Двор штаба белой армии. Конец дня. Паника. Внезапная эвакуация белых. Доносятся свистки паровозов, гудки автомобилей, грохот обозов. Мечутся офицеры. На террасе павильона Яровой с бумагами. Звонки телефонов. Входит Малинин.
Малинин. Вот приказ. Его превосходительство, отъезжая, вверил мне эвакуацию, вам же — охрану города.
Яровой. Слушаю.
Малинин. Уходим за подкреплением к союзникам.
Яровой. Уходите, а мы будем биться здесь.
Малинин. Кто это мы?
Яровой. Мы — это не вы.
Малинин. А? Да… Ну, что ж, бейтесь. Да, между прочим, его превосходительство приказал немедленно ликвидировать в тюрьме пойманного вчера Кошкина с жегловцами.
Яровой. Генерал, вероятно, думал, что я поймал Кошкина затем, чтобы отпустить.
Входят барон и баронесса с вещами.
Барон. Баронесса, торопитесь!
Баронесса. Во мне опять дурно.
Барон. Полковник, ради бога, дайте автомобиль.
Малинин. Господа, не могу, спешите на поезд.
Адъютант (Малинину). Господин полковник… (Подаёт ему бумагу.)
Баронесса. Но меня там задушат.
Входят Горностаевы.
Горностаев. Кого задушат?
Барон. Баронессу.
Горностаев. Это пустяки. А вот здесь хотят несколько человек удушить. (Идёт к Малинину.) Господа, нельзя.
Барон. Кого это?
Горностаева. Жегловцев. О ком вздумал заботиться.
Баронесса. Да я, хоть слишком слабая женщина, своими руками удушу.
Малинин. Однако, господа, торопитесь. (Уходит.)
Барон и баронесса идут за ним.
Барон. Но автомобиль?
Навстречу Елисатов.
Баронесса. Господин Елисатов, как же с купчей?
Елисатов. Я вам её вышлю за границу.
Баронесса. Чтобы мне вернуться прямо в имение!
Елисатов. Будьте покойны. До свиданья. (Уходит в штаб.)
Горностаева. Макс, уедем, умоляю.
Горностаев. Леля, ты же знаешь… я за границу езжу только с научной целью.
Горностаева. Ну, и поедем с научной целью.
Уходят. Вбегают первый и второй господа с чемоданами, дамы.
Первый господин. Господа, господа, чудесный десант союзников! Солдат на часах в порту стоял, первый увидал. Первая дама. Вдруг на море — дым, дым. Трубы, трубы.
Второй господин. Но почему же в штабе ничего не знают?
Первая дама. Да потому, что… чудо!
Быстро входят с чемоданом Закатов и матушка.
Второй господин. Если чудо, то отцу протоиерею известно.
Вторая дама. Отец протоиерей, вы знаете о чудесном десанте?
Закатов. Где?
Первая дама. На море… Дым и трубы трубят.
Закатов. Возможно, всё возможно, возлюбленные.
Пробегает комендант.
Господин комендант, мне с матушкой обещан четырёхместный автомобиль.
Комендант. Как же, как же, матушка, номер тринадцать.
Матушка. Ой, какой нехороший номер! Дайте хоть четырнадцатый.
Елисатов. На Москву, батюшка?
Закатов. Я звал вас на Москву, вы же, маловеры, усумняшася.
Вторая дама. Да ведь чудесный десант, батюшка.
Закатов. Устремимся же, возлюбленные, в сретение чуда… Но… в предшествии пастыря. Господин комендант, где мой автомобиль?(Уходит.)
Бежит Дунька, за ней несут вещи.
Елисатов. В Париж, Авдотья Фоминишна?
Дунька. Не с хамьём же оставаться! (Уходит.)
У автомобиля спор.
Закатов. Возлюбленная Евдокия! Напрасно вы сели — машина занята.
Дунька. Чёрта собачьего!
Закатов. Возлюбленная, вы лучше с молитвой, но освободите по трём основаниям: во-первых…
Дунька. Бросьте, батюшка, ваши марахветы! Чтоб я да высела!
Матушка. Прочь! Не с твоим задом в духовный автомобиль моститься!
Горностаев (быстро бежит к спорящим). Пустите, пустите Дуньку в Европу!
Елисатов (кричит, выходя с вещами из штаба). Павла Петровна, я здесь. Места в автомобиле забронированы. Нужно только кое-что оформить. Сию минуту! (Ушёл в штаб.)
