить: «Скажи нам все, что знаешь, или мы сожжем твою возлюбленную заживо».

— Ну…

— Нет. Может, я дурак, ведь она причинила мне столько горя, но под конец я поверил ей. Она переменилась. Мне приходится верить этому.

— Приходится?

— Конечно! Иначе окажется, что Ли действительно не собирался убивать ее. — Взгляд, который Мэт бросил на сестру, не поддавался определению. — Один из охранников, с которым, как она считала, все улажено, проболтался Ли. Что-нибудь в этом роде, но только не она.

Диана внезапно поняла, что такое истинная вера.

— Но это еще не самое худшее. Самое страшное… — Мэт опять встал и подошел к окну, — то, что я убил женщину, которую любил.

— Но это был акт милосердия.

— Разве?

— Если ты поверил, что Ли сожжет ее, то да. — Диана подошла и положила руки ему на плечи. Мэт тут же сбросил их и отвернулся. По лицу его струился пот, он тяжело дышал. Диана словно окаменела, дожидаясь, пока он успокоится. Одно неверное слово, неловкое движение…

Наконец Диана почувствовала, что его приступ прошел, и каждый нерв в ее теле как будто расправился.

— Все мы иногда убиваем существа… людей… которых любим.

Мэт услышал, как у нее перехватило горло, и поднял глаза.

— Это… для их же блага. Так мы себе говорим, верно? Ради них, не ради себя…

— Не плачь!.

— Я не плачу. — Диана всхлипнула.

— Потому что если ты… я…

Звуки, которые вырывались из горла Мэта, были ужасны. На секунду Диане захотелось закрыть уши, чтобы не слышать этот кошмарный вой, в котором смешались горе и ненависть к самому себе. Она заглянула себе в душу в поисках утешительных слов… но обнаружила только пустоту. Поэтому она лишь крепко обняла брата и не отпускала ни на секунду, пока он рыдал. Ничего другого Диана придумать не смогла.

Когда Мэт поднял на нее глаза, Диана поняла, что, хотя ему стало легче, до полного покоя еще очень далеко. А это значит, что в любой момент может случиться очередной срыв.

— Что до убийств, я все понимаю, — сказала она. — Тебе не надо объяснять.

Мэт вытер лицо от слез. Его руки все еще дрожали.

— Как ты можешь знать? Как может знать это человек, который не…

Но тут в коридоре раздался крик Саймона:

— Мэт! Где же ты?

— Неважно. Слушай, тебе надо идти к отцу, а мне — ехать.

— Но ты не можешь ехать сейчас.

— Я должна. У тебя все будет хорошо. Звони иногда.

— Диана!

— Иди, Мэт. Ты нужен отцу.

Они вернулись в тот момент, когда Саймон отдавал распоряжения Джорджу Форстеру:

— Свяжись прямо сейчас с Чуном. Скажи, что нам нужен «Золотой орел», чтобы опять отправиться на Цюэмой. Пообещай ему все, что угодно.

Диана взяла чемодан, подошла к отцу и чмокнула его в щеку.

— Играете в приключения, да? — рассеянно спросила она. — Эх вы, мужчины… — Она повернулась к брату. — Береги себя, Стручок. Я буду дома до отъезда в аэропорт.

Расправив плечи и горделиво вскинув голову, Диана направилась к выходу, улыбнувшись на прощание Линьчунь.

— Диана! — Саймон поднялся с кресла. — Диана, — окликнул он жалобно. Потом снял очки и вытер лоб. После возбужденного разговора Саймон выглядел выжатым. — Ладно, Мэт, подсаживайся поближе. — Казалось, он только сейчас осознал, что дочь ушла окончательно. — У министра торговли было немного времени, но он нарисовал следующую картину. Они добрались до президента вовремя и предотвратили покушение. Теперь он в безопасности. Следующее: ты, Мэт, вне подозрений.

— Я?

— Помнишь, военный трибунал, через который ты должен был пройти якобы из-за убийства человека в сауне? У Ли была фотография, которая послужила поводом для министра юстиции; он подложил ее в мой самолет. Это была довольно ловкая фальшивка. У оставил письмо перед тем, как бежать; сообщив, где искать негативы.

— Зачем У, Господи помилуй, делать такие вещи?

— От страха. Крабиков сказал, что он перепуган насмерть, а это гарантии. У, похоже, надеется, что когда-нибудь ему разрешат вернуться. Черт его знает… Дальше подтвердилось то, что Хэйнс говорил Риду: Ли Лутан исчез. Тайваньцы думают, что он где-то на Цюэмое, но они не станут тратить время на его поиски. Все военные силы сейчас передислоцируются на Цюэмой. Они ожидают, что самое позднее завтра ночью «красные» придут туда.

— Какие новости о Ленни?

— Никаких. Министр посылает телекс командующему обороной Цюэмоя. Это все, что он может сделать.

— Все? Мать его!

— Подожди, послушай. Они дали нам разрешение поехать на Цюэмой. На «Золотом орле». Мы получили право на свободный проход в тайваньских водах и дозволение сойти на берег. Но больше никаких гарантий. Это в точном смысле слова «на свой страх и риск».

— Кто отправляется в эту экспедицию? — спросил Мэт.

— Вот идеальная кандидатура! — ответил Саймон, указывая на Цю. — Подготовленный, мужественный…

— Ты едешь?

— Да.

— Тебе потребуется помощь. Я еду с тобой.

— Ты не поедешь! — крикнула Джинни. — Ты что, с ума сошел? Саймон, скажи ему! Он болен. Ему плохо, ему нужен отдых и забота, и…

— Мэт сам говорит, что поедет.

— Я запрещаю, — сказала Джинни.

— Пожалуйста, ма. — Мэт обнял ее за плечи. — Ленни — мой лучший друг. Он добровольно занял мое место. Я должен ехать.

Джинни смотрела на двух мужчин, одинаково по-мальчишески безрассудных и одинаково упрямых, и не могла понять, что происходит с ней и зачем они делают это.

— Пожалуйста, не надо, — прошептала она Мэту. — Прошу тебя.

Рид воспользовался ситуацией и прошептал на ухо Саймону:

— Цю не поспеет туда вовремя. Отсюда до Цюэмоя целых триста пятьдесят миль, и то по прямой, вдоль побережья. А Чун не осмелится идти таким путем; «красные» засекут его через несколько минут.

— Черт, верно… Нет, постой, он может пойти в обход, с востока.

— Я выясню этот вопрос с начальником порта в Гонконге, но обещать ничего не могу.

— Ладно. Где ты будешь, если понадобишься?

— Буду курсировать между Центральным управлением и Домом правительства. Но постарайся сделать так, чтобы я тебе не потребовался. У нас своих проблем хватает.

Джинни, увидев, что Рид собирается уходить, снова обратилась к мужу:

— Саймон, Мэт не может ехать. Заставь его осознать это!

Саймон нерешительно заерзал. Джинни настаивала:

— Саймон… ты возлагаешь на меня слишком большое бремя, у меня не хватает сил. Я столько сделала, я боролась за тебя, я…

Но Саймон перебил:

— Он хочет… Нет, ему нужно ехать. Отпусти его!

Джинни взглянула на сына и, не сказав больше ни слова, медленно вышла из комнаты вслед за Питером Ридом. Когда двери лифта закрылись, она достала кружевной платочек и двумя быстрыми скупыми движениями вытерла глаза. Если бы это была другая женщина, Рид знал бы, что она плачет, но насчет Джинни у него уверенности не было.

После их ухода Саймон налил себе стакан воды. Судя по выражению лица, он еще переживал недавнюю ссору.

— Цяньвэй, что вы будете делать дальше?

Цю ответил не сразу. Вместо этого он поманил Линьчунь и усадил ее в кресло.

— Вы не забудете присмотреть за этой дамой? — спросил он.

— Не забуду.

— Спасибо. — Агент повернулся к Линьчунь. — Будь добра, оставь нас на минуту, — мягко попросил он. — Это не займет много времени.

Когда за ней закрылась дверь, Цю вздохнул.

— Мой следующий шаг? Вы так спрашиваете, будто у меня большой выбор. На самом деле мои возможности весьма ограничены. Но я еще не закончил одно дело на севере.

Саймон попытался собраться с мыслями.

— Ваша семья?

— Да. Сунь предложил сделку, через своего посредника. Цель вашей экспедиции полностью совпадает с его намерениями. Мне дан приказ вызволить Люка. Если это удастся, я смогу отправиться, куда захочу, и работать, на кого захочу. А также смогу получить развод.

— А как же ваш сын?

