В пятницу после полудня на город опустилась тьма… жители собрались на площади у руин театра… ждали конца света, обменивались мнениями:
— Исполняются мрачные предсказания примадонны…
— Или этого беса, хромого на обе ноги, который возомнил себя богом…
— Так он жив?..
— О ком вы говорите?..
— О Кириллове…
— Говорят, он вел двойную жизнь…
— Ну да… боролся со злом, но на самом деле служит еще большему злу…
— Чего только люди не говорят… говорят даже, что он играл роль приведения в замке примадонны…
— Ну, это вряд ли… он поэт, гений, сочинял гимны ночи, украшенной фиалками и осокой, потом стал писать плачи для примадонны… когда-то она блистала на сцене… была великой… увы, замок превратился в руины… и сад заглох… там безлюдно, но романтично… внизу море, рифы…
— Однако, что нас ждет?..
— Не хочу строить догадок… это все равно, что лгать…
— Народ все стерпит…
— Ну да… народ терпит и всему верит, каждому зловещему крику…
— Вы раздражены…
— Вовсе нет… просто я хочу понять, что происходит?..
— Бог раскаялся в том, что создал и явил нам зрелище…
— Перевернет страницу, тем все и кончится…
— Что вы все там высматриваете?.. нет там бога… небо пусто…
— Опять вы… дайте ему договорить…
— Не в толпе рождаются истины…
— Да вы философ…
— Я портной… а вы, наверное, писатель… и что-то знаете о Бенедикте Кириллове…
— В его истории много неправдоподобного… известность у него сомнительная, пожалуй, и скандальная… первый свой плач он написал на смерть жены… ее звали Ада… голос у нее был как у сирены… увы, она погибла… паром налетел на рифы, перевернулся и затонул… Бенедикт тяжело переживал эту трагедию…
— Я слышал, что у него в голове не все в порядке…
— Одно время он лечился в желтом доме на песчаном берегу… и вдруг исчез…
— Наверное, как и его дядя, проповедует бесам в аду…
— Нет никакого ада…
— Откуда вы знаете?..
— Я читал его замогильные записки… Христос упразднил ад и сам облекся в нетление… не осталось там никого, кроме тьмы… ад сделался опустошенным и призрачным…
— И сам он сделался призраком…
— Я смотрю, вы беспощадны к Кириллову…
— Говорят, это он предсказал конец света, и, как я полагаю, ошибочно… он предсказал его на 19 августа этого года, но, увы, сам преставился… примадонна любила его, почти год она пребывала в трауре, лишилась сил, голоса, чувств…
— Говорят, он нравился ей еще в детстве…
— Ну да, он воспитывал ее как племянницу, готовил для сцены…
— Она была очаровательна… я охотно навещал ее…
— Ну да, как только вам что-нибудь понадобится, вы тут как тут…
— Это неправда… она сама просила приходить, а я в своем склепе задыхался… ее замок высился и сиял вдали… я не уверен, но, может быть, она любила меня…
— Боюсь, что эту радость у вас отнимут меня… к ней никого не допускают, кроме какого-то писателя из провинции… он пишет ее мемуары… теперь это модно…
— Мне кажется, я видел вас у нее… не вы ли тот художник, визиты которого показались подозрительными писателю…
— Ну да… он высказал предположение, что я шпион мэра…
— А кто вы на самом деле?..
— Он художник… от слова худо и нужник…
— Как вы можете такое говорить?..
— А что такого я сказал?..
— Вы раздражаете меня…
— Ваш спор становится слишком шумным…
— Что бы тут не говорили, я с уверенностью могу утверждать, что Кириллов жив и счастлив…
— И лишь весьма немногие сознают это…
— Что именно?..
— Что смерть всего лишь переселение из одного места в другое…
— Это неправда…
— А вы знаете правду?..
— Правду знает только бог…
— Она и нужна только богу…
— И все же, что с нами будет?..
— Свершится суд над всей вечностью… потом нас окружит тьма…
— Она нас уже окружила…
— О чем вы говорите?..
— О конце света…
— НЕ каркайте…
— Пусть говорит… одни морят себя голодом, друг друга измеряют, а другие пытаются нас растрогать, наполняют грудь вздохами, а глаза слезами… куда же вы?..
— Пойду, пройдусь… ночь сияет звездами… возможно, это наша последняя ночь и мне хочется провести ее не вздыхающим…
Незнакомец спустился вниз по лестнице к воде, и исчез в мерцающей зыби…
— Сумасшедший…
— Счастливый…
— Ну да, зачем в эту тихую ночь видеть мертвецов в ризах…
— Однако тишина жуткая…
— Это он… я узнал его… я был на еврейском кладбище, когда это случилось, и увидел издали, как из могилы вышли трое, из которых двое поддерживали под руки третьего…
Внезапно послышался подземный гул, напоминающий рычание своры собак…
Странный и страшный гул повторился еще раз, и еще…
Снова воцарилась жуткая тишина…
— Что это было?..
— Ад проснулся… но продолжайте…
— Они спустились по лестнице к морю, вошли в воду по колена, по грудь и скрылись с головой…
— Среди них была женщина?..
— Да… такая тонкая, грациозная…
— Это была примадонна… ее не возможно не узнать…
— А кто был второй?..
— Не знаю, кто был второй, но вели они под руки Кириллова…
— Так он же умер?..
— Говорят, он стал вечным жидом, тело его дошло только до гроба…
— Что он такое говорит?..
— Пусть говорит…
— Смерть увидела его и устрашилась, подумала: «Не он ли тот, который должен прийти…» — и в ужасе бежала…
— Однако, вы говорите, но не заговаривайтесь…
— О Кириллове только такое и говорят, что он не только человек… да и все мы… в нас есть некое божье совершенство… и в смерть мы нисходим, как бы уснув для жизни… я думаю, смерть нужна для исправления, а не для возмездия…
— И куда мы нисходим?..
— Только не в преисподнюю…
— Вы думаете, ад не существует?..
— После своей крестной смерти Христос сошел во тьму ада один, а вышел со многими погребенными, ожидавшими там его пришествия…
— Говорят, Кириллов описал свое сошествие в ад в мужской версии замогильных записках… он был там три дня и три ночи… просвещал тьму… и тьма отпустила его… она стала небом… а Кириллов вернулся в замок писать плачи… я уже говорил, в городе он был известен своими литературными трудами, вызывающими восхищение и зависть у многих…
— Говорят, у его замогильных записок была еще женская версия…
— Ну да, в женской версии он пророчествовал… и не столько проповедями, сколько своими скорбными плачами… что?.. да, он пел и страдал… страдание проповедует лучше всяких слов… вспомните его плач о нашествии грязи?..
— Ад есть… и он все еще жаждет… помню, я спал и проснулся в жуткой тишине… трепет охватил меня… казалось, в городе не осталось ни живых, ни мертвых…
— Я написал пьесу на этот сюжет… в финале пьесы смерть вышла из преисподней вслед за воскресшими мертвецами… роль смерти играла Ада… свет на сцене погас и занавес опустился, но еще долго был слышен ее скорбный плач… на площади Аду ждала толпа почитателей… Ада пела все тише и тише, привыкала к наступающему молчанию… она была в отчаянии, не могла выйти из роли, бормотала, внутренности мои болят, я страдаю, ограбили меня… и в рай дорога мне закрыта… я пытался успокоить ее, мол, приди в себя, опомнись, чего ты испугалась?.. смерти?.. от страха безумной сделалась?.. удержи слова… утри слезы и радуйся… помню, она вытерла слезы, и голос ее приобрел приподнятость, торжественность…
— И оборвался…
— Ну да… голос ее оборвался… как будто кто-то схватил ее за горло…
— Помню, я расплакалась…
— Я тоже…
— Все пели и плакали…
— Бог в нас пел… не могли мы замыслить и петь то, что пели…
— Наверное, и теперь она где-то поет и плачет…
— Тайна воскресения сокрыта от смертных, но будет явлена им в последний день, когда они ощутят благоухание вечности, и надежды их исполнятся…
— Ну да… и все тайное вдруг станет явным…
— Кто вы, портной или философ?..
— В этой пьесе я не философствовал о боге, я воспевал бога…
— Вы украли эту пьесу…
— У кого?..
— У меня… меня следует изучать, а не обкрадывать… вы заимствовали и название, и интригу…
— Все что-то у кого-то заимствуют…
— А что, пьеса так ужасна?..
— Нет, она нравится зрителям… она возбуждает страх и сострадание… конечно, ее герой чудовище, какое когда-либо появлялось на сцене… земля его вряд ли могла бы носить…
— И какое может быть сострадание к чудовищу?..
— Меня тревожит мысль, что в человеке уже заложена зло… изначально… способность к убийству и ко всякой испорченности… ведь убивал он не случайно или нечаянно…
— Это в нас лишнее… это не от бога…
— А от кого?..
— От ада…
— Нет никакого ада…
— Если нет ада, то нет и рая… ад это наказание, а рай — награда…
— И что вы вынесли из театра от этой пьесы?..
— Страх и сострадание… страдание возбуждает сострадание… и страх, который мы воображаем…
— Вам нужно пошире раскрыть глаза…
— Вы думаете, это исправит мое воображение?..
— Нужно исправлять не воображение, а причину страха…
— Наш страх должен очищаться состраданием, которое вызывается игрой артистов на сцене…
— Ну да, всяким словесными поворотами и изворотами, чтобы оправдать пьесу или ее автора… впрочем, автор вовсе не нуждается в оправдании… а его герой в сострадания…
— Однако зло существует, и это что-нибудь да значит…
— Ничего это не значит…
— Ваш герой чудовище, но умер мужественно, защищаясь…
— Что он защищал, торжество зла…
— Однако я испытывал к нему сострадание, хотя и не хотел бы его испытывать…
— А к моему состраданию примешивалось какое-то странное и неприятное чувство, ропот на провидение и создателя, ведущий за собой тупое отчаяние…
— В чем вина героя пьесы?.. и в чем вина его жертв?.. что это, слепая судьба?.. откуда эта жестокость и жертвенность?..
— Мы найдем основание этой жестокости и жертвенности в вечной связи всех вещей, созданных создателем…
— Я думаю, все закончится к лучшему в этом мире, как и в том… не надо умышленно вызывать в нас ужас… поступки этого чудовища ужасны, но совершались они на сцене и с известной целью… у пьесы есть план действий и за сценой… будет ли он исполнен?… мне и хотелось бы, чтобы автор достиг своей цели, и не хотелось бы этого… ведь могут пострадать невинные люди…
— Не люди, а персонажи… зачем нам все это видеть?.. зачем нужно было строить театр, нанимать актеров?.. публика в театре одна и та же и довольствуется тем, что есть, что дают… народ равнодушен и холоден к театру, театр его не возбуждает и не воодушевляет… народ идет в театр из любопытства или от скуки…
— Ну да… надо же куда-то ходить, на других посмотреть, себя показать…
— Если есть, что показывать…
— Опять вы…
— Театр лишился возвышенных пьес, патетических, трогательных… нечем завлечь зрителя, ввести его в обман, чтобы он трепетал, чувствовал сострадание и ужас от того, что совершается перед ним…
— А что вы думаете об этой пьесе?..
— Пьеса мне понравилась, правда нить действия несколько запутана, однако диалоги изящны и благопристойность вполне соблюдена… что касается актеров, они правдивы, но не всегда… сюжет выбран удачно и интересен, создается впечатление, что все происходит как бы само собой…
— Возможно, вы находились под обаянием игры примадонны, ее изысканности…
— Мне кажется, пьеса страдает от излишка событий…
— Но это неизбежное зло…
— Зачем автор водит жертв из акта в акт, из одной сцены в другую?..
— По-вашему, он должен их сразу убивать…
— Ну да… зал бы рыдал и сострадал…
— А я хохотал бы, как бесноватый…
— Однако становится все темнее…
— Скажите, что происходит?.. я в городе недавно… приехал из провинции… мне сказали в театре идет моя пьеса…
— Во власти города смута… мать мэра чем-то недовольна… неизвестно чем, но, по всему видно, последствия будут печальными…
— Надо бежать к природе, к иллюзиям… к метафизической отвлеченности…
— И все-таки, ад существует… правда, доказать это нельзя, в это можно только верить или не верить…
— Ад — это черная дыра, а рай — это белая дыра нашей галактике… они вращаются вокруг оси мира, или оси зла, как ее иногда называют… ад пожирает материю, а рай ее возрождает… ад мужчина, а рай — женщина… впрочем, возможно все наоборот…
— Так рассуждая, можно попасть в область иллюзий… — сказал старик в очках…
— Скажите, мне интересно, кто из вас оригинал, а кто копия?..
— Вы это о чем?.. — старик в очках потряс головой…
— Я знаю, кто вы… вы Марк… вы пишите историю мертвеца, а он жив, и живет по написанному…
— Ну да, и что?..
— Я отметил эту странность в пьесе, и осудил ее мимоходом, почти незаметно, хотя такое вполне возможно и заслуживает доверия…
— Не понимаю…
— Кто вы?..
— Я сам по себе…
— Жаль, я питал надежду… возможно, это заблуждение и оно основано на вашем сходстве с моим дальним родственником без вести пропавшим… сходство небольшое, но есть… прошло уже много лет, он мог измениться… извините, со мной такое бывает… иногда я не нахожу сходства с самим собой… я обклеил все стены в комнате своими изображениями, мне кажется, они все разные… в зависимости от погоды… только ночью они похожи, все на одно лицо, правда, некоторые в очках… что?.. нет, очков я не ношу… такая вот странность…
— Что вы хотите этим сказать?..
— Только то, что сказал…
— Вы хотите сказать, что чудовище в вашей пьесе вовсе не вымышленное существо, а вполне реальное…
— И все события в этой истории не вымышлены?..
— Нет, не все…
— Но вернемся к пьесе… все-таки она интересна, посмотрите, сколько собралось зрителей, и все сострадают…
— Они не зрители, они беженцы от войны и сострадают по необходимости… странно, что они молчат… ни один из них еще не сказал ни слова… либо они не знают, что сказать, либо не поняли, что я сказал…
— А вы что-то сказали?..
