Юал не отвечал на звонки. Эдди не знал, с чем это связано: вправду ли он вне зоны доступа или же его игнорируют из принципа. Он продолжал звонить Юалу. Это подразумевало визиты в коммуникационный центр «Актеона» — по мнению Эдди, слишком громкое название для комнатушки размером с кабинку в туалете — и реверансы в сторону дежурных младших офицеров.

В конце концов Юал ответил, причем ответил сам, чего Эдди никак не ждал — сказывался опыт общения с земными политиками. Подумать только, ведь у него на этот раз нет даже компромата сексуального характера! Интересно, а в чем заключается сексуальная развращенность исенджи?

— Последние новости очень огорчили меня, мистер Мичаллат, — с хрипами и присвистом проговорил Юал. — Хуже и быть не могло.

— Мне жаль.

— Я смотрю ваши передачи и вижу разгневанных людей, которые уже ненавидят нас, хотя еще с нами не встретились. Если в ближайшие годы нам не удастся создать более позитивное восприятие, мои товарищи, которые сейчас находятся в криосне на пути к вашей планете, рискуют проснуться при крайне неблагоприятных обстоятельствах.

Скажи спасибо редактору отдела новостей, подумал Эдди. Его эксклюзивный материал оказался настолько ценен, что на полу в монтажной не осталось почти ничего. Как ни крути, а виноват все равно он.

— Я не пытался показать ваш народ с плохой стороны.

— Откуда мне знать? Мы только начинаем знакомство с людьми, и я не могу сказать, рассчитывали вы вызвать у зрителей такую реакцию или нет.

— Разве я показал что-то не так, как есть на самом деле?

— Нет. Вы показали нас очень правдиво.

— В таком случае мне остается только принести извинения. Кое-что в вашей жизни пугает людей.

— То, что нас так много?

— В основном да.

— Вы зациклены на паразитах.

— Да, не лучшая наша черта, знаю. Но у меня была одна альтернатива — не снимать ничего. Вряд ли это оправдано.

— Почему? Вы боялись причинить вред нам или людям?

— Потому что я взял за правило работать хорошо. Юал испустил долгий булькающий вздох. Эдди понятия не имел, что это значит, и поблизости не было юссисси, который мог бы перевести это.

— Понимаю, — сказал министр. — Значит, в следующий раз, когда будем разговаривать перед вашей камерой, мне придется выступить с обращением к вашему народу по этому вопросу.

Значит, следующий раз все-таки будет. Эдди понял, что единственный правильный ответ — честный. Он срабатывает всегда, и не нужно запоминать разные варианты лжи. Непонятно, почему люди так редко прибегают к этому приему. Даже игра, в которую Эдди играл с Окуртом — и через него с правительством, — строилась на правде.

До завершения биосферы в Джедено оставалось несколько месяцев. Жилые помещения еще не готовы, а значит, спать придется в грузовом контейнере, упаковавшись в спальник. Сомнительное удовольствие, но одну ночь потерпеть можно. Зато у Эдди есть несколько занятных снимков и повод держаться поближе к исенджи.

Эдди сидел на узком сиденье в челноке юссисси. Сумку он держал на коленях, а рукой уцепился за ремни, которые пилот натянул в грузовом отсеке вдоль переборок. Он сказал, что его уже тошнит от людей, которые все время падают и страдают от морской болезни.

— Вы должны пожелать мне доброго дня, — усмехнулся Эдди, но пилот только смерил его хищным взглядом черных глазок, руки не подал и за пользование «Эйр Юссисси» не поблагодарил тоже. Эдди хотел было сказать, что понимает, почему они больше не доверяют людям, но передумал. Он в глазах юссисси выглядел, как обычный человек, один из многих других, такой же, как другие, а его добрые намерения — дело десятое. Эдди поправил респиратор.

Серримиссани встретила его у входа на строительную площадку. Работы не особенно продвинулись со времени его последнего визита сюда. Серримиссани казалась угрюмой. Трудно представить угрюмого мангуста, но Эдди уже знал, как выражается ее мрачное настроение — глазки прикрыты, руки неестественно прямо висят вдоль туловища, губы плотно сжаты. Он попробовал вообразить, как она расслабляется с баночкой пива в компании матриархов вес'хар и травит байки про гефес, но почему-то не смог.

— Мы смотрели новости, — сказала она.

— Юал тоже не в восторге.

— Я имею в виду, что вы угрожаете уничтожить «Фетиду». Он явно что-то пропустил. Эдди опустился на корточки, чтобы угодить Серримиссани, но не настолько близко, чтобы она могла вонзить в него зубки-иглы.

— О чем ты?