Цю опустил глаза.

— Человек не может иметь все.

— Почему Сунь решился на это?

— Чтобы «Апогей» не попал в руки тайваньцев.

— И это все? — вмешался Мэт. — Все дело только в этом? Нам придется отдать Ленни этому Сунь Шаньвану?

— Нет.

Мэт хотел было что-то сказать, но Саймон опередил его.

— Не понимаю, почему это должны делать вы. Любой другой мог бы выполнить эту миссию.

— Нет, это не так. Я оказался в уникальной ситуации. Владею обширной информацией, и Мэт здесь со мной, а не в Пекине с Сунем. Мэт, ты помнишь, как вы добрались до «Золотого орла» в ту ночь?

— Смутно. Охранник провел нас к морю через пещеры.

— Мэйхуа зарисовала план этих пещер, скопировала его и отдала Линьчунь. Вот. — Цю вытащил из бумажника листок. — Если вы сумели выйти оттуда, то мы сможем войти.

— Не знаю, — пробормотал Саймон. — Это рискованно.

Цю усмехнулся.

— А вы полагаете, Сунь не знает об этом? Он и не ждет, что я вернусь. Вот почему эта сделка кажется мне привлекательной. Он думает, что ему никогда не придется выполнить ее условия.

Мэт посмотрел на него, но промолчал.

Молчание нарушил Саймон.

— Извините, но если это так опасно, я беру сторону Джинни. Я не могу отпустить Мэта. Просто не подумал об этом раньше.

— И как же ты собираешься остановить меня? — спокойно спросил Мэт. У него не было намерения ссориться.

— Надеюсь, что, если попрошу тебя не ехать, ты не поедешь.

— Напрасно, особенно учитывая, что минуту назад ты был на моей стороне. Слишком быстро ты стал менять свои взгляды.

— Будь благоразумен! Ты должен понять…

— Я понимаю одно: я еду на Цюэмой с Цю. И если мне повезет встретиться с Ли лицом к лицу… я убью его.

— Что ты хочешь от меня? Чтобы я сказал, что уважаю твои принципы? — спросил Саймон после недолгой паузы.

— Нет! — Мэт стукнул кулаком по столу. — Я хочу… я надеялся, что ты попытаешься понять меня… но если не можешь, что ж, извини. — Мэт бросил еще один странный взгляд на Цю и вышел из комнаты.

К его удивлению, Диана и Линьчунь мирно беседовали в коридоре, но Мэт был не в настроении продолжать исповедь. Он промчался мимо женщин в кабинет Мери Стрит и захлопнул за собой дверь.

Тем временем Джордж Форстер вернулся в дирекцию.

— Чун решительно отказывается иметь дело с Цюэмоем, — сказал он, притворив дверь.

— Черт! Что вы предложили ему?

— Он сказал, что не согласится, даже если я предложу ему все содержимое сейфов Китайского банка.

Последовавшее за этим молчание нарушил Цю:

— Мистер Юнг, почему бы вам лично не переговорить с Чуном?

— И что это даст?

— Может быть, ничего. Но если вы скажете, что сами примете участие в экспедиции…

— Я? Кто я такой, по-вашему? Пожилой бизнесмен, не слишком здоровый, близорукий.

— Вы лучше всех знаете Чуна и когда-то говорили, что он перед вами в большом долгу. Это — личное дело. Если вы покажете ему, что готовы рискнуть сами, даже своей жизнью…

— Это может подействовать, — задумчиво подхватил Саймон.

— И еще. Вы с давних пор знаете Ли Лутана. Если только нам удастся отыскать его, никто лучше вас не сможет провести с ним переговоры.

— Переговоры? Тут или пан, или пропал!

— Кто знает? И в такой ситуации любой союзник будет в помощь…

— Стоит попытаться, — согласился наконец Саймон. — Я сам поговорю с Чуном.

Они вошли в кабинет Мери Стрит и обнаружили там Мэта, сидевшего у телефона.

— Опять проблемы? — раздраженно спросил Саймон, когда Мэт положил трубку.

— Нет, не думаю. — Последовало неловкое молчание. Мэт, нахмурившись, смотрел на Цю, словно пытаясь нащупать какую-то мысль. — Просто подготавливаю для вас небольшую дорожную страховку, вот и все. — Лицо Мэта прояснилось. — Чего же мы ждем? Пошли!

 

Глава 31

Когда Сунь Шаньван вошел в кабинет председателя во Дворце народа, зал заседаний Всекитайского собрания народных представителей показался ему мрачным, как никогда. Тоска витала в этом сумеречном святилище. Председатель сидел за огромным столом с сигаретой в руке. Увидев Суня, он не поднял руку в приветственном жесте, как обычно, а загасил сигарету, словно человек, в который раз собравшийся бросить дурную привычку.

— Который час?

— Половина седьмого, товарищ председатель.

— Утра?

— Да, утра.

Сунь начал подбирать разбросанные по полу бумаги. Время от времени на одном из пяти телефонных аппаратов начинала призывно мигать красная лампочка и через несколько минут гасла. Председатель прокашлялся и сплюнул в плевательницу.

— Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза будет звонить через полчаса. — Он указал на ряд двойных дверей напротив камина. — После обеда я соберу здесь Политбюро. Полагаю, смогу сказать им что-то определенное. — Он мрачно засопел. — Вы случайно не знаете, чего хотят русские?

— Можно догадаться. — Сунь более или менее аккуратно сложил на столе подобранные с пола пятьдесят страниц, озаглавленных «Руководство по материально-техническому обеспечению провинции Фуцзянь».

Они встретились глазами и обменялись усталыми улыбками.

— Они собираются официально прекратить действие договора, а затем призовут нас аннулировать решение о вторжении. Если вы будете настаивать, они напомнят, что американцы уже плывут к Тайваню, что Пентагон объявил тревогу номер один, что ООН взвинчена и собирает Совет Безопасности, и если мы пойдем по этому пути дальше, то окажемся в одиночестве.

— Чем же мы провинились? — Вопрос председателя был сугубо риторическим. Этот человек напоминал Суню ребенка, который не понимает разумных доводов и дуется.

— Слишком много утекло информации, — грустно пояснил Сунь, сознавая, что утечки — это по его части. — И недостаточно эквивалентный обмен.

— Да. — Председатель вздохнул. — Ну что ж, по крайней мере, теперь мы знаем ответ на вопрос: что будут делать американцы?

— Может быть, я покажусь вам слишком самонадеянным, но я никогда не думал, что они останутся в стороне и допустят, чтобы это случилось. Мне необходимо знать, будет ли вторжение на Тайвань.

— Зачем?

— Затем, чтобы решить, как поступить с Люком. Находясь на Тайване, он представляет угрозу.

— Думаете, он может научить защищаться от изобретенного им оружия?

— Именно. Его нужно нейтрализовать.

— Я думал, вы послали полковника Цю, чтобы он вызволил его.

— Он уже едет туда с Юнгами. Но, честно говоря, я не верю, что кто-нибудь останется в живых после выполнения этой миссии. Цю меня нисколько не тревожит, но что делать с Люком? Если вторжения не будет, мне придется продумать какой-то другой способ, при котором Люку не причинят вреда. Мы могли бы устроить рейд на Цюэмой из Сямэни, с другой стороны бухты, или…

— Когда вам нужно знать об этом?

— Вторжение назначено на сегодняшнюю ночь, так что… — Сунь прикинул в уме: — К полудню.

— Обещаю, что вы все узнаете раньше. Минуту назад вы сказали, что никто не выживет. — На лице председателя появилось обеспокоенное выражение. — Это касается и Люка?

— Боюсь, что да.

— Он одаренный человек, такого трудно заменить. Как подумаешь о том, сколько он может сделать для будущего Китая…

— Знаю. Но если его убьют, тайваньцы, по крайней мере, не смогут воспользоваться им.

Красный телефон, стоявший ближе всего к председателю, затренькал. Тот взглянул на него без видимого волнения.

— Москва… Но лучше обсудить эту проблему через несколько минут, когда станет известно худшее. — Он снял трубку. — Я буду разговаривать без свидетелей.

Выходя из комнаты председателя, Сунь наткнулся на начальника Генерального штаба Вана, и тот натянуто улыбнулся.

— Рад вас видеть. — Усталость, словно клеймо иссушающей болезни, оставила отпечаток на лице маршала. — Вы знаете, что происходит?

— Москва на линии, — ответил Сунь.

— А! Ну, значит, это конец.

— Вы так думаете?

