1

…Настя очнулась с невыносимой тяжестью в голове. В чужой кровати, под чужим одеялом. Раздетая. Толстый, огромный мужчина лежал рядом с ней на спине и отчаянно храпел. От него исходил неприятный запах пота, перегара и еще какой-то дряни. Вся комната казалась пропитанной этим удушливым запахом. Сначала она долго лежала, уставившись в потолок, и пыталась припомнить, как она сюда попала. Свое скомканное, разорванное платье на полу она заметила не сразу. И тогда вдруг отчетливо вспомнила все, что накануне здесь с ней произошло.

«Анастасия…» Эта потная, жирная скотина, что сейчас валялась на кровати, посмела коснуться ее, назвать ее по имени так, как делал раньше только один человек во всем мире… Настю даже передернуло от омерзения.

Она приподнялась на локте, огляделась. Убогий номер, дешевая мебель, замусоренный ковер на полу, пепельница, полная окурков, пустые бутылки из-под водки, одноразовый использованный шприц…

Телефон, вот что ей сейчас нужно.

Осторожно, стараясь не потревожить спящего, Настя перебралась через него, прошла в другой конец комнаты, к аппарату. Но в трубке она не услышала гудка. Телефон не работает или заблокирован. И теперь игрушкой валяется на подоконнике.

Что же делать?.. Этот страшный человек может в любой момент проснуться, а она даже не способна отсюда выбраться без одежды. Полная потеря во времени и дезориентация в пространстве. Ловушка для бабочки…

Словно в подтверждение ее мыслей, храпевший на кровати морячок заворочался, открыл глаза, но еще не совсем проснулся. Настя замерла на месте, потом лихорадочно огляделась.

Что-то блеснуло на ночном столике. Наручники!.. Она на цыпочках подошла к столику, взяла наручники, одно кольцо продела за спинку металлической кровати, а другое защелкнула на вытянутой из-под подушки руке спящего. Тот поднял голову, вытаращил на Настю совершенно безумные глаза:

— Эй! Ты чего?.. Иди сюда!..

Как же, размечтался!..

Настя надела туфли, подхватила платье. Бегло осмотрела его, и руки у нее опустились. Хлам, безобразная груда материи. Дальше порога в этом тряпье она не сможет ступить, увидит кто-нибудь из обслуги и тут же вызовет полицию. Тогда ей конец…

Морячок тем временем постепенно приходил в себя.

— Ты куда собралась?.. Ширнуться хочешь еще?.. Эй!..

Он сделал движение в сторону Насти и только сейчас сообразил, что намертво прикован к спинке кровати собственными наручниками.

— Вот сучка, — сказал он почти без злобы в голосе, а даже как бы с некоторым удивлением. — Обокрасть меня решила, обчистить и слинять?.. А ну стоять!..

Он свесил на пол босые ноги. Попытался встать, но наручники не пускали. Одеяло соскользнуло с него. Он сидел перед Настей совершенно голый и бессмысленно дергал рукой. Потом напрягся, потащил сильнее, увлекая за собой кровать, которая, словно нехотя, но все же ему подчинилась, сдвинулась с места. Настя в панике отпрянула, а морячок продолжал тащить за собой кровать и одновременно тянулся к Насте свободной рукой. От страшного напряжения лицо его перекосилось, налилось кровью. Морячок медленно, но верно придвигался к Насте, уже почти достал ее кончиками пальцев. Но она увернулась, и его рука повисла в воздухе.

— От меня так просто не уйдешь!.. Я тебя достану!.. Стой на месте, а то хуже будет!.. — ему удалось перенести тяжесть тела и дотянуться до пиджака, брошенного на спинку стула.

Настя, затравленно оглядываясь, пятилась к окну.

— Сейчас, погоди, я сейчас… — разгоряченно шептал морячок.

Он лихорадочно принялся шарить рукой сначала в одном кармане пиджака, потом в другом. Нащупал и вытащил наружу ключ от наручников. Но пальцы его при этом сильно дрожали, ключ выскользнул из них, жалобно звякнул и завалился под тумбочку. Морячок замысловато выругался, встал на колени, пригнулся, высоко оттопырив зад, и начал водить ладонью под тумбочкой, тяжело дыша и что-то сердито бормоча себе под нос.

Настя продолжала пятиться к окну. Оно было плотно зашторено двумя желтыми кусками пыльной материи, спускавшимися сверху до самого пола. Решение созрело у нее мгновенно. Настя вначале потянула одну половину шторы на себя, потом резко рванула ее вниз. Затрещали петли на крючках, с грохотом обвалился карниз.

Суетившийся у тумбочки морячок замер, повернул в ее сторону потное, злое лицо. Бугристая плешь с налипшими на нее волосами отсвечивала фиолетовым в луче утреннего солнца, брызнувшего в комнату из окна.

— Стоять! — рявкнул он, пытаясь приподняться.

В следующее мгновение Настя, протащив за собой волочившуюся по полу штору, в один прием перепрыгнула через толстый зад своего мучителя, повернула защелку на двери и выскочила в коридор.

— Сука! Тварь! Воровка!.. Все равно найду!.. Достану из-под земли!.. — были последние слова морячка, которые она услышала за своей спиной.

Настя торопливо закуталась в штору и побежала по коридору.

 

2

В последние полгода Макса Калугина начали донимать приступы головной боли. Под вечер, если выдавался особенно тяжелый день, или во время долгих напряженных переговоров, или вовсе без видимых причин — может быть, из-за перемещений воздушных потоков в атмосфере.

«Кажется, опять начинается», — подумал Калугин. Он был в своем кабинете совсем один. Те редкие минуты, когда можно не заботиться о делах, не выслушивать претензий какого-нибудь дотошного заказчика, а просто побыть одному. В его жизни такое случалось не часто, а когда случалось, Калугин не знал, чем себя занять.

Такой вот замкнутый круг.

Он включил телевизор. Очередное ток-шоу. Но сначала блиц-опрос на улицах. Корреспондент выуживал кого-нибудь из толпы и задавал вопросы. Вначале Калугин слушал рассеянно, вполуха, а потом невольно заинтересовался.

Речь в программе шла о проблеме проституции в нашей стране. И вопрос к опрашиваемым на улицах был один и тот же: «Как вы относитесь к проституции как к явлению вообще и проституткам — в частности?»

Открылась дверь. В кабинет заглянула секретарша:

— Максим Афанасьевич! Там к вам Лощилин просится на прием…

— Я же сказал, что меня нет! — досадливо повернулся к ней Калугин.

— Но он каким-то образом узнал, что вы у себя. Настаивает.

Калугин обреченно вздохнул:

— Пусть заходит…

Он выключил телевизор. И тут же боль, о которой он, казалось, на время забыл, опять подступила к голове. Он за несколько часов чувствовал приближение этой боли. Сначала ощущал ее теплое, липкое прикосновение, потом длинные тонкие пальцы, словно щупальца спрута, ползли от затылка через виски к бровям и начинали сдавливать голову, отчего темнело в глазах и рот самопроизвольно распахивался, как у выброшенной на берег рыбы. Страшна была не только сама боль, но и ее предчувствие.

Зная, что приступ приближается, Калугин замирал, вытянувшись в кресле, как перед оскалившейся собакой, чтобы не спровоцировать ее на прыжок неосторожным движением. При этом он напрягал лицо, на котором возникало подобие радушной, предупредительной улыбки. Ох, как он тогда начинал себя презирать!..

Вот с этой дурацкой улыбкой он и смотрел теперь на маленького лысоватого человека, сидящего за столом напротив в его громадном кабинете. Человек этот нервничал, постоянно то сжимал, то разжимал в потной ладони золотой «Паркер» и что-то горячо пытался ему доказать. Калугин почти не слышал его, морщился, тер большим пальцем висок, стараясь все-таки хоть немного сосредоточиться.

— Максим Афанасьевич! — сидевший напротив человек умоляюще прижал руки к груди. — Я же не украл эти деньги, не ради собственного блага их использовал… Меня подставили! Дайте мне хоть немного времени. Я заключу новый договор и все верну. Иначе хоть по миру иди, а у меня семья, трое детей…

— Это не моя головная боль, ясно вам? — бесцветным голосом отвечал Калугин. — В следующий раз будете знать, с кем иметь дело…

— В следующий раз… — как эхо повторил посетитель. — А ведь следующего раза может и не быть, потому что и меня может не быть. Скорее всего, так оно и случится… — он горестно покачал головой. — Что такое для вашей фирмы эта жалкая сотня тысяч баксов? Тьфу, капля в море при ваших-то оборотах. Здесь уже не о деньгах речь идет, о простом человеческом сострадании, милосердии к ближнему, в конце концов!..

— Если бы у меня была жена и вы с ней вдруг переспали, я бы вас, наверное, понял и простил, — сказал Калугин уже ровным голосом. — Потому что моя жена обязательно должна быть красавицей, перед которой никто не устоит… Но жены у меня нет. Нет и лишней, как вы тут изволили выразиться, жалкой сотни тысяч баксов. Вы попытались обмануть даже не меня лично, а мою фирму, мое дело, в которое я вложил всю душу…

Боль становилась уже совсем невыносимой, и он поднялся, давая понять собеседнику, что на этом их разговор окончен.

— Мой адвокат свяжется с вами. Прощайте.

Посетитель тоже встал. Торопясь, дрожащими руками собрал разложенные по столу листки бумаги и кое-как запихал их в папку.

— Я вам от души желаю, — сказал он дрожащим голосом, одновременно боком пятясь к двери. — Я вам желаю, Максим Афанасьевич, чтобы и вас когда-нибудь… что-то ударило… очень больно… Но чтобы при этом что-нибудь человеческое в вас все-таки проснулось… Всего вам самого наилучшего…

Он вышел, оставив дверь открытой.

В кабинет сразу же заглянула секретарша. Одного беглого взгляда на шефа было достаточно, чтобы она все поняла. Быстро прошла к холодильнику, достала оттуда упаковку с таблетками. Налила в стакан воды.

— Выпейте, Максим Афанасьевич….

— Да ну их к черту, — Калугин вяло махнул рукой. — Уже столько этой дряни перепил, все равно не помогает.

— А вы бы пили регулярно, тогда бы помогло, — настаивала секретарша. — А то за вами не проследишь, так сами всегда забываете.

Калугин с отвращением проглотил таблетки. Запил водой. И уже после этого что-то вспомнил, велел секретарше:

— Поищи там Лежнева, пусть он ко мне зайдет.

— Хорошо, пообещала секретарша.

Но его компаньон по бизнесу, легок на помине, уже собственной персоной стремительно входил в кабинет. Как всегда, лощеный, излучающий энергию и здоровье, с золотой цепочкой на вороте белоснежной сорочки. «Ну, просто тебе бизнес-мальчик с обложки журнала», — невольно подумал Калугин.

— Привет, Макс, — с ходу поздоровался Лежнев и тут же с удовольствием уселся в кресло напротив. — Я тут по пути к тебе нос к носу столкнулся с этим… ну как его… Лощилиным, вот! Он что, опять тебя достает?

— Уже достал, — поморщился Калугин.

— А ты?

— А что — я?.. Послал его куда подальше.

— Ну и правильно, фраеров только так и учат.

— Да никакой он не фраер, — возразил Калугин. — Просто из другого поколения. Их всю жизнь учили, что торговать или иметь собственное дело — это плохо. Но работать при этом им предлагали почти задаром. Ведь не в деньгах счастье… Вот они всю жизнь и делали вид, что работают. А потом, когда времена изменились, но в головах осталось все то же, они с этим багажом и рванули в бизнес. Как когда-то Матросов на амбразуру…

— Проклятый гололед! — хохотнул Лежнев.

— Что?

— Да ничего, это я так. Анекдот старый вспомнил, мне его отец в детстве рассказывал. Очень смешной… Ты, Макс, прав насчет денег. Счастье не в них, а в их количестве.

Калугин в очередной раз поморщился, и потер виски.

— Опять голова? — посочувствовал компаньон. — Вижу, вижу можешь не рассказывать. И энергетика у тебя на полном нуле.

— А ты погляди, какая на дворе погода, — Калугин кивнул на окна, небо за которыми заметно потемнело. — По всему видно, быть грозе. Вот меня и скрутило…

— Отдохнуть бы тебе надо, господин президент!.. Ты не маши рукой, заранее знаю, что скажешь. Некогда, мол, дела не пускают… Главное, Макс, это здоровье. Все остальное мы купим за деньги!

— Или украдем, да?.. Кстати, Витя, я опять насчет этих денег… Лощилин мне тут жаловался, что его подставили. Случаем не знаешь, кто именно?

— Мы же и подставили, — простодушно доложил Лежнев. — Тебе, правда, не успели сказать. Ты как раз в командировке был… ну, помнишь, в Страсбурге?.. Вот. А его надо было срочно убирать. Он мог перехватить у нас этих самых французов, с которыми у тебя сегодня переговоры.

— Что, другого способа не нашли? — Калугин нахмурился. — Не могли как-нибудь иначе его… подвинуть в сторонку?

— Нет, Макс, не могли… — Лежнев вздохнул и покачал головой. — Помнишь одно из первых правил бойцов карате?.. Что надо делать, если нельзя избежать схватки?

— Надо первым вступить в бой и постараться закончить его одним ударом, — произнес Калугин хорошо известное ему изречение. И вдруг предложил: — А что, может, попробуем?

— Прямо здесь? Давай! — согласился Лежнев.

Оба встали в боевую стойку и одновременно бросились друг к другу, завозились посреди кабинета. Калугину удался захват. Он медленно, но верно клонил противника вниз, пока спина того не оказалась на столе.

— Сдаешься? — спросил он.