Она велела ему следовать за ней по дорожке, изрытой колеями и усыпанной строительным мусором. Эдди заметил две группки юссисси — одну метрах в десяти от входа в главное помещение, а другую у бытовки начальника стройки. Они молча смотрели на него. Он прошел за Серримиссани в домик юссисси. Она вытащила откуда-то портативный коммуникатор исенджи, настроила его несколькими ударами когтей и сунула Эдди под нос.

— Если пользуешься с кем-то одним узлом связи, наивно полагать, что он не услышит твоих слов.

Эдди не пришлось долго проматывать заголовки Би-би-си. Он наткнулся на «применить военную силу для предотвращения несанкционированного приземления» и остановился. Желудок провалился куда-то вниз.

— Люди часто грозят тем, чего делать не собираются, — сказал Эдди.

— Интересно. А вот мы — нет.

Утро выдалось не из легких. Эдди почти забыл о пробирке для сбора мочи, которая болталась у него в сумке и которую нужно было наполнить, но вовсе не тем, что можно выдавить из его мочевого пузыря. Пробирку он раздобыл в корабельном лазарете не без поддержки лейтенанта Йуна, которой заручился на основании того, что у него случайно завалялась баночка дрожжей для очень крепких алкогольных напитков.

Он сидел на бездействующем боте и наблюдал за работами. Здесь прибавилось жилых кубов, и изнутри каркас вполне симпатично прикрывали плети лозы. Перед Эдди в совершенно неуместном здесь декоративном фонтанчике журчала вода. Подобный интерьер навевал мысли об изысканном и оформленном в минималистском стиле недостроенном торговом центре, вот только до дома слишком, слишком далеко.

В его удостоверении сотрудника Би-би-си тут никакого толку. Кстати, срок его действия истек 31 декабря 2324 года. Смешно.

Есть страны, где это удостоверение — знак неприкосновенности. В других оно не вызывает особого восторга, но там все равно не мешают журналисту делать свое дело, может, только проводят через цензуру готовые к передаче файлы. Лишь в немногих оно не значит ровным счетом ничего, и там тебя застрелят в любом случае — с Би-би-си ты или нет, — но исключительно по глупости, потому что не понимают: убить полезного в принципе журналиста — себе же хуже. Если журналиста убивают, это или из-за его страшной невезучести, или из-за политического простодушия нападающего.

Ни для вес'хар, ни для исенджи, ни для юссисси нет в нем больше никакой пользы: они узнали от него все, что им нужно. Теперь Эдди для них — всего лишь еще один представитель чужой расы, к которой никто из них не питает ни малейшего доверия.

Эдди знал наверняка только одно: даже если ему удастся раздобыть образец тканей исенджи, он ни за что не бросится обратно на «Актеон» — это слишком большая и хорошо освещенная мишень для недовольных аборигенов.

Арас был счастлив. Когда он бывал счастлив, то тихонько урчал, как будто кто-то перелистывал страницы книги на большой скорости. Этот же урчащий звук он издавал, когда наслаждался аурсаном.

Шан осторожно запустила пальцы в его волосы и принялась заплетать их в косу. Его настроение улучшилось, и она чувствовала облегчение. Как немного нужно, чтобы сделать его счастливым!

А волосы у Араса оказались при ближайшем рассмотрении совсем не такими, как у людей, и напоминали скорее перья — длинные нити с тончайшими отросточками по всей длине. Шан перебирала их и восхищалась бронзовыми переливами.

Он перестал урчать.

— Два месяца — это слишком мало для них, — тихо проговорил он.

— Думаю, это время на сборы не им, а матриархам. — Она повернулась в поисках пеньковой тесемки, которой Арас перевязывал косу, и наступила ботинком на что-то. Наклонилась посмотреть. — Вот черт, откуда тут синее стекло?!

— Наверное, это попало сюда с колокольни.

Осколки напоминали по своей красоте неграненые сапфиры. Шан подняла один и поранилась острым краем. На ладони выступила капелька крови, но порез тут же затянулся. По рукам пробегали синие огоньки, которые будто стремились повторить сапфировый цвет стекла, и тут же угасали.

— Тебе было трудно вот так разбить эти колокола? — спросила она Араса.

— Мне просьба Джоша показалась странной. Не понимаю, зачем нужно было уничтожать их с такой жестокостью. Может, Джош хотел удостовериться, что колокола больше никогда не зазвонят, но наниты превосходно справились бы… Он сказал, что им нужно сжечь мост.

— Если Джош питает такое пристрастие к драматическим жестам, почему не сделал этого сам?

— Я не спрашивал.

