Глобальный финансовый кризис 2008–2009 годов привел к кризису модели экономического роста России 2000-х годов, основанной на постоянном росте нефтяных цен и задействовании ранее не использовавшихся производственных мощностей. Последующий быстрый отскок нефтяных цен смягчил последствия кризиса, но не устранил его фундаментальные причины. В 2013 году российский экономический рост прекратился. Реформы в стране остановились еще в 2003 году, попытка модернизации путем инноваций фактически провалилась в 2008–2011 годах. В переломный 2014 год экономика России вступила в предкризисное состояние. Двукратное падение цен на нефть во второй половине 2014 года и спровоцированный им валютный кризис на фоне внешнеэкономического шока от отраслевых и финансовых санкций Запада и сочетания циклического кризиса с демографическим создали очень сложную ситуацию в российской экономике.

В то же время великая держава, которой хочет видеть свою страну российская элита и большинство населения страны, немыслима без экономической мощи, основанной на современных технологиях и производствах. Советский Союз потерпел историческое поражение и рухнул главным образом потому, что не сумел развить производительные силы и выиграть в историческом соревновании с капиталистической экономикой Запада. Решение брежневского руководства в 1970-е годы сконцентрировать основные ресурсы на гонке вооружений с США и НАТО ускорило наступление общего кризиса советской системы. Горбачев, сосредоточившись на политике, не смог его остановить. В итоге Советский Союз прекратил свое существование в тот момент, когда его вооруженные силы находились на абсолютном пике своей мощи.

Теоретически этот урок был совершенно ясен для Ельцина и последующих руководителей России. Егор Гайдар и его команда начали с изменения того, что марксисты называли «производственными отношениями». В России появились рынок и частная собственность. Монополия государства на внешнюю торговлю была отменена, страна стала частью глобального экономического пространства. Государственный оборонный заказ сократился в десятки раз, военно-промышленный комплекс был фактически разрушен. В целом экономическая роль государства на первом этапе была резко понижена, а роль частных игроков, особенно т. н. олигархов, достигла исторического максимума.

Переход к рынку и частной собственности сопровождался надеждами на то, что бывшие противники Советского Союза в холодной войне, ставшие партнерами новой России, окажут ей масштабную экономическую и финансовую поддержку. Действительно, Международный валютный фонд выделил России кредиты; США, западноевропейские страны и Япония оказали техническую помощь в процессе реформ, но быстрого экономического чуда не случилось. Как промышленная держава Россия в 1990-е годы фактически прекратила существование. Страна, которая прежде производила практически все, хотя и разного качества, фактически перестала производить что-либо вообще и жила в основном за счет экспорта сырья. Наконец, финансовый кризис 1998 года оставил Россию банкротом.

Кризис 1998 года, однако, стал поворотным моментом в процессе адаптации России к новым экономическим реалиям. С рубежа нового тысячелетия началось становление современной российской экономики. Начавшийся вскоре после этого быстрый рост цен на энергоносители (основная статья российского экспорта и доходов федерального бюджета) способствовал быстрому росту финансовых возможностей государства, обогащению экпортеров из топливно-энергетического комплекса и, наконец, росту благосостояния большинства россиян. Цены на нефть, чье резкое падение в середине 1980-х годов обострило финансовое положение СССР и ускорило его крах, пятнадцать лет спустя в трудный момент поддержали экономику РФ.

Даже стабилизировав свои финансы и добившись недостижимого для СССР уровня жизни большей части населения страны, Россия, однако, еще больше закрепилась в положении поставщика сырьевых товаров на мировой рынок и импортера промышленной, особенно высокотехнологичной продукции. Зависимость от нефтегазового экспорта и, соответственно, от цен на нефть превратилась в одну из основных проблем российской экономики и отчасти политики. Россия в полной мере почувствовала это в ходе глобального кризиса 2008–2009 годов, когда стоимость ее основного экспортного продукта уменьшилась в три с половиной раза.

Стало абсолютно ясно, что главная задача, стоящая перед РФ в первой трети XXI столетия, – это преодоление технологической отсталости и модернизации экономики. Альтернатива – маргинализация России на международной арене. Выбор, с которым столкнулась страна, был предельно жестким: модернизация или маргинализация. Внешняя политика в таких условиях должна была предоставить России максимально широкий доступ к внешнему модернизационному ресурсу – инвестициям, технологиям, ноу-хау, лучшим практикам и рынкам.

Речь шла об органичной интеграции РФ в мировую экономику на глобальном и региональном уровнях, о продвижении российских компаний за пределами страны, повышении их капитализации, формировании (в том числе благодаря обмену активами) отношений взаимозависимости с ведущими мировыми экономическими силами, прежде всего в Европе. Речь шла, наконец, об использовании существующих механизмов глобального экономического управления, таких как Всемирная торговая организация (ВТО), с максимальной пользой для РФ.

Разделяя в основном эти тезисы, российское руководство в президентство Дмитрия Медведева провозгласило курс на модернизацию экономики, освобождение ее от сырьевой зависимости. Был сделан очевидный вывод о том, что в век глобализации модернизация экономики должна и может осуществляться в тесном сотрудничестве с другими участниками глобальной экономики.

Такой вывод соответствовал исторической традиции. В период Петровских реформ начала XVIII века Россия многое заимствовала у стран Западной Европы, соединив иностранные технологии и опыт с внутренними ресурсами. В результате Россия стала первоклассной военной державой. Быстрое развитие российской экономики в конце XIX – начале ХХ века вдохновлялось внешними заимствованиями западноевропейских капиталов и технологий. Индустриализация Советского Союза в 1930-х годах проводилась с широким привлечением мирового инженерно-технического опыта, прежде всего американского и немецкого. Условия глобализации XXI века открывали еще более широкие возможности для использования внешних ресурсов, чем когда бы то ни было в прошлом.

 

Модернизация в условиях партнерства с Западом

Логическим следствием из вывода, сделанного российским правительством, стало признание того факта, что внешние ресурсы для российской экономической модернизации начала XXI века находились в наиболее промышленно и технологически развитой части мира – на Западе и в других странах Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Доступ к этому ресурсу, таким образом, однозначно требовал поддержания или установления дружественных отношений с США и их союзниками в Европе и Азии. Это подкрепляло курс на «перезагрузку» отношений с Вашингтоном, сближение с Берлином и Брюсселем, а также полную нормализацию отношений с Токио.

2009–2011 годы стали периодом активной экономической дипломатии России. Центральными ее направлениями стали завершение процесса вступления РФ во Всемирную торговую организацию, начатого еще в 1993 году, и заключение т. н. модернизационных альянсов с передовыми государствами – Германией, Францией, Италией, Японией и др. Была создана Президентская комиссия РФ и США, занимавшаяся в основном вопросами экономического, научно-технического и образовательного сотрудничества. В попавшем в 2010 году в СМИ внутреннем документе МИД РФ содействие модернизации экономики было объявлено главным приоритетом российской внешней политики и дипломатии.

