Настойчивый скрежет дверного замка нахально вторгся в сюжет джонатановых сновидений, потом разбил его крепкий сон вдребезги, и сквозь трещины потоком хлынула явь в ее местном варианте. Он прошаркал к двери, царапнул по ней, и дверь открылась. Одновременно оба глаза Джонатан раскрыть не сумел. Навалившись на косяк, он стоял, повесив голову, а тем временем индеец-коридорный бодро пожелал ему доброго утра и сообщил, что мистер Боумен распорядился удостовериться, что доктор Хэмлок уже проснулся.

– Ктырщащас? – спросил Джонатан.

– Простите, сэр?

– Который... час?

– Три тридцать, сэр.

Джонатан вернулся в комнату и рухнул поперек кровати, бормоча про себя:

– Этого не может быть.

Но не успел он погрузиться в сон, как раздался телефонный звонок.

– Уйди, – пробормотал он, не снимая трубки, но безжалостный телефон продолжал звонить. Джонатан затащил аппарат в постель и начал ощупывать его, не раскрывая глаз, пока не нащупал трубку.

– Восстань и воссияй, старик!

– Бен... х-р-р... – Он откашлялся. – За что ты меня так?

– Завтрак через десять минут.

– Нет.

– Мне прислать кого-нибудь с ведром ледяной воды?

– Если только хочешь от этого “кого-нибудь” избавиться навсегда.

Бен расхохотался и повесил трубку. Джонатан выполз из постели и принялся ощупью пробираться куда-нибудь, пока счастливый случай не привел его в ванную, где он влез под холодный душ, под которым приходил в чувство, пока наконец не понял, что угроза получить увечье в результате падения несколько отдалилась.

* * *

Бен швырнул еще одну яичницу из двух яиц Джонатану на тарелку.

– Наворачивай, старик. И бифштекс доешь.

Они были одни в кухне охотничьего домика, в окружении сияющей и бесстрастной нержавейки. Голоса их отскакивали от стен, как в тюремном коридоре.

Джонатан смотрел на яичницу, и к горлу подступала тошнота.

– Бен, я ведь тебе никогда не врал, правда? Ей-богу, я убежден, что сейчас умру. А мне всегда хотелось умереть в собственной постели.

– Давай-ка садись и жри дальше!

Одно дело – затолкать пищу в рот, но проглотить – совсем другое.

Бен продолжал болтать, совершенно не воспринимая исполненный ненависти взгляд Джонатана.

– Я полночи не спал, детально разрабатывал план восхождения на Айгер. Все тяжелое снаряжение для команды я закупаю и везу с собой. Я и тебе закажу экипировку вместе с остальными. Но первые несколько дней вполне обойдешься джинсами и кроссовками. Мы начнем с простого. Это еще что? Ну-ка, допивай молоко!

Бен прикончил банку пива и открыл новую. Пиво на завтрак – смотреть на это Джонатан уже просто не мог.

– Горные ботинки по-прежнему в Испании заказываешь?

Джонатан сонно кивнул и обнаружил, что последняя фаза этого движения очень привлекательна – он так и не поднял голову и попробовал заснуть.

– Ясно. Оставь мне название фирмы и номер твоего счета. Сегодня же отобью им телеграмму. Ну давай! Время идет! Ешь!

Двухминутный заезд на одну милю по открытой местности, поросшей травой, в кромешной тьме пробудил Джонатана полностью и окончательно.

Три часа без передышки они карабкались вверх по крутой извилистой тропке на одном из склонов, окружающих плоскую низину, где расположился пансионат Бена. Пока они ковыляли наверх, настало утро, но румяная заря не вызвала у Джонатана прилива радости. Поначалу тропка была достаточно широкой, и Бен шел рядом, болтая без умолку. Легкая хромота из-за отсутствия пальцев была почти незаметна, разве что одной ногой Бен отталкивался от земли чуточку сильнее. Джонатан говорил мало – сопя, он продвигался вперед, все мысли и чувства его сосредоточились на боли в бедрах и икрах. На нем был специальный тренировочный рюкзак, весом в тридцать пять фунтов. Бену не хотелось, чтобы Джонатан привык подниматься налегке – на Айгере ничего подобного не предвиделось.

