Горбатый переулок лучше проспекта Риан. Хотя бы потому, что в Горбатом переулке — дымная и грязная, пропахшая горелым жиром забегаловка, где толстая краснолицая тетка готовит самые вкусные на свете пироги. Особенно с рублеными яйцами и капустой, с луком и потрохами, и с яблоками тоже. Проспект Риан холоден, как дворец из ртути и льда, полон прозрачных фонарей и зеркальных витрин, за ними — золото и драгоценности, изысканная одежда и рестораны, возле двери каждого встречает вышколенный лакей в приталенной ливрее. На Магнитов усиленно не смотрят — фланирующие господа, их слуги, посланные за покупками… а в забегаловке немного косятся, но право на пирог стоит несколько монет, и ни слова о том, кто ты.
— …И больше мы ничего об этом Амбиваленте не знаем. — Целест допил разбавленный кофе из пластикового стаканчика. — Вот и все.
Он честный. Он рассказал Тао и Авису, как и договаривались. Даже про диски, о которых упоминала Элоиза. Обо всем, кроме самой Элоизе, но просьба матери точно к Амбиваленту не относится, хотя и грызет, словно червь — яблоко.
— Твоя сестра пять лет держала диски и не пыталась дешифровать? — Тао разломил пахнущий луком и чуть пригорелым тестом пирог. Вторую половину предложил Авису, тот отказался. Отказался и Рони — что было на него не похоже.
— Ну… да. — Целест пожал плечами. — Я всегда пытался узнать больше, чем… ну… — Он понизил тон до шепота. — Официально. А она — нет. Любопытство любопытством, но видимо, там какой-то сложный код…
— Дешифраторы. Даже не знаю, остались ли еще настоящие. — Всезнайка из Восточных Пределов задумался.
«Прямо коренной виндикарец, дока в истории». — Целест спрятал ухмылку за сигаретой.
Эти двое — противные, конечно, и липнут, словно пресловутый банный лист к заднице. Но Целест признавал, что искать вчетвером легче, чем вдвоем. А пока — на пост, хорошо мобиль под боком…
А там и день закончится.
Скучно, ничего не происходит (хорошо, что не происходит, лучше поскучать, чем воевать!). Патруль Магнитов и патруль обычных стражей встречаются порой, курят и болтают, и вроде бы даже без неприязни.
Каждому свое. И у каждого своя работа.
— Пойдем. Рони..
Рони стоял, прислонившись к грязной стене забегаловки. Ели здесь стоя, а он цеплялся пальцами за щербины на стене, едва удерживал равновесие и готовый сползти в любое мгновение.
— Черт! — Целест выронил незажженную сигарету, подхватил его. Рони был горячим, серые глаза его порозовели, словно он впрямь превратился в мышь-альбиноса. — Чего с тобой? Простудился?
— Нет.
Целест порадовался: Тао и Авис ушли… на улицу, по крайней мере. Грязное стекло и неумолимый, словно проклятие роду человеческому, дождь отгородили одну пару Магнитов от другой. Толстуха-хозяйка заведения косится и на оставшихся — больные ей не нужны, заразу плодить.
— Она… — Рони словно воткнули колючку под язык, а Целесту захотелось выругаться. Только законченный болван, конечно, не заметит дурацкой влюбленности мистика в Элоизу, но…
«Может, ты и вены вскроешь? От несчастной любви?»
— Я искал. Я знаю, где она. Если хочешь, пойдем после… работы. Думаю, еще будет там.
— Как скажешь, — с влюбленными, сумасшедшими и мистиками лучше не спорить.
А уж если «три в одном»…
Уже на пороге Целест тосковал о Цитадели, Пестром Квартале и закусочных. Рони привел его ко входу «Вельвета» — одного из дорогих клубов, гнезд виндикарской молодежи, и не только — недаром говорят, политика вершится в «Доме без теней» только на четверть.
«Когда Эл успела полюбить подобное?» — Целест поморщился. Отдельно стоящее строение, облицованное клинкером, подражало то ли средневековым замкам, то ли уютным французским кофейням, прочитать о которых можно разве на Архивных дисках; густо-охряные камни тянуло потрогать — мягкими и теплыми казались они, а искусственно выведенный плющ увивал клуб от треугольной крыши до ступеней из плотно-бежевого с зелеными прожилками серпентина. Возле клуба сторожили местные охранники — в вельветовой, разумеется, униформе коричневого цвета.