И все же модернизация периода президентства Медведева не дала ожидавшихся результатов. Подобно тому как во времена СССР достижения научно-технической мысли Запада, попадавшие в Советский Союз теми или иными способами, в том числе по линии технической разведки, плохо усваивались советским народным хозяйством, реальный российский бизнес-климат отторгал попытки привнесения импортных технологий без существенных изменений деловой среды. Даже долгожданное присоединение России к ВТО не стало фактором модернизации для российской экономики. Отчасти потому, что некоторые изменения были сделаны еще в ходе переговорного процесса, занявшего около двух десятилетий, отчасти потому, что на завершающих этапах акцент был сделан не на развитие конкуренции, а на защиту отечественной промышленности и сельского хозяйства.

Главной причиной, однако, стал приоритет политических соображений над собственно экономическими в экономической политике российских властей. На фоне официальных заявлений о модернизации был взят курс на укрепление государственного капитализма и ограничение экономической конкуренции, на принятие высоких социальных обязательств, включая поддержание высокой занятости и неизменного пенсионного возраста, на управление в ручном режиме. Модернизации при Медведеве не получилось, потому что в реальной повестке дня она отсутствовала.

Западные партнеры, приветствуя российское стремление к модернизации, настаивали на всеобъемлющем подходе к этой теме. Наряду с экономикой и даже прежде нее, по их мнению, глубокой модернизации требовала политическая система России. Европейские государства, начиная с Германии, надеялись и рассчитывали на второе президентство Медведева как шанс для такой всеобъемлющей модернизации. Их ждало глубокое разочарование. Обнародованное в сентябре 2011 года решение Путина вернуться в Кремль стало не только шоком для многих, но и сигналом для смены политики в отношении РФ. Сменился тон СМИ, ужесточилась риторика политиков. Импульс партнерства стал очевидно затухать.

Тем временем в предвыборной экономической программе Путина в 2012 году упор был сделан на реиндустриализацию и быстрый – 5–6 % в год – рост ВВП страны без каких-либо экономических реформ, не говоря уже о политических изменениях. Расчеты составителей программы, однако, игнорировали не только различные внешние риски, но главным образом структурные проблемы российской экономики и политической экономии России, которые привели к остановке роста уже в самом начале нового путинского президентства – в 2013 году.

 

Модернизация в условиях нового конфликта с Западом

В условиях, сложившихся после украинского кризиса 2014 года, идею модернизации фактически пришлось отложить в сторону. Вместо этого правительству РФ пришлось сосредоточиться на антикризисных и антисанкционных мерах – прежде всего на диверсификации и импортозамещении. В будущем любые попытки модернизации придется предпринимать в условиях конфронтации с США и экономических санкций, наложенных на Россию практически всеми развитыми странами мира: США, ЕС, Японией, Канадой и Австралией. Доступ к внешним ресурсам резко сузился или сошел на нет. Современного опыта модернизации в таких условиях нет ни у одной страны в мире. Наоборот, до сих пор непременным условием модернизации в глобальном мире считались нормальные, а в идеале – дружественные отношения с наиболее развитыми странами.

Лидер Китая Дэн Сяопин, прежде чем начать в конце 1978 года проводить в жизнь политику реформ и открытости, позаботился о примирении (де-факто союзе) с США. Другие восточноазиатские «тигры» – Южная Корея, Тайвань, Сингапур – в период ускоренного развития являлись союзниками Вашингтона. Сталинская индустриализация 1930-х годов также проводилась в условиях, когда СССР мог использовать технологии западных стран – США, Германии и других, которые в условиях экономического кризиса и отсутствия военного противостояния не препятствовали передаче технологий Советскому Союзу.

Современная Россия вновь являет собой особый случай. Верно, в России экономическая модернизация иногда осуществлялась в условиях войны (например, Северной войны со шведами в правление Петра I), подготовки к войне (сталинская индустриализация перед Великой Отечественной) или противостояния с внешним противником (холодная война против США и их союзников). Следует, однако, признать, что мобилизационный метод модернизации в современных условиях либо невозможен, либо крайне неэффективен. Примеры находящихся под международными санкциями Ирана и Северной Кореи вряд ли могут вдохновлять кого бы то ни было на следование их примеру.

Конфликт России с США и отчуждение с ЕС имеют фундаментальные причины и будут продолжаться сравнительно долго, но не бесконечно. Спустя три-пять-десять или даже более лет, в зависимости от сроков протекания внутренних и международных процессов, может наступить частичная или даже полная нормализация российско-западных отношений на каком-то новом уровне. Уровень и условия этой нормализации, однако, будут зависеть прежде всего от того, в каком состоянии будет находиться Россия к этому моменту. Это логически заставляет российское руководство делать главный упор на поиск внутренних ресурсов модернизации, чтобы поддержать не только международный статус страны, но и внутреннюю социально-политическую стабильность.

 

Что делать: внутренние задачи внешней политики

У России, таким образом, не остается иного выбора, кроме как постараться максимально использовать структурный кризис, санкции и падение цен на нефть для внутреннего развития. Конфронтация с наиболее сильным государством мира и его многочисленными союзниками может послужить неотразимым аргументом для проведения преобразований, которые в «мирное» время практически невозможны.

Направления этих преобразований давно и хорошо известны. Это гарантированное обеспечение прав собственности. Свобода конкуренции и снижение административных барьеров для развития отечественного бизнеса, прежде всего малого и среднего. Повышение качества человеческого капитала путем повышения уровня образования и развития системы здравоохранения. Создание собственных производств (но главным образом там, где у России имеются сравнительные преимущества). Формирование благоприятной среды для бизнеса, начиная с функционирования системы правосудия. Всемерное благоприятствование научно-техническому развитию и инновациям, а также современная модель внешнеэкономической политики.

Этот список можно продолжить, но и без этого очевидно, что реализация любых подобных преобразований потребует серьезных изменений не только в системе управления страной на всех уровнях, но и в самой правящей элите общества. Эта элита, сформировавшаяся на обломках СССР, отличается исключительной сосредоточенностью на собственных материальных интересах (личных, клановых, корпоративных) при почти полном пренебрежении интересами страны, общества, государства. У нее совершенно отсутствует главная черта имперской и советской элит – примат служения государству, и не выработалась еще социальная ответственность. Такие качества, как национальное сознание и ответственность за страну, также фактически отсутствуют. Наверху пирамиды власти доминирует охранительный мотив. Осознание Путиным рисков, связанных с радикальными переменами, размышления о судьбах Горбачева и Александра II, а также, по-видимому, другие соображения удерживают главу государства не только от рискованных и резких, но и от решительных реформаторских шагов.

В этой связи приходится признать, что необходимых предпосылок для фундаментальных преобразований «сверху» в сегодняшней России пока нет. В таких условиях могут иметь место инициированные Кремлем изменения, но медленные и частичные. Главным инструментом управления страной останется бюрократический аппарат. Общество остается в основном объектом опеки. По отношению к внешнему миру основной расчет делается на то, что политические оппоненты России на Западе сами устанут от введенных ими против РФ санкций, а экономические факторы (прежде всего цены на нефть и другое сырье) развернутся в пользу России. В дополнение к этому существует надежда на перспективы развития торгово-экономических отношений и научно-технического сотрудничества с незападными странами, прежде всего с Китаем, Индией, странами АСЕАН.