Около восьми Бен посмотрел наверх вдоль тропки и махнул рукой. Кто-то сидел в глубокой тени скалы, явно их дожидаясь.

– Я, пожалуй, пойду назад, старик.

– Ну слава Богу!

– К тебе это не относится. Тебе работать надо. Дальше тебя поведет Джордж Хотфорт.

– Человек, сидевший у скалы, спускался к ним навстречу.

– Это же девушка! – изумился Джонатан.

– Ага, это и до тебя многие замечали. Ну вот, Джордж, – сказал Бен молодой индианке, подошедшей к ним. – Это вот Джонатан Хэмлок, мой старый приятель-скалолаз. Джон, познакомься с Джордж Хотфорт. Теперь слушай, Джордж, походи-ка с ним еще эдак пару часиков, а потом спусти его вниз к обеду.

Девушка кивнула и смерила Джонатана высокомерным и презрительным взглядом.

– Ну пока, старик.

Бен повернулся и пошагал по тропке вниз.

Джонатан смотрел, как он уходит, и в душе его разгоралась лютая ненависть. Затем он обернулся к девушке.

– Знаете, не стоит исполнять все, что он вам велит. Используйте свой шанс свести счеты с бледнолицым.

Девушка посмотрела на него. На ее широком лице не было и тени выражения.

– Джорджетт? – отважился он спросить.

Она резко повела головой и направилась в гору. Ее сильные длинные ноги безо всяких усилий подминали под себя тропку.

– Может, Джорджианна? – Он обиженно поплелся вслед за ней.

Всякий раз, уйдя вперед, она останавливалась и, прислонившись к камню, спокойно наблюдала за его стараниями. Но как только он приближался на расстояние, достаточное для того, чтобы полюбоваться приятными выпуклостями, прикрытыми хлопковой рубашкой, она отталкивалась от камня и шла дальше широким четким шагом, ритмично покачивая бедрами. Даже на таком крутом подъеме ее голеностопу хватало подвижности, чтобы ступать на всю ступню, как ходят проводники в Альпах. У Джонатана же икры были скованы и напряжены; он, в основном, шел на носках, и каждый шаг был для него крайне чувствителен.

Тропка стала еще круче, и под ним начали подкашиваться ноги, из-за чего он время от времени терял равновесие. И всякий раз, когда это случалось, он смотрел вверх и встречал ее взгляд, полный безучастного презрения.

Пот, стекая с волос, застил ему глаза. Он слышал, как в барабанные перепонки колотится пульс. Лямки рюкзака натерли ему плечи. Теперь он дышал исключительно ртом, и губы у него распухли и запеклись.

Он утер пот с глаз и посмотрел ей вслед. Прямо перед ним выросла отвесная стена футов в тридцать. В засохшей глине, из которой она состояла, имелись лишь крошечные трещинки и выбоины, за которые можно было зацепиться руками или ногами. Она стояла наверху и смотрела на него. Он решительно замотал головой и уселся на тропу.

– Ну не-ет. Нет! Нет и нет!

Но после пары минут молчания, прерываемого лишь далеким щебетом жаворонка, он обернулся и увидел, что она даже не пошевельнулась и все так же безучастно смотрит на него. Лицо у нее было гладкое, как бы припудренное, на нем не было и следа испарины. И за это он ее ненавидел.

– Ладно же, Джордж! Твоя взяла.

Испытывая боль везде, где только можно, он когтями проложил себе путь наверх по отвесному склону. Когда он вскарабкался на поверхность, он улыбнулся ей, ожидая хоть какой-то похвалы. Вместо этого она ловко обошла вокруг него, не приблизившись к нему и на три фута, и направилась в обратный путь, к пансионату. Он смотрел, как она легко проскользила вниз по склону и пошла вниз по тропке.

