Вопросы Смутного времени

(Для всех нас и для президента Путина)

Предлагаемый ниже текст — это попытка в предельно сжатой форме изложить квинтэссенцию идей и сомнений читателей, исключительно неравнодушно отнесшихся к предложениям президента России о трансформации политической системы страны. К этим идеям и сомнениям я добавил и свои выводы.

Суммарно — это вопросы для Владимира Путина и всех нас, изрядно запутавшихся в том, что до сих пор называлось реформами в России. Вопросы и проблемы Смутного времени. Одновременно — извечные проклятые вопросы России, ответив на которые, мы сделаем, наконец, нечто качественно новое, не ответив — впадем в еще большее прозябание, либеральное или авторитарное, демократическое или деспотическое — не так уж и важно.

Либерально-демократической проект провалился в России с треском и практически полностью.

Объяснения разные. Одни видят причину в авторитарных замашках и алчности власти, другие — в «отсталости» и «патриархальности» народа. Третьи — и в том, и в другом вместе.

Многие считают, что этот проект просто не подходит России.

Для большей части «демократия» и «либерализм» стали ругательными словами. Настолько, что, как мне кажется, задача власти сегодня — не добивать демократию окончательно, а защитить ее от пусть справедливого гнева народа, в том числе и значительной части образованного сословия. Нам достались от «демократии» лишь гнилые плоды, но это не значит, что она не способна, в том числе и в России, приносить плоды золотые.

Фаталисты (оптимистические) верят только в Россию (в целом), просто оптимисты (нерассерженные) — в президента Путина, скептики — только в себя.

Власти как таковой не верит никто. Но очень многие по-прежнему верят лично Путину.

Злом считают не только международный и немеждународный терроризм, но и нашу бюрократию и нашу милицию (или шире — «правоохранительные органы»). Причем если террористы вызывают страх и недоумение (как такое может быть?), то бюрократия и милиция — страх и презрение.

Коррупция, по всеобщему почти убеждению, связывает в единое целое терроризм, бюрократию и правоохранительные органы.

Олигархи — по силе ненависти к ним — стоят лишь на четвертом месте.

Большинство приветствует отмену прямых выборов губернаторов и президентов республик в составе РФ, однако много и тех, кто считает эту меру неразумной и даже опасной.

Об отмене прямых выборов региональных начальников не сожалеют, потому что никто не считает то, что это были честные выборы и они отражали волю народа. То есть основание здесь негативистское, а отнюдь не позитивное.

И все-таки об отмене прямых выборов многие сожалеют, однако (вот действительно шокирующий факт) никто не назвал ни одного регионального начальника, об исчезновении которого с занимаемого им ныне поста можно пожалеть.

Опасность террористической войны против России большинство воспринимает так же остро, как Путин.

Но большинство же не верит, что с нынешней бюрократией и правоохранительными органами эту войну можно выиграть, даже обратившись к централизации, которую теоретически или ностальгически многие приветствуют.

Почти никто не верит, что новая система отбора региональных начальников улучшит их работу вообще и их заботу о населении в частности.

Мало кто просматривает прямую и даже косвенную связь между борьбой с терроризмом и новой системой отбора губернаторов.

Многими не улавливается связь между предложенными Путиным политическими реформами и экономическими проблемами, стоящими перед страной.

Никто не понимает, куда сегодня уходят деньги, изымаемые у олигархов и получаемые от нефтяных сверхдоходов.

Экономическую политику правительства не понимает тоже никто.

Большинство считает, что можно одновременно добиться двух целей — и сохранить страну, и не порушить в ней демократию.

Но очень и очень многие утверждают, что то, что было до сих пор, — это не демократия и ее строительство надо начинать заново — с чистого листа.

Политические предложения президента многие считают вынужденными или неизбежными, хотя теоретически возможен и более демократический вариант реформ.

Проект создания Общественной палаты неясен практически всем.

Все недовольны Думой, но никто не хочет ее лишиться.

Нет веры в то, что с помощью голосования по партийным спискам в стране удастся создать развитую и качественную партийную систему. В бюрократию не верят конкретно и практически, в партии — даже гипотетически.