Такой сценарий может продлить жизнь нынешней политэкономической системе России, но он не будет способствовать развитию экономики и, соответственно, реализации амбиций российского руководства и элит. Без дополнительных экономических возможностей претензии России на значимую самостоятельную роль в мире, не говоря уже о статусе великой державы, останутся пустым звуком и даже станут предметом насмешек. Игорь Шафаревич писал, что Петр I «дал России двести лет устойчивого развития, избавил ее от судьбы Индии и Китая», но эта устойчивость потребовала глубоких реформ. Отсутствие преобразований в России XXI века вполне может поставить страну в положение сырьевого придатка остального мира – не только Запада, но и Китая с Индией.

В подобной ситуации лишь серьезное ухудшение экономического положения с вытекающими из него социально-политическими последствиями для политического режима внутри страны и для геополитического положения страны в мире может вынудить руководство к действительно кардинальным шагам. По мнению бывшего министра финансов РФ, председателя Комитета гражданских инициатив Алексея Кудрина, становящаяся все более насущной реформа административного управления может логически подвести Кремль к необходимости стратегических реформ. На сегодняшний день это скорее надежда.

Пока же эксперты ожидают продолжения экономического кризиса до 2017 года. Российский политический цикл – парламентские, затем президентские выборы – практически не дает возможности начать реформы до 2018 года. Но и после этого власть, вероятно, будет проявлять осторожность. Тем временем в условиях неразвитости рынков капитала сохраняется неопределенность с инвестициями. Соответственно, российская экономика продолжает страдать от высокой степени зависимости от нефтегазового экспорта и притока иностранного капитала.

 

Внешние источники модернизации в современных условиях

В обозримой перспективе России, безусловно, предстоит в основном опираться на собственные ресурсы. Санкции, особенно американские, введены надолго. Нефть не «отскочит» ни быстро, ни высоко. Просить об отмене санкций или вести переговоры об их смягчении или отмене Москва отказывается, сигнализируя тем самым, что на принципиальные уступки она не пойдет. Это логично: отступление может оказаться для руководства России фатальным. Разумеется, дальнейшее ужесточение санкций – не в интересах РФ, но РФ не в силах это предотвратить. Москва может и должна лишь избегать ненужных провокаций.

Столь же ясно, что санкции в принципе могут стимулировать развитие российской экономики, пусть и очень жестким способом. Очевидна необходимость диверсификации экономики через снижение зависимости от сырьевого экспорта и импортозамещение – там, где это оправданно. Не менее очевидно, что доходы от экспорта должны направляться не только на текущие нужды, но во все большей степени на развитие экономики в целом и на ускорение научно-технического прогресса, системы образования. Именно на этих направлениях могут быть реализованы преимущества России. Неясно лишь, как заставить санкции «работать» на Россию в условиях существующей в стране политэкономической системы.

Несмотря на кризис, санкции и дешевую нефть, внешние источники для модернизации российской экономики не полностью иссякли. Применительно к основным источникам доходов страны глобальная конъюнктура будет в целом благоприятной, если цена на нефть будет колебаться в диапазоне 50–60 долл. США за баррель. Такая цена, с одной стороны, позволяет достаточно наполнить бюджет с учетом девальвации рубля, а с другой – не позволяет забыть о необходимости реформ, как прежде, и решать все вопросы с помощью денег. Гарантий такой «комфортной цены», однако, нет. Мировая экономика, по-видимому, вступила в период низких цен на нефть.

Решительно отказываясь от самоизоляции во внешнеэкономической политике, РФ должна быть максимально открытой всем международным партнерам, готовым вести дела с Россией. Привлекать их нужно не через создание привилегий для иностранцев, а путем улучшения делового климата и условий ведения бизнеса для всех.

Естественно, что в сложившихся условиях Россия максимально развивает отношения со странами Евразийского экономического союза. Модернизационный потенциал их, однако, невелик. Казахстан, Белоруссия и Армения сами нуждаются во внешних ресурсах для модернизации и ищут их как на Западе, так и на Востоке. Тем не менее некоторые возможности у России здесь есть. Ее партнеры по ЕАЭС (за исключением Белоруссии) не находятся под санкциями, они имеют некоторый доступ к ресурсам Запада.

Анализ западных санкций показывает, что они закрывают определенные возможности, но далеко не все. Есть области, где доступ к западным ресурсам пока закрыт. В основном это военная промышленность и нефтедобыча. В первой сфере России точно придется опираться на собственные силы, особенно с учетом прекращения военно-промышленной кооперации с Украиной. В нефтедобыче в обозримом будущем предстоит рассчитывать на международные технологии второго уровня. Проблема финансирования проектов за счет внешних заимствований может быть смягчена путем формирования внутреннего рынка капиталов.

Осуществляя поворот на Восток, Россия ни в коем случае не должна отворачиваться от Западной Европы. Германия остается не только важнейшим внешним источником модернизационных ресурсов для РФ, но и основным политическим партнером в вопросе снижения напряженности вокруг Украины, а в перспективе – урегулирования украинского кризиса и создания новой системы безопасности на Европейском континенте. Германские деловые круги не воспрепятствовали занятию Берлином жесткой позиции в отношении Москвы по Украине, в том числе по санкциям, но они желали бы скорейшей нормализации германо-российских торгово-экономических отношений. Сохраняющийся интерес германского бизнеса к России – один из главных ресурсов российской экономической и технологической модернизации. Сама же модернизация России по-прежнему отвечает коренным интересам как Германии, так и Европы в целом.

Поддерживая тесный контакт с политическими элитами Германии, России необходимо продолжать культивировать деловые круги этой страны. Необходимо постепенно и терпеливо формировать новую политическую основу экономических отношений с Германией. Путь к этому лежит через поэтапное урегулирование ситуации в Донбассе, убедительную демонстрацию отсутствия у Москвы агрессивных намерений в отношении остальной Украины и ослабление военной напряженности вокруг государств Прибалтики. Нужно создавать и поддерживать элементы нового доверия в российско-германских отношениях. В перспективе Германия наряду с Китаем, Индией и самой Россией – одна из опор будущей Большой Евразии.

Германия, конечно, тесно интегрирована в Европейский союз. В рамках ЕС Россия должна терпеливо восстанавливать традиционно дружественные и экономически выгодные отношения с другими ведущими членами ЕС – Францией, Италией, а также Испанией. Так же, как и с Германией, Москва должна искать пути и средства достижения взаимопонимания с политическими элитами этих стран и активно стимулировать интерес к России у экономических кругов. Видимый прогресс в урегулировании украинского кризиса будет также иметь здесь решающее значение. Как и в Германии, россияне могут при этом опираться на сохраняющиеся традиционные связи с влиятельными группами в этих странах.