— Все они психи, каких свет не видывал, — подытожила Шан и перевязала косу.

Она хотела поскорее покончить со всем этим делом. Она всегда будет любить Безер'едж той любовью, которую питаешь к красивому месту, куда едешь на выходные и откуда можешь вернуться домой, в знакомую обстановку. Но он не дом ей, даже если рядом Арас, даже если в подземном жилище Джоша так спокойно, тихо и льется отовсюду золотистый свет.

Она уже не знала, где ее дом.

— Кое-кто упирается — хочет остаться, — сказала Шан. Арас оцепенел. Она погладила его по голове и провела рукой по лежащей на спине косе. — Они думали, что мы не отравим планету. Я с трудом смогла сказать им, что процесс уже начался.

— Но все же смогла.

— Разумеется.

Пути назад больше нет. Войска из Временного города рассеивают капсулы с возбудителем над четырьмя материками в южном полушарии. Микроорганизмы распространятся по воздуху и воде, размножатся и, как только будет достигнута оптимальная концентрация, впадут в спячку на пятьдесят-шестьдесят дней. Потом солдаты отправятся на север и заразят оставшиеся материки, включая и тот, который раскололся на цепь островов с именами святых.

Обратный отсчет пошел.

— Ну и умные же, подонки, — продолжила Шан. — Я говорила с придурком, который сделал эту дрянь. Он сказал, что изучал в Константине архивные материалы по сибирской язве, чтобы добиться долгого покоя. Я ему сказала: «Черт подери, знаешь, сколько бы за тебя дали военные на Земле»? Он не засмеялся.

— Ты уже называешь нас придурками. Так что, ассимиляция завершена?

— Должно быть. Мысль о том, что я — биооружие, уже не мешает мне спать. Это хороший показатель.

В ряду прочих оставалось еще одно дело, которое нужно было сделать, не связанное с эвакуацией, личное. Арас тащился в нескольких шагах сзади. Шан шла к берегу моря, к месту памяти Первых и месту памяти Вернувшихся — памятникам безери, которые выбирались на сушу, чтобы исследовать Сухие Небеса. Не все они возвратились.

Путь лежал через поля Константина — мимо наливающихся соком растений в цвету и мимо людей, которые когда-то доверяли ей, а сейчас, наверное, корили себя за эту ошибку.

Шан попыталась представить, что это значит — бросить все, ради чего трудился многие годы. Потом вспомнила, что сама сделала именно это.

Полное дерьмо.

Но это все — ради безери.

У самой воды Арас протянул Шан лампу, переводящую фразы в серии цветных вспышек, с помощью которых общались безери.

— Думаешь, она мне нужна? — поинтересовалась Шан, сгибая пальцы, отчего под кожей заплясали огоньки. Арас уже научился различать, когда она шутит, а когда — нет. Он просто коротко кивнул.

Шан не хотела, чтобы он сопровождал ее. Во второй раз она собиралась спуститься в подводный мир безери.

В первый раз ей пришлось возвращать им тело убитого подростка, которого Сурендра Парек, ослушавшись приказа, хотела исследовать как образец.

Сейчас Шан не требовался аппарат для подводного дыхания. Будет неприятно, но утонуть она не сможет. Исенджи, сами того не зная, оказали ей большую услугу, когда испробовали десятки различных способов, чтобы убить зараженного с'наататом воина вес'хар.

Шан разделась до трусов — выходить на берег в мокрой одежде ей не хотелось — и сосредоточилась, чтобы подготовиться к тому моменту, когда вода заполнит легкие.

Она оглянулась через плечо. Арас сидел на пляже, опершись локтями на колени и положив подбородок на сцепленные ладони. Шан внезапно почувствовала себя очень глупо. Сложно поддерживать имидж опасной молчуньи, когда на тебе всей одежды — голубенькие трусы и полицейский жетон.

— Тут не на что смотреть. Иди пройдись. Развейся, — предложила Шан.

Арас не улыбнулся. Он указал куда-то вперед. На мелководье слабо блеснул зеленый свет. Патруль безери наблюдал за происходящим на берегу. Шан пошла ему навстречу. Вопреки популярному мифу, пройти по этой чертовой воде ей не удалось.

Несмотря на приятную, мягкую погоду вода обожгла холодом, и у Шан на несколько секунд перехватило дыхание, но потом с'наатат справился со слабыми человеческими рефлексами и снова привел легкие в действие. Войдя в воду по грудь, Шан уже ощущала, как течение силится подхватить ее. Вода сдавила ребра.

Просто нырни.

