Сегодня у меня наконец есть время, чтобы любить эту страну и её народ, любить каждый клочок земли той далекой территории, где я был охвачен сильным волнением, я бы очень хотел, чтобы границы были ещё протяжённее, чтобы каждая река протекала через мой родной край, чтобы все блуждающие здесь американцы, французы, англичане, индусы, бразильцы, танзанийцы изъяснялись только по-китайски, и мы вместе беседовали о свободе, любви и вышедшей из берегов реке Меконг. У меня в кармане лежат американские доллары, вьетнамские донги, китайские юани, я хочу любить себя подобно тому, как они обращаются к Собору Сайгонской Богоматери. С выпитой наполовину бутылкой пива я праздно просидел полдня, размышляя о военных манёврах, которые день за днём проходят в Южно-Китайском море. Перед тем как притвориться, что я поддался влиянию алкоголя, хочу спросить у занятых вьетнамцев: «Сегодня — День независимости, вы всё ещё ненавидите американцев?»

Здесь много травы, бескрайняя трава, нам не нужно столько много травы, и я топчу её, топчу, топчу, топчу, топчу, топчу, топчу безжалостно, одного за другим вытаптываю их. Они — это люди из нашего города: Ли Чи, Чжан Хункай, Тан Юйцзе, Лу Тяньфан, Хэ Сяомин, Фэн Дасинь, Оуян Лэе… Все они — аморальные люди, их злые поступки переполнили чашу гнева, однако их возносят до небес, они присвоили себе почёт, который полагается добрым и талантливым соотечественникам, они — это гопники, проститутки, профессиональные воры, политиканы, торговцы-грабители, мошенники, насильники, спекулянты, гуру обмана… Насколько велик наш город — настолько велика арена их беззакония, в этом городе полный бардак, в нём столько непролазной грязи. Что же делать? Не переставая, я всё топчу, топчу, топчу, топчу, топчу, нам не нужно так много травы, подошвы мои запятнаны жидкостью, но как ни посмотрю, на кровь она не похожа, цвет крови — красный. Они не смогут обмануть меня, в этих ботинках я возвращаюсь в город, и делаю вид, что мне всё нипочём, — не позволю им узнать моё внутреннее смятение.

В тот день в Мичжуане играли свадьбу, дочь арендатора земли выходила замуж за помещика по имени Пан Сы, чтобы стать его второй женой. Уже в преклонных летах, Пан Сы вместе с невестой покинул Мичжуан, когда они преодолевали реку Михэ, отряд с северного перевала гор спустился к ним навстречу. Пан Сы скатился с паланкина, ему показалось, это отряд его сына, но незнакомое обмундирование переполнило страхом сердце жениха. Мы также не знали, чей это отряд, он проходил через Мичжуан по дороге в Гаочжоу, длинный отряд с блестящими ружьями и в чёрных, как смоль, сапогах шагал в размеренном быстром темпе, мичжуанские собаки перепугались и попрятались по конурам, музыкант, игравший на сона [32] , спрятал инструмент за спину, шумная свадьба мгновенно потускнела. Пан Сы, дрожа, с полудня до сумерек дожидался, когда отряд покинет город. Невеста высунула голову из паланкина, глаза солдат неотрывно скользили по её ярко-красному личику, она ничуть не боялась, потому что ещё не знала, что это не отряд Ли Цзунжэня [33] , а сын Пан Сы — всего лишь старший офицер. Прошло много лет после того, как помещика Пан Сы свергли, по-прежнему оставалось неясным чей всё-таки это был отряд.

Я терпел обиду от мышей очень много времени, но пробил час отмщения. Вчера вечером я наконец-таки казнил их! Ранним утром в канализации, на террасе, под кроватью, на крыше, в дырах на кухне — повсюду валялись трупы мышей. Умирали они некрасиво: у некоторых отовсюду пошла кровь, у других повылазили глаза, умерли они нелёгкой смертью, некоторые — ещё мышата, шерсть не вся выросла, бегали не так шустро. Их всех я собрал в один пластиковый пакет. Прежде я думал подарить этот нелёгкий подарок моему соседу Ма Сянькэ — обманщику, хулигану, политикану, человеку, вреда от которого куда больше, чем от тысяч мышей, но всё-таки я решил не доставлять никому неприятностей и выбросил их на соседней улице, рядом с кучей мусора, и только когда я уходил, меня стошнило от отвращения, подумав о совершённой мерзости, я немедленно вернулся и строгим голосом приказал остановиться собравшемуся как раз открыть пакет сумасшедшему. Неся пакет с мышами, я пересекал улицы и переулки, оглядываясь по сторонам, но даже к полудню не нашёл места, куда его пристроить.

Вчера я заснул поздно, посреди ночи, разбуженный ссорой двух женщин, я проснулся, слыша, что они ругаются перед моей дверью или чуть дальше. Этот низкий дом с черепичной крышей протекает, и расплодившиеся в нём мыши устроили потасовку безмятежным ранним утром, их резкие, грубые слова напугали всех вокруг, соседи просыпались и кашляли, трижды я сходил в туалет. Мышиный скандал продолжался с третьей до четвёртой ночной стражи [34] , время от времени доносился примирительный голос мужчины, оказавшегося в затруднительном положении, он говорил недолго и к тому же низким голосом. Что явилось причиной их ссоры? Мне было плохо слышно, они говорили слишком быстро, к тому же на диалекте, но я не переставал прислушиваться. В пятую стражу [35] они внезапно прекратили склоку. Всё утро я обдумывал два вопроса. Первый — пока они ругались, стоило ли мне пить воду? Второй — о чём они внезапно договорились?