В комнате охраны было шумно, накурено. Иосиф протиснулся между двойниками Тиррана, которых он путал самым странным образом, и проскользнул в кабинет.
— Ну что там у тебя?.. — Тирран рассеяно улыбнулся.
Поправив трясущимися руками очки и чувствуя что-то вроде головокружения после бессонной ночи, Иосиф положил папку с бумагами на стол и доложил о ходе расследования по делу о покушении, все, что смог узнать, имена, факты…
— Так, так, для начала не плохо… — Все еще рассеянно улыбаясь, Тирран слушал Иосифа, который, то краснел, то бледнел. От одной мысли, что в заговор возможно втянут и дядя, он чувствовал себя преступником.
— Одним словом, дело довольно запутанное… мне кажется, намеренно…
— Это все?.. — Тирран полистал бумаги, делая вид, что думает о другом. — Или что-то еще?..
— Да, то есть, нет… — Иосиф вытер пот со лба. В кабинете было душно. Неулыбчивое лицо его вдруг хихикнуло, как будто само по себе. Он испуганно прикрыл рот ладонью.
— Ну… — Тирран нахмурился.
— Нашлась ваша дочь… правда, я не совсем уверен, но сходство просто поразительное… — быстро и невнятно пробормотал Иосиф.
Послышался отдаленный гул. В стенах зашуршало, просыпалось что-то. Скрипнула, приоткрылась форточка. Порыв ветра вздул занавеси. Пахнуло сыростью, болотом. Тирран невольно поежился, скользнул взглядом по стенам, укрытых гобеленами, и подошел к окну, за которым догорал вечер. Ловя отсветы, он потер костяшками пальцев веки, задумался, вспоминая, какой сегодня день.
«Кажется среда… или четверг?.. нет, среда… в четверг у Графини прием… о чем это он?.. сейчас будет выдумывать очередную историю о воображаемом ребенке, наделит все это правдоподобием и припишет мне отцовство… а что, если это правда…» — Испытывая странное чувство, не лишенное некоторого беспокойства и радости, Тирран глянул в окно. От реки к площади уже полз туман…
Из тумана выплыло лицо Лизы, обнаженные плечи…
Они виделись почти каждый день, потом их отношения вдруг омрачились и вскоре прервались. Отец Лизы впутался в какую-то отвратительную историю. Спустя полгода он снова увидел ее. Она стала другой. В ней появилось что-то новое: светлое, легкое, влекущее и пугающее. Почти все встречи были разочарованием. Довольно редко они оказывались наедине, она была скорее сдержанна, чем ласкова. Слишком просто и, конечно же, неверно было бы заключить, что она уже не любила его. Возможно, это было связано с определенными трудностями в семье. Потом было это ее странное письмо, ничего не разъясняющее, в котором она даже перешла «на вы». Письмо пришло к нему разорванным и у него возникло подозрение, что половина письма было адресовано не ему, а кому-то другому.
«Вы успокаиваете меня… все это может быть и так, как вы говорите, но вы же знаете, насколько мы зависим от обстоятельств… все может измениться в любую минуту и изменить мое и без того бедственное положение, которое вы, конечно же, не всегда ощущаете, как бедственное…
Я прошу вас быть разумным и не забывать о мере и черте, за которую нам нельзя переступать… я чувствую, что вы находитесь под угрозой и в не меньшей степени, чем я… есть обстоятельства, в некоторой степени известные вам, к которым вы относитесь недостаточно серьезно…
Я почти уверена, что события последних дней как-то связаны со всеми этими приготовлениями… и это странное письмо, которое я нашла в почтовом ящике, и встреча с человеком, я не могу назвать тебе его имени… все это может оказаться не столько несправедливым по отношению ко мне, сколько бессмысленным, потому что я знаю, что наступит день, когда я стану тебе безразлична… это заставляет меня зарыться в подушки и плакать…
Мне холодно… мне не хватает твоей нежности…
Боже мой, если бы вы знали обо мне все до конца… все против меня… я хочу только одного: покончить с этой историей, в которой я оказалась обреченной, независимо от ее исхода… меня пугают предчувствия какого-то несчастья, страх, что из-за меня вы можете быть уязвимы…»
«Даже если все это правда, ну и что?.. зачем ворошить прошлое…» — Тиран потер лоб и рассеянно глянул в окно, сощурился.