— Да. Если они откажутся от нас, все кончено. — Ван помолчал, потом взял себя в руки. — Мы не можем больше откладывать вторжение. В Гуаньчжоу все разваливается. Ци сходит с ума.

— Что случилось?

— Его самолеты…

Тут к ним подошел лейтенант и вручил начальнику штаба пухлую папку.

— Рапорты о рассредоточении войск, — пробормотал Ван, доставая ручку из нагрудного кармана. — Ну… ладно… — Он расписался на последней странице и швырнул папку лейтенанту. — Пустая трата времени, — мрачно заметил он Суню. — Самолеты прибывают, и мы не знаем, что с ними делать. Когда я в последний раз разговаривал с Ци, он держал первую эскадрилью над Наньанем и запрашивал, может ли посадить их, а я не мог ответить!

— Что же происходит?

— Наш первоначальный план…

Подбежал тот же лейтенант.

— На проводе командующий сухопутными войсками.

— Скажите, чтобы подождал. — Ван снова повернулся к Суню. — По нашему первоначальному плану предполагалось, что они приземлятся, заправятся и снова взлетят, прежде чем их засекут. Мы всегда знали, что по спутниковой связи их обнаружат на земле, но поскольку через несколько минут они должны были оказаться в воздухе, а потом над Цюэмоем, то никаких проблем не возникло, но теперь, если я не получу добро на следующий этап операции…

К ним подошел другой офицер и отдал честь.

— Командующий эскадрильей самолетов-амфибий желает знать…

— Скажи ему, чтобы шел к такой-то матери! Ну и народ!

— Сколько там самолетов? — ошеломленно спросил Сунь. — И неужели они все еще в воздухе?

— Пятьдесят «Ф-9». Они закрывают полнеба. Мы должны немедленно вернуть их, но без приказа…

Двери в святилище председателя с треском распахнулись, и появился секретарь Вэнь.

— Вы оба! — позвал он. — Скорее!

Они вошли и увидели председателя, который сидел, сложив руки на столе и смотрел в одну точку, никого не замечая. За несколько минут этот человек превратился в глубокого старика.

Сунь подошел ближе и услышал, как он что-то бормочет.

— Простите?

— Я говорю, не забывайте, мы никогда не должны забывать… есть только один Китай… — старик сглотнул и взглянул на свои руки, — и Тайвань как часть его. — Он поднял голову, и его дурное настроение внезапно рассеялось. — Кажется, пока мятежники остаются безнаказанными, — процедил сквозь зубы председатель. — Ну что ж! И все-таки вы можете преподнести тайваньцам урок. Ван! Сделайте это сегодня же!

Мэт стоял на борту «Золотого орла» и смотрел на море. Вода в бухточке была затхлая, покрытая бурой пеной и спутанными водорослями, качавшимися на волнах. Мэт не мог оторвать глаз от этого зрелища, как дикий зверь от огня.

Саймон положил руку ему на плечо.

— Как ты?

— Нормально. Только что хотел спросить то же самое у тебя. — Мэт повернулся к отцу. — Ты выглядишь неважно.

— Просто жарко.

Мэт с сомнением посмотрел на отца.

— Ты почувствуешь себя лучше, когда мы выйдем в море.

— Наверное.

Они долго молчали, потом Мэт заговорил:

— Я тут все думаю…

— О чем?

— О Хэйнсе, о Мэйхуа.

— Понятно. — После небольшой паузы Саймон спросил: — Ты не хочешь поговорить об этом?

— Сейчас хочу.

— Что случилось? Почему ты так переменился?

— Диана сказала мне кое-что. Нет, это неважно. — Мэт тряхнул головой, словно подводя черту под прошлым. Знаешь, нас ведь познакомил Хэйнс. У него в компьютере были данные о ночной жизни Тайбэя. Она тоже туда попала.

— Она?

— Мэйхуа. В тот день, когда мы встретились, он представил нашу встречу как чистую случайность. Мне нравились фильмы с ее участием, он сказал, что познакомит нас… Кому захочется чувствовать себя подопытным кроликом?

— Никому.

— А мне хотелось. Иногда сам напрашиваешься…

— На что?

— Чтобы тебя использовали. Только так можно объяснить мое поведение. Мэйхуа пыталась помешать мне; говорила, что я не прав в отношении нее, что мне нужно встречаться с другими девушками. Она делала это сознательно. Во всяком случае, так мне кажется.

Мэт в первый раз заговорил с Саймоном о Мэйхуа с того самого момента, когда рассказал ему, что она погибла. Саймон не знал, что отвечать.

— Тебе надо выбросить это из головы. — Саймон сразу же почувствовал, что сморозил глупость.

— Вероятно, хотя это подло. Кто-то сказал, что люди умирают дважды: один раз во плоти, второй — в сердцах тех, кто остался жить.

— Никогда такого не слышал.

— А я слышал. — Голос Мэта впервые с тех пор, как он вернулся с Цюэмоя, звучал мягко и спокойно. — Умирают для тех, кто остается… кто любит их.

— Так ты этого хочешь — забыть?

— Да. — Мэт почувствовал, как к горлу подкатил комок и отвернулся. — Но это тяжело.

На палубе, позади них, Чун настраивал транзистор и тонкая нить, протянувшаяся между отцом и сыном, оборвалась.

— …Всемирная служба новостей. Высшее руководство Пекина сегодня отказалось признать тот факт, что недавнее сосредоточение войск на юго-востоке Китая связано со вторжением на Тайвань. В военных кругах эти действия охарактеризовали как подготовку к учениям в провинции Фуцзянь, запланированным много месяцев назад. В штаб-квартире ООН в Нью-Йорке государства, не связанные союзническим договором, высказывались в пользу резолюции, призывающей Китай отозвать свои войска…

— Выключи это, — попросил Саймон, не желая прерывать разговор с Мэтом, но Чун нетерпеливо поднял руку.

— …Вчера в Гонконге высказывались опасения… — Звук завибрировал и стал пропадать. — … В Лондоне вчера вечером министр иностранных дел имел беседу с американским послом… официальный протест… приказы Седьмому флоту… Последние новости об ущербе, нанесенном ураганом в северной Италии…

— Черт! — Чун выключил радио.

Саймон и Мэт неохотно отошли от борта и присоединились к остальным членам команды. Все пятеро: Юнги, Цю, Чун и «дядюшка» — разлеглись на корме под навесом. Ветра не было. Полуденная жара и влажность достигли предела. Чун решил взять с собой побольше горючего вместо питьевой воды, поэтому они сидели на скудном пайке — одна пинта жидкости на человека каждые четыре часа. От жажды умереть невозможно, но приятного мало.

— Где мы все-таки находимся? — лениво спросил Мэт.

— К югу от Пескадор, — откликнулся Чун.

— И сколько вы собираетесь стоять здесь? — вмешался Саймон.

— А что? Есть идеи получше? — Чун взглянул на него своими злыми зеркальными глазами.

Мэт почувствовал себя словно в сухом лесу: достаточно чиркнуть спичкой и… Он поспешил вмешаться:

— Нет, у него нет других идей.

Саймон посмотрел на него, но ничего не сказал, только открыл бутылку и отпил несколько глотков воды, чтобы немного остыть.

«Дядюшка» надел на шею бинокль и стал смотреть, что делается впереди. Пытаясь охватить весь горизонт, он перешел с одного борта на другой. Мэт спросил его по-кантонски:

— Дыма больше не видно?

«Дядюшка» покачал головой, и Мэт, повернувшись к Чуну, полюбопытствовал уже по-английски:

— Что это было, как думаете?

Не знаю.

— В Шаньтоу есть несколько больших военно-морских баз, — задумчиво произнес Цю. — В основном там стоят фрегаты, а от них много дыма.

— Вы можете перегнать их, мистер Чун?

— Ясное дело. Только лучше бы они нас не видели.

— Это точно.

— Тогда постоим здесь. Может, сегодня днем дойдем до Пескадор, а там посмотрим.

Чун достал зубочистку и принялся методично ковырять в зубах, время от времени бросая взгляд на горизонт. Голова Саймона упала на грудь, и он от этого проснулся. Навес защищал их от жгучего солнца, но воздух на палубе напоминал парилку, даже легкие обжигало при вдохе. Саймону страстно хотелось отправиться в путь, потому что ветерок от движения принес бы облегчение и он мог бы поспать. Никогда еще Саймон не чувствовал себя таким измученным.

Мэт украдкой посматривал на отца. Он беспокоился за старика… и подумав так, вдруг с горечью понял, что это слово больше не является для него синонимом «отца», оно точно соответствует истине.