— Сдаюсь, сдаюсь, — сдавленно прохрипел Лежнев.

— То-то же, — сказал Калугин, отпуская его. — В следующий раз будешь знать, с кем связываться и как при этом изрекать прописные истины.

— А твоя победа лишний раз доказывает, что я был прав, — нашелся Лежнев.

— Хитер ты, Витя! Всегда отыщешь способ, как выкрутиться.

— А ты, черт, здоровый еще, — Лежнев потер свою руку. — И все-таки, Макс, я тебе советую серьезно задуматься о своем здоровье… Мы с тобой одногодки, нам еще нет и тридцати, но выглядишь ты, прямо скажем, неважнецки…

— Я сам хорошо знаю, как я выгляжу. Что ты предлагаешь?

— Я тебе предлагаю уехать за город, хотя бы на пару дней. И там просто отдохнуть. Ничем конкретно не занимаясь. Кроме, естественно, красивых девушек. Там их всегда бывает — ну просто пруд пруди. Вот ими можешь заняться, но больше ничем другим.

«За каким хреном ему надо, чтобы я туда поехал? — подумал Калугин. — Загородный отдых, девочки, эка невидаль в наше время да при моих деньгах. Что-то Витя начал сильно суетиться и тянуть одеяло на себя. Потому поехать все же стоило бы, чтобы самому все увидеть, разобраться на месте. И если дело нечисто, просто дать ему по рогам, чтобы место свое знал».

Но вслух он спросил совсем о другом:

— И где же ты обнаружил этот рай? Или гарем?

— А помнишь того профессора?.. Маленький такой и очень противный. Все матом крыл… Мы ему проектировали обустройство ландшафта рядом с коттеджем, типа «Живой средиземноморский стиль». Вспомнил?.. Ну вот, там как раз и находится этот рай.

— Я подумаю, — сказал Калугин. — А пока… Вот, Витя, документы. Здесь все, что касается этой нашей последней сделки с французами. Пожалуйста, просмотри их еще раз. Возможно, я из-за своей чертовой головы чего-нибудь недоглядел.

 

3

Дождь буквально обрушился на город. Не дождь — а цунами, вселенский потоп, будто на небесах прорвало гигантскую невидимую плотину. Пенные потоки мутной воды неслись по мостовой, по тротуарам, выхлестывались из водосточных труб, как из брандспойтов, скручивались в водовороты на перекрестках. В тоннеле под Новым Арбатом беспомощной вереницей вытянулись заглохшие машины.

Улицы вымерли. Толпы застигнутых врасплох прохожих набились в подворотни, под козырьки витрин, в чужие подъезды, только автомобили с включенными фарами еще каким-то чудом, словно на ощупь, двигались в мутной пелене.

Черный «лексус», досадливо ворча мощным мотором, продвигался в общей веренице авто. «Дворники» перед лицом Калугина летали взад-вперед по стеклу, но уже не справлялись с дождем. Красные огни и силуэты машин возникали на мгновение и тут же расплывались в серой мгле.

Шофер притормозил у магазина и тут же вопросительно покосился на шефа. Калугин неопределенно повертел пальцами в воздухе и вяло махнул рукой:

— Как всегда…

Шофер понял, пригнулся, словно ему предстояла дорога на эшафот, натянул на голову прорезиненную куртку и выскочил под дождь. Вернулся он через минуту, промокший до нитки, передал Калугину букет алых роз на метровых стеблях, коробку конфет и бутылку шампанского.

Они проехали еще квартала три, свернули в неприметный тихий переулок и там остановились у подъезда пятиэтажного «дворянского» дома — с эркерами вместо балконов и лепными вензелями под крышей. Шофер предварительно вышел из машины, распахнул над головой открывшего дверцу шефа зонт.

— Будь через два часа, — коротко бросил ему Калугин, перехватывая зонт.

И, тщательно обходя лужи и потоки воды, направился к подъезду.

Юля открыла дверь в черном вечернем платье, которое он сам ей выбирал и очень любил, в туфельках «от Рикель» на высокой шпильке — и радостно распахнула глаза:

— Макс, ты?..

Она потянулась к нему для поцелуя. Но он шагнул мимо нее в прихожую и сказал с невольным раздражением в голосе:

— Глупый вопрос!.. Глупее может быть только ответ: «Да, дорогая, это я…» Но, может быть, я не вовремя?.. Ты ждала кого-то другого?..

Обида вспыхнула у нее в глазах, но она сдержалась, постаралась не подать виду:

— Нет, но… я не думала, что ты выберешься в такой ливень… Ах, какие розы! Боже, прелесть какая!.. А как пахнут, с ума можно сойти!..

Ее ахи и восторги были совсем не к месту и раздражали его еще больше, учитывая, как сегодня для него начался день. Он знал, что она искренне радуется его приходу, что ей приятно оказываемое им внимание. Но при этом в голосе ее всякий раз, когда он делал ей подарки, чувствовалась какая-то наигранная фальшь. Откуда это у нее?.. Неужели нельзя как-нибудь иначе выразить свое отношение?.. Он давно хотел ей об этом сказать, но боялся обидеть. А сегодня она попала под горячую руку.

— Послушай, — досадливо произнес он, окончательно складывая зонт и бросая его в угол. — Почти два года я дарю тебе одно и то же. И каждый раз ты делаешь изумленные глаза, ахаешь, как будто большего сюрприза в жизни у тебя не было!..

— Но мне действительно приятно тебя видеть…

Она вновь сделала попытку его обнять, но он и на этот раз оставил ее жест без внимания. Прошел в комнату, плюхнулся в кресло перед журнальным столиком и заговорил, словно хотел выплеснуть за один раз все, что накопилось ранее.

— Юля, мы, как в кино, играем одну и ту же сцену — сто раз подряд!.. Сто раз одно и то же!.. И каждый знает наперед, что будет дальше, какие слова будут сказаны и в какой момент… Неужели тебе это не противно?..

Она присела перед ним на корточки, провела ладонью по его волосам:

— Что с тобой, милый?.. Опять голова?..

— Да что вы все зациклились: «голова, голова»!.. — В нем постепенно закипала ярость. — Моя голова тут ни при чем… Два года! Дубль сто первый!.. Начали!.. Знаешь, мне иногда хочется…

Он вдруг схватил ее за плечи. Юля давно ждала этого и с готовностью потянулась навстречу, но он грубо притянул ее к себе, повалил в кресло, давя ногами выпавшие у нее из рук и рассыпавшиеся по полу цветы.

И, уже не помня себя, рванул платье у нее на груди. Тонкий шелк с треском разошелся на две половины.

— Отпусти! — вскрикнула она.

— А чего ты волнуешься? Я тебе еще такое же подарю! Еще десять, на десять лет вперед… на сто…

— Мне больно! — сквозь слезы выкрикнула она.

Калугин словно очнулся, разжал пальцы.

— Извини… — он мучительно сжал ладонями виски.

Юля вскочила, запахивая на груди разорванное платье.

— Я знаю… давно догадывалась, что нужна тебе как… как шлюха! — заговорила она, глотая слезы. — Ничего другого ты во мне не видел. Приехал, когда захотел, сделал свое дело, расслабился и — отдыхай, девочка! Наверное, у тебя есть еще такие, но они требуют больше, с ними сложности. А я же дура, я всегда под рукой… Я знаю, чего ты боишься, — покушения на твою свободу. Что я в один прекрасный миг припру тебя к стенке и скажу: все, милый, поиграли, теперь добро пожаловать в загс. Это для тебя самое страшное. А то, что я устала быть при тебе девочкой по расписанию, тебя не волнует!..

«А ведь она права, — подумал вдруг Калугин. — Сказала то, о чем я уже думал, только боялся сказать вслух… Не надо ее больше мучить. Лучше сразу и навсегда…»

— Извини, — он встал и направился к двери. — Я не знаю, что со мной происходит в последнее время… Но… Давай сегодня расстанемся, а там будет видно…

— Не уходи!.. Не бросай меня!.. — услышал он отчаянный крик за своей спиной.

Калугин сбежал по лестнице, распахнул дверь подъезда. Перед глазами возникла густая завеса дождя. «Черт, мобильник остался в машине!..» Он посмотрел на «Ролекс» у себя на запястье. Так и есть, его водитель всегда соблюдал пунктуальность, а ждать оставалось больше часа. Сегодня ему определенно не везло. Но торчать здесь, в подъезде, и вовсе глупо. Калугин раскрыл зонт и решительно шагнул под дождь.

 

4

Он шагал по совершенно безлюдному бульвару мимо мокрых скамеек, время от времени отбрасывая с лица лезшие в глаза мокрые пряди волос. Туфли безнадежно промокли и беспомощно хлюпали при каждом шаге. В детской песочнице, как в бассейне, кружились забытые игрушки. В теремке укрылась застигнутая стихией парочка.

Калугин забыл уже, когда в последний раз ходил по городу пешком. Все время из офиса в машину, из машины в офис или в аэропорт, в котором он тоже словно прописался. И теперь он вдруг ощутил сладкую неприкаянность на пустынном бульваре, как бывало когда-то в детстве, в родном городе у моря. В ту пору ему не раз случалось возвращаться поздним вечером после занятий в институте. И стены спящих домов, стеклянно-зеленые при свете фонарей, дробно отражали одинокий звук его шагов…

Вдруг он заметил, что на бульваре не один. Впереди шла девчонка, простоволосая и без зонта. Не мчалась, вжав голову в плечи, а неторопливо шлепала по лужам босыми ногами, держа в руках туфли и подставляя лицо навстречу дождю. Калугин невольно прибавил шагу и очень скоро почти ее догнал.

Насквозь промокшее платье прилипло к телу. Мокрые русые волосы косицами спадали на лицо, открывая маленькие крепкие уши с дешевыми сережками. Девчонка обернулась, словно почувствовала его сзади, но не испугалась, а только фыркнула, сдувая капли с губ. И неожиданно подмигнула.

— Привет! — весело сказала она.

— Привет, — в тон ей ответил Калугин.

Он вдруг почувствовал необъяснимую симпатию к этой девочке под дождем.

— Забыла дома зонт? — спросил он, чтобы как-то поддержать разговор.

— Ненавижу зонты! — Она затрясла головой так, что брызги полетели в сторону Калугина. — Люди под зонтами одинаковые все, как… грибы. Толпа сыроежек…

Она прыснула, метнув в его сторону лукавый взгляд:

— И ты тоже похож на сыроежку!..

— Почему? — невольно опешил Калугин.

— Потому… В костюме, при галстуке и под зонтом.

— Да, наверное, — согласился он, почувствовав легкое смущение.

— А я всегда здесь гуляю, когда дождь, — продолжала девчонка. — Это мой любимый бульвар. Летом каждый день погоду слушаю по радио, жду, когда объявят дождь.

— Объявят?.. А смысл?

— Какой смысл в дожде?.. А в солнце или в траве?.. — Девчонка засмеялась. — Это не передать словами. Попробуй сам, тогда поймешь. Слабо?..

Она остановилась и смотрела на него. И всем своим видом словно дразнила, призывала к поступку. Калугин помедлил, а потом решился. Сложил зонт, стоял перед ней, морщась от бьющих в лицо холодных струй.

— Ну как? — деловито поинтересовалась девчонка.

— Пока не понял… — Калугин поежился.

Вода затекала ему под воротник рубашки, костюм окончательно промок, да и выглядел он сейчас наверняка полным идиотом.

Но девчонка думала иначе.

— Это с непривычки, — успокоила она его. — Ты чего встал? Идем…

Да, видел бы его сейчас Лежнев, умер бы со смеху. Или решил, что у его компаньона вовсе крыша поехала…

— Жаль, скоро это чудо кончится, — вздохнула девчонка, подняв вверх лицо.

И действительно, из-за туч уже проглядывало солнце. Небо быстро очищалось. И глаза у спутницы Калугина при этом сделались ярко-голубыми.

— Тебя как звать? — спросил он.

— Настя…

Калугин невольно вздрогнул при звуке этого имени. Опять! Да что же такое сегодня происходит?

— Анастасия, значит?.. — спросил он.

— Нет, Настя, — упрямо тряхнула головой девчонка. — Анастасия — это по паспорту, мне его год назад выдали. А все знакомые Настей зовут…

Они дошли уже до памятника Гоголю в конце бульвара. Здесь она остановилась.

— Ну, мне в метро, — сказала она. — Дальше не провожай.

— Почему? — невольно вырвалось у него.

— А потому… — Она вдруг зло прищурилась. — Слушай, ты что ко мне привязался? Ну? Что тебе от меня надо?.. Думаешь, закадрил девчонку и она уже все, растаяла, готова прыгнуть к тебе в постель… А не боишься, что я малолетняя?.. Или заразу какую подцепить?.. А, не боишься?.. Тогда пойдем. Ну, что же ты закис?..

Калугин оторопело смотрел на нее. Такого поворота событий он явно не ожидал. Сентиментальный идиот. Еще не хватало влипнуть с ней в историю…

А девчонка продолжала на него смотреть. И вдруг прыснула смехом:

— Ну и видуха у тебя — полный атас! Чмо в костюме и при галстуке! Сам с зонтом, а мокрый! Еще с тобой в ментовку загребут!..

Смех ее еще продолжал звенеть у него в ушах, а она уже пересекла проезжую часть и вскоре оказалась на противоположной стороне. Калугин невольно шагнул следом, но так и не решился ступить в стремительно несущийся возле ног поток. И только смотрел на нее со своего места.

Девчонка словно почувствовала этот взгляд. Оглянулась, помахала рукой:

— Приходи еще, когда будет дождь!.. Погуляем…

И уже бежала к станции метро, позабыв о Калугине.