— Да… я должен предупредить… должно случиться некое события, и вовсе не вымышленное, а действительное событие, но это вам вряд ли интересно…
— Нет, почему же?.. продолжайте…
— История покушения на жизнь примадонны не всем известна… я сочувствую этой женщине, пострадавшей от несправедливости и суровости, с которой к ней отнеслись власти города…
— Говорят, ее заперли в башне замка…
— О чем люди только не говорят, не говорят только об истинной виновнице этих событий — матери мэра…
— Примадонна не решилась ей мстить, хотя могла бы…
— Вы думаете, примадонна могла бы мстить матери?..
— Так она ее мать?..
— А куда делся автор пьесы?..
— Кто он на самом деле?..
— Какой-то аноним из провинции… однако, он приобрел известность, благодаря этой странной пьесе, не лишенной глубины и содержания… правда, всей глубины он не открыл, но он гений…
— И гениев сдерживают правила…
— И что в итоге?.. пьеса провалилась?..
— Вовсе нет… в городе произошли некоторые события, и так, как это нужно было автору, что избавило его от ненужных описаний и разъяснений… и облегчило ему труд ввести зрителей в иллюзию, ведь театр — это иллюзия… — сказал Марк и умолк, задумался…
* * *
«Я помню, после премьеры я спустился к морю… — вспоминал Марк… — Закат превратил воду в вино, а скалы осыпал рубинами и другими цветными камнями…
Потом была ночь… я увидел, как трое вошли в воду мертвыми, а вышли живыми…
Страх охватил меня… и я очнулся… я стоял на краю темной бездны…
— Это вечность… — сказал кто-то за моей спиной… — Не для мучений она, а чтобы избавить тебя от мучений…
Я обернулся, но никого не увидел…
Не было вокруг ни величественных пылающих скал, ни пьянящей воды, ничего… только кромешная тьма…
«Я проснулся или все еще сплю?.. — подумал я… — И кто я?.. тело у меня, как у человека… но как я очутился здесь?.. и смогу ли я вернуться?.. или останусь здесь?..»
Помню, я встал и пошел вдоль берега… я искал Аду… тьма не смогла меня остановить, удержать, хотя и пыталась… я шел и вопрошал: где твое жало, смерть?..
Ады я не нашел…
Встало солнце, и тьма рассеялась…
Солнце высушила мои слезы… и мне открылось шествие мертвецов в рай, зрелище, соблазнившее меня… я встал и пошел за ними… мои раны постепенно затянулись, кости затвердели…
«Без любви и милости бога я никогда бы не воскрес…» — подумал я, и запел скорбное песнопение…
Я осмелился поднять голову к небу…
Я пел о том, о чем просил бога, пока не заснул…
Сон напал на меня и опять столкнул в яму тьмы…
Не знаю, сколько времени я спал, может быть, вечность…
Я очнулся среди ночи от плача и воздыханий Ады…
От изумления я не мог произнести ни слова…
Голос у Ады был как у херувима, руки холодные точно лед, а в глазах пылал и горел огонь, так что нельзя было долго смотреть…
Я отвел взгляд, и снова посмотрел, но никого не увидел…
Я был напуган, подумал, что умер и вижу предсмертные видения…
Светало…
Я сидел на камне у входа в пещеру и размышлял:
«Ад не существовал до грехопадения… и у смерти не было истории… страсть и искуситель породили ад и смерть… и нет в этом ничего незаслуженного для человека, странного или страшного… и всякий, уверовавший в это, воскреснет как бог, и разрешится от уз ада, потому что по природе своей он и человек, и бог…»
Я повторил последнюю фразу вслух и солнце снова превратило воду в вино и осыпало скалы драгоценными камнями… преобразилась и пещера, мрачная на вид, в которой я укрывался после крушения парома и постигал свою участь…
Я заполз в пещеру и лег на ложе, на котором спал и видел видения, и удивлялся всему увиденному…
Были в пещере и тени, с которыми я говорил, когда они хотели меня слушать, и казались людьми… они показали мне лестницу, по которой с неба нисходили люди… ветер давал им крылья и гнал их вниз к жизни, которая была им предписана…
Не все спускались вниз по лестнице, некоторые поднимались вверх, чтобы увидеть творение бога для избранных и праведных…
Помню, я присоединился к шествию, но, увы, за хребтом горы я увидел пропасть, убежище проклятых…
Странное и страшное зрелище открылось мне… лучше бы пребывающим там вообще не рождаться… жизнь их не кончалась смертью, а длилась и длилась…
Этой же ночью мне приснился другой кошмар… я оказался в преисподней среди топы бесов… они просили меня и умоляли единым голосом спасти их…
«Дождутся ли они спасения?.. — подумал я… — Или нет им ни покаяния, ни надежды… и станут они пылью, которая переносится с места на место до вечности и превращается в грязь… и никакая иная сила не сможет нарушить этого установления бога… мрак будет их убежищем, а слезы их ложем, на которое они упадут, и не будет никого, кто бы поднял их, чтобы они очнулись и покаялись, когда придет день спасения всем, ибо милосердие бога велико…
А я очнусь и встану ли в день спасения, когда праведные соделаются ангелами?..
Откроет ли бог мне глаза, и увижу ли я зрелища, сокрытые от меня?..»
Послышался подземный гул, напоминающий рычание своры собак…
Размышления Марка прервались…
Беженцы встали на ноги… они были испуганы…
— Что это было?.. — вопрошали они…
— Ад заговорил…
— Это еще что… что еще будет… снова ад нашлет на нас грязь и собак спустит…
«Жуткая это была ночь… — вспоминал Марк… — От ревущего натиска грязи горожане сходили с ума…
Я был на кладбище у могилы Ады, когда услышал странный шум… вдруг я почувствовал, что кто-то смотрит на меня, я обернулся и увидел Аду, облаченную в траурную мантию…
Без сил я опустился на могильный камень…
Странный подземный гул привел меня в чувство… я очнулся, встал на ноги и, глянув по сторонам, узнал о несчастье, постигшем город, и не удивился…
Я уже видел все это, и не раз…
Все еще длилась ночь…
Люди появлялись и исчезали… смерть уводила людей, испуганных в душе, жалобно вопящих:
— Куда вы меня тащите?..
Вопли обрывались на полуслове…
Я чудом спасся…
Грязь унесла ограды, кресты, гробы…
Город наполнился смрадом… по улицам бродили обнаженные мужчины и женщины с распущенными волосами, потерявшие рассудок…
В ту ночь случалось и еще нечто более страшное и ужасное…
Исполнялись предсказания дяди Бенедикта, которые он записал в женской версии своих замогильных записок…
Город претерпел разрушение… его жители стали ненужными ему… они были выброшены во внешнюю тьму, приготовленную для проклятых и осужденных…
Подняв голову, я увидел лестницу, висящую над городом, услышал крики людей, падающих и вопящих…
Они пытались спастись, увы, все тщетно…
Увидел я и много другого, предсказанного не только дядей Бенедикта…
Все это повергло меня в ужас и скорбь…
Я еще способен был страдать и сострадать… и писать…
Нашествие грязи и войну с собаками Бенедикт пережил в ссылке на одном из западных островов, их еще называют блуждающими…
Я был с ним, скитался среди диких скал или воображал все это…
В струях дождя я омывал свое тело и душу, простирал ладони к небу и пел, подвывая:
— Боже, услышь и спаси меня от безумия, исправь мои мысли…
Марк умолк, опомнился, понял, что стоит в толпе горожан у руин театра, и говорит вслух…
— Что же вы замолчали?.. продолжайте…
— Это все…
— Это правда, что, Бенедикт был под следствием?..
— И за что он пострадал?..
— Он был неудобен властям…
— Чем?.. что пел гимны, потом стал петь плачи?..
— И о чем он пел?..
— О том, что видел в видениях… о приготовлениях смерти, и радостях ада… ад его бодрил…
— А я слышал, что он погиб… и погиб ужасно… да, замерз, околел, так говорили, но когда вскрыли могилу, нашли не кости, а женскую версию замогильных записок его дяди с описанием всех этих событий: нашествие грязи и войну с собаками, лающими на бога… описал он и веселящийся ад, и лицо смерти, творившую мертвецов… описал он и тьму, заслонившую день и прочее… не описал он только свою смерть…
— Он не сам умер, ему помогли умереть… — заговорил Марк и оборвал себя…
«Опять поддался настроению… зачем им это слышать?.. впрочем, для стариков это обычно… удивляться нечему… да и время смутное… можно ждать чего угодно… все десять казней египетских…»
Размышляя, Марк вернулся на остров…
«Помню, я сидел на камне у воды, когда вода вдруг побелела, запенилась, и из пены показались, лица, обнаженные тела двух мужчин и тело девы в каплях влаги…
Я сморгнул… нет, не мираж, не пустой воздух… чудо…
Я невольно встал… я стоял и смотрел на Кириллова, потом перевел взгляд на Аду и Бенедикта, они поддерживали его…
Помню, Ада как-то странно икнула, отвернулась и пошла к воде, выгибая спину…
Я устремился за ней… я вошел в воду по колено, по грудь, глянул по сторонам…
Ада исчезла… исчез и остров… вокруг только море…
Далеко я зашел…
Привел меня в чувство рокот прибоя… я лежал среди камней, укрытый листами рукописи и прислушивался…
— Прибой исполнял реквием… чайки были солистами… — прошептал Марк, с изумлением озираясь…
Его окружало не море, а толпа горожан и беженцев от войны…
«А на острове меня окружала толпа утопленников… — подумал Марк… — Ночью паром налетел на камни, перевернулся и затонул… все погибли… чудо, что я спасся…
Смерть стережет людей…
Марк закрыл глаза и очутился на острове…
Отвалив камень, он вышел из пещеры и сел на камень…
Он сидел на камне у входа в пещеру и вздыхал, когда услышал смех, женские голоса…
Он привстал, огляделся… никого… лишь волны плескались в камнях…
Полуголый Марк мерз на ветру…
И снова он почувствовал чье-то присутствие…
Он заполз в пещеру и запел скорбное песнопение…
Во сне Марку явилась девочка 13 лет…
«Просто копия Ады… или Раи… они были так похожи…» — подумал Марк…
Ада пела в хоре… а Рая пыталась писать плачи, но слова собирались только для проклятий…
В толпе утопленников произошло смятение, образовалось некое шествие…
Они вошли в воду по колено, по грудь…
Среди утопленников была и девочка, она шла и оглядывалась…
«Как будто зовет меня…» — подумал Марк и последовал за девочкой…
Внезапно поднялся ветер, начался дождь и все исчезло в мороси…
«Но никто из них не погиб перед богом…»
Марк сидел на камне у входа в пещеру, пока над островом не собрался мрак…
Утром Марк очнулся в пещере на ложе… он был не один… в пещере был еще кто-то… незнакомец стонал и что-то бормотал…
— Вы кто?.. — спросил Марк…
— Вы меня не помните?..
— Совершенно не помню…
— Тогда нам не о чем говорить…
Пес Пифагор зарычал…
— А ты как здесь очутился?.. и где Бенедикт?.. это пес Бенедикта… кстати, Бенедикт должен вас помнить, ведь вы мэр, он вам писал, и неоднократно…
— Какие-то письма я получал окольным путем…
— Говорите спокойнее… собака рычит…
— Я лучше помолчу…
Пес Пифагор опять зарычал…
Мэр прижался спиной к стене…
— Пифагор, что с тобой?.. успокойся… наверное, он что-то учуял… я видел у входа в пещеру следы на песке…
Марк вышел из пещеры и оказался в толпе горожан, собравшихся на площади у руин театра в ожидании конца света…
Что вы видели, какие следы? — спросила женщина в мантии…
— Лучше вам этого не знать…
— И все же, что нас ждет?..
— Произойдет волнение и колебание земли… горы понизятся, и мы увидим свое наказание… ад спит, но он проснется и напустит на город грязь и собак… лай их уже слышен…
Сказав об этом вслух, и еще о многом другом, Марк умолк и вернулся в руины женского монастыря…
Марк лежал на ложе монахини и прислушивался…
Вокруг царила кромешная тьма и тишина…
Услышал шаги, Марк невольно привстал…
Кто-то подошел к ложу…
— Ты не умер… встань и молись… — прошептала незнакомка…
«Ужасно то, что представилось мне в видении… я увидел лицо женщины, руины города и темное пустое небо без звезд… жуткое зрелище… после этого я увидел другой сон, но забыл его, когда проснулся…
Я снова заснул…
Спал я беспокойно, то и дело просыпался от своих же жалобных воплей в доме на Поварской улице… мне не было и года… я падал в яму тьмы и просыпался от страха в мокрой постели…
Этот же жуткий сон я видел в 3 года, потом в 5 лет…
До 7 лет я боялся темноты и воды… я не умел плавать…
В 9 лет я научился плавать и мне стали сниться другие сны…
Помню мне приснился странный сон… я лежал в гробу и витал над гробом…
У гроба стояли люди… была среди них и Ада с Бенедиктом…
Ада вздыхала, плакала и пела…
Помню, я уже не надеялся, что воскресну и буду жить дальше… и проснулся в слезах…
Я сам себя делал тем, чем казался, и чем не был… я исчезал, где-то блуждал под чужим именем и возвращался в свое тело…
Каждый человек произведение всевышнего, зачем и куда от него бежать?.. и у кого искать спасения?..
