Дом на косогоре как будто пустовал, но иногда оттуда доносились странные звуки, вдруг зажигались и гасли огни, словно перелетающие по гардинам, плотно укрывающим окна. Протянув привратнику приглашение, Астролог надвинул на лицо личину и вошел в залу. Зала была огромная, стены обтянуты гобеленами и шелком, потолки разукрашены и обустроены по подобию неба. Откуда-то из поднебесной темноты почти до пола свисала люстра. В нишах стен прятались китайские вазы, египетские сосуды, пальмы, целое стадо статуй. За пальмами журчал фонтан, у которого крутился странный пес бледной масти. По залу ходили гости, двоящиеся в подсматривающих зеркалах, среди вязи рисунков. Они скрывали лица под разными личинами. Мимо пробежала стайка муз во главе с косматым Паном, играя браслетами, вытягивая шеи. Среди гостей Астролог увидел странного господина, наполовину покрытого пластинчатой чешуей. По секрету он шептал всем и каждому, шипя и повизгивая, о том, что готовится нечто.

— Некий акт… — прошептал он на ухо Астрологу, поднимая брови и помахивая бумажным хвостом. Одни слушали его с опаской, другие с любопытством и злым интересом, третьи с вызывающим хохотом или оскорбительным молчанием. Многие явно уклонялись от свидания с ним.

Увидев Министра, Астролог слегка сдвинул личину и приподнялся на цыпочки, надеясь, что Министр узнает и окликнет его. Между тем Министр даже не глянул на него и скрылся за гардинами, укрывающими вход во флигель.

— Ах… — Дама, стоявшая за спиной Астролога, рассыпала конфетти. Они напоминали пляшущие звездочки или монеты. Астролог растерянно посмотрел на нее и невольно попятился. В нише стены среди статуй обрисовался знакомый профиль Тиррана. Он о чем-то беседовал с переводчиком. В мятом пиджаке бутылочного цвета, накинутом на плечи, и с красными, слезящимися глазами, переводчик производил довольно унылое впечатление.

Вдруг грянули литавры, заверещали скрипки, запели трубы. Начались танцы…

Прячась за спинами гостей и озираясь, Астролог нырнул в заводь гардин. Некоторое время он привыкал к темноте. Постепенно обрисовался проход с множеством дверей, которые никуда не открывались. Астролог шел, иногда приостанавливаясь и прислушиваясь. Он не мог понять, где искать Графиню, то и дело натыкался на гостей, смущенно оправдывался.

Сняв личину, он поднялся по лестнице на второй этаж. Здесь царила тишина. Он заглянул в холл с зелеными стенами и с окнами, выходящими на пруд, и вдруг услышал хрипловатый голос Графини. Он с трудом узнал ее. В жемчужно-серой мантилье, расшитой серебряной ниткой, изящная, тонкая, пожалуй, даже хрупкая, она сидела на узком диванчике. Она была не одна. У окна стоял незнакомец. Тиская в руках свой темный и неоконченный шедевр, Астролог замер в нерешительности…

В камине тлели угли. Красноватые огни отражались в высоких зеркалах, висящих в простенках между окнами, и отсветами падали, тонули в темно-красном бархате гардин, едва пропускающих уличных свет…

Астролог как будто заснул и вдруг пробудился. Каминные часы пробили полночь. Донеслись голоса.

— Не погода, а просто ужас какой-то, сроду такого не было… — сказал незнакомец и приоткрыл окно. В мутном небе вспыхивали зарницы. Вода плескалась у нижних уступов Башни. Играли отблески, странно искажая ее отражения. Затхлый запах сырости мешался с душистым запахом лаванды. — Ну и где этот твой Нострадамус?.. — Незнакомец обернулся, и Астролог узнал Начальника Тайной Канцелярии.

— Не знаю… может быть у него какие-нибудь неприятности… — Графиня сидела у погасшего камина.

— Скоро у всех у нас будут неприятности…

— Не понимаю, о чем ты?.. — Графиня забывчиво пощелкала пластинками веера, подавленно вздохнула. За стеной кто-то играл на пианино. Тихая музыка будила какое-то странное ощущение пустоты внутри. — Какая необычная музыка… — Графиня посмотрела на Начальника Тайной Канцелярии. Ее несколько смутило напряженное выражение его лица.

«Господи, как бы мне хотелось уехать куда-нибудь… только я и она…» — думал Начальник Тайной Канцелярии, медленно приближаясь к Графине.