Чун проследил за его взглядом, встретился глазами с Мэтом и встал. Через минуту Мэт поднимался вслед за ним по лестнице на капитанский мостик. Чуну хотелось поговорить, но он не знал, как начать.

— С твоим отцом все в порядке? — спросил он через некоторое время.

— Думаю, да. Просто он не создан для таких дел. Так же как и я.

— Ты уверен, что он выдержит?

— Не уверен, но вы сами настояли, чтобы он ехал.

— Его я знаю много лет. А тебя — нет пока. Но… ты покрепче отца.

— Просто моложе.

— Нет. Твой отец никогда не был таким крутым.

— Слушайте, с ним все в порядке, верно? Если бы вы постарались не ссориться с ним…

— Ладно-ладно. Слушай, у тебя пушка есть?

Мэт покачал головой.

— Думаю, тебе понадобится.

Мэт почесал в затылке, не зная, что ответить.

— Мы с отцом не умеем пользоваться такими штуками. От нас будет больше вреда, чем пользы.

— Тут нечего уметь. — Чун указал на связку обойм, висевших на перегородке. — Это для моего «Стэна». Держу его внизу большую часть времени. Без этого в моем деле никуда. Там их шесть штук, в трюме.

— Господи Иисусе! Как же вам удается входить и выходить из Гонконга с таким оружием?

— У меня друзья в порту. Никаких проблем.

— Если вас поймают, смертного приговора не миновать.

— Не поймают. Такому не бывать. — Чун еще раз окинул Мэта тяжелым взглядом и решился. — У нас у всех есть оружие. Чтобы немного уравнять шансы, а?

Мэт посмотрел на палубу, потом на Чуна, и, встретившись взглядом с зеркальными бездушными линзами, почувствовал, как по спине побежали мурашки.

— Вы действительно думаете, что нам это понадобится?

— А вы действительно хотите идти на Цюэмой? — передразнил его интонацию Чун.

— Тогда научите, как этим пользоваться.

— Научу, научу. — Чун встал с кресла. — Сейчас посплю часок-другой, а потом научу. А вы стойте на часах. Идет? Вы и «дядюшка». Не доверяйтесь этому Цю. Ваш отец недостаточно бдителен.

— Хорошо.

— И не выпускайте его из виду, слышите? Беда с ним. Моя бы воля, не пустил бы его на корабль.

— С ним все в порядке.

— Сомневаюсь. — Чун открыл дверь и прошел мимо своего компаньона в салон. — Ночь будет длинной, — сказал он. — Надо отдохнуть сейчас.

 

Глава 32

«Золотой орел» то вздымался, то опускался на волнах. Все огни на нем были погашены. Полная луна освещала барашки на черной воде: встречные течения — ведь море всегда в разладе с самим собой. Саймон наблюдал за этими бесконечными и безудержными водоворотами и прислушивался. Шум мотора вдали — первый признак того, что их присутствие замечено.

К ним подходило судно. Еще минута — и чья-то черная тень уже карабкалась по лестнице.

— Привет, — тихо окликнул Саймон, стоявший на корме. «Тень» мгновенно развернулась в его сторону.

— Саймон Юнг?

— Да, я здесь. И мой сын тоже. На мостике еще трое, один из них — владелец корабля.

— Меня зовут Цзай. Я капитан тайваньской военной полиции. Главнокомандующий войсками Цюэмоя генерал Ло направил меня, чтобы я сопровождал вас.

Мэт вышел вперед.

— Цзиян!

— Мистер Юнг!

На Цюэмое царила беспросветная тьма, и они не видели друг друга. Несколько мгновений они молчали, наконец Мэт произнес с запинкой:

— Рад вас приветствовать.

Цзиян не ответил. Оба помнили свою последнюю встречу, но их общие воспоминания невозможно было выразить словами. Саймон откашлялся.

— Мы можем отправляться дальше?

— Куда вы держите путь?

— На северо-западное побережье. К Наньшани.

— Ясно. — Цзиян подошел к борту и переговорил с капитаном. — Они запросят разрешения по радио, — сказал он, возвращаясь к Юнгам. — Но вы, должен сказать, рискуете.

— Почему?

— Потому что мы убеждены, что «красные» придут сегодня ночью. Поэтому не нашлось ни лишнего снаряжения, ни людей, кроме меня.

Саймон кивнул.

— Я скажу, что мы отправляемся. Вернусь через минуту.

Он поднялся на мостик, и почти в ту же секунду «Золотой орел» двинулся вперед, а катер стал возвращаться к берегу.

— Цзиян, — позвал Мэт.

— Да? — смущенно откликнулся офицер.

— Почему вы здесь?

— Генерал Ло решил послать меня. Теперь он знает всю эту историю.

— Что же это за история?

— По требованию Ли, меня перевели под его начало. Я и представления не имел, что на самом деле за человек этот Ли. Я…

— Я верю вам. Продолжайте.

— После того, как Мо… казнили, Ли хотел подвести меня под трибунал, но никто не выставил против меня обвинений, и через два дня меня отправили обратно. Я обнаружил, что там все заперто и телефонная связь не работает.

— И что же вы сделали?

— Вернулся на базу. Мой командир доложил о том, что тюрьма закрыта, начальнику гарнизона, генерал Ло тоже узнал об этом. О Ли никаких известий не было. Потом генералу позвонил министр из Тайбэя и сообщил, что вы приезжаете. Генерал долго расспрашивал меня и решил, что я — лучшая кандидатура. Поэтому я здесь.

— Вы рассказали ему обо всем, что произошло?

— Обо всем.

Последовала долгая пауза.

— Вы знаете, зачем мы едем? — спросил наконец Мэт.

— Да. Мне приказано оказывать вам посильное содействие.

— Когда в последний раз вы были на том острове, где тюрьма?

— Неделю назад.

— Тогда там все было нормально?

— Кажется, да.

— Вы встречали там человека по имени Люк? Он около пяти футов и шести дюймов роста…

— Я не видел его, но, возможно, он находится там. Когда я проверял списки, в тюрьме находился всего один заключенный: имени не указывалось, только обычный кодовый номер. Я спросил об этом человеке и мне сказали, что он связан с проектом «Апогей».

— Кто вам сказал?

— Дежурный офицер.

— Значит, вы не видели Ли?

— Нет.

К ним присоединился Саймон, спустившийся с мостика.

— Я рад, что вы смогли приехать, капитан. Вы знаете о пещерах под тюрьмой?

— Да.

— Туда мы и направляемся. Хотим пробраться внутрь таким способом.

— Как вы планируете подойти туда?

— Конечно, с моря.

— Это невозможно! Два дня назад они заминировали весь залив.

— Черт! Вы хотите сказать, что с моря туда не пройти?

— Нет.

— Проклятье! Надо сказать об этом Чуну.

Когда Саймон скрылся из виду, Мэт снова повернулся к Цзияну.

— Вам следует знать, что один из людей на этом корабле — агент коммунистов. Его зовут Цю Цяньвэй. Он полковник Народно-освободительной армии.

Цзиян отпрянул. Мэт, поняв, что он встревожен, поспешил его успокоить.

— Теперь Цю работает на нас. У него одна задача — помочь мне и отцу.

— Он вооружен?

— Как и все мы.

Они помолчали.

— Ваш отец должен был сразу сказать мне об этом «красном», — промолвил наконец Цзиян.

— Согласен. Должен был… Цзиян.

— Да?

— Мы здесь, чтобы спасти нашего друга, если сумеем. У нас очень маленькая боевая группа. Один «красный» полковник ничего не изменит.

— Может быть. — Капитан, судя по всему, мысленно анализировал ситуацию. — Вы удивляете меня, — сказал он.

— Да?

— Вы так спокойны.

— А почему я должен волноваться?

— Почему? После всего, что вы вынесли… Неужели это на вас никак не подействовало?

Цзиян попытался разглядеть в темноте лицо англичанина, но это было невозможно. Когда Мэт заговорил, его тон был резким.

— Можете вы сказать мне кое-что?

— Если сумею.

— Это Мэйхуа сообщила Ли о том, что побег произойдет раньше?

— Нет.

Мэт схватил Цзияна за руку чуть повыше локтя и сжал так сильно, что тот поморщился.

— Почему вы так уверены?

— Я думал, вы знаете. Эта наша стычка…

— Какая стычка?

— С Ли. Перед тем как Мо… Ли ссорился со мной, помните?

— Да.

— Я спросил, почему он так зол на Мо, если она на его стороне. Как и вы, я предположил, что она… Извините.

— Продолжайте.

— Ли сказал мне, что она нарушила приказ. Капитан рыболовного судна перепугался и выболтал все.