И светила потрясаются и дрожат от страха перед смертью и царством мрака, черной дырой, куда все низойдет в день проклятия и осуждения…
И что увидим мы там?.. да и увидим ли?.. или растворимся в этой кромешной тьме, как бы и не существовали вовсе…»
До 13 лет Марк жил в доме на Поварской улице и вел беседы с портным… днем портной шил одежду, а ночью писал трактат о рае, сколько там врат, и какие там насаждения и богатства… и почему человек отпал от рая…
«Рай портного был полон великолепия, благодати и всякой красоты…
Помню, портной говорил, что бог создал не один, а два рая, один в Эдеме, другой внутри человека… первый рай был затворен для человека после грехопадения Адама…
В рае не стало нужды, с тех пор как Христос был распят и воскрес, отвалил камень и живой спустился в преисподнюю, потом поднялся на небо, показал нам путь, чтобы и мы были там, где он…
В рай портного мне не было доступа, увы, я был вместилищем и добра, и зла… я как дерево, питался и от земли, и от неба, имел различные представления… впрочем, как и многие в то смутное время…
Помню, после беседы с портным мне приснился странный сон… я был в раю с Адой в облике змея, обольщал ее, что-то нашептывал…
Меня разбудил шум… в коридоре толпились люди… говорили, что портной повесился, но это вряд ли, я не верю… если только ему не помог брат…
У портного был брат, как Каин у Авеля…
Звали его Глеб… он и меня склонял к греху с женщинами… я был юн и неопытен… мне нравились всякого рода созерцания и обольщения, они вызывали странное волнение… я вдруг делался слабым, закрывал глаза и мной правила тьма…
Кто сотворил тьму?..
Ведь ничего плохого бог не мог сотворить, откуда же тьма и зло?..
Похоже, что зло в нас… и прежде нас…
Как и Авель, портной жил для бога… он шел и поднимался по лестнице смирения и любви… он искал радости, ликования… через плачи и молитвы, он спасался от всякого рабства телу и греху…
Разум нам дан для понимания неких глубин божьих, чтобы знать существующее, и каким образом оно существует…
Портной терпел и искал помощи брату от бога против пагубных страстей, опьяняющих его, пытался спасти его от тьмы…
В городе к брату портного относились враждебно… его жизнь и бесстыдное поведение заставляли смотреть на него с подозрением… не шпион ли он власти?.. его с трудом выносили, а о портном говорили со слезами в голосе, верили, что на том свете он удостоится венца святого…
Так и произошло… этого нельзя доказать, но я верю… портной удалился на небо, получил там место и с согласия начальства продолжил делать то, что делал в доме на Поварской улице…
Портной жил в угловой комнате… жил он в уединении подобно монаху отшельнику… литературные труды приносили ему известность, а его врагам и завистникам унижение…
Были в городе и такие… они писали доносы на портного…
Портной бежал от них в провинцию…
Копать землю как Авель у портного уже не было сил, а просить милостыню он стыдился, он стал петь плачи, стал утешителем печальных и уже не принадлежал себе…
Портной пел плачи о том, что наше тело — суть храм пребывающего в нас духа святого и божественной благодати…
Слава о портном распространилась по тому и этому свету…
У молвы много голосов и отголосков, возвращаемых эхом…
Помню, и мне пришлось спасаться, бежать от молвы и славы…
Ночью паром налетел на скалы, перевернулся и затонул…
Я оказался на острове…
Зловеще гудел прибой, доносились крики чаек…
Дальше бежать было некуда…
Волны становились все выше… опасность угрожала и моему телу и душе…
Как говорят, снаружи угрозы, внутри страхи… и я заполз в пещеру и затаился…
«Это мне по заслугам…» — думал я, вспоминая себя в облике змея, и вздыхал со слезами…
Остров, где я оказался после крушения парома, был необитаемым…
Днем я скитался, не находил себе места…
Ночью я пытался заснуть…
Враг мой ходил поодаль, как лев рыкающий…
— Для любящих бога все творится во благо… — бормотал я сквозь сон…
Увы, бог меня не услышал, а море обдало брызгами…
Я отполз подальше от воды, привстал и увидел лодку в камнях…
Извивами змеи я заполз в лодку и затаился…
Светало…
Звезды уходили с небо…
Послышался плеск воды, женские голоса, смех…
Ада вышла из воды… она стояла у скалы, кутаясь в волнистые складки тумана…
Я оклик ее по имени… на ее смущенном лице загорелся румянец, в глазах блеснули слезы…
Она вытерла слезы рукой, улыбнулась…
— Я не Ада, я Рая…
— А я не Бенедикт — хрипло пробормотал Марк, напугав рядом стоящую женщину в мантии…
«Это же на самом деле Рая!..» — Марк отвел взгляд… — Я спал, когда паром налетел на рифы, перевернулся и затонул… я чудом спасся… волны несли меня на себе через тьму к западным островам, их еще называют блуждающими…
Рассказать Рае, что случилось со мной?.. нет, лучше это скрыть… а она почти не изменилась… все такая же рыжая, тонкая, грациозная…
В 17 лет Рая вышла замуж за старика… когда старик умер, Рая бежала, опасаясь преследования его родственников и суда…
Странная и страшная история, в двух словах не расскажешь, чтобы было понятно…
Неужели это Рая… стоит, смотрит на меня изумленно, но узнавать не желает… или узнала, но боится меня… Кириллов звал ее рыжей волчицей… он давно умер, но я видел его на площади у руин театра среди ораторов перед нашествием грязи…
Возможно ли такое?..
Помню, Бенедикт говорил, что все, что случилось, и остальное его дядя предсказал в мужской версии своих замогильных записок…
Где он теперь?.. скитается, как вечный жид… его останки найдут на небе, а мои останки спихнут в яму, отогнав собак и птиц… ворот небес бог мне не откроет…
Я любил Аду, но она выбрала Бенедикта…
Бенедикт был рыжий, худой и хромал на обе ноги, как и я… у него было шесть или семь жен… и все они испили чашу несчастий до дна… а я в одиночестве проводил часы, не манили меня тайные встречи, объятия и страстное ложе, знал я, что мне на пользу и что во вред…
Женщины были без ума от Бенедикта, душили его в объятиях… а меня астма душила… и душит… чуть живой…»
Марк глянул на женщину в мантии, потом на руины театра…
«Театр сгорел дотла, а город все еще город… пережил нашествие грязи… боюсь, что мы ее порождение…
Кажется, я смотрю на Раю, если это Рая, и с вожделением… лучше отвернуться… стариков страсть развращает… говорят они одно, а в сердце и мыслях носят совсем иное…
Когда-то имя Раи было у всех на устах…
У нее был голос, дар от бога… не скажу, что он меня завораживал, но впечатлял…
Рая была второй женой Бенедикта… что-то она привнесла и в мою жизнь…
Помню, мы плыли на пароме… ночью я проснулся от скрежета… паром налетел на рифы, перевернулся и затонул… пришел в себя я на песчаной отмели… трупы валялись на песке, кругом, плавали они и в воде, мужчины лицом вверх, женщина лицом вниз…
Я нашел Раю в камнях, укрытую водорослями… услышал, как она ляскала зубами, жалкая, лишенная сил и разума…
Я дал ей одежду, обласкал…
Утром она ушла и не вернулась…
Я ждал ее, считал дни, потом годы…
Как-то Рая явилась мне во сне вместе с Бенедиктом…
Обнять Раю мне помешал стыд…
Не помню, что было потом…
Очнулся я на ложе один…
Вокруг царила тишина… лишь цикады пели, бесились…
«Цикады бесятся по привычке… а что меня сводит с ума?..» — подумал я…
Показалось, что кто-то окликнул меня и тихо рассмеялся…
Я привстал…
Никого… доносились лишь звуки прибоя, крики чаек…
Я был в отчаянии…
— Боже, вот я, сжалься… — прошептал я, и увидел бога близко-близко перед собой…
Я не мог вымолвить и слово… в ушах стоял звон…
Я провел на острове еще несколько дней и вернулся в город…
Из газет я узнал, что Раю увез с острова морской капитан… из обломков парома он построил яхту…
Морскому капитану было около 50 лет, но выглядел он на все 70… черты лица у него были грубые, исписанные морщинами, как клинописью…
Нагляделась Рая на него, когда яхта попала в штиль и паруса обвисли…
Вокруг только вода и небо…на море царил штиль…
Рая пленила душу морского капитана…
Ночью он разбудил ее поцелуями…
Женщины податливы… и далекий человек может стать им вдруг близким…
Внезапный порыв ветра согнал тучи над морем, всколебал до дна воду, закрутил яхту в водовороте…
Я очнулся, смущенный видением…
Нигде туч не видно… на море все еще царил штиль, в небе луна… вокруг блеск, красота, но что-то недоброе почувствовал я в этой красоте…
Все еще длилась ночь…
В ушах стоял звон…
Нет, не гимны пели цикады, а плачи…»
* * *
Послышался подземный гул, напоминающий рычание своры собак…
Толпа горожан, собравшаяся на площади в ожидании конца света невольно ахнула, присела…
Женщина в мантии была бледна, и вдруг разрумянилась, взглянула на Марка, и отвела взгляд… снова взглянула…
Марк стоял у ограды и что-то писал…
«Кто он?.. стоит, смотрит… и все пишет, пишет… — размышляла женщина в мантии… — Похож на Бенедикта, но не Бенедикт… слышит ли меня Бенедикт?.. умоляю, услышь… скорблю, зову тебя…
Опять этот странный гул… как будто преисподняя отзывается на мои вопли…
Ночью глаза боюсь закрыть… кошмары пугают… пою плачи вполголоса, чтобы не уснуть…»
— Однако странный гул… — заговорил Марк…
Женщина в мантии промолчала…
«О чем она думает?.. — размышлял Марк… — Она просто копия Раи… и чем-то похожа на Аду… она давно умерла, а у меня все еще по ночам во сне щемит сердце…»
«Этот незнакомец так похож на Бенедикта… — думала женщина в мантии… — Изводят меня беспокойством сны… что ни ночь, то новый кошмар с участием Бенедикта… того, кто насылает сны, не трогают ни мои мольбы, ни мои плачи и вопли…»
«Лицо женщины в мантии опять порозовело… — подумал Марк… — Наверное, еще один призрак Бенедикта появился в толпе… и я слышу его голос… не верится, что это он…
Нет, это не Бенедикт, я обознался, но так похож…»
Слова оратора, который стоял на подмостках, звучали для толпы как благая весть…
Оратора сменил монах…
В толпе поднялся ропот, послышались восклицания…
Монах умолк… сошел вниз с подмостков и исчез в толпе…
«Опять дождь… сколько еще ждать, мокнуть и мерзнуть на ветру?.. — размышлял Марк… — Они ждут конца света, а я жду Бенедикта и примадонну…
Что Бенедикта с ней связывало?.. страсть?.. ослепление?..
И мной она правила… призрак, виденье сна, обманчивое, льстивое, пленительное… губы спешили к губам, но тщетно, виденье таяло… и снова возникало, тоской меня томило…
Жив ли Бенедикт?.. молва говорит, что он умер, замерз, околел… поверить ли молве?.. или он, как и его дядя, стал вечным жидом?..
Преисподняя забрала его труп, а взамен дала лишь тень с невнятным голосом…»
Щеки у пожилой женщины в мантии погасли… а в сердце осталась боль…
Появился еще один двойник Бенедикта… рыжий, худой и хромой на обе ноги… стоит, кутается в складки плаще…
«Как будто боится, что его узнают… — подумала женщина в мантии, глянула на незнакомца в сером плаще, потом на Марка и отвела взгляд… — Где я могла его видеть?.. стоит, озирается… и все что-то пишет, пишет… что он пишет?..»
Марк увидел слезы в глазах женщины в мантии…
«Увидела еще одного призрака и плачет… — подумал он… — Дожила до счастья, теперь и умереть можно, чтобы рассказать ему о своих злоключениях: как потеряла голос и ушла из театра… окружила себя приемными детьми…»
Марк уже шел по аллее сквера за женщиной в мантии…
Женщина услышала шаги за спиной, обернулась, остановилась…
— Кто вы?..
— Я не Бенедикт, я Марк…
— А я не Ада, и не Рая?.. — заговорила женщина… — Меня путают с Раей… я ее сестра… я жила в провинции достойно и чисто, была свободна от пут страстности, одержимости… для людей я была человеком, для ангелов ангелом… а муж мой был демоном и скотом… через него и я отдалась похотям и срамным влечениям… сознаюсь, иногда и я зверем делалась, рыжей волчицей, враждебной и богу, и людям… когда старик умер, я обмыла его, отпела и ушла… я жила в руинах женского монастыря, спала на ложе монахини… Бенедикт меня нашел… он мне нравился, не кичливый, не лукавый, простой… он вмещал в себя благодать того, кто создал его по своему образу и подобию, и от которого он отдалился, погасил в себе свет спасителя и привлек противоположное, тьму… я это увидела, но промолчала… я была влюбленной и уязвленной, и весьма сладостно… потом отмывала удовольствие потоками слез… для бога слезы вожделенны, и свыше на меня дождем вылилось утешение… что ты на меня так смотришь?.. думаешь, я убила старика?.. он сам себя убил, совлек с себя рубище темных страстей и отошел в чертоги преисподней, а я переступила через пагубные пропасти неверия и желания плоти, стала строго жить… нет, не венца я заслуживаю, а казни и муки… душа человека от бога, а тело — от сатаны, который обдает приближающего смрадом и погружает во мрак преисподней… жизнь изнеженная и рассеянная ведет к неуместным делам… возмечтав о себе нечто, я с презрением стала смотреть на других, хотя сама была ниже всякой твари… я спала на голой земле, питалась бдениями и молитвами, душу сокрушала видениями адских мук, омывалась слезами покаяния, ум возвышала к помышлениям о божественных вещах и божественной жизни… Бенедикт привел все из небытия к бытию и окрылил меня надеждой спасения… я думала, что освободилась от страстных помышлений, превознеслась, осудила всех кажущихся беспечными и тут же подверглась тиранству плоти и страстного движения пусть и во сне… так я узнала, что причина сего зла сокрыта внутри души из-за некоего внутреннего предрасположения к этому безумию плоти…
— А это зло?..
