— Пора мне очнуться… — пробормотал Марк и умолк, увидев перед собой город и толпу горожан, собравшихся на площади у руин театра, в ожидании конца света…

— В этом городе я жил когда-то… писал историю Бенедикта и его дяди, который предсказывал несчастья… — невнятно пробормотал Марк…

— Вы это о чем?.. — спросил старик в пальто, которое он не снимал даже в жару…

— Так… ни о чем… мысли вслух… — Марк опасливо глянул на небо, потом на море… — Мне кажется, нам надо убираться отсюда… пошли…

— А в чем собственно дело?.. что будет?..

— Увидите…

— Марк стал подниматься по лестнице, услышал крик, обернулся и увидел огромную волну, которая обрушилась на скалы, затопила город и окрестности…

— Точно такая же волна утопила Бенедикта и всех его жен…

— Как это случилось?..

— Долго рассказывать…

— Вы куда-то торопитесь?..

— Нет…

— Так кто же из вас возомнил себя богом, Марк или Бенедикт?.. или вы одно лицо?

— Мы знакомы?..

— И да, и нет… — старик в пальто сел на камень… — Есть люди, которым уже дано обращаться в разные виды… исчезать и появляться на глаза… порой камнем стать или деревом… в природе нет ничего мертвого… все живет и меняется…

Марк глянул на старика и ужаснулся: лысый, глаза провалились, лицо без кровинки, губы потрескались, кожа на груди высохла, под ней все внутренности можно разглядеть… живот обвис…

Марк открыл рот, хотел что-то сказать и захлебнулся воздухом…

«Куда делся этот старик в пальто, что сидел на камне… я сам видел, что он сидел, что-то сказал, не помню, что… и исчез…

Вот и следы в рыхлом песке… следы ведут к воде и пропадают… или это мои следы?.. я что, вышел из воды?..»

Марк глянул по сторонам…

«Наверное, смерть его нашла… и за мной она скоро придет… я не бог, хотя мог быть, кем угодно… был же я Паном… и пастухи признали меня своим… в рогах была моя сила… рога пропали… нет рогов, пропала и сила… увы, остается только вздыхать…»

— Что у тебя за причина вздыхать?..

— Это ты, Бенедикт?.. — спросил Марк…

— Я, кто же еще…

— До тебя был кто-то, похожий на тебя… вопросы задавал… ты хоть иногда вспоминаешь свою жизнь?..

— Кто захочет вспоминать о своих неудачах… и все по твоей воле… ты пишешь, а я живу…

— Говорят, ты стал у бога своим человеком… не гонимым… дай я тебя обниму…

— Не подходи…

Бенедикт выставил руки перед собой, попятился, склонился, набрал горсть песка и бросил в лицо призрака, но призрак не исчез, раздвоился…

— Кто ты?.. зачем я тебе?.. — бормотал Бенедикт, бледный, дрожащий… пятясь, он отступал к воде… бросился в воду и поплыл по течению…

— У камней он обернулся, услышав женские голоса, смех…

Призрак Марка исчез, но явились жены…

Мысли Бенедикта заметались в разные стороны…

Он удержался от соблазна, плыть к женам и поплыл прочь…

«Прочь, прочь от говорящих камней…»

Бенедикт вышел из воды на берег…

Воображение примешало к истине новую ложь… ему померещилось, что жены его превратились в груду камней, потом в волчиц, и преследуют его, догоняют, тянут за одежду в яму, на дно темноты…

Уже захлебываясь водой и темнотой, Бенедикт очнулся на ложе в пещере… взглядом он поискал мальчика, не нашел, вокруг лишь пугливые тени…

Бенедикт вышел из пещеры и сел на камень, на котором обычно сидел…

Светало…

Он невольно зевнул…

Вспомнился другой сон…

Вера рожала ночью… принимала роды соседка, она же обмывала покойников…

Роды были трудные…

От боли и страха, в безумии, Вера стала звать смерть…

Родился мальчик… он заплакал, а Вера перестала стонать и быть…

Вера рано лишилась девства, она познала насилие отчима и спешила выйти замуж за Бенедикта, чтобы в законном браке родить, но, увы…

* * *

Над морем блистали молчаливые зарницы…

Из толпы беженцев вышел одноглазый старик, сел рядом с Бенедиктом, заговорил:

— Расскажи, откуда идешь и что видел, если это достойно рассказа…

Бенедикт рассказал…

— Ты меня не помнишь?..

— Нет…

— Ты жил в доме на Болотной улице… на пятом этаже…

— Жил одно время… и что?..

— А я жил этажом ниже…

— Нет, не помню…

— Куда ты идешь?..

— Идти уже нет сил… а ты куда идешь?..

— Иду в город к племянницам… у меня их две, Ада и Рая… а у тебя жена, дети есть?..

— Жен много… а детей нет…

— Ладно, я пойду… боюсь отстать…

Ушел одноглазый старик…

Бенедикт лег и задремал…

Он увидел себя на песчаном берегу у груды камней…

«Камни похожи на моих жен… такие же бездушные и холодные…»

Бенедикт холодел, постепенно превращался в камень, но веки, ресницы еще трепетали… он досматривал свою жизнь…

Появился Марк…

— Куда ты исчез?..

— Здесь я, здесь… помнишь Жанну?.. у нее был жених… ты пытался помочь ей… спасение пришло к ней от смерти… ускользнула она от тебя… ушла… а жених стал мстить…

— Он пытался убить меня… стрелял, но промахнулся… а ты все пишешь?..

— Пишу… и уже много написал…

— Я тоже писал когда-то… писал гимны ночи, украшенной фиалками и осокой, потом стал писать плачи… ненависть я обрел, не славу своими плачами… не тех отпевал…

Умолк Бенедикт… вспомнил, как танцевал в петле… бог обрезал веревку и он упал навзничь, нелепо вывернув голову…

Он умирал, колотился пятками об пол в судорогах…

Бог не стал ждать повторных судорог, спас его, сон наслал… а память об этом дне стер… и слова проклятий, которые он успел вымолвить постепенно чернеющим языком…

Дьякон разбудил Бенедикта, кадилом махая… от дыма запершило в горле, и он очнулся с содроганием…

Дыхание и душу вернул ему бог… и голос, призванный петь плачевные песнопения…

Бенедикт с трудом отогнал морок, глянул на шествие беженцев от войны…

Люди шли, поднимая пыль, и, казалось, они плыли над дорогой, в воздухе перебирая ногами…

— Ты мог бы их остановить…

— Что?.. — Бенедикт оглянулся…

«Опять этот одноглазый старик… что ему надо от меня?..»

— Молчишь…

— Я не могу их остановить, даже если бы и захотел и нашел слова…

«Кажется, отстал одноглазый старик… я не бог, могу пыль поднять или дождь вызвать, чтобы пыль прибить… вот и все, чем я владею… наполняю воздух лишь плачами и воплями… ни жен нет у меня, ни детей, никого, лишь видения… лица разные вижу… узнаю их, окликаю по имени, пытаюсь прикоснуться, обнять, простираю руки, но, увы… нет тела у видений, бескровны они…

Что мне делать?.. вернуться на остров, спрятаться в пещере и облик сменить, стать рыбой или птицей…

Устал я, довольно странствий, гонений…

Мне стыдно от слов старика в пальто… смертный позорит бога… и что?.. я должен его возненавидеть, проклятие наслать?.. или проявить сочувствие?..

— Помилосердствуй, если тебе не противна жалость…

«Кто это сказал?..»

Бенедикт увидел одноглазого старика, который лежал среди камней, сложив руки на груди…

«Он спит или уже в аду?.. будет там еще девять ночей наслаждаться сном, прежде чем бесы заберут его бездыханное тело и оживят для своих сатурналий…

И старики все еще томимы жалом желаний… псицы досаждают, вопреки всем запретам, являются, испуская притворные любовные стоны… или не притворные?.. кажется, ожил старик…»

— Как ты думаешь, куда нас денут?.. — спросил Бенедикт… — Где мы проведем 3 дня, потом 9 дней, и еще 40 дней…

— В ожидании…

— В ожидании чего?..

— Не знаю… не я бог…

— А кто ты?.. ради чего ты явился, лежишь тут?..

— Захотел тебя видеть, вот и явился… а ты изменился…

— Ты тоже…

— Я пережил нашествие грязи, войну с собаками… столкнулся с изменами, предательством… ты, что не узнаешь меня?.. помнишь портного, он еще перешил мою шинель в пальто…

— Ты полковник, которому никто не пишет… рад тебя видеть… ты всегда желанен, даже если это не ты…

Бенедикт огляделся…

«Странно… площадь у руин театра опустела… от людей остался лишь мусор…

А тучи остались… дождь собирается…

Где-то здесь должны быть руины женского монастыря…»

Бенедикт пересек трамвайные рельсы, спустился чуть ниже по улице, повернул налево, потом направо и очутился у руин женского монастыря…

Сдвинув решетку, он протиснулся в щель…

«Келья сырая и темная… гроздьями мыши летучие висят на своде…

— Меня пустишь к себе…

Марк просунулся в щель…

— Заползай…

— Верны ли слухи?..

— Что за слухи?..

— Говорят, ты на самом деле стал богом…

— Скорее призраком… тощий, рыжий и хромой на обе ноги…

— Где тебя носило?..

— Жил на острове в расселине, потом в пещере с высоким сводом… а ты?..

— Я пел плачи с хором твоих жен, потом монахинями… почему бы и тебе не примкнуть к хору…

— Я не против, только это не безопасно…

«Что это с Марком?.. взглянул с таким выражением, как будто увидел во мне не хромого бога, а беса… или испугался моей божественности?.. вряд ли…

— Что с тобой?..

— Опять эти жуткие видения…

— Что ты увидел?..

— Хор детей и примадонну…

— Проснись… ты спишь… сны творят чудовищ… здесь нет примадонны… и у нее никогда не было детей…

— Это ее приемные дети… приглядись… вон они… стоят у стены… ждут… — промолвил Марк…

— Это тени… а поют сквозняки… бесам они служат… сердце у них хитрое и лживое…

— Ну не знаю… — Марк торопливо омыл лицо рыжей водой, сочащейся из стены, пригладил волосы… мне пора… надо идти…

— Куда ты пойдешь?.. там ливень… почти потоп…

— Пойду тем же путем, каким пришел…

Марк исчез…

«Чего он испугался?.. — размышлял Бенедикт… — Что он увидел?.. моих жен?.. вряд ли… хотя, все может быть… он с такой опаской протиснулся в щель, как будто это был вход в преисподнюю, убежище бесов… или чистилище?..

Кажется, дождь перестал… и уже светает…»

Бенедикт выполз из расселины и наткнулся на Марка…

— Меня ждешь?.. — спросил Бенедикт… хочешь что-то сообщить неприятное… все пишешь…

— А ты все проповедуешь… обманываешь народ своей ложью… и скрываешься под обманными видами…

— Посмотри на себя… у тебя рога на лбу…

— Что?..

— Не что, а рога… ты кто теперь?.. говорят, раньше рога придавали величие…

Ветер снова тучи нагнал… из струн в эоловых арфах он стал извлекать печальные звуки…

Бенедикт вернулся в руины женского монастыря вместе с луной, разбудил пугливые тени…

Какое-то время он бродил по коридорам, заглядывал в кельи, пытался открыть двери, которые никуда не открывались…

Он как будто что-то искал, не нашел и вернулся в свою келью…

«И все же я чувствую запах серы… и келья стала как будто теснее и уже…

Чувствую дрожь… стены дрожат… и потолок, и пол… как бы в преисподнюю путь не открылся…

В прошлый раз из провала в земле поток грязи истек… трудно словами передать, что я видел и пережил…

Сколько лет я уже здесь чахну… страдаю, то от избытка дождей, то от излишнего солнца…

— Пора тебе стать человеком…

«Кто это сказал?.. Марк?.. сказал, рассмеялся и исчез… да и был ли он?..»

Бенедикт потер глаза, пытаясь очнуться… зевнул с криком…

Отозвалось эхо…

Бенедикт вышел наружу, ища Марка взглядом…

«Куда он делся?..»

Над городом висели дождевые тучи…

«Однако из туч ни капли не вылилось… и ручей пересох… к чему бы это?..» — подумал Бенедикт…

Ту же фразу он повторил вслух… и увидел деву в платье невесты… она стояла у пересохшего ручья… лишь фата, как обвисшие крылья, укрывали ее плечи и грудь…

— Кто ты?.. или же мой страх тебя увидел?.. — пробормотал Бенедикт, отступая вглубь руин…

Из темноты он окликнул деву по имени…

Дева испуганно обернулась, лицо ее покрылось невольным румянцем…

Послышался подземный гул, похожий на рычание своры собак…

Бенедикту почудилось, что он увидел в темноте оскаленные собачьи пасти с хлопьями пены…

Он стоял, боясь шевельнуться, ждал продолжения… не дождался… терпение иссякло и он вернулся в келью, лег на ложе…

Он лежал и размышлял:

«С тех пор как я вообразил себя богом, меня преследует этот странный гул… и дева в платье невесты… а иногда и без платья… ей надо бы быть скромнее…»

Осыпались камни… послышались шаги… шаги затихли…

Не выдержав пытки, Бенедикт выглянул из кельи и увидел деву в платье невесты у груды камней, похожих на стаю присевших волков…

«Опять она…»

Дева спустилась к воде… боязливо тронула воду ногой… вскрикнула, отступила, вскинула рыжие волосы, что прядями ниспадали на ее обнаженные плечи…

«Что еще за безумье она затеяла… и это еще не все… брань добавила… язык у нее от отца… ее можно понять… а меня?..»

Дева вошла в воду по колено, по грудь, обернулась, глянула на Бенедикта слегка косящими глазами и исчезла…

«Нет, она не исчезла… всплыла лицом вниз…

Вот и остальные жены явились… все шесть в одеждах печали… поют плач… отпевают несчастную Жанну…

Смерть она приняла от воды… испустила дыхание и губы сомкнула…

Дева лежала наполовину в воде, а жены толпились вокруг ее тала и поодаль…

Помню, одежду Жанны я искал в камнях… не нашел… своим плащом прикрыл утопленницу…

Боже, оставь мне ее живой, молю… только это…»

Ветер шевелил рыжие волосы девы, вьющиеся как у цветка гиацинта… в лицо ее заглядывал, в глаза пустые… ничего в них не осталось живого…

«Но удивительно все же… куда остальные жены исчезли?.. лишь камыш дрожит и осока…»

Бенедикт пошел по воде, остановился у рифов, у которых когда-то нимфы играли с дельфинами, постоял, скорбно склонив голову…

Согнув колени, он сел на камень…

Послышался плеск воды…

Бенедикт поднял голову и увидел в воде покрытой пеной головы жен…

«Кажется, они меня не видят… или видят?.. плавают, следят, наблюдают, щеки надувают… нет, не нимфами, лягушками они стали в этом болоте за все их преступления, совершенные во власти желаний…

Увы, как много в нас тьмы беспросветной, безумья… воображаем то, что не видим…

Я опасался снов, каких-то темных предчувствий… а явь, вот она!..