Появляется Панова.
Панова (ему вслед). Только поскорее… (Входящей Любови.) Душечка! К мужу? Совет да любовь. На чём сошлись? На Кошкине, кажется?
Любовь. Как это?
Панова. Обыкновенно: предали.
Любовь. Ты, мерзавка, предала.
Панова. Ошибаешься, душечка. Предают друзей. Я врагов поймала. А за помощь — спасибо.
Любовь (сделала движение выхватить револьвер). Пулю на тебя жаль тратить: считанные.
Панова. Вот теперь мы на «ты» и поговорим душа в душу. (Приблизив к ней лицо, говорит тихо, проникновенно.) Ты хуже гадины. Смертельно ненавижу твои глаза, позеленевшие от вековой злобы… Твои чешуйки-морщинки на лбу, сдавившем убогую, отравленную мыслишку! Губы твои извиваются, как гадёныши… Гидра многомиллионная! Ненавижу… на всю жизнь!
Любовь. Это всё, что осталось тебе в жизни, гад с вырванным жалом. Уползай с нашей земли!
Панова. Ползайте по ней, вши тифозные!
Входит Елисатов.
Елисатов. Павла Петровна, всё готово. Пожалуйте в автомобиль. Через неделю мы с вами в Париже.
Елисатов и Панова уходят. На террасу входит Яровой, рассматривает бумаги. Любовь идёт к нему.
Яровой (подняв голову). Люба!
Любовь. Освободи Кошкина и жегловцев.
Яровой. Люба, эта просьба невыполнима.
Любовь. Это не просьба — требование.
Яровой. Чьё?
Любовь. Моё. Я тебе вчера предала Кошкина, я и требую.
Яровой. Значит, речь только о Кошкине?
Любовь. Хорошо. Сначала о Кошкине. Отдай!
Яровой. Ты что ж думаешь, я его на сутки напрокат взял?
Любовь. Шутишь? Смотри мне в глаза. Может быть, уже в последний раз. Ты зачем вчера приходил ко мне?
Яровой. Люба! Клянусь своей душой, которая… тебе принадлежит, я шёл только к тебе. Я не знал, что встречу их.
Любовь. Так подтверди клятву: освободи их. Спаси их, ты можешь!
Яровой. Если бы мог тебя от них спасти! Довольно, Люба. Здесь бой на смерть. Занесены руки над головами. Слетит первой та голова, что оглянулась. И ты требуешь, чтобы я оглянулся?
Любовь. Это ты вчера обманом заставил меня оглянуться. Змеей вполз в моё сердце, чтобы смертельно ужалить.
Яровой. Произошла случайность, в которой ты не повинна.
Любовь. Не повинна? За счастье припасть головой к твоей груди какие головы к твоим ногам положила.
Звонок телефона.
Яровой (подходит к аппарату). Да. Что? Сейчас приеду. Ну, прощай, Люба. Хорони меня в третий раз…
Любовь. Ты… ты не спасёшь их?
Яровой. Иди… некогда.
Любовь (выхватывает из кармана револьвер). Вот…
Яровой. А… Это ты хорошо придумала. Умница. (Становится перед ней, распахнув грудь.) Хорони всерьёз.
Любовь. Нет. Твоя казнь впереди! (Направляет револьвер в свою грудь.) Что ж, это лишь отсрочка: если Романа казнишь, я убью себя.
Яровой прыгнул к ней, выхватывает револьвер, прячет. Яровой нажимает кнопку звонка. Входит карульный солдат.
Яровой. Арестованную запереть в эту комнату. Стоять и не сводить глаз.
Караульный уводит Любовь. Вбегает Колосов.
Вам что?
Колосова. Я было за нею.
Яровой. Ага… Слушайте. Я вас знаю, и потому вы на свободе. Можете ли немедленно увезти её из города подальше?
Колосова. Нет.
Яровой. Почему?
Колосова. Она не уедет.
Яровой. Почему?
Колосова. Выпустите Кошкина.
Яровой. Ступайте.
Колосова. Какое огромное дело сделаете.
Яровой. Ступайте. Иначе будете там, где Кошкин.
Колосова. Вот об этом и прошу. Не губите её. Она этого не переживёт. Меня возьмите вместо Кошкина, если это вам необходимо.
