Когда Рони вернулся к Вербене, воцарилась тишина. Постепенно грохот и крики, чавканье оторванных конечностей и вспоротых животов смолкли. Одержимые похожи на ту змею на одной из Архивных картинок, — оглянулся по сторонам Рони. Пожрала собственный хвост, потом хребет и, наконец, голову.
Голов валялось много. Они напоминали красные мячи.
Из тысячи — или более — человек не выжил никто. Вернее, из людей — никто, а они, Магниты, остались, насмешкой над Объединением. Дискриминации всегда есть место. Амбивалент не стала сводить «мутантов» с ума, хотя могла бы, Рони знал, что могла — справилась же с Иллиром и Тиберием.
Или пощадила, потому что Амбивалент — это Вербена. Боялась затронуть и Целеста. Последнее — скорее всего.
Молчание развалилось на трупах и обрывках плоти, жужжало мухами, нависало черными стенами и плясало бессмертными солнечными бликами. Рони встряхнулся. Теперь он стоял рядом с Вербеной — в паре шагов.
— Отпусти его, — сказал Рони.
Это было плохое начало разговора, но разве Рони когда-то был оратором? Он исподлобья уставился в черный затылок. Вербена оглянулась не сразу и дернула плечом, точно отгоняя назойливого комара.
Или всю ту же муху. К ранам Целеста они липли так же, как и к холмам из мертвого мяса. Мухам всегда мало.
— Пожалуйста, — сказал Рони. — Отпусти его.
Вербена нахмурилась. Она напоминала ребенка, у которого забирают игрушку. Отдай, это мамины ключи, папин пистолет и вообще банка с мышьяком — травить грызунов. Не отдам.
Рони отмахнулся от картинки с мышьяком и детьми. Не время для иллюзий и эмпатии. Амбивалент чувствует все.
— Ты не пытался уничтожить меня. Почему ослушался своего Главу? — Вербена кивнула на разрезанного на куски Винсента. Его голова лежала подле Вербены, и Рони сомневался, что подкатилась случайно. Мертвые глаза вытекали яичным белком, а неровный срез на шее с торчащим куском позвоночника уже заветрился в черноту.
Рони отвел взгляд, словно отрезанная голова по-прежнему могла вырубить его — «отключить», выжечь личность и «я» одним пси-ударом; так бьют газетами мух.
— Ты предал своих, — проговорила Вербена и пнула голову Винсента к Рони. Тот едва отскочил. — Почему?
— Потому что… — Рони задохнулся на половине фразы, потому что Целест шевельнулся — застонал. «Надо торопиться, если он очнется сейчас… ох, только не это». — Потому что не смог. Против тебя.
«А ты свела с ума Элоизу», — но обвинение ничего не дало бы, Элоизу не вернуть (она жива, она счастлива), а Целеста — можно.
— Пожалуйста… отпусти его. Ему нужна помощь. Медицинская. — Из дыры в щеке блестящей улиточной нитью тянулась слюна. — Ну и… Вербена, пожалуйста.
— Я Амбивалент, — напомнила она.
Но отодвинулась от Целеста. «Приди и возьми сам?» Так повелевает богиня Виндикара?
Вербена мельком оглядела результаты своего… вмешательства.
— Здесь пахнет как в том баре. Помнишь?
Рони мотнул склеившимися от чужой крови волосами. Кривоногий Джо, банда сомнительных приятелей Целеста — кажется, с тех пор он нечасто наведывался в Пестрый Квартал. Во всяком случае, Рони с собой не тащил.
— Помню.
«Ты убила… собственного отца, Амбивалент?»
— Да. Так было нужно, — ответила Вербена, и Рони мысленно отвесил себе подзатыльник. Она же телепат… и телекинет, и все прочие таинства воинов и мистиков. Удобно, черт возьми.
Вербена села рядом с мертвыми стражами, не обращая внимания ни на Рони, ни на Целеста.
Приди и возьми.
Рони оглянулся туда, где стояли Тао, Авис с Элоизой и Кассиус, но они уже выскользнули в распахнутую дверь. Хорошо, подумал Рони, хорошо. Приди и возьми… возьму. Целест мой напарник, и я должен позаботиться, чтобы не началась гангрена и чтобы он не умер от болевого шока, когда отойдет от обморока и «пси-экрана».
Мягкие подошвы его ботинок шелестели о пол. Рони этот звук казался громовым, оглушительнее недавних воплей. Вербена следила за ним, а Целест тихо дышал открытым изуродованным ртом, и из дыры в щеке вязко сочилась кровавая слюна.
Рони прикоснулся к заостренному плечу. Сможет ли поднять? Целест, и без того худощавый, превратился за время заточения в живой скелет (с голым черепом — плохая шутка), но он все-таки выше и крупнее, и…
Взгляд Вербены пробирался под кожу — мушиными лапками, ледышками за воротом рубахи. Рони хотелось обернуться. Нельзя.
Оковы и нейтрасеть. Сначала нейтрасеть — она забирает силы. Убрать.
Первое же прикосновение гадкой субстанции отняло у Рони дыхание, тепло, желание жить — словно выпили его резким глотком.
«Как Целест выносил это?»
Усилием воли, Рони заставил себя не отдернуться. Нейтрасеть впивалась в пальцы, забивалась под ногти, скрежетала гремучей змеей. Он отплетал и отбрасывал зелено-черные нити прочь.
Потом подсунул руки под плечи Целеста. «Не выйдет… он слишком высокий, или я слишком маленький», — как никогда стало обидно за свой рост. Никчемный коротышка.
«Черт… почему мистики не умеют левитировать предметы?»