Путь одной жены закончился в пруду, затянутом ряской… другая утонула в Красном море… третья там же… всех вода забрала…

И теперь они мстят мне, поют хором… даже невинность моя их не смягчила… ведь я невинный до сих пор…

Кажется, я сейчас расплачусь… уже плачу… слезы от странных и страшных воспоминаний, которые погибнут вместе со мной…

Помню, они сговорились, донос на меня написали из мести… и написали… или Марк все это выдумал?.. он писал эту злосчастную повесть, безбожное смешав с благочестивым, а я жил по написанному…

Из всех жен, только Жанна смолчала… слов негодующих не нашла?.. сомневаюсь…

Просто умерла и по этой причине не стала соучастницей заговора…

Ночью она покинула замок примадонны, где собрались заговорщики…

В темноте она наткнулась на меня… ужас ее объял, лицо побледнело, потом заалело, когда я сжал ее в объятиях…

Она застыдилась и бежала…

— Куда ты?.. вернись… — воскликнул я ослабевшим вдруг голосом, предчувствуя несчастье, гибель…

Я услышал крик Жанны… гул осыпающих камней и плеск воды…

Я успел укрыться… камни пролетели мимо, лишь оцарапали щеку и бедро…

И снова я услышал крик Жанны… эхо его повторило…

Секретарь мэра любил Жанну, видел во мне соперника и на все был готов, даже на преступление, но в сомнении пребывал, пока писатель примадонны не надоумил его, донос на меня написать от лица жен…

Чтобы не навлекать на себя подозрение, он написал донос женской рукой, сжигаемый ревностью, молчаливой злобой…

Раньше срока погибла Жанна, сошла к теням… и с тех пор стала являться мне в видениях, когда я свою скудную старость терпел на острове в пещере с высоким сводом…

Счастье объятий мужа она так и не узнала… смерть помешала узнать…

Вынес я много всего… рассудком одолеть свою страсть я не мог, кто-то во мне препятствовал… может быть, бог, мельком виденный мной?.. впрочем, едва ли… хотя он вселил этот огонь в нас смертных, лишив бессмертия… благого в бессмертии он не увидел…

Марк все это описал… обвинил меня, но не я один ношу камни в сердце…

Стерплю обиду, признаю, что я рожден для одиночества и скитаний…

Все я бросил, и бога в погоне за призраком любви… и это правда…

Встречи с Жанной больше не буду бояться…

Я думал, потухшее пламя уже вряд ли вспыхнет…

Только подумал о ней и все лицо загорелось…

Воображение вводит в обман… не любовь это… это безумие…

Помню, я склонился над утопленницей, шепчу ей что-то… а она бледная, холодная, камню подобна в моих жадных объятьях…

Боже, как я устал от странствий, да и от своих долгих лет…

Где Марк?.. он мог бы переписать часть моих бед на кого-нибудь другого, так нет же…

Рога у луны соединились… круг завершился…

А вот и Марк!.. нет, не Марк… женщина… босая, волосы распущены… не в себе, идет неверным шагом без провожатых…

Что она здесь забыла?..

Боже, это же Ада!.. к луне простерла руки, трижды обернулась… и стала волчицей… воем огласила ущелье… эхо испуганно повторила ее вой…

Я зову бога, прошу его, чтобы он прервал сон или сделал и меня волком, но бог превратил меня в собаку… вижу, волчица оскалилась, спешит отнять у меня мою собачью жизнь… только коснулась она моего тела лапой, как я стал самим собой, седину сбросил и от хромоты избавился… расцвел весь…

Где я?.. что это за место?.. вокруг дикие камни, деревья, вырванные с корнем из почвы…

Я стою и жду…

Волчица трижды обернулась и вновь стала девой, затеяла со мной притворную ссору, оплела руками, обольстила словами…

Она дала погладить мне ее грудь, шею и ушла в темноту… возвратилась она уже девочкой 13 лет с небольшими крылышками на спине…

Мне тоже было 13 лет, может быть, чуть больше…

Смотрю я на себя, удивляюсь… вспоминаю себя, каким я был…

Сон Бенедикта прервался…

— И опять на том же месте!.. — воскликнул Бенедикт, озираясь кругом, чуть не плача…

Длилась ночь…

Келья монахини в руинах женского монастыря стала как будто теснее…

Пес Пифагор громким лаем привел Бенедикта в чувство…

«Кто там еще?.. пес Пифагор зовет, надо бы выйти, но сил нет…

А что, если это Жанна?.. все чуждо, не нужно… даже наслаждение…

Нет, это не Жанна… кто-то чужой явился… свои уже все прахом лежат и костьми, из тех, кого вспоминаю и ищу иногда, думаю, что они рядом, увы…

Опять этот зловещий подземный гул… и запах серы… что за причина?..

Пес Пифагор все лает… наверное, на беженцев… они уже и до этих мест добрались… идут, если еще в силах идти… или лежат, греются на песке… дети похожи на ящериц…

Жизнь они давно разлюбили… ждут смерти… страшной и ненавистной она им уже не кажется… некоторые даже торопят ее и умирают без обычных погребальных торжеств и скорбных слез и плачей…»

Послышался странный шум, шуршание…

«Что это?.. или мне привиделось?..»

Увидев длинный строй желтых муравьев, покидающих келью, Бенедикт содрогнулся, вскочил на ноги…

«Жуть… это знак мне… пора убираться отсюда…»

Бенедикт вышел из руин…

Донеслись голоса, смех…

Чуть поодаль он увидел шествие женщин и мужчин…

«Может быть, и мне присоединиться к ним… наверное, набирают ополчение против нашествия собак…

Не так уж я и стар… возраст и внешность мне Ада подправила… или, мне кажется?.. нет, не кажется… я чувствую себя моложе…

Ада колдунья… вернула мне меня…

Она была всегда такой грустной и красивой…

Мои поползновения она отвергла… и пса Пифагора не признала… да и он не рад был ее видеть…

Кстати, где Пифагор?.. исчез из глаз… остались лишь следы на песке…

Или он еще не родился?.. и жены еще не родились… я их только называю их женами, но они не жены мне… я их воображаю женами…»

Бенедикт сел на камень, потом лег и заснул…

Длилась ночь…

* * *

Уже утро, исполненное благоуханья…

Бенедикт выполз из руин…

«Шествие продолжается… беженцы идут и днем, и ночью…»

В толпе беженцев Бенедикт увидел рыжеволосую деву в платье невесты…

«Она так похожа на Жанну, не дождавшуюся брачной ночи… нет, она не привиделась мне… которую уже ночь она является… искушает…»

Дева шла и как будто танцевала, встряхивала глухо звенящими запястьями, в которых при движении мерцали цветные камни…

«Камни в мужчинах любовную страсть вызывают, влекут… еще и веточку мирта она вплела в волосы…»

Бенедикт отвел взгляд, но жало желания вонзилось в него… взор его воспламенился…

«Зачем она здесь?.. с какой целью она явилась?..

Вот, я приблизился к ней… и что?.. жизнь угасает, когда нет любви?.. вовсе нет, даже напротив…»

Послышался подземный гул, напоминающий рычание своры собак…

Стены кельи обступили, и свод сомкнулся… воздвигся брачный покой и ложе, усыпанное опавшими листьями, на котором Бенедикт и дева в платье невесты сплелись в тесном объятии, будто бы соединились в одно существо…

Очнулся Бенедикт и не увидел ни свода округлого, ни ложа, ни девы… он лежал на камне и обнимал камень, нагретый солнцем…

Вокруг цвели заросли татарской жимолости…

«Будто пылают…»

Бенедикт затряс головой, вздыбил волосы… напугал пса Пифагора…

Пес зарычал…

— Успокойся…

Наползли тучи… начался дождь…

Бенедикт вернулся в келью к призракам, населявшим ее…

Мрачным диким взглядом он уперся в стену и завыл…

Бенедикт уже шел в толпе беженцев от войны…

Никто даже близко подойти к Бенедикту не посмел, опасаясь, что одержимый набросится на них, роняя хлопья пены с губ… явный признак безумия…

В мыслях Бенедикта не было строя или порядка… надежду на обычную жизнь он уже похоронил…

«Они люди, а кто я?..»

Ночью Бенедикт принял облик собаки… и не одной, целой своры собак… устроил представление…

Были и зрители… кровопролитье их веселило…

Все смешалось в битве собак… кто пал среди камней, кто на песке простерся у воды, хрипло дыша…

Прилив всех забрал…

Никто не смог спастись…

Смерть ждала и Бенедикта, если бы он не очнулся…

Он лежал все на том же камне, уже остывшем…

Было темно как ночью… все небо заняли тучи…

Бенедикт пытался вспомнить, что видел во сне…

«Нет, все описать невозможно… было нашествие грязи, потом война с собаками, в которой я был псом… или псицей?.. или тем и другим… потом я стал Марком… я был Бенедиктом и Марком… ну не безумен ли я?.. живу воображением…»

Бенедикт шел и размышлял, подгоняемый страхом… уже он бежал… спасался от своры собак, несся, не разбирая дороги, скачками с камня на камень в облике то пса Пифагора, то мальчика 13 лет… иногда он принимал облик старика, каким и был…

В облике старика он часто падал лицом в грязь, несчастный, лежал и не поднимался… лишь услышав лай приближающейся своры, он с трудом вставал, но не для сражения…

Он пятился, отступал, озираясь и глядя в темноту по сторонам…

Стыдясь своей слабости, он протиснулся в темную расселину…

«Кажется, отстали… или нет?..»

Какое-то время собаки толпились у входа в расселину… ушли…

Бенедикт лежал и вздыхал… он боялся не смерти, он боялся остаться без могилы, непогребенным…

Сонливость одолела старика… он задремал… во сне он был мальчиком 13 лет… юный телом, с лицом и мыслями старика…

Он блуждал среди скал с луной и тенями, как бывало и прежде…

Луна сводила его с ума…

Тень Бенедикта остановилась у края пропасти…

Его губы что-то шептали…это был скорбный плач…

В плаче он описывал богу свои страдания, стыдясь и смущаясь…

* * *

Осыпались камни…

— Кто здесь?.. — Бенедикт привстал… — А, это ты… где ты пропадал?..

— Ты один?.. — спросил Марк…

— Один… хотя, мне кажется, что я не один… я полон сомнений и опасений… — бормотал Бенедикт, вглядываясь в темноту…

— Кто они?..

— Жены… как ты думаешь, любовь это дар бога или наказание?..

— Бог играет с нами…

— Ты думаешь, что это игра?..

— Что же еще?..

— Это жизнь…

Удар грома потряс небо… дождь усилился…

Бенедикт увидел чертоги бога и бога…

Бог встретил его улыбкой… тут же, радуясь, заключил в объятия, приподнял, посадил на колени, поцеловал его лоб, глаза…

— Ах, дитя, ты забыл бога…

— О чем ты?..

Марк потряс головой… он не мог предложить Бенедикту ничего, кроме сочувствия… неожиданно и страстно он обнял Бенедикта…

— Что это с тобой?.. — Бенедикт отстранился и взглянул на Марка с изумлением… — Ладно, я тоже тебя обниму… где ты?.. куда ты опять пропал?..

— Я здесь…

— А, вижу…

Обнимая Марка, Бенедикт увидел в темноте девочку 13 лет со скрипкой…

— Любуешься… у нее хорошенькое личико, грациозная походка, приятный голос…

— Не могу с тобой не согласиться… она само очарование…

— Мне кажется, ты слишком много желаешь и сам себе вредишь… — Марк отошел в тень…

— Опять ты исчез… а кто будет исправлять твои запутанные дела с примадонной…

— Ты это о чем?..

— Ты обещал помочь ей с театром и долгами…

— А что мэр?..

— Мэр не станет ей помогать… люди говорят, мэр исчез…

— Хочешь сказать, что не стоит возлагать на него никаких надежд?.. мне кажется, его секретарь влюблен в нее, и незаметно, но настойчиво вредит ей…

— Зачем?..

— Она великая, а кто он?..

— С его помощью можно было бы избавиться от цензуры… чем здесь пахнет?..

— Не знаю… но не амброзией…

— Однако, вид красивый… не хватает бога и змея… а эта девочка со скрипкой выглядит так чудно… струны подрагивают и откликаются на каждое ее движение… что ты все пишешь, пишешь… думаешь, к твоим познаниям будут относиться с должным доверием?.. вижу, тебе хочется возразить…

Марк промолчал…

— Что ты все пишешь?..

— Не пишу, а читаю… пытаюсь прочитать замогильные записки твоего дяди… бумага выгорела, чернила выцвели… не хочу строить догадки, это все равно, что лгать… а ты все думаешь… и о чем?..

— Так… ни о чем… размышляю о всяком…

— Например…

— Об адских муках…

— Где же счастье?..

— Счастье не награда…

— Ну да… это последний довод самоубийцы, познавшего истину жизни…

— Ты познал ее?..

— Не важно, что я познал…

Воцарилась тишина, которую нарушало лишь хриплое карканье ворон….