Он наконец пришел в себя. Тоже засмеялся, покачал головой. И, раскрыв над головой ненужный уже зонт, двинулся дальше, в направлении «Праги».

 

5

…Макс Калугин стоял у окна в своем кабинете. Насупившийся, чуть сгорбленный, с руками, глубоко засунутыми в карманы брюк, он рассеянно смотрел, как на небе опять сгущаются темные тучи. Сверху машины и люди казались ему суетливо-маленькими, а далекий горизонт уже и вовсе скрылся в мареве.

Над городом опять собиралась гроза.

За его спиной слышались голоса собравшихся за длинным столом людей, но Калугин лишь улавливал их краем уха, особо не вникая в смысл. Переговоры в офисе шли уже второй час, пробуксовывая буквально на каждом пункте.

— Почему вы не хотите, чтобы мы поставляли вам оборудование в комплексе, вместе с нашими проектами и нашей технологией?.. Мы так привыкли работать с зарубежными партнерами, это удобно.

Это говорил один из французов. Лежнев, выслушав переводчицу, ответил ему:

— Для вас это удобно, для нас — головная боль.

Переводчица произнесла эту фразу на французском.

— Почему? — допытывался француз. — Ведь так принято во всем мире…

— То в мире, а мы здесь, на месте должны учитывать специфику нашей страны, — возражал Лежнев. — Психологию наших заказчиков… У нас заказчик специфический, со специфическими запросами. У него на участке специфические камни, трава, холмы, даже воздух, которым вы сейчас дышите, тоже специфический…

— О да, мы это почувствовали, — согласился француз.

— Ни хрена ты не почувствовал! — буркнул Лежнев и обратился к переводчице: — Это можете не переводить… — и продолжил: — О’кей. Поэтому нам выгодно получать от вас оборудование и сопутствующие материалы и уже самим, на месте, разрабатывать технологию и готовить проекты с учетом местных условий.

— Я смотрел все. Эскизы вашего агентства снова не совсем те, о которых мы договаривались раньше, — гнул свое француз.

— Прошу прощения, но в прошлый раз мы оговаривали с вами именно эти эскизы, — держал оборону Лежнев. — Вот здесь у меня все записано, хотя мы и не согласны абсолютно с вашей концепцией видения…

И так продолжалось до бесконечности.

— А почему все время молчит месье Калугин?.. — вдруг поинтересовался француз. — Когда мы с ним подписывали у нас протокол о намерениях, то никаких вопросов о специфике не возникало. Нам интересно услышать и его мнение на этот счет.

Калугин отошел от окна, сел в свое кресло во главе стола, по привычке откинув голову на спинку. И вновь ощутил липкое дыхание приближающейся боли. Первое, вкрадчивое прикосновение ее пальцев-щупальцев.

Он по-прежнему с трудом улавливал суть разногласий, его раздражали французы, особенно лысый коротышка, совсем без шеи, с крепким, собранным в тугие складки над воротником рубашки загривком, сидящий напротив, через стол. А тот с готовностью улыбался ему во все свои тридцать два белоснежных зуба, словно искал возможность объясниться в любви. Но при этом твердо стоял на своем.

Компаньон лысого и вовсе сидел, насупившись, с индифферентным видом, и не проронил за все время ни единого слова.

Калугин глянул поверх полированной лысины француза в окно. Крупные капли дождя уже забарабанили по стеклу, разбиваясь на мелкие шарики, которые тотчас начинали искать друг друга, находили, сливаясь снова в одну тяжелую каплю и медленно сползая вниз.

— Давай на этом прервемся, — наклонился он к Лежневу. — Голова раскалывается… Перенесем все на завтра.

— С ума сошел? — зашипел на него Лежнев. — Еще даже до главного не добрались… И завтра суббота, ты что, забыл?.. Потерпи хотя бы полчаса…

Но Калугин уже поднялся. Изобразил улыбку на лице, виновато развел руками:

— Господа… Я вижу, все мы немножечко устали. У вас задержка рейса, у нас, как сами видите, гроза… Мы, русские, все немножечко суеверны. Потому давайте перенесем окончание наших переговоров на тот день, когда на небе опять засияет солнце!..

Прослушав перевод, французы переглянулись, заулыбались и удовлетворенно закивали головами. Лежнев нашел его в комнате отдыха.

— Макс, что происходит?

— Ничего.

— Тогда чем объяснишь всю эту волынку?

— Чем?.. Он мне не нравится.

— Кто?

— Да француз. Особенно его лысина.

— При чем тут его лысина?

— Просто не люблю лысых…

Лежнев еще пристальней посмотрел на компаньона, и странное выражение появилось у него на лице:

— Макс, хватит темнить. Ты сам нашел этих французов. Два раза летал к ним на переговоры. Мы вместе составили документы, подписали протокол о намерениях. Я их еще раз посмотрел по твоей просьбе. В чем тогда проблема, я не пойму?..

— А проблема, Витя, в том, что он не главный, второе лицо. Я хочу дождаться, когда прилетит первое, его шеф, президент фирмы.

— Ты же сам сказал, их президент прилетит, когда мы тут обо всем договоримся и будет готов протокол. Чтобы его лишь подписать в торжественной обстановке.

— Да, говорил… Но ты же видишь, что они блефуют. Испытывают крепость наших нервов. Давай мы тоже их испытаем. Попробуем, у кого они крепче… Поторговаться с партнером всегда полезно — чьи слова?..

— Не знаю, Макс, — Лежнев с сомнением покачал головой. — Это перетягивание каната может плохо кончиться. Для нас в первую очередь. Вдруг они слиняют?

— Витя, я тебя не узнаю… Ты такой же владелец фирмы, как и я. Подумай, как обеспечить нашим французским друзьям отдых в эти дни. Организуй им маршрут… Кстати, неплохая идея. Твоя, между прочим. Я бы тоже хотел немного проветриться. Утром ты мне говорил о каком-то загородном гареме?.. Так действуй, черт тебя побери!..

Лежнев смотрел на него, все еще не веря тому, что сейчас услышал:

— Ладно, Макс, будь по-твоему. Но запомни, это в последний раз. Больше я свою задницу подставлять не буду.

— И не надо! — лучезарно улыбнулся ему Калугин. — Она тебе еще пригодится!..

 

6

Трехэтажный коттедж, с виду напоминавший небольшой замок, особняком примостился на берегу озера, в глубине довольно обширного участка. От стоянки автомобилей через фруктовый сад к нему вела узенькая, мощенная камнем дорожка. Земля между деревьями засеяна ровной травкой. Вряд ли эта трава выросла сама, уж слишком она была ровненькая, травинка к травинке. Композиция дополнялась теннисным кортом и небольшим фонтаном. В парадной половине участка располагалась живая изгородь, невысокая терраса с палисадником и цветниками из многолетних растений. Другая его часть и проезд к гаражу сопровождались низкими цветниками и бордюрами из кустарника. Еще один зеленый ковер перед входом. Барбарисовый бордюр…

На веранду вышел встречать гостей сам хозяин, невысокого роста упитанный розовощекий толстячок. Калугин сразу вспомнил и этот коттедж, и его хозяина. Ох и попортил он им тогда нервы!.. Это был один из первых их самостоятельных проектов по стилевому оформлению участка. От успеха зависела дальнейшая репутация фирмы, ради этого пришлось попотеть, угождая малейшему капризу заказчика, у которого были явные нелады со вкусом. Но все обошлось, и их фирма «Зеленый ящик» именно с тех пор начала процветать.

Они миновали веранду и прошли в довольно-таки просторный и уютный зал. Здесь играл джазовый квартет, по паркету скользили вымуштрованные официанты с бокалами на подносах. Публика подобралась респектабельная, среди гостей было много молодых женщин из завсегдатаев элитарных тусовок, в вечерних платьях или экстравагантных нарядах от дорогих модельеров.

К этому времени на импровизированной сцене началось эротическое шоу. На первое подали молоденьких полуобнаженных девушек. Те прошлись по подиуму, виляя аппетитными ягодицами и посылая в зал воздушные поцелуи. Следующим по программе был пародирующий известных певцов трансвестит, публика встретила его одобрительными аплодисментами. Далее выскочили двое, парень и девушка, в одних, мягко выражаясь, плавках — две полоски синей ткани — и начали изображать половой акт.

У французов плотоядно заблестели глаза. Лежнев, снисходительно улыбаясь, велел им «быть попроще и ничего не стесняться». Зарубежные гости восприняли это как призыв к действию и первым делом направились к бару. Заправившись там коктейлями, стали приглашать дам танцевать. Словом, все как всегда в таких случаях…

Калугин взял с подноса проходившего мимо официанта бокал с вином и отошел в сторонку. Ему сделалось скучно. Он не любил такие компании, чувствовал себя здесь чужим, а время, проведенное в таком обществе, — безвозвратно потерянным. Он уже пожалел, что напомнил Лежневу о его инициативе. Витька мог бы и один успешно справиться с поиском развлечения для французов. Да и сам оттянуться был не промах, делал это по любому поводу и даже без повода.

Вот и сейчас Витька Лежнев чувствовал себя здесь как рыба в воде. Он обнимал за талию сразу двух девиц, одинаково длинноногих, с одинаковой ослепительной улыбкой, словно приклеившейся к их губам, и одинаковыми повадками. Они стояли по обе стороны Лежнева, как зеркальное отражение друг друга. Заметив взгляд Калугина, Лежнев развернул девиц и направился в его сторону.

— Это Марина, — чуть дурашливо представил он одну из них. — А это, как ни странно, тоже Марина!..

Девицы заученно улыбнулись и присели в легком, тоже зеркальном книксене.

— Правда? Калугин тоже невольно усмехнулся. — Как же ты их различаешь?

— Легко!.. Вот эта Марина — «Мисс района», какого, я еще не успел выяснить… А эта — «Мисс Золотое кольцо». Осенью проведем новый конкурс. Как на твой вкус, кому из девушек отдадим корону?..

— Думаю, обе достойны, — пробормотал Калугин, чтобы поскорей отвязаться.

Лежнев посмотрел на друга с сожалением. Кивнул девушкам и отвел его в сторону:

— Ты чего опять такой кислый?.. Классные девочки, готовы на все… Если не нравятся, оглянись вокруг. Посмотри, сколько женщин, красивых и разных!.. Умных, глупых, на любой вкус… Вон та, начинающая певица, можно сказать, восходящая звезда. Ей спонсор нужен… Вот, держи, — Лежнев что-то незаметно сунул Калугину в руку.

Тот посмотрел — на его ладони лежал ключ.

— Зачем? — удивился он.

— Макс, ты что, только вчера родился? — покачал головой Лежнев. — Мы ведь сюда с ночевкой приехали. Комнаты расписаны на всех этажах. Девочек каждый выбирает по вкусу. Полный сервис и демократия!.. Не теряйся…

Он хлопнул друга по плечу и вернулся к терпеливо ожидающим его девушкам.

Калугин остался на месте и невольно принялся разглядывать женщин. То, что их привезли сюда не случайно и многие из них не являли собой запретный плод, не было для него новостью. Дорогие куртизанки, призванные «по контракту» развлекать богатых гостей. Некоторых он узнавал, поближе к ним присмотревшись. Видел раньше в элитарных клубах. Наверняка здесь же крутились их сутенеры. Одного он, кажется, тоже узнал. Темноволосый кавказец, за которым, словно табун, проследовало несколько вызывающе одетых девушек. Даже имя его припомнил — Рафик. Они однажды уже пересекались накоротке, в одном из клубов. Лежнев их тогда знакомил.

А французам русские девушки, кажется, пришлись по душе. Поворковав какое-то время возле стойки бара, французские гости, на прощанье помахав Калугину рукой, вышли из зала вместе с девушками и Лежневым. Калугин видел через окно, как они проследовали по освещенной аллее в сторону автостоянки. Наверняка укатили продолжать «контакты» уже в более интимном месте. Витька умел это устроить, как никто другой. Талант у парня на такие вещи, просто мастер. После их отъезда Калугин облегченно вздохнул…

А веселье в зале между тем набирало обороты.

Калугин перевел взгляд в сторону и вдруг увидел девушку, только что подошедшую к стойке бара. Невольно пригляделся. Что-то екнуло у него внутри.

«Нет, не может быть, — подумал он. — Просто похожа. Бывает в жизни такое поразительное сходство, я обознался, столько лет прошло…»

Но уже не сводил с девушки глаз.

Ее несколько раз приглашали танцевать. Она никому не отказывала, а когда танец заканчивался, неизменно возвращалась на свое место у стойки, где ее дожидался очередной бокал с каким-то напитком. И новые кавалеры. Она пользовалась здесь успехом.

Девушка как будто тоже почувствовала его взгляд. Удивленно оглянулась, посмотрела на Калугина. Но тут же равнодушно отвела взгляд.

«Нет, не она», — подумал Калугин. И у него сразу сделалось очень тоскливо на душе. Он продолжал наблюдать, как она танцует с очередным партнером. И вдруг подумал, что ведь он тоже может ее запросто пригласить…

 

7

Все происходило в тот вечер, как обычно. Рафик привез Настю и еще трех своих девушек на вечеринку в загородный коттедж. С девяти вечера они пили что-нибудь легкое, для настроения, болтали о всяких пустяках и к полуночи стали заводить уже «теплую» публику танцами, иногда переходящими в легкий стриптиз. Возле девушек, как правило, роились постоянные обожатели.

Настя хорошо знала, зачем ее сюда пригласили, и играла свою роль в зависимости от настроения. Никто ее не принуждал специально развлекать гостей, но иногда запудрить голову какого-нибудь владельца тугого кошелька сам бог велел. Бог в лице того же Рафика, который постоянно крутился где-то рядом, напоминая о себе без слов.