Графиня почувствовала быстрое, обжигающее прикосновение его губ и отстранилась.

— Что с тобой?.. у тебя совершенно сумасшедшие глаза…

— Неважно себя чувствую… весь день на ногах… и ради чего?.. всем на все наплевать… если бы ты только знала… — Дрожь проскользнула в его голосе. Он вдруг почувствовал, что утрачивает власть над собой. Что-то прихлынуло к груди.

— Откуда мне знать, ты же мне никогда ничего не рассказываешь…

— Я и сам ничего толком не знаю… знаю только, что и пес от такой жизни взвыл бы…

— Что-то я хотела тебе сказать… да, вот, посмотри… — Графиня протянула ему листок.

— Что это?.. Боже мой, да ты с ума сошла… — Начальник Тайной Канцелярии смял и снова развернул листок.

«Избавитель — это нечто вечное, как красота, и его время пришло…»

— Ты в это веришь?.. — Он потер переносицу. — А я боюсь всех этих громких слов… они приносят только несчастья… большинство идей о свободе и справедливом устройстве жизни высосаны из указательного пальца… извини, я сейчас…

— Куда ты?.. — Графиня в недоумении проводила Начальник Тайной Канцелярии взглядом и потянулась к колокольцу. Рука ее повисла в воздухе. В холл, со стороны флигеля вошел грум.

— Здесь никого нет?.. — спросил грум странно охрипшим голосом и глянул по сторонам.

— Нет… а что случилось?..

— Да нет, ничего не случилось… — Грум засмотрелся на ее белые, тонкие руки, словно плывущие в сумраке.

Графиня рассеянно тронула волосы, рыжие, слегка вьющиеся. Даже не глядя на грума, она видела, что он не сводит с нее глаз.

— Что ты на меня так смотришь?..

— Там кто-то прячется?..

— Где?.. да ты с ума сошел…

— Ну, конечно, я сошел с ума… — Как-то нелепо загребая руками воздух, грум сорвал со стены над камином татарскую саблю и ударил наотмашь по портьере…

— Ми-ау… — Черный кот перебежал комнату. От ужаса грум покачнулся, выронил саблю. Портьера натянулась, затрещала, обвисла, кто-то навалился на него. Отлетели далеко в сторону очки с дымчатыми стеклами…

Остаток ночи и все утро Начальник Тайной Канцелярии провел в кабинете, перебирал, жег бумаги. Неожиданно в слуховой трубке что-то щелкнула, прохрипело голосом Саввы:

— Зайди…

Начальник Тайной Канцелярии спустился вниз, осторожно постучал в замаскированную драпировкой дверь и вошел.

В кабинет Саввы было сумрачно.

Некоторое время Савва молча разглядывал Начальника Тайной Канцелярии, слегка склонив голову набок и вниз. Он находился в том несколько возбужденном состоянии, которое обычно еще усиливается погодой и сумерками.

Порывшись в бумагах, Савва протянул Начальнику Тайной Канцелярии рапорт своего агента, который он получил накануне.

«Появление Избавителя вызвало в толпе крики восторга. Рассыпая пальмовые ветки, толпа пронесла его на плечах от вокзала до Спасских Ворот. Неожиданно в толпе возникла паника. Кто-то открыл стрельбу, возможно, один из наших агентов. Убил он не многих, не успел, бывает и так, толпа его просто растоптала. Какие-то люди окружили дом Графини, стали бить стекла и даже порывались поджечь его. Когда началась стрельба, на углу Каретной улицы я неожиданно лицом к лицу столкнулся с Секретарем. Он был не один. С ним была девочка, такая рыженькая, худенькая, с кошачьими глазами. Я узнал его, одно время он жил в нашем доме, и окликнул по имени. Услышав свое имя, он даже не остановился, лишь бросил на меня быстрый взгляд, а когда я окликнул его еще раз, он ускорил шаг. Вскоре он скрылся. Девочку он бросил в переулке. Он собирался выдать ее за дочь Тиррана. Больше она ничего не успела мне рассказать. Говорила она с акцентом и не могла связать трех слов. Ее корчили судороги, в уголках рта пузырилась пена. Я едва успел подхватить ее на руки и отнес на террасу. Когда я положил ее, она обмочилась.

К сожалению, вынужден прерваться…»

Прочитав рапорт агента, Начальник Тайной Канцелярии выжидательно посмотрел на Савву. Чувствовал он себя не совсем уверенно. Каждый раз, входя в кабинет этого обреченного на одиночество старика, он как бы ступал на враждебную территорию, где необходимо было лгать и притворяться.