Яровой. Кому вы нужны?
Колосова. Всё равно я вам вреден.
Яровой. Нет, вы безвредны. Уходите. Но через час явитесь за Любой, только вам её передам. (Уходит.)
Слышен гудок и шум отъезжающего автомобиля. Колосов идёт по улице. Навстречу ему Швандя в офицерской шинели.
Швандя. Товарищ Колосов?
Колосова. Кто вы?
Швандя. Не вознали?
Колосова. Швандя.
Швандя. Есть. Оне.
Колосова. Рано вылез.
Швандя. Не поздно ли? Надо товарищев выручать.
Колосова. Любу Яровую сейчас арестовали.
Швандя. Где?
Колосова. Здесь, Яровой. Поставил караул и уехал.
Швандя. Так надо вызволить. Кто там из начальства?
Колосова. Никто, только часовой.
Швандя. Так это — раз плюнуть. Идём!
Колосова. Что ты? Отбить?
Швандя. Зачем? Мы по-хорошему. (Кричит на Колосова.) Слушать приказу! (Идёт на террасу.) Смирно! Я из вас большевистский дух вышибу. Думаете, разбили нас? Врёте, красные дьяволы! Хронт восстановлен. Генералы вернулись. Всех ворочают. Вот он, пакет.(Вынимает пакет.) Живо мне второй провод провести. Ну? Ай бастовать? (Караульному.) Где поручик Яровой?
Караульный. Уехал.
Швандя. Куда?
Караульный. Не могу знать.
Швандя. Должен знать, хам! Али тоже в красные глядишь? Я те погляжу! (Берёт трубку телефона.) Дайте, барышня, номер две тысячи два нуля. Алё. Поручик Яровой? Говорит прапорщик… князь… Курносовский. Оне самые! Вам срочный пакет. Передать караульному? Есть. Какая большевичка? Арестованная? Сейчас справлюсь. Караульный, арестованная есть?
Караульный. Так точно.
Швандя (в трубку). Так точно. Есть арестованная. Так что с ею делать? В тюрьму лично доставить? Есть, това… господин поручик. Я её сейчас возьму. Не сумлевайтесь. У меня не убегёт. А часовой пущай при пакете стоит? Есть… тов… господин Яровой. Ну, пакеда. Банжур. (Караульному.) Давай сюды арестованную. В тюрьму повезу. А ты — на держи пакет и жди с им поручика.
Караульный. Как же без приказу?
Швандя. Что-о? Ай в телефон не слыхал? Я те уши прочищу. Ну, живо, отворяй. Арестованная, выходь. Марш вперёд. А ты береги пакет.
Караульный. Как же доложить прикажете?
Швандя. Глухой? Подпоручик князь Курносовский приказал. Монтёр, кончил? Ступай.
Караульный уходит.
Ну, товарищи, врассыпную. (Исчезает вместе с Яровой.)
Яровая и Колосов идут по улице. В закоулке кучка рабочих. Отдельные голоса полушёпотом.
Голоса. Почитай, все схлынули.
— Последние эшелоны прошли.
— Только у тюрьмы и на вокзале.
— Что же, товарищи? Ужли жегловцам капут?
— Что делать?
— А что ты поделаешь?
— Судьба уж.
— Взяться бы.
— Опять с пустыми-то руками?
— Да ведь там же Кошкин, Хрущ, Мазухин, ужли отдадим?
— Да как не отдашь, когда уж отдали?
Татьяна. Отдали, отдали. Отдавать вы мастера. Пока Хрущ шёл за вас в петлю, вы: «Пущай Хрущ идёт», а как Хруща вешать: «Пущай Хрущ висит». (Плачет.)
Вторая женщина (передразнивает). «С пустыми руками…». «С пустыми руками…». Ну, и ждите, пока вам руки свяжут… да на фонарь, как моего… Отец на фонаре, а под фонарём трое ребят. Ручонками к отцу тянутся… А я… тут… Ждите…
Голоса. Наши-то уж по сю сторону Громовой.
— К утру здесь будут.
— Рано. На зорьке ждать надо.
— Ужли не выручим?
Подходит Любовь.
Любовь. Товарищи! На утренней заре сюда придут бойцы с фронта, а сейчас, на вечерней заре, здесь повесят товарищей, что воевали в тылу врага.
Рабочий. Вот об этом и разговор.