В условиях ухудшившихся отношений естественно возрастает роль стран-посредниц между Западной и Восточной Европой: не входящих в НАТО членов ЕС Австрии и Финляндии, а также не входящей ни в НАТО, ни в ЕС Швейцарии. Эти экономически и технологически развитые страны, компании которых давно присутствуют на российском рынке, могут сыграть заметную роль в модернизации России. Нейтральный статус Австрии, Финляндии и Швейцарии позволяет Москве в будущем рассчитывать на взаимодействие с ними в деле создания новой системы безопасности в Европе – в частности, в вопросах международного статуса и границ Украины, Молдавии и Грузии.

Дружественные в целом отношения России с членами ЕС Грецией и Кипром также являются резервом российской внешней политики, но возможности использования этих отношений для поддержки российской модернизации являются ограниченными. То же самое можно сказать об отношениях РФ с Сербией и другими странами Восточной Европы.

В условиях изменившихся отношений с европейскими партнерами России предстоит гораздо более активно, чем прежде, искать пути развития связей с наиболее передовыми в технологическом отношении странами Азии. Наиболее развитая страна региона – Япония – слишком тесно привязана к внешнеполитическому курсу США и лишь в небольшой степени, к сожалению, может считаться модернизационным ресурсом России. Тем не менее сбрасывать Японию со счетов не следует. Токио заинтересован в нормальных отношениях с Москвой, в том числе в решении территориального вопроса, но еще больше – в отсутствии консолидации РФ и КНР на антияпонской основе. Национальные японские интересы требуют хороших отношений с Россией, и это необходимо учитывать в азиатско-тихоокеанской политике Москвы.

Ряд других стран – союзниц США, такие как Южная Корея, Сингапур и Тайвань, предоставляют некоторые возможности для России в области экономической модернизации. У Южной Кореи, как и у Японии, есть особый геополитический интерес, связанный с КНДР, и Москва может и должна это использовать. После 1949 года Москва всегда признавала Тайвань частью КНР и выстраивает торгово-экономические отношения с Тайбэем с учетом этого. Тайваньский бизнес активно встраивается в экономику «Большого Китая», и с этих позиций может быть ценным партнером для РФ. В еще большей степени это касается Гонконга – особого административного района КНР и мирового финансового центра, который может быть гораздо глубже вовлечен в российско-китайские экономические отношения.

Сегодня Китай является по факту главным модернизационным ресурсом России в АТР. За последние десятилетия Китай добился впечатляющих экономических успехов. Сейчас России приходится учиться у страны, которой она шестьдесят лет назад оказывала масштабную помощь в деле создания современной промышленности. Китай приобрел огромный опыт в осуществлении различных инфраструктурных проектов. Китайцы сумели также развить ряд важных для России технологий, в том числе в нефтедобыче. Китай способен стать важным партнером в области НИОКР. Наконец, китайские банки (включая гонконгские) являются потенциально крупным источником финансирования для российского бизнеса.

Ресурсы, которые может предоставить России Китай, ограничены технологическим уровнем этой страны, ее внешнеэкономическими приоритетами (главным образом, развитием связей с США), особенностями финансового и фондового рынков, статусом национальной валюты. Кроме того, внешнеэкономическая деятельность китайских компаний в различных регионах мира от Африки до Латинской Америки свидетельствует об упорном стремлении китайцев продвигать свои условия сотрудничества – например, использование китайской, а не местной рабочей силы в реализуемых ими проектах.

Принципиальное значение имеет достигнутая в мае 2015 года договоренность о сопряжении китайского проекта Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП) и Евразийского экономического союза. Тем самым открывается возможность тесного взаимодействия с Китаем в реализации крупных экономических проектов, причем в тех областях, где Китай добился впечатляющих успехов – в частности, в создании современной транспортной инфраструктуры. Москва также приняла решение присоединиться к другой китайской инициативе – созданию Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ), фактически первого проекта такого масштаба, в котором Пекин решился сыграть ведущую роль. Сотрудничество с ЭПШП и АБИИ может заметно продвинуть модернизацию российской инфраструктуры.

Договоренность о сопряжении российских и китайских экономических проектов в Евразии вместо их предполагавшейся многими на Западе конкуренции создает условия для гораздо более тесного, чем раньше, экономического сотрудничества двух стран. Это взаимодействие способно подняться на еще более высокий уровень при условии развития российско-китайского научно-технического сотрудничества. Соединение российских технологий и интеллектуального потенциала с финансовыми ресурсами Китая может дать большие результаты в таких областях, как гражданская авиация и космос.

Значение другой великой азиатской державы, Индии, для российской экономической модернизации определяется значительным научно-техническим потенциалом этой страны. Соединение российских и индийских интеллектуальных ресурсов уже принесло практические результаты в военно-технической сфере. Индийские специалисты участвуют в создании военного самолета пятого поколения; результатом совместных усилий стала ракета «Брамос». Тем не менее потенциальные возможности сотрудничества двух стран гораздо шире. Помимо военной авиации и ракетостроения они включают космос, информационные технологии, биотехнологии, фармацевтику. Очень важным полем сотрудничества является образование. Через Индию, страну с преобладающим английским языком в области науки и техники, Россия может войти в научную англосферу.

Возможности Бразилии и других стран Латинской Америки стать ресурсом российской модернизации относительно скромны, но ими ни в коем случае нельзя пренебрегать. С Бразилией Россия может сотрудничать в таких областях, как авиастроение и производство вооружений, с Аргентиной – в сельскохозяйственном производстве. Наряду с АБИИ важные возможности открывает Банк развития БРИКС, в капитале которого участвуют Бразилия и Россия – наравне с Индией, притом что первое место принадлежит Китаю.

Соединенные Штаты Америки обладают в принципе огромным ресурсом для модернизации России. Правительство США, однако, будет, вероятно, еще очень долго проводить политику санкций в отношении РФ, а также подвергать суровому наказанию те американские и иностранные компании и банки, которые будут пытаться поддерживать экономические связи с Россией в обход санкций. Такая политика Вашингтона будет существенно ограничивать способность Москвы привлечь внешний ресурс для российской модернизации.

В то же время отдельные американские компании будут проявлять интерес к экономическим связям с Россией вне «запретных зон», установленных санкциями. В этой связи существуют некоторые перспективы участия отдельных американских компаний в совместном с Россией освоении Арктики, развитии потенциала Сибири и российского Дальнего Востока. Эти возможности ни в коем случае нельзя переоценивать: к изменению общего подхода Вашингтона к экономическим связям с Россией они не приведут, но и полностью игнорировать их также неправильно.

Главное, что следует иметь в виду: как бы полно ни удалось задействовать внешний ресурс модернизации экономики России, такой модернизации не произойдет, если не будут изменены базовые условия существования российской экономики.

 

Интеграция в глобальный мир

В самом начале книги мы говорили о том, что корни кризиса российской внешней политики – в неудаче 25-летних попыток интеграции в Запад и очень скромных перспективах интеграции на постсоветском пространстве. Неудача «плана А» и «плана В» не означает, конечно, принципиальной невозможности или ненужности международной интеграции России. Требуется «план С», но «С» в этом случае обозначает не Китай (China), а connectivity – контактность, способность оптимально вписаться в глобальный мир, извлекая из этого максимум пользы для себя и будучи одновременно ценным участником глобального сообщества.