На нижнем, местном уровне демократии никто не ощущает вовсе: «демократия должна реализовываться ежедневно, это возможность без страха и унижений воспользоваться своими правами на всей территории родины и не раз в 4 года».

Любые политические реформы и даже саму демократию большинство рассматривает как инструмент, средство, а не цель. Тому, кто использует власть и ее инструменты во благо страны и нации, готовы довериться в реформах любого направления. Но называют только одну фамилию — Путина. Налицо полный крах, по крайней мере в глазах общества, всей элиты.

Гораздо чаще, чем за другие демократические институты, заступаются за парламент и прессу. Никто не заступается за суд, ибо в независимость наших судов тоже не верит практически никто.

По-прежнему предлагаются радикальные экономические реформы, но «в пользу народа»: «дать землю народу, но бесплатно — иначе это будет новый виток обдирания — без налогов и с правом строительства на своей земле. Никогда народ не бунтовал против власти, которая дает ему землю».

Большинство приветствует переход России от федерального к унитарному государству, но при этом среди тех, кто отвечал на вопросы, почти нет жителей национальных республик в составе РФ.

Часто встречаются утверждения, что в своих последних обращениях президент Путин недостаточно «прозрачно» разъяснил «истинные» цели предлагаемых мер, что что-то важное «недоговорил», а потому и не может рассчитывать на полное понимание и поддержку своей политики.

А кроме того, верные цели, поставленные Путиным, как считают многие из тех, кто их так оценивает, еще нужно правильно реализовать, что отнюдь не гарантировано.

Наконец, всех целей, отраженных в поставленных вопросах, можно достичь, если «люди увидят, что власть начнет с себя». Судя по общему контексту всех ответов, это и есть главный дефицит сегодня — дефицит веры в то, что власть начнет с себя.

Смутное время.

Российская газета, 7.10.2004

 

Мои вопросы национальному лидеру

С 2008 года по предложению тогдашнего главного редактора газеты «Известия» Владимира Мамонтова я начал вести колонку в этой газете. Посему ряд последующих публикуемых здесь статей впервые появились в ней.

А относительно публикуемой ниже статьи важно напомнить то, что Владимир Путин, отдав в 2008 году президентскую власть Дмитрию Медведеву и переместившись в кресло председателя правительства, не отменил свои ежегодные многочасовые прямые телевизионные общения с гражданами России. И это, помимо многого прочего, сразу же показало, что покидать главную политическую сцену страны Путин не только не намерен, но лишь на время отступил на второй план.

Случайным образом выход этой моей колонки совпал с прямой трансляцией разговора Владимира Путина «с нацией» в лице тех, кому повезло добраться своими вопросами до председателя правительства страны.

Безусловно, сегодня это политический хит дня, а потому все остальные тексты падут жертвами премьерского красноречия.

По правилам журналистики, следует, раз уж выпало выступать одновременно, «прицепиться» к главной теме дня, имеющей, между прочим, две составляющие. Первая — ответы Владимира Путина. Вторая, о чем не многие задумываются, — заданные ему вопросы.

Поскольку моя статья пишется в среду, я не знаю ни содержания первого, ни списка второго. То есть в любом случае играю втемную.

Ответы Путина будут комментировать еще долго, поэтому опоздать здесь невозможно. А вот о вопросах забудут уже завтра. Поэтому я и решил «прицепиться» сегодня именно к ним.

Еще не услышав этих вопросов — ни в полном виде, ни в избранном для эфира, могу предположить, что среди них (возможно, случайно; возможно, потому, что тема экономического кризиса заслонит всё остальное) не окажется тех, что более всего волнуют сегодня меня.

Волнуют ли эти вопросы значимое число других граждан России? Утверждаю, что да. Кажутся ли они особо важными самому Владимиру Путину? Гадать не стану, но с определенностью могу сказать: хотелось бы, чтобы казались. И хотелось бы, чтобы ответы на них им были даны публично. Если даже это случится не 4 декабря 2008 года, а чуть позже. Ибо кризис преходящ, а вопросы эти — стратегические и концептуальные. И мнение на сей счет того, кого не без основания называют «лидером нации», знать важно. Причем не только вообще, но и именно сегодня, в момент этого злосчастного кризиса, когда пропорционально, а порой даже и не пропорционально росту финансовых затруднений, опять стремительно растет устаканившееся было за время политической стабилизации и высоких нефтяных цен смятение в умах.

