Американский воробей на самом деле не разговаривает по-английски. Китайский воробей на самом деле не разговаривает по-китайски. При встрече китайский и американский воробьи разговаривают на одном птичьем наречии, вместе они порхают по дереву, как эскадрилья истребителей новейшей модели.

Мир чересчур жесток, зверь не решается никуда выйти и всю свою жизнь будет таиться в норе, до самой смерти от старости.

Я — машинист старого поезда, который, как враг, испуганно мчится вперёд, вагоны переполнены боеприпасами с передовой. Над хвостом локомотива низко летит самолёт, преследуя меня со скоростью поезда, под рёв моторов я смог разглядеть свирепое лицо пилота. Я решил, что он сбросит бомбу или расстреляет меня из пулемёта, но этого не случилось, и самолёт пролетел вровень с составом триста километров. Стиснув зубы, я страшно желал вытащить этого пилота из кабины за шиворот, но вдруг лётчик высунул голову из кабины и громко прокричал мне: «Для вас письмо!» — и ловко забросил конверт в окно локомотива. О, это было письмо от Бань Лу, и первая строка гласила: «Дорогой мой, доброй весны! Война завершена, когда ты вернешься?»

Я сопровождаю целую роту военнопленных по дороге, над которой ещё висит пороховой дым, я громко отдаю приказы, пыль стоит столбом. Винтовка имеется только у меня одного, израненные винтовки пленных спрятаны в их сердцах. Эти враги, ещё вчера сражавшиеся со мной за жизнь и победу, мрачно и безмолвно передвигают ноги, в их глазах — огромное дуло моей винтовки. Не ведаю, в какой момент посреди позорной толпы военнопленных я сам поникаю головой и бреду, как пленник.

Вечером перед продажей овец с фонарём в руке я считаю овец в загоне, и, сколько ни пересчитываю, выходит на одну овцу больше. Потом я понял внезапно, что в силу привычки и себя тоже посчитал.

Под насыпью новой скоростной железной дороги пшеничные поля, овощные грядки, колодцы, дымы печных труб, коровьи колокольчики, кваканье лягушек, диалекты, местные обычаи, могилы предков, алтари, народные песни, ремёсла, «Троесловие» [18] , «Наставления ученикам» [19] , «Песня печёных лепёшек» [20] . Близ насыпи новой скоростной железной дороги Договоры о возмездном отчуждении земли, сопротивление властям с применением грубой силы, коллективные петиции, соблазны денежных компенсаций, семейные советы в храме предков, ссоры между родными братьями, надменность бульдозеров, варварство строителей, поваленные плетни. Когда скоростной поезд с акульей мордой промчится сквозь двадцать четыре сезона, расположенные на моей ладони, тогда в вагоне ранней весной комфортабельное одиночество современного человека спрессуется в предельную скорость и цифровые технологии, налетающие с рёвом при покупке билета на экспресс. Рядом с насыпью новой скоростной железной дороги свежайшие раны диких трав, оборванные родословные, слёзы глинозёма, дрожащие корни деревьев, чьи последние плоды падают на землю под мощными порывами ветра, там ветер всколыхнул древнюю крестьянскую поговорку, и она недозрелым рисовым зерном упала рядом с рельсами.

Во сне гигантский скарабей ведёт такой допотопный паровоз. Только он да я в кабине машиниста глубокой ночью, он, в белых перчатках, на всём пути оставляет горящим белоснежный фонарь, чей яркий свет ослепляет деревья вдоль полотна. Я, плечом к плечу с ним, лопатой забрасываю уголь в топку, устав, присаживаюсь покурить и гляжу, как он яростно рвёт вниз рычаг паровозного гудка перед изгибом рельсов. В этом поезде, где нас только двое, я привык к источаемой им вони и к его суровому взгляду. Поезд поскрипывает, бормочет сам с собой, мы оба сохраняем молчание, будто не замечая друг друга, но работаем слаженно. Когда поезд остановился, я даже не знал, что он — сотворённый из моего собственного навоза жук-навозник.

Две пули в темноте магазина винтовок тайно влюблены друг в друга, они — пара влюблённых, нарушившие устав. Уже сколько раз они мучительно пытались представить облик друг друга. Их любовный порыв и порывы юного владельца винтовки поддерживают гармонию периода духовной весны. В настороженном мраке ночи они одновременно вылетают из дула штурмовой винтовки, вытянув в одну линию разнородные краски ночи. О, это путешествие расправившей крылья любви! Но оно оказалось слишком коротким. Медовый месяц, которого они ждали так долго, с глухим стоном прерывается, едва они достигают тела врага. Когда пули с металлическим стуком падают на поднос в операционной, в смешанном запахе любви и крови они наконец могут разглядеть друг друга, две искорёженных пули в потустороннем свете операционной вскрикивают одновременно.