У России есть глобальный опыт. Как одна из двух сверхдержав в период холодной войны, Советский Союз интегрировал «свою» часть мира. Политически и идеологически это осуществлялось через институты международного коммунистического движения, начиная с Коминтерна, а затем через систему связей международного отдела ЦК КПСС; геополитически – через социалистический лагерь, позднее содружество, а также «страны социалистической ориентации»; экономически – через Совет экономической взаимопомощи (СЭВ); стратегически – через Организацию Варшавского договора (ОВД), группы советских войск в Восточной Европе, а также военных советников и специалистов в десятках стран; культурно и духовно – через систему обучения иностранных студентов, продвижение советской идеологии и культуры за рубежом. После краха коммунизма и распада СССР эта система была полностью разрушена, но опыт остался.

Окончание холодной войны лишило Советский Союз части мира, которую советские лидеры считали «своей», зато открыло перед Россией весь мир, включив ее в процесс глобализации. За последнюю четверть века Российское государство, экономика и общество довольно глубоко интегрировались в глобальные процессы и мировые системы. Опыт сближения с Западом в 1989–2014 годах стал важнейшей частью процесса становления современной России.

Унаследовав советские позиции в важнейших международных организациях, Россия стала членом клубов, в которые Советский Союз не мог быть принят. Это касается ведущих международных финансово-экономических институтов – МВФ и Всемирного банка, Парижского клуба кредиторов, Всемирной торговой организации. В 1996 году Россия вступила в Совет Европы – организацию, продвигающую европейские ценности и особенно права человека. На протяжении полутора десятилетий РФ являлась членом группы восьми ведущих индустриальных демократий, была привилегированным партнером НАТО. Таким образом, Россия получила возможность широко и активно участвовать в политических, экономических и военных отношениях на глобальном уровне, приобрела современный опыт «глобалистики».

Сегодня этот процесс остановился и даже пошел вспять. Процесс присоединения РФ к Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) – мировому клубу развитых экономик – прерван. «Большая Европа» от Лиссабона до Владивостока не состоялась. Ни один из двух геоэкономических мегапроектов, продвигаемых США – Трансатлантическое торгово-инвестиционное партнерство (ТТИП) и Транстихоокеанское партнерство (ТПП), – не включает Россию. Даже пилотный проект создания зоны свободной торговли между Россией и Новой Зеландией заморожен. Постоянно ужесточающиеся санкции США, ЕС и других стран против России создали динамику прогрессирующего дистанцирования Запада от России, развернуть которую может лишь фундаментальное изменение ситуации в РФ или в мире.

На региональном европейском уровне у РФ пока еще сохраняются многие разветвленные связи с Европейским союзом и его отдельными членами. Несмотря на то что согласованные еще в 2005 году «общие пространства» РФ – ЕС так и не стали реальностью, Россия довольно далеко продвинулась в направлении принятия технических стандартов ЕС. Нынешнее отчуждение от Европы не означает, однако, возвращения к ситуации изоляции и самоизоляции, в котором практически всю свою историю находился СССР. Притом что отношения России с пока еще доминирующей частью мира – Западом – испорчены всерьез и надолго, она остается частью глобальной экономики, мирового информационного и гуманитарного пространств.

Так и не войдя в лигу «мирового Запада», Россия оказалась частью не-Запада – части мира, которую во второй половине ХХ века именовали «развивающимися странами», «третьим миром», «мировым Югом». Россия, конечно, северная страна, но в обозримом будущем ей придется обживаться в новой компании, к которой в прошлом она относилась часто свысока, но ведущие члены которой за последние десятилетия достигли поразительных успехов, во многих отношениях опередив Россию. Установление контактов и развитие связей с незападной частью мирового сообщества – одна из самых актуальных задач российской внешней политики.

 

Россия как не-Запад

Быть частью современного не-Запада не зазорно. Начавшийся в 1980-х годах процесс глобализации серьезно повысил роль незападных государств, прежде всего Китая, Индии, Бразилии, Мексики и Турции. Подъем этих и других государств, учитывая размер их экономик и численность населения, существенно изменил расклад сил на мировой арене. Запад сохранил свое доминирующее положение, но вынужден считаться с возросшим весом незападных игроков. «Семерка» из главного глобального экономического форума, которым она была с середины 1970-х годов, превратилась в клуб ведущих западных экономик. В ходе кризиса 2008–2009 годов она уступила положение ведущего глобального экономического форума «двадцатке». В G20 наряду со странами G7 входят Китай, Индия, Бразилия, Россия, Турция, Индонезия, ЮАР, Мексика, Аргентина, Саудовская Аравия и другие ведущие незападные страны.

В этой расширенной группе Россия чувствует себя достаточно уверенно. В «двадцатке» нет однозначного лидера, эта группа не политизирована и не идеологизирована. Так, несмотря на американское давление, поддержанное Австралией – хозяином саммита 2014 года в Брисбене, исключения РФ из «двадцатки» не произошло благодаря позиции Китая и других незападных стран. Однако быть членом престижной группы – это только полдела. Эффективность участия в работе таких форумов определяется реальным вкладом государств в решение общих проблем. С одной стороны, необходимы «интеллектуальные взносы» в виде конкретных идей по глобальной повестке дня, а также работающих предложений по решению тех или иных проблем. С другой стороны, нужно обладать соответствующими материальными возможностями для реализации общих решений. Наконец, необходимы определенные лидерские качества для убеждения и привлечения партнеров, создания коалиций для продвижения тех или иных вопросов.

На каждом из этих направлений у России есть потенциал, но, как свидетельствует практика, довольно скромный и далеко не соответствующий заявленным амбициям. Часто выдвигается аргумент о том, что в глобальных институтах все еще доминирует Запад во главе с США. Не пытаясь опровергать этот аргумент, можно пойти другим путем. БРИКС, который поначалу был просто удобной аббревиатурой для обозначения быстрорастущих развивающихся рынков, трансформировался (во многом благодаря усилиям Москвы) в востребованный глобальный незападный проект.

Сегодня БРИКС представляет собой клуб ведущих незападных стран – протоаналог западной «семерки». Вслед за институализацией своих саммитов БРИКС в 2015 году создала собственный финансовый институт – Банк развития. Несмотря на то что ведущей экономической силой незападной пятерки государств является Китай, в рамках БРИКС единоличное лидерство какой-либо одной страны отсутствует и вряд ли возможно в будущем. Это открывает возможности для равноправного взаимодействия, к которому стремится Москва. Нужно только научиться эти возможности реализовывать.

Что может дать БРИКС России? Прежде всего площадку для выработки и апробирования международных практик, способных заменить существующие, дающие большие преимущества Западу. России не нравятся какие-то внутренние процедуры и характер деятельности международных финансовых институтов? Теперь есть основа для разработки и реализации альтернатив в сотрудничестве с ведущими незападными партнерами РФ. Если предлагаемые альтернативы действительно будут эффективнее и справедливее, у них появится шанс быть воспринятыми во всем мире. Новый мировой порядок появится в результате конкуренции лучших мировых практик.