Бенедикт очутился в аду и увидел жен живыми, лишившимися рассудка… они танцевали и пели… ад казался им раем…

Бесы были тронуты молодостью, красотой дев… они стали предметом их нежной заботы…

«Там ни сила, ни спесь решают…» — размышлял Бенедикт, блуждая по извилистым коридорам и лестницам замка примадонны…

Его вводили в заблуждения видения и ложные чувства…

«Кто посылает мне эти видения?.. бог?.. сомневаюсь… да и зачем мне подобное видеть?.. а мальчиком я был красив… и бог меня любил…

Увы, недолгим было видение… ночь поспешила уйти… и она увела мальчика…

Видит ли Марк все это?.. видит и пишет рукой дрожащей… и меня проклинает… прервался… снова начал писать… смял лист бумаги… чернила расползлись от слез…

Он надеялся на счастье с Адой… увы, вода ее забрала… и могилы не оставила…

Сердце и у меня ноет…

Боже, я прошу, умоляю, избавь меня от этих мыслей…

Я готов поверить, что еще можно что-то стереть, исправить, дописать… я согласен на все… и страх меня не удержит… дай мне другое лицо, имя, сжалься… всего несколько строчек, и я буду свободен… верни мне чувства, не безумие…

Листок с признанием в любви, залитый слезами, Марк смял и бросил…

Бенедикт подобрал…

В растекшихся чернилах он увидел профиль Ады… против желания он обвил ее шею…

Губами он искал ее губы…

«Ада умерла… не спасла Аду любовь Марка… он сам с ума сошел и меня разума лишил…

Я возомнил себя богом… но я устал быть богом… вернусь в руины монастыря или на остров…»

Подумал так Бенедикт и наткнулся на вдову с грудью набухшей, молоко капало, лилось…

«Видно мать детей… она родила, а грязь забрала их, или собаки…»

Вдова была не одна… нашлась среди них старуха, бывалая, стала говорить…

Вот что она сказала:

«Давайте спрячемся в руинах монастыря, станем монашками, богу угодим…»

Конечно, не все согласились…

Гул подземный всех напугал… задвигались руины…

Женщины бежали, едва спаслись… и все же не все живые… у кого рваная рана на ноге или на голове, у некоторых вспорот живот… лежат в камнях, украшенные венками из фиалок и осоки или листьями мирта и тиса…

Вдова превратилась в камень, но стоили ей грудь поскрести пальцем, как оттуда молоко хлынуло струей…

Кто-то из женщин увидел меня, припавшего губами к ее груди… она закричала, замахала руками и мне пришлось бежать… они за мной, ловят руками, но хватают воздух, не меня…

Едва я спасся… если бы попался им в руки, насилия бы мне не избежать и невинности бы я лишился… они могли и разорвать меня на части, слишком много было их… все рыжие, глаза огнем горели, но огонь не жег…

Помню, я бежал, летел, легче птицы… в скалах нашел убежище…

Не могли они на бога руку поднять… обезумели, глумились… и я с ними разум потерял… тут явно заговор, кто-то их натравил… не Марк же?.. что если он хотел убедиться, бог лия?.. и что он увидел?.. мой позор…

Сколько еще я буду здесь сидеть?.. ведь выследят, найдут… лай слышу… пес Пифагор подскажет, где меня искать…

Что ж, надо идти, не прыть показывать, а волю, разум бога…

— Ты как всегда прав…

— Марк?.. а ты здесь откуда?.. не ты ли дев натравил?.. или они обознались, приняли меня не за того, кто был им нужен…

— Ты не вовремя явился… они обознались… им нужен был секретарь мэра… я смотрю, видеть ты дев расхотел, да и наряд у тебя не бога… возьми мой плащ, надень украшенье, венок из фиалок с осокой…

— Нет, я буду похож на женщину… лучше пусть они меня разорвут… сходи, разведай, может быть, они убрались куда подальше…

— Разведка необходима, но как мне выйти незаметно…

— Не знаю… с мыслями никак не соберусь… кто на них безумие наслал?..

— Я думал, пусть они с секретарем сойдутся, безумные с безумным… за его угрозы… он не только мне грозил, но и тебе… и примадонне… ну, я пойду, тебя им покажу, не беглеца, а бога, сурового для гордых, и доброго для кротких…

Марк ушел… не долго он пропадал, вернулся в лохмотьях…

— С секретарем они покончили довольно быстро, пытались добраться и до меня… пришлось бежать… пес Пифагор отвлек их… а вот и он… из их облавы вырвался, но хвост почти потерял, и уши в крови… дерзких он покарал и, кажется, счастлив, улыбается… и на пса божья милость снизошла…

— Я в восторге…

— А был несчастлив…

— Что дальше?..

— Поглядим… смотри, кто-то чужой, увязался за псом, крадется, сука, влюбилась в пса Пифагора и ничего ей не страшно, накинь ей петлю на шею, стерпит… взглядами они зовут друг друга, оставим их…

* * *

Бенедикт сел, потом лег, запустив пальцы в рыхлый песок…

«Вся моя жизнь была сном… Марк пытался сделать ее явью, увы, ничего не вышло…

Помню, как Вера объявила, что она беременна… я поверил… дал мальчику имя…

Боже, как холодно… в листья зароюсь… костер лишь дымом едким чадит, никак разгореться не может…

Что это?.. кто-то идет по аллее… шаги двоятся… Вера или ее мальчик… и уже недалеко… мальчик отца увидеть хочет, но я не отец ему…

Шаги затихли…

Вера вернулась в преисподнюю… или обратилась в камень среди камней… а мальчик лежит рядом со мной на камне, распростерся, созерцает созвездия… женской любви он избегает… как и я с некоторых пор…»

Пес Пифагор заскулил…

Бенедикт глянул на пса, лежащего у смоковницы…

«И псу снится что-то печальное… все скулит… а теперь дрожит всем телом… наверное, вспоминает, как сука превратилась в волчицу…

Во что бы мне превратиться, чтобы не быть самим собой?..

Иногда я становлюсь иным… помню, как-то я превратился в Марка…

Смутное было время… я переживал смерть Веры, чувствовал себя виноватым…

Однако в чем была моя вина?..

Или я тоже должен был жизни лишиться вместе с ней?..

Позора нет в том, что я жив… бог меня спас… ему и служу, не людям, и не городу… город покарал меня изгнанием, ссылкой, все равно, что смертью…

Говорили, что я стыд потерял… что я многоженец… а я камень подкладываю вместо жены или полено какое… и обнимал полено словно женщину, совсем как живую…

И я чувствовал ответные ласки…

Есть ли в этом преступление?.. нет… однако меня обвинили…

Но зачем я опять возвращаюсь к тому же?..

Любовь сделала меня преступником, скитальцем… а жены стали моим проклятием…

Я устал скитаться… пора мне остановиться… думаю, этого хочет и Марк… если только и им безумие не овладело…

Опять я слышу шаги…»

Бенедикт смотрел в темноту и ждал…

Первой появилась Ада, потом Рая, за ней Вера, Галя, Дора и Жанна в платье невесты…

Надежда не пришла…

Бенедикт обнял жен… ему показалось, что жены были рады его видеть…

Он обратился к ним с просьбой снять с него проклятие…

Они колебались туда и сюда…

Он отошел в сторону, стоял молча, потупив взгляд, ждал…

Жанна что-то сказала вслух, подняв голову, смолкла… лицо ее залили внезапные слезы… застыдившись, она укрыла лицо ладонями…

* * *

«Ни дуновенья ветра, охватило все безмолвие… и прибой умолк, и чайки, его солисты, но меня эта странная тишина только насторожила… я шел и озирался…

Вдруг кто-то окликнул меня по имени, и рассмеялся…

Я бежать, крылья прицепил к ногам… преследователи за мной, бегут и лают… кто-то из них забрался на скалу и оттуда стали забрасывать меня камнями и грязью… я защищался ветками, сколько мог…

В мишень они ни разу точно не попали…

Я вброд пересек ручей и скрылся в пещере…

Они не осмелились войти, костер разожгли у входа, решили выкурить меня огнем и дымом, не знали, что в высоком своде есть окно…

Пес Пифагор бросался на врагов, лаял, выл, сверкал глазами, как волк… безумие на него нашло…

Тут дождь собрался, небо загромыхало, камнепад начался…

Преследователи отошли подальше от скалы… смотрю, у входа никого… и пес Пифагор в себя пришел, хвост поджал, что-то унюхал в камнях…

Что там?.. детеныш, год или два ему, рыжий, цветущий, волосы как нимб над ним, лицо обрамляют…

Не от зверя же он какого?.. ясное дело, от женщины, но как он здесь очутился?.. сам заполз?.. вряд ли, кто-то подбросил…

«Пифагор, как думаешь?.. достанут?.. вон, столпились, стоят, ждут, оружием обвесились… зрелище… что ты говоришь?.. где им!.. с безумным Бенедиктом бороться может только бог… безумные ни счастья, ни горя не знают…

Но, кажется, в себя я прихожу… сердце не на месте… ребенок растревожил старика, смутил…

Смотри, как небо изменилось, стало черней гагата… а преследователи приняли вид змеиный… сплетаются, ползут…

Мой дядя предвещал все это мне на острове блаженных…

Я виноват, боже, сжалься…

Нет, слишком поздно… все кончено…

Мрак все гуще, уже ощутим на ощупь… пора нам переселяться Пифагор…

Помни, смерти нет…

* * *

Длилась ночь без звезд, божьих огней… сбежала с неба и луна, испуганная предчувствиями…

Бенедикт шел, спотыкаясь, падая, тупо повторяя: «Я невиновен…»

Он шел, и беспросветная тьма отступала… уже не надо было опасливо ощупывать ее рукой, ища проход…

Бенедикт остановился, сел на камень, потом лег…

«Как я устал… и к кому обратиться за словами сочувствия?.. к Марку?.. или к богу?.. и о чем мне его молить?.. и что он скажет?.. что я заслужил эту жизнь?..»

Бенедикт погрузился в сон, который заставил его жить с женами в облике пса Пифагора…

С женами он был повсюду, где они, там и он…

То они блуждали тенями среди скал, то играли с дельфинами у рифов…

Бенедикт был храбрым, но не дерзким…

Устав от непривычной жизни, Бенедикт очнулся…

Тени жен ушли, но Жанна осталась… и не тенью…

Бенедикт постелил ей ложе на песке и всем телом прижался к ней… он шептал ей что-то на ухо, мешая слова с поцелуями…

Побежденная желанием, она отдалась страсти, издавала стоны страсти… ветер уносил ее стоны в ущелья, но эхо возвращало…

Доступны чувства и скалам…

Деревья листву еще не потеряли, шептались между собой, протягивали к безумному Бенедикту дрожащие ветви, словно руки… что-то шептали, и тоже стенали…

Лай и рычание пса Пифагора привели Бенедикта в чувство, еще плененного нежностью и ласками Жанны…

Он огляделся…

Место глухое, поодаль что-то вроде пещеры… на стенах потеки, напоминающие изображения танцующих нимф…

Уже утро…

Бенедикт пытался вспомнить, что он шептал Жанне и как очутился среди скал…

Увидев следы на песке, он понял, что Жанна бежала от него…

Он не стал ее преследовать, отложил, мол, ночью сама придет…

Ночью к Бенедикту никто не пришел…

Бенедикт преследовали кошмары… он стал Марком, нашел книгу, которую он называл евангелием, и в которой описывал жизнь бога…

Бенедикт поджег ее…

Обуглившиеся листки с обрывками фраз кружили над ним… он пытался поймать листки, но они рассыпались в пепел, разговаривали, превращались в беснующую толпу гетер, одалисок, менад…

Вдруг появилась Жанна в платье невесты, босиком…

— Уходи… уйди… нет, останься… — бормотал Марк глухим шепотом, но из толпы теней уже тянулись к деве чьи-то руки…

Бенедикт увидел Марка и Жанну… Марк воспылал страстью к Жанне, пытался силой овладеть ею, дать ей блаженство любви, не дожидаясь ночи, но, увы, силы оставили его…

«Что было потом?.. Жанну ждала слава… она блистала на сцене… слава ее и сгубила… она потеряла голос, бежала от всех, смерти искала и нашла, но бога тронули ее плачи… он увидел ее среди скал, ее лицо в луже застоявшейся воды рядом с лицом луны, снизошел, обласкал…»

Бенедикт закрыл глаза…

Очнулся он от холода, смущенный и встревоженный видением…

«До костей промерз… чуть не околел… пес меня спас, согрел…»

Увидев Жанну, он хотел что-то сказать, но губы слиплись…

Вместо слов только всхлипы услышала Жанна…

Издали Жанна казалась моложе…

Не без боязни Бенедикт приблизился…

— Прости… — промолвил он и упал у ее ног, попытался удержать ее, но обнял воздух…

Жанна удалялась, не оставляя следов в рыхлом песке… уже она шла по воде, остановилась у рифов, оглянулась…

Удручающее зрелище… останки барки напоминали скелет морского чудовища, вокруг барки тела утопленников… среди утопленников он увидел вдову с ребенком… море вернуло их Бенедикту…

Жанна уже далеко… лица не различить…

«Да и Жанна ли это?..»

Бенедикт вернулся в пещеру, прилег на ложе…

Все вокруг говорило об утраченном счастье…

Бенедикт запел что-то печальное, скорбное…

Слова плача помешала расслышать налетевшая буря… все смешалось: вой ветра, рокот прибоя, крики чаек…

Волны шли на скалы одна за другой… они крутили водовороты уже у входа в пещеру… угрожали…

«Куда бежать?.. надо подняться выше… выше только бог…»

Небо ослепило молнией, оглушило грохотом… оно опускалось все ниже и ниже, стало белой от пены водой…

Так же внезапно все стихло, лишь молчаливые зарницы вспыхивали над зыбью…

Бенедикт расплакался, тупо повторяя одну и ту же фразу из плача: «Я не виновен…»

Успокоившись, Бенедикт вышел наружу из пещеры… он стоял, воздев руки к невидимому богу, вспоминал жен, но на устах была лишь Жанна… ее одну он желал и не желал видеть…

«Все мои жены в бездне зыбей погибель нашли… к ним уже тщетно взывать, увы… море выбросило их мертвых на песок, лежат грудой немых камней в отдалении…

Кто посылает мне эти видения?.. бог или Марк?..» — размышлял Бенедикт, вглядываясь в смутные сумерки утра…

— Марк… из ревности… — сказала рыжеволосая дева…

Бенедикт встряхнулся от сна, спросил:

— Кто ты?.. и зачем ты здесь?.. кто тебя послал?.. тебя нет… ты лишь воздух, видение, подражающее живой Жанне обликом… впрочем, и я лишь чья-то копия… обессилен я старостью… старость изменила меня, одела в одежды печали, не узнать во мне мальчика на коленях бога… не жених я твой, а призрак, застигнутый бурей в этой пещере Пана или Платона… Марк завел меня в это логово или лоно, и бросил… он писатель, ему верить нельзя… впрочем, мне тоже… постой, куда же ты?.. отправимся вместе… или ты видом моим смущена?.. стоишь, озираешься, плачешь… нет у меня слов утешения, сам их жду, протягиваю к небу дрожащие руки, пою скорбные песнопения, плачи… ты, мертвая, пытаешься спастись, я же хочу умереть… натерпелся… застрял где-то посередине… смерти нет до меня дела…

Бенедикт умолк, задумался…

«Ночи и дню открыта эта пещера… три входа у пещеры, не знаю, сколько у нее выходов, и есть ли они…

Сквозняки гудят, разносят слова плача…

Слышу ропот прибоя, крики чаек… еще и воображение прибавляет что-то от себя, дергает струны эоловых арф, развешанных в ущельях…»

Осыпались камни… послышался странный подземный гул…

Птицы смолкли…

Подземный гул повторился… он напоминал рычание своры собак…

Пес Пифагор попятился, в щель заполз, скуля… затаился…

* * *

День погас…

Воцарилась ночь…

Сон обнял Бенедикта… во сне он был женщиной со всеми повадками женского пола… обладал он и красотой и прочими достоинствами, но впрок они ему не пошли…

Умер он старой девой… и очнулся…

Светало…

Пес Пифагор исчез…

Бенедикт ощупал себя…

«Кажется, все на месте, лишь голос не мой… чужой… слишком низкий…»

Бенедикт рассмеялся, вспомнил, как Марк приставал к нему, увидев в нем красоту Ады, но узнав, попятился, упал, лоб разбил о камень… упала и книга его, рассыпалась… листки взмыли в воздух, стали стаей птиц…

Марк ушел с рогами…

Бенедикт рассмеялся и разрыдался, не сдержал слез…

* * *

Бенедикт очнулся на площади у руин театра в толпе горожан, ожидающих конца света…

Горожане обменивались мнениями:

— И кому это пойдет на пользу?..