Любовь. Неужели вы будете ждать зари, сложивши руки? Как же вы завтра посмотрите в глаза товарищам?
Рабочий. Да лучше свои выколоть.
Любовь. С чем вы их встретите? С неостывшими трупами борцов? Вас спросят: а что вы сделали, товарищи, чтобы вырвать братьев… героев из белогвардейской петли? Что вы им ответите?
Голоса. Верно, товарищи!
— Выручим!
— Стыдно прятать шкуры!
— Идём на выручку!
Любовь. Товарищи, приходите к пустырю, за школой, там оружие цело.
Голоса. Ура!
— Тсс… тише… рассыпаться… Звони на завод.
— Собираться на площадь к тюрьме.
Толпа удаляется, и вдали постепенно нарастает гул. Паническое бегство буржуазии, тут же отступающая армия, раненые, больные и т. д.
Первый господин (второму). Что продаёте?
Второй господин. Ничего не продаю.
Первый господин. Может, что-нибудь есть? За деньгами не постою. Ботинки продаёте? Мне необходимо.
Второй господин. Да мне самому необходимо. (Уходит.)
Первый господин (идя за ним). Сто тысяч хотите? Получайте.
Третий господин (вбегая). Все белые деньги аннулируются. Сейчас в кассе объявили.
Четвёртый господин. Ну, у меня, слава богу, кроме керенок и николаевских, ничего нет. Я ведь всё предвидел.
Третий господин. И керенки и николаевские аннулированы!
Уходят. Входит Яровой.
Яровой. Всё благополучно?
Караульный. Так точно, господин поручик.
Яровой. Где арестованная?
Караульный. Как приказано — передал господину подпоручику.
Яровой. Что? Какому?
Караульный. Князю Курносовскому, который по телефону…
Яровой (заглянув в пустую комнату). Ты… зачем здесь поставлен?
Караульный. Охранять пакет.
Яровой (распечатав пустой пакет, рвёт его и бросает клочки в физиономию караульному). Расстреляю!
Звонок телефона.
(Бросается к телефону. В трубку.) Да. Толпа? К тюрьме? Выстроить роты на площади и пулемёты. Ждать приказа.
Вбегает Семён.
Семён. Господин поручик! Толпа вплотную подошла к тюрьме. Каменюки бросают.
Яровой. Стрелять! В передних.
Семён. Само собой! Эту ведьму учительшу снять?
Яровой. Какую?
Семён. А что вчерась в школе Кошкина прятала… Я сам её сыму.
Яровой. Не сметь… Без приказа… Живую её надо взять.
Семён. Ну, без боя не дадут.
Яровой. Ступай! Ждать приказа по телефону.
Семён. Да нельзя ждать.
Яровой. Ступай!
Семён уходит. Яровой в волнении ходит у телефона. Берёт трубку и снова вешает. Доносится нестройный гул. Звонок телефона.
(Берёт трубку.) Знаю. Ждать приказа! Отступать к воротам!
Вбегает Малинин, за ним Чир.
Малинин. Поручик Яровой, что значит ваше бездействие? Почему не приказываете стрелять?
Яровой. Успеем.
Малинин. Как успеете? Говорят, какая-то большевичка уже вплотную к солдатам подошла. Агитирует.
Чир. Это — которая в ваших бумагах рылась.
Малинин. Ах… вот кто… Теперь мне понятно. Господин поручик, сию минуту отдавайте приказ стрелять.
Яровой. Прошу в чужое распоряжение не вмешиваться.
Малинин. Я полковник.
Яровой. Здесь вся власть передана мне.
Малинин. Отдавайте приказ, или я вас арестую как изменника.
Яровой (выхватив револьвер). Ну!
Малинин. В большевики идёте?
Яровой. Не будь вас, большевиков уже не было бы.
Малинин. Поручик Яровой, ступайте за мной.
Яровой. Полковник Малинин, ступайте за чемоданами.
Малинин. Приказывать?
Яровой. Вы этот приказ охотно исполните.
Малинин. Мы ещё поговорим. Большевик! (Уходит.)
Вбегает Семён.
Семён. Господин поручик! Что же это значит, жегловцев живыми покидаем?
Яровой. Жегловцев? Сию минуту расстрелять. Ступай.
Семён. Да мне их не выдадут.
Яровой. Сейчас прикажу по телефону. (Звонит по телефону.) Дать тюрьму! (Продолжает звонить. Ответа нет.) Чёрт!