И она нырнула. Инстинкт велел набрать в легкие побольше воздуха, и она подчинилась. Она задержала дыхание, насколько смогла, но потом, подчиняясь рефлексу, выдохнула. Кажется, она закричала, но звука не было. Руки неудержимо молотили в воде.

Я не умру не умру не умру я не могу умереть не могу не могу…

А потом она ощутила, как прохладная вода плещется у нее над головой и заполняет ее изнутри. Она перестала дышать. Перестала. И не умерла, по крайней мере это не была такая смерть, какую Шан всегда представляла себе — тьма и забвение.

Глаза привыкли к полумраку и искажению очертаний под водой. Шан поняла, что лежит на спине. Она перевернулась и встала, огляделась в поисках сигнальной лампы — та упала на песок в нескольких метрах от нее.

Вода впереди почернела и зашевелилась. А потом будто кто-то разом зажег все рождественские гирлянды в торговом центре. Перед Шан стояла стена-калейдоскоп. Она и забыла, насколько большими могут быть взрослые безери.

Зачем ты здесь? — спросили огни.

Она неумело повертела лампу в руках. Собственный голос дрожал в ушах.

Когда-то я обещала вам, что сохраню этот мир. Я пришла, чтобы сделать это.

Вес'хар уходят. Чем ты можешь помочь?

Они оставят здесь оружие, которое сделали из моего тела.

Молчание. Огромные зыбкие тени висели перед ней в толще воды и перебирали щупальцами, по которым пробегали золотистые и карминные огоньки.

Мы знаем, что ты готова убить своих соплеменников ради нас.

Никакой интонации. Шан не знала, сделали ей комплимент, признав ее полную с ними солидарность, или же сказали, что ни на йоту ей не доверяют.

Она осторожно составила ответ.

Мне жаль, что мы причинили вам столько горя.

Они знали слово «жаль» — уже слышали его от нее. Шан вытянула руки перед собой и сосредоточилась, и на них заплясали огоньки. Это возымело действие. Лампа разразилась звуками, похожими на радиопомехи. Может, у безери это означает «черт, чтоб мне пусто было».

Пожалуй, придется объяснить.

Во мне есть кое-что от вас. Я теперь как Арас.

Молчание. Они просто смотрели на нее.

Я хотела вас понять.

Нет ответа. Потом от группы безери отделилась одна фигура, приблизилась к ней и замерла в метре. Оно… он навис над ней, вдвое больше Араса.

Если бы у нас было оружие, как у вес'хар, мы бы сражались с вами и с исенджи. Но у нас его нет. А потому нам придется полагаться на мужество тех, кого мы не видим.

Двусмысленный ответ. Хотя чего она, в конце концов, ожидала? Отпущения грехов? Но разве тут есть какая-то ее вина? Шан казалось, что есть. Она стыдилась того, что она человек.

Хватит. Пора.

Прощайте.

Может, в их лексиконе не было такого слова. Лампа молчала. Шан попятилась, а потом повернулась и пошла прочь тем же путем, каким пришла сюда, ориентируясь по камням и водорослям. Она не стала оглядываться. Чуть выше она заработала руками и ногами, движимая врожденным, прежде не использованным инстинктом плыть.

Когда голова оказалась над поверхностью, она снова вдохнула воздух. На берегу Шан буквально свалилась на четвереньки — морская вода выходила из легких и из желудка вперемешку со слизью. Она чувствовала, что трусы сползли с одного бедра. Что бы сказали парни из Западного Централа, если бы были еще живы и видели ее? Животы бы надорвали от смеха.

Ее взгляд упал на ботинки Араса. Ее скрутил новый приступ рвоты.

— Я знаю, что тебе во мне понравилось — изысканность и элегантность! — Она попробовала улыбнуться, но вода снова попросилась наружу.

Арас набросил ей на плечи куртку и сидел, обняв ее одной рукой, пока она не отдышалась и не высохло белье.

— Все оказалось не так плохо, как ты ожидала, — он предвосхитил ее слова о том, что она боялась до чертиков. — Со временем ты научишься этим управлять.

Итак, еще один трюк разучен. Ее тело снова использовало угрозу для жизни как возможность чему-то научиться. Шан давно знала, что она не человек, но сегодня впервые по-настоящему это почувствовала.

А раз она больше не человек, то ей нечего стыдиться.

Эдди мог спать где угодно. Одеяло, расстеленное на строительной площадке в Джедено, обеспечило более крепкий и здоровый сон, чем койка на судне, которое рисовалось ему большой мишенью для стрельбы. Озвучивать эту мысль он не торопился. В последнее время Эдди стал опасаться, что кое-что случается только из-за того, что он что-то сказал.

Проснувшись, он сполоснул лицо водой из фонтана.

