Слова, упавшие в воду. Современная поэзия Гуанси (антология)

Три А

Дун Си

Хоу Цзюэ

Фэн И

Хуа Хэнь

Лю Чунь

Лю Пинь

Ган Цзы

Цзи Сяоцзи

Люй Сяо Чуньцю

Чжоу Тункуань

Да До

Да Янь

Сяо Ся

Пан Хуацзянь

Чжан Хуанчэн

То Фу

Чэнь Тянь

Чжу Шаньпо

Ян Хэ

Шэнь Тяньюй

Ню Ихэ

Тянь Сян

Шэнь Хайгуан

Пань Мяобинь

Ши Чжунъань

Ши Вэйла

Ши Юй

Су Чэн

Юй Вэйвэй

Ху Цзыбо

Ку Ляньшу

Жун Бинь

Хэ Шо

Цзян Цайюнь

Лань Миньни

Сюй Сюэпин

Се Ишань

Тань Яньтун

Гун Ма

Фэй Чэн

Лу Хуэйянь

Чэнь Хуаин

Чэнь Чжэньбо

Фэйфэй

Хуан Жэньси

Хуан Тулу

Хуан Кайбин

Хуан Фан

Родионов Алексей Анатольевич

Ши Цайфу

Фэн И

冯艺

(род. 1955)

Пер. М. Я. Пономаревой, А. О. Филимонова

 

 

Дорогой вождь племени

Летящие перья на каменной стене перекликаются с красными закатными облаками и цветущими деревьями у воды, со стены звучит бой барабанов, бронзовые барабаны — сосуды для хранения чувств, я выплескиваю их день за днём, в унисон с ветром и громом. Дорогой вождь племени, я никак не могу разыскать тебя. Осень на реке Минцзян, романтичные горные цветы, туши птиц и зверей, добытые мечом, копьём и стрелами, уже разделаны. Злаки с полей собраны, просушены, убраны в хранилища. Представляю, как плошки с вином исполняют тотемный танец и отражаются на подобной сну глади реки. Я не могу постичь, в какой далёкой эпохе вдруг оказался. Мне симпатичны танцующие, все на одно лицо, они — мои дальние предки. Их кожа бронзово-коричневого цвета, их чувства, желания, вдохновение и порыв отпущены на волю, их пение потрясает глубины сердца, воспламеняет душу. Эти ранние облики и первые звуки зарождающейся культуры отпечатаны в истории. Я смотрю вверх и вниз, влево и вправо. Дорогой вождь племени, где же ты? Возможно, ты исчез в закатный час, предопределив, что предстанешь уже мёртвым в моих стихах. Этим наскальным рисунком ты сотворил себе памятник, передав самые величественные позы своим поющим и танцующим людям. Меня восхищают оттенки твоей киновари, под ветрами и дождями не утратившие яркости, навечно сохранившие красоту твоих соплеменников в этом мире.

 

Северные Марианские острова

Какие он пережил потрясения от куска застывшей лавы до зеленеющего острова? Я понимаю — всё это произошло не случайно, это движение плит земной коры, которые сталкиваются друг с другом, разбрасывая тучи огненных брызг, огромная энергия, напряжение, невиданная мощь, они вынуждают лаву закипеть, вздыбливая глыбы, и вулкан извергается из самой глубокой подводной впадины Тихого океана и вздымается, заставляя небо потускнеть. Даже на полотне нелегко запечатлеть скорбь и величие этого мгновения. Великие потаённые силы природы оставили шрамы глубоких ран на островах Сайпан, Тиниан и Роту, в каждой пещере, на каждом подводном рифе и отвесной скале, под натиском свирепого прибоя и ревущего на сотни голосов ветра выгравировано «Старик и море», — образ, год за годом шлифуемый и полируемый ветром. На лицо моё упала капля морской воды, как метеор, исчезающий менее чем за секунду, поведала о бушующем вдали пламени, о крови на письменах и проржавевших пушках, оставленных на сверкающем огнями острове. Я поднимаю голову и смотрю на луну, ищу на её поверхности следы жестокой войны, историю упадка человечества, ужасающий свет проник в глубочайшую впадину. Из-за высадки десанта американских морпехов девять тысяч японских солдат покончили с собой, спрыгнув со скалы, освободившись от телесных мук на самом красивом Звёздном побережье. А затем американцы погрузили здесь атомные бомбы на бомбардировщики В-29 и доставили их к Хиросиме, чтобы сотворить грозный радиоактивный гриб. «Малыша» забрали у матери, восстановив до атомов углерода, серы и водорода. Каждая волна, разбивающаяся о берег, навзрыд рассказывает свою историю. Впадина слишком глубока, небо чересчур необъятно, я же — ограничен и не хочу легкомысленно облекать в слова черноту, застывшую в вулканических скалах, и синее пламя, вызванное одной нечаянной встречей. Никто не сможет утешить скорбь вулканического острова, всё ненавистное, отринутое, горькое — подобие облаков, которым никогда не рассеяться. Небо ночное глубоко, хотя все звезды померкли над теми, кто смотрит издали на разбросанные в скрытой печали Северные Марианские острова.

 

Разговариваю сам с собой на ветру

Я ещё не слышал про государство ЮАР, но уже знал, что существует Мыс Доброй Надежды. Португальские мореходы в поисках морского пути в Азию здесь обогнули Африку. Расположенный на южной оконечности полуострова Кейп, поросший пестрыми африканскими розами, мыс вытянулся в океан. Я стою на самой южной точке полуострова, Лицом к морскому ветру, и смотрю вдаль: слева — Индийский океан, справа — Атлантика, граница двух океанов у меня перед глазами. В лицо дует ветер, гораздо сильнее обычного морского бриза, гигантские волны бьются о вздыбленные скалы обрывистого берега, ветер доносит тучи брызг до того места, где я стою. Ночная тьма непроглядна, я всматриваюсь в неё, как мореплаватель Диаш [15] , искренне надеясь, что его корабль не потонет. Одетый в красный камзол, он крепко держит штурвал вверх и вниз бросаемого судна и плывёт за мечтой. Здесь он разглядел опасный берег, огромные, до небес, волны и восхищённо воскликнул: «Вот край моря!» Радость была безмерной, с того момента был проложен морской путь между Европой и Азией. Пламя, скрытое в ладонях мореплавателя, вспыхнуло мгновенно, мощь огня перекрыла брызги волн, оставляя ритм самой жизни. Расцветающие на туманном берегу, с той поры величественно воспетые, все цветы, что только могли цвести, были названы африканскими розами. За одну ночь безрассудной отваги Диаша все предания в его паре рук, держащих штурвал, мгновенно воплотились. Он обогнул мыс Доброй Надежды, но португальцы не остановились на том, целью их был восточный берег Африки и Индия. Жаль, что Чжэн Хэ [16] не был столь же безрассуден, — разговариваю я на ветру сам с собой.