Последнее утверждение не является плодом моего воображения. Ведь не зря же, выступая с Посланием Федеральному Собранию, уже другой лидер нации, на сей раз официальный, президент Дмитрий Медведев, весьма грозно предостерег некие не названные им политические силы от попыток воспользоваться трудностями кризисного периода для дестабилизации страны.

Что касается президента Медведева, то в последние недели он выступил с несколькими политическими заявлениями, уходящими в определенную оперативную, но все-таки не стратегическую перспективу. Однако сегодня день публичных заявлений Владимира Путина, а кроме того, мне представляется, что у лидера политической партии, а Путин заявлен в сегодняшнем разговоре и в этом своем статусе, гораздо больше пространства для идейных маневров и стратегических оценок. Ведь в случае несогласия с ними президент в силу своего мандата волен просто не прислушаться к ним.

Итак, вопросы.

Начну с того, что внешне обращен не в стратегическое будущее, а как в давнее, так и в не совсем давнее прошлое, но в реальности и к настоящему, и к будущему имеет непосредственное отношение. Это, разумеется, вопрос о российской (или русской) истории. Пора уже Владимиру Путину вполне определенно и достаточно развернуто высказаться на сей счет. И не только потому, что наши внешняя и внутренняя политика постоянно спотыкаются об эту проблему. Только что, причем с очень большим опозданием, мы отреагировали на «мифологию голодомора», но впереди 2009 год. А это 70-летие так называемого пакта Молотова — Риббентропа. И разве можно сомневаться в том, что все, кто могут, в том числе и прямые наследники участников «мюнхенского сговора», вновь отпляшут антироссийскую польку на этой дате. Это лишь один из примеров — наиболее близкий и показательный. А их — десятки. Лидеры нации не могут не высказываться об истории этой нации. Иначе за них говорят другие.

Межнациональные отношения в России. Нельзя не заметить, что эта проблема, с одной стороны, все обостряется, а с другой — становится уже имиджевым обременением для России. По умолчанию предполагается, что мы исповедуем и реализуем проверенную советскую доктрину «дружбы народов». Только вот получается гораздо хуже, чем в СССР. Но абсолютно все официальные уста на сей счет не произносят ни слова. Это молчание понятно — тема сложная и деликатная. То есть как раз такая, для взятия высот которой требуются смелость и авторитет лидера нации.

Кстати, не надоело ли Владимиру Путину то, что упреки практически всем официальным лицам страны, в том числе и ему лично, в постоянном замалчивании «русского вопроса» и в неупотреблении самого слова «русский» все множатся и множатся?

Еще одна постоянно обсуждаемая в обществе проблема: вероятность глобальной войны и готовность страны в целом (но особенно её армии и элиты) к такому развитию событий. Об укреплении вооруженных сил и их реформе (вызывающей слишком много сомнений у специалистов) говорится много. Концептуально и стратегически не сказано ни слова.

А вот вопрос, о котором, напротив, наговорено столько, причем часто прямо противоположного, что лучше бы и не говорилось вовсе: о вхождении России в «Европу» и достижении каких-то «западных стандартов» и уровня «цивилизованных стран», что так или иначе, но все равно воспринимается как вечное, а потому, как все вечное, совершенно бессмысленное для нормальных людей, «догоняние Запада». Может быть, пора сказать, что, во-первых, никого мы догонять не собираемся; во-вторых — если в чем-то от кого-то мы и отстали, то в другом — далеко впереди; в-третьих — не всякое сегодняшнее лидерство есть благо в будущем. А главное, нельзя же в конце концов постоянно культивировать в нации «комплекс отстающего». Ведь только постоянно отстающий постоянно думает и твердит о том, чтобы кого-то догнать.