Настя окинула беглым взглядом зал. Опять одни и те же лица. Опять — «привет-как дела-пока». Какие-то девушки крутились то тут, то там. Обычная суета. И — приятная неожиданность. Настя увидела Веронику, новую девушку Рафика. Та сидела на коленях молодого человека и весело с ним о чем-то щебетала. Как всегда, прелестна. Загоревшая, в коротком, в обтяжку, платьице. Таком коротком, что невольно взгляд мужчины устремлялся в запретные места. Вероника поймала Настин взгляд и помахала ей издали рукой. Потом спрыгнула с колен своего ухажера и небрежной походкой подошла к Насте.

— Привет, подруга!..

— Привет…

Приглашенный ди-джей начал привлекать внимание публики. Потом погасили верхний свет, вспыхнули светильники на стенах, и девушек принялись упрашивать потанцевать на столе. Настя с Вероникой поднялись на столешницу. Вокруг них плотным кольцом сомкнулась толпа. Время — полночь. Их время… Напротив — огромное зеркало. У Насти в голове — шум от выпитого вина. Они начали танцевать, и толпа вокруг них стала постепенно заводиться. Энергичный ди-джей выкрикивал что-то ободряющее.

Они танцевали очень близко друг к другу. Мужчинам нравилось, от этого зрелища они еще больше возбуждались. Вероника обвила Настину шею руками. Все было естественно и красиво. Публика корчилась в экстазе… Они закончили свой танец под громкие аплодисменты. Настя, не обращая на это внимания, быстро прошла на веранду. Хороший повод, чтобы о ней забыли. Прохладный вечерний воздух немного ее отрезвил, и прежнее игривое настроение исчезло.

Она немного постояла на веранде и вернулась в зал. Прошла к стойке бара, заказала себе глинтвейн. Было немного прохладно и горячее вино очень кстати.

А вокруг Вероники уже начался торг. Двое сильно подвыпивших бизнесменов соперничали за право ею обладать. Кто больше?.. Начальная ставка была определена в тысячу долларов. Дальше все происходило, как на обычном аукционе. Один повышал ставку на несколько сотен долларов, другой ее оспаривал и добавлял сверху. На этот раз дело дошло до четырех с половиной тысяч. Победитель под аплодисменты увел Веронику с собой, вечер продолжался.

Настя выпила, сколько смогла. Стало легче. Возле нее все вертелся какой-то старик и рассказывал что-то, по его мнению, смешное. И Настя смеялась. Потом он как-то незаметно ее обнял и положил свою лапу ей на задницу. Насте это было безразлично. Они стали целоваться прямо у стойки. Потом подошли еще какие-то придурки, оттеснили старика и стали по очереди приглашать Настю танцевать. В ее голове уже закружился целый хоровод. Она пила, пила еще, смеялась и танцевала опять.

Его она заметила чуть позже. Вернее, почувствовала на себе взгляд. Он ничем особым не отличался от других собравшихся здесь мужчин. По одежде она сразу определила, что он из их круга. Только вот держался особняком, ни с кем не знакомился и даже не разговаривал. Вообще за все то время, как она начала за ним наблюдать исподтишка, он, кажется, не сдвинулся с места. Вначале это ее просто забавляло, а потом она почувствовала жгучее любопытство. Кто он, этот загадочный незнакомец?..

Он подошел к ней, когда она закончила танцевать с очередным кавалером и вернулась к стойке бара, чтобы выпить глоток сока. Она не увидела его, а почувствовала его за своей спиной. И он спросил совсем тихо:

— Вы позволите?..

Во время танца он не проронил ни слова, лишь крепко сжал ее пальцы в своей ладони и все старался заглянуть в глаза. Мужчины на нее «западали», это было в порядке вещей. Но этот с самого начала повел себя как-то странно, будто бы робел в ее присутствии. Она тоже рядом с ним вдруг почувствовала необычное волнение, никак не могла понять, что происходит, и потому держалась немного скованно.

— Может быть, еще один танец?..

— А вы не хотите отдохнуть? — Она подняла к нему лицо, открыто посмотрела прямо в глаза. — Я, например, устала танцевать весь вечер. Где ваш ключ?

Он, видимо, не ожидал столь откровенного приглашения. Замешкался. Потом суетливо принялся шарить по карманам, ища ключ. Нашел, протянул Насте.

— Идите за мной, — сказала она.

Они поднялись на второй этаж. Настя открыла дверь ключом и прошла в комнату не оглядываясь, так как знала, что он войдет следом. Так было всегда.

В комнате она включила торшер под розовым абажуром и подошла к бару-холодильнику. Открыла дверцу, исследуя приготовленные там напитки.

— Что вы будете пить? — спросила она, оглядываясь на него. — Я вам налью.

Не дождавшись ответа, выбрала на свой вкус бутылку виски. Достала ведерко со льдом, стаканы и все, это понесла к маленькому столику, стоявшему возле кровати.

Он стоял в дверях, не двигаясь с места и продолжая молча на нее смотреть. Буквально впился в нее взглядом, так что ей в какой-то момент стало не по себе.

— Что-нибудь не так? — опять спросила она. — У вас проблемы?

Он продолжал молчать. И это уже становилось более чем странным. «Он извращенец или маньяк, — подумала Настя. — Мне определенно везет на таких типов».

А вслух сказала с некоторым даже вызовом:

— Если вам не нравится мое общество, я не настаиваю. Через секунду меня здесь не будет. Вам пришлют другую девушку, так что не расстраивайтесь…

Он проглотил комок в горле и вдруг спросил:

— Ты помнишь бабочку на стекле?.. Во время заката солнца?..

— Что? — у Насти сразу опустились руки.

— Кажется, тебя Настей зовут?.. Анастасия?..

Теперь у нее все плыло перед глазами:

— Ботаник? Ты?.. — едва слышно прошептала она. — Вот, значит, как опять встретиться довелось…

Уже под утро, когда он задремал, она уткнулась подбородком ему в плечо и смотрела на водную гладь, расстилавшуюся за окном. День только занимался. Облака были окрашены светом восходящего солнца. Золотая дорожка по воде. В детстве она любила вот так же смотреть на дорожку в море, мечтала доплыть по ней до самого солнца. Свет в глаза, жмуришься, плывешь не глядя, все время сбиваясь с пути. До буйка. А потом становится страшно, и поворачиваешь обратно. Берег такой маленький, далекий и нереальный, а ощущение при этом — я одна во всей Вселенной!..

Настя закрыла глаза. Но почти сразу же вновь их открыла. Она почувствовала, как он водит перышком от подушки у нее по спине. Сделалось щекотно, она повернулась:

— Что ты там нашел?

— Бабочку. Ты это специально сделала? — Он осторожно провел ладонью в том месте, где у нее была татуировка. — Я навсегда запомнил эту бабочку. Мне кажется, что только благодаря ей у нас тогда все случилось?..

Она слышала за своей спиной его тихий смех. Однако он сентиментален! Кто бы мог подумать?.. Настя перевернулась на спину и тоже засмеялась от щекотки. А он крепко обнял ее, глубоко зарылся лицом в ее волосы. Ей были приятны его ласки.

— Мне уже давно не было так хорошо, — услышала она его голос.

Он широко раскинул руки по кровати. Она видела его припухшее от сна лицо, сонный прищур глаз, его умиротворенность. Она могла поверить, что ему сейчас хорошо. А хорошо ли ей?.. И что будет потом, утром, когда настанет пора прощаться? Она так долго мечтала об этом, ждала встречи с ним. Ей даже не верилось, что такое могло произойти. Вот, встретила, дождалась, ну и что?.. Как ей дальше жить с этим?..

«И все-таки странные вещи иногда происходят в нашей жизни», — подумала она в очередной раз.

 

8

Максим Калугин приехал в Москву с твердым намерением начать здесь свое дело. Но, покрутившись в столице месяц-другой, поговорив со знающими людьми, он быстро сообразил, что все не так просто, как казалось издалека. Маленькие и большие фирмы возникал и тогда, словно грибы после дождя. И так же быстро исчезали. Надо было определиться с конъюнктурой, а главное — понять, к чему приспособлены его мозги и руки.

Какое-то время Макс мыл посуду в коммерческом ресторане. Он раньше слышал, что будто все американские миллионеры именно с этого и начинали. Но даже подняться на следующую ступень, то бишь стать официантом, ему не пришлось. Заведение прикрыла санитарная инспекция. Он еще попробовал стать рекламным агентом, продавал с рук газеты и книги, потом приобрел фотокамеру и занялся фотографированием граждан прямо на улице. Недели две бизнес шел успешно, Макс уже подумывал о том, чтобы снять за вырученные деньги небольшое ателье, но тут его избили конкуренты. Он перешел в другое место. Там его опять поколотили, особенно жестоко. И разбили камеру.

Кто-то посоветовал Максу уехать за город, там якобы больше возможностей и меньше конкуренции. Он вспомнил свою оранжерею, нанялся к одному отставному полковнику — выращивать и продавать цветы. Но отставник откровенно обманывал своего наемного рабочего, а когда прошел сезон, и вовсе прогнал его из дома, где предоставлял ему временный ночлег. Тут Максу подвернулась бригада рабочих, которые строили в Подмосковье дачи и коттеджи. Хозяева роскошных подмосковных вилл и особняков жаждали утереть нос конкурентам не только внешним обликом строений, но и оформлением приусадебного участка.

В свободное от работы время Макс почитал кое-какую литературу, проявил фантазию и стал предлагать заказчикам не просто «вид на море и обратно», а более оригинальные несовременные решения по планировке участков. Он втолковывал недоверчивым и прижимистым хозяевам, что дизайнер при благоустройстве участка необходим не меньше врача в больнице или механика в автосервисе. И что без совета специалиста даже самый роскошный вид перед домом можно загубить, сделав его бессмысленным нагромождением дорогой безвкусицы.

Ландшафтный дизайн, или, как его еще называют, ландшафтная архитектура — это организация внешнего пространства на участке. Понятие «дизайн ландшафта» включает проектирование и воплощение замысла дизайнера.

Прилегающая к дому территория — не просто участок земли и конечно же не огород. Каждое стилевое решение конкретного дома требует такого же конкретного решения окружающего ландшафта. Например, достаточно странно будет выглядеть английский коттедж в окружении картофельных грядок. Дизайнер, учитывая пожелания заказчика, осуществляет планировку участка таким образом, чтобы тот находился в гармонии с домом, наилучшим образом используя особенности существующего рельефа и окрестностей. В результате можно иметь свободную ландшафтную композицию с преобладанием газонов в стиле пейзажного парка — этот прием хорош для большого участка. Если позволяет рельеф, можно создать систему террас с помощью подпорных стенок из различных материалов: камня разных сортов, кирпича, бетона, задекорированных зеленью. Можно использовать национальные мотивы японского сада камней или китайского сада, построенного на основе водоемов и причудливых горбатых мостиков. Всегда эффектно выглядело сочетание нескольких приемов, когда, например, перед главным фасадом дома может быть разбит классический партер или розарий, а остальная территория решена в пейзажном стиле. Маленький участок может быть решен в виде фрагмента ландшафтной композиции — лужайки с красивой группой деревьев или кустарников. Центром композиции хорошо сделать альпинарий из нескольких больших камней в сочетании с декоративными растениями и цветами. Но в любом случае Макс советовал заказчику начинать строительство своего загородного дома с дизайн-проекта, тем самым в комплексе решая и внешний вид дома, и окружающее его пространство.

Дела фирмы «Зеленый ящик», а заодно и Калугина быстро шли в гору. По всем направлениям на него работали специалисты высокого класса, настоящие профессионалы в своем деле, прошедшие стажировку во Франции, Англии и Германии — странах, где издавна высоко развита культура парковой и садовой архитектуры. От клиентов также не было отбоя. Заказы поступали от бизнесменов, ведущих политиков, звезд шоу-бизнеса и прочих граждан, обладавших тугим кошельком и высокими амбициями.

Макс заматерел, обзавелся нужными связями и, казалось, жил в свое удовольствие. Не хватало ему только одного — «той самой, единственной, и на всю жизнь». Времени на личную жизнь тоже было в обрез. Все его романы, как правило, были скоротечны и заканчивались на удивление одинаково. Вначале женщина, с которой он знакомился, старалась его привязать к себе. Она готовила обеды, подбирала ему костюмы, стирала и гладила его рубашки, старалась угадать его малейшее желание или каприз. Макс тоже старался оказывать возлюбленной знаки внимания. Водил ее в модные клубы и в театры, преподносил цветы и дорогие подарки. И первое время все было между ними, как в сказке. Потом такая жизнь начинала Максу надоедать. Не то чтобы он стал поглядывать по сторонам и похаживать «налево», Макс не был ловеласом. Просто его охватывала тоска, он начинал скучать. Он вдруг понимал, что это совсем не та женщина, которая ему нужна в жизни. Это пугало его, он начинал испытывать угрызения совести и все оттягивал объяснение, пока разрыв не наступал внезапно и, случалось, даже не по его вине. Обычно женщина чувствовала, что ею уже тяготятся, и, когда находила другого мужчину, на ее взгляд, более надежного, уходила к нему от Макса. На какое-то время для него наступало облегчение, но потом появлялась другая женщина и все начиналось сначала. Вот также у него произошло и с Юлей. С некоторых пор он поддерживал с ней отношения как бы по инерции, нужен был лишь удобный повод, чтобы их разорвать. В те редкие часы отдыха, когда он оставался совсем один, Макса охватывало ностальгическое чувство, связанное с девушкой, которая пришла когда-то к нему в оранжерею, а потом исчезла навсегда…

 

9

Настя слушала его, сидя на кровати и поджав ноги по-турецки. Было начало лета. Тополиный пух летел из открытого окна, гонимый сквозняком, кружился в воздухе, неслышно ложился на пол и ей на волосы и плечи. Могло показаться, что идет снег.