— А кому навредит?..

— Вы пожертвовали бы своим счастьем?..

— Не знаю… наверное… а вы?..

— Можно ли жертвовать тем, чего нет… но, во всяком случае, мужество и решительность для этого необходимы… суть качества, которые у нас либо есть, либо нет…

— И Кириллов сделал это ясно и недвусмысленно без сомнений и недомолвок…

— И пострадал?..

— Да…

— Насколько серьезно…

— Добился беззастенчивого замалчивания и поношения… вынужден был бежать на острова, их еще называют блуждающими, где писал плачи, и размышлял о своем незавидном положении, пока не переселился в замок примадонны… ее угнетало проклятое одиночество… ей не хватало общения с художниками, актерами… с ней был только молчаливый инвалид, привратник… да, тот самый, что обнаружил ее исчезновение и сообщил властям…

— О примадонне можно уже не вспоминать…

— Это почему же?..

— Я думаю, об этом вам лучше не знать…

— Однако!.. что вы имеете в виду?..

— Ее театр и долги… из-за театра она вынуждена была делать долги…

— Вы полагаете, что она бежала из-за театра и долгов?..

— Она не бежала… она уехала на воды… мне удалось ее уговорить… к тому же это полезно и крайне необходимо в ее возрасте… и она не одна уехала, с мужем и приемными детьми… куда вы?.. неужели вы хотите лишить меня удовольствия общения с вами?..

— Мне нет до вас никакого дела… все это театральные слухи…

— Вы так раздражены…

— Она открыла свой театр?.. вот так новость!.. я и впрямь не знал…

— Давайте лучше оставим этот разговор…

— Так она на водах или в ссылке?..

— Говорят, она тайно вернулась в город… всего лишь на два дня, чтобы спасти театр и имущество… из того, что еще можно спасти… на ее имущество наложен арест…

Бенедикт не дослушал, ушел… повернув налево, потом направо, он наткнулся на беседку, лег на опавшую листву и заснул…

Сон вернул Бенедикта в прошлое…

Он очнулся, еще пьяный желанием… безумный взор его блуждал в надежде на близость и счастье с девой в платье невесты…

Дева сберегла свое девство, отступила в темноту и рассмеялась тихо и печально…

Темнота приняла деву в свое лоно из сострадания, укрыла беглянку, не узнавшую блаженства любви и ужаса родов…

«Так ты к ней идешь в толпе беженцев, спотыкаясь, по сторонам озираясь… деву в платье невесты пытаешься увидеть, в мыслях царящую… из-за нее ты и бога оставил… пылаешь, словно огнем охвачен… как купина неопалимая…»

Бенедикт остановился, увидев себя стариком на песчаном берегу в толпе нимф нагих, которые плескались у рифов, играли с дельфинами… и уже он мальчик… он сидел у бога на коленях…

— Преврати меня в рыбу… — заговорил Бенедикт, обращаясь к богу…

— В тебе страсть говорит, не ты…

— А кто эту страсть вселил в меня?.. не ты ли сказал: плодитесь и размножайтесь… не ты ли устроил грехопадение, нашептал Еве слова, явившись ей в облике змея… ты смутил ее мысли и чувства, и она отдалась Адаму… ты окутал их мраком, в котором они совершали бессмысленные движения, как в пляске неостановимой… ты смотрел на них, пока они не уснули, обнявшись, но и во сне страсть не оставляла их, жалила жалом желаний… сам ты не мог насладиться лоном невесты, подослал меня… бессонницей меня мучил, так что я понапрасну в стонах изливался, с ума сходил… ты страстью меня ослепил, принудил меня ослепленного с девой соединиться, не знающего томлений любви… и ты ее не знал, ты бог-созерцатель… в воображении ты все можешь… и землю колеблешь, и море… до неба добрался, звезды гонишь в черную дыру…

— Продолжай, что же ты умолк…

— Прости, боже, хромого старика, возомнившего себя богом… с мольбой к тебе обращаюсь… предстань с утешным словом, облик мой измени… к браку я не враждебен, как и ты, и детей желаю, но их нет… жен много, а детей нет… скоро погибну, так и не изведав наслаждения страсти… я холодный, как лед, я лишь притворяюсь пылающим пламенем…. все мои жены остались нетронутыми… нет, я желал их, но…

— Увы, не я отец этой страсти, да и не я отец этого мира…

— А кто же?..

— Отец где-то там, в небе небес…

Так молвил бог, утешая безутешного старика…

Бенедикт из любопытства спросил:

— Расскажи, что ты знаешь о боге и небе небес, все по порядку…

Рассказ бога был вдохновенный и чудный…

Бенедикт слушал бога и размышлял… он не заметил, как сон обнял его…

* * *

Встав с ложа, Бенедикт увидел Жанну… нагая она плыла к рифам, у которых беззаботно плескались дельфины, как дети, играли с луной…

В радости и изумлении Бенедикт следил за девой и дельфинами…

Жанна вышла на берег… тело ее серебрилось, мерцало, чуть розовело…

«Она так похожа на Аду, мою первую жену…» — подумал Бенедикт…

Всю ночь прибой пел любовные гимны…

Стала чревата дева… и в ту же ночь разрешилась младенцем…

Бенедикт признал сына, тот час же омыл малютку и в пеленки укутал…

Было холодно…

Луна разлила сияние над малышом, она мерцала в его широко раскрытых глазах…

Ветер качал колыбельку, вздымал ее осторожно и нежно…

Ветер усилился… он подбросил малыша, подхватил его на лету, снова подбросил…

Младенец упал в воду, скрылся, вынырнул, смеясь, фыркая…

Мальчик быстро рос…

Старик забавлялся с мальчиком, любил и жалел его…

В три года мальчик уже сочинял плачи и гимны…

Словом владел он, как и его воспитатель…

«Однако, кто его отец?»

— Берегись мыслей об отце малыша… извилисты и ненадежны они… и вечной тьмы не касайся… подальше держись от нее… она завораживает… не любопытствуй все познать… и сразу…

Бенедикт умолк, почувствовал слабость, колени его подогнулись, но он овладел собой, очнулся, глянул по сторонам…

Не было рядом с Бенедиктом ни Марка, ни Жанны, ни сына…

Старик лежал на ложе и вздыхал…

В проеме окна он увидел город, разграбленный нашествием грязи и собаками, в войне с которыми Марк пророчил победу собакам и подвергся гонениям, лишивших его сил и разум затмивших…

Бенедикт запел плач, воздев руки…

Плач был скорбный, унылый, похожий на причитания…

Бенедикт оплакивал свою участь…

Вместе с Бенедиктом пели и беженцы от войны, пел прибой, пели птицы, кружившие над спящими, пели обитатели желтого дома, пьяные безумием, пели небожители, населившие небо и окрестности за время войны, пело и эхо, развесившее свои арфы в скалах, переулках и тупиках города…

Бог созерцал происходящее…

Город виделся ему островом на воде…

Возможно ли такое?.. почему бы и нет?..

Город был и морской, и сухопутный, окруженный ожерельем рифов в кружевах пены, как в платье невесты…

Бог любовался городом, как своим сыном и как невестой…

Иногда он восклицал слова, полные тайного смысла…

* * *

Вокруг царила ночь…

Бенедикт рождался и умирал, меняя старость на молодость…

Кем он только не был… был он и богом, и любовником своих жен, лишь девы в платье невесты он не трогал…

Он воздвиг для нее город на небе и его отражение посреди моря, которое ветер двигал туда и сюда по воде…

Бенедикт спал и очнулся… в ушах еще жил отзвук слов бога о Жанне… и виделось лицо ее, дошедшее к нему в смутном видении…

Бенедикт молча лежал на ложе в пещере с высоким сводом, потом встал и направился к выходу…

Внизу глухо пел прибой…

Бенедикт видел небо, море, и остров, похожий на город посреди вод…

В море плавали и другие острова… волны качали их как в колыбели… и разбивались в брызги об иссеченные шрамами скалы…

Не было на этих островах человека, бросающего семена за спину… сама природа порождала все без мук и трудов…

От слияния пламени, воздуха и влаги родились животные, населившие скалы, разумные сами собой…

Потом появились птицы и люди…

Люди вовсе не походили на змея-прародителя, тело которого сверху имело вполне человеческий облик, а ниже пояса гибко переходило в хвост… нет, они были похожи на бога в облике человека, с венком из фиалок и осоки…

Мужчина и женщина вышли из воды и разошлись, оставляя на песке следы ног, чтобы осмотреть остров со всех сторон…

На женщине было платье невесты…

Ночью женщина забеременела и утром родила близнецов, мальчика и девочку…

Без посторонней помощи мальчик нашел дорогу из лона и приник к груди матери, зачавшей без мужа, стал сжимать губами сосок, высасывать молоко, чтобы утолить голод…

Кто его научил?..

Явился он как вестник, знающий грядущее…

Девочка явилась на свет божий вслед за мальчиком… море омыло ее после трудного пути из лона матери…

Все четыре ветра приняли участие в этом действе… как покрывалом они обвили тело малютки, ощутившей тепло и сладкое томление радости…

Девочка лежала в пеленах на коленях бога, озиралась взглядом улыбчивым и сосала его палец…

Все ее удивляло…

Девочка невольно вскрикнула, увидев полную луну, сияние ее красоты…

Луна внушала любовь…

Бог поцеловал девочке лоб, глаза…

Вокруг бога сновали птицы и ангелы с птичьими крыльями, но с человеческими лицами, грациозные няньки девочки…

Прибой что-то пел ей невнятно и тихо, почти неслышно…

Все вокруг жило в гармонии…

Гармония — матерь всего…

Мальчик сам забрался на колени бога и написал свой первый гимн ночи, украшенной фиалками и осокой…

Еще не зная речи, он уже мог сопрягать гласные и согласные звуки…

Он сполз с коленей бога и запел гимн, подражая прибою…

Девочка подпевала…

Скоро она станет примадонной, будет царствовать на сцене театра…

Бог дал ей голос и власть над жителями города, явившемуся из пустоты неба с куполами, шпилями и башнями…

* * *

Услышав плеск воды, Бенедикт привстал…

Вдоль песчаного берега шла рыжеволосая девочка…

«Просто копия Жанны… и в платье невесты…»

Девочка опьяняла Бенедикта своим видом…

Тайно Бенедикт следил за ней взглядом…

Девочка удалялась…

Бенедикт последовал за ней незаметно, постепенно приближаясь…

Ему уже не довольно было беглых взглядов и слежки…

День клонился к закату, превращающему воду в вино и осыпающего скалы цветными камнями…

Бенедикт нагнал девочку… коснулся ее, будто случайно…

Девочка вскрикнула…

— Кто ты?.. ты меня напугал…

Бенедикт промолчал, не решился назвать свое имя…

«Не узнала меня… она почти не изменилась, все такая же… а я превратился в старика и ум мой блуждает…» — размышлял Бенедикт…

Он любовался природной красотой девочки, ни на что не решаясь…

Рыжие волосы девочки вились по ветру, приоткрывая невольно шею, которую он покрыл поцелуями в воображении…

Девочка остановилась у ручья, склонилась, черпнула ладью воду, смочила щеки, шею и продолжила путь…

Бенедикт шел за девочкой, постепенно впадая в безумие… видом он стал подобен Пану…

Во всем облике девочки было пьянящее обольщение…

Девочка обернулась, глянула на преследователя…

Бенедикт отвел взгляд на море и рифы, у которых плескались нимфы, играли с дельфинами, подумал:

«Только бы не побежала… мне ее не догнать…»

Бенедикт остановился, что-то сказал, умолк, оробел, уста онемели, губы пересохли…

Девочка звала его наготой и стесняла, пугала отказом…

Платье едва прикрывало ее колени… ветер задирал подол, открывая лоно…

Пес Пифагор залаял, повалился на землю, стал тереться спиной о камни, кататься, вдруг вскочил, заскулил…

«Что это с ним?.. что ему нужно?.. хочет, меня рассмешить… видит, как я устал и сочувствует… сострадает влюбленному старику, и столь неудачно влюбленному…»

Бенедикт потрепал загривок псу…

— Вижу и тебя дева сразила… должен тебе сказать, что женщина больше мужчины желает, хотя и стыдно ей обнаружить желание… она скрыть его пытается, томясь… и пользует уловки… проявляет скромность, но сеть держит наготове… чем ей ответить?.. какие дары предложить… — как будто случайно Бенедикт коснулся руки девы и слегка приобнял… — Не польстится она моими дарами… и плачи мои не помогут… сорвать мне ей лилию, розу с шипами или гиацинт… золота у нас нет, и богатств никаких… однако, где же она?.. ушла к рифам…

Мне надо было заговорить… и говорить, пока я не стал бы понимать, что говорю… но взгляд ее был холоден…

Да и была ли она… я сплю, и она лишь призрак зыбкий, призрачный, посланный мне сном…

Проснуться я хочу… и не хочу…

Дева не ушла… опять появилась уже в мантии примадонны… притворяется удивленной…

Что примадонна забыла на этом птичьем острове?.. совсем одна, без свиты…

Ну, предстану я перед ней, как бог… назову свое имя… поведаю ей о своих заоблачных странствиях… и что дальше?..»