Два года назад был сделан прекрасный, но, увы, до сих пор, по сути, и единственный шаг в попытке найти решение главнейшей проблемы современной России, а именно: демографической. Обрадованные последовавшим в общем-то незначительным всплеском рождаемости, практически все, кроме, разумеется, самого общества, теперь об этом почти забыли. Или делают вид, что не забыли. Недавно я услышал, какие суммы выделяются тем, кто готов переехать на Дальний Восток из-за рубежей России. И рассмеялся, ибо ясно, что на эти деньги и в соседнюю деревню перебраться сегодня не удастся. Вот уж об этом (в нашем сегодняшнем состоянии) лидеры России должны высказываться никак не реже, чем раз в девять месяцев…

Эх, коротка кольчужка (то есть колонка), а то бы еще много вопросов задал я Владимиру Путину…

Известия, 4.12.2008

 

На фронте или в тылу?

Эта статья вышла в «Известиях» в несколько сокращённом виде и под заголовком «Цели неясны, задачи не определены». Публикую её здесь в полной авторской редакции и под авторским заголовком.

Неожиданно вброшенное Владимиром Путиным предложение создать Общероссийский Народный фронт (ОНО), бесспорно, оживило довольно застойную политическую жизнь России и вызвало массу пересудов и вопросов в нестройных рядах российской политической элиты.

Автор идеи обрисовал своё предложение пока еще в самых общих чертах. Но при этом настаивает на вполне жёстком и определенном названии новой организации — именно фронт. А раз фронт, хоть и гражданский, значит, это мобилизация, пусть и только политическая. Значит, где-то рядом большая опасность. Значит, есть враг.

Собственно, первая группа возникающих вопросов вокруг этого и формируется. Что это за опасность? Кто этот враг? Какого уровня мобилизация потребуется для противостояния ему?

Нельзя было не обратить внимания на то, с каким энтузиазмом встретили активисты и руководители «Единой России» предложение Путина. Между тем он сказал, что именно «Единая Россия» нуждается в притоке «новых идей и лиц». Думают ли руководители ЕР, что эти «новые лица» просто пополнят ряды их подчиненных, а «новые идеи» станут лишь приложением к тем идеям, что уже входят в «интеллектуальный капитал» этой партии?

Боюсь, что тут первоначальная радость может смениться вполне реальным саботажем аппаратных структур «Единой России». Кто же захочет, чтобы «новые лица» вытеснили старых с их постов, а партийные ресурсы были перераспределены от носителей «старых идей» и курируемых ими проектов в пользу авторов идей «новых»? Или у кого-то на сей счет есть сомнения?

Мобилизация в обществе, вся психология которого строится на идеологии потребления, а высшие слои которого нацелены исключительно на сверхпотребление, возможна лишь при отказе именно от этой идеологии и радикальном обновлении элиты, ибо ни одна элита от своих привычек и своих богатств никогда не отказывалась и отказаться не способна. Вряд ли Владимир Путин задумал провести столь революционный, да еще в оставшиеся до думских выборов месяцы, переворот.

Уже высказывалось предположение, что с помощью ОНФ, собранного вокруг «Единой России», но не под её доминированием (последнему, впрочем, мало кто верит), Владимир Путин хочет освежить и расширить электоральную базу этой партии.

В этом смысле мобилизация уже произошла, но только не самой «Единой России» и дружественных ей организаций, а как раз политических конкурентов ЕР — КПРФ прежде всего, ЛДПР и «Справедливой России». Выльется ли эта реактивная мобилизация во что-то конкретное, пока не ясно, но то, что предложение Путина взбодрило прежде всего эти партии, сомнения нет.

Можно ли укрепить «Единую Россию» с помощью кольца сателлитов из ОНФ? Сомнительно. Да и зачем?

Для власти потеря «Единой России» конституционного большинства в Думе никаких особых проблем, кроме чисто технических, легко решаемых аппаратными методами, не создает. А вот самой ЕР переход в статус партии относительного большинства только бы пошёл на пользу. Вот уж тут она точно стала бы модернизироваться — под давлением усилившейся внешней, а соответственно, и внутрипартийной конкуренции.