— Ты догадываешься, кто затеял с нами эту игру?.. — заговорил Савва. В голосе его чувствовалось волнение. Начальник Тайной Канцелярии молча качнул головой. — Было бы опасно теперь что-нибудь предпринимать, не подготовившись заранее… нужен некий акт…

— Он уже готовится… — сказал Начальник Тайной Канцелярии.

— Вот как?.. — Слегка откачнувшись, Савва привстал, порылся в бумагах на столе. В открытое окно из низины долетел вопль. — Опять кто-то покончил с собой… просто какая-то эпидемия самоубийств… даже в Ленивке уже плавают трупы утопленников… если все будет идти так, как идет, в городе не останется ни одной живой души… что-то зябко, прикрой окно… — Из бумаг выскользнул гравюрный оттиск Жанны и упал на пол. — Ага, вот она, а я обыскался… просто поразительное сходство, и глаза, и губы, и ямочка на подбородке… что ты обо всем этом думаешь?..

— Сходство не вполне очевидное… — пробормотал Начальник Тайной Канцелярии, подняв гравюрный оттиск и рассматривая его.

— Ты думаешь?.. — Взгляд Саввы упал на чадящую лампу. Она замигала, вспыхнула. Остро кольнула боль в паху. Пересиливая боль, Савва лег боком на оттоманку. Несколько минут он провел в мучительном забытьи. Боль притихла. — Что там случилось у Графини?..

— Недоразумение…

— Однако, в результате этого недоразумения пострадал мой самый лучший агент… ладно, иди…

Начальник Тайной Канцелярии вышел.

Савва прикрутил лампу.

Мелькали мысли, воспоминания, что-то ничтожное, нечистое…

Почудилось, что кто-то ходит по кабинету, роется в ящиках стола. Лампа вспыхнула и погасла. Раздался отрывистый скрип, все затихло. Сглотнув комок в горле, Савва зажег лампу. В комнате никого не было…

Как-то вдруг ослабев, Савва прилег на диван и погрузился в свое одиночество, где были только, боль, страх и отчаяние. Даже в детстве он был одинок. В детстве это одиночество представлялось, как пустота, мрак, затягивающий куда-то, и такой глухой и глубокий, что глазом не обнять. Пальцы его вздрогнули, зашевелились. Он нащупал пуговицу на спинке дивана. Он старался отогнать от себя эти мысли о пустоте. На короткое время он забылся. Перед глазами замелькали какие-то картины, лица, как будто одни и те же и точно скрывающие за собой что-то еще.

И за светом есть свет, и за тьмой еще большая тьма…

Очнулся Савва весь в слезах. Он не мог понять, где он. Голые стены с обвисшими обоями, облитые мутноватым светом, на полу толстый слой пыли. Он подошел к синеющему окну, не оставляя следов. Было что-то жуткое, неестественное во всем этом. Город спал. Болотная улица была безлюдна и пустынна. Дома уступами крыш спускались к реке и тянулись вдоль набережной, точно надгробные плиты над могилами. Услышав какие-то странные хлопки, шелест в воздухе за спиной, Савва испуганно обернулся. Взгляд его наткнулся на чемодан и кучку хлама у стены. Вдруг и так ясно пришло осознание, что вся его жизнь была ложью и обманом. Стало почти жаль, что он ввязался во все это.

На мгновение Савва потерял сознание от боли. Он был слеп и беспомощен. Он падал спиной куда-то в пустоту, в бездонный ужас. Что-то непереносимое, немыслимое…

— Нет, нет, только не это… — прошептал он застывшими губами. Отступая, он споткнулся, пнул ногой чемодан. Чемодан раскрылся, и оттуда вывалились пластинки Апрелевского завода, какие-то письма, будильник, заводная балерина. Подняв руки, она закружилась. Маленький, бледный призрак девочки с тощими косичками. Она мечтала стать прима-балериной. Он смотрел на нее, не отрываясь. Вспомнилось, как она качалась на сучковатой яблоне и бросала в него вишневые косточки, а он лежал на крыше, читал. В какой ужасающей нужде она жила, но была так счастлива этим мгновением. Он невольно улыбнулся. И для него была блаженством эта минута игры. Он позвал ее. Она поднялась к нему на крышу. Вспомнилась эта внезапная близость, возникшая из ничего и совершенно естественная. Они увлеклись игрой и слишком далеко зашли. Его остановил страх. Запомнилось ее лицо в эту минуту, отчужденное, грустное. Ему стало как-то не по себе. Он знал, что больше не увидит ее, что все погибло, несмотря на его жалкие потуги продлить это блаженство словами и фразами. Она лишь молча качала головой, а он отступал шаг за шагом. В этой ее немоте был крик, была жалость и сочувствие, как будто он должен был умереть…