Доносится торжествующий гул. Вбегает офицер.
Что там?
Офицер. Народ тюрьму взял.
Яровой. Взял? А солдаты?
Офицер. Солдаты без выстрела отошли в город, и часть на вокзал ушла.
Яровой. Отлично… И пусть себе подавятся тюрьмой. Поручик, до ночи власть в наших руках. Ночью выступаем в леса. Война продолжается.
Офицер. Кто же будет воевать?
Яровой. Верные сыны отечества с новой помощью союзников.
Офицер. Сыны? Отечества? Союзнички?.. (Свистит, срывает погоны.) Нет, я уже кушал. (Убегает.)
Семён. Господин поручик, большевики уже распоряжаются, со всех дворов повысыпали и скрозь красные флаги вешают, где они их только берут? Всех арестовывают…
Яровой. Взять в кольцо и стрелять.
Входят Швандя и несколько рабочих.
Швандя (указывая на Ярового). А, вот он самый. Бери, товарищи.
Яровой (выхватывает револьвер). Стой! (Отстреливаясь, убегает.)
Патруль бежит за Яровым. Проходит Горностаев под конвоем Пикалова.
Горностаев. Дорогой друг! Сколько люди придумали правд?
Пикалов. Не слыхал.
Горностаев (останавливаясь и тряся Пикалова за полы). Тысячи. И когда из тысячи маленьких правд хотят сложить одну большую, это всё равно, что… из тысячи крыс сложить одного слона!
Пикалов. Да ты что меня трясёшь? Я те не груша. Арестант должен идти, а не конвойного трясти.
Горностаев. Но мы с тобой ходим и не находим.
Пикалов. А я виноват, ежели хороших начальников черти с квасом съели?
Горностаев. Сдай меня плохому.
Пикалов. Плохой тут не управится. Тут двое наворачивали — один кричит: «Тащи ему пакет», другой встретился — кричит: «Тут на пакете „весьма важно“ — значит волоки самого при пакете». А сам чёрт те куды ушился, сыщи его!
Горностаев. А не подождать ли, пока он нас сыщет? Ибо, по-видимому, мы ему нужнее, нежели он вам.
Пикалов. Жди не жди, а я это дело, старичок, по здешним местам так понимаю: раз тебя ведут при важнеющем пакете — значит в расход. Молись богу.
Уходят; вдали промелькнул Яровой. Проходит патруль. Навстречу Чир.
Чир. И повеле ввергнути мрежу, и изловиша рыбы великое множество.
Патруль. Ты что, дед, мелешь?
Чир. Закиньте, товарищи, мрежу в этом квартале: большую рыбину поймаете.
Патруль. А тебе что? (Уходит.)
Входит Швандя. Навстречу ему пробегают нагруженные чемоданами спекулянт со своей дамой.
Швандя (им вслед поёт). «Как родная меня мать провожала, тут уся моя родня набежала…».
Входит Махора.
(Наткнувшись на неё.) А, Махорочка! Что это вы будто в масштабе усохлись?
Махора. По вас сохли.
Швандя. Всё с белогвардейцами кунтакт держали?
Махора. Да чтобы я белую гвардию да до себя подпустила?
Швандя. А кто вас позавчерась вон на этом месте за это самое местечко вежливо щипнул?
Махора. Ой, да неужели вы?
Швандя. Собственноручно.
Махора. Я ж сразу догадалась.
Швандя. Значит, вы упольне сознательная. (Всмотревшись в Чира, подходит к нему.) А, Чир, моё почтение… Ай не признал?
Чир. Да воскреснет бог… Раб удавленный Феодор… Я же по тебе сорокоуст справил, да примет тя господь в селения…
Швандя. А он не принял. «Как смел, говорит, на глаза мне являться?» — «Чир, мол, господи, прислал». — «Ах он, говорит, невежа… пошли ко мне его. Я ему в два счёта разобъясню». — «Есть, товарищ». Так вот я обратно за тобой. Марш!
Чир. За душой, Федя, ангелы присылаются.
Швандя. Я богу то же говорил. «Нет, говорит, матрос вернее». Бери его, ребята.
Чир. Врёт он, товарищи. Никакого бога нетути.
Швандя. Зачем же ты меня посылал к нему?