– Джордж Хотфорт, ты – дикарка. Я просто счастлив, что мы отобрали у вас вашу землю!

Уже внизу, в саду камней, он проглотил неимоверный обед с сосредоточенностью, которой позавидовал бы дзеновский неофит. Еще раньше он умылся и переоделся, и теперь снова начал чувствовать себя человеком, хотя ноги и плечи выражали свой протест неутихающей ноющей болью. Бен сидел напротив него, поглощая пищу с присущей ему энергией, а чтобы еда лучше проходила, огромными глотками прихлебывал пиво. Пиво вызывало зависть Джонатана. Джордж покинула его в нескольких сотнях ярдов от пансионата и возвратилась на тропу, не сказав ни слова.

– Как тебе Джордж? – спросил Бен, тыкая себе в физиономию салфеткой.

– Золотой человек. Такая дружелюбная, человечная. И потрясающая мастерица вести разговор.

– Да, жаль только, что ходок из нее никудышный, – подхватил Бен с отеческой гордостью.

Джонатан признал, что, к сожалению, это так.

– Она мне помогает – “втягивает” тех немногих альпинистов, которые по старой памяти еще приезжают учиться и тренироваться.

– Теперь мне ясно, почему это дело у тебя заглохло. Кстати, как ее зовут на самом деле?

– Ее на самом деле зовут Джордж.

– И как это случилось?

– Назвали в честь матери.

– Понятно.

Бен внимательно посмотрел в лицо Джонатану, пытаясь подобрать такие слова, которые бы убедили того отказаться наконец от затеи лезть на Айгер.

– Ломает немного?

– Немного. Я этот марш-бросок на всю жизнь запомню. Но я готов уже завтра снова приступить к работе.

– Завтра? Черта с два! Все это было только для разгона. Обратно пойдешь через час.

Джонатан стал возражать.

– Заткнись и послушай старика. – Широкое лицо Бена пошло складками вокруг глаз, и он заговорил серьезно:

– Джон, ты уже не мальчик. А Айгер – распросучья горка. Если бы я только мог, я заставил бы тебя отказаться от этой дури.

– Не сможешь.

– Почему?

– Уж поверь на слово.

– Ладно. По-моему, ты свихнулся, но раз уж ты так решительно настроен туда забраться, то я, лопни мои кишки, должен удостовериться, что ты в самой наилучшей форме. Потому что если ты до нее не дотянешь, то на тех скалах от тебя, скорее всего, останется мокрое место. И это не только ради тебя одного. Я же руководитель этого восхождения. Я отвечаю за всех. И мне вовсе не улыбается, чтобы упрямый глупый старик – ты, то есть, – совершенно неготовый к восхождению, испортил все дело. – Затяжным глотком пива Бен поставил точку в этой тираде. – А теперь поплавай немного в бассейне, полежи-позагорай, на баб поглазей. Я распоряжусь, чтобы тебя вызвали, когда надо будет.

Джонатан сделал так, как ему велели. От нечего делать он принялся прикидывать на глазок и сопоставлять сексуальные достоинства многочисленных юных дам вокруг бассейна, и уже вошел во вкус этой игры, но тут подошел официант и сказал ему, что время отдыха истекло.

Бен снова прошел с ним полпути по тропке, потом поручил его заботам Джордж, которая погнала его и дальше, и быстрей, чем утром. Джонатан несколько раз заговаривал с ней, но так и не сумел пробиться сквозь броню ее полнейшей безучастности, не говоря уж о том, чтобы услышать от нее хоть слово. Уже в сумерках она, как и днем, покинула его, и он, прихрамывая, добрел до своего “люкса”. Приняв душ, он свалился в постель, страстно желая поскорее заснуть. Но тут пришел Биг-Бен и не дал ему воспользоваться этой лазейкой.

– Ну нет, старина, тебе надо еще основательно поужинать.

Постоянно рискуя упасть в тарелку носом, Джонатан, тем не менее, умял большой бифштекс и салат. В эту ночь он заснул, не прибегая к своему привычному снотворному – статье о Лотреке.

