ГОСПИТАЛЬ РАЙТМАНА, НЕСКОЛЬКИМИ ДНЯМИ ПОЗЖЕ

Массовых прорывов червей так и не последовало. Если Саранча и выходила на поверхность, это были единичные случаи.

Дом не хотел признаваться, что скучает, когда ему не приходится бороться за выживание. Он не знал, чем заняться в минуты покоя, и в этом он был не одинок.

— Черт, надо бы изобрести какое-то хобби, — однажды сказал Коул. — Только вот где его взять?

— Дразнить Бэрда, — подсказал Дом. — И наблюдатели тоже будут довольны.

Даже сильно сократившаяся флотилия "Королевских воронов" воспользовалась некоторым затишьем в войне и половину машин предоставила в распоряжение команды технического обслуживания. Дом чувствовал, что грядут большие перемены, но не обнаруживал в душе радости по этому поводу. Возможно, он не видел смысла менять образ жизни, пока не нашел Марию.

Но вскоре появились признаки новой беды — с окружающей средой, а не с червями. На утреннем разводе патрулей впервые прозвучало сообщение от сотрудника геологоразведки. В нем говорилось, что в поселениях бродяг появилось множество беженцев, которые спасались от наводнения в Толлене, находившемся в двух часах лета от Хасинто.

— Разве это наши проблемы? — спросил Хоффман. — У нас что, нет других дел, как поддерживать общественный порядок вне зоны безопасности?

— Сам по себе этот факт еще не является проблемой, — ответил геолог. — Но нам не известна ни причина катастрофы, ни ее возможные последствия. Они могут быть незначительными, но могут быть и ужасными. Хорошо, что у нас есть данные спутниковой съемки. — Он вытащил из кармана сложенный листок бумаги. — Мы только сегодня получили этот снимок из центра чрезвычайных ситуаций. Весь район ушел под воду. Помогите нам, недотепы. Хоть это и не точные данные, зато все отлично видно.

Дом уже десять лет прочесывал поселения бродяг вокруг Хасинто. Он был не против навестить и более отдаленные районы, потому что среди бродяг могла быть Мария — или, в крайнем случае, хоть какая-то информация о ней.

— А разве там еще кто-то остался? — спросил Бэрд. — Я думал, город эвакуирован еще два года назад.

— Бродяги, — ответил Коул. — Повсюду есть бродяги.

Бэрд фыркнул:

— Ну вот, я же говорю, что там никого не осталось…

После Дня-П Дом пару раз бывал в Толлене: унылое место, мрачные общественные здания и бесконечные автострады на высоких опорах. Таким он видел этот город до того, как им завладела Саранча. Сейчас он был потерян для Коалиции.

— Хотите, чтобы мы слетали туда посмотреть, полковник? — спросил Маркус. Неизвестно, что произошло между ним и Хоффманом, но, похоже, они опять достигли некоторого взаимопонимания. Дом надеялся, что это надолго. — Так, на всякий случай?

— Только помните, что мы не можем эвакуировать гражданское население, — предупредил Хоффман. — Вертолеты к этому не приспособлены. Если вы и полетите туда, то лишь при одном условии: ни при каких обстоятельствах не привозить с собой пассажиров.

Дом решил попозже отвести Маркуса в сторонку и объяснить его приказ. Распоряжение Хоффмана относилось скорее к воспоминаниям о мысе Асфо, а не к возможным намерениям Маркуса превратить разведывательный полет в гуманитарную миссию. Он до сих пор в некоторой степени чувствовал свою ответственность по отношению к тем, кто остался вне интересов Коалиции.

Но Дом давно научился видеть сквозь маску строгости Хоффмана, который всегда был недоволен всем и всеми. Под этой личиной скрывался страх провала, страх, что впоследствии о нем будут говорить как о неудачнике, который после окончания Академии не заслужил ни одного повышения. Хоффман боялся, что, как и всякий нормальный человек, может уступить своим чувствам и это будет замечено более достойными людьми и использовано против него. Похоже, он взвалил на свои плечи весь груз ответственности за выживание человечества и собирался нести его в одиночку. А больше всего он боялся, что его подчиненные будут ранены или убиты по его вине.