— Ой, вон там есть душ, вы не знали? — спросил рабочий в каске и ярком комбинезоне. Он указал большим пальцем в нужном направлении, чтобы помочь Эдди сориентироваться на местности.

— Какой я идиот! Огромное спасибо.

Непросто превратить крохотную душевую кабину в прачечную, но он умудрился вымыться и прополоскать смену белья, а потом развесил их сушиться на боте. Эдди снова почувствовал себя военкором. Редакторы отдела новостей, прикованные к своим столам, понятия не имеют о грязной романтике полевой работы. Он позволил себе немного помечтать о том, как бы повел себя Мальчик-редактор, окажись он в боевой зоне, где еда не поддается осмыслению, не то что пищеварению. На сердце потеплело. Он сейчас именно в такой дыре.

— Вы выглядите неопрятно, — сказала Серримиссани, когда нашла его, чтобы проводить к Юалу.

Эдди взглянул на свое отражение в пластине отполированного металла и застегнул рубашку на все пуговицы. Видимо, юссисси этим удовлетворилась, потому что больше не сказала ничего и потрусила вперед. Эдди открыл свой экран, чтобы по дороге просмотреть новости.

— Не отставайте, — бросила она, не оборачиваясь. Юссисси обладали тонким слухом хищников, который позволял им отслеживать движение мелких существ в подземных ходах. Шан поведала ему об их вкусовых пристрастиях. Что ж, Эдди ни капельки не удивился.

Заголовки ничем ему не помогли. Дипломатическая борьба — Эдди нашел это словосочетание весьма забавным — обострялась. Угроза исходила от напуганных людей, ведомых не менее напуганными политиками, которые изо всех сил пытались создать видимость того, что они что-то с этим делают. Эдди не знал, на самом ли деле Америки собираются взорвать «Фетиду». Во всяком случае, пройдет еще очень много времени, прежде чем она покажется на горизонте.

Эдди попытался прикинуть, как скоро «Фетида» окажется в зоне досягаемости космического флота землян. Движется она со скоростью, близкой к скорости света, семьдесят пять лет… Нет, бесполезно. Даже сейчас кораблей в глубоком космосе не так много. Они стоят очень больших денег, а на космосе много не заработаешь — он не так уж привлекателен для туристов и не приносит голосов на выборах. Именно по этой причине люди и пользовались старыми развалинами вроде «Фетиды», хотя могли бы сэкономить двадцать пять лет, послав в систему звезды Каванага современный корабль.

Несколько рабочих исенджи перешли им с Серримиссани дорогу. Их движения заставляли вспомнить плохо склеенные кадры на пленке — подергивания и скачки. Глубоко зашитое восприятие прерывистого движения подсказало: пауки. Эдди попробовал заменить эту мысль: разумные существа. У него не получилось. Может, это логическое действие не удается людям и там, на Земле.

По площадке расстелили специальное покрытие, чтобы не позволить ботам вырыть еще более глубокие колеи. От исенджи на нем оставались следы чего-то, напоминающего пыль. Эдди остановился и посмотрел вниз. Будто кто-то разбил цветочный горшок и плохо за собой убрал.

Ох, подумал Эдди. Ох.

От неучастия до вовлеченности — всего один шаг, и шаг очень маленький. Эдди замер. Говорили, время на самом деле нелинейно, и все на свете происходит одновременно, а мы просто воспринимаем события последовательно. Эдди знал, что это все брехня. Если он сделает следующий шаг, его уже никто не отменит.

Он откупорил пробирку для анализов и набрал туда черные частички. Он не сомневался в том, что это такое. И надеялся, что не ошибся.

Серримиссани заметила, что он не идет за ней, и обернулась, чтобы его поторопить. Она хищным взглядом проследила за движением его рук: он закрыл пробирку крышкой и сунул в карман рубашки.

— Не задерживайте нас. Министр Юал ждет.

— Прошу прошения.

Она больше ничего не сказала. Он шел на некотором расстоянии от нее. Когда они сели в наземный транспорт, Серримиссани демонстративно высунулась в окно — чтобы избежать разговоров.

Границы стройплощадки были обозначены всего лишь ленточкой, натянутой на шесты высотой человеку по грудь, но исенджи вели себя так, будто ее окружили укрепленные стены. Сразу за ними начиналась страшная давка. Машина медленно протискивалась сквозь толпу. Эдди вспомнил того исенджи, который упал. Поднялся ли он?

Исенджи не казались ему жестоким и бездумным народом. Но очень сложно остановить движение толпы, даже организованной и имеющей какие-то представления о правилах и направлении движения.