— Что же еще?.. мое страстное состояние низвело меня в глубины тьмы и погибели…, пусть не покажется тебе это удивительным или странным, но иногда мне виделись чертоги преисподней, вещи, лица, не имеющие на себе какой-либо заразы… и я отдавалась им… это было мое падение, и по моей вине, ибо, если бы я не подумала об этом, не было бы мне срамных видений… я чувствую себя пустой, оставленной благодатью… и все же даже падши в глубины тьмы, я не отчаиваюсь, я взывала оттуда к богу, и он невидимо касался меня рукой, спасал от зависти лукавого… все бесчестья случаются с нами от людей и бесов… на бога надо смотреть… и смотреть кротко… не думать о себе много, подражать ему в смирении, претерпевшему смерть за нас… узнала я о набегах бесов явных и не явных… жила я среди людей, как в пустыне… меня окружал песок и камни… уединение тоже опасно, оно отдает нас соблазнам, творит видения, которые исчезают как дым от молитв и стыда… бесы не чувствуют мук и насыщения не имеют, предаваясь страстям… ночью они поднимают шум, топот, крики, нападают на спящих и всячески беспокоят их, скрежещут зубами и забрасывают свои сети по воздуху, ловят, принимают разные странные и страшные образы, чтобы смутить… помню, Бенедикт говорил, они как тьма, гони их от себя сущим в тебе от бога светом… они подкрадываются и пугают тебя смехом, покушаются устрашить, сделать твою жизнь более тяжкой, исполненной скорби… эти демоны тьмы призрачны, но кажутся облеченными в тела… они обманывают наши чувства… они осуждены на это…
Марк слушал женщину и размышлял:
«Еще и не то ей пришлось вытерпеть… миновало все… ведь миновало?.. или нет?..»
Марк забылся, вслух сказал несколько слов…
Женщина в шляпке с искусственными цветами посмотрела на Марка с любопытством…
«Чем это я так удивил ее?.. наверное, дома ее ждет муж, собака… увы, меня никто не ждет… жена изменила с братом, он моложе на два года… и живой… а я, как и Бенедикт, вышел из дома и пропал…
Я помню этот злополучный день… паром налетел на рифы, перевернулся и затонул… телами утопленников был устлан весь берег… их цепляли баграми и вытаскивали из воды… кого без руки или без ноги, а кого и без головы… пир был у рыб…»
Марк заглянул в глаза женщины в мантии и невольно и непритворно вздохнул…
«Жизнь, наверное, она ненавистной считает… пережила и ужасы нашествия грязи, и войну с собаками… видела и бегущих людей, и догоняющих, и гонящих… насытилась зрелищами…
Стоит, молчит, губы закусив…
Сколько ей лет?.. старость ее почти не коснулась…
Старость безобразна… она страшней даже и самой смерти… разум туманит…
Ничего лишнего не дала мне жизнь… а сколько всего было у Ады!.. театр, слава…»
— Что вы все смотрите, смотрите?.. — спросила и встревожилась женщина в мантии… она повернулась к Марку спиной и пошла к лестнице… торопливо… чуть ли не бегом…
— Куда это она?..
— И этот тощий, рыжий и хромой на обе ноги, туда же…
— Когда-то она была примадонной, но, увы, после нашествия грязи она потеряла голос… бог над ней сжалился, ума ее лишил…
Марк шел за женщиной в мантии и размышлял:
«Грязь и мой разум чуть не забрала, когда я увидел, как гибнут люди в водоворотах… помню, грязь сделалась красной от крови… люди простирали руки к небу, молили не бога, а смерть спасти их…
Кто-то запел плач… это была Ада, красиво облаченная… она пела и шла по песчаной косе между волной и волной…
Помню я это ее шествие…
«Несчастная, злополучная… что она задумало?..» — думал я…
Все беды наши от лукавств и неразумной необузданности…
Женщины завопили, мол, удержись от насилия над собой… но Ада уже шагнула в ропотное море… зашла по колено, по грудь и скрылась с головой…
Я кинулся за ней в предвидении гнетущей неизбежности…
Меж тем тело Ады всплыло… ее окружили волны, и понести на своих спинах к одному из западных островов… их там целая стая…
На одном из этих островов Бенедикт отбывал ссылку…
Жил Бенедикт один, как бог…
Ада вышла из воды, но не решилась войти в божий чертог…
Бенедикт увидел ее и вздрогнул, невольный трепет его охватил от ее вида, от ее тела, от ее рыжих кудрей, от ее глаз, слегка покрасневших и вспухших от воды…
«Кто она?.. — размышлял Бенедикт… — Откуда она?.. на берегу ни лодки на веслах или под парусом… да и берег бурливый, рифы и слева, и справа…»
Бенедикт глянул на деву и отвел взгляд, а дева подумала, что он не бог, а бес…
Видом Бенедикт был, как и я, рыжий, худой и хромой на обе ноги… и уже на пороге старости… некому нас от нее избавить…
Ада стояла и молчала, стыдясь своей наготы… пыталась ладонями заслониться…
Бесполезно… и так все видно…
И Бенедикт молчал, не знал, что сказать…»
Женщина в мантии остановилась у лестницы, спускающейся к набережной…
«Кто этот незнакомец?.. стоит у афишной тумбы и разглядывает меня или делает вид?.. он так похож на Бенедикта… помню, как он рассказывал мне о своих пристрастиях, от которых и я не могла избавиться, изгнать из души образы воображения и вернуть себе голос и красоту того, кто ее дал мне… он позволял себе делать много из запрещенного… говорили, что Бенедикта его дядя окрылил к созерцанию творения божьего, побывал он и в чертогах преисподней, и на небе… вообразил себя богом…
Кто-то написал на Бенедикта донос, и он исчез… случилось это перед нашествием грязи…»
Тревожась в сердце, женщина в мантии вспоминала, как грязь гналась за ней, и невольно задрожали ее колена…
Она пошла еще быстрее, оглядываясь, но волна грязи догнала и заплескалась у ее ног…
«Она как живая…» — подумала женщина в мантии…
Кто-то вскрикнул за ее спиной… она обернулась и увидела незнакомца… он кружился в водовороте грязи… грязь увлекала его в глубину… и сил у него не было вырваться из плена…
Незнакомец вынырнул, вскинул руки и исчез…
* * *
На подмостках стоял уже другой оратор… толпа слушала его, не прерывала:
— От скверны греха мы очищаемся невольными скорбями… не хочет бог, чтобы мы оставались неискушенными, но хочет, чтобы мы подвергались испытаниям, напускает на нас грязь, собак, огонь искушений… и на время скрывает данную нам свыше благодать…
— О чем он говорит?.. — заговорил незнакомец, похожий на монаха…
— О конце света…
— Он думает, что бог бичует нас, чтобы полюбить…
— Ну да… пока мы не исполнимся ненависти к видимым благам… и горесть удовольствия от них не потопим в слезах…
— Бес блуда был причиной и моего падения в ров тинный… — пробормотала женщина в мантии…
— О чем это вы?..
— Так, ни о чем…
Женщина в мантии уже шла по песчаной косе между волной и волной… она шла и пела…
Порыв ветра обдал женщину пеной, толкнул в воду, но она устояла, прислонилась спиной к скале…
Марк тронул ее за плечо, потряс…
Веки женщины задрожали, приоткрылись…
— Кто вы?.. что вам нужно?.. — прошептала женщина и попыталась идти, но силы оставили ее… она опустилась на песок, почти бездыханная… утратила сознание и память…
В беспамятстве ей было видение, будто она была нимфой и играла с дельфинами у рифов… она и говорила на языке рыб…
Кто-то окликнул женщину, тронул за плечо, потряс…
Женщина очнулась, привстала, с изумлением глянула по сторонам…
На площади у руин театра толпились люди… они с терпеливым смирением ждали конца света…
— Они собрались здесь из-за примадонны?.. — спросила женщина в мантии…
— Вовсе нет… они ждут конца света… а вы ждете примадонну?.. — спросил Марк…
— Нет… не знаю… бог дал ей собачий нрав и вложил внутрь лживую, двуличную душу…
— И не ей одной…
— Вы, наверное, писатель?.. все пишите, пишите… я тоже… пока был жив дядя, я жила в замке… редко кто посещал его, если только какой-нибудь бездомный скиталец, свой богу… говорят, к примадонне вернулся голос, и она хочет выйти на сцену…
— Чего только люди не говорят о ней… я слышала, будто бы она покончила с собой… и ее тень бродит ночью вокруг руин театра с петлей на шее, пугая своим видом прохожих…
— Вы слышали, а я видела ее… как-то даже попыталась приблизиться, но страх удержал… мне показалось, что не руки, а крылья вдруг выросли из ее плеч… и она исчезла в темноте…
— О ком вы говорите?.. — спросила женщина в шляпке с искусственными цветами…
— О примадонне… это она прокляла город… грязь свела с гор… а потом собак натравила…
* * *
«Многое я мог бы поведать о делах примадонны… — размышлял Марк… — Она была красива, вожделение будила в мужчинах, властью красоты своей подчиняла их и губила…
Что только не творила она с Бенедиктом, однако он устоял, не поддался… не смогла она и меня увлечь, обольстить…
Помню, мне приснилось, будто бы она натравила на меня стаю псиц…
И что?..
Появился Бенедикт… псицы окружили его, виляя хвостами… уподобились одалискам… на лапах их ярко блестели витые запястья, а на шеях свивались ожерелья, точно змеи…
Бенедикт владел языком собак, внятен был ему и птичий язык…
Была среди волчиц и Рая… она хотела иметь детей от Бенедикта, но он вдруг исчез, ничего не объяснив…
Так и осталась Рая девой, любви не познавшей… впрочем, точно не знаю, дева ли она?.. помню, я плыл на пароме и мне приснился сон… паром потерпел крушение и я очутился на острове в пещере с Бенедиктом и Раей… Бенедикт спал на ложе, а Рая рожала ему сыновей одного за другим…
Двоился, блуждал мой разум во сне…
Я видел, как Рая рожала и кормила младенцев… их было шесть или семь, по числу мужей…
Перед нашествием грязи у нее пропал голос, но не молоко…
Помню, я смутился, оставил на ложе свою мантию и ушел…
Всех, кто видел Раю в этой мантии, она приводила в восторг…»
— Она была божественно красива в этой мантии… — забывшись, вслух пробормотал Марк…
— Вы это о чем?.. — спросил незнакомец, похожий на монаха в длинном до пят плаще…
Марк не отозвался:
«И все же, кто эта женщина в мантии?.. или она видение, мираж?.. не сходи с ума, перестань… однако она не дурна… и не без лоска… пленяет красотой… похожа и на Аду, и на Раю… просто вылитая Рая… или Ада?.. бог вернул ее мне… свел ее с запруженной грязью площади у руин театра на мыс, а я описал все это… и нашествие грязи, и войну с собаками…
Где теперь Бенедикт?..»
Марк глянул на женщину в мантии и отвел взгляд…
«Нет, она не Ада, и не Рая… а я не бог… волны принесли меня на остров на своих спинах… или мое воображение… и я нашел ее в камнях, укрытую водорослями…
Я стоял и молча смотрел на нее, думал:
«Кто она?.. она устала, надо устроить ей ложе, дать отдохнуть, забыться…
А волны все грохотали… и цикады звенели, сводили с ума…
Помню, веки незнакомки задрожали, приоткрылись…
— Где я?.. такое впечатление, что я на краю света… — прошептала она…
И это было почти правдой…
Незнакомка уснула…
Весь день прибой исполнял что-то нежное, волнующее…»
* * *
Вдруг вокруг сделалась тишина…
Площадь опустела…
«Где все?.. куда делись?.. — размышлял Марк, нелепо озираясь… — Какая нелегкая их унесла?.. исчезли даже вороны… исчезла и женщина в мантии, похожая и на Аду, и на Раю… и куда делась эта проклятая книжка?.. ага, вот она… тетя мне ее подсунула, чтобы я целыми днями сидел и писал, а не бегал по клубам и не играл в биллиард…
Я любил тетю, а она одарила меня за мою любовь мукой писательства…
Боже, скажи, что мне делать?.. оставить эту страницу пустой?..»
Марк сел на ступени лестницы…
«Показалось… никто никуда не исчезал… все на месте, толкутся, ждут конца света… а я жду примадонну… дождусь ли?.. говорят, ее и всю ее свиту грязь забрала, утопила с головой и ногами… и я едва не утонул, хлебнул грязи, там, где она была зловонней и гуще…
С тех пор я не узнаю себя… кто я?.. Марк или Бенедикт?.. живу я или давно умер?..
Грязь ушла, но все еще угрожает… однако, что я здесь делаю?.. ага, пес Пифагор появился… значит и Бенедикт где-то рядом… вернулся в город… он был в ссылке на одном из западных островов… их там целая свора…
Бенедикта сослали туда перед нашествием грязи… можно сказать, спасли…
Пора бы им и меня сослать куда подальше…
Хочу отдаться ветру, облакам и писать на языке птиц, слушая смех и подсказки одалисок и химер…
Как-то тоскливо стало… что ни день, все хуже и хуже… все печальнее…
Ну вот, сам себя загнал в слезы… зачем?.. вернусь в замок к примадонне, буду исцеляться крапивой и покоем… конечно при условии, что примадонна пришлет мне приглашение… стану писать для нее гимны или плачи… я и любить ее готов… безумно… в ней будет мое блаженство и все мои желания…
Там безлюдно… и сад заглох… помню, как я бродил по коридорам и лестницам замка и столкнулся с дядей Бенедикта… он протянул мне руки, обе левые…
Это был сон, вернее кошмар…
Говорят, это дядя Бенедикта подарил примадонне замок…
Он жил в нем с ней… и, похоже, до сих пор живет…
Иногда он правит мою рукопись, что-то добавляет, приписывает и к своим замогильным запискам несколько строчек… или оставляет лакуны…
В коридоре было темно, и я не сразу узнал его… он стоял у статуи примадонны напротив меня… и воздух портил, если конечно такое возможно…
Опять в ушах звон, в глазах слезы, ночь… но продолжу, я смотрел на него и понимал, что схожу с ума…
Помедлив, он лег на пол у ног статуи и заснул, а я проснулся…
Помню, ну и смеялся же я… и услышал смех из тьмы, в какой таятся покойники, ведь должна же они где-то быть?..