"Несчастный старик. Даже после того, что он сделал с Маркусом… Все равно он несчастный старик. Тем не менее он помог мне протащить Маркуса на борт вертолета. Он все тот же человек, которого я давно знаю".

Дом заметил, что и Маркус все больше ощущал свою ответственность за других. Возможно, Хоффман ненавидел Маркуса как раз потому, что у них было так много общего. Хоффман всегда принимал участие в сражениях, даже в тех случаях, когда этого не требовалось, и иногда становился глухим к каким-то приказам, ссылаясь на плохое качество связи. Вероятно, Маркус тоже видел их сходство и не мог не опасаться, что с годами превратится в такого же Хоффмана.

— Значит, осмотр достопримечательностей, — подвел итог Маркус. — Только облет территории и разведка. Полетим ты, я и Бэрд.

— Светомассовая? — спросил Бэрд.

— О чем ты?

— Нам неизвестно, какие разрушения она произвела при взрыве. Возможно, оседание почвы затронуло подземную реку. Этим объясняется появление громадных масс воды, о которых никто раньше не знал.

Маркус пожал плечами:

— Постараемся выяснить. А местным жителям мы ничем не можем помочь.

"Вороны" редко улетали так далеко от города. Обычно эти ценные машины были слишком заняты. Когда Дом забрался в кабину, он ощутил исходящее от экипажа не то чтобы волнение, но повышенный интерес. Командиром вертолета на этот раз у них был Барбер, а пилота звали Гилл Геттнер. В одном из страшных снов Дому привиделось, будто доктор Хейман грузит его в вертолет, управляемый Геттнером, и говорит, что он останется инвалидом пожизненно. Они оба, похоже, принадлежали к одной категории людей, не переносивших вопросов по поводу их профессиональной деятельности.

Во время предполетной проверки Барбер молча закатил глаза.

— Я уже несколько лет не бывал так далеко на юге, — сказал Геттнер. — Не уверен, что найду это место на карте.

— Меня это утешает, — буркнул Бэрд.

— Хочешь сказать, что ты справишься лучше, мальчик с бензопилой?

Дом сильно пихнул Бэрда локтем в ребра.

— Нет, лейтенант, — сказал Дом. — Наш приятель немного нервничает перед полетом.

— О, тогда я сам сложу его парашют…

Барбер почти неслышно пожелал им счастливого полета и пристегнул страховочный ремень. Через дверь вертолета было видно, как внизу под ними концентрическими кругами расходятся разрушенные пригороды, словно кольца мишени с пятном Хасинто в центре. По мере удаления к югу стали попадаться разрозненные поселения, мгновенно скрывавшиеся под листвой деревьев, что напомнило о множестве людей, предпочитавших ненадежные укрытия своих жилищ стенам охраняемого города. Поблизости от Толлена лесные массивы вновь сменились руинами пригородов.

Дом, как его учили в десантном отряде, запоминал проплывавшую под ним местность и старался хотя бы примерно определить расстояния и азимут. Затем ему показалось, что вертолет описывает круги.

— Барбер, — заговорил Геттнер, — не мог бы ты посмотреть для меня последние данные но ориентирам?

Барбер потянулся к карману на переборке за бумажными картами:

— Но им не меньше шести лет.

— Да, но города не ходят с места на место…

— Я же говорил, — пробурчал Бэрд, но вовремя остановился.

Геттнер заложил еще один вираж. Между полуразвалившимися башнями и зданиями что-то ослепительно блеснуло.

— Ох, проклятие! — выдохнул Дом.

Барбер развернул на коленях карту, выбрал нужный квадрат и поглядел наружу, пытаясь отыскать ориентиры.

— Согласен с Сантьяго, — сказал он. — Точно, проклятие. Я бы даже сказал — дерьмо.