— Я вот тут треплю языком все утро, а по-прежнему ничего не знаю о тебе, — произнес Макс извиняющимся тоном. — Чем ты занимаешься?

Настя пожала плечами. Ответила коротко:

— Живу…

— А еще?

— Спрашивай, что тебя конкретно интересует.

— Ну… ты учишься или работаешь?

— А ты как думаешь?

— Это нечестно, отвечать вопросом на вопрос.

— И все-таки?..

— Думаю, учишься… Ты похожа на загулявшую студентку третьего курса. Занятия уже как бы по фигу, а денег на жизнь и наряды катастрофически не хватает. И девочка решила на время пуститься во все тяжкие…

— Уже теплее, — сказала она бесцветным голосом. — Хотя и не совсем так, как на самом деле. Продолжай.

— А где учишься? На дневном или на заочном? — пытался угадать Максим.

Настя вздохнула:

— На вечернем факультете ночных бабочек. Впрочем, я его уже закончила. Экзамены сдала успешно. Теперь вот работаю по специальности. В основном по ночам… Ты что, действительно еще ничего не понял или решил поиздеваться?

Макс осекся на полуслове и замер так с открытым ртом. Он, конечно, догадывался о ее ремесле, но до поры отказывался верить, что она профи.

— Выходит, ты…

— Путана, — подтвердила она. И засмеялась: — Богатые тоже плачут, три тыщи первая серия… Не волнуйся, дорогой. Твоя совесть чиста. Ты был у меня первым, это правда. Как правда и то, что это ровным счетом ничего не значит. Я сама так решила, выбрала себе такую жизнь и ни о чем не жалею… Ну, ты доволен?

Какое-то время он сидел потупившись и как бы размышляя. Потом вскочил на ноги и решительно приказал:

— Одевайся!

— Зачем? — Она удивленно вскинула глаза. — В доме еще все спят, до завтрака почти два часа. И твое время тоже еще не кончилось. Мы можем продолжить наши игры…

— Вставай! — Он сдернул с нее одеяло. — Поедешь со мной.

— Это еще зачем? — Она не двинулась с места.

— Зачем?.. Потому что я так хочу! Я увезу тебя отсюда!..

— Но ты забываешь, что я здесь на работе. Мое время стоит денег. Строго по счетчику, как в такси.

Он уставился на нее. Понял, что она не шутит. И тогда сказал:

— Хорошо, я заплачу. Сколько надо?..

Она покачала головой:

— Это не только от меня зависит. У меня есть сутенер, все расчеты с ним. Но он, скорее всего, вернется сюда только после обеда. И прежде чем оформить ваш союз, поинтересуется, насколько ты кредитоспособен.

Макс заморгал. Потом на его лице расплылась самодовольная улыбка:

— Можешь не сомневаться. Я известный бизнесмен. И потому я буду диктовать условия, а не какой-то там грязный ублюдок!..

Он вдруг запнулся. Понял, что сказал лишнее, совсем не те слова, которые были сейчас нужны. Но Настя, кажется, не придала этому значения.

— Выходит, ты меня покупаешь?.. — сказала она, помолчав. — Это в корне меняет дело. Но есть еще одно обстоятельство…

— Какое?

— Ты вот хочешь меня забрать. Но только забыл спросить… хочу ли этого я.

Он замер. Наконец спросил дрогнувшим голосом:

— А ты разве… не хочешь?

Какое-то время они молча смотрели в глаза друг другу. Наверное, в эту минуту все для них и решилось. Потому что взгляды порой говорят больше, чем слова.

Впрочем, он их все-таки произнес:

— Я тебя всегда любил… А потом очень долго искал и не мог встретить… Больше я тебя никуда не отпущу!

Настя медленно, словно нехотя, сползла с кровати.

— Сначала я должна принять душ, — сказала она.

 

10

Было еще рано. Высокие редкие облака висели в высокой голубой глубине, и все вокруг было зеленое, чистое и такое яркое. Дорога прямая, видно далеко. Максу нравилось это время, когда еще не очень жарко. В такое утро хорошо оказаться где-нибудь в соседнем лесу, бродить между деревьев и, выйдя на полянку, слушать, как шуршит под ногами трава. Хорошо выйти к лесному ручью, раздуть костерок и присесть у огня…

Слева замелькали избы. Деревня была погружена еще в рассветный туман, но уже не спала. Во дворах отворялись ворота и калитки, хозяева выгоняли скотину в стадо. Где-то хлопал кнут и неразборчиво покрикивал пастух. А чуть поодаль от деревни, на взгорочке, одиноко лепилась церквушка.

Макс ее сразу узнал. Сразу что-то вспомнил, и решение созрело почти мгновенно. Он мягко переложил руль, свернул с заасфальтированного шоссе на проселок.

Машину закачало на ухабах. Настя, до того дремавшая на сиденье, открыла глаза, удивленно посмотрела вокруг и спросила сонным голосом:

— Мы заблудились?

— Мне надо… это недолго. А ты пока поспи.

Макс остановил машину возле церкви. Главки храма и один из приделов были облеплены лесами. Слева от входа, на поддоне, уложены крупные кирпичи от старой кладки. На обитой железом двери — огромный амбарный замок. По всему было видно, что работы по восстановлению хоть и продвигаются, но весьма медленно.

Макс увидел этот замок еще из машины. Распахнул дверцу и, перед тем как выйти, спросил у Насти:

— Ты со мной или здесь побудешь?

— С тобой. Одной мне будет скучно.

Он кивнул и не оглядываясь направился к двери. Подергал рукой замок. Потом что есть силы несколько раз ударил в дверь кулаком. Створки были массивные и удары прозвучали глухо, но все же в ответ сверху послышалось:

— Кого там еще черт принес в такую рань?

Из узкого, как амбразура, окна высунулась физиономия, бородатая и взлохмаченная.

— Привет, антихрист! — задрал голову Макс. — В храме Божьем дьявола не поминают! Особенно с утра.

— Привет, — проворчал взлохмаченный. — А что делать, если они, черти, ни поспать, ни поработать как следует не дают? Заходи слева, я спущусь.

Макс вернулся к машине. Прихватил из багажника какой-то сверток, завернутый в грубую холщовую материю. И вместе с Настей двинулся в обход церкви.

Внутри храма было сумрачно, лишь под самым куполом, на лесах, да над широким деревянным столом тускло мерцали лампы.

— Вот так встреча! — сказал Макс, всматриваясь в лицо мастера. — Жив, значит, курилка!.. Ты что же тогда пропал? Я, понимаешь, звоню по тому номеру, который ты мне оставил, а мне отвечают — таких, мол, больше здесь не проживает. Выходит, обманул?

— А, теперь и я тебя вспомнил, — ответил тот. — Хоть и пару лет прошло с тех пор… И никакого обману с моей стороны не было. Просто нечем было за квартиру платить, вот и съехал я. Теперь вот при храме живу… Чего ж сразу не наведался?

— Да кто ж тебя знал, что ты здесь поселился навсегда? Мы в городе договаривались о встрече. А тащиться зазря в такую даль себе в облом…

— Ну, дело прошлое, — кивнул мастер. — Чаю хочешь? Или, может, барышня твоя желает? У меня свой, на мяте настоянный…

Он по очереди переводил взгляд с Макса на Настю.

— Угощай, — согласился Макс.

Взлохмаченный, при ближайшем рассмотрении оказавшийся высоким, плотным мужчиной уже в летах, включил плитку, поставил старенький чайник и улыбнулся.

— Я, знаете ли, нервничаю с некоторых пор. Шумновато стало, как вокруг эти коттеджи понастроили… А так, особенно ночами, сидишь, снимаешь слой за слоем, а под ними — время.

— А ты философ, — усмехнулся Макс. — Мастерство не утратил еще?

— Мастерство, оно от Бога, его не пропьешь… А ты ко мне опять по делу или так? Ежели по делу, говори.

— Да вот, посоветоваться хочу, — Макс развернул сверток, под которым тускло блеснула позолота иконы. — Таскаю ее за собой в машине уже полгода, а все времени нет заняться как следует. Да и мастеров хороших не знаю, кроме тебя, конечно…

Он положил сверток на расстеленную на столе старую газету.

— Ну-ка, ну-ка… — Мастер нацепил очки и приблизил бороду к иконе. — Хороша… И писана мастером. Где взял, не спрашиваю. И так видно, что из частной коллекции.

— «Спас Иммануил», — заулыбался Макс.

— Вижу, что «Спас», — мастер взял икону в руки, осмотрел, даже обнюхал доску со всех сторон. — Письмо греческое… век четырнадцатый… Афонская школа?

— Она самая.

Мастер осторожно положил икону на стол и снял очки.

— Ну, и чего ты хочешь?

— Видишь — утраты, — Макс показал пальцем. — Часть плеча, рука… И лик придется подновить. Нужен аналог. Я помню, ты мне в прошлый раз хвалился английским изданием по Византии.

— Ишь, памятливый какой, — удивился мастер. — Вроде есть где-то, надо пошукать. Сможешь наведаться ко мне завтра или послезавтра?

— Проблематично со временем, но я постараюсь ради такого дела, — кивнул Макс.

— Он что, заказчик твой, один в один хочет?

— Ну да…

— Значит, уйдет и этот «Спас» за бугор, — огорчился мастер. — Не жалко тебе?

Макс помолчал, словно решаясь. Потом сказал:

— Не уйдет. Заказчик этот — я.

Мастер остро глянул на него исподлобья:

— Ну, коли не врешь, то я бы, пожалуй, мог тебе подсобить… Ежели, конечно, доверишь мне в руки такую красоту.

— Доверю, если опять не исчезнешь без следа, — обрадовался Макс. — Сколько возьмешь за работу? Ты не мелочись, назови настоящую цену…

— О цене потом, а сейчас пейте чай…

Мастер снял с плитки закипевший чайник, разлил по кружкам. Пододвинул гостям банку с вареньем:

— Я сам пью без сахара и вам советую. И осторожно, руки не обожгите…

И пока гости прихлебывали обжигающий напиток, вновь склонился над иконой. Пожевал губами:

— Да-а, левкас хреноватый, намучаешься с ним…

— Мне важно, чтобы икона жила, — сказал Макс. — Чтобы ты ее с душой сделал. Такой заказ, поди, не часто у тебя бывает?

— А я так вообще заказов на стороне не беру, — возразил мастер и указал поднятым пальцем куда-то вверх. — Мне бы с этой работой, дай Бог, управиться…

— Раскрываешь потихоньку? — Макс проследил взглядом за его пальцем.

— Раскрываю… Как же у нас любят лепить штукатурку! По десятку сантиметров нарастает за годы. И все гнилые цвета. Короче говоря, не краска, а дерьмо на клею. А вот уж там, поглубже, она самая, темпера…

— Покажи, — не удержался Макс.

— Смотри, коли не торопишься. Я только вчера откомпрессовал…

Он включил рубильник, и под лесами вспыхнула мощная галогеновая лампа. В кругу света проявилось расчищенное от штукатурки пятно. А в центре пятна — бледный, в трещинках-морщинках, лик, с которого спокойно и несуетливо смотрели два словно живых глаза.

— Неплохо сохранился, а? — ревниво спросил мастер. — Дам еще чуток оживку, пробела и засияет… Спасибо штукатурам, а то б не выжил.

— Да, — похвалил Макс. — Не напрасно тут ковыряешься.

— Не напрасно, — согласился мастер. — Уж это от нас никуда не уйдет, не денется…

Макс опустил голову, обернулся. Настя стояла за их спинами и тоже смотрела.

— Нравится?

Она молча кивнула.

Когда они выехали на Кольцевую, Настя спросила:

— Зачем тебе эта икона?

Уже был день, солнечный, прозрачный. Машины шли тесной стаей в оба конца. Перегруппировывались в шахматном порядке. Шустрый «жигуленок» подрезал машину Макса прямо перед его носом, отчаянно завихлял впереди. Макс рванул руль влево, выровнял ход машины и только тогда ответил:

— Она должна принести мне счастье… Нам с тобой.

— Ты веришь в Бога?

— Раньше я сомневался, а теперь знаю, что Бог есть. И я в него верю.

Он настиг «жигуленка», несколько раз требовательно мигнул фарами дальнего света. «Жигуленок» испуганно отпрянул в сторону, уступая дорогу «лексусу». Не встречая уже препятствия, Макс погнал машину вперед, выжимая из мотора все силы.

Все так же, не снижая скорости, они неслись по залитому солнцем городу. Здания, люди, машины завораживали взгляд. Широта и великолепие улиц заставляло сердце Насти биться быстрей. Руки Макса лежали на руле, но так хотелось к ним прикоснуться, таким теперь родным, ласковым. Она с трудом сдерживала себя. Чтобы не отвлекать водителя своим изучающим взглядом, Настя смотрела в окно. Ей хотелось спрятаться, чтобы никто ее не увидел, но чистые прозрачные стекла не оставляли такой возможности. Она вся сжалась в кресле и только разглядывала проносящиеся мимо картинки жизни давно знакомого города. Рекламные вывески, подземные переходы, зеркальные витрины шикарных магазинов. Чужие улицы теперь сопровождали ее по-праздничному. Она чувствовала себя так, как будто зависла между прошлым и будущим, и эти часы для нее — из совсем другой жизни. Это ощущение появилось в ней со вчерашней ночи. Она почти не ориентировалась, куда они сейчас едут, полностью доверив себя Максу, что было естественно в ее положении. Сложила руки на коленях и молча ждала, когда они прибудут к ней домой. Или к нему… Они решили заранее, что Макс увезет ее к себе. Они так договорились — чтобы не трепать нервы, воспринимать происходящее спокойно, как будто в их жизни ничего другого нет и не было. Расслабиться и погрузиться в изучение друг друга.