Говорят, что сны продолжаются и после смерти… три дня снятся сны, потом кошмары…
В том моем сне была и Ада… и исчезла в облаках вместе с ветром, ее соблазнителем…
Я был этим ветром… я обнимал ее и пел весь во власти темных желаний…
Говорить я не мог, заикался… и с опаской заглядывал ей в глаза, разум свой теряя…
Не помню, как я оказался на острове в той же пещере, в которой Рая кормила грудью детей Бенедикта, а потом исчезла вместе с детьми…
Как-то ночью она явилась со стайкой детей видом похожая на одалиску или гетеру, в танце изгибающих спину…
Помню, я хотел спросить Раю об Аде, но задохнулся от астмы…
Я смотрел на танцующую Раю, а видел Аду… она или ее тень стояла у стены, губы закусив, глаза ее слегка косили, когда она волновалась…
Помню, жадно в трепете я обнял ее и очнулся… я все еще горел страстью, не остыл…
Ушла ночь… наслаждение я не получил… или получил?.. не помню…
Весь следующий день я ждал ночи…
Я увидел Аду в саду, цветущую невинностью, ей было 13 лет, мне чуть больше… я весь устремился к ней…
Бедный я, бедный… так я и не изведал разрешенного богом блаженства… молча стоял я у засохшей яблони и тряс голой…
Сколько было этих снов!..
И вот, догнала меня старость бесплодная, образумила, но в сердце тайно все еще что-то горит… или тлеет?.. сил нет, но влечет меня к Аде, телом нежной, мягкой…
Помню, я лег на ее тень на песке, и, обессиленный, впал в сон…»
Шум толпы, собравшейся у руин театра, прервал сон Марка…
Он рассеянно глянул по сторонам… он все еще пребывал в созерцательном состоянии на острове в пещере с мэром…
Над морем мерцал и отсвечивал свод темной августовской ночи…
Прибой исполнял тихую похоронную мелодию…
Пес Пифагор опять зарычал…
— Пифагор, за что ты так разъярился на этого старого грешника?.. надеюсь, не из-за меня?.. человек такой кроткий, как я, вполне может терпеть обиды и даже сделаться мучеником по своей воле…
Марк выговорил эту фразу настолько весело и бодро, насколько позволяла ему грудь, стесненная тоской и астмой… он пытался подбодрить мэра…
— Мне пора, но я, пожалуй, еще навещу тебя после судного дня, надеюсь, ты окажешь мне одолжение, дождешься…
Сказал еще что-то невнятное, Марк покинул пещеру и вернулся на площадь у руин театра, ставшего местом заклания стольких невинных жертв… он шел медленно с опущенными руками между живыми мертвецами… его преследовали сновидения и тревожные мысли о Бенедикте и будущем острова, без надежды приблизиться к нему и остаться там самим собой…
Город был пуст и холоден…
Ада, которой Марк поклонялся как богине, согревала его своей трогательной, спокойной любовью и плачами…
«Почему она ушла, и так рано?..
Объяснений требует ненависть, но не любовь…
Бог скрывается во мраке, полном звезд, и предпочитает жить безымянным, а потому всякий раз называет себя другим именем…»
Последнюю фразу Марк, забывшись, произнес вслух…
— Вы говорите с богом?..
— Что?.. — Марк взглянул на женщину в мантии… — Скажите, примадонна еще не вернулась?..
— Вернулась… и не одна, со свитой…
— А что Бенедикт, он с ней?..
— Да… все такой же тощий, рыжий и хромой на обе ноги… а вы Марк?..
— Да…
— Говорят, вы были с Бенедиктом под следствием?.. — заговорил незнакомец в сером плаще, похожий на адвоката…
«Почти год я провел с Бенедиктом в следственном изоляторе… он писал гимны ночи, увенчанной фиалками… бежал… примадонна ему помогла… сколько обличий он сменил!.. жил среди менад и химер, в окружении лавров и траурных кипарисов… вернулся в город, вообразил, что сможет спасти театр для примадонны, увы… и я чувствую свою вину, каюсь и казнюсь…»
— Откуда вы знаете, что Бенедикт был под следствием?.. — спросил Марк…
— Я был его адвокатом… — незнакомец в сером плаще улыбнулся… — Его обвиняли в прелюбодеянии… я увидел в нем как бы самого себя и просил у суда милосердия, но не было ко мне доверия… народ кричал, что я сам такой же ублюдок, рожден в прелюбодеянии… судья велел народу выйти, и спросил меня, по какой причине я хочу погубить себя?.. от себя ли я говорю или другие просили сказать о подсудимом… в общем, дело я проиграл… было уже темно, когда я вышел из здания суда… в сквере на меня напали, и я очутился в некоем месте среди таких же, как я… я лежал и прислушивался к бормотанию незнакомца… он, как заклинание, повторял одну и ту же фразу: «Я невиновен…» — Он то проклинал, то взывал к небу, к морю… я пытался его успокоить, говорю, приди, наконец, в себя, оставь брань… незнакомец умолк, кажется, прислушался к моим увещеваниям, злобная вспышка погасла, но выражение лица, жесты, голос показывали, что он не совсем успокоился… ну вот, опять поднял золу, дым, пыль, солому сделал углем… прекрасно, думаю, пусть говорит… лежу, пытаюсь вспомнить, где я мог его видеть?.. может быть, в замке примадонны или в театре?.. смотрю на него, чувствую, сейчас опять начнет безумствовать… что вы говорите?.. да, я это чувствую, к сожалению… незнакомец заговорил о театре… высказал весьма тонкие замечания о пьесе, которые сам едва ли придумал бы… вдруг воскликнул: «Замолчи, ты душишь меня своими ласками… да, я знаю, приятно, когда тебя любят… не помню, когда в моей жизни были такие блаженные минуты… наверное, я скоро умру… нет, моя мать здесь не причем…» — Опять у него перемена настроения и слишком неожиданная… он стал разыгрывать роль помешанного, чтобы оттолкнуть кого-то… и снова такой милый, любезный… забыл, кем только что был… он называл свою пассию примадонной… она его то любила, то совсем не любила, то любила, как придется… и все из-за его матери… кажется, они тайно обвенчались… опять он заговорил о театре… автор пьесы произвел нечто, какое-то чудовище, каких еще свет не видывал, да и тьма, мрак, который над нами навис и висит… но пьеса понравилась зрителям, они не хотели смотреть никаких других пьес, хотя многое в ней было непонятно… автор сделал больше того, чем хотел сделать… вы смотрели пьесу?.. ее темнота вовсе не недостаток, а некая тайна гения… критики говорили, что в пьесе нет никакого плана или есть, но неправильный… и все в ней перемешано странным образом… слишком часто персонаж, который вызывал слезы сочувствия, превращался в свою противоположность… хоть в этом пьеса была достоверна, и автор был гораздо умнее, чем о нем думали… он подражал природе, а не пытался ее исправить, украсить… незнакомец заговорил о развязке пьесы, которую автор не развязал, а только запутал, оставив зрителей в недоумении… кажется, у незнакомца была роль в этой пьесе и не только на сцене… как он выглядел?.. на нем была куртка и желтые штаны… он пытался испортить финал пьесы какой-то дурацкой выходкой… и его увели за кулисы… от такого вмешательства искусство перестает быть искусством…
— Что-то я читал об этой пьесе… пьесу ругали… критики пытаются приписать искусству границы, которых у него нет… но продолжайте…
Незнакомец говорил, а я слушал и грезил, вспоминал детство… у меня было два учителя: портной и монах… монаху постоянно что-то мерещилось, а портной был доволен всем, если верить его словам… не помню, что было потом, кажется, я умер…
— Вы не похожи на мертвеца…
— Бог снова открыл мне дверь в мир сущностей, чтобы созерцать игру вещей… но я, с вашего позволения, продолжу… люди мечтают, живут и умирают, уходят в воображаемую тьму, открытую для всех живых и мертвых… я пытался понять, где я?.. что со мной?.. я спал, не знаю, долго ли, бог знает, и очнулся, привстал, осмотрелся… это была пещера… свод высокий, мнилось, что там, вверху, клубились облака… я стоял и разглядывал рисунки, которыми были украшены стены пещеры… в сырой холодной тьме мне почудилось движение… кто-то подкрадывался бесшумно, как всегда… меня объяла невольная дрожь, я даже попятился немного, прислонился спиной к стене и почувствовал холод… холод полз по телу… я уже не ощущал ног… я возопил… мой вопль меня же и оглушил… я пришел в себя… страх спас меня от смерти… я не ощущал ни ужаса, ни боли, только грусть… сколько память прячет призрачных трагедий… во сне подобно богу мы прозреваем суть вещей, а просыпаясь, видим лишь их очертания, размер… ветер плеснул мне в лицо сыростью и утих, завороженный долгой ночью… странная и страшная это была ночь… вокруг и днем царила тьма… мнилось, мир исчез… стонущий, я не слышал сам себя… не помню, как я оказался в городе… небо куталось в холодные сырые облака… моросил дождь… в городе никто меня не ждал… время было смутное… иногда люди слышали странный подземный гул, напоминающий рычание своры собак, случались оползни, внезапно появлялись провалы, зияющие трещины в земле, в небе появлялись факелы… они вспыхивали и гасли… и все это было не случайно и не без причины… есть некто, стоящий за всем этим, которому все повинуется…
— Так что нас ждет?.. — спросила женщина в шляпке с искусственными цветами…
— Всех нас ждет тьма, вы что, не видите…
— Не знаю, что нас ждет, но лучше от всего этого держаться подальше…
— Все бегут… и живые и мертвые… трудно не поддаться панике…
— Но вы же не поддались…
— Меня удержала книга, доставшаяся мне в наследство от тети, которую я пытаюсь дописать… в ней есть темные места, пропуски… теряется философия, идея…
— И что?.. удалось вам справиться с этой книгой?..
— Она как женщина, днем одна, ночью другая… днем я преподавал в университете историю, а ночью писал… слова покидали книгу или превращались в некие безликие существа, которые молча усаживались вокруг меня… мне казалось, что они знают все про меня…
— О чем он говорит?..
— Он бредит… сошел с ума…
— Не скажу, что он сумасшедший, но думаю, что он потешается над нами…
— Вы мне не верите, а зря… в детстве тетя читала мне из этой книги о том времени, когда еще была жива Кларисса…
— Так Кларисса умерла?.. жаль… была в ней величавость, благородство, блеск… ну и конечно голос…
— А я слышала, что она потеряла голос…
— Кларисса нуждалась в театре, в рукоплесканиях, но вынуждена была уйти… ей не надо было прятаться, однако пришлось… она не избежала опасности изгнания, ссылки… впрочем, неприятности были предвиденные и ожидаемые… что?.. нет, я не знаю, есть ли ад, но рай есть для несчастных… философия только учит… религия обещает, что бог приведет нас к счастью, но где оно, счастье?.. люди не знают, где его искать, рушат государства, губят самих себя… посмотрите на них, стоят, ждут конца света… душа у них в такой смуте… мне их жаль… жизнь кажется им сомнительной и опасной… я тоже иногда испытываю волнение, неподвластное разуму, близкое безумию, выхожу из себя, впадаю в меланхолию, в бесчувственность, теряю уверенность… время смутное… у многих возникает душевный надлом, подавленность…
— Давайте сменим тему… расскажите о Клариссе…
— Ее слава простиралась до неба, ее голос покорял, слова ее плачей ловили дети и старики… ловил и я, краснея, но здесь нам не до подробностей… не подумайте, что я что-то скрываю или прибавляю от себя… все она имела, и роскошь и достоинство… и всего лишилась… время все унесло, оставила старость… куда бежать?.. к кому припасть?.. горе изливалось в ее плачах… нет, она не плакала, давно наплакалась, видела много всего… она пела…
— Говорят, она скрывалась в руинах замка в безвестности и скромности…
— Мы не более, как люди… всех нас иногда касается тоска, душевная боль… иные ищут уединения…
— Нет, я не могу представить ее каменной, в тоскливом молчании, или в ожесточении и в ярости, словно лающая собака… она сама решала, быть ей несчастной или нет… она ободряла себя и не искала спасения в бегстве…
— Как много еще в нас глупости, что тягостнее всего… некоторые горюют по обязанности, сочиняют плачи… горе давит, теснит и, говорят, противиться ему нельзя… не безумны ли мы?.. но продолжайте…
— Кларисса успокаивала себя музыкой и пением… пела, никому не в обиду… или обращалась к писанию… писание легче других книг усваивается… иногда она погружалась и в заманчивые утехи наслаждения, когда ничего другого не было, чтобы смирить желания… в эти темные места души лучше не заглядывать… как говорят, сны разума порождают чудовищ… всех нас иногда одолевают опасные желания, которые невозможно сдержать… душа покидает тело, блуждает… охваченное безумием тело остается наедине со сладострастием и желанием желать того, что вовсе нежелательно…
— Клариссе приходилось жить либо терпя зло, либо воображая его на сцене… увы, увы… смерть шествует… смерть единственная реальностью в этой жизни, похожей на сон…
— Вы думаете, что это сон?..
— А что же еще?..
— Ну да… жизнь — это сон, а смерть — пробуждение…
— То, что вы сказали, уже было сказано и разъяснено в писании… впрочем, об этом можно говорить и говорить… смерть не лишает нас чувств… уже мертвый человек не совсем мертвый… свидетельств этому много… мы не понимаем причин, но то, что я сам не раз видел, убеждает меня, что ушедшие из жизни по-прежнему живы… смерть — это лишь переселение из одного места в другое… все небо заселено людьми… нас ждет там некое будущее… душе откроются зрелища…
— Вы думаете, там рай?..
— Я думаю, что все радости рая и все ужасы и мраки подземной жизни вымышлены и увидены глазами поэтов… умирает тело, не душа… душа вечна… впрочем, вполне возможно, что я заблуждаюсь… спросить не у кого, никто еще не возвращался оттуда…
— Это ли не доказательство, что рай существует…
— А что если мы погибаем без остатка?..