Кроме того, сама по себе народофронтовская конструкция предполагает максимальную демократизацию и минимальную бюрократизацию при принятии совместных решений, а потом и при их выполнении. Но это означает прямо противоположное тому, к чему до сих пор стремилась «Единая Россия». А стремилась она к тому, чтобы все начальники были в её рядах. Народные фронты до сих пор создавались для того, чтобы по отдельности слабые силы в совокупности своей стали преобладающими в обществе и в политике. Но «Единая Россия» и сама по себе претендует на политическое доминирование в стране и, кажется, до сих пор своей властью ни с кем делиться не намерена.

Народный фронт — это практически всегда борьба с властвующей бюрократией, причем с использованием самых демократических (народных) методов. И тут опять получается, что участие в таком фронте, да еще в качестве системообразующего центра, «Единой России» есть нечто, подобное оксюморону. Фронт против самих себя?

Совсем не ясно, как сочетается идея Народного фронта с ныне существующей партийной системой. Выборы в Думу по партийным спискам еще никто не отменял. Конкурирующим с «Единой Россией» партиям нет резона консолидироваться с ней (разве что только очень слабым) перед выборами. Политическим и общественным организациям, не являющимся партиями, резон есть. Это места в Думе. Но готова ли ЕР сделать действительно широкий жест и объявить, например, что треть завоеванных ею мест в Думе она готова отдать народофронтцам? И гарантировать это?

Лично мне идея Народного фронта нравится как раз тем, что она принципиально противостоит изжившему себя, на мой взгляд, институту политических партий. Но для того, чтобы полномасштабно и полновесно реализовать этот перспективный проект как «антипартийный», необходимы, как минимум, революционные изменения в Конституции, чего в ближайшее время ждать не приходится.

Итак, стратегическая (не тактическая, если таковой являются думские выборы) цель создания Народного фронта пока не ясна.

Объединение всех «хороших сил» против «всего плохого» (коррупции, власти бюрократии, социального неравенства, преступности и пр.) может быть такой целью, но в подобном случае конструкция Фронта очень аморфна, его правовой статус сомнителен, а потенциал реальной солидарности и тем более мобилизационные возможности весьма невелики.

Можно предположить, что проект Общероссийского Народного фронта предполагает наличие какого-то внешнего врага. Но пока сам автор данной идеи не сделал на сей счет даже скромного намека. А уж если таковой враг наличествует (или предполагается), то объединение должно идти не вокруг одной из партий, а либо вокруг самих властных институтов, либо вокруг какой-то личности, обладающей характеристиками лидера нации (реального или официального).

И вот здесь естественным путем подходишь к мысли о том, что идея Общероссийского Народного фронта и призвана материализоваться как раз в виде политического движения, консолидирующего разнонаправленные интересы различных сил общества и слоев населения вокруг одной фигуры.

В этом случае вопрос о том, зачем и когда нужна такая фигура, имеет единственный ответ: на президентских выборах 2012 года.

Думаю, что до того, как ответ на этот вопрос будет получен не из моих или чьих-то иных рассуждений, а от самого автора идеи, большинство структур и лиц, не рискующих отказаться от участия во Фронте, реально будут отсиживаться в тылу.

Известия, 11.05.2011

 

Психология невозвращения капиталов

Опросы не врут. У Владимира Путина высочайший рейтинг (обычно приводят цифру в 85 процентов), то есть гигантская поддержка населения.

Но не все так просто и не все так радужно с этим рейтингом.

Во-первых, эта поддержка связана с внешнеполитической деятельностью Путина и прежде всего, конечно, с блестящей и бескровной операцией по воссоединению Крыма с Россией. Между тем каждый год присоединять по Крыму не удастся, а глубочайший и нескоротечный кризис в отношениях с Западом будет продолжаться.

Во-вторых, это личный рейтинг Путина. Ничего подобного не наблюдается у любых иных институтов власти в стране.

В-третьих, кто бы и что бы не говорил, материальное положение значительной части населения уже ухудшилось и продолжает ухудшаться. В первую очередь из-за резкого падения курса рубля и соответствующего повышения цен. Бухгалтерски-статистически инфляция у нас, может, и 8 или 9 процентов. Реально в последние месяцы — никак не меньше 30–35 процентов.

В-четвертых, рейтинг не космическая ракета. Лететь в бесконечность он не может. Даже 100 процентов он не может достичь. А точнее, не может быть больше 90 процентов. Следовательно, рано или поздно (и при нынешней экономической ситуации, скорее рано, чем поздно) рейтинг снизится.