Юал встретил Эдди на пороге своего кабинета, передвигаясь, как экстравагантный, плохо сделанный стол на колесиках.

— Мне очень жаль, что на Земле все еще такая напряженная обстановка, — сказал Эдди.

— Вы не в ответе за дела своего правительства, — ответил министр Юал, с шипением выплевывая слова чужого языка через какое-то невидимое отверстие в горле.

Они сидели в непритязательном аквамариновом кабинете и пили что-то, отдаленно напоминающее кофе. Эдди бросил взгляд на панцирные отростки Юала, на этот раз унизанные красными бусинами, и подивился, зачем затейница природа наделила такими… перьями существ, которым приходится жить в страшной тесноте.

— Мы будем сдержанны и не станем реагировать на это. Мы не юссисси, к тому же мы и в самом деле заинтересованы во взаимовыгодном сотрудничестве с людьми.

Серримиссани явно не могла услышать этого разговора, но Эдди все равно вздрогнул.

— А ваш народ знает о том, что показывают у нас в новостях?

— Знает, но их это не особенно волнует. Все это происходит далеко, а у них много проблем, которые нужно решать здесь и сейчас.

— Значит, у нас и в самом деле много общего. — Ага, и ты этим пользуешься, чтобы их убивать. — Мы так же обращаемся с особями нашего вида. Люди не очень-то добры к незнакомцам.

— Мудрая предосторожность.

— Вы связываетесь напрямую с министром иностранных дел ФЕС?

— Не так, как с вами. Он пишет мне общие фразы, я пишу ему общие фразы — все эти громкие слова о технологической помощи и взаимопонимании. Не думаю, что пришло время для разговора в реальном времени, как вы это называете. По-моему, вокруг него множество людей, которых я не вижу, но которые проверяют каждое его и мое слово.

— Вы совершенно правы.

— А с вами такой проблемы нет.

— Я журналист. Журналисты — не те люди, которых заботит счастье политиков. Скорее, даже наоборот.

Если бы Юал был двуличной лисой, Эдди бы не мучился так. Он еще не разобрался, склонны ли исенджи, подобно людям, играть в грязные игры, или же они, как вес'хар и юссисси, искренни до агрессивности и не лгут не только потому, что не умеют, а потому, что не считают нужным.

Лисы. Если Эдди суждено вернуться домой, он будет по-другому относиться к животным. Может, и у лисиц найдется, что ему сказать…

— Нам понятен ваш естественный страх перенаселения, — сказал Юал. Это наверняка для камеры. — Уверяю вас, ваша планета — не наша цель. Мы хотим перенять ваши технологии, чтобы решить свою проблему. Мне бы хотелось, чтобы люди перестали читать книги господина Уэллса.

Эдди засмеялся.

— Он тоже был журналистом. Вот такие мы зверушки.

— У вас, наверное, принято создавать проблемы. — Юал издал звук, похожий на серию быстрых и громких глотков.

— Вы не станете возражать, если я запишу нашу беседу?

Юал взглянул на него с удивлением. Наверное. На самом деле сказать сложно — у исенджи нет глаз как таковых.

Приятно иметь дело с профессионалом. Ключ к самоуважению — самосознание. Пока ты знаешь, что идет игра, все в порядке. Юал это знал.

Раздался тонкий стеклянный звон. Одна из бусин Юала покатилась по хорошо отполированному полу. Эдди небрежно ее подобрал. Внутри виднелся обломок пера.

— Да, секущиеся кончики — досадное дело. — Эдди протянул бусину на ладони, страстно желая, чтобы Юал не взял ее обратно.

— У меня еще много, — сказал Юал. — Возьмите себе. Кажется, вы называете это «корунд». В последние годы мы вплотную занялись разработкой одного крупного месторождения.

— Рубины? — Эдди растерялся. На ладони лежал неграненый камень, даже не обточенный в кабошон. Таких Эдди прежде не видел. Наверное, те зеленые — изумруды… — Спасибо. Только не рассказывайте об этом другим людям, ладно? Это воздействует на наши самые низменные инстинкты.

Он зажал камень в кулаке и разжал его только тогда, когда вместе с Серримиссани ждал машины у входа в министерство. Тогда он снова задышал нормально. Серримиссани смотрела в другую сторону, но когда Эдди щелкнул крышкой пробирки, резко обернулась к нему.

— Взгляните, что мне дал Юал, — проговорил Эдди, не имея другого выбора.

Серримиссани оглядела его с ног до головы, как будто искала улики его участия в каком-то преступлении. Это напомнило Эдди о Шан, которая всегда видела, что происходит вокруг, даже если в этот момент смотрела тебе прямо в глаза. Копы умеют.