— Может быть это и так, не спорю, но что в этом утешительного?..
— Все это догадки и размышления… не стоит гадать… вопрос темный… узнаем все в свое время, восходит ли душа в небеса или падает в бездну смерти, туда, откуда она пришла… однако вернемся к истории Бенедикта… продолжайте…
— Жил Бенедикт, как я, что-то имел, что-то не имел, нуждался, желал, терпел неудобства, лишения, писал плачи, когда душа его съеживалась от страха смерти, которая всегда рядом…
— Говорят, он был вегетарианцем…
— Нет, он стремился к гармонии с миром, искал бога, и, в конце концов, нашел его…
— Ну да, умер…
— Зря вы так… благодаря ему город все еще город…
— Ну да, может объявлять войну, заключать мир и утверждать смертные приговоры… мэр имел даже свой малый совет… и пенсии… пытался воспроизвести в более грубом и угловатом виде черты града божьего, как двоящееся отражение в воде…
— Ну, это уж слишком…
— Я говорю все это лишь для того, чтобы быть понятным, а может быть и приятным горожанам и мэру, который изгнал меня в ссылку…
— И что дальше?..
— Последовал ряд событий, и я очутился на острове, где мне удалось опровергнуть одно слишком распространенное заблуждение, касающееся больших городов… нельзя от них требовать слишком многого, и воображать, будто они могут стать страной…
— Ну да… в конце концов, земля останется только в цветочных горшках на подоконнике… деревья сами собой зачахнут и засохнут, останутся только карликовые и искусственные… потом станут избавляться от избыточного населения, лишних людей, потому что им труднее выжить…
— Что вы предлагаете?..
— Ввести запрет на ввоз идей, и вывоз имущества…
— О боже, как вы можете до такой степени заблуждаться…
— Поэтому я в трауре, скорблю… и надеюсь попасть в ад…
— Почему не в рай?..
— Ад бодрит…
— Вы думаете рай существует?..
— Он то приближается, то удаляется, витает и летает туда-сюда, ищет, где и как можно с удобством расположиться, в уме или в сердце…
Услышав звон колокола, монах перекрестился…
Перекрестился и Марк, похоронил себя, лег в гроб рядом с Адой и оказался в преисподней среди мертвецов… он пытался угодить им…
«Неразумно было умирать, думал, буду с Адой вечно, увы, везде соглядатаи…»
— Зачем ты здесь?..
— Мне страшно стало без тебя… и вот…
— Не бойся за меня, себя спасай…
— Молчи, мы привлекаем мертвецов…
— Твой замысел был безумен… ну, сошел ты в могилу, и что?.. что-то изменилось?.. мир стал лучше?.. он чудовище… и убийствами не насытится… сколько их было, готовых кричать о победе, и где все они?.. они победили смерть?.. лишь наполнили храмы плачами… что ты молчишь?..
— Я думаю…
— О чем?..
— О смерти…
— Ее здесь нет, она, где живые…
— Откуда у нее эта власть?.. кто истину от нас скрывает?.. враг?.. друг?..
— Всегда я думала об одном, о своей роли…
— И я думал о том же… и стал врагом народа, беглецом, сам себя лишил надгробных слез, жалоб и молитв… нет, я не боялся одиночества, я боялся стать добычей собак и птиц…
— Ты хочешь быть и мертвым, и живым…
— Хотел бы, но ты гонишь меня… я уйду, хотя и многого не знаю о твоей смерти…
Марк встал на ноги и пошел… шел он медленно, хромая, остановился, наткнутся на стену темноты…
«Она сама себя огородила, не пускает, должно быть, хочет что-то сообщить мне… и весть не добрая, подсказывает мне тайный голос… от смерти я к смерти иду… смогу ли я вернуться?.. внушает страх предчувствие беды… боюсь не за себя, за город…
Однако город все еще город, сияние над ним разлито…избегнул гибели, и так нежданно…
Казнить его несправедливо, нет вины, улик, мотив неясен, но тьма над ним висит, как заговор нечистых сил…
Или это награда?..
Не видел я, чтобы смертью награждали…
Нет, город я не виню… и бог здесь не причем, хотя в толпе я слышал ропот…
Все из-за денег… он обречен на гибель из-за нарезанной бумаги, развратившей власть… вот час и пришел… и казни они не минуют… тьма пожрет преступников… или они и ее подкупят?.. за деньги, вряд ли… за деньги никто не спасется и смерти не избегнет никогда… деньги не отличают добра от зла, и правду от лжи… нет у денег ни чувств, ни мыслей…
Куда это я забрел?.. ограда кованная, кресты, могилу кто-то роет… уж не мне ли?..
Стоят, ждут, дрожат, боятся чьих-то угроз из темноты… и я не спешу стать мертвецом, упасть трупом в яму…
Что это?.. внезапный порыв ветра листья мирта сорвал, бросил в яму, соболезнует… увидел меня плачущего плач…
Нет, своей вины я не отрицаю, признаюсь во всем, и так легко…
Никому не избегнуть смерти, всех она найдет, накажет и не виновных… закона этого ни бог, ни справедливость не отменит…
* * *
Сделав усилие, Марк перенесся в чуждую ему обстановку… далось ему это нелегко…
Он принес письмо матери мэра от примадонны с сочувствием по случаю исчезновения ее сына, говорили, что он утонул в пруду, ставшем болотом, или покинул город и отечество… бежал унылый, проклинающий тех, кто заставил его бежать…
Примадонна не смогла сама прийти… в ее ушах все еще звучали слова:
«Моя неблагодарная дочь меня же и позорит…»
«Примадонна могла бы и возразить…
Вспоминаю эту сцену в гримерной комнате, она просто выходила из себя…»
Мать не могла спокойно выслушать слова сочувствия дочери, ей казалось все это притворством и оскорбляло ее…
Марк вошел в прихожую и остался стоять…
Мать мэра прочитала послание посланника вслух, потом еще раз, и еще, сказала:
«Оставь меня…»
Ее дочь вела слишком распущенную жизнь, так ей казалось, а мэр был ее сыном, хотя она и усыновила его…
Это была развязка пьесы анонимного автора еще недописанная, без финальной сцены…
Мать мэра еще какое-то время гневалась, потом успокоилась… и примадонна сознала свою неправоту, попросила прощения и обещала исправиться, одним словом, все пришли к полному примирению?.. нет, не все, остался еще секретарь мэра…
Мать мэра опасалась его шантажа и разоблачений… и я решил проучить секретаря мэра… одно время мы были знакомы…
Помню, я притворился веселым, разыграл человека щедрого, правда, не за свой счет, готов был наделать с ним настоящих безумств с одалисками, гетерами и менадами…
Ночь безумств мы условились устроить во флигеле замка примадонны…
Девы вывели секретаря на сцену…
На нем был только желтый шарф, завязанный петлей на шее…
Примадонна репетировала и пришла в ужас… секретарь тоже, он покраснел, побледнел и разразился каким-то лающим смехом…
Моя затея удалась, но примадонна была не в восторге, секретарь мог на самом деле надеть себе петлю на шею… но мог и увернуться от петли…
Продолжение этой истории было довольно неожиданное, секретарь предложил примадонне руку и сердце…
«Она в годах… — размышлял он… — рожать уже не может, осталась без театра и без покровителя, мэр исчез… устроит ли ее этот брак?.. иначе и быть не может, если только она еще в своем уме… я верну ей театр, прислугу…»
Так, по всей видимости, размышлял секретарь мэра и краснел…
Я думал, его хватит удар… обошлось…»
* * *
На месте ораторов стоял и говорил незнакомец в сером плаще… он умолк…
Пауза затянулась…
— А что случилось с тем незнакомцем в пещере, который все твердил, что он невиновен?.. — спросила женщина в шляпке с искусственными фиалками…
— Когда я очнулся, он проклинал кого-то… просто упивался словами… и это было не случайное раздражение… длилось это довольно долго и явленно было мне не только во внешних проявлениях… что?.. весьма возможно… ко всему истинному всегда присоединяется нечто лживое, похожее на истинное… выглядит оно выразительно, но заставляет усомниться тех, кто знает об этом что-либо достоверное… для театра все это, может быть, и важно… не знаю, наверное, я проявил излишнее любопытство… поверил ему более чем следовало… он умолк, а я уснул, и все соединилось с невыразимым…
— Как он выглядел?..
— Выглядел он не лучшим образом, лицо бледное с землистым оттенком, волосы всклокочены… что?.. да, я заснул, провалился в сон как в яму, сокрушенный, растерянный… нет, это было на самом деле… я умер, но знал, что воскресну… наверное, и незнакомец это знал… нам это обещано отцом небесным…
— Но это не делает страх смерти и посмертные страдание чем-то менее реальным… однако продолжайте…
— Да, прошел час или два, смотрю, незнакомец привстал, изменился в лице, поднял руки, словно заслоняясь от чего-то приближающегося издали… потом стал отдавать команды жестами, голосом… и не совсем приличные…
— Что было дальше?..
— Ничего… незнакомец умер…
«Не стоит говорить, что я его узнал… это был мэр, я видел его в лимузине рядом с примадонной и Бенедиктом… помню, недолго думая, я пожал руку незнакомца, впрочем, лишь слегка…
Бенедикт был гением, я только заражен гениальностью…
Говорят, в прохладном климате гениев больше…
В поэме, которую Бенедикт написал для мэра, была и действительность и сочувствующий, возвышенный вымысел… герой, влюбленный в преступницу, сам готов был стать преступником из ревности… готов был заколоть, зарубить, посадить на кол свою пассию… и пожертвовать свою кровь для ее спасения от ужасных ран…
Марк невольно вздохнул…
Перед его глазами блуждали бледные тени, образы призрачного прошлого…
Марк принимал участие в написании поэмы, поработал над диалогами и кое-как заработал, участвуя в хоре слепых и хромых, шествующих за примадонной, каждый со своей арией… они проповедовали евангельскую нищету, поднимали шум, заглушали голос прибоя и проклятия горожан, вообще говоря, мягкосердечных людей… они не могли бы проклясть до смерти и нередко проливали слезы в театре, вполне могли снискать вечное блаженство за свое терпение, но могли и показать характер и принять оборонительную позу и уклониться от удара, даже если они его заслуживали за суетные мысли в силу полученного воспитания и согласно обычаю, принятому в провинциальных городах, в которых мало изысканности и нет ни одного театра, где можно было бы играть чувствами…
«Или есть всего один, и в руинах, как в данном случае…
Смерть меня оправдает, перед ней…
Люди рождаются не для вражды и ада… для любви… и не на словах…
Однако тьма опустилась еще ниже…
Боже, пощади город и горожан… они собрались, ждут… одним хочется жить, другим умереть… есть среди них и такие, которым лучше провалиться в ад, не знать, что есть спасение… а оно есть…
Ад на земле, а что там, откуда нам грозит тьма?..
Опять этот странный подземный гул…»
Марк увидел площадь, людей, потрясенных воем собак и собственными воплями…
Что-то слабо блеснуло во тьме над площадью…
Жалкая надежда всколыхнула людей, увлекла с площади к обрыву…
«Спасенье там или смерть?..
Мы покоряемся власти желаний… во всем я доверял им, и вот, я в смятении… желания правят нами, и нет хуже зла, насколько я могу судить, удрученный годами… их власть опасна, защиты от них нет, когда они безумны…
Я бежал от желаний, похоронил себя в пещере на одном из западных островов… и что?.. я умер?.. нет, все еще живу… или мне кажется, что я живу?..
Там, в этом склепе я вдруг понял, что смерти нет… мы переселяемся в другое место со всем, что накопили в этой жизни… и понимаем, что все, что накопили, там бесполезно…»
Марк закутался в плащ и заснул на ложе монахини в руинах женского монастыря… в его сне тьма, нависшая над городом, превратилась в мелкий нудный дождь…
* * *
Марк покинул ложе монахини и вернулся на площадь у руин театра… он пересек трамвайные рельсы и свернул в переулок… ему не хотелось видеть женщину в мантии, чтобы она не могла по его глазам угадать, о чем он думает… душа его была ранена видением хора мальчиков примадонны…
В 17 лет примадонна родила мальчика, от которого она отказалась… мальчик попал в чужие руки и вскоре умер…
Примадонна была безутешна, она видела себя преступницей…
Марк пытался ее утешить:
— Ради бога, успокойся, покорись воле божьей, бог забрал мальчика…
Марк говорил попусту, на ветер…
Примадонна вытерла слезы, вздохнула и произнесла кротко и совсем не скорбно:
— Ах, оставь… это все слова, слова… не господь, а вот эти дети будут мне утешением…
— Что вы задумали?.. вернуть театр?..