Бенедикт вдруг обрел и пылкость, и смелость, заговорил… и очнулся на ложе в пещере с высоким сводом, в которой обитал уже несколько дней, спасаясь от непогоды…

Было еще темно… доносился невнятный шум прибоя…

«Где дева?.. скитается как призрак в скалах… или стала скалой, вросла в камень, чтобы плачей моих не слышать, напоминающих о браке, так ей ненавистном… спаслась бегством, оставила меня на ложе одного, терзаемого неутоленным желанием…

И все же я испытал радость пусть и от мнимых объятий…»

Так размышлял Бенедикт, одержимый безумием…

Он звал деву, просил отозваться, но все напрасно…

Птицы с высей спустились, все, сколько ни есть, разместились на иссеченных шрамами скалах, желая понаблюдать за стариком, возомнившим себя богом…

Среди птиц Бенедикт увидел и жен, махнул им неуклюже рукой…

Все они были в платьях невесты, ноги в котурнах…

Бенедикт смотрел на жен и слезы струились по его щекам…

Он обратился к женам с брачным славословием, превратившимся в скорбный плач, когда девы вошли в море по колено, по грудь… и скрылись с головой…

Даже не сбросив одежду, Бенедикт устремился за девами… опомнился, наглотавшись воды…

Волны помогали ему и мешали вернуться на берег…

Пес Пифагор спас Бенедикта… схватив зубами за одежду, он вытащил старика на берег из пляски волн совершенно обессиленного…

Дева играла с нимфами и дельфинами у рифов, не сгинула в пучине…

Там же плескался и тритон, обликом странный и страшный… он трубил в раковину, подражая прибою…

Поднялся ветер, зыбь на зыбь громоздя…

Брызги долетели, отрезвили Бенедикта… он отполз к камням, оставляя извилистый след на песке, затих, камнем стал…

Ветер пел в скалах и ущельях…

Дева вернулась из вспученного моря на берег, поблескивая чешуей, обликом призрачным, мнимым…

Волны вздыбились, догоняя деву, обнажили дно, встали во весь рост, чуть ли не до неба, и с шумом опали вниз головой у ног девы, стали женами Бенедикта…

Со смехом жены столпились у входа в пещеру, грациозные, стройные, рыжие…

Пламя вокруг лиц их плясало, по ветру вилось, не обжигая…

Чудо…

Бенедикт ожил, встал, ударился лбом о свод пещеры, пятясь отступил, жадные взгляды на дев бросая…

Позором для него звучал смех дев, разносившийся под сводами пещеры…

Смех дев сменился воплями ужаса… ожерелья, запястья, серьги на девах превращались в летучих мышей, гроздьями они висели и на сводах…

— Что вы на меня уставились?.. не я бог этих превращений… много чести… зависть делает это… оставьте бессмысленные стенания, темные глуби ада ждут не меня, а вас, там пригодятся ваши вопли и слезы… в золото там они превращаются и в драгоценные камни…

— Не хотим мы в ад… почему ты отправляешь нас в ад?..

— Не я ополчился на вас, бог… он закрыл двери неба на замки… вот уж сходятся створки…

Тучи сошлись над головами жен и сами собой снова разошлись…

— Ты играешь с нами…

— Это не я, бог играет створками…

Обезумев, девы превратились в псиц, залаяли, поднявшись на задние лапы, царапая стены пещеры…

Жены стали псицами, окружили Бенедикта, когтями сорвали с него одежду, точили когти о его ноги, как о кору дерева, скалились, готовы были разорвать Бенедикта на куски…

Спасаясь от псиц, Бенедикт забрался на скалу и, сам, сделавшись зверем, оскалился, зарычал и очнулся…

Он лежал на ложе монахини в руинах женского монастыря и вспомнил сновидение…

«Опять я сон этот вижу обманный… вижу его смутно, неясно… не явь это, но как все похоже… и скалы, и море, и шум прибоя, и крики чаек…»

— Пифагор, ах, оставь!.. ты что, тоже с ума сошел?..

Пес Пифагор лизал Бенедикту лицо, подбородок в знак мирных намерений… слюна сочилась из его пасти… он приобнял старика, спрятав когти…

Бенедикт огляделся…

Жены исчезли… и снова явились почти обнаженные, смотрят, дышат желанием и презрением…

«Нет плетки, так бы и вытянул их вдоль спины… хвастаются друг перед другом… будто бы они обитатели неба… кто же их туда позвал из адских чертогов?.. не я же?.. или я?..

И как я не сгорел от стыда… любви с ними я желал…

Отойду подальше… всего видеть не должно смертному, мнящего себя богом…»

— Боже, пресеки поношения этих псиц, укроти их… они оглушают меня своими притворными стонами и воплями… путают мысли, чувства…

— О чем ты говоришь?.. их нет… это все игра воздуха и твоего воображения…

— Марк, это ты?.. и опять не вовремя…

— Я…

— Только представь себе, они приняли меня за своего… поют, пытаются превратить в гимны мои скорбные плачи…

— Очнись, нет здесь никого…

— Ты ошибаешься… они все здесь… и мой вид вызывает у них не жалость, а помрачение ума и ярость… увы мне…

— Увы…

Земля вдруг задрожала, закачалась, как будто расступилась внезапно…

В ужасе Бенедикт увидел, как жены соскальзывали в разверзшуюся беспросветную яму одна за другой и превращались на дне в клубок змей…

Бенедикт и сам повис, цепляясь хвостом за корни дерева… и пробудился с криком…

* * *

Длилась ночь…

Спотыкаясь неловко, Бенедикт вышел из руин женского монастыря на террасу, с которой открывался вид на море и город…

Город как будто висел в воздухе…

— Что за безумие?.. или я все еще сплю?..

— Ты повредился умом, старик… безумие тобой правит…

— А, Марк… что ты имеешь ввиду?.. жен?.. но я видел их… и они не исчезли… затаились в руинах… какую-нибудь хитрость замышляют…

— Их нет… воображение рисует тебе видения… всех воображение соблазняет и пленяет…

— И тебя?..

— И меня…

— Ты их видишь?.. вот они сняли одежду, украшения и, смеясь, нагие устремляются к воде, ныряют, играют с дельфинами у рифов… я вижу их… они выходят из воды, превращаются в змей, ползут, оставляя на мокром песке извилистый след, взбираются по камням, превращаясь в ползущие побеги плюща, обвивают деревья…

— Все это мнится тебе…

— Я слышу их голоса, манящий смех…

— Тебе мнится и остров посреди шумного моря, в которое ты с умом помутневшим бросился, пытаясь догнать жен, прямо в зыбкую пену, обличьем преобразившись, став тритоном трубящим… берегись, чтобы тебя не постигла участь остаться рыбой… вижу, ты пал колени, молишь бога, судьбу… так и хочется за седые пряди оттащить тебя от пропасти безумия, связать покрепче…

* * *

Ночью выпал снег и все привычное вокруг изменил до неузнаваемости… посветлело лицо Бенедикта, глаза…

— Марк, скажи, кто я?.. человек или дух?..

— Естественно дух…

— Это как раз совершенно неестественно…

Бенедикт увидел горы и город, едва различимый в подернутой дымкой дали…

Смутно виден был и замок примадонны… он то отчетливо проступал рисунком шпилей и башен, то исчезал…

Бенедикт встал и пошел сквозь толпу горожан, собравшихся на площади и руин театра в ожидании конца света… шел он хромая на обе ноги и покачиваясь…

— Говорят, он бог…

— Этот хромой всех вас водит за нос…

Марк догнал Бенедикта за поворотом дороги…

— Что за погода… она действует мне на нервы… я чувствую подавленность, слабость…

— А я чувствую себя обманутым…

— Как бы не упасть в обморок… а ты все пишешь… хочешь написать трагедию…

— Вряд ли я смогу создать что-то большое и трагическое…

— В этом холоде и одиночестве можно создать только плач… — Бенедикт рассмеялся и так мрачно, что Марк ужаснулся…

— О чем ты подумал?..

— Меня донимают мысли о примадонне… да и ее долги… и самым недостойным образом…

— С этим надо что-то делать… — Марк остановился, озираясь… — Куда ты меня завел?..

Сквозняк пронесся по коридорам и лестницам пустого замка… он дергал двери, которые никуда не открывались…

* * *

«Уже лето… и я все еще живу, не умер… или умер?.. лежу в нерешительности, уговариваю себя, что я жив и счастлив… и не нуждаюсь в утешении…

Бенедикт встал, неверными шагами подошел к окну…

Окно распахнулось само собой…

«Стало чуть легче… я даже улыбнулся своему отражению в стекле… правда, улыбка получилась жалкая, жуткая, жабья…»

— И сам я весь какой-то призрачный, позеленевший, с патиной… — пробормотал Бенедикт вслух…ю

— Что ты сказал?.. — Марк зевнул с криком…

— Примадонна хотела сделать меня директором своего театра призраков…

— Ну да, ладно… и что ты ответил?..

— Что я подумаю…

— Продолжай…

— Неожиданно меня обступили бездомные… они жили в пустующем флигеле… среди них были и актеры… они хором стали просить меня принять их в труппу…

— И что?.. ты их принял?

— Я бежал… словно спасался от погони своры собак… до сих пор дрожу и не знаю, как мне выбраться из этих страхов…

— Предоставь все это мне и времени…

— Если бы ты видел!.. это было жуткое зрелище… и она все это терпела и терпит каждый день…

— Ну да… днем проклятия, ночью призывы к покаянию… и плач под утро…

— Дядя любил театр, хотя и называл его домом дьявола… я правил его замогильные записки, в которых он проклинал и отдельных лиц, и обстоятельства, но не пытался спорить с ними… помню, он говорил: увидишь беса, посторонись… как-то он затащил меня к примадонне… мне было… сколько же мне было лет?.. 13 лет или чуть больше… я влюбился в примадонну… мне все в ней нравилось, и голос, и волосы, и вся она… я писал ей записки… на вопросы дяди, от кого записки, примадонна отвечала, что от старого друга… смешно… мне было всего 13 лет… я удостоился ее внимания, был приглашен в ее гримерную, украшенную греческой колоннадой… лишь ее невозмутимость помогла мне справиться с возбуждением… меня всего трясло… от этого визита осталась пожелтевшая фотография… на ней я во всем черном, с испуганными глазами… она в желтой мантии… еще не вышла из роли… на ее лице угадывалась улыбка… «Каждый из нас исполняет какую-нибудь роль в этом театре…» — сказала она… я проникся к ней доверием и решил поделиться своей тайной… мне снились странные сны… она пожелала услышать подробности… я колебался, и все же сказал, что сны эротические… «Мне тоже снятся эротические сны… теперь у нас общая тайна…» — прошептала она… разговор с примадонной длился долго… помню, назывались имена… она получила письмо, содержащее предостережение… возможно это была угроза… у анонимного автора, по всей видимости, была склонность обличать пороки… потом появилась эта пьеса… примадонна была выведена на сцену жертвой, со всеми ее слабостями…

— У кого их нет?.. всех нас можно обвинить в чем угодно…

— Все это кануло… без остатка… закончилось ничем… помню, блуждая как-то по коридорам и залам замка, я наткнулся на дядю… я не удивился, поскольку и раньше встречался с ним… на дяде был саван и золотой крест на груди… дядя глянул на меня отсутствующим взглядом, словно увидел не меня, а пустое место… помню, это неприятно поразило меня… что-то случилось, но я не знал, что, да и не мог знать… я еще не научился заглядывать по ту сторону жизни… это придет позже, после воскресения или пробуждения, когда я буду говорить с богом о боге…

— А ты говорил с богом о боге?..

— Да, говорил…

— Ты был на небе?.. и что ты там делал?..

— Я предавался старому пороку… воображал себя богом и писал гимны ночи, украшенной фиалками и осокой, веселился, танцевал с одалисками и менадами… внезапно они куда-то скрылись, не знаю куда?.. и я оказался один в темноте на коленях бога… мне не было и года…

— И что было потом?..

— Я вырос…

— И бог предложил тебе место секретаря и приличное содержание?..

— Должен признаться, я там долго не выдержал бы, умер от скуки без любви и надежды на лучшее… вечность не для меня…

— Однако не будем опережать события… говорят, ты покончил с собой из-за любви к какой-то деве в платье невесты…

— Что за глупость!.. я бы презирал себя, если бы предпочел физическую смерть, духовной… я умер духовно… не пытайся мне подражать… остуди голову, мысли… смерть не может приносить добро… хотя и в смерти есть своя красота…

— Стоит ли обманывать себя и дальше?.. как будто ничего не произошло… ведь произошло!..

— Смерть стерла мои воспоминания…

— А жены?.. куда делись твои жены?..

— Они сплелись в клубок змей на дне ямы… не я ее копал…

— Не могу поверить…

«Однако что же довело меня до самоубийства?..»

Ворона села поодаль и, склонив голову, участливо глянула на Бенедикта…

«Или мне показалось?.. нет, не показалось… что же во мне есть такого?.. женщины заглядываются на меня… вот и ворона… может быть, я могу летать?..» — Бенедикт попытался встать, замахал руками…

Ворона опасливо посмотрела на него, отошла подальше… в клюве она что-то держала…

— Что говорят в городе?..

— Говорят, что ты умер озлобленный и нищий…

— Не совсем так… просто мне было любопытно узнать, воскресну ли я?.. лежу на ложе монахини в руинах женского монастыря и думаю, вот, встану, отвалю могильный камень и выйду наружу, как бог…

— Ну, это вряд ли…

— Темное это дело, одним словом не скажешь, чтобы было понятно… план мой провалился… я очнулся богом, но хромым на обе ноги…

— Продолжай…

— Меня спихнули с неба… помню, я летел вниз головой… до сих пор в ушах стоит свист… бог был мил и любезен, но его служащие… слов нет… особенно одна особа… толстая и рябая… его секретарь…

— Смешно… — пробормотал Марк и нахмурился… он узнал тетю по описанию Бенедикта…

— Смешного мало… от нее я узнал, что примадонну пытались убить, а убили меня…

— Тебя там допрашивали?..