И главной причиной этого снижения (хорошо еще, если не падения) станет как раз экономическая ситуация.

Публично сейчас принято расхваливать экономическую часть выступления Путина 4 декабря. Между тем не публичные, но очень распространенные оценки этой части речи весьма скептические, причем как справа, так и слева.

Вот, например, провозглашенная в этом выступлении «полная амнистия капиталов, возвращающихся в Россию». По моим наблюдениям, мало кто верит не столько в «полную амнистию» (хотя и в нее — не очень), сколько в то, что капиталы вернутся. Провозгласи Кремль хоть не просто полную, а «полнейшую» амнистию.

Вера в «невидимую руку рынка», которая все устроит во благо всех, осталась у нас только в анекдотах. Все давно уже знают, что «невидимая рука рынка» сначала все сворует и все выведет за рубеж, а потом… Какая разница, что она будет делать потом?..

Да, вера в «невидимую руку рынка» у нас испарилась, а вот экономический детерминизм в сознании нашей власти остался. Между тем психология сильнее экономических теорий, а уже тем более их рахитичных отпрысков, называемых ныне «дорожными картами».

И если в экономических теориях разбираются только экономисты, то в психологии — все, кто обладает приличным жизненным и политическим опытом.

Мой опыт мне подсказывает, что никакие сколь-либо существенные капиталы в Россию не вернутся. И причина проста. Те, кто ими обладает, не верят ни в саму Россию, ни власти в ней. И боятся народа России. Предполагаю, что многие из них к тому же опасаются и лично Путина.

Главная проблема сегодняшней России (и, соответственно, Путина) — это проблема двойной лояльности правящего (властно-владетельного) класса.

Владетельной части этого класса Россия нужна как место создания капитала, а Запад — как место его хранения и траты. Можно назвать их космополитами. Можно выбрать определение и пожестче — значительная часть этих людей точно является компрадорами и даже коллаборационистами. Но дело в том, что помешать им вывозить капиталы из России невозможно, а заставить вернуть — нереально. Им даже не нужны ни Крым, ни Сочи как место отдыха и траты денег — они уже давно ориентированы, в том числе и нашим телевидением, на другие места.

Я бы даже сказал, что при умной и эффективной экономической политике скорее можно привлечь иностранные миллиарды в Россию, чем заманить к нам уже выведенные за границу миллиарды наших богачей.

Властная часть нашего правящего класса имеет иную двойную лояльность (хотя и первой тоже заражена): на своих рабочих местах она служит сначала себе, а потом (и то, если это не противоречит ее интересам и время на это остается) государству, в котором получила свои посты. Исключения, конечно, есть. Но не они определяют жизнь нашей экономики.

Жизнь нашей экономики определяет как раз этот властно-владетельный класс, его описанная мною двойная лояльность, а также величайший по норме прибыли бизнес — бизнес на реформах. Придумывание и проведение реформ ведь требует только пачки бумаги, смены вывесок и перестановки кадров. Зато в доходной части: высокие должности, гигантские бюджетные потоки, имущество, недвижимость, свои люди всюду, куда дотянулась рука реформатора. И никакой ответственности даже при отрицательном результате реформы.

Психологию не запретишь и указом или распоряжением не переделаешь. И даже Общероссийским народным фронтом не испугаешь. Надо менять либо сам властно-владетельный класс, либо экономическую политику, либо и то, и другое.

Мне представляется, что Владимир Путин ждал, что обещанный ему синергетический эффект от проводимых по всем фронтам реформ вот-вот проявит себя. И вслед за 5–7 процентами ежегодного роста ВВП однажды обнаружатся 10–15, а то и 20 процентов. Вместо этого мы получили нулевой рост и то ли стагнацию, то ли стагфляцию. И кажется, никакой инновационной экономики. Что, как минимум, означает банкротство предыдущего экономического курса и бесконечного реформирования всего и вся.

В 2016 году состоятся выборы в Государственную Думу. Это значит, что уже к концу 2015-го вся политическая мысль власти будет сконцентрирована не на экономике, а на задабривании избирателей. Чем? Плодами реформ ЖКХ, здравоохранения, образования и науки? А они разве золотые?