— Ты правда решил, что я вас отпущу? — Вербена возникла перед ним и тоже склонилась к Целесту. «Телепо-ртация? Даже воины не… а хотя…» — Нет, правда, Рони? Ты думаешь, я пощажу тебя, только потому что…
— Мы дружили, — тихо сказал он. — Ведь правда же, Вербена? И Целест, он…
— Замолчи! — с оттяжкой приложила пощечиной. Голова Рони дернулась назад, и он отступил на полшага.
«Целест. Он же… умрет. Если не…»
— Вербена, прошу тебя.
«Мы хотели уничтожить Амбивалента. Мы хотели объединить людей и Магнитов, давно ставших недругами. И ты была с нами, но почему, Вербена? Что — ты — делаешь?»
В тонких смуглых пальцах серебряно мелькнул чей-то нож. С чьего пояса Вербена его сняла, Рони не знал, и еще удивился: зачем Амбиваленту человеческое оружие? Она убьет их обоих, это ясно, но зачем — нож?
Раз-два. Остатки нейтрасети, плюхнулись зеленой амебой. Следом звякнули наручники и ножные кандалы.
— Уходите. Впрочем… нет. Ты его не поднимешь, Рони. — Вербена рассмеялась, в точности как прежде, когда была девочкой-танцовщицей, а старшая сестра-Элоиза подшучивала над Целестом, или Рони, или обоими Магнитами. — Но не бойся. Тебе помогут.
Она шепнула на ухо, и губы ее пахли лавандой:
— Сюда давно хотят войти. Но теперь я позволю.
После ее слов стены Цитадели дрогнули. Тряслись они
сначала мелко, вибрируя, будто от сверла, а потом древний камень стал падать — кусок за куском, отвалилась безобразная морда горгульи — откуда она, Рони не помнил, вылетело с тонким взвизгом стекло. Своды Цитадели дрожали и пульсировали, будто древнее здание лишь теперь осознало — осквернили, и жаждало отомстить.
— Но… Вербена? — прокричал Рони, думая о Магнитах. Не все же были на роковом суде.
— Кто спасся — спасся, — безмятежно отвечала она, улыбаясь темно-розовыми губами. — Кто нет… Раз-два-три-четыре-пять, начинаем умирать.
На слове «четыре» поползли трещины — от фундамента в потолок. Цитадель покрылась язами и шрамами. Повсюду взметывало в воздух водовороты пыли.
— Тот, кто с нами не играет… пусть быстрее убегает…
Рухнула перегородка кухни и бывшего обеденного
зала. С жестяным громом вывалились кострюли, сковородки, противни — и мириады ложек-вилок, похожие на испуганную стальную мошкару. Рони держал Целеста за плечи, оглядываясь по сторонам. Новая трещина нахмурила потолки, а где-то с грохотом обрушилась лестница. И еще одна — это было похоже на взрыв внутри головы.
Просела и рухнула стена в каких-нибудь десяти метрах от «лобного места»; оттуда просочилось лето и надменно взирал ясень. Чужая смерть безразлична дереву. Гигантский фрагмент стены погреб под собою большинство мертвецов, разбрызгав сочные мясные капли.
— Крик, кровь, тьма и боль. — Вербена крутилась на одном месте. Она будто разучивала новый танец, и даже теперь Рони отметил легкость и плавность движений — никакого страха, никакого отчаяния. Мелкая щебенка осыпала их всех, рассекла Вербене губу, но она рассмеялась.
— …Мы сегодня все умрём.
«Потому что останемся здесь», — понял Рони, и закрыл глаза. Он не мог бросить Целеста, но и спасти его тоже.
Цитадель проседала внутрь себя. Складывалась — камень за камнем, пролет за пролетом, кельи и потайные «пещеры», пыточные и библиотека. Все — игрушка, детский конструктор. Вербена щебетала свою считалку. Раз-два-три-четыре-пять, начинаем умирать.
«И я… я остаюсь».
Он «проснулся» от того, что грубо схватили за руку, добавил пинка под зад. Он вскинулся — кто еще? — и понял, что впихнули его внутрь сферы, а Целест рядом, на руках у…
— Декстра? То есть госпо…
— Декстра. Просто. — Плотная «сфера», похожая на мыльный пузырь с толстыми радужными стенами обволокла их: Главу воинов, Целеста на руках хмурой женщины — комичная картинка, Рони и…
— Аида!
По широкому лбу текла кровь, короткие волосы слиплись. Рваная рана мокла на бедре, едва прикрытом лохмотьями; но Аида была жива. И даже улыбалась.
«Хорошо», — Рони благодарно кивнул ей.
Декстра усилила сферу. Рони заметил, что незатухающий огонь, заменяющий ей волосы, погас, а лысый череп покрыт бороздами шрамов.
— Спасибо, — сказал Рони.
— Да-да, пупсик, я тоже скучала. А теперь пора убираться. — Аида подтолкнула «сферу».
За стенами «пузыря» танцевала Вербена. Рядом с ней разбивались в прах куски камня, древнего камня — грифельно-серого и черного; пыль — грозовая туча, и грохот, наверняка безумный грохот, — в пузыре не слышно. Вербена двигалась в одной ей слышимом ритме, как прежде завораживая, — она воплощенная, она яркая настолько, что обжигает сетчатку. Чуть напряженные мускулы и пустое, как выщербленное полнолуние, лицо; ее сила — длинные тени и чересчур реальная тьма.
— Раз-два-три-четыре-пять,
Начинаем умирать.
Тот, кто с нами не играет,
Пусть быстрее убегает.
Крик, кровь, тьма и боль,
Мы сегодня все умрём!
Рони встретился с ней взглядом. Луна и улыбка. Перемазанное сажей и копотью лицо и белые-белые зубы, и глаза тоже — почти белые. И заколка в волосах.
«Я позволила войти».
— До свидания, Рони. Я не прощаюсь. До свидания.