— Я ничего не помню… и ничего не могу исправить… что ты молчишь?..

Бенедикт глянул на Марка…

Марк спал с открытым ртом…

«Дурацкая привычка… он скопировал ее у своей тети… когда она не могла избежать ненужных вопросов, она засыпала в инвалидном кресле на надувных шинах… помню, во сне она храпела… спала она с левретками и мопсиками…»

Марк проснулся, поискал взглядом кого-то, не нашел, и зевнул с криком, испугав пса Пифагора…

— Ты что-то сказал?.. — спросил Марк…

— Я сказал, что меня использовали… у меня была роль случайной жертвы в пьесе, финал которой ты изменил… и приравнял меня к сопутствующим потерям, к разбитой вазе, кувшину…

— Ничего я не изменял… не успел… я умер…

— И что было дальше…

— Я воскрес, немного поправился и стал распутывать эту паутину…

— Искал паука?.. и нашел?..

— Нет, но я не из тех, кто сдается…

— Ты кого-то подозреваешь?..

— Я подозреваю мэра…

— Догадываюсь, что у тебя были неприятности…

— Мне пришлось скрываться в замке дяди…

— Примадонна знала о твоей роли в этой истории?..

— Нет… мне помогал инвалид, привратник… пес Пифагор подружился с ним, не знаю, с какой целью…

— У твоего пса поэтическая натура… он, наверное, и стихи сочиняет… не он ли сочинил поэму о твоем чудесном спасении из вод?..

— Что ты имеешь в виду?..

— Крушение парома… он налетел на рифы, перевернулся и затонул… все погибли… один ты остался жив…

— Вот это я и не мог вспомнить… и вот еще что, что нас связывает?..

— Что ты имеешь в виду?.. себя и Пифагора?.. или меня и тебя?.. меня и тебя связывает время и история, которую я пишу… и уже много написал… а также одинаковые жизненные испытания и разочарования… но продолжай, что было дальше?..

— Примадонна собрала шайку артистов, которые относились ко мне враждебно, недоверчиво… они распускали слухи, как это водится в театральной среде… я написал трагедию, обличающую ее убийц… и сам запутался в паутине, как муха… я вообразил себя богом, назвал имена… верил, что помогу примадонне с театром, долгами, увы…

— Вере нужна любовь и надежда…

— Ты как всегда прав… одни недостаточно благородны, чтобы восхищаться ее пороками, другие сами порочны…

— Ты что-то пишешь для ее театра?..

— Так, лишь отрывки… правда, у меня есть несколько тем…

— Так у нее отобрали театр или нет?..

— Театр не отобрали, а дали… и свору нищих актеров к нему… я и не думал, что все так обернется… есть и свидетельство красиво оформленное…

— Она что-нибудь поставила?..

— Пьеса провалилась… во всем виноваты исполнители… она говорила, что ее охватывал ужас и пропадал голос при виде действующих лиц и исполнителей…

— Скажи ей, что я тут накропал одну пьеску… вообще-то она никуда не годится, но если ее немного подправить, она может измениться, однако лучше она вряд ли станет…

— Поговори с ней сам… она может говорить только о театре… хочет сделать меня директором…

— Соглашайся… и без колебаний и предварительных условий… пойдем осматривать твои владения…

— Они еще не мои…

— Что так?..

— Примадонна вдруг взглянула на все это другими глазами и сама мысль о каком бы то ни было использовании меня в качестве директора показалась ей весьма сомнительной… и даже опасной… без долгих церемоний она отправила меня на чердак к летучим мышам и совам… сказала мне, чтобы я исчез, как и появился… да, на чердаке у меня две комнаты… одну могу предоставить тебе, если пес Пифагор не будет против… приласкай его, он ласки любит…

— Изволишь шутить со мной… но продолжай…

— Время от времени я спускаюсь вниз по черной лестнице… как-то увидел в зеркале примадонну… она вела себя странно, делала какие-то приготовления… я услышал детские голоса, смех… внезапно занавес поднялся, открылась сцена с хором мальчиков… примадонна подала знак и дети исполнили мой гимн ночи… дети окружили ее… она обняла и расцеловала всех, сказала, что она так благодарна мне, что она просто счастлива… я не знал, что и подумать… меня насторожило мое участие в этом действе… и вот еще что, она сказала, что это ее дети…

Дети примадонны жили во флигеле…

Бенедикт вспомнил сон… он спал, а примадонна рожала мальчиков, одного за другим…

Марк заметил странное, как ему показалось, колебание настроения Бенедикта…

— Тощий и хромой я казался им бесом, не богом, хотя и с достоинствами… примадонна была великой, а кто был я?.. мертвец, покойник…

— Ходили слухи, что ты был болен…

— Я провел какое-то время в желтом доме на песчаном берегу, где меня обогащали и просвещали сумасшедшие граждане города… их мысли я облек в некий трактат под названием «Нечаянные радости»…

— Говорили, что ты бежал из желтого дома… и как сквозь землю провалился…

— Я был на небе… не помню, как я туда попал и что было потом… очнулся я в руинах женского монастыря, на ложе монахини… и не один… келья была на троих… второе ложе занимал незнакомец, который повторял одну и ту же фразу: «Я невиновен…»

— И кто он?..

— Не знаю, какой-то жид…

— Коротко и ясно… впрочем, слишком коротко и не совсем ясно…

— Такая у дяди была манера выражаться… тебе не понять, ты либерал…

— Как мог ты в темноте разглядеть, что он иудей?..

— Он умер… я обмыл, отпел и похоронил его… его уже не вернешь… да и чем это поможет?..

— А что с детьми примадонны?..

— Не знаю, где она их нашла… сама она родила одного ребенка… роды были трудные… мальчика пришлось тащить на свет железными клещами… ночью он тихо умер, перестал дышать, ушел и едва не увел за собой мать… вот и все ее радости жизни…

— А кто был отец ребенка?..

— Слухи ходили, что мой дядя… но он себя отцом не осознавал… а я все это время лежал без сознания на острове в пещере после крушения парома, на ложе с тенями… нет, близко я их не подпускал… правда, кто-то смачивал мне пересохшие губы, гладил волосы… я думаю, что это была мать… я ничего о ней не знаю, как и об отце… о таких, как я, говорят, упал с неба…

— Какие отношения у тебя были с примадонной?..

— Я был ей полезен… и не хочу ничего менять…

— Боюсь, что твои намерения будут неверно истолкованы…

— Я нужен ей…

— Она обманывает тебя…

— Она мне нравится… мне нравится ее голос, тело… в ней столько благородной простоты и величия… у нее все в меру… опускаю все, то неопределенное и ложное, что заключено в каждой женщине…

— Она играет с тобой…

— Она страдает… но ни жалоб, ни воплей, ни проклятий… лишь выражение скорби на лице…

— И все же это театр…

— Она чувствительна… и знает страх, не стыдится никакой человеческой слабости… но не переносит отчаяния… она говорит, что отчаяние отвратительно искажает ее лицо и не вызывает сострадания…

— Без сострадания можно и обойтись…

— Скажи еще и без наслаждения…

— Ну, уж нет…

— Ты знаешь, во время беременности ей снились странные сны, будто она имеет дело со змеем из рая…

— Должна же быть этому какая-нибудь причина?..

— Филонов попытался изобразить этот ее сон в скульптуре…

— Ну да, принес ее красоту в жертву реальности и выразительности…

— Но в меру, все же он оставил место и воображению зрителей, предоставляя им право видеть ее кричащей, вопящей, проклинающей… почему нет?..

— Им хочется видеть ее жалкой…

— Лучше уж сразу мертвой… — улыбка Марка стала гримасой…

— Страдание не должно лишать красоты… впрочем, пропади все пропадом… к чему все эти разговоры… — пробормотал Бенедикт… выглядел он измученным, как будто замышлял самоубийство…

«Что он изберет, яд или петлю?.. божье наказание Иуды… впрочем, это одинаково мучительно… лучше заснуть, впасть в сон… однако и сон может превратиться в кошмар и присоединить к этим мучениям еще и другие…»

Марк вспомнил свое пребывание на острове после крушения парома… совершенное отсутствие людей, голод и все неудобства жизни в полном одиночестве…

«Никто не мог мне помочь… к моим стонам и плачам прислушивалась только тишина…»

Ему вспомнились обманчивые видения…

«Они были так запутаны… и с лакунами… в конце концов, они превратились в нечто ужасное… в черную дыру, манящую, влекущую, затягивающую как водоворот, заставляющую меня молча пятиться и просыпаться от страха, как это и бывает в действительности при подобных обстоятельствах…

Пещера была мне и черной дырой и женским лоном, из которого я выскользнул на свет и закричал, испугался… я был еще не в силах владеть собой… и я еще не знал на собственном опыте последовательности времен и прочих отвлеченных понятий… однако я понимал, что все это лишь притворство чувств…

Подлинная боль делает неспособным ни к какому притворству…»

Мысли Марка вернулись к примадонне…

Смеясь, она прошла мимо, являясь олицетворением самой естественности… и присоединилась к хору мальчиков, украшенных венками из фиалок и осоки… они исполняли гимн ночи… и так превосходно и трогательно, что в глазах Марка блеснули слезы…

«Придет ли бог им на помощь… или они погибнут в этих руинах…»

Земля вдруг содрогнулась, когда Марк выразил свое сомнение…

Страх и трепет овладел беженцами…

Возникла паника…

Толпа обезумела, прижала Марка к стене, сдавила до удушья… холод проник, разлился по всему телу, но его руки были еще свободны, полны движения…

Как будто со стороны он увидел перед собой женщину в мантии… его прижала к ней толпа… она не дышала, но губы ее еще подрагивали…

Для Марка осталось необъяснимым побуждение поцеловать ее…

Толпа отхлынула…

Марк упал на женщину и в ужасе и испуге отстранился…

Губы женщины были еще теплые и влажные…

* * *

В комнате посветлело… разлилось сияние, высветившее высокие своды…

Бенедикт увидел бога и мальчика, сидящего у него на коленях…

В ветвях дерева вился аспид чешуйчатый… заметив слежку, он приник к коре ствола…

«Так кто же я… малютка на коленях бога или аспид, затаившийся в ветвях?..

Почему бы и нет?..»

Бенедикт потряс головой, понял, что видел нечто ложное…

«Однако потоки грязи все еще сползают в ущелья, волоча камни, с грохотом, ревом… и девы вполне реальны, маячат, танцуют у входа, чаруют изяществом, грацией… и я все еще жив… хотя, как говорят, давно уже умер, замерз, околел… если я сброшу с плеч плащ, что я под ним увижу?.. пустоту… нет… я не призрак, лишенный тела… Марк уверяет, что я могу стать кем угодно, даже богом, если сумею найти выход из его книги… он пишет, а я живу по написанному…ю

Что там за шум?.. что происходит?..

Я должен спустился пониже, чтобы лучше видеть и слышать…

Собралась толпа женщин, что-то увидели и обсуждаю…

— Что она лепечет?

— Говорит, что увидела змея в листве и на него указала…

Женщины окружили смоковницу…

«Что они хотят эти псицы безумные?.. ствол обхватили руками, качают, трясут дерево…»

— Эй, что с тобой?..

— Это ты мне?.. — спросил Бенедикт и, увидев Марка, заговорил рыдающим голосом:

— Марк, ты создал меня… посмотри на меня… на коленях меня младенца бог качал, к груди прижимал… младенцем был я, а теперь я хромой старик, твоя копия… беглец и изгнанник… от грязи меня бог спас, но пса Пифагора погубил… один я остался, как камень мертвый… — бормотал Бенедикт, мешая слезы с улыбкой… — Возврати мне безумие… страшно мне быть самим собой…

— Хотел бы я видеть тебя младенцем, а не преступником, скрывающимся от преследователей… тебя преследуют… слышишь лай?.. они собак пустили по твоему следу, но пес Пифагор их отвлек…

— Так он жив?..

— Увы, горе твое я могу смягчить лишь словами… иди, похорони пса, жен… пойду и я с тобой… я любил Аду, к Розе я чувствовал сострадание… жалостью я был побежден… раны ее я залечил, вернул красоту, но не жизнь, увы…

Бенедикт провел рукой над телом пса Пифагора, и он ожил и воем оповестил о смерти девы в платье невесты… он рыл когтями могилу… слезы струились из глаз бессловесной твари…

Слезы упали на лицо Бенедикта и привели его в чувство…

— Сжалился бог над стариком, возомнившим себя богом… — пробормотал Бенедикт… — Вернул мне жизнь, но что мне делать с ней?..