На другое утро (если половина четвертого заслуживает подобного наименования) все его суставы были словно залиты цементом и болели немилосердно. Но к половине пятого они с Беном уже были на тропе. Это была другая тропа, заметно круче, и снова примерно на полпути Бен препоручил его Джордж Хотфорт. И вновь он повлекся за ее покачивающимися бедрами, бормоча проклятия в адрес своей боли, жары, дрожи в ногах и всех индейцев на свете. И вновь при каждой остановке насмешливые и презрительные глаза Джордж безмолвно наблюдали за его мучениями.

Обед, купание и ближе к вечеру – снова в гору.

И так на другой день, и на следующий, и на следующий.

Навыки скалолаза возвращались к нему быстрей, чем он смел надеяться и чем хотел бы признать Бен. К шестому дню он уже наслаждался тренировкой и постоянно держался рядом с Джордж, не отставая. Каждый день они забирались выше и круче, преодолевая за одно и то же время все большее расстояние, и теперь Джонатан нередко шел впереди, а Джордж – следом. На седьмой день он, взобравшись на глиняный нанос, оглянулся и увидел (о радостное зрелище!) бусинки пота на лбу Джордж. Добравшись до него, она села на землю, тяжело дыша.

– Ну давай-ка, Джордж! – взмолился Джонатан. – Мы же не можем здесь всю жизнь сидеть. Вперед, вперед! Пошевеливай задницей!

Поскольку она ни разу не произнесла ни слова, у Джонатана вошло в привычку обращаться с ней так, будто она ничего не понимает. Джордж оценивающе посмотрела на поросший лишайником утес, нависший прямо над ними, и покачала головой. Ее хлопковая рубашка потемнела от пота под мышками и возле карманов, где ее грудь плотно соприкасалась с тканью. Впервые за все время она улыбнулась ему и стала спускаться по тропе.

Никогда раньше она не сопровождала его до самого пансионата, но на сей раз, пока Джонатан принимал душ, она долго разговаривала о чем-то с Беном. А за обедом на столе появилось ведерко для шампанского с полудюжиной бутылок пива во льду, и Бен сказал Джонатану, что первая фаза “втяжки” завершена. “Кроссовочная” работа кончилась. Комплект горного снаряжения для него уже готов, и завтра утром они отправляются поработать на скальных стенах.

Вторые полдюжины были выпиты в комнатах Бена, где тот изложил Джонатану план на ближайшие несколько дней. Они начнут на простых стенах, не выше десяти-пятнадцати футов над осыпью, чтобы Джонатан снова почувствовал скалу. Как только Бен будет удовлетворен его успехами, они поднимутся повыше и почувствуют под собой хоть пустяшную, но бездну.

Согласовывая планы, мужчины разговаривали и пили пиво целый час. Глядя на радость друга, дорвавшегося до холодного пойла, в котором ему было отказано в течение всей первой фазы подготовки, Бен ощущал эту радость как свою. Сам он говорил, что не может доверять никому, кто способен долго жить без пива.

Уже несколько дней Джонатан сознавал, что его окрепшее тело полнилось желанием физической любви – не эмоциональной потребностью, а физиологической необходимостью. Именно по этой причине он спросил Бена нарочито небрежно:

– У тебя с Джордж что-то есть?

– Что? О, нет! – Бен даже покраснел. – Побойся Бога, я ж ее на двадцать пять лет старше. А с чего ты вдруг заинтересовался?

– Да ни с чего. Просто истекаю здоровьем и спермой. А тут она подвернулась, и способности по этой части у нее, похоже, немалые.

– Ну что ж, она взрослая девушка. Думаю, она вольна пойти с кем захочет.

– Это может оказаться не так-то легко. Не могу сказать, что она меня сильно обременяет своим вниманием.

– Брось, ты ей очень симпатичен. Ты бы слышал, как она о тебе говорит.

– Она вообще с кем-нибудь, кроме тебя, говорит?

