в которой Вася становится собственником раба, но вскоре убеждается, что рабовладельческая жизнь не столь уж приятна, как это кажется на первый взгляд
Довольно тяжелым сделался Васин кошелек: возьмешь в руку — руке хорошо, приятно… А еще приятнее, когда откроешь: во всех отделениях — разные деньги, где полтинники, где — гривенники с двугривенными, где — медяки… Медные деньги Вася не особенно уважал, но пусть бы медные, да побольше!..
Они, конечно, достались не просто так. Пришлось отказаться от многих удовольствий, но, если рассудить, что в них толку? Съешь, например, мороженое или кино посмотришь, вот денег и нет… Кино лучше посмотреть по телевизору, а то — расскажет кто-нибудь. В школе были такие мастера рассказывать, что расскажут даже лучше, чем если сам поглядишь, и изобразят всякие интересные места не хуже любого артиста.
Конечно, из-за денег много беспокойства: все время бойся, как бы не утащил их кто или мама не нашла…
Да еще приходится злиться из-за таких должников, как Марсианин. Вчера вечером Вася увидел: преспокойно выходит себе Марсианин из кино, довольный такой, будто и не надо никаких долгов отдавать!.. Вдобавок, приметив издали Васю, он повернулся кругом и пошел быстрым шагом назад — все быстрее, быстрее и, сколько Вася вслед ему ни кричал, вроде бы оглох и сразу потерялся в толпе, вывалившейся из зрительного зала.
Поэтому сегодня перед уроками, перед самым звонком, Вася снова посетил первый «а». Надо было видеть, как все первачки смолкли и съежились, когда он заглянул в дверь, как злобный скряга ростовщик из заграничного фильма, название которого Вася позабыл. Он даже сгорбился и покашлял очень похоже, а Марсианин побледнел и выпучил свои марсианские глазищи, завилял туда-сюда, но только от Васи, врешь, не скроешься!..
Перед этим Марсианин, видно, побывал в парикмахерской и поэтому сейчас, аккуратно подстриженный, стоял посреди класса и давал всем желающим нюхать голову, от которой на весь класс разносился запах одеколона.
— «Магнолия»… — солидно объяснял он.
Вася поманил Марсианина пальцем, и тот двинулся к нему, будто под гипнозом. Отведя его подальше от любопытных, которые с жалостью и интересом глазели издали, Вася показал Марсианину раскрытую ладонь и постучал по ней пальцем.
— Что? — не понял Марсианин, уставившись в ладонь, будто надеялся рассмотреть на ней что-то микроскопическое. — Я не понимаю…
— Не по-ни-ма-ишшь? — противным даже для самого себя голосом прошипел Вася. — А по кинам шляться понима-ишшь?.. А одеколониться понимаишшь?.. А как деньги отдавать — сразу не понимаишшь? Долг гони!
Марсианин отвел глаза в сторону и вздохнул:
— У меня…. нету…
— Нету-у? А одеколониться есть? А отдавать нету-у?
— Это… мне… мама… дала… специально.
— А мне какое дело! Это меня не касается! Когда рыб брал, о чем думал? Я, по-твоему, убытки должен терпеть? «Специально»!
— Я… отдам…
— Когда?
— Когда… будут… деньги… так… сразу… и отдам…
— Ладно! — сказал Вася. — Значит, пока долг не отдашь, поступаешь ко мне в рабство, понял?
— Как это?
— А так! Как полагается!
— Полагается?
— Ну да!
Марсианин медленно моргнул, и было видно, что он ничего не понял. Подумав, он спросил:
— А что… я… должен… делать?..
Вася и сам толком не понимал, зачем ему, действительно, раб и что он обязан делать, и сказал неопределенно:
— Что заставят…
— А… что?..
Вася подумал.
— Пойдем сегодня после уроков в лес!
— Это зачем? — испуганно спросил Марсианин, — Я… не хочу.
— Мало ли чего ты не хочешь! Возьмем у меня канистру и наберем в озерках всяких инфузорий на корм рыбкам, а также водорослей, водосбор, аквилегию, понял?
— А-а… — радостно ухмыльнулся Марсианин, в глазах его появился интерес, — ладно. Это я пойду. Я давно… хотел… в лес сходить!.. Ладно, ладно… А когда… мы… пойдем?..