Цзиян ждал ответной реакции, но Мэт молчал. В это время «Золотой орел» обогнул самую северную точку Цюэмоя и снизил скорость.

— Мы почти подошли к Наньшани. — Никакого ответа. Цзиян повысил голос. — Мистер Юнг, прошу вас! Нам нужно принять решение!

Но Мэт продолжал безмолвствовать.

— Меня беспокоит этот полковник Цю, — пробормотал Цзиян. — Скоро «красные» будут здесь. — Он взглянул на светящийся циферблат своих часов. — Полночь…

С берега Фуцзяни взметнулась вверх сигнальная ракета. В тот момент, когда она, описывая дугу, достигла самой высокой точки, ночь превратилась в белую пелену, раздираемую огненными залпами.

Двадцать четыре береговые батареи на материке открыли огонь одновременно. Несколько мгновений в голове Мэта царила абсолютная пустота. Потом сознание стало медленно возвращаться. Он лежал навзничь на палубе — это первое, что он понял. Позади, ничком, лежал капитан, прикрыв руками голову. Перед глазами Мэта проплывали беспорядочные образы. Ослепительные вспышки света уступали место розово-лиловым пятнам. Густой дым забивал ноздри и легкие, вызывал тошноту. Треск, грохот, свист, бесконечный свист, от которого лопались барабанные перепонки…

Потом батареи Цюэмоя открыли ответный огонь, и Мэт как будто снова оказался в камере, с металлическим ведром на голове, а по нему стучали палками с обеих сторон. Сознание отказывало ему. Мэт зажал уши руками, моля, чтобы этот шум прекратился. Но он только усиливался.

Через минуту после первого взрыва наступило короткое затишье, и Мэт почувствовал, как Цзиян толкает его. Он, шатаясь, встал на ноги — оглушенный, полуослепший — и побежал вслед за капитаном, оглядываясь по пути на охваченную пламенем Наньшань. Когда «Золотой орел» на всех парах подошел к берегу, прожектор высветил сушу, и ошеломленный Мэт увидел остатки заграждений из колючей проволоки.

— Мины! — заорал Цзиян ему в ухо. — Мины взорвались от снарядов!

Они поднялись вверх по лестнице. Заградительный огонь возобновился. Два снаряда разорвались с обеих сторон от «Золотого орла», чуть не положив его на бок. Мэт и Цзиян бросились в каюту. Судно стало медленно выпрямляться, но его прожектор по-прежнему светил вверх, в небо. К бомбежке добавился теперь оглушительный стрекот пулеметов, и Мэт сообразил, что тайваньцы пытаются попасть в прожектор на судне Чуна.

Капитан, яростно маневрируя, поменял курс, сумев почти мгновенно выправить судно. Налево, направо, еще направо… Он уворачивался от обстрела так, словно занимался этим всю жизнь. Голова Мэта разрывалась от боли: рев двигателей, взрывающиеся один за другим снаряды, автоматные очереди — этому не было конца.

Вспышки. Два Китая соревновались друг с другом, кто лучше осветит ночь. Теперь у них появилась общая цель — «Золотой орел». Чун направил корабль к берегу и дал полный ход. Луч прожектора серебряным мечом рассекал окружающую тьму. Впереди взмыли два водяных столба, и судно завалилось на левый борт. Волна приподняла корабль, и перед глазами Чуна вдруг появились звезды, потом «Золотой орел» клюнул носом вниз, винты завертелись, вспарывая воздух, и судно понесло прямо на прибрежные скалы.

Чун каким-то образом ухитрился все это время оставаться на своем месте, не выпуская из рук штурвал. Когда луч прожектора выровнялся, он понял, куда их несет: прямо перед «Золотым орлом» была узкая расщелина в скалах. Чун резко сбавил скорость, выправил курс и направил нос корабля в центр расщелины.

Где-то за кормой взорвался еще один снаряд, и мостик захлестнуло волной, мгновенно ослепив капитана. Когда поток схлынул, корабль подхватила взрывная волна и понесла через расщелину к гроту. Переваливаясь с борта на борт, «Золотой орел» проскользнул в дюйме от гранитной стены. И тогда море, истощив запас сил, нанесло последний удар. Волна пронеслась до конца расщелины и вернулась, разбившись о скалу. «Золотой орел» встретил ее носом, взметнулся вверх, нырнул вниз… и все успокоилось.

Шум перестрелки отдавался в каменном гроте, но здесь звук был слабее, чем в открытом море. Мэт постепенно пришел в себя и увидел отца, распростертого на полу каюты.

— Папа! Что с тобой?

Саймон со стоном открыл глаза.

— Где… мы? О Боже… — Он поднял голову и взглянул на Мэта. — Как ты?

— В порядке. А ты?

— Кажется, нормально. Почему ты шепчешь?

— Нет, я кричу.

— Иисусе! Этот шум… Я… не слышу. Все гудит…

Мэт осмотрел отца, нет ли повреждений. Кости целы, только уши заложены. Когда Мэт помогал отцу подняться, мощный взрыв качнул «Золотого орла», и в пещеру хлынула волна осколков. Мэт и Саймон упали, потом медленно поднялись и пошли по узкому проходу на мостик. Цю стоял, прислонившись к штурвалу. Мэт подошел к нему. При свете одного прожектора они увидели не много: темная бурлящая вода, густая как масло, заостренные сланцевые края скалы, кое-где отливающие медью, а в самой глубине пещеры — грубые ступени, ведущие в кромешную тьму.

Чун вытирал лоб, поглядывая на запекшуюся кровь, которой пропитался его некогда белый носовой платок.

Увидев появившегося в дверях Саймона, он кивком указал ему на кресло:

— Думаю, мы счастливо отделались.

В кресле лежал «дядюшка», откинув на спинку голову под неестественным углом. На месте адамова яблока в горле зияла черная дыра. Саймон сделал шаг вперед, что-то хрустнуло у него под ногами и он наклонился посмотреть. Это было разлетевшееся вдребезги стекло, выбитое взрывной волной от одного снаряда.

— Очень жаль, — прошептал Саймон.

— Мне тоже.

— Мы должны идти, — перебил их Цю, — и нам нужно оружие.

Цзиян, при мысли о том, что Цю будет вооружен, беспокойно заерзал. Чун, казалось, тоже сомневался, но в конце концов кивнул.

— В трюме.

— Покажите.

Через несколько минут Цю и Чун вернулись с автоматами и запасными обоймами. Цю с глухим стуком опустил свою ношу на стол.

— Это все? — спросил он Чуна.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, нет ли еще оружия на борту?

— Нет.

— Надеюсь, вы говорите правду.

Чун готов был взорваться, но, поймав взгляд Цю, осекся. Цю снова подхватил автоматы, оставив только два, подошел к борту и выбросил их в воду. Тогда Чун все-таки вскипел:

— Вы не имеете права…

— Я хочу уйти отсюда на своих ногах и с открытыми глазами, поэтому у меня есть все права. Вы! — Цю подозрительно посмотрел на Цзияна. — Как вас зовут?

— Цзай Цзиян.

— Дорогу знаете?

— Да.

— Значит, пойдете первым. Но командовать буду я. Понятно?

— Я не буду подчиняться приказам «красного».

— Вы будете делать то, что я вам сказал, бунтовщик. Отдайте ваш пистолет. Сейчас же!

Цзиян увидел дуло автомата, направленное ему в живот, неохотно отстегнул кобуру и положил ее на стол.

— Так. Саймон, оставайтесь здесь с Чуном. Мэт, ты пойдешь с нами.

— Боюсь, я буду только помехой.

— Мне нужен еще один вооруженный человек! И пара глаз: двое пойдут впереди, один сзади. Больше никто для этого не годится.

Мэт замешкался, припоминая все, что с ним произошло здесь, и остальные заметили это.

— Я пойду, — коротко сказал Саймон.

Мэт посмотрел на отца с благодарной улыбкой. Они словно вернулись в те далекие времена, когда сын Саймона Юнга выступал не только его наследником и преемником, но в его улыбке теперь чувствовалась и решительность, к которой прибегают, когда хотят в мягкой форме настоять на своем.

— Спасибо, отец, но сегодня мой черед.

Саймон взглянул на него и впервые понял, что сын повзрослел.

Цю передал Мэту оставшийся «стэн». Прикосновение к холодному надежному металлу вернуло Мэта к реальности. Цю рассмеялся, но в его смехе не было и намека на сочувствие.

— Знаешь, как пользоваться им?

— Чун показал мне.