– Нет, насколько мне известно. – Бен прикончил бутылку одним мощным глотком и откупорил другую. – Смешно как-то, – заметил он.

– Что смешно?

– Что тебе хочется Джордж. Учитывая то, как она тебя гоняла, скорее, можно было бы ожидать, что ты ее возненавидишь.

– Пути подсознания неисповедимы. Может быть, в душе я, сам не сознавая, лелею картину того, как я ее пронзаю – втыкаю кинжал или что-то вроде.

Бен посмотрел на Джонатана даже с каким-то подобием испуга.

– Знаешь что, старик? Мне кажется, что в глубине души у тебя есть все задатки настоящего негодяя. Я, пожалуй, не хотел бы оказаться с тобой наедине на необитаемом острове, когда запас еды ограничен.

– Не беспокойся. Ты же друг.

– Неужели у тебя есть враги?

– Немного.

– И неужели кто-то из них еще жив-здоров?

– Один. – Джонатан немного подумал. – Нет, двое.

* * *

Пива было выпито изрядно, и Джонатан заснул быстро. Сон о Джемайме начался, как и каждую ночь, обманчиво нежно: вновь повторялась вся последовательность их отношений, начиная со знакомства в самолете. Внезапные появления мерзкого лица Дракона, как мгновенные врезки в фильме, никогда не длились настолько долго, чтобы Джонатан успел проснуться в ужасе. Мерцающие фонари-“молнии” растворились, преобразившись в арлекинские блестки. Арка, описанная огоньком ее сигареты, тлела во тьме. Он потянулся к ней, и она была такой настоящей, что он ощутил трепет прикосновения, проведя ладонью по мягкой коже ее упругого живота. Он ощутил ответное давление живота на ладонь – и тут жепроснулся! Он даже не успел приподняться, а Джордж крепко-накрепко притянула его к себе, обнимая сильными руками, обвиваясь сильными ногами вокруг его ног. У ее глаз тоже был азиатский разрез, и подстановка оказалась вполне возможной.

Он проснулся после пяти. Из-за недавно выработанной привычки столь позднее пробуждение вызвало у него чувство вины. Но потом он вспомнил, что сегодня они будут работать на скалах, а там до свету делать нечего. Джордж уже ушла. Ушла так же тихо, как и пришла. Онемелость в нижней части спины, блаженная пустота в чреслах и простыня, чуть отдающая щелочью, напомнили ему о ночи. Когда она уходила, он не спал, но притворился спящим, опасаясь, что его призовут повторить еще раз.

Моясь под душем, он поклялся себе, что будет пользоваться этой девицей в щадящем режиме. Если он даст ей волю, то через две недели определенно попадет в дурдом. Оргазм у нее случался быстро и часто, но полного удовлетворения она не получала никогда. Секс для нее не был ласковым и последовательным чередованием задач и решений, это была бесконечная гонка от одного взрыва наслаждения к следующему – плато ощущений, на котором надо удерживаться, а не ряд вершин, на которые надо восходить. Если партнер проявлял малейший намек на усталость, она просто вводила вариации, рассчитанные на то, чтобы обновить его интерес и подхлестнуть его энергию.

Как навыки плавания, так и навыки скалолазания никогда не забываются, если раньше были хорошо усвоены. Но Джонатан понимал, что ему еще предстоит выяснить, какие новые пределы поставили его сноровке и силе духа те несколько лет, когда он старел и бездействовал.