— После уроков.
— Ладно… ладно… — закивал Марсианин.
Он оказался очень исполнительным и аккуратным рабом. Вышел Вася после уроков из класса, а Марсианин тут как тут: стоит, прислонившись к стенке, в одной руке портфель, а другой задумчиво поглаживает подстриженную голову и нюхает ладонь.
— Пойдем — заулыбался он навстречу Васе.
— Пошли. На тащи портфель…
Марсианин почтительно принял портфель и, неизвестно отчего страшно довольный, зашагал рядом с Васей.
— Надо… зайти… ко мне… домой… — сказал он, — Надо… у мамы… спроситься… и… переодеться… этот… костюм… у меня… парадный…
Он с гордостью оглядел свои старенькие брюки с остро наглаженной складкой.
Жил он, оказывается, на другом конце города: пока шли — уморились. Вася присел на лавочку отдохнуть, а Марсианин ушел в дом.
Сначала Вася с удовольствием отдыхал, потом соскучился, а Марсианина все не было.
Время от времени калитка приоткрывалась и в узенькую щель выглядывала какая-то дошкольная мелкота, судя по выпученным глазам, марсианские братья и сестры. Сколько их всего, сосчитать было трудно, так как они располагались в несколько рядов и все время менялись местами, даже у самой земли чьи-то глаза с любопытством разглядывали Васю. Малыши чем-то шуршали и хихикали, делясь впечатлениями.
Наконец Васе это надоело, и он крикнул:
— Эй, вы!
Калитка сразу закрылась, и за ней началась какая-то возня, шепот и даже, похоже, легкая потасовка, потом опять появилась щель, и в нее уставился на Васю чей-то любопытный глаз.
— Скоро, что ль, ваш выйдет?
— Он кушает! — пискнули за калиткой, и она опять захлопнулась.
Прошло еще столько времени, что даже самый большой обжора, по Васиным расчетам, должен был бы управиться с обедом, и, дождавшись очередной вылазки маленьких марсиан, Вася спросил:
— Он что там, спать лег, что ли?
— Нет, — ответили младшие марсиане. — Ему варят три крутых яйца!
Когда Вася уже окончательно потерял терпение и собрался уйти, появился сам Марсианин. В руке у него была сетка с какими-то кульками и бутылкой молока.
Вместе с ним вышла его мать и, критически оглядев Васю, сказала:
— Значит, это ты хочешь провожать Эдика в лес? Я его отпускаю. Но с одним условием. Во-первых, недолго, во-вторых, близко к воде не подходить, в-третьих, проследить, чтоб он все это съел. Да смотри, чтоб он ноги не промочил. А также далеко не ходить, чтоб он не переутомился. Ты старше его, значит, за него отвечаешь. Слышишь? Я на тебя надеюсь.
Она обернулась к Марсианину и погрозила пальцем:
— А ты слушайся его и не вздумай устраивать какие-нибудь выходки, иначе эти походы будут в первый и последний раз! Даете слово? Ну, смотрите!
Она поцеловала Марсианина, словно отправляла его обратно на Марс, а не в тот лес, который синел на горе, видной от дома, потом махала ему вслед рукой, и вместе с ней махали руками маленькие марсиане, высыпавшие на улицу в несметном количестве.
Сытый Марсианин, видимо, ощущал прилив сил и всю дорогу до Васиного дома скрипучим медленным голосом рассказывал:
— Я открыл… знаешь что? Знаешь… откуда… происходит… электричество? Оно… происходит… из кошки! Если… ее… погладить… искры… так и… сыплются… тр-тр-тр… Так вот… если собрать… миллион… различных кошек… да состроить… такую… машину… чтоб их всех… вместе… гладила… и к каждой кошке… присоединить… провод…
Дома Вася наспех поглотал холодный суп, перепрятал кошелек под шифоньерку, взял канистру, и они пошли в лес.
Канистру Вася дал нести Марсианину, а сам пошел впереди, заложив руки за спину и выпятив живот — настоящий плантатор-эксплуататор. Жалко, что курить он не научился, а то сигара здорово бы ему пошла!