Короткий смешок Геттнера откровенно дал понять о его напряжении.

— А я уж решил, что у меня начались галлюцинации.

— Он исчез, — сказал Дом, глядя вниз. Маркус наклонился, следя за его вытянутой рукой. — Посмотри. Может, я схожу с ума?

Открывшаяся панорама Толлена совершенно сбила Дома с толку. На окраинах города еще стояли дома, а весь центр скрылся под многокилометровым озером. Только когда «Ворон» поднялся выше, Дом смог определить, что вода разлилась не меньше чем на десять километров. Не осталось ничего, кроме мусора. Деревья, рекламные щиты, обломки крыш — все это плавало на поверхности даже не озера, а скорее беспокойного моря.

Город исчез. Исчез.

Время от времени поверхность вздувалась гигантскими пузырями, словно в толще воды происходили мощные взрывы. Вот озеро на несколько мгновений превратилось в кипящий котел, затем пузыри стали реже, слабее… Пока люди изумленно наблюдали, озеро снова вскипело. На дне явно что-то происходило, и новые разрушения затронули целую серию воздушных пустот.

Были на поверхности воды и тела. Большинство трупов уже раздулось, значит, наводнение произошло несколько дней, а то и недель назад. Дом машинально выискивал взглядом оставшихся в живых, но это оказалось бессмысленным занятием. Кого бы он ни увидел, ему хотелось оказать помощь. Поскольку это было строжайше запрещено, он только получил бы очередную мучительную порцию вины от сознания, что оставил людей умирать.

Но пузыри производили колоссальное впечатление.

— Черт! Держитесь крепче, мальчики. — Геттнер резко повернул вертолет и направил его в сторону от неспокойной поверхности озера. — Я не шучу. На всякий случай приготовьтесь прыгать. Это не к добру.

Во время поворота вертолет сильно накренился, и Барбер навалился на Дома, но продолжал напряженно вглядываться в воду.

— Гилл, о чем ты толкуешь?

— О метане. Если из-под воды вырывается метан, мы можем рухнуть, словно груда кирпичей. А если метан уже поднялся наверх, если пустоты имели объем, который поглотил целый город, то он мог распространиться куда угодно.

— Вот дрянь! — выдохнул Барбер.

Дом понятия не имел, о чем говорит Геттнер. Он попытался задуматься над этим, но вид города, поглощенного озером — нет, морем, — слишком его отвлекал. Чем больше они отдалялись, тем сильнее притягивала взгляд удаляющаяся картина.

И тем более правильными казались очертания берегов.

— Это не метан, — заявил Бэрд.

— Может, нам вернуться и проверить ваш вытащенный из задницы тезис, профессор? Если грохнемся, значит, вы ошиблись. Я могу это устроить.

Наконец-то Бэрд встретил еще более грубого и ядовитого на язык противника. Он предпочел замолчать.

— Примесь метана уменьшает плотность воды и воздуха, — негромко сказал Маркус, наклонившись к Дому, словно не хотел выглядеть всезнайкой. Конечно, Маркусу это было известно, не зря же в детстве он был первым учеником. — Настолько, что корабли не держатся на воде, а воздушные суда в воздухе. Шлеп. Иногда метан поднимается из-под дна моря во время землетрясений.

— Довольно верно. — Бэрд, насколько позволяли ремни, высунулся наружу. — И все равно я уверен, что это не метан. Озеро имеет форму почти идеального эллипса. Природа не создает точных геометрических фигур. Смотрите.

"Ворон" поднимался под углом сорок пять градусов. Они отлетели достаточно далеко и теперь могли окинуть взглядом все озеро. Бэрд был прав: берега изгибались очень плавно, словно были созданы руками человека.

— Круглые жерла вулканов, — привел пример Барбер. — Шестиугольные базальтовые кристаллы. Природа создает идеальные геометрические формы, капрал.