Что может дать Россия группе БРИКС? У Москвы самый крупный ресурсный потенциал из всех стран-участниц, прежде всего в энергетической сфере. Развитие энергетического сотрудничества с Китаем и Индией может быть особенно ценным для этих стран. Поднимаясь на более высокий уровень, Россия могла бы возглавить разработку в рамках БРИКС принципов глобальной хартии энергетической безопасности и затем опробовать эти принципы на практике – в отношениях со странами-партнерами. На других направлениях, таких как сокращение социального неравенства, защита окружающей среды, обеспечение кибербезопасности, РФ могла бы инициировать схожие проекты. Одновременно Россия вносила бы вклад в проекты, инициированные другими партнерами. «Пятерка», таким образом, становилась бы «хорошей семеркой».

Чего ни в коем случае не следует делать, так это пытаться политизировать БРИКС, использовать его в качестве инструмента борьбы с Западом. Это не только бесперспективно (все партнеры РФ поддерживают тесные связи с США, которыми очень дорожат), но и может расколоть группу. Кроме того, следует обратить внимание на разницу между статусом и ролью в международных объединениях. РФ, как правило, трепетно относится к своему статусу в мире, но гораздо легче – к той реальной роли, которую она играет. Слишком часто в прошлом и все чаще в настоящем Россия удовлетворяется ролью шахматиста, играющего черными фигурами. Она оппонирует, противодействует, но мало что инициирует. В БРИКС Россия должна научиться играть белыми.

На региональном уровне, при активной роли Китая и России, постепенно институализируется Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). Изначально ШОС – это китайский проект, выросший из завершившихся в 1996 году переговоров РФ, КНР, Казахстана, Киргизии и Таджикистана о мерах доверия вдоль бывшей советско-китайской границы («шанхайская пятерка»). Помимо пяти стран-основателей, к ШОС присоединились Узбекистан, Индия и Пакистан. Афганистан, Белоруссия и Монголия вошли в ШОС наблюдателями, а Турция, Шри-Ланка, Азербайджан, Армения, Камбоджа и Непал – партнерами по диалогу. Иран может присоединиться к ШОС после снятия с него санкций ООН.

ШОС – не экономический союз и не военный блок. Она позиционирует себя как организация региональной безопасности и экономического развития. Долгое время Москва занимала двойственную позицию в отношении ШОС. С одной стороны, она не могла препятствовать мирному проникновению Китая в страны бывшей советской Средней Азии, но и не могла особенно горячо приветствовать появление сильного конкурента. С другой стороны, международный форум с участием РФ и КНР в качестве лидеров без присутствия западных стран выглядел некоторым противовесом США и НАТО и создавал Москве дополнительные возможности для глобальной политической игры.

Сегодня этого уже недостаточно. После достигнутого в мае 2015 года соглашения о гармонизации Евразийского экономического союза и Экономического пояса Шелкового пути ШОС может приобрести новую функцию интегратора двух крупных экономических проектов, продвигаемых соответственно Россией и Китаем. Другой функцией ШОС может стать стабилизация ситуации в Афганистане после завершения миссии международных сил и, шире, борьба с радикализмом и экстремизмом. Реализация этих функций содействия развитию и обеспечения безопасности может вывести ШОС на более высокую орбиту, чем просто региональный форум континентальной Азии. Для России, однако, ШОС – это механизм координации и взаимодействия, а не интеграции. Главным российским интеграционным проектом стал Евразийский экономический союз – «малая Евразия».

 

«Малая Евразия»

Возникшее в конце 1991 года на месте Советского Союза (за исключением стран Прибалтики) Содружество Независимых Государств (СНГ) стало успешной формой «цивилизованного развода» бывших советских республик и рамкой для становления новых независимых государств. СНГ, однако, не было интеграционным механизмом. На протяжении 1990-х и начала 2000-х годов на постсоветском пространстве решительно преобладали центробежные тенденции. Поворот произошел лишь в середине 2000-х, но в форме не реинтеграции частей некогда единого государства, а сближения состоявшихся новых государств на равноправной основе.

В ходе глобального кризиса 2008–2009 годов Москва ускорила процесс евразийской экономической интеграции. В 2010 году заработал Таможенный союз (ТС) в составе Белоруссии, Казахстана и России. С 2015 года официально действует Евразийский экономический союз (ЕАЭС), к которому присоединилась Армения и в который собирается войти Киргизия. До 2014 года Москва рассматривала ТС как потенциально одно из двух слагаемых будущей «Большой Европы» наряду с Европейским союзом. В результате украинского кризиса этот проект оказался в лучшем случае отложен, если не отставлен вообще.

Геополитический и экономический кризис, поразивший Россию в 2014–2015 годах, затормозил, но не остановил развитие интеграции в «малой Евразии». В нынешних условиях есть и необходимость, и возможность развивать ЕАЭС именно как общий рынок, единое экономическое и гуманитарно-культурное пространство при ведущей роли русского языка и культуры. Именно это, а не максимально полная интеграция в наибольшей степени отвечает национальным интересам Российской Федерации.

Иногда Евразийский экономический союз сравнивают с ЕС. Многое в ходе создания ЕАЭС было заимствовано у западных соседей. Так, Евразийская комиссия построена по образцу Европейской. Тем не менее вектор развития ЕАЭС не направлен столь однозначно на все большее сближение входящих в него государств. Верховенство наднациональных органов ограничено чисто экономическими вопросами. Общие конституция, парламент, президент ЕАЭС не просматриваются ни сейчас, ни в обозримом будущем. Это, однако, хорошо не только для партнеров России, стремящихся сохранить свой суверенитет, но прежде всего для самой РФ, получающей возможность сосредоточиться на собственном региональном развитии, а не на помощи соседним странам.

Согласившись с преимущественно экономическим характером евразийского интеграционного объединения, Россия должна одновременно уделять гораздо больше, чем раньше, внимания Казахстану, Белоруссии и Армении. Это означает одновременно лучшее понимание интересов партнеров при безусловном уважении и бережном отношении к ним и, с другой стороны, эффективное продвижение собственных интересов на пространстве «малой Евразии». Расширять это пространство следует осторожно, не в ущерб достигнутому уровню интеграции и не за счет собственно российских интересов. Поэтому в процессе принятия в ЕАЭС Киргизии и особенно Таджикистана необходимы принципиальность, последовательность и постепенность. В то же время ЕАЭС необходимо последовательно вписывать в мировую архитектуру экономических объединений, развивать сотрудничество с ЕС, Китаем, Вьетнамом, Турцией и странами АСЕАН.

 

«Большая Евразия»

«Малая Евразия», не став компонентом «Большой Европы», имеет шансы стать составной частью «Большой Евразии» – общего экономического пространства, включающего помимо членов ЕАЭС Китай и ряд соседних стран – Узбекистан, Монголию и другие. Вслед за политической договоренностью о гармонизации ЕАЭС и Экономического пояса Шелкового пути можно ожидать практических шагов в виде конкретных инфраструктурных, энергетических и других совместных проектов. Если это произойдет, «Большая Евразия» ЕАЭС – ЭПШП может стать экономическим ядром экономического макроконтинента Евразии.