Савва лег на спину, сложив руки на груди. Постепенно пришло ощущение покоя. Все как-то отодвинулось, и олива в кадке, и бюст Старика, и окно…

И снова она увиделась ему в каком-то радужном мрении. На столике у кровати горела лампа. Она спала. На шее билась синяя жилка. Она боялась темноты, собак, лошадей, грызла ногти и до 13 лет играла в куклы. Ее мать была актрисой на вторых ролях…

Вдруг повеяло холодом. Застучали часы. Савва зажал уши руками, чтобы не слышать этого равнодушного и ужасающего стука, и позвал слугу…

— Что-то я хотел тебе сказать?.. пожелать, потребовать или попросить?..

— Да… — По тону повелителя слуга понял, что нужно улыбнуться, но не осмелился.

Савва смотрел и на него, и мимо него.

Несколько минут болезненного созерцания собственного я. Желаний не было, были лишь растревоженные мысли, которые Савва не мог собрать.

«Интересно, как их готовят?.. или дрессируют?.. мог бы ведь и улыбнуться для разнообразия… — Слуга как будто раздвоился. Из-за его спины высунулся бюст Старика. Савва усмехнулся. — Странно устроен человек… кажется, Свифт построил дом для умалишенных и сам в нем поселился… нашел себе теплое место… теплое место — это цель в жизни, а смысл?.. неплохо бы выпить рюмку домашней наливки… отвести душу… — Взгляд Саввы переместился на слугу. — Что он здесь делает?.. может быть хочет прославиться, как Астролог, открывший конец света… — Какое-то время Савву преследовали мрачные фантазии и совершенно жуткие предчувствия. — Хватит об этом, лучше займись делом!.. хорошо бы, но каким?.. чем вы желаете заняться?.. что предпочитаете?.. что я предпочитаю?.. все что угодно, только не двигаться с места… однако, просто лежать — скучно, ужасно скучно… надо бы издать какой-нибудь указ, например, пушечным выстрелом оповещать граждан каждое утро о том, что я еще жив, а между тем… что между тем?.. да так, ничего… — Савва слегка привстал, почудилось, что над ним порхают гении смерти. Раздвинув слипчивые крылья веера, слуга обмахивал его, отгоняя мух. — Он думает, что я бог, а я не бог, я немощный и бессильный старик… ну, что ты стоишь, как на похоронах?.. может быть послать его на конюшню и выпороть?.. как будто его судьба изменится от этого… а вдруг?.. нет, это было бы несправедливо… и потом он еще не утратил иллюзий, пусть ловит для себя случай… наверное, ноги дрожат от нетерпения, так бы и унесся куда-нибудь… только куда?.. к какой-нибудь девочке под юбку, куда же еще… совсем еще мальчик, даже жаль его… к сожалению, жизнь не похожа на роман и все очаровательные принцессы превращаются в обыкновенных мегер… и все же, почему она мне вспоминается, эта девочка?.. — Савва прикрыл глаза ладонью. В сумерках какой-то потусторонней нереальности прояснился силуэт… вся она возникла перед ним, отделенная от него лишь тонким облаком флера, как пугливый сон. — Не пугайся, ведь не меня же ты боишься, надеюсь, и не этого мальчика?.. ну вот, упорхнула… юность — прекрасная пора… окрыляет жизнь чувством… а старость лишает ее всякого смысла… Боже, что я делаю?.. как что?.. исполняю свои обязанности, то, на что я еще гожусь… надо бы срезать мозоли на ноге… — На какое-то время Савва впал в оцепенение, вдруг встрепенулся. — Что это за звуки?.. как в раю… уж не лишился ли я рассудка?.. это же хорал… и где-то совсем близко…» — Музыка, возникшая так неожиданно из ничего, произвела на него такое сильное и волнующее впечатление, что он даже прослезился. Звуки увлекали за собой, дальше, дальше. Он шел, не двигаясь с места, продолжая лежать, пока не устал и не заснул весь в слезах…