Я собрался красивую глупую деву Увести обманом в горы, Увести обманом высоко-высоко в горы, Что не ниже десятка тысяч метров над морем. Нет, пускай даже два десятка тысяч метров. Да и этого будет мало. Стану с ней подниматься к вершине, Нужно, чтоб облаков было море, И рассвет непременно нужен, Нужно, чтобы слегка моросило. А в горах этих бескрайних Чтоб была красота такая! Нужно, чтобы почти у рая! Или минимум там, где святые. Я подвел бы её к обрыву крутому, попросил бы её представить, что она превратилась в фею. Попросил бы, чтобы вдаль посмотрела, попросил опьянеть от восторга, чтоб не сдерживала чувств нисколько, ощутила чтоб лёгкость и радость, позабыв о мирских тревогах, отойдя от всего земного. А затем потихоньку стал бы в одиночестве с гор спускаться, Сам сбежав оттуда И не взяв даже облака цветного.

И глазом не успел моргнуть, как дочери уже пятнадцать, и первых чувств приметы очевидны, но я их на корню убить хочу. Однако все мои приёмы устарели: Один — перевести в другую школу, Второй был — методично устрашать, А третий — ей деньгами угождать. Я дочь предупредил, не стоит с негодяями водиться, их россказни все до единой не сто́ят ничего, а только — фрукт, что даже птичка есть не станет: цвет красивый, а на вкус — горчит. В их годы твой отец был крепче, но юных девочек не соблазнял. Отец старательно учился, Отец стремился вверх, Отец был непреклонен, Отец твой идеалам верен был. Но дочь сказала: «Всё это, отец, в сто первый раз я слышу, не мог бы ты сменить пластинку?» Стал голову ломать, придумывать новей нравоученья, как вдруг заметил, что уснула дочь.

На выходных лежать я буду под «Несбыточные грёзы» Сюй Ятун [41] , Переверну вещицу бело-синего фарфора, поверчу в руках и разобью, тихонько стукнув. Я чая до краёв налью, полив цветы изящно, И стану наблюдать, как медленно увянут, тихонько угасая. В час этот аромат густой вина витает, конечно, дух винный повсюду разольётся, И точно пьян я буду до обеда, как и вчерашней ночи незнакомец будет пьян, На водной глади порезвлюсь я своевольно, на веточке декабрьской сухой усядусь, я, птичкой несмышлёной став, пущусь искать свой садик, Мой птичий щебет затихнет, как стрелой сражённый, и разлетятся пёрышки по сторонам. Я лишь хочу плясать на собственной ладони, Не будет труб стальных, я смастерю замену временную из палки деревянной. Я слышу клокотанье крови, что шум потока, как в ущелье горном, что за звук! Я не сдержусь, чтоб не достать тибетский кинжал, разрезать плоть и отрезать корень жизни, отрезать алчность ненасытную, отсечь иллюзии, ведущие к несчастьям. Хочу воспеть дела минувших дней, похороню непрочные воспоминания И всю недолговечную любовь. Зарою их, оставлю. Решился выйти я, но вдруг шаги застыли, они остались в этих выходных, Не удалось найти мне хода. Куда ни посмотри — дороги все ведут домой.

День всякий перед сном Я сердце привожу в умиротворенье. Учусь спокойным быть, Учусь себе внимать, Учусь великодушию, терпенью и прощенью. Прощая всех и вся, Прощать все упущенья и ошибки, Прощать ненастный день, Прощать без солнца утро, Прощать медлительность, Прощать надменность и предвзятость. Сей мир небезупречен. Прощать несправедливости, его необъективность, Простить превратности судьбы, Простить сумбурные осколки былого, Простить в заплатах грядущее, Простить тернистые пути и на дорогах все капканы, прикрытые цветами, простить. В свободный час от дел подумать над изъянами своими, Простить непредсказуемость других и эгоизм врождённый, простить предлоги слабые простить и злобу, и корыстный взгляд, простить вред преднамеренный и козни, прикрытые добром, простить. И, кроме этого, тебе необходимо простить Все подозрения и преданные кем-то чувства, простить обман и клевету простить, Простить несдержанные обещания, И тех простить, кто подвергал сомнению, оттеснял, простить обман и низость, простить заносчивые лица, их приземлённость, ограниченность простить.