— Прошу тебя, уходи… я жду мэра…
Марк направился к выходу, остановился…
— Чуть не забыл, я пришел за рукописью…
— Она еще нужна мне…
Марк ушел, а примадонна еще долго стояла у окна…
В створке окна отражалось ее изваяние, бронзовый ангел с холодным, молчаливым лицом…
Смеркалось…
Порыв ветра донес звуки прибоя, породил ворожбу отзвуков в эоловых арфах, развешанных в ущельях…
Трепетными пальцами ветер касался струн, пробуждая их опять и опять…
Арфы пели в унисон с прибоем, вливали в душу благодать…
Примадонна закрыла глаза, пробормотал:
— И усыпила его луна, чтобы спящего целовать…
— О чем это вы?.. — спросил мэр… он только что вошел в комнату…
Примадонна промолчала…
Ночью в комнате примадонны царила кромешная тьма и молчание…
Все оставив, примадонна устремилась к тому, кто выше созерцания и всего сущего, для кого тьма это сияющий покров…
Тьма открывала себя, всю свою безмерную не вместимость…
Глазами души она увидел бога, не имеющего ни образа, ни вида, ни даже тени… ничего…
Рокот прокатился по небу из конца в конец…
Бог заговорил… он говорил пространно и о многом… умолк…
Примадонна очнулась такой же, какой была… ни сияющей тьмы вокруг, ни бога, но губы еще шептали, пели благогласные гимны…
Около полуночи начался мелкий нудный дождь…
Пасмурная дождливая погода держалась несколько дней…
Глядя в будущее, примадонна ничего в нем не видела…
Она вела себя как обычная женщина… она сходила с ума от любви к Бенедикту, отцу потерянного ребенка…
Такая любовь приводит лишь к войне страстей, которая никогда не заканчивается миром и лишь изредка прерывается перемирием…
«Мне лучше было бы ничего не порождать, чем порождать одного единственного ребенка… и от кого, от преступника…» — размышляла примадонна, кутаясь в мантию…
Она стояла у окна и следила за каплями дождя, сползающими по стеклу…
* * *
Марк вернулся в сквер у руин тетра…
— Ага, вы вернулись… тогда я продолжу… когда-то Бенедикт жил в этом городе… он писал плачи для примадонны, пространные и красноречивые, собирал цветы славы, пока не стал жертвой злых гонений и заблуждений… время было смутное… он покинул театр, пел плачи на улице… люди слушали его и волновались… говорили: мессия пришел, и жизнь должна устроиться иначе… плачи его казалась странными, и на эту странность толпа отвечала слезами и восклицаниями…
— Толпа способна больше кричать, чем рассуждать… — сказал человек в пальто, которое он не снимал даже в жару… — Однако продолжайте…
— Он вообразил себя богом… я говорил ему, как я могу тебя видеть, если ты бог?.. или, будучи невидимым, ты сделался видимым, чтобы быть распятым?.. впрочем, все возможно… возможно он был невидимый и видимый, сокровенный и являющийся, бесстрастный и страдающий… говорил он уверенно, по всей видимости, опасаясь, как бы не подумали, что он в чем-то сомневается, и с таким видом, словно он только что беседовал с богом о времени, когда никакого времени еще не было… жил он в доме на Поварской улицы… там же жил и портной… говорили, что портной побывал на небе, приобрел там светящийся ореол вокруг головы и вернулся с тревожным и задумчивым взглядом… Бенедикт жил один, как бог, хотя соседи по дому видели в нем беса, которому он продал душу, чтобы получить доступ в преисподнюю… что?.. не знаю, был ли он женат в очередной раз… как-то парикмахер увидел из окна, как он вошел в дом с манекеном под мышкой, поднялся по жутко скрипящей лестнице в свою комнату, предупредив парикмахера шепотом, чтобы его не беспокоили… соседи говорили, что он женился на женщине-манекене и у него был ребенок от нее, жизнь которого оборвала судьба… потом он исчез, время было смутное, многие исчезали… говорят, он жил на одном из западных островов, их еще называют блуждающими, где иссох от жары и близости к солнцу… его подобрали рыбаки… на барке он перебрался на север и, говорят, окоченел под снегом и инеем… солнце было далеко от него… он искал бога, не зная, есть ли бог, и какой он имеет вид и очертания?.. говорят, он воскрес, очнулся для жизни… случилось это ночью… в небе царила луна… он встал и пошел… он шел и пел гимны ночи… слезы счастья переливались через край… подобные переживания были ему незнакомы и несносны сами по себе… обычно он скрывал свои чувства, как это делают актеры… лицо его искажала гримаса, которую не позволяли превратно истолковывать его глаза, ясные как у младенца… увы, ни луна не откликнулась, ни бог…
— А вы, собственно говоря, кто?..
— Я был подручным у парикмахера, который только и делал, что сплетничал о частной жизни соседей по дому… портной говорил, что если парикмахер и сплетничает, то его надо скорее поощрять, чем осуждать за это занятие… портной писал некую поэму о жизни города на небе… ему нужны были факты, поставляемые не только ангелами… из-за жены парикмахер был похож на бодливого беса… если ангелы смотрели сверху вниз, то парикмахер смотрел еще ниже…
«О чем он говорит?.. причем здесь парикмахер?.. — размышлял Марк… — Что может быть бессмысленнее, чем наделять Бенедикта, один раз уже умершего, божеским достоинством…
О нем можно только скорбеть… конечно, вообразить можно что угодно, заставить увидеть его крестные муки, раны, но как быть с его женами, которые вследствие незнания ими истины, были крайне непостоянны… где они теперь?.. и где он?.. — Марк невольно вздохнул, глянул по сторонам… — Жил Бенедикт на острове в безопасности от людей, ни сам забот не имел, ни другим их не доставлял… правда, его смущал подземный гул и небесные явления?.. что-то все-таки есть в небе и под землей… портной не рассеял его страх перед смертью и вечностью…
Нужно иметь в виду цель жизни и держаться очевидности, иначе все будет полно страха, сомнений и беспорядка…
Бог существует… это почти общее мнение… сама природа вложила в нас представление о боге… и представляем мы его не иначе, как в человеческом облике…»
Размышления Марка прервались от обилия глубоких и тонких мыслей… он стал сомневаться, какая из них истинная и, отчаявшись, невольно вздохнул еще раз…
— Вы сомневаетесь, что бог принял плоть и в ней страдал и сострадал?.. — спросил незнакомец в сером плаще…
Марк промолчал… он прислушивался к скорбным песнопениям и речениям прибоя, исполненным всяческой гармонии и красоты…
Смеркалось…
Тьма обволакивала формами и видами все бесформенное и не имеющее вида…
Марк протер слезящиеся глаза и подставлял уши за разъяснениями того, что видел… а видел он видения, иногда озаряющие пророков и посвященных в храмах и в других местах силы…
— Что вы все пишете?.. — обратилась женщина в шляпке с искусственными фиалками к Марку…
— Пишу историю Бенедикта… я пишу, а он живет по написанному…
— Как это?.. звучит довольно странно… вы что, бог?..
— Я обычный писатель… а он гений…
«Не он ли предсказал нашествие грязи… — подумала женщина… — Многих горожан грязь забрала в этом своем шествии… грязь ползла, издавая сводящий с ума гул… я чудом спаслась… потом была война с собаками… чем-то раздраженный бог наслал их на город… все это минуло… или нет?.. опять этот странный подземный гул…»
— Бог нас покарал, и еще покарает… — сказала женщина, кутаясь в складки мантии…
— Вы так говорите, как будто подслушали мои мысли…
— Я не Кассандра… Кассандра лишь беды пророчила… в груди у нее было не сердце, а камень… и… не хочу говорить…
— Она жива?.. вы видели ее?.. говорят, она покончила с собой….
— Ну да… стала незримой, только мэру является… прочие ее не видят…
— Как это?..
— Вот так…
— Так вы знали Бенедикта?.. — спросил Марк незнакомца в сером плаще…
— Встречался с ним и в беседу вступал… и он не гнушался мной… мои советы принимал…
— Слушать советы полезно…
Послышался подземный гул…
— Что это?..
— Сядьте, успокойтесь… однако странный гул, напоминает рычание своры собак, с которыми Кассандра обещала нам войну… каркала… и не она одна… этот еще… хромой на обе ноги… вечно чем-то недовольный…
— Никто достоверно не знает, чем все это закончится…
— Бог знает…
— Не знаю, есть ли бог?.. где он?.. какое у него тело, душа, жизнь… и счастливая ли она… если допустить обманчивость некоторых чувственных восприятий, а это придется признать, то бог есть… и у него есть тело, душа и жизнь… в его власти все, что относится к порядку природы… такое сложилось у меня предвосхищенное представление, когда я размышлял о боге… нелегко представить бога в другой форме и очертаниях… я смотрю, вы смеетесь…
— Вовсе нет… продолжайте…
— Бенедикт не был похож на бога… худой, рыжий и хромой на обе ноги, как и его дядя… как-то он даже осмелился писать против бога, правда, на птичьем языке, понятном немногим или вообще непонятном… и подвергся осуждению и изгнанию… а вы?..
— Изгнание пошло и мне на пользу… в своих плачах я становился все возвышение и лучше… я учился у Бенедикта, правда, ничему не научился…
— Куда нас заведут эти разговоры о боге?..
— Вы это о чем?..
— Я размышляю… допустим, бог существует, хотя его вовсе нет, какова же его жизнь?.. что он испытывает, если испытывает?.. блаженство?.. страдание?..
— Я думаю, что бог был измышлен мудрыми людьми в интересах власти…
— Говорят, Бенедикт умер, замерз, околел, потом воскрес и возомнил себя богом… и власти его преследовали, как шпиона…
— Это правда, что Бенедикт был под следствием?..
— Его арестовали по доносу, а освободили по амнистии… пострадал он из-за своего учения, которое было неясно и ему самому… видимо он догадывался об этом, пытался надстроить его, увы… в законченном виде он его не представил… что?.. да, он писал не только плачи, но и философские трактаты…
— А вы что пишите?..
— Пишу и боюсь не дописать… никто не вечен, даже вечность… все мы копии, отпечатки ее… или того, кто пребывает в ней как бог… каким образом это так, невозможно ни сказать, ни помыслить… это даровано нам… постарайтесь уберечь бога в себе, как сокровище, не прибавляя к нему, не убавляя от него и не извращая его, и услышите безмолвие… иногда и смертные каким-то таинственным образом становятся боговидными и называются богами… они могут ходить даже по неустойчивой водной стихии… и мы знаем это… об этом Кириллов сказал достаточно в своих замогильных записках… а Бенедикт воспел это же, открытое ему неким вдохновением, в гимнах, потом в плачах…
— Так Бенедикт жив?.. — спросила женщина в мантии…
— Не знаю… что?.. нет, он не был богом… дядя у него был богом или почти богом… есть много богов… и господ много…
Сказав об этом и другом вкратце и отчасти, Марк удалился…
— Что вы на это скажете?.. — спросила женщина в мантии незнакомца в сером плаще…
— Не скажу, что его доводы достаточны, чтобы и его самого убедить…
— Не он ли тот писатель, который предсказал нашествие грязи и войну с собаками?.. — спросил незнакомец похожий на монаха…
— Нет, не он… хотя похож… такой же тощий, рыжий и хромой на обе ноги…
— Выглядит как привидение… куда он делся?.. исчез… говорят, он пишет историю бога… может появляться и исчезать…
— Он что, иллюзионист?..
— Он гений… гении хранят нас, как могут, от всесилья всяких бедствий… — женщина в мантии невольно вздохнула… — Для окружающих гений обычный человек, а на самом деле он бог, испытывающий страдание и сострадание, делающий все, чтобы не подать повода думать, что он бог… слово сошло на него, как ранее сходило на пророков…
— Я думаю, что соединение бога и человека не могло иметь место… — заговорил господин с тростью, напоминающей жезл… — У них разные природы, впрочем, соприкоснуться они могли… хотя… нет, не знаю… начало всего сущего — бог, непостижимый уже самим своим бытием, провидящий в бытие все видимое и существующее, как творец действительности… что?.. да, он страдал, но страдание не зло… его цель — спасение, когда все будут одно с богом… бог есть… и мир должен существовать… он и существует… а человек заброшен он в этот мир, по всей видимости, случайно и помимо собственной воли… что?.. нет, он не может оставаться безгрешным в этой трагически неравной борьбе с судьбой пока не произойдет восстановление всего в единстве с богом… и бог будет всё во всем, не останется ничего нечистого и несчастного…
— Вы говорите, как Бенедикт…
— Что?.. нет, я не Бенедикт… я знал Бенедикта… он был странным человеком… с темным происхождением… нравственно холодный и двоедушный, колеблющийся между добром и злом… подозреваю, что он не получил благодать крещения…
— Говорят, для таких людей не существует покаяния…
— Этого я не знаю…
— Правда, что у него было шесть или семь жен… и все они покончили с собой в петле… и иногда являются ему…
— Ну, это вряд ли… во всех его бедах виновата мать мэра…
— Ну да… что-то она наболтала о нем мэру в исступлении, иногда даже теряя сознание… а когда мэр исчез… что?.. нет, не знаю…
— Говорят, он бежал заграницу…
— Ну да… мэр исчез и на Бенедикта спустили всех собак… он тоже пытался спастись бегством, увы… преследователи настигли его в ту минуту, когда садился на паром… он бросился в воду… отлив увлек его в море и высадил на остров… ночью разыгралась буря, паром наткнулся на рифы, перевернулся и затонул… все погибли… Бенедикт увидел в этом знак… изменил имя, внешность и стал проповедовать свое учение, уверял, что ада нет, мол, спасутся все, даже впавшие в смертный грех, и их ждет второе рождение…
— Я слышал другую историю переселения Бенедикта на остров… он был ограблен и сброшен с парома в море… всю ночь море носило его и высадило на острое, где он ждал смерти, уже готов был испустить дух и перенестись в некое иное место, когда встретил вдову, слишком пылкую, чтобы оставаться незамужней… вдова умерла в родах… он пытался ее оживить, вообразил себя богом…
— Безумец…
— Вовсе нет… смерть подобна сну без сновидений…
— Все то, что произошло с Бенедиктом, случилось не случайно… нет, я ни в чем не упрекаю тех, кто его обвинил и осудил… они думали, что делают ему зло… очнулся он в пещере с незнакомцем, который что-то невнятно бормотал… потом стал призывать проклятия на голову какого-то писателя… тяжело было Бенедикту слушать незнакомца, который лежал вспоротый, истерзанный, и уверял, что он невиновен… по всей видимости, он упал со скалы… или его столкнули… он просил Бенедикта помочь ему умереть, освободить от боли и страхов… что?.. нет, он боялся не смерти, а неизбежного…
— И что?.. Бенедикт помог ему умереть?..
— История об этом умалчивает…
— Вы, наверное, писатель… или поэт… воображать необходимо, но понемногу… я тоже иногда воображаю, но не пытаюсь идти дальше того, что мне кажется правдоподобным…
— Писателей много, и все говорят об одном и том же… я не понимаю, почему их вообще кто-то читает?..