Однако слабосильный Марсианин, тащивший канистру, согнувшись набок и поминутно меняя руку, очень скоро совсем выдохся, стал отставать и отдыхать на каждом шагу.
— Эх, ты! — не вытерпел Вася. — Дай-ка сюда! Так мы с тобой и к вечеру не дойдем!
Марсианин охотно отдал канистру и, сразу повеселев, бодро зашагал рядом, иногда даже забегая вперед и заглядывая Васе в лицо, чтобы увидеть, как он относится к его следующему открытию:
— В петушином… голосе… содержатся… такие… еще неоткрытые… волны!.. Они… вызывают… самый… крепкий… сон! Когда… я… жил… в деревне… то… как только… запоет… петух… засыпал… самым крепким… сном! И разбудить… меня… было… уже… невозможно! Если собрать… миллион… различных… петухов…
Как видно, рабское положение нисколько раба не угнетало, а наоборот — придавало ему дополнительную бодрость…
Но едва только они миновали мост через речку и очутились на опушке леса, он выбрал себе местечко под первым попавшимся деревом, где и уселся, сказав:
— Отдохнем… мне… нельзя… переутомляться. Слыхал… что мама… говорила?
Отдыхал он долго, а Вася ждал, сидя на пеньке. Подогнать раба он боялся: а может, и правда, — нельзя ему переутомляться, вдруг он больной какой-нибудь? Очень уж у него тщедушный вид…
Несмотря на это, аппетит у Марсианина был прямо-таки удивительный!
Он раскрыл свою сетку, приговаривая:
— Ну-ка… чего… она мне… тут… насовала?.. Та-ак яйца… бутерброды…. Со с чем? С колбасой… Подзаправимся… чуть-чуть…
— Куда же в тебя только лезет? — возмутился Вася — Тощий, а прожорливый! Ты же дома ел!
— Ну… и… что ж? — прошамкал набитым ртом Марсианин. — Для здоровья! Я… быстро… проголадываюсь…
Он облупил яйцо и в два глотка съел его, прикусывая бутербродом, точно так же поступил со вторым яйцом. Запил все молоком, а бутылку с остатками аккуратно заткнул пробкой.
Потом самодовольно похлопал себя по животу, который, впрочем, остался таким же втянутым, как был.
— Нормально… подзаправился… Сейчас… отдохнем еще… чтоб… в животе… все… перемешалось… и тогда… можно… идти…
Вася любовался лесом, который не видел с прошлого лета. Журчали невидимые ручейки, листьев на деревьях еще не было, но в ветвях сновало множество птичек, и поэтому тени от ветвей все время дрожали и перемещались. Отовсюду слышались птичьи голоса, а земля была вся голубая от подснежников.
Только развеселившийся Марсианин надоедал:
— Вася, а это… какой-такой… цветок… желтый? А эта… тропинка… куда… ведет? Неужели… не знаешь? А мы… не заблудимся?.. А если… заблудимся… то… что?..
Когда невдалеке вдруг защелкал соловей, Марсианин пришел в восторг и заржал на весь лес:
— Ги-ги-ги-ги-ги!..
Соловей, конечно, испугался и замолчал или совсем улетел.
Наконец Марсианин почувствовал себя настолько отдохнувшим, что выразил желание идти дальше.
Кое-где в низинах было еще сыро, под ногами хлюпала вода. Марсианин ни за что не хотел идти по сырости, задирал ногу чуть ли не под самый Васин нос, чтобы показать подошву:
— Сыромятные… сразу… будут… как кисель! Промочу… ноги… простужусь… а мне… этого… нельзя…
Васе пришлось на собственной спине перетаскивать капризного раба через все сырые места, причем Марсианин так обнаглел, что кричал на него, как на лошадь:
— Но! Поехали! — и даже пытался пришпоривать Васю своими грязными тапочками.
Пронзительный его голос не умолкал ни на минуту, заглушая шум леса, пение птиц, гудение пчел и шмелей.
— Да замолчи ты!
— А что?
— Давай послушаем, как птицы поют…
Марсианин замолчал на короткое время, но потом опять раздался его скрипучий голос:
— А это… какая… птица? А что… она ест? А как… скворцы… в Африке… узнают… что у нас… тепло… и можно… уже… лететь… домой?..