Поддержка основной массы населения у Путина есть. Но и властно-владетельный класс, погрязший в выгодном только ему перманентном реформаторстве, свою психологию не изменил, да и не может изменить — таким он родился, таким и умрет. Вопрос в том, умрет он, сидя на нашей шее или где-то на средиземноморских виллах, с которыми он, конечно, не расстанется.

Но если виллы у него уже не отнять, то власть — можно. И нужно. Ибо столько вилл народ России не выдержит. Или не вытерпит.

«Свободная пресса», 9.12.2014

 

Десять вопросов Путину

(Вопросы к главе государства перед ежегодной пресс-конференцией президента 18 декабря 2014 года)

Я не отношусь к числу тех, кого нужно убеждать, что суверенитет для России в сто крат выше хамона; что воссоединение Крыма с Россией не только абсолютно справедливо исторически, не только стало осуществлением сохранявшейся 23 года мечты подавляющего большинства крымчан, — это воссоединение разом стратегически подняло военную безопасность России на порядок; что на санкции против твоей страны нужно отвечать контрсанкциями; что Россия не поссорилась со «всем миром» и что США со своим, увы, политическим вассалом Евросоюзом — это далеко не весь мир, хотя и весьма значимая, а часто и доминирующая часть этого мира…

Но одновременно я понимаю, что, решившись на действия, которые, очевидно, не понравятся Западу и обязательно будут трактоваться им так, что Россия — это агрессор, а украинские расисты — защитники демократии и свободы, Владимир Путин перевел международную политику в стадию форс-мажорного с точки зрения Вашингтона развития. И США уверены, что либо они «поставят Россию и лично Путина на место», либо разрозненные части пока еще в основном молчащего глобального антимайдана, уставшего от американской гегемонии и безрассудств, рушащих страны и вызывающих войны, причем вдали от самих США, могут соединиться в целое. И видимо, как раз под идейным лидерством России. А там уже вопрос времени, когда и каким образом этот антимайдан низведет США до уровня «региональной североамериканской державы».

Я полностью согласен с тем, что в реальных обстоятельствах конца 2013 — начала 2014 года Россия не могла поступить иначе, чем она поступила. Но я знаю и то, что Запад вообще, и США в первую голову, не мог не поступить так, как он поступил, в очередной раз объявив Россию «мировым злом».

И именно в связи с этим у меня возникают вопросы к Владимиру Путину, ответы на которые я жду не во время его выступления 18 декабря, хотя это и было бы идеальным вариантом, а в ближайшие недели и месяцы. Причем ответы эти не обязательно должны быть словесными. Делами даже лучше. Хотя некоторые вещи лучше бы все же сначала продекларировать.

1-й вопрос. По-моему, ясно, что при нынешних политических лидерах Европы отношения России и Евросоюза к прежнему (и тогда-то не очень впечатляющему) состоянию не вернутся. Не стоит ли российской дипломатии перейти, наконец, к традиционной для Запада методике — открытой работе не только с официальными властями западных стран, но и к постоянным контактам с оппозицией?

2-й вопрос. Сегодня Россия выступает в почетной роли единственной политически инакомыслящей страны мира. Роль почетная, но, как видим, уязвимая. Между тем международная политика очень прагматична, чтобы не сказать, цинична, и складывается впечатление, что многие страны, не менее нас заинтересованные в крушении американской гегемонии, отсиживаются за нашей спиной, наблюдая, удастся ли России не проиграть. Не пора ли России открыто призвать к созданию альтернативного западному политического союза, гарантирующего военную безопасность от вмешательства извне для стран, которые в него войдут? И начать привлекать в этот союз страны, находящиеся на периферии Pax Amerikana?

3-й вопрос. Вы уже примерно сформулировали идеологию этого альтернативного политического альянса: гарантированное невмешательство во внутренние дела других стран; опора на собственные (традиционные) политические и демократические традиции; полный отказ от «экспорта революций»; сохранение традиционных моральных и иных ценностей; максимальная социальная справедливость. Не стоит ли громко и впрямую продекларировать эту концепцию и предложить всем желающим присоединиться к ней в форме международного пакта?