Бэрд только пожал плечами:

— Так вы считаете, что это последствия взрыва светомассовой бомбы?

— Ты видел когда-нибудь, как оседает почва в районах горной добычи? — Барбер хлопнул ладонью по своей руке. — Кусок земли с идеально ровными краями летит вниз, как…

— Груда кирпичей, — подсказал Геттнер. — Я точно так и сказал. Ну что, мистер Наблюдатель, довольно картинок?

— Нет, но ты же не согласишься на второй заход, верно?

— Верное предположение. Этих птичек нечем заменить.

Маркус прижал ладонью наушник и дождался, пока ответит центр контроля:

— Аня, докладывает «Дельта». У меня для Хоффмана есть сообщение о странной мерзости.

— Я с радостью передам ему сообщение о странной мерзости, Маркус.

Маркус и бровью не повел. Было время, когда подобное замечание могло немного смягчить хмурое выражение его лица.

— Толлен превратился в озеро.

— Город так серьезно затоплен?

— Он стал озером. Весь ушел под воду. Города больше нет.

Аня помедлила секунду:

— Да, это определенно тянет на странную мерзость…

По крайней мере, Аня хоть немного оживилась, разговаривая с Маркусом. Но на него это не произвело никакого впечатления. Барбер, Бэрд и Маркус молча и с самым мрачным видом вытягивали шеи, чтобы рассмотреть удалявшееся озеро.

— Этому может быть какое-то вполне естественное объяснение, — сказал Дом. — Планета ведь может меняться, не так ли? Сейсмическая активность, изменение климата, таяние ледников… Да что угодно.

— Да, — протянул Бэрд, — это так. Но здесь не обошлось без червей. Можете мне поверить. За всем этим стоят они. Вот только я не имею ни малейшего представления, как им это удалось сделать.

Маркус называл это большим интуитивным прорывом. Возможно, это было просто безумное предположение умного парня, который легко мог ошибиться. Вот только все предсказания Бэрда имели обыкновения сбываться с пугающей точностью.

— Это довольно длительный путь к истреблению человечества, — заметил Барбер. — Если только светомассовая бомба не уничтожила все их производство оружия и им не пришлось довольствоваться запрудами на подземных реках.

— Это не простое наводнение. — Бэрд начал что-то рисовать в потрепанном блокноте, словно пытался запечатлеть рельеф местности. — Это утонувший город. Посмотрите, как поднимается почва вокруг озера.

— Ты с ума сошел! — воскликнул Барбер.

— Черви не такие, как мы. Они думают не так, как мы. Мы даже не знаем, чего они хотят, верно? — Бэрд обладал острым как бритва умом, особенно там, где речь шла о червях. Для него они, вероятно, представлялись еще одним механизмом, который необходимо было разобрать и понять. — Для войны должны быть более веские причины, чем убийство плохого парня. Нам только надо выяснить, что это за причины.

— И ты сможешь сделать то, над чем ломают головы ученые? — усомнился Барбер.

— Тупые болваны, — пробормотал Бэрд. — Они не смогли получить ответа за четырнадцать лет. Простите, но своим мозгам я доверяю больше, чем им.

Разговор на этом закончился, и в кабине слышались только ровный рокот мотора и гул лопастей. Внутри звук «Ворона» казался совсем другим. Дом смотрел, как новое озеро уменьшилось до размера маленькой искры, а потом и вовсе исчезло. Внизу снова потянулись леса и разоренные поселки.

— А черви могут плавать? — спросил он.

— А могут ли они утонуть? — поинтересовался Маркус.

Дому очень хотелось, чтобы они могли тонуть.

Маркус сложил руки на груди и прикрыл глаза, как будто задремал. Но Дом уже достаточно хорошо его знал. Маркус не спал, а размышлял о чем-то, о чем никогда не расскажет…

Мысли Дома вновь обратились к Марии, и он сказал себе, что ее не могло быть в этом городе, поскольку Мария еще жива. И он непременно ее найдет.

Она жива. Он это знал.