Китай, разумеется, не заменит России Европу полностью. Китайский и европейский рынки сильно отличаются друг от друга, так же как и условия ведения бизнеса. Инвестиционный потенциал и технологические уровни ЕС и КНР сильно отличаются. Западные санкции прямо (и притом негативно) влияют на готовность китайских компаний и банков иметь дело с российскими партнерами. Российско-китайское сближение происходит не столько от того, что Россия повернулась лицом к Востоку, или даже от того, что Запад для России «закрылся», сколько в результате того, что Китай сам зашагал на Запад. России не остается ничего иного, кроме как приспосабливаться.

Поворот самой России на Восток, в сторону Азии, Китая, – это факт, вызванный не только санкциями, но и фундаментальными причинами: общей – подъемом на рубеже XXI века экономического значения азиатских стран, прежде всего Китая, и частной (для России) – проблемой прогрессирующей отсталости восточных территорий страны в условиях их нынешней беспрецедентной открытости внешнему миру, а значит, уязвимости. Россия просто обязана рассматривать себя в XXI столетии как евро-тихоокеанскую державу, а следовательно, усиленно работать на восточном направлении.

Здесь Россия не может не учитывать важнейшую геоэкономическую реальность: в АТР после Азиатского кризиса 1997 года создается региональный финансовый порядок при ведущей роли Китая. В прошлом таким лидером пыталась стать Япония, но в последние полтора-два десятилетия Токио очевидно и окончательно уступил первенство Пекину. Важно также, что сами азиатские страны сделали вывод о том, что в случае новых финансово-экономических кризисов они не могут надеяться на помощь США и должны сотрудничать друг с другом.

Китай, ставший последовательно главным мировым экспортером, ведущей экономикой Азии и второй экономикой мира (по паритету покупательной способности), обладает огромными финансовыми резервами (4 трлн долл.), являющимися мощным ресурсом внешней политики Пекина. Создание в 2015 году Пекином Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ) стало пилотным проектом реализации китайского лидерства на азиатских финансовых рынках.

Пекин проявляет растущую готовность к масштабным стратегическим инвестициям. В 2015 году Китай выделил 42 млрд долл. Пакистану, заявил о готовности вложить еще 40 млрд в Центральную Азию. Особое внимание КНР обращено на соседей – от Монголии до Бирмы, на ресурсные страны от Ирана до Судана и сельскохозяйственных производителей от Африки до Украины. Китайцы скупают активы по всему миру. Тем самым Китай встал на путь превращения в азиатского и всемирного кредитора. Это напоминает положение, которое США заняли по отношению к европейским странам после Первой мировой войны. Китайский юань, хотя и не достиг еще полной конвертируемости, может в перспективе стать региональной и глобальной резервной валютой.

В то время как в России укрепляется государственный капитализм и наблюдается исключительная осторожность в отношении реформ, Китай активно движется по пути все более глубоких рыночных преобразований. Симбиоз экономик России и Китая возможен сегодня на путях соединения природных ресурсов Сибири и Дальнего Востока с капиталами Китая. В принципе, это почти такая же формула, что и в отношениях Россия – ЕС, но без новейших технологий. Россию такое положение не должно радовать. Напротив, она обязана стараться развивать свою экономику за пределами топливно-энергетического комплекса.

Россия не может игнорировать и другие интеграционные процессы, происходящие в АТР. Наряду с АСЕАН, остающимся региональным объединением стран Юго-Восточной Азии, здесь конкурируют два масштабных проекта: Транстихоокеанское партнерство (ТТП), продвигаемое Вашингтоном, и Региональное всеобъемлющее экономическое партнерство (РВЭП), инициированное Пекином. Ряд стран АТР входят в оба проекта. Кроме того, Китай с 2003 года участвует в трехстороннем экономическом сотрудничестве в Восточной Азии вместе с Японией и Южной Кореей.

Россия не участвует ни в одном из этих проектов. Ее экономический вес в регионе невелик, а присутствие за пределами собственной территории – ничтожно. Наиболее перспективными направлениями внешнеэкономической политики для РФ на обозримую перспективу являются выстраивание партнерства с Китаем и другими странами в «Большой Евразии», формирование зон свободной торговли между ЕАЭС и отдельными странами АТР (наработки существуют с Вьетнамом и Новой Зеландией), углубление экономических связей с Японией, Южной Кореей, странами АСЕАН и Индией.

Россия долго добивалась права участвовать в многосторонних политических и экономических диалогах в АТР. В результате она стала членом Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), участником Восточно-Азиатских саммитов (ВАС), стратегическим партнером АСЕАН и участником Диалога по проблемам безопасности Шангри-Ла. Практическое участие РФ в этих форумах, однако, до сих пор не было особенно активным (за исключением проведения в 2012 году саммита АТЭС во Владивостоке), что свидетельствует об отсутствии у Москвы стратегической повестки дня на этом направлении. Это серьезный недостаток, без устранения которого Россию ждет судьба ведомого (скорее всего, Китаем).

Это тем более важно, что будущее российского Дальнего Востока напрямую зависит от того, удастся ли «запустить» его экономическое развитие. В 2013 году в послании Президента Федеральному собранию Сибирь и Дальний Восток были названы «приоритетом на весь XXI век». Под эту задачу было создано особое министерство – Минвостокразвития, создана институциональная база развития Дальнего Востока и Байкальского региона, основанная на концепции территорий опережающего развития. Однако уже с 2014 года развитие региона вновь застопорилось. Сказались не только геополитический и экономический кризисы, но и характерное для российской бюрократии отсутствие последовательности в работе.

 

Перспективы. Что делать?

Глобальная экономика находится, по-видимому, в процессе формирования отдельных крупных блоков. В этой связи существует большая степень неопределенности в отношении дальнейшего глобального развития. Соединенные Штаты ведут переговоры с союзниками в Европе и Азии о создании Трансатлантического и Транстихоокеанского партнерств. Европейский союз, кроме того, реализует программы партнерств со странами Африки, Латинской Америки и Восточной Европы. Китай продвигает проекты континентального и морского «шелковых путей», а также регионального партнерства в Азии.

Россия в этих проектах не участвует, но она будет неизбежно ощущать последствия их реализации в своих отношениях со странами Европейского союза и Азиатско-Тихоокеанского региона. Собственный российский проект Евразийского экономического союза сравнительно скромен. В условиях отчуждения от Европы и отсутствия стратегии в отношении Азии и долгосрочной политики в отношении Китая России, вероятнее всего, придется лишь приспосабливаться к китайским планам. Вывод очевиден: России необходимо искать возможности восстановления подорванных экономических связей с Евросоюзом.