— Хорошо. — Цю снова взглянул на Цзияна. — Помните, Цзай, я буду следить за вами. За каждым шагом. А теперь идите!

Трое мужчин сошли по лестнице к шлюпке и спустили ее на воду. Несколько минут они плыли к лестнице в глубине пещеры, освещенной прожектором «Золотого орла».

— Ты помнишь здесь что-нибудь? — спросил Цю, когда они вскарабкались на берег.

— Не уверен. Той ночью было очень темно, и у нас был только факел. Мэйхуа… Мэйхуа доверилась охраннику, который вел нас. Он мог найти дорогу хоть с завязанными глазами.

Очередной взрыв сотряс «Золотого орла», огонь прожектора замигал, и несколько камней шлепнулись в воду, но затем все стихло.

— Пошли, — прошептал Цю. — Цзай впереди, потом Мэт. Я — замыкающий.

Когда луч света от «Золотого орла» остался за углом, их окутала кромешная тьма. Иногда до ушей доносился взрыв от прицельного выстрела, но чем дальше они углублялись в недра горы, тем тише становилось вокруг, пока не стали слышны звуки их собственных шагов и стук сердец.

— Черт! — Рука Мэта соскользнула с камней и не нашла опоры. — Тропинка раздваивается.

Цзиян стоял, склонив голову набок и прислушиваясь. Лизнув палец, он поднял его вверх.

— Ветер… оттуда.

Каменистая тропа стала круто подниматься. Они и раньше шли медленно, а теперь ползли, как улитки. Так они двигались минут пять, потом Цзиян завернул за угол и тут же прижался к стене. Он толкнул Мэта назад, но англичанин, обернувшись, успел увидеть мерцающий оранжевый отблеск.

— Что это? — шепнул Мэт.

— Факелы.

— Я помню их. Должно быть, мы уже близко.

Цю стоял достаточно близко, чтобы слышать эти слова.

— Камера пыток?

— Да.

Цю опустил предохранитель, и Мэт сделал то же самое. Металлический лязг затворов, казалось, еще долго висел в туннеле. Они крались вперед до тех пор, пока не увидели первый факел. Освещено было лишь узкое пространство. Дойдя до него, Цзиян остановился, подождал несколько секунд, потом сжался в комок, оттолкнулся и, перевернувшись через голову, приземлился на четвереньки в темноте, которая служила ему защитой.

Мэт сделал шаг вперед, подождал, пока Цзиян махнет ему рукой, и последовал примеру капитана. Но приземлился он неуклюже, стукнув автоматом о камень. Они долго стояли, затаив дыхание и ожидая ответных звуков.

Но их не последовало. Они были одни в этом туннеле.

Цзиян показал жестом, чтобы все шли вперед. В двадцати футах от них туннель слегка изгибался, это место было слабо освещено отблесками факела, подвешенного за выступом. Цзиян, прижавшись к стене, осторожно заглянул за угол и увидел следующий отрезок туннеля, освещенный тремя факелами.

Они повторили прием, перепрыгивая через озерки света на камни, погруженные во тьму. Миновав третий факел, они услышали слабое эхо голосов и остановились.

— Кажется, уже близко, — шепнул Мэт на ухо Цзияну.

Но капитан покачал головой.

— Обман слуха. В туннелях всегда так. Эти голоса могут быть близко, а могут быть и далеко. — Он задумался. — Я узнал это место. На полдороге по следующему коридору будет перекресток с другим проходом, который ведет наверх, на этаж, где держат заключенных.

— Мы пойдем туда?

— Да. Если только… не знаю, что означают эти голоса. В «музее» как будто кто-то есть.

Цю бесшумно подошел к ним и слегка подтолкнул Цзияна. Офицер от неожиданности вздрогнул.

— Идемте дальше. Я за вами.

Все трое шли медленно, прижимаясь к стене, пока не добрались до перекрестка, о котором говорил Цзиян. Голоса стали громче и наконец Мэт смог различить двух собеседников. У одного голос был тихий, едва слышный, другой говорил громко, и Мэт узнал его: Ли Лутан.

Они крадучись миновали развилку, прошли дальше и оказались в круглой комнате, перед Вратами Совершенного Знания. Мэт разглядывал двери.

— В какую из них?

— Не знаю. — Цзиян покачал головой. — Эхо смущает меня. Думаю… сюда. — Он указал на дверь слева.

— Я буду держаться шагах в двадцати сзади, — шепнул Цю, отступая в темноту.

«Картины» были освещены. Проходя мимо первой, Мэт повернул голову и, вздрогнув, быстро отвернулся. Фигуры в «аду» казались чересчур реальными, воспоминания вспыхнули в сознании Мэта, и он оступился.

Голоса людей звучали то тише, то громче. Теперь Мэт отчетливо различил, что разговор идет на китайском языке, и понял, что они уже близко к цели.

Продолжая идти, они поравнялись со следующей нишей, где восковая фигура женщины была подвешена на ремнях головой вниз. Ее опускали в чан, полный пираний, а два вооруженных солдата смотрели на нее. С одного взгляда Мэт узнал уругвайскую пытку. Плоские монголоидные лица охранников, нетипичные для Южной Америки, на этот раз не удивили его.

Мэт сделал еще шаг.

Раздался треск автоматной очереди и поплыл запах пороха. Цзиян, падая на землю, потянул за собой Мэта. Все произошло в какую-то долю секунды. Откатываясь в сторону, Мэт увидел стрелявшего «уругвайца». Это были живые солдаты, два морских пехотинца из команды Ли. Ну конечно! Как же он мог так опростоволоситься?

Где Цю?

— Приведите их сюда! — произнес знакомый голос.

Охранник поставил Мэта на ноги и поволок к следующей нише, где их ждал Ли Лутан.

— А другой?

— Капитан Цзай ранен, начальник.

Ли стоял у входа в нишу, в которой не было восковых фигур.

Возле дальней стены стоял стол, а на нем «Апогей»: два компьютера, два принтера, дисководы, телефоны. Освещение было ослепительным; на каждой из трех металлических балок крепилось по четыре прожектора. Из глубины пещеры на Мэта с ужасом смотрел Ленни Люк. Двое мужчин, очевидно, ученые, сидели перед экраном. Лица у них были перепуганные.

— Что это? — Ли указал на автомат, брошенный Мэтом, и охранник передал ему оружие. Ли критически осмотрел его, потом прислонил к стене.

— У нас есть «Апогей», — сказал он спокойно. — Люк сотрудничает с нами, эти два джентльмена прекрасно понимают теперь, как нейтрализовать систему радиоуправления.

— Слишком поздно.

— Почему же?

— Вторжение начинается. Нас обстреляли по пути сюда.

— Вы лжете.

— Это правда!

Где же Цю?!

— Даже если это правда, мои планы не меняются. Я заключил сделку, и Тайвань будет спасен, если не нами, так нашими вновь обретенными союзниками, которые сбегутся сюда, чтобы получить «Апогей». — Ли повернулся к охранникам. — Прикройте Люка. — Потом он снова обратился к Мэту. — Зачем вы пришли сюда?

Мэт молчал.

— Как вы сюда добрались?

Мэт по-прежнему отказывался говорить. Ли кивнул охраннику, который стоял ближе всех к нему. Этот человек работал молча и тщательно. Через несколько секунд Мэт со стоном рухнул.

— Ладно, достаточно! — Ли долго смотрел на Мэта сверху вниз, прежде чем заговорить снова. — Здесь, на Тайване японцы правили жестоко. Пятьдесят лет они устраивали представления, расправлялись на глазах у близких с теми, кто осмеливался выступать против. Я присутствовал при казни отца. Они хотели, чтобы я запомнил это навсегда. И я запомнил. До сих пор перед глазами эта казнь, словно она совершилась вчера.

Ли вытащил меч из ножен. Ученые словно окаменели от потрясения.

— Я хочу, чтобы таким же примером стали вы, Юнг. — Он поднял меч и сделал знак охраннику, который избивал Мэта. Тот шагнул вперед и поднял пистолет. Ли напрягся, готовясь нанести смертельный удар.

Во рту у Мэта все пересохло. Через несколько секунд он умрет. Тут не было никаких «если» или «но»: жизнь уходила…

Внезапно где-то, как ему показалось, издалека донеслась автоматная очередь. Внутри у Мэта все перевернулось.

Охранник, стоявший сзади, рухнул ничком как подкошенный и замер.

На мгновение все застыли, потом второй охранник выхватил из кобуры браунинг. В сознании Мэта вихрем проносились путаные мысли. Цю, должно быть, крался за ними. Почему же он не стреляет? Что делает Ли? Почему Цю не стреляет?