— Они излечивают нас от страстей, будят воображение, отгоняют страхи…
— Многим лучше бы вообще не писать…
— А философов еще больше, чем писателей…
— Философы учат нас жить достойно и радоваться всему…
— Чему радоваться-то?.. тому, что нас ждет?..
— Просто жить уже хорошо, а радоваться при этом — это уж слишком… но продолжайте…
— Что делал Бенедикт?.. пел, пил и влюблялся… что?.. нет, я не женат, но был женат… женщины сами по себе нечто прекрасное и, может быть, даже полезное, но поскольку они мне мешали, когда вмешивались в мои дела и пытались проводить со мной все время, я бежал от них, и все еще бегу… что?.. да, все жены Бенедикта переселились на небо наводить там порядок, но иногда они являются ему в видениях и описывают увиденные там зрелища… а вы?..
— Что я?..
— Вы женаты?..
— Нет, я стараюсь держаться от женщин подальше… продолжайте, я хочу услышать продолжение истории незнакомца… он назвал свое имя?..
— Нет… израненный, он не переставал мучиться… жена ушла от него, он пытался покончить с собой… описал Бенедикту свое бегство, крушение парома… Бенедикт слушал, не перебивал… он тоже плыл на этом пароме… и после крушения очутился на птичьем острове, где научился птичьему языку… потом вернулся в город, стал проповедовать свое учение…
— Во всем его учении только цветы красноречия… и намеки, не удовлетворяющие никого…
— Говорят, он мог очаровывать и увлекать женщин…
— Ну да… женщинам интересна игра словами и выражениями, а не суть дела… после суда мои отношения с ним прекратились, однако не остались без следа… у меня с ним была переписка, пока он не стал выдавать мои воззрения за свои…
— И все же почему женщины были от него без ума?..
— Наверное, они распознавали в нем нечто женственное, первозданное, близкое их собственной природе…
— Я знал его первую жену, Аду… духовно она была более развита, тоньше чувствовала, чем Бенедикт и относилась к нему настороженно… дядя Бенедикта был неравнодушен к ней… что?.. да, он оставил замогильные записки, в которых предсказал нашествие грязи и войну с собаками… ему приписывали множество сбывшихся пророчеств, но я продолжу… Ада ушла от Бенедикта, просто исчезла… он искал ее, не нашел и стал писать плачи…
— Говорят, Ада постриглась… она уже умирала, но бог ее оживил…
— Ну да… Бенедикт стал звать ее не Ада, а Рая…
— А я слышала, что Бенедикт был влюблен в примадонну… Ада не могла вынести происходящего у нее на глазах и, следуя безрассудному разуму, покончила с собой в петле…
— Покончила с собой не Ада, а примадонна…
— Смерть примадонны на сцене театра всех смутила…
— Говорили, что она не смогла выйти из роли…
— А я слышала, что ее уличили в том, что она лживо предсказывала… похоронили ее тайно, и ушли, а утром на ее могиле нашли младенца… ему шел второй год, так он сам сказал… он имел мало сходства с лицом примадонны… он не плакал, он листал замогильные записки Кириллова с предсказаниями, написанными на туманном языке, который обычно употребляют в предсказаниях… так вот, малыш не плакал… он читал, смеялся и прыгал, радуясь… что?.. нет, я не знаю, кто отец малыша, и как он оказался на кладбище… я решила побыть с малышом и узнать конец дела, которое бог соблаговолил мне открыть… вдруг откуда-то из облаков раздался голос… я упала ниц, а когда подняла голову, увидела перед собой Кириллова… над его головой светился нимб… потом слетелись птицы, все, сколько их было на небе… подняли гам…
— Продолжайте…
— Я думаю, не Кириллов был отцом малыша, бог его нянчил… не похожий, он сделался похожим на мать… все ему улыбались, деревья ликовали, превозносили его, склонялись, принимали его за ангела… помню, яблоня расцвела, а сейчас она сохнет… так вот, смотрю я на малыша и трясусь, как в ознобе… с неба мне пламя грозит, а на него роса падает, божьи слезы… ночь кончилась… и пришло мне несчастной спасение, вспомнил обо мне бог и задернул занавес… помню, я рассказала о видении могильщикам… странный и поразительный мой рассказа их встревожил и смутил… один из могильщиков узнал меня, говорит, ты стала мишенью своего прежнего безумия и увидела малыша с лицом отчасти похожим на примадонну… но я же не только увидела младенца, я взяла его на руки и подержала на руках… и мои мысли, что смешались и были в беспорядке, упорядочились сами собой…
— Так что малыш тебе сказал?..
— Он сказал, что ему надлежит совершить здесь все то, для чего он послан… это его второе пришествие… в первом пришествии евреи, собравшись в толпу, распяли его, хотя он был достоин не смерти на кресте, а поклонения…
— Говорят, в то время, когда его распяли, солнце покрылось мраком и земля, всколебавшись, потряслась… сам же он после трех дней воскрес из мертвых, и явился многим, и указал им путь жизни… многих мертвых он призывал и будил, как будто от сна, слепым от рождения он открывал глаза, излечивал он и хромоту, правда, сам хромал… я своими глазами видел злодеяния против него, преследование и приготовления к распятию, и, увидев все это, помню, я сказал себе: одно из двух, либо он бог, либо сумасшедший, если соглашается творить над собой такое… я пригласил его в наш город… он обещал прийти и пришел… он ходил с афишкой на груди и пел плачи… никто не видел его смеющимся, но часто видели плачущим и живущим в скорби и печали… он тоже предвидел нашествие грязи… и это бедствие случилась, горы поколебались, камни расселись, в земле появились провалы… многие в ту ночь погибли, поглощенные провалами, так что даже тел их не нашли… говорят, исчез в провале и театр… там и место, этому бесовскому учреждению…
— Театр не исчез… стоит на своем месте…
— Да?.. странно, но я продолжу… настало для города время лишений и скорби, пришло возмездие… что?.. да, все там будем… нет, в рай мало кто попадет, места там мало… помню, как с плачем люди рассказывали о том, что им пришлось терпеть, показывали свои раны… говорили и о смерти примадонны, но в ад она не попала, и от рая спаслась…
— Говорят, она пользовалась покровительством мэра…
— Слухи не прибавляли к ее истории ничего ценного… они только все преувеличивали… влюбленный, мэр обещал ей скипетр и корону, но слово не сдержал… был покорен очередной страстью, хотя уже не способен был любить… и вдруг он исчез… говорили, что он скрытно переплыл пролив и высадился на побережье другой страны…
«Ну да, я помню эту историю… — подумал Марк… — И впрямь решил бежать, идиот… и не один, с некой прелестницей… лицо у нее было в оправе рыжих волос, а глаза мерцали темным блеском… он пустился в бега и в блуд… и умер, измученный напрасным вожделением…
И кому он достался?.. небу или аду?..
Оставшись в одиночестве, дева сменила облик, стала нимфой… днем она сидела на камне и чахла бедная и бледная, а ночью звала смерть, кричала: смерть, где твое жало…
Эхо повторяло ее крики, смешивая боль с блаженством…
Что это со мной?.. пишу вкось и вкривь… рука дрожит…
Опять этот странный подземный гул… ад рычит как свора собак…
Откуда этот дым и смрад?.. где-то что-то горит или тлеет…
Где бы сесть, сил нет стоять и ждать… дряхлею… загляну-ка я в беседку…
Кто эта женщина?.. лежит, простерлась… жива ли?.. или уснула навек?..
Эй, очнись!.. или ты уже на небесах?.. смерть открыла тебе дверь туда бесшумно, как всегда…
Увы, вернуть тебя оттуда я не властен… да и никто не властен, даже бог…
А она красива…
Веки у нее дрогнули… или показалась?..
Нет, не показалось… глаза она открыла… в глазах страх и боль… очнулась, но нечем мне ее ободрить… я не бог…
Напрасно я потревожил твой сон… спи…
Кого она мне напоминает?.. неужели это Рая?.. боюсь поверить… просто копия Раи…
Говорят, у нее было шесть или семь мужей, но она осталась невинной… не буду спорить, знаю, что в любовных тонкостях все женщины искушены с рожденья…
Что делает прелестница?.. спит… усыпил ее шум моря…
Веки ее дрожат, что-то ей снится… наверное, кто-то вошел в ее сон… старик или юноша?.. вошел и ужаснулся… для рассудка в снах этой женщины нет места…
Сон что-то рисует ей, какие-то картины…
Она уже не женщина, она дева… вдруг она вздрогнула, привстала, озирается, кого ищет глазами, ломает руки… смерть зовет… но зов ее тонет в гуле прибоя, исполняющего какую-то фугу… или реквием…
Дева снова опустилась на скамью, легла… лежит, ни живая, ни мертвая… однако губы ее шевелятся… что-то она шепчет, сопровождая слова вздохами… кажется, пришла в себя, привстала, ощупывает ложе…
Наверное, кто-то ласкал ее во сне, творил блаженство… ага, увидела меня, смотрит, думает, кто я, и что я пишу?..
По всей видимости, ее отвлекают картины сна…
Тонкой рукой дева тронула губы, что-то прошептала…
Опять она одна, наедине с тоской и страхами…»
Воцарилась гробовая тишина…
Марк склонился, попытался помочь женщине встать, надо сказать, неумело…
«Мне лучше в петлю, а не в объятья…» — подумала женщина, кутаясь в складки мантии…
С минуту она лежала без движения, простершись, потом все же привстала, заговорила о рукописи некой поэмы…
Мэр ее сочинил… примадонна восхваляла его опусы, хотя и с преувеличениями… ей нравилась его пылкость, правда, иногда она производила впечатление сердечного припадка… ей казалось, что он мог погибнуть от воодушевления и страстности…
В поэме мэр объяснялся в любви к женщине, которую обвиняли в убийстве мужа, он был старше ее почти на 30 лет… в воображении она пыталась отрубить ему голову, но бесы окружали голову старика ложными головами, чтобы она ошиблась…
Говорят, для написания этой поэмы мэр завербовал Бенедикта…
Бенедикт был человеком кротким и согласился… мэр запер его в замке с примадонной…
Любовь к примадонне лишила Бенедикта разума… такое бывает с людьми, когда они занимаются писательством…
Писал он довольно долго… поэма удалась… примадонна одобрила ее… мэр просиял и раскраснелся от радости… и обещал продолжение, которое касалось рождения ребенка, мимолетно посетившего здешний мир… имя для бога он получил уже после смерти…
Свое авторство Бенедикт утаил из скромности, хотя имел воинственный характер и известную отвагу…
Мэр отблагодарил Бенедикта нечаянными радостями и предвкушением многих других перемен к лучшему… он предложил Бенедикту свое покровительство, отчасти, чтобы унизить его…
* * *
Смеркалось…
У афишной тумбы девочка 13 лет играла на скрипке… фальшивила…
Порыв ветра, протяжно взвыв, растрепал ее волосы, взметнул платье, как крылья, готовившие взмах… они приказа ждали, не дождались и опали…
Ветер смолк, затих…
Капля дождя упала на лицо Марка… отрезвила…
Марк и женщина в мантии глянули друг на друга…
— Что вы сказали?..
— Не помню что… спросил что-то наугад… простите, позвольте вам помочь… нет, не словами… слова бессильны, блеклы, нищи… дайте мне вашу руку, я сосчитаю пульс…
— Вы доктор?..
— Где вы живете?..
— А вы?..
— Пульс у вас ужасный…
— Ах, оставьте…
— О да, разумно… как же я посмею вам перечить… однако я могу помочь вам встать, подставив шею… вы так нежны, изящны…
— А вы такой тощий… и хромаете… я сама… для вас я непосильный груз…
— О нет…
— О да… что с вами?..
— Не знаю… слабость, головокруженье… пожалуй, я прилягу… я вижу, вас объяла жуть… не пугайтесь, такое со мной иногда случается и ваша помощь мне не повредит… разбудите меня, если я вдруг засну… ночью я не сплю, а днем проваливаюсь в дремоту, как в яму… книгу положите рядом со мной… вы смеетесь?.. что вас рассмешило?.. мое предложение?.. хотите стать моей женой?.. впрочем, нет, не надо… начнутся пересуды, а мне лучше оставаться в тени… я все еще под следствием…
— Вы больны… вас всего трясет…
— Это озноб… пройдет…
«Кто он?.. кто мне его послал?.. похож на Бенедикта… или это только образ, тень его?.. бог мне его послал, сущий везде… плотью облек его невидимую жизнь… сердце трепещет, колотится, но я креплюсь… зубы стиснула, своей тоски, унынья не выдаю…
Опять этот хриплый подземный гул, похож на лай своры собак… и дождь заморосил…
— Вы кто?.. — спросил Марк…
— А вы кто?..
— Я никто… одно время пела в хоре…
«Жив ли Бенедикт?.. он пытался стать богом, лучше бы оставался простым смертным человеком… на небе те же беды, что и здесь…
Смутно помню, что произошло… помню жуткий скрежет… бог меня спас, сумел извлечь из зыби волн…
Помню, как тучи кружили, гремели, делались багровы…
Бенедикт ввел меня в свои чертоги под нависшей скалой…
Он говорил, я слушала, послушно, кротко… начал он от Тьмы и Хаоса… Хаос родил свет, оплодотворивший Тьму… появились отец и мать… за ними по пятам шли дети, рожденные от них один за другим…
Шли они молча…
Вдруг заговорила одна из женщин, отважилась, пожаловалась матери на отца, та ответить не могла, почему и заплакала навзрыд… с тех пор мы и плачем…
Помню, я вышла из пещеры в слезах…
Был вечер, на море царил штиль… вокруг покой и радость, но меня томила грусть… я шла вдоль берега и пела плач, когда меня окликнул морской капитан… он просил любви, а не унылых, скорбных нот…
— Что там за шум?..
— Кажется, явилась примадонна… и не одна, со свитой… толпа ее приветствует…
— Боже, это же Бенедикт… и он в ее свите… совсем старик… — сказала женщина в мантии…
Глаза женщины в мантии распахнулись широко… что-то в них мелькнуло…
Марк не успел рассмотреть, что…