— Ты не ошибся? — спросил Целест у Рони. Неизменные Тао и Авис домой отправиться не захотели, и сейчас стояли поодаль. Тао тихо присвистнул, Авис пробурчал: «Нас все равно сюда не…»
— Израсходовал весь ресурс, — покаялся Рони. — Но просьба госпожи Ребекки…
«И касается „жениха“ Элоизы», — закончил Целест мысленно, а сам махнул рукой вовсе ненужному эскорту:
— Ребята, может, вы домой? Это не по работе. Это… хм, личное.
Прозвучало обреченно. Ради Вербены он приговорил себя к этим… рыбам-прилипалам, впрочем, ради Вербены Целест готов и на большее. Вот только разговор будет касаться не его.
Если состоится, конечно.
— А нам и неинтересно, — неожиданно выдал Тао. Он потер сухие желтые руки, похожие на лапки мертвой птицы. — Правда?
Авис с готовностью мотнул волосами.
— Внутрь только проведи, Альена, — поддел он, и Целест вздрогнул, будто от удара хлыстом — не сильного, но с оттяжкой. — Дальше сами разберемся.
— Я не Альена, пора бы запомнить. Я — Магнит. И именно как Магнит войду. И вы тоже, если хотите.
Доберманы оскалились. Во фразе «предъявитепропу-сквыккому» Целест различил и рычание, и брызг слюны, а затем они поджали хвосты от брелка-змеи — тоже по-собачьи.
— Патруль, — сказал Целест, скалясь в ответ.
Собаки боятся змей.
«Вельвет» и внутри был… вельветовым. Обволакивал вкрадчивой музыкой и полутьмой, запахами дерева, духов и дорогого алкоголя. Со стен безучастно улыбались пухлые купидоны и волоокие нимфы в резных рамах, возле барной стойки, увитой золотыми и серебряными виноградными листьями, подобно алтарю языческого божества плодородия, жонглировал хрусталем и разноцветными бутылками бледный бармен. Он напоминал дрессированное привидение — навеки запертое в стенах родового замка, обреченное служить хозяевам; незаметное и услужливое. В клубе народу было мало, велись неспешные разговоры, и тонко звякали бокалы. Появление чужаков отозвалось паузой — Целесту показалось, что смотрят на него, в полумраке он не различал лиц, только отблески украшений — серег, булавок для галстуков.
«И где Эл?» — Целест озирался, выискивая знакомых. Кого-то, кажется, видел в Сенате, на улицах или в доме отца, аристократы — вроде горошин из стручка. Подскочил и предложил столик и напитки дрессированный официант — если секьюрити у входа сродни доберманам, то этот смахивал на абрикосового пуделя с куделями-кудряшками.
«Вельвет» так и… облеплял элитарностью, но некстати вспоминались слухи — сюда приволакивают невольников из Пестрого Квартала, и вот эти утонченные господа с бриллиантами в ушах и запонках терзают одурманенных наркотиками безродных девчонок и мальчишек, словно шакалы — овец. Слухи, разумеется. Трудно представить это благородное заведение залитым кровью, пропитанным криками боли, словно пыточную в Цитадели. К тому же рабство запрещено в Империи Эсколер, каждому гражданину гарантированы равные права…
«Элоиза терпеть не могла клубов», — чуть не сказал Целест вслух, а Рони направился к спрятанной в углу лестнице. Вверху — VIP-кабинки, предположил Целест, следуя за напарником. Тот столкнулся с длинноногой блондинкой, прелестной и похожей на дорогую куклу, пробормотал извинения, но не остановился.
«Вот он — Магнит… воистину. Истратил ресурс или нет, притягивает Элоизу — или она его».
— Простите, но… — тявкнул «пудель», однако не посмел остановить.
— Нам нужно. — Целест коротко поклонился кукольной блондинке. Та фыркнула, поправляя жемчужную нить на изящной шее.
Лестница вывела к недлинному коридору. Выполненные в японском стиле — бело-желтая бумага и цветы, выведенные тонким чернильным пером, — двери обозначали каждый «вип» аккуратным квадратом. Рони шагал к одной из последних с упорством тарана — довольно мягкого такого тарана; Целест усмехнулся ассоциации.
— Рони? Может, не…
Поздно. Он уже раздвинул деревянно-бумажные двери, и напевно звякнули бамбуковые татами, разноцветные, словно омытая речной водой галька.
Он отпрянул — будто выдернул палец из кипятка. Попытался захлопнуть полупрозрачную створку, зацепил, и на рисово-цветочном поле расцвели прорехи.
— П-простите. — Рони был готов бежать, забиться в мышиную нору или ближайшую подворотню. Лишь теперь очнулся от транса — обещал найти Элоизу и нашел, не его вина, что клубок размотан, а нить привела к…
Куда?