— И все? — бросила Серримиссани и влезла в машину до того, как Эдди удалось придумать ответ. Он ждал, что ее раздражение выльется в лекцию о том, что вмешиваться в дела других народов нехорошо, но она просто просматривала какой-то текстовый файл, время от времени зевая — с легким вздохом и щелчком челюстей. Как лисица.

Она ни на чьей стороне, и принимать решения он должен сам. И оправдывать их тоже.

— Я, знаете ли, никогда не прыгал с парашютом, — заметил Райат.

— Заткнись, — бросил ему Баренкоин. Одноразовые костюмы висели на выдвижной перекладине, готовые к выбросу в открытый космос при открытии соответствующего люка. Линдсей чувствовала себя куколкой тутового шелкопряда, которая ждет, что ее вот-вот бросят в кипящую воду. Она настояла бы на том, чтобы отключить передатчик связи между костюмами, но им нужно было слышать друг друга.

Еще у них в распоряжении были старые рации — никакого ИИ или автоматического переключения режимов. Линдсей очень надеялась, что в нужный момент сможет вспомнить, как с ними управляться.

Похоже, Баренкоину удалось прекратить ворчание Райата. Он отличался удивительной даже для морпеха грубостью, а еще безжалостно подкалывал Беннетта. Наверное, нервы.

— Тридцать секунд до выброски, — сказал в наушниках голос пилота.

Я умру, подумала Линдсей.

— Двадцать секунд.

Я не вернусь. Как я раньше не подумала?!

— Пятнадцать секунд.

Зациклилась на одном. Эдди, прости меня.

— Десять.

Но в конце концов…

— Девять. …я буду…

— Восемь. …с Дэвидом.

— Семь.

— Эд, помоги, — сказал Баренкоин.

— Шесть.

— Эд, я хочу писать!

— Пять.

— Пробкой заткни.

— Четыре.

— Эд, мы еще здесь?!

— Три.

— Да пошел ты, Март.

— Два.

— Заткнитесь, — рявкнула Линдсей.

— Один. Зеленый свет. Пуск. Ей показалось, что она падает.

Пена брызнула внутрь костюма, и через несколько секунд Линдсей оказалась в мягкой, но надежной колыбели из полисиликата. Она еще падала, хотя мозг говорил, что, должно быть, уже приземлилась. Она видела тонкий трос, который привязывал ее к майале. Если бы она собралась с духом и обернулась, то увидела бы Беннетта и остальных, которые, как бусы, были нанизаны на тот же трос.

Человеку нужен пол. Нужен даже больше, чем представление, где верх, а где низ.

Не полет, не катапультирование из кабины самолета, не выход в открытый космос со страховкой, а что-то совершенно иное — абсолютный физический ужас, который только усиливался оттого, что Линдсей не ощущала гравитации.

Лишь бы не стошнило. Она закрыла глаза. Каждый костюм имел автопилот, но доверять ему трудно, когда ты упакован в пластиковый мешок с пеной и все твои мысли только о том, как бы он не сгорел от трения в атмосфере. Она слышала почти непринужденную болтовню ребят. Баренкоин перестал дразнить Беннетта — все были заняты.

— Солнечный Луч, вызывает Лаброс-Два, прием, — сказал голос Куруши.

— Ух… Солнечный Луч на связи, прием, — отозвалась Линдсей.

— Просто проверяю, конец связи.

— Я тоже здесь, — сказал Райат, но никто ему не ответил.

— Солнечный Луч, ожидайте вращения костюма, — сказала Куруши. — Осталось недолго. Конец связи.

Время текло как-то прерывисто. Двести километров — чертовски долгий путь. Линдсей ощутила резкий толчок — костюм отделился от троса и переключился на внутреннюю навигацию. Какое-то время Линдсей смотрела на другой костюм — чей? — а потом почти все заслонил Безер'едж.

Костюм перевернулся — она оказалась на спине. В этом были свои плюсы и свои минусы. Плюсы — термозащитный материал правильно распределился по костюму. Минусы — она падала в пустоту и не видела никаких ориентиров. Линдсей принялась считать. Они на высоте примерно пятидесяти тысяч метров.

— Малый Солнечный Луч вызывает Солнечный Луч. Начинается самое сложное. Конец связи, — сказал Беннетт, и Линдсей ощутила тепло. Может, ей мерещится?

В нескольких дюймах от ее позвоночника и внутренних органов, за тонким слоем эластомера и мягкого стекла температура достигала ста градусов по Цельсию. Костюм снаружи разогрелся, как метеорит. Не думать об этом… Линдсей была готова зажарить себя в микроволновке, лишь бы убить Шан Франкленд, но сгореть при входе в атмосферу — это уже перебор. Слишком медленно.