Несмотря на резкое уменьшение объемов экономических связей, ЕС остается и останется еще надолго главным экономическим партнером РФ. Конечно, даже если санкции ЕС и российские ответные санкции будут ослаблены или отменены, возврата к прежнему формату отношений и планам интеграции РФ и ЕС в рамках Большой Европы в обозримом будущем не будет. Стратегическое партнерство России и Евросоюза на длительное время утратило актуальность. В то же время Россия не может и не должна поворачиваться спиной к Европе, особенно в экономической области: и в новых условиях ЕС остается главным внешним источником модернизации страны. Европа по-прежнему нужна России и для того, чтобы РФ могла сохранять устойчивость в отношениях с Китаем.

Стабилизация положения на востоке Украины и в отношениях между РФ и Западом в целом может создать возможности для возобновления диалога России и ЕС по конкретным, в том числе техническим, вопросам (таможенное регулирование, технические стандарты и т. п.). Новые формы неинтеграционных отношений могут включать обсуждение практических вопросов взаимодействия между Европейским союзом и Евразийским экономическим союзом. В таком диалоге особенно заинтересованы партнеры Москвы – Минск, Астана, а также Ереван. Остаются на повестке дня сложные вопросы энергетических связей РФ – ЕС, а также вопросы, касающиеся Украины. Такое взаимодействие, разумеется, требует значимого прогресса в деле мирного урегулирования на Украине.

Греческий кризис, вероятно, поможет Европейскому союзу определиться с границами своего дальнейшего территориального расширения. Если удастся избежать дальнейшей эскалации конфликта на Украине, существующий сегодня примат политики над экономикой в отношении ЕС к России будет постепенно ослабевать. Экономический интерес будет толкать Европу к восстановлению более или менее нормальных отношений с РФ. В перспективе санкции могут быть постепенно сняты. В результате может сложиться какая-то новая система отношений, де-факто учитывающая геополитические реалии на Украине, в Восточной Европе, «малой» и «большой» Евразии.

Пока же «санкционный период» на Западе – время активного развития отношений России с Азией, и в первую очередь с Китаем. После принятия принципиального политического решения о сопряжении ЕАЭС и ЭПШП в рамках общего евразийского экономического пространства необходимо выстраивать стратегию многосторонних – в рамках ЕАЭС – экономических отношений с КНР. Таким образом, Сибирь и российский Дальний Восток могут стать частью динамично развивающейся Внутренней Азии, наряду с западными и северо-восточными регионами Китая, Монголией, Казахстаном и странами Средней Азии.

Для того чтобы это стало возможно, необходимо, как предлагают ведущие российские эксперты, превращение Востока России в «территорию экономической свободы». Это подразумевает поддержку бизнеса, особенно малого и среднего; снятие ограничений на приход инвесторов, результативная борьба с коррупцией; новый закон о недрах; меры по привлечению в регион квалифицированных кадров; развитие научно-образовательной и технической базы региона; перенос на восток страны офисов государственных корпораций и части федеральных министерств.

Стратегической целью при этом может стать установление с Китаем отношений экономического партнерства на взаимовыгодной сбалансированной основе и формирование позитивной взаимозависимости двух стран. Подобные отношения должны помочь России открыть для себя «ворота в Азию» и одновременно исключить превращение России в объект китайской экономической деятельности, а также фактическое поглощение Евразийского экономического союза Экономическим поясом Шелкового пути.

Россия имеет все возможности отстоять свои интересы и установить выгодные для себя партнерские, не интегративные отношения с Китаем. Особенно важными в этой связи являются условия партнерства в области энергетики. Необходимо иметь в виду, что при всех колоссальных размерах китайского рынка эта страна – только часть еще более крупного и перспективного рынка стран АТР. Для России, соответственно, стратегически неверно превращать Китай в единственного (монопольного) покупателя своих энергоресурсов. Об этом же свидетельствует опыт «Роснефти» и «Транснефти», вынужденных в ходе спора в 2013 году уступить китайским партнерам просто потому, что не было других покупателей их продукции (нефти).

Выстраивая транспортные и инфраструктурные связи с Китаем, Россия имеет возможность развить свои восточные и центральные регионы, связать их экономическими коридорами и зонами с динамично развивающейся Восточной Азией. Россия также имеет возможность использовать другие свои сравнительные преимущества, в том числе как одного из ведущих мировых производителей продовольствия и другой сельскохозяйственной продукции, а также обладателя огромных ресурсов пресной воды.

Особое значение имеет военно-техническое сотрудничество России и Китая. Развивая такое сотрудничество, Россия исходит из приоритета национальной безопасности. Необходимо, чтобы КНР и впредь при всех условиях оставалась дружественным по отношению к РФ государством. Россия и Китай заинтересованы в поддержании мира и стабильности на Азиатском континенте, могут и должны взаимодействовать против сепаратизма, экстремизма и терроризма. Принципиально важно, однако, то, что в обозримой перспективе не следует вести речи о формировании военного союза РФ и КНР.

Стратегия российско-китайского экономического взаимодействия и развития континентальной Азии должна быть непременно вписана в более общую стратегию экономических отношений со странами приморской Азии и Тихоокеанского региона – прежде всего с Японией, Южной Кореей, Вьетнамом и другими странами АСЕАН, Индией, а в перспективе также с Австралией, Канадой и Западным побережьем США. Эта стратегия не должна быть конъюнктурной, основанной исключительно на реалиях сегодняшнего дня.

На другом конце Азии восточное геоэкономическое направление российской политики смыкается с южным. Быстрый экономический рост Турции и перспективы развития Ирана создают возможности для более тесных экономических отношений с этими странами. Хотя об интеграции России с этими странами говорить не приходится, есть очевидная потребность в выстраивании экономических связей по линии север – юг, через Закавказье и Каспий. Южная «ось» при этом может быть продолжена до Израиля – страны с крупным технологическим потенциалом и 20 % русскоязычного населения, Египта, ключевой страны Арабского мира, и государств Персидского залива с их финансовыми ресурсами. С геополитической точки зрения увязать все эти отношения со странами, часто соперничающими между собой, будет очень сложно. Российская дипломатия, однако, обладает необходимым опытом и способна помочь российской внешнеэкономической политике.

На северном (от Москвы) направлении есть потребность в выстраивании системы взаимодействия и взаимопомощи с другими арктическими странами. Сейчас это сотрудничество сдерживается тем, что остальные четыре арктических государства входят в блок НАТО, и отношения с ними будут оставаться холодными еще в течение продолжительного времени. Тем не менее суровые природные условия Арктики естественным образом толкают людей к сотрудничеству. «Точечное» сотрудничество может создать элементы взаимного доверия, которые пригодятся в будущем.

В отдаленной перспективе нужно иметь в виду возможность формирования общего экономического пространства в масштабе всего макроконтинента Евразии, от Восточной Азии до Западной Европы и от Арктики до Индийского океана. Основными опорами такого потенциального проекта могут стать Китай на востоке, Германия/ЕС на западе и, возможно, Индия на юге. Россия в этом раскладе могла бы стать ресурсной, продовольственной, экологической базой всей Евразии, одним из ее научно-технических и образовательных центров, важной транзитной территорией. Такие место и роль России соответствовали бы и возможностям, и амбициям страны.