4-й вопрос. Очевидно, что нынешняя искусственная политическая система России с ее фантомными партиями, некритично перенесенная к нам с Запада, почти полностью не соответствует реалиям нашей страны, а потому не только не функционирует эффективно и демократично, но и вообще трещит по швам. Не пришло ли время для широкомасштабной конституционной и политической реформы в России?

5-й вопрос. Не пора ли начать выводить Россию из-под фактической юрисдикции Запада, евросоюзовских юридических законов и норм, объявив законодательство России высшей юридической нормой для всех ее граждан, юридических лиц и любых властных институтов, а международные правовые нормы и договоры — лишь в той части, где они не противоречат российскому законодательству?

6-й вопрос. Очевидно, что географические и иные особенности России никогда не позволят создать в нашей стране тот уровень жизни, который характерен для некоторых малых и средних стран Европы, причем уровень, относящийся уже скорее к прошлому (60-90-е годы XX века), чем к настоящему и будущему. Не стоит ли разработать и продекларировать как цель собственные стандарты уровня жизни в России (причем разные для разных ее регионов) и соответственно перестроить экономическую и социальную политику?

7-й вопрос. Не пора ли перестать упрекать население России в том, что производительность труда у нас в 2–3 раза ниже, чем на Западе? Во-первых, представляется, что это просто неправда. Во-вторых, как тогда в этом смысле оценивать производительность и эффективность труда наших чиновников всех уровней, а особенно самого высокого уровня, получающих, в отличие от наших рабочих, крестьян, инженеров, ученых, вполне западные зарплаты? И не пора ли в нынешних условиях, когда каждый сравнивает свою зарплату не только с соседним городом, но и со странами Запада, найти новую модель для мотивации к высокоэффективному труду: сначала плати больше, потом требуй лучшей работы?

8. Вопрос о социальной справедливости. Не затянулся ли у нас период «первоначального накопления капитала» со всеми его безобразиями? Постоянно воспроизводить элиту, которая купается в миллиардах, да еще выводит их из страны, и ждать, когда она «насытится» и проникнется «духом патриотизма» — не слишком ли это накладно для России материально и не слишком ли опасно социально? 2017 год не за горами…

9. Думаю, вы не заблуждаетесь относительно того, что многие ваши подчиненные вас обманывают, когда рассказывают об успехах своих ведомств и проводимых ими реформ. Но уверен, что заблуждаетесь относительно масштабов этого обмана. А ведь он все нарастает. Не пора ли разорвать этот порочный круг?

10. Понятно, что один человек не может контролировать все в стране, и он неизбежно должен передоверить многое начальникам более низкого уровня. Однако какова ответственность этих начальников? Не стоит ли признать, что так называемый либеральный экономический курс потерпел полный крах, а следовательно, нужно отказаться и от него, и от всех его проводников? То же самое можно сказать и о большинстве социальных реформ, алгоритмы которых некритично или в эгоистических целях их инициаторов позаимствованы на Западе или даже навязаны им России.

Кто из инициаторов и проводников этих реформ поплатился за их провал? И будет ли эта безответственность и безнаказанность продолжаться?

Не пора ли остановить большую часть этих реформ, тем более что население устало от них? А те реформы, что действительно нужны России, поручить совсем другим людям — прежде всего тем, кто априори обладает патриотической гражданской и профессиональной позицией и знает и понимает Россию, ее народ; тем, кто не считает Россию «нецивилизованной страной», из которой нужно делать «Швейцарию», а народ — ничего не умеющим иждивенцем, находящимся на содержании у мифического «креативного класса»?

* * *

Конечно, это не все вопросы, ответы на которые я бы хотел услышать от президента России и сегодняшнего, бесспорно, национального лидера нашей страны, но для одного раза достаточно.

Кроме того, мне кажется, что так или иначе сформулированные, но именно эти вопросы волнуют сегодня большинство населения страны, а отнюдь не то, как нам «наладить отношения с Западом», «стоит ли давать эфир лидерам оппозиции» и «сможем ли мы проводить отпуск на курортах Европы».

МИА «Россия сегодня», РИА «Новости», 16.12.2014