Целест догадывался, но спросить Рони — неловко, и без того хлопает глазами, точно разбуженный ледяной водой лунатик, смял в ладонях мантию и дрожит. Целест решил постучать по косяку псевдодвери, но Элоиза опередила его.
Слава всем богам, она хотя бы одета. Бретелька черного платья соскользнула с плеча, пронзительно-светлого, как рафинад, а размазанная губная помада напоминала томатный сок — или кровь. Когда Элоиза распахнула хрупкий заслон, Целесту подумалось — не зря в старину рыжих женщин почитали ведьмами.
— Какого — черта — вы — делаете — здесь?! — У последнего слога она едва не сорвалась на визг, но прикусила эмоции до шипения. Из кабинки тянуло приторно, с горчинкой — ароматические свечи плавали в собственной расплавленной плоти. С циновок хмуро моргал давешний мальчик.
«Как его там? Кассиус?» — Целест разглядел «неудачный выбор» пристальнее. Смазливый сладенький такой, черт знает, что Эл в нем нашла. Моль бледная, вроде…
Да, вроде Рони. Только Кассиуса именуют не иначе как «платиновым блондином», а бледность — «аристократической». Вся разница в том, завернули тебя после рождения в некрашеную холстину или полупрозрачный шелк.
Целест испытал почти детское желание врезать Касси-усу… просто так.
— Ну?! Я требую объяснений! — В декольте Элоизы покачивался и вспыхивал рубин. Словно пульсация крохотного сердца, сравнил Целест, выбирая слова оправдания. В самом деле, зачем они заявились в чужой клуб, в чужую жизнь, в…
— Я нашел тебя, — сказал Рони. В его расширенных, будто у наркомана, зрачках отражался рубин и Элоиза. — Просто… нашел. Я не знал, что…
Он облизал губы.
— Прости.
— «Просто нашел», — передразнила Элоиза. Погрозила кулаком — Целесту живо представилась, как заточенные ногти выцарапывают глаза Рони, разлетаются брызги и рубин пьет живую кровь вместо тусклого света.
Она рассмеялась.
— Мальчики, да вы везде пролезете… Только следующий раз предупреждайте. Рони, очень мило с твоей стороны «найти меня», но я не терялась. Все, теперь по домам.
— Элоиза… я хотел поговорить. Госпожа Ребекка просила. — Рони не говорил — выдыхал слова, выдыхал и задыхался. Он потянулся за Элоизой. Он не возражал бы отдать глаза (руки, ноги, голову) за ее прикосновение.
Она потрепала его по щеке:
— Рони. И ты тоже. — Густо накрашенные ресницы взметнулись вверх, — Вы оба — мои братья, благодарю за заботу, но с мамой и ее кризисом среднего возраста я разберусь сама. Ладно?
Рука Элоизы — теплая. Теплый летний мед и ваниль. Рони тронул мягкую изнанку ладони, а Целест ощущал его покорную обреченность и спазм в горле — пискнуть тяжко, муторь — стыд и восхищение — и так явно, словно эмпат транслировал собственные эмоции. Или срабатывала «связь» Магнитов. Экстремальные ситуации не всегда на поле боя…
— Элоиза. П-пожалуйста…
Он ослеплен, оглушен, он вычерпал ресурс и подобен заживо похороненному. Осталось — прикосновение, мягкая кожа (если лизнуть — сладкая?). Рони так уязвим: нулевой ресурс для воина означает всего лишь невозможность сражаться, для мистика же — проницаемость и незащищенность.
Слеп, глух и обнажен. И все нервы выдернуты из кожи, словно нитки тряпичной куклы.
Таким он пришел к Элоизе, так он готов передать волю госпожи Ребекки.
— Рони… — Она попыталась высвободиться. — Рони, давай позже, хорошо? Ты нездоров. Целест, да сделай что-нибудь с ним…
Жалость — слегка брезгливая жалость. Будто к нищему, замотанному в пропитанные гноем бинты; белесые капли запятнают дорогое платье. Целест пригладил волосы, кивнул:
— Эл, нам правда…
— Я знаю. Не вмешивайтесь. Мама не всегда права, уж ты-то должен понимать. — Элоиза позволяла Рони удерживать запястье, но потихоньку отодвигалась. — В любом случае…
— Мы не вовремя. Понимаю. — Во рту пересохло, Целест отдал бы все — включая брелок-сигнализацию за пару глотков воды. Пробить бумажные двери и каменные, такие вельветовые стены, прыгнуть под дождь. Можно в реку.