 

11

У Пассажа Макс прижал свой «лексус» к тротуару и, медленно лавируя между других машин, тесно сгруппировавшихся на стоянке, начал искать свободное место.

В магазине, несмотря на календарный выходной день, было довольно многолюдно. Настя поначалу даже удивилась такому наплыву покупателей. Но все объяснялось просто. Лето, время отпусков. А что еще можно делать летом в Москве одуревшим от жары выходцам из провинции, кроме как посещать достопримечательности столицы или шататься по магазинам?

Макс сразу, только они вошли под своды Пассажа, взял Настю за руку, как ребенка. И так вел ее по магазину, не отпуская ни на миг, словно боялся, что ее уведут или она потеряется в толпе. Он ждал, когда Насте вот-вот что-нибудь понравится, и был готов тут же купить эту вещь. Однако Настя, к его удивлению, оставалась почти равнодушной. Переходя от секции к секции, она лишь мельком окидывала взглядом модный товар на витринах и шла дальше, так ничего для себя и не присмотрев.

Насте действительно было сейчас не по себе. Наверное, если бы она зашла сюда, имея конкретную цель, она бы повела себя более естественно, как и любая женщина на ее месте. Стала бы подолгу задерживаться у витрин и прилавков, рассматривать или даже примерять милые сердцу дамские аксессуары. Но сейчас она попала сюда не по своей воле. Макс, сам того не сознавая, повел себя, как обычный клиент, для которого посещение дорогого магазина с девушкой входило в перечень оплаты за услугу.

Насте очень хотелось поскорее уйти. Все эти товары в витринах были ей давно знакомы, до мелочей. Она даже увидела знакомую продавщицу в отделе косметики, которая ей привычно улыбнулась. Настя остановилась и тоже с ней поздоровалась.

— Твоя подруга? — с невольным удивлением спросил Макс.

— Просто знакомая… Жили когда-то в одном доме, — ответила Настя первое, что пришло в голову, лишь бы не вдаваться в подробности.

Но все же, чтобы он окончательно не расстроился, она задержалась у прилавка и выбрала для себя «Boucheron». Ей всегда нравились эти духи, а еще флакон, золотистого цвета, с фиолетовой крышечкой конусом.

— И это все? — Макс выглядел разочарованным.

— А мне здесь больше ничего не нравится, — сказала она, чтобы хоть как-то его успокоить и увести из магазина. — Все остальное такая безвкусица…

Макс, казалось, был несколько озадачен таким ответом.

— А, ну тогда пошли… — он вновь ухватил Настю за руку и почти силой потащил за собой. — Я знаю, что тебе должно понравиться…

На них даже оглянулись несколько раз.

В ювелирном бутике Макс увлеченно перебирал украшения, показывал их Насте. Она только пожимала плечами, равнодушно перекатывая во рту резинку. Но Макс не терял надежды, снова и снова требовал у продавщицы показать другой товар.

— Может быть, это? — продавщица с терпеливой улыбкой открыла бархатный пенал с аквамариновым кулоном внутри. — Под цвет глаз вашей дамы, и почти невесомый…

Макс тут же надел кулон на шею Насте. Подвел ее к зеркалу:

— Нравится?

Она посмотрела на свое отражение. Вначале равнодушно, а потом со все более нарастающим интересом. Кулон очень шел ей, эффектно смотрелся в вырезе на шее.

— А тебе как? — робко спросила она, поворачиваясь к Максу.

— Класс! Он как будто специально создан для тебя!.. — Макс сразу просиял лицом и отправился рассчитываться в кассу.

В машине он спросил, покосившись в сторону Насти:

— Ты как будто не рада?..

— Я рада… — она наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Но я же вижу.

— Что ты видишь?

— Твое настроение…

— У меня отличное настроение, — возразила Настя. И вдруг какая-то мысль пришла ей в голову: — Слушай, а если я сейчас тебя о чем-то попрошу — сделаешь?

— Попробую…

— Нет, мне надо точно знать!

— Какой-нибудь дамский каприз?

— А ты привык отказывать дамам в их капризах?

— Смотря в каких, — невольно усмехнулся он, но тут же спохватился: — Да что все вола тянешь?.. Говори, я согласен.

— Если согласен, тогда поехали!

— Хорошо, но мне надо знать — куда?

— Тут совсем рядом. На Сретенку.

В одном из сретенских переулков Настя отыскала небольшой магазинчик с товарами секонд-хэнд. Макс не мог понять, зачем она его сюда притащила, но вопросов до поры задавать не стал, а только с удивлением оглядывал довольно убогое заведение.

— Иди сюда! — теперь уже Настя тащила его за собой. — Примерь вот это…

Она сделала знак продавцу, и тот выложил на прилавок полинявшие от времени голубые джинсы, видимо до этого успевшие побывать во многих переплетах.

— Зачем? — брови Макса от удивления поползли вверх.

— Делай, что тебе говорят, ты обещал!.. — Настя почти силой затолкала его за ширму примерочной кабинки.

Когда Макс, наконец, вышел оттуда, озабоченно осматривая себя со всех сторон, его уже поджидал новый сюрприз.

— Нет, эти не пойдут, — Настя бегло оценила на нем обновку. — Потом подберем для тебя что-нибудь получше… А пока снимай с себя пиджак, галстук, рубашку и надень, вот это, — потребовала она, протягивая ему выцветшую ковбойку.

— Послушай, что ты задумала?.. К чему этот маскарад? — попробовал было сопротивляться Макс.

Но Настя приложила палец к его губам и прошептала:

— Тс-с-с!.. Это сюрприз… Обо всем узнаешь потом…

Ею уже овладел азарт. С горящими глазами она таскала его от одного прилавка к другому, заставляла мерить выцветшие рубашки, какие-то куртки синего цвета и тертые джинсы. Макс поначалу вяло, но потом с нарастающим энтузиазмом включился в придуманную ею игру. Он словно менял кожу, из солидного господина на глазах превращался в несколько грузноватого, но все еще спортивного парня, каким он был всего несколько лет назад.

А Настя, уже не стесняясь, сама приносила ему вещи в кабинку, где он переодевался, заставляла их примерять по множеству раз и либо одобряла выбор, либо безжалостно отбрасывала в сторону то, что ей не нравилось. Она так вошла в роль, что даже попыталась помочь ему расстегнуть брюки. Он, смеясь, дурашливо отбивался от ее тонких рук.

— Что ты делаешь, бесстыдница?..

Только раз он заартачился, когда Настя выбрала для него обувь — желтые полусапожки с металлической окантовкой.

— Это не мой стиль! — твердо заявил он. — Лучше я выйду отсюда босиком!..

Настя подумала, согласилась, махнула рукой:

— Хорошо, тогда кроссовки… Ну, хотя бы вот эти…

Когда они вышли из магазина, Макс сразу направился было к машине, но Настя удержала его за рукав синей куртки.

— Ну, что еще? — повернулся он. — Кажется, я уже исполнил твой каприз…

— Не совсем… Иди сюда, — Настя поманила его пальцем.

— Но я хотя бы вещи заброшу в машину, взмолился он.

— Потом. Успеешь, и они тебе не помешают… — она провела его через улицу, к подъезду старого дома, который был предназначен на снос. Во всяком случае, жильцы уже покинули свои квартиры, окна сиротливо зияли осколками выбитых стекол.

— Куда ты меня ведешь?..

— Молчи…

Настя потянула на себя дверь. Они оказались в полутемном подъезде, наполненном старыми запахами былой жизни и новыми — запустения. Наверх вела широкая лестница с выщербленными ступенями. Они поднялись по ней, держась за руки и стараясь не споткнуться. На площадке между этажами Настя остановилась.

Здесь было окно, смотревшее в противоположный двор тусклыми от пыли стеклами, с широким деревянным подоконником. Настя повернулась к Максу. Несколько мгновений смотрела ему в глаза.

— Ты хочешь? — прошептала она.

— Хочу… — также шепотом ответил он. — Но почему именно здесь, сейчас?..

— А ты до сих пор не понял?..

Она подалась к нему всем телом, прижалась, принялась лихорадочно срывать с него рубашку, нашла его губы своими губами. И тогда он понял.

— Сейчас, — он обнял ее, приподнял, усадил на подоконник, не переставая при этом лихорадочно целовать ее лицо, шею, опускаясь все ниже. — Сейчас…

Он обхватил ее за бедра, поцеловал в затылок, под волосы. А она продолжала срывать с него одежду, пока не почувствовала, как он входит в нее и они сливаются в единое целое. И она закричала. Впервые за эти три года она кричала не тогда, когда ее били или жестоко насиловали, а когда она занималась любовью с мужчиной. С тем, кого любила…

Нет, все было у них не так, как в тот первый раз, в оранжерее. Так вообще ни у нее, ни у него не было еще никогда.

Потом они захотели пообедать в каком-нибудь шикарном ресторане. Настя выбрала «Метрополь», Макс с ней согласился. Он не стал переодеваться, даже не додумал об этом: его мысли теперь были заняты совсем другим. Припарковал машину на стоянке, и они направились к массивным дверям с бронзовыми ручками.

При появлении Насти швейцар открыл дверь и почтительно ей поклонился. Макса же решительно оттеснил животом:

— Ты куда в таком виде?.. Ступай через переход в ЦУМ, там купишь себе пива и пирожков.

Настя оглянулась, сразу все поняла и рассмеялась.

— Это мой водитель, — кокетничала она со швейцаром. — И охранник в то же время. Мне нельзя без охраны… Я все устрою. Попрошу, чтобы ему накрыли столик где-нибудь в сторонке. Ну пожалуйста…

Она вытащила из сумочки и сунула в ладонь швейцару двадцатидолларовую бумажку. Тот сразу отвел глаза, отступил, давая Максу пройти.

— Однако у тебя и замашки!.. — подивился Макс, беря ее за локоть перед входом в ресторан. — Эдак ты меня и впрямь скоро заставишь тебе прислуживать…

 

12

Потом, уже у него дома, они не выходили никуда и не открывали никому целых двое суток. В течение этого времени их только несколько раз побеспокоил телефон, который Макс поначалу забыл отключить. Потом все-таки дотянулся и выдернул шнур из розетки. Мобильник он по привычке оставил в машине.

После этого их уже больше ничто не беспокоило, разве только голод. Тогда они босиком и совершенно голые вдвоем пробирались на кухню. Там, не зажигая света, доставали из холодильника первую попавшуюся под руку еду, открывали бутылку вина и тащили все это в комнату. По пути он тайком попытался сделать глоток прямо из горлышка. Но она увидела, дурачась, стала отнимать у него бутылку. Он не отдавал, вино расплескивалось, лилось им на руки, на грудь, они смеялись и целовались. Потом, уже в комнате, она неожиданно споткнулась, упала на ковер, следом увлекая и его. Он отбивался одной рукой, другой же пытаясь удержать бутылку, и все повторял:

— Настя, ну подожди… Давай хотя бы доберемся до кровати…

Бесполезно. Она, лежа на полу, обхватила руками его шею и потянула к себе. Бутылка выскользнула у него из рук, вино лилось, а он все повторял, словно заклинание:

— Боже, что ты со мной делаешь!.. Настя… Настя…

Потом они почти одновременно провалились в счастливое царство снов.

Когда за окнами чуть рассвело и в отдалении послышался шум первой электрички, они сидели на кровати, радостные, утомленные, и разглядывали друг друга, словно впервые увиделись только сейчас.

— Ты хоть меня вспоминала?

— Вспоминала.

— Часто?

— Раньше часто…

— Почему только раньше?

— Но ведь ты меня бросил. Уехал из города и — с концами.

— Да. Но сначала ты от меня ушла.

— Я не по-настоящему. Я боялась тогда…

— Кого ты боялась?

— Тебя.

— А сейчас?

— Что — сейчас?

— Не боишься?

— Боюсь… что это со мной только во сне. А когда я проснусь, тебя опять не будет рядом. И мне больше не захочется жить без тебя…

— Прости меня…

— И ты меня прости…

Настя лежала у него на груди и водила пальцем ему по животу считала квадратики, оставшиеся от прошлогоднего загара.

— Почему почти у всех мужчин ближе к тридцати начинает расти живот?

— Дался тебе мой живот…

Он попытался укрыться одеялом. Но она не пускала, стаскивала с него одеяло, и живот снова обнажался.

— Нет, ты мне ответь… Вот он какой у тебя, кругленький, аккуратненький, но жирком уже начал обрастать. Зачем он тебе? Для солидности?

— Где ты там увидела жирок? — Он был, кажется, задет ее исследованиями, приподнялся на локтях, стараясь тоже получше рассмотреть свой живот.

— А вот здесь… здесь… и вот еще… — Она ущипнула его несколько раз.

— Ах ты, значит, так!.. — Он перехватил ее руки, перевернул, отшлепал. — У мужчин живот, а у женщин другое достоинство… Вот оно!..

И тоже ее ущипнул.

— Ай, ты что?!.. Останутся же синяки…

— Ну и пусть остаются… Мне нравятся синяки на этом месте, пусть будут как украшение рядом с бабочкой… Или ты кому другому их боишься показать?..

— Ну пусти же, медведь!.. Мне надо в ванную…

Она вырвалась из его рук, соскользнула с кровати и босиком прошлепала в прихожую. Он слышал, как стукнула дверь в ванную и как полилась вода.