И тогда он увидел и понял почему.

Когда Цю выстрелил в первый раз, Ли одним прыжком оказался за креслом Ленни Люка и теперь держал меч над головой пленника.

— Бросай оружие! — прохрипел Ли. — Или я отрублю ему голову.

Обернувшись, Мэт увидел, как Цю вышел вперед, к свету, сжимая в руках автомат.

— Бросай!

Цю остановился, но не выпустил из рук оружие. Мэт понял, что он просчитывает расстояние, время, сравнивает шансы. Что, если он попадет в Ленни?

Ли сжал зубы, губы изогнулись в мстительной улыбке, подбородок вздернулся. Мэт увидел, как напряглись его мускулы. Сейчас он нанесет удар. Еще секунда…

Ли должен был ударить быстро, чтобы опередить палец Цю, лежавший на спусковом крючке. Никакого предупредительного сигнала. Внезапно Ли взметнул меч и в ту же секунду Цю выстрелил… и промахнулся. Ли, торжествуя, поднял меч еще выше.

Острие попало в металлическую прорезь на балке, к которой крепились прожектора, прямо над головой Ли. По лезвию заплясали искры, и на мгновение оно сверкнуло волшебным голубым светом. Последовала вспышка, крик, язык пламени заплясал в облаке черного дыма. Ли опустился на колени, очень медленно, словно собирался молиться.

Снова вспыхнул свет. Рука второго охранника была уже на рукоятке пистолета. Мэт прыгнул к автомату, который Ли оставил у стены. Перекатившись на спину, он прижал его к животу, выстрелил и промахнулся. Охранник повернулся к нему, подняв пистолет. Мэт снова спустил курок. На этот раз выстрел попал в цель.

Мэт отбросил автомат. Он так дрожал, что не мог двигаться. Попытайся он встать, ноги не удержали бы. Ленни уже бежал к нему в клубах дыма на помощь.

— Помогите… — Цзиян подполз к краю ниши.

Цю взглянул на него.

— Ранен?

— Нога… думаю, не опасно. Много… крови.

— Это подождет. — Полковник грубо потянул его за руку, и раненый капитан сморщился от боли.

— Отойдите от него! — Мэт сам удивился с какой ясностью он выкрикнул эти слова.

— Но я же только…

— Оставьте! Я сам…

Мэт наклонился и перекинул руку Цзияна себе на шею. Капитан посмотрел на него, и впервые за эту ночь улыбнулся.

Они вернулись тем же путем, что пришли. Ленни снял со стены один из факелов и освещал им путь. Но рана Цзияна мешала им идти быстро, и прошло довольно много времени, прежде чем они оказались на лестнице, ведущей к бухте.

Они поняли, что близки к цели, когда грохот стрельбы послышался совсем близко. Цю шел впереди. Завернув за угол, он увидел корабль. «Золотой орел» все также покачивался на легкой волне, катившей по ущелью. Им пришлось сделать два рейса на шлюпке. Мэт взобрался на борт последним. Он помог Цзияну дойти до каюты и устроил его поудобнее с помощью Ленни. Потом Мэт отправился на мостик, где нашел отца и Чуна.

— Мы привезли его!

— Неплохо поработали. — Вид у Саймона был измученный.

— Пора отчаливать. Скоро придут «красные». «Апогей» остался там.

Саймон внимательно смотрел на сына. Он много вынес, но этой ночью стал как будто сильнее и лучше владел собой. Отец не мог припомнить, когда он видел Мэта таким. Саймон чувствовал, что постарел и сбит с толку. Наконец он устало махнул рукой:

— Ладно.

Чун сел в капитанское кресло и запустил двигатель. Саймон устроился в том кресле, которое прежде занимал «дядюшка». Мэт встал рядом с ним. «Золотой орел» начал медленно выходить из бухты. Они уже почти вышли в открытое море, когда кто-то позади сказал:

— Держите курс на Сямэнь, в материковый Китай.

Англичане обернулись. В дверях стоял Цю, в одной руке — ключ, в другой — пистолет. Он всех держал на прицеле.

— Я запер этого ренегата в каюте вместе с Люком. — Цю положил ключ в карман. — Делайте то, что я говорю.

Но Мэт потянулся к Чуну и выключил мотор.

— Почему? — спросил он.

— Никаких обсуждений. Курс на материк. — У Цю было бледное и влажное от пота лицо. — Запускайте двигатель.

— Я хочу знать почему.

— Не ваше дело…

— Нет, наше! Вы заключили сделку с Сунем, не так ли? Но не ту, о которой нам рассказывали.

Цю вглядывался в Мэта, пытаясь понять, что скрывается за спокойным выражением его лица.

— Я должен доставить вас на материк, — сказал он. — На этом мои обязательства заканчиваются.

— Меня, моего отца и Ленни?

Цю молчал.

— Значит, Ленни будет работать на Пекин, а нас расстреляют и сообщат, что мы погибли при выполнении этой операции. Так вот каковы были условия Суня… А я-то удивлялся, почему вы настаивали, чтобы мой отец поехал сюда. Теперь понимаю.

Цю, полуприкрыв глаза, смотрел в лицо англичанина. Мэт казался таким самонадеянным…

— Вы будете наказаны, — подтвердил он.

— А наказание за предательство — смерть, и это мне известно. — Мэт повернулся к отцу. — Ты предал их, послав Люка в Цюэмой.

— У меня не было выбора, я…

— Ты мог бы пожертвовать мной. — Мэт улыбнулся. — Спасибо, что не сделал этого. Но теперь перед нами проблема. У него оружие, а я оставил свое в пещерах.

Цю нарушил долгое молчание.

— Сунь предложил сделку. Я… не мог отказаться.

— Попробую догадаться какую. Вы должны переправить Люка в Пекин, а нас передать властям. В обмен сможете получить развод, Линьчунь и сына. Я прав?

— Все точно.

— И вы верите Суню? — насмешливо спросил Мэт. — Мы всегда принимали вас за опытного агента, а не за дурака. И все-таки…

— И все-таки я должен попытаться! Неужели вы не понимаете? — Цю не мог оторвать глаз от Мэта. Он вытер со лба пот. — Я хочу вернуться домой. — Добавил он. — Жить в Пекине, с Линьчунь.

— Как ты узнал об этом? — удивился Саймон.

— Это было нетрудно, — отозвался Мэт. — Сделка, о которой нам рассказали в Гонконге, выглядела неправдоподобной. Цю получал все в обмен на ничто. Ты не заметил этого, потому что слишком долго имел с ним дело. Ты стал слеп. Прости.

Саймон смотрел на сына.

— Я… я доверял им.

— Да. — Мэт повернулся к Цю. — Не стоит оправдываться, полковник. Линьчунь вы не получите.

Мэт видел, что Цю не понимает его, и достал что-то из кармана.

— Это паспорт Шань Линьчунь — любезность Питера Рида. — Когда Цю шагнул вперед, Мэт швырнул паспорт через разбитое окно в море. — Ваша госпожа Шань только что лишилась гражданства. — Мэт улыбнулся. — Какая жалость.

— Дурак. — Цю с трудом сдерживался. — Эти бумажки не имеют никакого значения.

— Может быть. Зато приказ Рида о ее задержании в силе. Мы устроили так, чтобы Линьчунь держали в Гонконге, пока мы не вернемся. Вы же знаете, что англичане еще год или два будут там у власти. Она не сумеет выехать оттуда без отца или моей помощи. И если вы не доставите нас Риду… — Мэт поймал взгляд отца. — Это и есть подстраховка, которую я организовал в офисе.

Цю опустил пистолет. Мэт пытался понять выражение его лица, но не мог.

— Не думаю, чтобы вас это очень расстроило, — мягко сказал он.

— Почему? — бесцветным голосом спросил Цю.

— Потому что у вас сердце никогда не лежало к этой сделке, так ведь? Вы с отцом не то чтобы друзья, но вам не хочется отдавать его своим. Слишком много обязательств друг перед другом, слишком много оказано взаимных услуг.

Цю хранил молчание.

— И даже если передадите нас «красным», то не сможете больше доверять Суню. Вспомните ваши собственные слова: Сунь не ждет, что я вернусь с Цюэмоя. И не собирается выполнять свои условия. Эта часть рассказа была правдива, не так ли? Так что положите пистолет, Цяньвэй.

— Есть еще одна деталь. — Цю медленно поднял глаза на Мэта. — Мой сын. Я не могу оставить сына. Не вернувшись, не сделав последней попытки.