Озираясь, Бенедикт увидел в проходе деву в платье невесты, привстал…

Пес Пифагор залаял…

— Тише, не поднимай шума… не спугни ее…

Дева подошла к воде…

— Стоит босая… красивая… ты знаешь, она была моей невестой… — сказал Бенедикт псу Пифагору шепотом…

Бенедикт неловко повернулся, ударился о выступ скалы лбом и очнулся… и, не узрел ни девы, ни пса Пифагора…

Озираясь по сторонам, он побрел вдоль песчаного берега, обходя медуз и смеясь про себя…

Он пытался вспомнить, счастлив ли был во сне…

Светало… мрак ночной сменился бледным рассветом…

Устав идти, Бенедикт заполз в расселину…

— Боже, верни мне сон, умоляю… хочу узнать, был ли я счастлив во сне?.. — сказал он ослабевшим голосом… и погрузился в созерцание свода расселины…

Камни чуть мерцали…

«Мечусь туда-сюда, но все напрасно… не знаю, что мне делать и к чему склониться… изведет Жанна меня своей любовью, если это Жанна… живым меня не оставит… нет, я не желаю ее смерти… как я буду жить без нее, не думая о ней, не изливаясь в плачах, жалобах и стенаниях…

Где она бродит?.. скитается во мраке, ждет встречи с богом?.. не с хромым стариком, который возомнил себя богом, но боится упреков, ревности, подозрений…»

Бенедикт что-то сказал вслух и тут же умолк, брови страдальчески нахмурил…

«Может быть, и правду говорят, что она погрузилась в лоно зыбей, в пучину, в страхе перед браком со мной… стала рыбой и теперь на дне играет с рыбами…

Победила ли она желания плоти?.. вряд ли…

Море исцелило ее раны, но желания и шрамы оставила…

Ночью она ушла от меня… босая, осторожно на цыпочках, чтобы не разбудить меня спящего…

Очнулся я от сна и не увидел ее рядом…

Или утро ослепило меня… — подумал я…»

Одежду девы нашли в камнях у стены желтого дома на песчаном берегу, убежища сумасшедших…

Кто-то из сумасшедших видел, как Жанна вошла в воду по колено, по грудь, по горло… исчезла с головой…

«Безумцы уверяли, что дева превратилась в рыбу… но я видел, как волны били ее тело о камни, не пускали на глубину…»

Бенедикт невольно вздохнул, вспомнил, как во сне обнимал и целовал тело утопленницы…

«Утром явилась ко мне Юлия, сестра Жанны, с вестью нежданной вся в слезах…

Я утешить ее пыталась…

Два лица я увидел в ее лице и смутился… предчувствие испугало меня…

Не помню, как я очутился на песчаном берегу… следы увидел, камни, обагренные кровью… я пошел по следам, сопровождаемый безумными криками обитателей желтого дома, подсказывающими мне, куда идти, и наткнулся на брошенную Жанной одежду…

Я вошел в воду по колено, по грудь и вернулся, сел на камень и сам стал камнем…

Море и птицы вернули мне Жанну…

Волны вынесли ее тело на берег, птицы указали место, подняли крик…

Жанна лежала наполовину в воде у груды камней…

Я пытался вернуть ей жизнь, смирился, возлег рядом с ней…

Не бог я, старик, хромой на обе ноги…»

* * *

Помню, прошло несколько лет, и я вернулся на это место, лег на нагретый солнцем песок, потом снял одежду и вошел в воду по колено, по грудь, по горло… скрылся с головой, ушел в глубину…

Я увидел, как из лона подводной пещеры вынырнула стайка наяд… едва видные во тьме они окружили меня враждебно…

Жанны не было с ними… или была?.. нет, показалось… голос ее послышался, он доносился из глубины пещеры… мелькнуло ее лицо, гибкое тело, ослепило серебром чешуи…

Я окликнул ее…

Вода хлынула в горло…

Размахивая руками, я всплыл на поверхность у скал… стал искать свою одежду, не нашел, наткнулся на одежду Жанны…

Я одел ее платье и превратился в немощную старуху, старую деву, что вовсе не чудо, после чего смешался с толпой беженцев от войны и вошел в город не узнанным…»

* * *

Странствия и превращения Бенедикта на этом не прекратились, если слухи были правдивы…

Днем он блуждал по улицам, мощеным камнем, пел плачи… иногда гимны…

Ночью ему являлся бог, снимал боли, исцелил язвы, возвращал ему душу из ада, в котором она пребывала…

Утром Марк увидел Бенедикта на площади у руин театра…

Он стоял у афишной тумбы…

Женщина из блудниц на паперти окликнула, узнала его, стала расспрашивать, что, да как…

Он молчал, озирался, видом совершенно безумный…

Женщина отошла в сторону… ветер одежду ее развевал, обнажая тело…

Бенедикт опознал в женщине свою пятую жену, даже лица не увидев… он узнал красоту и сияние ее тела и стал нежным любовником, не приближаясь к ней… он любил ее взглядом, улыбчивую, насмехающуюся…

Бенедикт отвел взгляд от блудницы…

Вот они уже на песчаном берегу, оставили свою одежду без присмотра, и обнаженные вошли в воду по колено, по грудь, по горло, скрылись в воде… вынырнули и поплыли к рифам, у которых плескались нимфы, играли с дельфинами…

Услышав скорбные звуки, Бенедикт очнулся…

Мимо прошел духовой оркестр…

«А мне привиделись тритоны, выдувающие звуки из раковин…»

Вспоминая сон, Бенедикт скрылся в руинах женского монастыря…

Около полуночи он вышел на улицу…

Какое-то время он блуждал в переулках, путая следы…

За ним шел, не отставая, незнакомец в сером плаще…

«За мной следит?.. и чего он хочет?.. узнать о моих сообщниках?.. нет у меня сообщников… был один, но давно умер…»

Из путаницы переулков Бенедикт вышел к руинам замка и скрылся в упавшей внезапно на город тьме…

Бенедикт услышал голоса преследователей, доносившиеся из темноты…

Узнав их злой замысел, касающийся примадонны и ее театра, Бенедикт какое-то время размышлял, потом заснул…

Спал Бенедикт не долго…

«Опять этот странный сон… или я все еще сплю?.. не знаю, желал ли бог разделись свою власть со мной или совсем передать ее мне… возможно, ему угрожали, пытались присвоить власть, которую он считал скорее обузой…

— Тебе самому это пришло в голову?..

— Что?..

— Должно быть, ты никогда не прислушивался к своим чувствам или намеренно забывал о них…

Бог говорил, а Бенедикт вспоминал свою распутную жизнь, нищету, бедственное положение и раскаяние…

Он растрачивал свое воображение… он слышал слова, но не видел бога, на коленях которого когда-то сидел и сосал палец…

Бог принимал участие в истории гения… не мог Бенедикт выйти из рук бога обычным человеком…

Марк и Бенедикт прогуливались по петляющему коридору углового дома на Поварской улице, и вспоминали детство…

Женщина в мантии стояла поодаль у зеркала и наблюдала за ними…

«Эти два хромых старика производят впечатление сумасшедших… однако они довольно живописны… один в плаще, другой в мантии…

— Кто эта странная женщина в мантии?.. — спросил Марк…

— Она прекрасна…

— А была еще прекраснее… — заговорил портной, обращаясь к женщине в мантии…

— Эти два старика мне кого-то напоминают… — отозвалась женщина…

— Они обсуждают вашу красоту… и восхищаются…

— Ну да… один хвалит произведение, другой — его творца… — заговорил незнакомец в хитоне… — Произведение не удовлетворяет их полностью… они не ощущают волнения хотя бы отчасти, которое обычно вызывает красота…

— Вы художник?.. — спросил портной…

— Я скульптор… Филонов…

— Вы Филонов?.. тот самый… — не удержался, спросил портной…

* * *

«Боже, как она красива… — размышлял Бенедикт… — Слова здесь бессильны, красноречие немеет или становится бессвязным лепетом… и куда опять исчез Марк?.. и опять не вовремя…

Она божественна… и это только телесная красота…

Однако не всем она желательна и приятна… кто этот господин в пальто, перешитом из шинели?.. как зло он смотрит на женщину в мантии… пожрал бы живой и всю свиту ее…

Кажется, я знаю его… это же полковник… примадонна называла его братом и супругом… искушала его… и он был послушен ей… ночью она позвала его… он страдал лунатизмом, пошел за ней и наткнулся на ее гроб…

Он оказался на кладбище… могильщики уже накрыли пустой гроб крышкой… и земля уже расступилась, приготовила место для гроба…

Дьякон гроб обходил с кадилом, ободрял душу покойника, отгонял дымом и словами смерть и страх…

«Они же хоронят ее живой!..»

Бенедикт отвернулся и быстро пошел сквозь толпу, которая приготовила ему проход, но недолго он шел, утомился, сел на ступени паперти, глянул на блудницу…

«Останусь ей верным всегда, как клялся не раз и обещал женам, иначе пусть постигнет меня беда и погибель…»

Поднялся ветер…

Бенедикт уже мчался над морем и с ужасом глядел вниз…

Бенедикт с детства боялся темноты… и воды

Ветер гнал стада волн на дикие скалы…

Скалы издавали гул…

Увидев пещеру, Бенедикт наполнился радостью…

«Снова бог спас меня… я думал, что гибну, нет мне спасения…»

Ветер бросил Бенедикта на скалу с расселиной, и он прилип к ней как полип…

«А вдруг пещера уже заселена… с населением… сидят и следят за мной, замышляют убийство…»

«Не сходи с ума…»

«И все же… чем я их оскорбил, что они так упорны в своем черном, злобном желании моей смерти?.. преследуют меня…

Сразу сожрут?.. или оставят жить до утра?.. вдруг найдется заступник, что злом управляет, станет вблизи, не допустит насилия… полюбит меня… и я уступлю ему, хоть и неохотно…»

«Что мне делать?..

«Молча войди и сядь в тени, удовольствуйся тем, что тебе все видно, а им не все…»

«У них пир… они все боги, а я чужой, смертный, живу по их воле…»

«Они не боги…»

«Бог не мешал мне страдать и желать себе смерти…»

«Лучше бы тебе вовсе не родиться…»

«Сказать ему, кто я?.. а кто я?.. нет, промолчу… устал, засыпаю, да и день, кажется, хочет того же…

Беженцы от войны все идут и идут… женщина среди них… глянула на меня, и волнение меня затопило по колено, по грудь, по горло…

«Кто она?.. и кто это с ней?.. похож на меня… как будто я раздвоился… тощий, рыжий и хромой на обе ноги… не он ли мой отец?..»

— Давно тебя не было видно… — заговорил незнакомец…

— А что, я стал видимым?.. — Бенедикт смешался с толпой беженцев от войны…

Слезы застилали Бенедикту глаза, и толпа беженцев от войны превратилась в шествие призраков…

* * *

Марк не исчез… он сидел на ступенях паперти и размышлял:

«Опять я обознался… да и нет никакого Бенедикта… я стал Бенедиктом… безобразный стал его образом, богом…

Так Марк подумал и убедил себя безумца… вскочил на ноги, ударился головой о выступ стены и проснулся…

«Дурной сон…»

Сон был виновником беспамятства…

Кровь струилась из раны на лбу и щеке…

«Успокойся, не опасная рана… еще и две шишки на лбу… или это рога?.. выросли и все еще растут…

Однако куда меня занесло?..»

По руинам женского монастыря гуляли сквозняки…

Предстояла зима…

Марк лежал на ложе монахини и думал о тех, кого потерял…

Он встал с ложа и пошел… он шел и не различал дороги… глаза слезились…

Марк жил жизнью Бенедикта и не находил себе места в городе…

История жизни Бенедикта еще не была дописана…

«Хорошо бы прочитать ее вслух… — подумал Марк… — Однако я рискую показаться странным, если буду идти в толпе беженцев, говорить и восклицать…

Могу ли я позволить себе быть странным?.. почему бы и нет…

Годы уходят, одиночество становится все более ощутимым… и смерть пугает, когда вокруг разливается безмолвие…

Марк прошел сквозь толпу горожан на площади у руин театра…

«Они ждут конца света… а чего жду я?..» — размышлял Марк… он шел и взглядом искал женщину в мантии…

Женщину в мантии он увидел стоящей у стены в окружении свиты гетер, менад и одалисок… такой ее изобразил Филонов в бронзе…

«Богиня… зовет меня… я иду, иду, если дойду… чувствую слабость, головокружение… и ее свита мешает, путается под ногами… среди мертвых есть и живые…

Куда все подевались?.. был город, и нет его… пустое место… только ветер гуляет, туда-сюда… поет…

Вот это песня!.. или это плач?..

Забыл, куда я шел…

Вспомнил, но города уже нет, и идти не к кому… да и весь я какой-то дрожащий, сонный…

У меня дурное предчувствие…»

«Тебе не предчувствия нужны, а вера…

Ну, что ты стоишь, застыл на месте, как вкопанный… что?.. нет больше сил… и жажда мучает…»

«И не только… еще и эта напасть… твои жены окружили меня, менады, гетеры, одалиски… или это бесы?..

Женщина в мантии подошла, стоит с полной чашей воды, искушает… гетеры в пещеру меня загоняют, глазами сверкая, силой побуждают к любви…»

«И что?»

«Я сражаюсь с ними нехотя, по нужде… и просыпаюсь…

Горожане все еще ждут конца света, а меня старость удручает…

«Как и всех… одинаково… иду и вспоминаю, что некогда я был молод… и вот я старик, не доверяющий своей силе… боюсь не дойти…»

«А сила еще есть?..»

«Есть… однако, дождь собирается…

Ветер на море валы гонит, громоздит их друг на друга и разбивает о скалы, одевает кружевами пены…

Гул стоит, в котором я слышу крики ликования и вопли тех, кто погиб, достался жадной пучине…»

«Уже вечер, небо по краям запылало…»

«Приближается ночь, которой я когда пел гимны… или это был не я, а ты?..»

«Какая разница…»

«Меня возбуждала красота, иногда даже лишала сознания, чувств…

Ада будила меня прикосновениями… являлись и другие жены Бенедикта, все рыжие, полные прелести, грациозные в движении, глаза пламенные, как и у ночи…

Уже ночь…

Жены Бенедикта могли дать мне райское блаженство, но я был неловким… красота их казалась мне холодной, неестественной…

Для меня они были гетерами, менадами, одалисками… своей прелестью, грацией движений они вызывали восторг, изумление и удивление… вот, собственно, и все…»

«Любовь трогает и стариков, превращает их лица в гримасы сатиров… и в этом нет ничего странного и страшного…»

«Я не раз уже испытывал подобное… пытался скрыть свои чувства за улыбкой, похожей на гримасу, в чем и сознаются…

Я мог видеть и сквозь одежду… мог соперничать с тобой в описании того, что видел… я подражал твоему дяде… нет ничего удивительного, что я находил у него уже готовыми различные нужные мне наблюдения прежде, чем успевал сделать их сам…»

«Куда ты исчез?..»

«Никуда я не исчез… стою у статуи примадонны… Филонову удалось изваять ее… это божественное лицо, тело, грацию…»

«Ее надо сразу всю воспринимать, только тогда получается впечатление, какое производит на нас прекрасное… в этом случае недостатки и достоинства сливаются в целое…»

* * *

Марк очнулся и уже не мог заснуть…

Было холодно… костер больше дымил, чем грел…

Марк вспоминал:

«Я ведь тоже сирота, упал с неба… зачат был, как и Бенедикт на небе… до 7 лет я был светлым ангелом, во мне видели гения, но уже в 13 лет все изменилось, и так безобразно и нелепо…

Я охромел… стали говорить, что в меня бес вселился…

Надо сказать, что вел я себя весьма необузданно, правда, свои чувства выказывал весьма тонко и пристойно… впрочем, можно было бы действовать еще осторожнее и скромнее…

Я говорил, тетя слушала… я еще не усвоил ее ложных театральных приемов, но уже был не тем, за кого себя выдавал…

Пес Пифагор рычал, меня увидев, потом привык…

Филонов стал пользоваться моими чертами, изображая бесов преисподней… кстати, в них тоже есть изящное, если присмотреться… они подражают красоте, хотя в действительности красота иллюзорна, она плод воображения, обман чувств…

Все это случайно и несущественно…

Люди способны нравиться, будучи безобразными… со временем все, кажущееся красивым, делается безобразным… в памяти остается совсем иное впечатление, к безобразному примешивается сострадание…

Увы, со мной ничего подобного не произошло…

Я стал безобразным по виду и что?.. я покинут всеми, даже призраками…

Чем бог завершит эту страшную и ужасную картину?.. чем-то еще более ужасным или чем-то трогательным, проникнется состраданием?..