Макс вошел в ванную комнату, когда Настя уже принимала душ. Она молча протянула ему гибкий шланг и сразу отвернулась. Он добавил напор воды и медленно повел упругую струю сверху вниз по ее телу. Сначала по шее, потом по лопаткам, бедрам. Она обернулась. Струя ударила ей в грудь и в живот.

Он хотел ее поцеловать, но она вывернулась у него из-под руки.

— А теперь давай я тебя… — Настя взяла у него шланг, а когда он повернулся к ней спиной, она добавила холодной воды и до отказа прикрутила кран с горячей.

— Негодница! — заорал он от неожиданности, когда ледяная струя воды окатила сзади его тело. — Значит, так, да?.. Ну, погоди у меня!..

Он вырвал у нее шланг и окатил водой сразу с ног до головы.

— Пусти! Ой, моя прическа!..

Настя визжала, отбивалась, как могла. Они возились в ванной комнате еще некоторое время, вырывая из рук друг у друга шланг, щедро поливая из него друг друга, и в результате устроили на полу настоящий потоп.

— Вот что получилось! — Макс стоял по щиколотку в воде и беспомощно озирался вокруг. — Наверняка мы с тобой залили соседей снизу. Сейчас прибегут…

Соседи не прибежали. Видно, дом этот строили на совесть. Они еще немного поиграли шлангом, пообливали друг друга, но уже не так азартно. Истерически смеясь, Настя наконец выбралась из ванной, мокрая, шлепая босыми ногами, убежала в комнату. Там бросилась в постель, укрывшись одеялом с головой.

Он прибежал следом, увидел ее на кровати, с разбегу нырнул туда, торопясь и срывая с нее одеяло.

— Боже… Боже… Боже… — стонала она.

Они спали весь день, до тех пор, пока опять не начало темнеть.

А когда совсем наступила ночь, они сидели на подоконнике у раскрытого окна. Июньская светлая ночь, сонный огромный город, кругом ни души, чистые, политые мостовые, Замоскворечье, беспорядок крыш, колоколен, тихие дворики соседних старых домов. А прямо перед ними, красный и чинный, казавшийся тоже пустым в это время Кремль. Запах сирени с набережной, на небе тихие сиреневые тучки, гладкая густая вода в реке. Они сидели и молча смотрели друг на друга…

За окном бушевала гроза, а Настя танцевала. Для него. Он смотрел на нее во все глаза, а губы его при этом неслышно шептали. «Пусть так будет всегда, — думал он. — Останься, не уходи, не оставляй меня. Останься этот миг, эта ночь, эта беспредельная глубина твоих глаз, тепло твоих рук, жар твоих губ, не останавливайся в танце своем… Не надо, чтобы было так, как есть, пусть будет лучше. Я хочу, чтобы ты и дальше горела, как звездочка на нашем с тобой сегодня небе, как твои глаза… Я хочу, чтобы мы горели с тобой вместе, одним огнем, именно огнем, потому что я не хочу, сгорая, превратиться в тлеющие угли. Пусть это будет наше пламя! Я хочу вознестись в твоих нежных объятьях к небу, хочу пронести тебя сквозь грозу богов, желающих не разделять небесных безбрежных просторов ни с кем. Омытую этой водой, хочу уложить тебя в тающую белизну его облака… Подняв глаза на тебя, хочу утонуть в томном блеске глаз твоих зеленых зрачков… Нежная моя… Я хочу быть твоим рабом. Пусть теперь и впредь мы будем неразделимы, как небо и звезды. Я готов принимать весь огонь твоих губ и жар твоего сердца, огонь сотен тысяч звезд в их просторах и глубинах. Пусть от твоей улыбки расцветают самые прекрасные в мире цветы, как от лучей солнца, по всей земле, они будут твоим отражением на твоем лице. Я хочу раствориться с тобой в этом океане страсти и бесконечной любви, в твоей ненаглядной красоте, в пылких твоих губах, в нежности твоих рук, в каждом изгибе твоего тела и замирать от счастья при каждом ударе твоего сердца, передающегося мне от тебя, разливающегося по всему моему телу. В ударах, которые растекаются по нему бурлящими, прозрачными и до головокружения бездонными потоками… Я хочу, чтобы было так. Чтобы от одного твоего взгляда у меня замирало сердце…

Как небо. Тихое, уютное и светлое, под которым рождается, просыпается каждое утро земля. Жаркое, томящее и прозрачное. Страстное, грохочущее и ревущее, обрушивающее потоки живой воды. Тихое, уютное и нежное, светлое. Пусть так будет…»

И только в понедельник, уже под вечер, Макс опять включил телефон. Аппарат, словно кто-то ждал этого на другом конце провода, сразу же зазвонил.

— Тебе звонят, — сказала Настя.

— Я слышу, — ответил он, не двигаясь. — Меня нет дома.

Звонки прекратились. А через минуту начались опять, и уже больше не прекращались. Звонивший неизвестный человек оказался настырным.

Макс снял трубку и тотчас услышал голос Витьки Лежнева.

— Ты куда пропал?! — задребезжало в мембране. — Два дня тебя искали по всей Москве и не могли найти!.. С тобой все в порядке?..

— Не волнуйся, — ухмыльнулся Макс. — Я дома. Меня никто не похитил, и выкуп тебе за меня платить не придется!..

— Он еще шутит! — возмутился Лежнев. — С какого хрена ты все это устроил?.. И ты хоть представляешь, как все это может выглядеть со стороны?..

— Не представляю… А как?

— Макс, на тебя это совсем не похоже… Я тебя не узнаю! Французы тоже в полном отпаде от твоей дикой выходки. Да что французы, всю нашу фирму целый день лихорадило, никто толком ничего не мог понять…

— Конечно! Ты привык, что я, словно раб на галере, сутками сижу прикованный к своему креслу, да еще и за все отдуваюсь, — вяло огрызнулся Макс. — А мне такое положение уже порядком поднадоело.

— Но ты президент фирмы!..

— Ты, между прочим, тоже. Сам мог инициативу проявить.

— Я и проявил…

— И что? Каков результат?

— Французы согласны на все наши условия!.. Я их достал!.. В проект договора мы уже внесли изменения. Осталось его заново перепечатать, и завтра он будет у тебя на столе… Что молчишь и дышишь в трубку? Ты хоть доволен?

— Вполне, Витя!.. Ты делаешь успехи!.. И я всегда в тебя верил!

— Да, но остались еще кое-какие нюансы. Без тебя их не решить.

— Я буду завтра в офисе ровно в полдень. Так французам и передай. Кстати, как они проводят сегодняшний вечер? С тобой или без тебя?

— Со мной, конечно. Я их ни на минуту от себя не отпускал. А сегодня веду в Большой театр. Там какой-то балет… или опера…

— А вот это, Витя, уже с твоей стороны огромный прокол… спутать оперу с балетом. Ай-я-яй!.. Что наши гости могут подумать о твоем культурном уровне?

— Да ладно тебе, шутник чертов!.. Тоже мне, нашел козла отпущения… Так ты завтра будешь или это тоже шутка такая?

— Буду, Витя, буду!.. Когда это я нарушал данное слово?

— Да вроде пока ни разу… Но хоть расскажи, где пропадал? И главное, с кем?.. Неужели удалось зацепить в коттедже красотку, которая так тебя ухайдокала?.. Ах ты, тихоня наш!.. Делаешь успехи, хвалю!.. Она, что же, тебя к кровати привязала?.. Колись, давай!..

Макс поморщился, покосился в сторону Насти и прикрыл трубку рукой:

— Завтра, Витя, все будет завтра… Ты получишь от меня полный отчет.

Не дожидаясь реакции Лежнева, Макс бросил трубку на аппарат. И повернулся к Насте.

— У тебя на работе неприятности и это все из-за меня? — спросила она.

Вместо ответа он притянул ее к себе, прижал всем телом и крепко поцеловал. Поцелуй этот длился долго, до изнеможения.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросил он, откидываясь на подушку.

— О чем?

— Я думаю, что лучше всего целовать только одну женщину в своей жизни.

— Почему?

— Потому что дальше уже идет повторение…

— Я в какой-то момент представила себе, что ты, может быть, вот так же совсем недавно целовал другую, — произнесла она задумчиво. — И меня стала мучить ревность. Но ты должен знать, что я сама постоянно делаю то же самое. Я живу со многими мужчинами и целую их едва ли не каждый день… Ты готов признать меня такой?

— Не думай об этом. То было давно, в прошлой жизни. Теперь все у нас будет по-другому. Я тебя больше никому не отдам!..

— Так не бывает…

— Так бывает, поэтому судьба и свела нас опять.

Настя помолчала, потом прошептала, глядя куда-то в темное окно:

— Я вспомнила… Мне в детстве шар подарили, вот такой, громадный… Целыми днями в обнимку с ним ходила, но не играла, потому что боялась, что он лопнет. И никому из подружек тоже играть не давала. А он все равно съеживался, съеживался, пока совсем не исчез… Я сейчас боюсь, что и эти мгновения вот так же исчезнут…

Макс обнял ее, поцеловал, прижал к себе.

Утром Настя проснулась внезапно, как от толчка. Прислушалась. Такое уже не раз случалось с ней за последние несколько лет — внезапные пробуждения с чувством непонятной тревоги и бешено колотящимся сердцем. Всегда в таких случаях она ощущала себя совершенно разбитой, униженной. Ведь перед каждым таким пробуждением следовала, как правило, бессонная ночь в чужой и холодной постели. Но сейчас все было иначе — она была не одна, тепло, исходящее от лежащего рядам дорогого человека, было тому подтверждением. Она почувствовала его дыхание у себя на щеке, и сразу на душе у нее стало спокойно и уютно.

Он спал очень крепко, тем безмятежным здоровым сном, каким обычно спят дети. Она облокотилась на руку и долго, с тихим удивлением смотрела на него. Он был совсем близко, и у нее появилась возможность беспрепятственно разглядеть его черты, насколько это позволял свет, проникавший из зашторенного окна. Такого прилива нежности она не испытывала уже давно, хотя столько раз в мечтах уже целовала его глаза, губы, удивленно изогнутые брови. Вот и сейчас она едва сдерживала желание дотронуться до него, такого родного и близкого…

 

13

Макс Калугин стоял у окна в своем кабинете. Сейчас он был совершенно один, насупившийся, чуть сгорбленный, с руками, глубоко засунутыми в карманы брюк. Макс рассеянно смотрел на ревущий моторами далеко внизу столичный проспект, на людей, спешивших куда-то по тротуарам, сидевших под тентами за столиками кафе. Сверху эти машины и люди казались ему маленькими, незначительными…

Макс вынужден был отвлечься от своих мыслей и обернуться, потому что двери его кабинета распахнулись, и пестрая разнородная группа людей, на ходу переговариваясь, шумно заполнила кабинет.

Впереди всех, в официальном костюме, шел темнокожий гигант, заметно выделявшийся в толпе не только своим ростом, но и повадками человека, привыкшего повелевать, а также принимать решения. Увидев Калугина, он шагнул к нему с распростертыми руками и белозубой улыбкой на лице.

— О, Макс!.. — Он обнял Калугина, так что голова того оказалась у гиганта где-то под подбородком, похлопал по спине. — Как это говорят у вас… Надо ковать железо, пока оно горячо… О! Я для этого прилетел!..

— Добро пожаловать в Россию, Фабьен, — ответил Макс, стараясь поскорее высвободиться из его клешней. — Как прошел полет?

С застывшими улыбками на лицах за встречей двух президентов со стороны наблюдали Лежнев, оба француза, переводчица, референты.

— Ничего, хорошо, — продолжал улыбаться гигант. — Только у меня до сих пор, как это сказать… немножечко стреляет в ушах!..

— Ну, это мы быстро поправим, — пообещал Макс. — Надеюсь, ты еще не забыл вкус русской водки?..

— Как это можно забыть?.. — у гиганта чуть затуманились глаза. — Мы ведь когда-то учились с тобой в одном институте, жили в одной, как это… общаге! Но сначала будем делать дело. Хотя бы чуть-чуть!..

— Будем, — согласился Макс. — Прошу сюда… И вас тоже, господа!..

Он широко обвел пространство в воздухе рукой, приглашая всех рассаживаться.

За столом, в центре которого стояли российский и французский флажки, Макс и темнокожий гигант по очереди подписали бумаги в раскрытых папках. Потом оба встали, обменялись экземплярами договора, улыбками и пожали друг другу руки. Присутствующие при этом тоже поднялись со своих мест. Прозвучали аплодисменты. Замигали вспышки фотокамер. На этом официальная часть была исчерпана.

Неофициальная продолжилась в банкетном зале. Обычный в таких случаях а-ля фуршет, с бутербродами и салатами на столах, с бокалами на подносах, которые держат специально приглашенные официанты. Гости постепенно разбрелись по залу, стояли группами или по двое, рассказывали что-то смешное или обсуждали какие-то проблемы. Словом, все, как обычно в таких случаях.

Макс нашел повод, чтобы отлучиться ненадолго, а появился в зале опять, ведя под руку Настю. Она была одета в довольно скромное, открытое платье, специально предназначенное для приемов. Волосы уложены в обычную прическу. Шею ее украшал аквамариновый кулон, накануне подаренный Максом.

Макс, чтобы не смущать Настю и не ставить ее в неловкое положение, предпочел обставить свое с ней появление на публике довольно непринужденно, согласно последним веяниям моды. Он не стал Настю специально кому-либо представлять, а делал это естественным образом. Переходил с ней от одной группы гостей к другой, заводил какой-нибудь малозначительный разговор, и знакомство происходило как бы само собой.