— Последняя попытка — вот это верно! Они расстреляют вас.

— Я полезен им. Они не будут торопиться ликвидировать человека, который столько знает. В любом случае я должен рискнуть.

— Да почему же, Господи помилуй?

— Потому что я никогда не буду чувствовать себя в безопасности, куда бы вы меня ни послали. Сунь доберется до меня. И до тех, кого я люблю.

— Нет. Британская разведслужба могла бы снабдить вас новым удостоверением личности, и через несколько часов вы оказались бы в Лондоне. Сунь не тронет вас там.

— Плохо же вы его знаете.

Мэт ничего не ответил, и Цю обратился к Чуну:

— Заводи мотор.

— В Гонконг?

— Нет, в Сямэнь.

Чун взглянул на Мэта. К удивлению Цю, тот неохотно кивнул.

— В Сямэнь.

Мэт напряженно думал. Не все потеряно, есть тут какой-то упущенный момент. Подумай о том, какой еще рычаг можно нажать, подумай.

Пока Чун разворачивал судно, Мэт сказал как бы невзначай:

— А зачем нужно бросать сына?

Чун снизил скорость.

— Что? — Цю как будто только и ждал, чтобы его убедили.

— Мы можем позвонить из Гонконга Суню и потребовать прислать мальчика в течение сорока восьми часов, а иначе отдадим «Апогей» американцам в обмен на гарантии против любого судебного преследования или других мер «красного» Китая, направленных против «Дьюкэнон Юнг».

— Нет! — раздраженно сказал Саймон. — Мы заключили договор с этими людьми. Они — наше будущее, наш последний оставшийся рынок, мы не можем так поступать!

Мэт повернулся к отцу:

— У тебя в кармане уже лежит документ, подписанный Советами, который защищает нас от Китая. Если мы попросим страховку у американцев, вряд ли у «Дьюкэнон Юнг» будет меньше шансов выжить, как думаешь?

— Я могу быть уверен? — едва слышно спросил Цю.

— Конечно, ведь у вас нет альтернативы.

— Ты не можешь, Мэт. Я не разрешу тебе.

Мэт долго и молча смотрел на отца.

— Должен быть какой-то другой путь, сын. У нас есть обязательства перед этими людьми.

— Они послали его убить тебя, — сказал Мэт, указывая на Цю. — Это что, одно из обязательств?

— Я обманул их.

— Обманул! А до этого они подослали человека, чтобы убить наших людей, разрушить нашу компанию, уничтожить нас самих… Разве тогда ты обманывал их? Ты делал все, что было в твоих силах, чтобы помочь, сколько я себя помню! Нет, отец, — горько сказал Мэт. — Нет.

— Значит, теперь ты говоришь как глава компании?

— Ты знаешь, что нет. Нет — пока ты жив. Я не могу указывать тебе, но, может быть, сумею убедить. Я показал тебе, что это за люди, каковы они на самом деле. Этот человек, Цяньвэй, — наглядное доказательство того, как далеко они могут зайти, чтобы устранить своих противников. Итак, отец, ты — босс и тебе решать.

Саймон не отвечал, и Мэт, повернувшись к Цю, сказал:

— «Дьюкэнон Юнг» выполнит условия договора, о котором я сказал. Наше… мое слово — закон.

Но агент все еще сомневался.

— Даже в этом случае… Сунь Шаньван может не уступить. Если я получу сына и свободу, какая у Суня будет гарантия, что я не предам Китай, секреты разведслужбы Западу? Риск неизмеримый.

— Нет, — отозвался Мэт. — Риск невелик. Расположение нескольких военных объектов, сплетни о Политбюро ничто в сравнении с «Апогеем». — Он улыбнулся. — Вы сами знаете, что есть только один существенный вопрос. Кому верить: Сунь Шаньвану или… нам?

Перед глазами Цю плыл туман, мозг отказывался работать. Но он принял решение.

— Мистер Юнг! — Он взглянул на Саймона. — Ваш сын сказал правду? Вы выполните условия этой сделки?

Саймон посмотрел на сына и внезапно понял, что вся его жизнь напоминала не что иное, как игру в шахматы. Ему выделили время, в течение которого он мог делать свои ходы, и чем меньше оставалось времени, тем более он торопился. Но настанет день, часы остановятся для него и придется уступить место другому…

Словно издалека он услышал голос Мэта:

— Чун, вывозите нас отсюда.

Когда «Золотой орел» поплыл вперед, Цю выпустил из рук пистолет.

— Отоприте каюту, Цяньвэй.

Полковник машинально повиновался. Увидев Цзияна, Мэт спросил:

— Как вы, капитан?

— Нормально. Люк помог мне перебинтовать рану.

— Что вы намерены делать дальше?

Офицер бросил злобный взгляд на Цю.

— Высадите меня где-нибудь на берегу. Я найду дорогу на базу.

— Хорошо. Ленни…

— Да?

— Мы едем в Гонконг. Мне не хочется это говорить, но приходится: я должен дать тебе возможность выбора. — Он указал на Цю. — Его задание состояло в том, чтобы взять тебя в Пекин, где ты завершишь работу над «Апогеем». Ты хотел бы этого?

— Нет. Конечно нет. Но…

— Но ты не хочешь возвращаться в «Дьюкэнон Юнг». — Мэт улыбнулся другу. — Ладно.

— Ты все понял? — Ленни был ошеломлен. Он повернулся к Саймону, который грузно развалился в кресле. — Мистер Юнг, а вы?

— Это на ответственности Мэта, — с усилием произнес Саймон. — Если он не возражает… я тоже.

— Но вы… — Саймон поднял руку, прерывая его, и отвернулся.

— Уходим, пока опять не началась стрельба. — В этот момент раздался далекий пронзительный свист, и Мэт выругался. — Слишком поздно.

— Черта с два! — выкрикнул Чун.

Пока они разговаривали, он незаметно провел «Золотого орла» к устью бухты. Теперь корабль вышел из бухты, и капитан развернул его на юг.

Китайские коммунисты целились высоко; их снаряды падали в глубине острова и взрывались с ревом. Этот грохот глушили горы. Новый шквал огня длился меньше минуты. В промежутке, который за ним последовал, Чун подвел корабль к берегу и сумел высадить Цзая возле Наньшани.

Мэт стоял на корме, и в нем оживали воспоминания о том дне, когда они с Цзияном устроили пикник в дюнах.

— Мистер Юнг, вы сильный человек.

Мэт смотрел на него сверху вниз, чувствуя, как что-то сжимается в груди.

— Я не забуду вас, Цзиян. До свидания!

Он уже хотел дать Чуну приказ отплывать, но капитан посмотрел налево и взволнованно указал рукой:

— Смотрите! Они включили все подводные прожектора!

Мэт увидел, как под водой начали разливаться огромные озера света. Три, четыре, пять… целая цепочка огней, разгоняющих тьму на берегу, пока наконец весь западный берег не превратился в сияющую белую ленту.

Жуткую тишину разорвала пулеметная очередь.

— Они целятся в атакующие суда «красных», — закричал Цзиян.

Мэт поднял голову. Ему показалось, что он различает какие-то слабые звуки. Далекий монотонный стрекот….

Он повернулся и посмотрел на скалы. Ночной сумрак постепенно серел, а стрекот неуклонно нарастал. Откуда он доносился? С запада? С востока?

Пулеметчик вновь открыл огонь, и вскоре к нему присоединились его товарищи. Они стреляли равномерно, выбивая вверх столбики воды, чтобы обозначить свою цель… И тут первые лучи солнца осветили спокойную поверхность канала, пролегавшего между двумя китайцами, соединенными этой блистающей дорогой.

— Полный вперед! — закричал Мэт.

Чун повиновался, и они помчались на юг, к спасению. Вторая перестрелка началась на рассвете. Снаряды свистели над головами и с грохотом разрывались высоко наверху, в скалах. Они били в величественную надпись: «Не забывай, когда в последний раз ты был в Цзю», пока наконец от нее остался лишь иероглиф «Цзю». Но «Золотой орел» был уже далеко, обгоняя обстрел, который Судным днем обрушился на Цюэмой. Последний всплеск воды от разорвавшегося снаряда лизнул правый борт — еще один маневр, и корабль помчался дальше, разрезая голубые воды.

Гул в небе нарастал, и теперь было ясно: он доносился с востока, с Тайваня. Цзай поднял руку и помахал им, а потом снял фуражку и отер лоб.

— Самолеты, — пробормотал он чуть слышно, надел фуражку, и на его измученном лице засветилась улыбка.

Самолеты приближались.