Увижу ли я примадонну и ее хор мальчиков?..

Дети издали смотрят на меня и поют, подойти ближе не решаются…

Что они чувствуют к калеке безобразному, лишенному образа божьего?.. вряд ли жалость, хотя и поют плач…

Возможно, я несколько преувеличиваю…

Судьба заботилась обо мне даже в смутное время, когда все ждали конца света…

Ничего другого они и не могли ждать… они уже пережили нашествие грязи и войну с собаками, и не готовы были переживать что-либо еще…

Я опасаюсь, но не отчаиваюсь… жизнь то расцветает, то приходит в упадок, и снова расцветает…

Нужны ли доказательства?..

Мы живем под постоянной угрозой тяжкой немилости, не зная целей бога…

Царство лжи ширится, тьма наступает…

Будем терпеть, сколько хватит сил, надеясь дожить до поворота событий, когда начнет побеждать правда, а она начнет побеждать…

Имея дело с жалкими лжецами, она не может не победить…

Я буду проповедовать, как Бенедикт, но не слишком громко для этой ночной поры, и без театра и сценической наглядности, которая только вводит в заблуждение…

Для театра главное тронуть и взволновать…

Странно, что эта мысль не осенила меня раньше…»

* * *

Светало…

Тьма отступала…

Обессиленный, Марк лег на ложе и попытался заснуть…

— Проснусь ли?.. — сказал Марк вслух…

— Вы это о чем?.. — заговорил старик в пальто и с изумлением взглянул на Марка…

— Это снова вы?..

— А вы Марк… не могу поверить, что это вы… вы читали мои записки… что с вами?..

С Марком случился приступ слабости, он даже утратил способность говорить… он задыхался…

«Похоже, что это конец… дядя Бенедикта умер от приступа астмы… и вот он явился ко мне с того света в облике этого старика в пальто…»

Дядя Бенедикта, а это без сомнения был он, перечислил ангелов, которые прилетели вместе с ним, назвал их имена… они звучали так, как будто он сам их только что придумал…

— Тебе интересно знать, что там?..

— Конечно…

— Там все по-прежнему… я смотрю и здесь мало что изменилось… я плакал, когда услышал звон часов на башне замка… я жил там на птичьих правах, как, впрочем, и здесь, только еще хуже, хотя и получил место в раю… влез в долги, место надо было купить, сидел на воде и хлебе… да, я был женат… жена играла на органе, что-то понимала в музыке, даже сочиняла фуги… она играла на свадьбах и похоронах, а я принимал роды и обмывал покойников… это позволило нам обзавестись хозяйством… у нас была корова с теленком, пара свиней и немного птицы, куры, гуси… были и дети… жили скудно, но без нужды, правда, не хватало кроватей… детей было много… они помогали по хозяйству… я был их учителем, учил страху божьему и почитанию властей, сам же не имел ни власти, ни желаний, которые на небе скорее вредны, чем полезны, особенно детям с их наивной верой в добродетель и в бессмертие души… жил я аскетически, нужда заставляла… праведников вроде меня там не жаловали… нет там ни наслаждения, ни сплошного мучения… есть там и библиотеки, правда, книг нет, одни сплошные рукописи… там все пишут от руки, и сочиняют сами для себя… писание там доставляет физическое упоение… там можно добиться всего, положившись на себя и бога… люди создают для себя свой мир, и хвалят себя так, что сами поражаются своему величию… многим там кроме как писать и делать больше нечего… пишут и взрослые, и дети… что?.. да, странное занятие для детей… писание заменяет им жизнь… я внушал им, правда безуспешно, что плоды духа не растут на деревьях… я вел себя соответственно, то есть осторожно… иногда пел гимны, вспоминал и плачи, и обливался слезами радости и умиления… на небе ко мне относились с насмешкой и непониманием… я выделялся, я был там чужой, словно с луны свалился, держался в стороне, играл роль жертвы и сыграл ее хорошо… меня запомнили… я бежал оттуда с оказией… я опасался стать похожим на них, и не похожим на себя… оставил там жену, не ангела, детей и долги… там мало радостей, да и откуда им быть… та же тупость, мелочность и скука… один день похож на другой… покойники живут спокойно и безмятежно… и всему верят, что говорит им бог… и не спешат в объятия вечности, чтобы обрести бессмертие… что?.. да, я тоже там писал, пытался продолжить свои замогильные записки со многими точками и короткими фразами… все в них чрезмерно преувеличено, да и не правдоподобно… в них нет ни эстетики, ни этики, одна философия… оставлю их тебе… ну, мне пора… был рад… еще увидимся… здесь я забываю все, что знал там, совершаю глупости… мне кажется, что я борюсь со злом, но творю еще большее зло…

— Куда направляетесь, если не секрет?..

— Хочу посетить своего учителя истории, которого я боготворил… в прошлое свое посещение я нашел его невыносимым, но дочери у него привлекательные, особенно Ада… он назвал дочерей Ада и Рая… морально Ада превосходит Раю, как звездная ночь превосходит день, простуженный дождем… я просыпался и спрашивал себя: где я?.. где-то посередине, между адом и раем, отвечал мне внутренний голос, он у меня как некий философ… он находил между двумя ощущениями нечто общее, а мне никак не удавалось найти себя… девочки, видя меня таким несчастным, и, беспокоясь, как бы со мной не случилось чего-нибудь, начинали ласкаться… кровать была узкая, напоминала гроб, а я был похож на покойника… они мне нравились, я рад был увести их с собой, но не знал, куда?.. они любили меня, не противились мне, самоотверженно ухаживали за мной, как будто я получил рану, но когда мое пребывание в их спальной комнате затянулось, они стали вести себя по-разному… Ада выразила мне свою враждебность… и открыто… нашла в себе для этого смелость… чего-то я в ней не разглядел или не хотел разглядеть… мать девочек умерла, и они пытались узнать у меня ее судьбу… как будто я бог… Рая не вмешивалась, из боязни повлиять на меня в дурном смысле и испортить то, что она считала счастьем… она не находила в своем поведении ничего неприличного, не мало удивляя меня… я мог бы задержаться у них… днем и ночью я нуждался в их услугах… свое поведение я бы осудил в прежние времена, да и теперь… я стал снисходителен к женщинам, многое прощал им, потому что они искренне любили меня, пусть и недолго… я находился в доме учителя истории не только на положении гостя, который оказывается везде, где его не ожидают увидеть… иногда я спал с ними, лежал между ними, не шевелясь… они вовсе не стесняли меня, как стесняли бы женщины… надо сказать, учитель истории внимательно следил за тем, чтобы девочки оказывали мне подобающее, на его взгляд, внимание… и не вполголоса, а открыто, во всеуслышание… помню, его голос и предписания, меня пугали и будили… он не блистал талантом оратора, но умел говорить, как полагается… под его руководством девочки относились ко мне хорошо… или делали вид… вопрос шел даже о браке… учитель истории предлагал мне жениться на обеих, и добивался этого как величайшей милости, хотя и был пропитан традициями насквозь… благоразумие и особенно вспыхнувшая в Аде неприязнь ко мне помешали мне оказать учителю эту любезность, что дурно повлияло на него, повергло его в лихорадочное состояние… я вынужден был бежать… и все еще бегу… ужасно не сделать того, что полагается сделать, проявить неучтивость, исчезнуть, не попрощавшись… девочки стали являться мне в облике псиц… хочу снять с души как камень это неприятное воспоминание…

Дядя Бенедикта умолк, задумался…

— Воспоминания уводят нас из одиночества…

— Что?.. да… я боюсь явиться некстати… не знаю, обрадую ли я их?.. вряд ли… пожалуй, я не решусь…

Дядя Бенедикта покачал головой, грустно улыбнулся и исчез…

* * *

Все миновало словно сон… впрочем, сочинять можно и во сне…

Марка в облике Бенедикта окружили монахини, столпились вокруг, плача и причитая… он лежал на ложе в руинах женского монастыря, разграбленного нашествием грязи, хрипло дыша, и если бы не моления призрачных монахинь, он очнулся бы в преисподней, которая принимала и смертных, и бессмертных… всех она смиряла и утешала одними и теми же словами…

Рыжеволосая монахиня вернула Марка к жизни… он стал похож на жениха кудрявого и молодого…

Она могла изгнать и безумие, если бы безумный не противился, впрочем, она могла и против желания исцелить его касанием рук…

Марк увидел монахиню в платье невесты…

«Кто назначил ее в жены Бенедикту?.. она стала ему шестой женой, исцелила и меня, безумьем охваченного… хрипло смеясь, я явился ей… безумье душило меня… радость с печалью она смешала и ушла, ввергла меня в отчаяние… помню, я думал о мести… представлял, как убью ее похитителя…

Все это оставил я, весь этот ужас, встретив Жанну, ставшую мне невестой в платье невесты…

И от нее я бежал…

Почти год я жил в пещере на острове и избавился от безумия плоти, так мне казалось…»

Размышления Марка прервались… он увидел то, что не должно было видеть, и смутился, а дева прикрылась руками, стоит, обнаженная, только фата на ней, смущенно улыбается всем лицом…

«Это не Жанна… это же Юлия…»

— Что, не узнаешь?.. или не хочешь узнавать?… конечно, зачем тебе я?.. ступай, беги, как бежал, терзай своих жен, измученных ожиданием близости, изображай бога, кого угодно…

— Юлия, я не Бенедикт, я Марк…

Затянутое тучами небо над девой ответило ропотом…

Отозвался и прибой…

Из пенных зыбей показался остов парома…

Ветер туман разогнал и снова Марк увидел то, что не должно видеть…

Он смутился…

Дева вошла в воду по колено, по грудь, по горло, скрылась с головой…

Марк остался стоять, потом сделал шаг к воде, вскрикнул, медуза обожгла, ужалила как змея в пяту…

Марк отступил в ужасе… вместо медузы увидел клубок змей… шесть или семь… то свиваясь, то развиваясь, они пасти раскрыли, готовые плюнуть ядом…

Марк бежал, поверив зрелищу странному и страшному…

Ему казалось, что змеи преследовали его…

Скалы перед ним росли ввысь, превращались в строй идолов с человеческими ликами, иссеченными шрамами, почерневшими от дыма и копоти…

Нет, не от страха Марк замер, от изумления застыл, превратился в камень, чувствам своим не веря…

Луна блуждала среди скал, как ускользающий призрак, меняя свой облик…

В лице луны он увидел лица всех жен Бенедикта…

* * *

Бенедикт спал в тесной расселине…

Во сне он выполз наружу, встал на ноги… увидев в луже воды луну и себя, он невольно отступил, прижался спиной к скале…

Губы свои луна тянула к нему…

Кричать он не мог, слезы стали его голосом…

Задыхаясь от слез, Бенедикт очнулся…

Он пребывал в сомнении…

«Сон ли это был?..»

Ночь ушла…

Встало утро, мало-помалу обнажая скалы, лики, тела мужчин, женщин… кто-то карабкался по ступеням наверх, кто-то спускался вниз…

Это были люди, знающие толк в искусстве войны, только напрасны были убийства…

Смерть еще никого не спасла…

Бенедикт шел, меняя направление… могильные камни преграждали дорогу… он оглянулся… пес Пифагор отстал… и намного… он увлекся до самозабвения поисками какой-то твари, оставившей свой запах в камнях…

Бенедикт окликнул пса, назвав его по имени…

Пес Пифагор бросил поиски, подбежал, хромая на обе ноги, глянул на Бенедикта, то смеясь, то страшась…

Бенедикт подбодрил его лаской…

Пес прыгнул ему на грудь, лизнул лицо…

Бенедикт попятился, наткнулся на камень, почувствовал, что летит куда-то в темноту…

Бенедикт упал, лоб разбил о камни и подбородок, пыли наглотался, пока лежал, не мог опомниться и вспомнить, куда он падал…

Помедлив, он встал на четвереньки, смеясь свистящим смехом астматика…

Пес Пифагор невинно глядел на него…

— Что смотришь?.. нет, погоди… куда ты меня тянешь?.. что за спешка такая… — бормотал Бенедикт, стоя на четвереньках в клубах пыли… — Не безумствуй, опомнись, остановись… нога у меня застряла в камнях… помоги… — взяв пса за загривок, Бенедикт встал, но не во весь рост, глянул по сторонам…

Кровь в глаз попала, ослепила старика…

Ступая ногами осторожно, топчась на одном месте, он ощупал подбородок, лоб…

— Кажется, я приобрел рога…

Почувствовав слабость и головокружение, Бенедикт снова стал на четвереньки, потом лег и стал остывать, повернувшись к солнцу лицом и запрокинув голову набок…

Жены явились одна за другой… и без зова… они толклись вокруг ложа, утаптывали песок…

С удивлением Бенедикт воззрился на них… он не совсем умер… все еще продолжалась борьба…

Ада, первая жена Бенедикта, словно поскользнулась случайно, упала ему на грудь… слезами она смывала кровь и грязь с его лица…

Слезы ее Бенедикт принял как награду…

Рая, вторая жена Бенедикта, опустилась на колени, за ней третья, четвертая, пятая, шестая… встали, каждая подле другой…

Зашумели птицы, зрители этого скорбного представления, закричали в голос, взмыли в небо, закружили над телом одинокого стариком, возомнившим себя богом…

С полуденного неба внезапно мрак спустился, окутал все…

Случилось чудо… затмение… круг черной луны наполз на светило, вдруг исчезнувшее…

Душа Бенедикта взмыла в воздух… и упала с неба на песок у ног трупа, замерла… нет, вздрогнув, она снова ожила, забилась, пытаясь расправить крылья, подняла пыль, уже умирая…

Пыль укрыла труп Бенедикта… а пауки соткали над ним паутину…

КОНЕЦ