Опытный альпинист может подниматься по стене, к которой нельзя прижаться. Размеренный, заранее просчитанный набор движений от одной точки неравновесия до другой, служащей динамическим противовесом первой, удержит его на стене, если только он не остановится. Это немного напоминает езду на велосипеде, когда не возникает никаких проблем с равновесием, пока ездок продолжает двигаться. Необходимо правильно определить протяженность и направление каждого броска, наметить и отрепетировать каждую его фазу, мысленно готовя каждый мускул к той работе, которая ему предстоит, а затем плавно и уверенно проделать все эти движения от одной опоры до другой и закончить на заранее предусмотренной и надежной опоре. В прошлом именно эти способности составляли сильнейшее достоинство Джонатана-альпиниста, но в течение первого дня свободного подъема он несколько раз ошибался в расчетах и с высоты десяти-пятнадцати футов скользил вниз, до самой осыпи. Он содрал немного кожи на локтях и ладонях – но самоуважению своему нанес куда более значительные травмы. Прошло некоторое время, прежде чем он сумел поставить точный диагноз. Годы, прошедшие с его последнего восхождения, никак не отразились на его аналитических способностях, но несколько притупили его физическую ловкость. Эту “эрозию” было уже не исправить, и поэтому стало жизненно необходимо научиться приводить свою мысль в соответствие с возможностями своего нового тела, уступающего прежнему.

Поначалу из соображений безопасности Бен настоял на том, чтобы они использовали побольше крючьев, отчего вся стена приобрела такой вид, словно по ней поднимались дамы или немцы. Но уже совсем скоро они стали делать короткие и крутые подъемчики с более присущей англосаксам экономией “слесарни”. Одна проблема, однако, так и продолжала обуревать Джонатана, заставляя его злиться на себя. Посреди искусной и четкой серии движений он ловил себя на том, что начинает бороться со скалой, поддаваясь естественному, но роковому стремлению прижаться к ней всем телом. Это не только лишало его рычага для тех точек, которые давали опору только в динамике, но и не давало посмотреть вверх на предмет подходящих трещин в стене. Как только альпинист прижимается к скале, он попадает в страшный цикл: незаметное накопление страха заставляет его начать обнимать скалу, объятия ослабляют опору для ног и не позволяют увидеть точки для захвата, которые могут оказаться в пределах досягаемости. И эта опасность, уже настоящая, дополнительно усиливает изначальный страх.

В одном случае, уже после того как Джонатан решил, что преодолел это дилетантское поползновение, он вдруг обнаружил, что снова попал в этот порочный крут. Его триконям стало не за что зацепиться, и он внезапно сорвался.

Он летел только три из тех сорока футов, которые отделяли его от скал внизу. Веревка дернулась и намертво остановила его. Он, вращаясь, повис на ней. Крюк попался надежный.

– Эй! – крикнул сверху Бен. – Какого хрена ты там делаешь?

– Вишу на крюке, жопа! А ты что делаешь?

– Удерживаю твой вес своей сильной и опытной рукой, а заодно любуюсь, как ты там висишь на крюке. Очень элегантно смотришься. Чуть глупо, но оч-чень элегантно.

Джонатан со злостью оттолкнулся от скалы, качнулся взад-вперед, но ухватиться ни за что не сумел.

– Да ты что, старик! Подожди минуточку. Ничего там не делай. Просто отдохни немножко.

Джонатан болтался на веревке, чувствуя себя полным идиотом.

– Теперь сосредоточься и подумай. – Бен дал ему на это минуту. – Знаешь, в чем твоя ошибка?

– Знаю! – Джонатан злился и на себя самого, и на Бена, вздумавшего его поучать.

– Тогда скажи мне.

Бойко, как назубок заученный текст, Джонатан продекламировал:

– Я жму на скалу.

– Правильно. Теперь давай обратно на стенку и будем спускаться.

Джонатан глубоко вздохнул для прочистки мозгов, оттолкнулся, качнулся назад и оказался на стене. В течение всего спуска он двигался размеренно и точно, выбросив из памяти вертикальное притяжение земли и естественным образом реагируя на притяжение диагональное, образуемое веревкой и весом его собственного тела. Это притяжение не позволяло ему вновь прижаться к скале.

Спустившись в долину, они присели на груду осыпавшихся камней. Джонатан сворачивал веревку, а Бен тем временем пил пиво, припрятанное им в тени валуна. На фоне девяти “жандармов”, возвышавшихся над ними, они сами себе казались лилипутами. На одном таком столбе из полосчатого красного камня они сегодня работали. “Жандарм” этот поднимался из земли, как ствол гигантского окаменелого дерева с обрубленной кроной.

