Когда Репа обмолотился, он отвез девять пудов ячменя в фонд. Зерно Пяткин принял сам лично и отметил у себя в книжечке.

— За квитанцией к секретарю зайдешь через неделю.

— Чего ж это так, что зерно сейчас, а квитанцию через неделю?

— Оттого и так! — пояснил Пяткин и побежал в амбар, на ходу перелистывая книжку.

Через неделю послал Репа жену за квитанцией. Принесла, а в квитанции вместо девяти пять пудов стоит. Пошел Репа в сельсовет воевать, и — не с кем. Секретарь говорит:

— Я выдаю квитанции согласно реестру. А под реестром подпись преда есть. А против Репы стоит пять пудов.

Подпись преда есть, а самого его нет. В район на конференцию уехал.

— Вот бандитюги!

— Это кто же именно в точности? — переспросил секретарь, комсомолец Будько, подняв голову и взглянув на круглое, как тыква, обожженное солнцем лицо Репы.

— А кто вас знает, — уклончиво сказал Репа, погладил свисшие на раздвоенный подбородок забелевшиеся усы.

— Говоришь, так должен знать… Значит, ты засыпал в фонд девять пудов? Кто при этом присутствовал?

— Кто свистнул четыре пуда, тот и присутствовал.

— Ладно, иди!

И уткнулся белыми вихрами в бумагу.

Вскоре на мельнице увидал Репа чью-то дерть в своем мешке (сбоку латочка знакомая). Спросил мельника:

— Это кому?

Мельник, сухой дед, проскрипел:

— Это важному лицу. По-старому — граху. Словом сказать: предовому кабану-рябому.

— Так. Ну, я ж этих грахьев достигну!

Вошел к Пяткину прямо в хату, уперся шапкой в потолок.

— Я желаю с тобой разговор иметь.

— Какой разговор? — спросил Пяткин.

— Большой разговор: верни хоть пустой мешок.

— Какой мешок?

— Мой мешок, — сказал Репа, вынув табак и делая громадными, как палки, пальцами папиросу. — В амбаре у тебя. Верни — и квит.

— Этот мешок идет в государство как дефицитная тара, когда желаешь знать.

Репа проследил задумчиво кольца дыма, уходившие из-под усов, и сказал:

— Отдай, Пяткин, мешок. А за ячменем не успариваю.

Пяткин скосил на Репу прищуренный глаз и спросил:

— Зачем тебе мешок, когда у тебя зерно насыпом в яме спрятано?

Репа заплевал огонь папиросы и сказал:

— Ничего у меня не спрятано.

— Спрятано, брат.

— А где?

— Сам знаешь. Не я прятал.

— Сколько же спрятано?

— Там подсчитаем. А покамест — у меня другие дела, и — кончен разговор.

Тогда Репа сел и сказал:

— Я так, Карпо Иванович, думаю, что когда-то вы там еще придете с комиссией яму искать, тем больше, что никакой ямы у меня сроду не было, то зашел бы лучше один. Принять уважаемого человека у меня, слава богу, есть чем.

— Я в угощении не нуждаюсь.

— Как раз вчера в госспирте две бутылки получил.

— Это не суть, конечно.