Чир. Для приятности. Отпустите, товарищи. Нет бога, вот чтоб мне на этом месте…
Швандя. А ты от писания что-нибудь.
Все уходят. Входит Пикалов, за ним Горностаев без шапки.
Горностаев. Кто-то страстно бога отрицает. Значит, ближнего признал. Ну, друг, куда же теперь идти?
Пикалов. А чёрт её душу знает.
Горностаев. Если некуда идти, давай сядем. Может быть, ума прибавится.
Пикалов. Куда ж прибавится, ежели ты шапку потерял?
Горностаев. Не кажется ли тебе, что мы ищем истину, уклоняясь от неё? Ибо, когда ищут истину на распутье, то она непременно у груди.
Пикалов. Навязался ты на мою душу. Как же мне от тебя ослобониться?
Горностаев. Не знаю. Дал бы тебе взятку — у меня ничего нет.
Пикалов. Я сроду взяток не брал.
Горностаев. А тебе давали?
Пикалов. Нет.
Горностаев. Мне тоже.
Пикалов. Да ты какого классу?
Горностаев. Я профессор.
Пикалов. Из цирка, что ли?
Горностаев. Почему из цирка?
Пикалов. Давеча про крыс и слонов складно объяснял.
Горностаев (внимательно рассматривая его). Слушай… ты… гражданин… новой жизни.
Пикалов. Ну? Я.
Горностаев. А не вывести ли тебе в расход меня?
Пикалов. Ну и балда… А бумага? Расписаться кто должен?
Горностаев. Я тебе посмертную расписку дам.
Пикалов. Не… этому я несвычный.
Горностаев. А ты чему же свычный?
Пикалов. Чему? Опять жена одна на осминнике поворачивается. Мерин-то, должно, подох… Прошлой весной три пуда занял у свата! А нонче не то что… Да ты мне, пожалуйста, зубы не заговаривай.
Проходит Швандя.
Швандя. А, товарищ Маркс! И ты, друг. В чём дело?
Пикалов. Да тут буза…
Швандя. Да ты что, опять в пленных ходишь?
Пикалов. Кабы в пленных… А то хуже. Самому водить приходится да ещё с пакетом… едят его мухи… Хоть ложись…
Швандя. Кому пакет?
Горностаев. По-видимому, мне. Да вот некому распечатать.
Швандя. Так это раз плюнуть. (Распечатав пакет, повертел бумагу и, после не совсем удачной попытки прочесть, отдаёт Горностаеву.) Читай, папаша, я охрип.
Горностаев (читает). «Охранная грамота. Предъявитель сего профессор Горностаев находится под особым покровительством советской власти… не может быть арестован… оказывать всяческое содействие…».
Швандя. Да это же при мне ещё написано было, да отправить не успели.
Пикалов. Вот отчего возжаться с им приходится!
Горностаев. Видишь, друг, всё в итоге сводится к разумной причине.
Пикалов. Теперь куда же его? К стенке, что ль?
Швандя. Сам ты стенка несознательная!
Пикалов. Так не успел вписаться…
Швандя. У товарища Маркса голова, можно сказать, в мировом масштабе, а ты к стенке! Идём, папаша Маркс, я тебе сейчас всё разъясню. Это у нас раз плюнуть.
Уходят. Идёт Любовь, кончая перевязывать себе раненую руку.
Колосова (бежит ей навстречу). Люба, надо спасти… Он окружён.
Любовь. Кто?
Колосова. Да он, конечно, Михаил…
Любовь. Так он не ушёл? Опять остался охотиться?
Колосова. За ним охотятся. Здесь, в переулке, мечется. Уже окружён… Где скрыть?
Любовь. На груди, у сердца. Вчера он отогрел и убаюкал меня у своего сердца: «голубушка». Я его ужалю.
Колосова. Люба, не губите себя. Спрячьте в школе.
Любовь. Ступайте, вы, блаженный.
Вбегает Яровой.
Яровой (направляется к Любови). Люба?
Любовь резко отворачивается от него.
Колосова (поровнявшисъ с дверью, Яровому). Сюда.
Яровой (минуту колеблется). Ну, всё равно.
Оба скрываются в дверях. Выходит преследующий патруль. Навстречу старуха.
Патруль. Тётка, куда офицер сбежал?
Старуха. Он, милый, не бежал. Он в эту дверочку.
Патруль входит в дверь. Навстречу Яровой, переодетый в блузу Колосова.