– Не хочешь завтра забраться на Биг-Бен? – спросил Бен, нарушив долгое молчание. Он говорил о самом высоком из “жандармов”, около четырехсот футов в высоту – за бесчисленные годы этот столб выветрился так, что стал шире у вершины, чем у основания. Именно близость этих своеобразных игрушек природы и побудила Бена выбрать эту местность для своей школы скалолазания, и самое величественное из этих образований он незамедлительно назвал собственным именем.

Джонатан покосился на столб и, даже не дойдя до его середины, отметил взглядом с полдюжины коварных участков.

– По-твоему, я готов?

– Более чем, старик. Кстати, мне кажется, в этом-то и есть твоя проблема. Ты перетренирован, чересчур быстро вошел в форму. Ты становишься слишком легконогим. – И еще Бен сказал, что Джонатан, как он заметил, слишком сильно отталкивается, на динамичной опоре передвигается четко и быстро, но при этом не всегда точно уверен, есть ли впереди надежный зацеп, на котором можно остановиться. К тому же он позволяет себе отвлекаться от подъема, если тот представляется ему слишком легким. Именно в такие моменты невнимания Джонатан и оказывался неожиданно для себя обнимающим скалу. Наилучшим лекарством от всего этого был бы маршрут на выносливость – что-то способное внушить смирение излишне проворным ногам и обуздать опасно самоуверенного зверя, вселившегося в Джонатана.

Пробегая глазами вверх от одной неровности, пригодной для остановки, до другой, Джонатан минут за двадцать мысленно совершил восхождение.

– На вид не так-то просто. Особенно верхний гребень.

– Это тебе не на кровать залезать. – Бен поднялся. – Лопни мои глаза, если я не хочу пойти туда с тобой!

Джонатан, не успев подумать, бросил взгляд на ногу Бена.

– Действительно пойдешь?

– Спокойно. Я уж раз туда забирался. Что скажешь?

– Скажу, что завтра мы на нее прогуляемся.

– Замечательно. А как ты смотришь на то, чтобы взять отгул до утра?

Когда они возвращались в пансион, Джонатан испытывал легкость духа и такое желание приблизить завтрашний день, которое напомнило ему о прежней, бескорыстной любви к альпинизму. Он целиком сосредоточился на вопросах скальной породы, раскладки сил, тактики – и весь внешний мир с его Драконами и Джемаймами не имел шансов пробиться в его сознание.

Облокотившись на стойку администратора в пансионате, он читал искрометную открытку от Черри, полную подчеркнутых слов: и, и !!!, и ..., и (скобочек), и “ха! ха! ха!”. Никто, как явствовало, не сжег его дом, мистер Монк был, как всегда, сердит и жутко ругается. И еще Черри любопытствовала, не может ли он порекомендовать ей какую-нибудь литературу по части изготовления приворотного зелья для одной ее подруги (он ее не знает), чтобы воздействовать на одного мужчину (его он тоже не знает и, скорее всего, от этого ничего не потерял), поскольку этот непоименованный тип – такая бессердечная какашка!!! – позволяет, чтобы страждущие девушки маялись целомудренными.

Джонатан почувствовал, как что-то дотронулось до его ноги. Он посмотрел вниз и увидел маленького и очень нервного шпица с ошейником из горного хрусталя, который к нему принюхивался. Джонатан не обратил на собачку внимания и вернулся к открытке, но в ту же секунду шпиц напал на его ногу с явно сексуальными целями. Джонатан пинком отшвырнул собачонку, но та приняла этот жест за проявление девичьей скромности и возобновила атаку.

– Педик, оставь доктора Хэмлока в покое. Извини, Джонатан, Педик так и не научился отличать гетеросексуалов, а подождать приглашения у него терпения не хватает.

Джонатан и не взглянув узнал густой и сладкий, как шоколад, баритон Майлза Меллафа.