Когда наконец дошли до озерка, в котором могли водиться водоросли, Марсианин сел на сухой пригорок и запустил руку в свою сетку. Он шуршал бумагой, проверяя запасы еды, отщипывал там что-то и клал себе в рот. Молоко он допил, сказав:
— А то… прокиснет…
И сам себе возразил:
— У меня… не прокиснет!..
Расстелив на пригорке Васину куртку, он улегся кверху животом и задремал.
А Вася, скинув ботинки и подсучив брюки, полез в озерко. Оно оказалось совсем чистым: водоросли еще не выросли, хоть вода была теплая, как парное молоко.
Побродив по озерку, Вася вылез, обулся, и, толкнув Марсианина в бок, дернул из-под него свою куртку:
— Вставай, что ли, развалился, как поросенок… пошли!
Сонный Марсианин потер глаза:
— Уже… уходим? Чего же… так… рано?.. Шли-шли… А вон в то… озеро… ты лазил?.. А то… лезь… я подожду…
Постепенно он опять ожил. Краткий сон на свежем воздухе содействовал его аппетиту, на ходу он то и дело совал в рот какие-то куски, извлекаемые из авоськи, и сопровождал их разными замечаниями, вроде:
— Заправимся!.. Подзаложим!
Опять он с удовольствием залезал в сырых местах Васе на спину и, как Васе показалось, значительно потяжелел, возможно, от съеденной пищи. Чтобы извлечь из раба какую-нибудь пользу, Вася опять попробовал нагрузить его канистрой:
— На-ка, понеси…
Марсианин канистру послушно взял и понес, страдальчески кряхтя, согнувшись набок, спотыкаясь и отставая. Пришлось взять канистру назад.
— Эх ты, слабак! — сказал Вася. — Ест-ест, как молотилка, а силы, как у мыша…
— У меня… недавно… была… скарлатина… — серьезно объяснил Марсианин. — А так… я… сильный… даже очень… Когда… я… здоровый… был… я… три раза… березовый… пенек… выжимал… который… и сейчас… у нас… во дворе… есть… можешь… его… посмотреть…
Когда уже вошли в город, Марсианин начал то и дело совать руку под рубашку и что-то ощупывать на спине.
— Ты чего?
— Там… что-то… впилось… — испуганно проговорил побледневший Марсианин.
Подняли рубашку: в пояснице Марсианина сидел лесной клещ, называемый лесником, и, по всему, сидел там уже давно, потому что от него торчали только лапки и кончик брюшка.
— Чепуха! — сказал Вася. — Ничего особенного… обыкновенный лесник…
— Да-а… — заныл Марсианин, щупая лесника. — Тебе… ничего… а мне… чего… Как я… его… выну-у-у?..
Вася смело ухватил клеща ногтями и дернул. Как и следовало ожидать, ножки и самый кончик брюшка оторвались, а клещ продолжал сидеть в марсианской пояснице, будто ничего с ним не случилось.
— Ишь, оторвались, так всегда бывает… Всегда у него задние ноги отрываются… Наверное, лишние…
— А сам… жив-о-ой?..
— А что ему? Да ты не бойся, подумаешь…
— Да-а-а… не бойся… тебе… хорошо… а я… не бойся… Что ж… мне… теперь дел-а-а-ть!
— В меня каждую весну таких клещей по десятку впивается, и — ничего! — пытался утешить Марсианина Вася. — Они сейчас от спячки проснулись, на всех набрасываются: очень голодные, проголодались за зиму… Инструмента вот никакого…
— Какой же… инструмент!.. — горько заголосил Марсианин. — Когда… я… чувствую… как он… во мне… шевелится!.. Все глубже… впивается!.. Вот дойдет… до сердца… умру… моя мама… знаешь… что тебе… сделает!.. А братья мои… сестры…
Вася представил себе, какое горе постигнет полных братской любви и родственных чувств пучеглазых марсианских братьев и сестер, и ему стало страшно.
— Ладно, сейчас пойдем в больницу!
— В… какую… больницу?.. Это… так… опасно?..
— Да не в настоящую, а в кукольную! Там тебе этого лесника в два счета вытащат. Пошли!