— Да чего ты там возишься?
Целест вздрогнул от нового голоса. Кассиус немного тянет гласные, будто смакуя дорогое вино.
«Черт. Я совсем забыл про него… но вдруг он совсем не плохой. Родители ошибаются — кому, как не мне, знать?»
Кассиус вынырнул из-за татами из разорванных створок. Прядь светлых волос прилипла к полным губам, он убрал ее нетерпеливым жестом.
— Что они здесь делают?
— Целест мой брат. — Элоиза все-таки выдернула руку. Рони шумно всхлипнул, будто от удара в диафрагму. Он завис между Целестом, Кассиусом и Элоизой, но не вполне понимал, что происходит.
Элоиза была рядом. Где теперь?
— …А это его напарник. Иероним. — Когда назвала по имени, он двинулся к ней и ткнулся лбом в плечо. — О Боже, Рони… — Чуть не упал, когда Элоиза отодвинулась.
Кассиус изучал его и Целеста с откровенным любопытством. Целест сложил руки на груди — не собирался терпеть, что на него пялятся, словно на диковинного таракана. Мадагаскарского.
«Но Рони и правда странновато ведет себя». — Нужно аккуратно утащить его. От этой камбалы пучеглазой.
«Прекрати». Кассиус не сделал им ничего плохого. И явно побаивается Магнитов. А его темно-серый с отливом костюм, расстегнутый и чуть примятый, следы помады на шее и мордашка истинной блондинки — не повод презирать.
— Очень приятно познакомиться, — сказал Кассиус. Он приобнял Элоизу. — Прошу извинить меня за тот выпад в Сенате, я… я не знал, что вы родственники…
— Ну да. Обычного Магнита надо шугать, словно бло-хастую шавку, — рявкнул Целест и вновь устыдился.
«Прекрати».
— Простите. — Он прикусил язык в прямом смысле. Рот наполнился солью. — Я иногда болтаю ерунду.
Он протянул руку для рукопожатия. Оно оказалось вкрадчивым, словно Кассиус натянул (вельветовые) перчатки.
— Все в порядке. Рад знакомству, господин… Целест, — Кассиус быстро улыбнулся, — ваша сестра — дивный цветок Виндикара, а вы, как я слышал, благороднейший из воинов.
«Я палач». — Но ранку во рту дергало, и Целест смолчал.
— Мы пойдем. Эл, счастливо погулять вечером. — Он подмигнул в своей обычной веселой манере — в конце концов, братская ревность — это глупо. Элоизе когда-то надо выходить замуж, почему бы и не за эту…
«Камбалу».
…вполне приличного молодого человека.
— Поймите правильно, у нас все серьезно, господин Целест, — продолжал Кассиус, на довольно пухлых щеках расплескался румянец. Целест отмахнулся. Сторожить со свечкой он определенно не намерен.
— Да я понял. Эл, про диски помнишь? В общем, мы на днях заглянем.
Кассиус обнял Элоизу, на черном фоне платья серый рукав и перламутровый маникюр казались бледнее луны в полуночном небе. Они неплохая пара. — Целест для верности сложил губы в улыбку еще раз.
— Договорились. — Элоиза собиралась нырнуть за татами с бумагой. И тогда Рони кинулся к ней, на полумиг Целест испугался — ударит ее, Кассиуса, будет драться до последнего, как бы смешно ни звучало.
— Элоиза. Нет. Элоиза. — В зрачках его вспыхивал и гас рубин, раскачивался и трепетал больным сердцем. Рони вцепился в предплечья девушки; чудилось — тянется к тонкой синеватой жилке под подбородком, жаждет перегрызть ее. Невысокий, кругленький и забавный, сейчас он был страшен. Бешеная крыса опаснее волка.
— Элоиза. Умоляю. Элоиза.
Потом Кассиус ударил.
Пощечина заставила очнуться всех. Первого — Целеста.
— Рони… — он схватил напарника за шкирку, — …мать твою.
Тот разжал пальцы; сведенные судорогой, они плохо гнулись. Чернильные рисунки на рваной бумажной двери плясали, Элоиза отряхивалась и почему-то разглаживала платье, а Кассиус выступил вперед.
— Я… не хотел, — черед Рони оправдываться. Он стер слюну с подбородка.
«Легко не отделается», — мрачно подумал Целест.
— Я… я потратил слишком много… ресурса. Элоиза…
— Все. Довольно. Уходите. Ты. Уходи. — И они с Кас-сиусом исчезли за дверью. Вместо хлопка печально зашуршала бумага, разделяя Магнитов и людей.