Патруль. Где офицер Яровой?
Яровой. Не знаю. (Проходит.)
Колосова (в костюме Ярового). Это я.
Патруль. Идём.
Яровой (пробегает мимо Любови). Прощай, Люба.
Любовь. А ты такие жертвы принимаешь? (Патрулю.) Стойте, товарищи, это не Яровой. Это юродивый маскарад устроил… Яровой туда побежал.
Патруль бежит за Яровым.
Колосова. Люба, что вы над собой сделали?
Издали доносится нарастающий гул ликующей массы. Со всех концов города навстречу толпе, среди которой освобождённые Кошкин и жегловцы, бегут с радостными криками рабочие и работницы. Кое-где испуганно притаилась буржуазия.
Голоса. Ребята, Кошкин с жегловцами!
— Ура!
Татьяна. А Хрущ? А брат? Брата не видал никто?
Голос. Хруща не видали пока.
Татьяна. Значит, повесили?
Толпа во главе с Кошкиным и прочими жегловцами заполняет площадь с пением и криками «ура».
(Бросилась к Кошкину.) А Хрущ?.. Брат?.. Неужто повесили?
Кошкин (улыбаясь). Повесишь его… Фонаря для него не найдётся.
Из толпы выдвигается Хрущ.
Кошкин. Ишь какой вырос!
Татьяна бросилась к Хрущу в объятия.
Хрущ. Здравствуйте, товарищ Яровая! Вас первую ожгло? Здорово укусило?
Любовь. Пустое. Да никто серьёзно не ранен, успели их смять.
Кошкин. А мы себе за решёткой посиживали да, сложивши ручки, поглядывали. (Улыбается.) Одначе, товарищи, руки складать рано, враг только притаился, чтобы в горло вцепиться. Всем быть на страже!
Проходит Швандя с отрядом.
Швандя. Товарищ Роман! (Бросается ему на шею.) Так что… что…
Кошкин (нежно). Что? Что, Федя?
Швандя (смахнув что-то с глаз). Был ремиз, а высветило, обратно.
Входят Горностаев и Пикалов.
(Кричит.) Шапку нашёл?
Пикалов. Нашёл, ну — буза. Не та, чужая.
Кошкин. Товарищ Горностаев. Очень рад! С тьмой, значит, бьёмся?
Горностаев. Да, да! Я именно за этим: об этом моём друге с шапкой вот.
Вбегает Марья, бросилась к Григорию.
Марья. Ты?.. А Сёмка?
Григорий. Сёмка мне могилу копает.
Марья. Где?
Швандя. Либо за морем, мамаша, либо тут рядом.
Из глубины выбегает Яровой, преследуемый патрулём. Он сталкивается с Кошкиным.
Кошкин. А! Комиссар Вихорь! Вот и ещё раз встретились, а поговорить не о чем. Значит… прощай.
Яровой. Прощай, Люба.
Любовь отворачивается от Ярового. Его уводят.
Любовь (посмотрела вслед и со стоном закрыла глаза. После долгого молчания, Кошкину). Товарищ Роман, оружие из-под дров выдано сегодня кому следует.
Кошкин (жмёт ей руку). Спасибо, я всегда считал вас верным товарищем.
Любовь. Нет, я только с нынешнего дня верный товарищ.
Приближается музыка. Швандя высоко вверху закрепляет красное знамя.
Кошкин. Крепи, Швандя!
Швандя. Креплю! В мировом масштабе!
Занавес
Пьеса впервые была напечатана в 1927 году издательством МОДП. Первые наброски пьесы относятся к 1919–1920 гг., однако автор отложил работу над пьесой и первый вариант «Любови Яровой» был предложен Малому театру только в 1925 г. В процессе подготовки спектакля автором было создано 4 варианта пьесы, последний из которых в постановке И. С. Платона и Л. М. Прозоровского и был показан на сцене Малого театра 22 декабря 1926 г. В дальнейшем пьеса ещё дважды подвергалась переработке: в 1936 для постановки в Московском Художественном театре В. И. Немировичем-Данченко и И. Я. Судаковым, и в 1940 при возобновлении постановок в Малом театре. В этой последней редакции пьеса была напечатана издательством «Искусство», а затем в «Избранных произведениях» К. А. Тренёва («Советский писатель», 1943).
В данной публикации воспроизводится текст последней редакции пьесы.