Из театра вышел странного вида господин в длинном спадающем складками плаще. Это был Серафим. Он приостановился у ящика с аурелиями и гиацинтами. Ящик чем-то напоминал гроб. Неожиданно на его голову, как бабочки, посыпались листовки.
«Опять эти листки…» — Тирран обернулся к Иосифу.
— Это наши люди… все под контролем… — заговорил Иосиф, глотая окончания фраз. — А человек в плаще, на которого вы обратили внимание у нас на поводке… он поэт… ровным счетом ноль, но мнит себя Избавителем… — Чувствуя, что созданное им действующее лицо вызывает любопытство Тиррана, Иосиф продолжил портрет, слегка изменив тон. — Иногда он бывает у Графини… похоже, что их связывает не только поэзия… — Иосиф умолк, намекая, что знает больше, чем говорит…
Серафим свернул в Каретный ряд и пошел своей дорогой, обходя снующих в толпе агентов. По субботам Савва выходил в город, чтобы напомнить о своем существовании, и они готовились…
Все еще шел дождь, но небо уже изменило цвет. Тирран тяжело опустился в кресло под кружевным розовым балдахином. Некоторое время он угрюмо наблюдал за Иосифом, который докладывал о ходе следствия по делу о самоубийствах.
— Мы уже знаем, кто их готовит…
«Черт, как душно…» — Тирран раскрыл японский веер. Он уже не слышал Иосифа. Где-то на другом конце света светилось окно… как и в тот день, когда она открыла ему, что беременна… Беглый взгляд, поворот шеи, поцелуй, совсем не похожий на ее обычный поцелуй при расставании, не успокоил его и он лег в постель, чувствуя, что не заснет. Он думал о дочке, еще не названной по имени, как она, смеясь от радости, повиснет у него на шее…
Увы, Лиза исчезла вместе с девочкой. Правда, ему сказали, что девочка родилась мертвой, а Лиза умерла от родовой горячки…
Тирран вспомнил еще несколько женщин, совершенно друг на друга не похожих и, тем не менее, он видел в них Лизу…
— Это она… — Услышал Тирран обрывающийся шепот Иосифа, приподнялся и, вытянув шею, выглянул в окно.
Дождь кончился. На лужайке у солнечных часов толпились горожане, маячили агенты.
Тирран не сразу увидел Жанну, а, увидев, уже не мог отвести взгляд. Она спускалась по лестнице, сопровождаемая Шуутом.
Откуда-то выпорхнула стайка бабочек. На фоне неба они обрисовались со странной ясностью, закружились над ней. Жанна подняла голову, улыбнулась смущенно, как-то по-детски, заслонилась от них ладонью.
Скрыв за зевком свою взволнованность, Тирран, выпил стылого чаю, написал что-то, отбросил перо, смял бумагу, откинулся на спинку кресла. Бледный, с покрасневшими веками Иосиф стоял перед ним в ожидании. Тирран отослал его, тут же велел вернуться, ждать. Он развернул смятую бумагу, перечитал вслух, прошелся по кабинету. Щеки его пылали.
— Приведи ее ко мне…
Иосиф стал собирать бумаги.
— Бумаги оставь… иди…
Иосиф ушел.
Помедлив, Тирран нажал на рычаг. Скрипнула, отпахнулась потайная дверь в стене и захлопнулась его за спиной.
Агент с облегчением вздохнул, пошевелился, разминая затекшие ноги. Повинуясь приказу по линии, он подслушивал и наблюдал.
В стене что-то зашуршало, пробежало, потрескивая сверху вниз, и затихло где-то в углу. С грохотом рассыпались дрова, приготовленные для камина, Агент в ужасе замер…