Она не могла дотянуться до ядерной ракеты, спрятанной в ногах, потому что пена облепила УРУ так же, как и ее саму.

— Солнечный Луч вызывает Малый Солнечный Луч, — сказала она в микрофон дрожащим голосом. Вибрация и ускорение свободного падения становились почти невыносимыми. Пусть ребята думают, что она испугалась, все равно. В такой ситуации только псих или Шан Франкленд не наложили бы в штаны. — У м-меня тут телеметрические показатели. Сколько до пункта назначения? Конец связи.

— Солнечный Луч, говорит Малый Солнечный Луч, почти приехали, конец связи.

Линдсей закрыла глаза. В своем гробу из койки и звукоизоляционной ширмы она всерьез думала о смерти. Теперь она примеряет другой саван, а ей нет еще и тридцати. Нечестно.

Она как раз думала о том, что Шан Франкленд наверняка сказала бы ей: да, мир несправедлив, успокойся и живи дальше, когда ее тряхнуло так сильно, что чуть не раскрошились зубы. Это раскрылся парашют. Десять тысяч метров. Линдсей моргнула. Облака. Вспышки радужного сияния. Господи, пожалуйста, дай мне приземлиться на твердую почву, не хочу угодить в зыбучие пески… — взмолилась Линдсей.

Через минуту или около того она…

Воздух вышибло из легких. Линдсей покатилась — не потому, что помнила уроки катапультирования, а просто потому, что не ожидала такого скорого столкновения с землей. Земля была вполне твердая, и дисплей в ее шлеме говорил, что она в одном километре от Константина. Линдсей почувствовала, что стала легче — освободилась от термощита.

— Солнечный Луч на месте, отбой, — провозгласила она.

— Малый Солнечный Луч на месте, отбой.

— Малый Солнечный Луч, назовите координаты, отбой, — взглянуть на биоэкран на ладони она не могла, не выбравшись из костюма.

— Малый Солнечный Луч, два к югу от цели, не вижу ориентиров, отбой.

— Лаброс два, три к юго-юго-западу от Константина, отбой, — сказала Куруши.

— Лаброс-три, юго-юго-запад от цели, вижу Лаброс-два, отбой, — подал голос Чахал.

Пауза, помехи, голос Баренкоина:

— Лаброс-четыре у цели, Малый Солнечный Луч вне зоны видимости. Подождите… Солнечный Луч, я рядом с вами, отбой.

— Лаброс-пять, вызывает Солнечный Луч, где ты, Райат? Отбой.

— Мать вашу… — Голос, пусть и неимоверно дрожащий, вне всякого сомнения, принадлежал Райату.

— Малый Солнечный Луч, вижу Лаброс-пять, отбой, — сказал Беннетт.

А потом Линдсей потеряла его. Пауза. Шум в наушниках, голос Куруши:

— Вот дерьмо!

И тишина, будто микрофон отключился. Линдсей ждала.

— Вызывает Солнечный Луч, я потеряла связь. Лаброс-два, Лаброс-три, вызывает Солнечный Луч, ответьте, отбой.

Ничего. Чахал тоже куда-то исчез.

По крайней мере все приземлились целые и невредимые. Эйфория захлестнула Линдсей, и она хотела вскочить на ноги, но помешали остатки костюма. Маленькая загвоздка заключалась в том, что они с Баренкоином упали в нескольких километрах от остальных.

С учетом обстоятельств, это немного, но время сейчас дорого. Выйдет задержка, и чем дольше они будут пользоваться рациями, тем больше вероятность, что их засекут.

Чтобы снять костюм, понадобилось довольно много времени — пена никак не поддавалась. Линдсей нажала кнопку на шлеме и подняла визор, чтобы снова вдохнуть разреженный воздух Безер'еджа.

Голос Баренкоина, где-то за пределами ее видимости, сказал: «О…»

«О» — не то слово, которое часто услышишь из уст морского пехотинца. Но Линдсей очень скоро поняла, почему именно оно вырвалось у Баренкоина. Она как раз пыталась высвободить вторую руку, когда яркое небо Безер'еджа над ней заслонила фигура Джоша Гаррода.

Дуло очень, очень старой винтовки смотрело прямо ей в лицо. Однако огнестрельное оружие вызывает определенное уважение вне зависимости от дизайна.

Теперь Линдсей во всей полноте поняла, что Куруши имела в виду под словом «дерьмо».

— Вставайте, командор, — сказал Джош. — Пока я не нарушил шестую заповедь.