Однако ее появление не осталось незамеченным. Женщины сразу зашептались, мужчины стали многозначительно переглядываться. Впрочем, Настю это не задевало. Она привыкла к подобного рода приемам, на которых успела побывать уже множество раз. Правда, тогда она находилась в статусе «приглашенной девушки» для «сопровождения» какой-нибудь важной персоны и не принадлежала себе. Теперь же она пришла с Максом, пусть даже не в качестве его законной супруги. Он вел себя с ней так, что публика по каким-то неуловимым признакам сразу почувствовала — для уважаемого президента фирмы она не случайная девушка, взятая им «напрокат» для мимолетной интрижки, а все у них, наверное, очень серьезно.

— Вы — настоящая русская красавица! — расточал перед Настей комплименты темнокожий гигант Фабьен, чокаясь с ней бокалом на высокой ножке. — Макс, я тебе завидую. Раньше я всегда только подозревал, что у тебя имеется отменный вкус насчет женщин. А теперь я в этом убедился!..

Подошел засвидетельствовать свое почтение Насте и Лежнев.

— Привет! — поздоровался он с ней непринужденно, как с давней знакомой. — Правду говорят, что мир становится все более тесен. Иногда настолько, что можно столкнуться с самим собой!..

Макс отметил для себя, что, отвечая на приветствие, Настя вспыхнула и быстро отвела взгляд. Он не успел удивиться, спросить, давно ли они знакомы, потому что Лежнев, продолжая улыбаться и обменявшись с Настей несколькими дежурными фразами, взял его под руку и увел в сторону.

— Я похищаю вашего кавалера, — подмигнул Насте Лежнев. — Не скучайте, это всего лишь на минуту… — Так, значит, вот она, причина твоего загула?.. — заговорил он, когда остался с Максом один на один. — Хороша девочка, ничего не скажешь…

— Я тоже так подумал!.. — засмеялся Макс. — Кстати, не знал, что вы с ней знакомы. Какими судьбами?

— Да так, встречались случайно на одной тусовке, — уклончиво ответил Лежнев.

Макс все еще пребывал в состоянии эйфории, поэтому почти не обратил внимания на его слова, издали с удовольствием продолжая наблюдать за Настей.

— Она тебе нравится? — ревниво спросил Макс. — Ты посмотри, все так и вьются вокруг нее и ею восхищаются.

— Нравится… Только зачем ты ее сюда притащил, на всеобщее обозрение?..

— Что ты имеешь в виду?.. — не понял его Макс.

— Хорошо, попробую объяснить более популярно, — кивнул Лежнев. — Когда ты платишь деньги и покупаешь какую-нибудь милую побрякушку чтобы поиграть, ты же с ней забавляешься наедине, в укромном месте, а не на глазах у всех. Иначе тебя могут не так понять, ты станешь посмешищем, на которое показывают пальцами.

— Витя, послушай, — у Макса сразу пропало хорошее настроение. — Моя личная жизнь — это моя личная жизнь. И никто не вправе совать туда нос дальше положенного предела. Тем более в таких выражениях. Это и тебя касается.

— Да пойми же ты, Макс! Я всего лишь хочу, чтобы ты нормально работал, не отвлекаясь на пустяки, которые могут испортить твой имидж. И чтобы у нашей фирмы, в лице ее президента, и в дальнейшем оставалась добрая репутация…

— Нет, не пойму, Витя. Чем же это Настя может повредить моей репутации?

Лежнев вздохнул:

— Насчет личной жизни — ты прав. Там можешь делать все что угодно. Живи с ней, возьми ее на содержание, найми ей гувернантку, чтобы обучилась хорошим манерам и не сморкалась в занавески. Но только больше не води ее сюда. Пока обо всем знаю только я, остальные могут лишь догадываться, но это, как говорится, к делу не пришьешь. Пусть твой каприз так и останется всего лишь капризом.

— Знаешь, Витя, с твоей колокольни, может, оно так и выглядит, но хочу сказать тебе пока одному… Я ее люблю.

Лежнев посмотрел на него с сожалением, как на полоумного:

— Я не смеюсь только потому, что я человек воспитанный… Протри глаза, друже! Кто она есть?.. Обычный товар, который покупается и продается. Да видел я ее раньше в разных тусовках и всегда с разными… Кто-нибудь дает сверху — она к тому и прилипнет. А ты, как маленький, уже слюни распустил — люблю, люблю…

— Витя, так не надо!.. — Макс придвинулся к нему вплотную и крепко ухватил за лацкан пиджака. — Я не хуже тебя знаю, кто она есть. Но за такие слова морду бьют!..

— Спокойно, Макс, спокойно… — Лежнев попытался освободиться. — Только не здесь, на нас смотрят…

Макс невольно оглянулся. И отпустил его:

— Ладно, гуляй пока…

Лежнев встряхнул плечами, приводя в порядок пиджак. Поправил галстук:

— Перенял уже плебейские замашки… Хорошо, Макс, можешь мне не верить, но я тебе все докажу, как дважды два. Только чтобы потом без обиды.

Он отошел, оставив Макса в одиночестве.

Настя подошла к нему сама, сказала, как бы предупреждая его вопрос:

— Макс, давай сейчас не будем об этом… я потом тебе все расскажу.

 

14

Все эти дни, проведенные с Максом, Настя была почти счастлива. Минуты, а теперь и часы общения сделали его, ранее являвшегося ей только в мечтах, близким, любимым и очень много значащим в ее жизни. Она потихоньку занималась устройством их гнездышка, делала разные покупки и вообще была довольна своим положением «замужней женщины». Но одновременно наслаждалась почти забытыми для нее ощущениями и чувствами физической близости с любимым мужчиной. Она любила его. Ни тени сомнения не закрадывалось по отношению к нему самому и его действиям. Они договаривались, что она будет ждать его после работы в каком-нибудь маленьком уютном баре или в кафе. Он приезжал туда на машине, какое-то время они катались по вечернему городу, просто так, без видимой цели. Им было просто хорошо вдвоем. Потом подъезжали к его дому. Она ждала, пока он замкнет машину, дернет ручку и повернется к ней. Они оба знали, что будет дальше. Потому что уже делали это много раз. Теперь следовало это только вспомнить и заново повторить…

Поднимаясь по лестнице, они держались за руки. Перед тем как войти, Настя пропустила его немного вперед, чтобы он открыл перед ней дверь. Почти безмолвно они вошли в спальню и повернулись друг к другу лицом. Он потянулся к ней и поцеловал ее. Сразу же по ее телу пробежал ток, и она страстно ответила ему. Он присел на край кровати и прижал ее ноги к себе. Она легонько отстранилась, знакомым движением сняла часть одежды. Она смотрела сверху вниз на то, как он целует ее соски, гладит руками и мнет мягкую кожу. С ним Настя чувствовала себя не просто желанной, но еще и очень красивой, что нечасто случалось с ней, когда она была с другими. Осторожным движением он положил ее поперек кровати и продолжил целовать. Почти одновременно у них возникла мысль снять с себя остальное. И через несколько минут два обнаженных тела лежали рядом. Безумие, блаженство, уже становящееся для них привычным, снова завладело ими. В минуты отдыха они разговаривали и бесконечно долго смотрели глаза в глаза. Настя осторожно пальцами гладила кожу на его лице, водила по губам, по плечам. Все нравилось ей, абсолютно все ласкало взгляд и руки. Она впитывала в себя любовь, все эти слова, прикосновения, жадные поцелуи. Но счастье продолжалось недолго…

Однажды утром, Макс только что уехал на работу, а Настя еще продолжала нежиться в постели, раздался телефонный звонок. Она подумала, что это Макс забыл, наверное, что-то ей сказать перед уходом, и схватила трубку.

В мембране она услышала хорошо ей знакомый голос Рафика.

— Приезжай, — коротко бросил он, и вслед за этим раздались короткие гудки.

Настя какое-то время продолжала лежать неподвижно, с открытыми глазами. Сон кончился для нее. В один миг, с пробуждением, прошлое вновь догнало ее, стало реальностью, приобрело отчетливые, даже зловещие черты.

«Неужели это конец? — думала она, глядя в высокий потолок над собой. — Что мне делать теперь?.. Рассказать обо всем Максу, пусть он спрячет меня, увезет, уедет вместе со мной очень далеко, туда, где мы будем только вдвоем и нас никто не найдет?.. Как же, найдут! У Рафика длинные руки. Найдут, и будет еще хуже. Да и как Макс уедет? Бросит работу, свой бизнес?.. Чушь, на что мы тогда будем жить?.. Нет, не сейчас, не сразу. Надо выждать какое-то время, а там решить, как быть дальше…»

Рафик встретил ее без улыбки, но и не пустил в ход обычные свои угрозы, что несколько успокоило Настю. Он был человек неглупый, понимал, что работа проститутки быстро изматывает. Поэтому девочка иногда должна устраивать себе перерыв, как говорится, для тела и души. У него было несколько других девочек, чтобы зарабатывать на них бабки на обычном «конвейере». Кроме того, Рафик и Настя с некоторых пор отлично ладили между собой, понимали друг друга с полуслова.

У Насти имелись собственные сбережения. Часть из них она теперь и отдала Рафику — плата за все дни, которые она провела с Максом. Так она поступала и раньше, когда исчезала на несколько дней, а то и недель с богатым клиентом, бравшим ее на содержание на какое-то время. Рафика почти никогда не интересовало, кто этот клиент, откуда, лишь бы платил в срок и по установленной таксе. Так случилось и в этот раз.

— Есть работа на сегодня, — произнес Рафик будничным тоном, небрежно пересчитав деньги в конверте, который вручила ему Настя. — Клиент приедет через час, будь готова…

— А нельзя как-нибудь… в следующий раз? — выдавила она из себя.

Рафик, углубившись в какие-то расчеты на калькуляторе, лишь покачал головой:

— Нет, клиент солидный, платит щедро. Но при этом требует, чтобы и обслуживание было по высшему классу. Потому я тебя и позвал.

— А это… только на один вечер? — спросила Настя опять.

Рафик на секунду оторвался от своих расчетов, посмотрел на нее более внимательно и сказал с легким раздражением в голосе:

— Странные вопросы задаешь… Что с тобой? Заболела?

— Нет, я… мне надо вечером… я уже договорилась… — она запнулась на полуслове.

— Что такое? — взгляд Рафика сделался еще более пристальным. — Тебе не нравятся мои условия? Хочешь на улице поработать?

— Нет, ничего, — сказала она. — Просто… устала немного. Но это пройдет.

Она встряхнула головой, уже готовая ко всему, даже самому худшему.

 

15

На выходе из подъезда Настю встретил молодой высокий парень в безукоризненно сидящем на нем черном костюме с галстуком. Под пиджаком угадывались хорошо развитые плечи спортсмена, а левая половина пиджака едва заметно оттопыривалась. Парень приоткрыл перед Настей дверцу стоявшего здесь же черного цвета «Мерседеса» с тонированными стеклами и вежливо предложил ей сесть на заднее сиденье. Подождав, когда она устроится поудобней, сел рядом, справа от нее. Шофера Насте разглядеть не удалось, только его затылок. Он даже не обернулся при ее появлении, а сразу, по знаку парня, включил мотор, и машина резко рванула с места.

Они выехали на Кутузовский, миновали гостиницу «Украина», а когда слева обозначился памятник в парке Победы, парень вынул из кармана черный платок и все так же вежливо объявил, что придется завязать ей глаза.

— Так надо, — терпеливо ответил он на ее недоуменный вопрос. — Это всего лишь временная мера, вы не испытаете особых неудобств… И, на всякий случай, прилягте на сиденье… вот так.

«Совсем как в дурном детективе», — подумала Настя. Но возражать не стала, а выполнила покорно то, что от нее требовалось.

Ехали они так примерно час, не меньше. Сначала по каким-то оживленным магистралям — Настя то и дело слышала звук проносящихся мимо машин. Потом свернули на куда более спокойное шоссе, а затем, кажется, на проселок, потому что машину мягко закачало. Наконец они вновь выехали на асфальт или даже на бетон и вскоре остановились. Только здесь с глаз Насти сняли повязку.

— Прошу вас. — Парень подал ей руку при выходе из машины.

Настя ступила на землю и огляделась.

Было еще достаточно светло. Основательное, с небольшими окошками трехэтажное кирпичное здание; пустынное, насквозь просматриваемое пространство небольшого, но тщательно ухоженного парка. Высокий бетонный забор по всему периметру и никаких признаков другого человеческого жилья в ближайшей округе. При свете меркнущего дня все это выглядело таинственно и даже немного зловеще. Насте стало не по себе, захотелось поскорее уехать отсюда, но отступать было поздно, да и некуда. Она даже приблизительно не могла себе представить, куда ее привезли, что это за место.

Не говоря больше ни слова, вежливый парень провел ее в дом. Внутри дарил полумрак, очертания предметов казались размытыми в сумрачном свете дня, проникавшем откуда-то сверху. Другие источники освещения отсутствовали. Это, однако, ничуть не мешало парню свободно ориентироваться внутри дома. Он уверенно вел Настю за собой.

Вдруг в одном из проемов с круглой аркой из темноты перед ними возникла человеческая фигура. От неожиданности Настя едва не вскрикнула.

— Не пугайтесь, это наш швейцар, — пояснил ее спутник.

Впервые за все время Настя увидела, как по его лицу проскользнула тень улыбки. Парень тем временем повернулся к встречавшему их человеку и негромко произнес:

— Передай, что мы прибыли.

Человек в проеме молча кивнул и удалился, неслышно ступая мягким звериным шагом по ковровой дорожке. Только сейчас Настя смогла убедиться, что одет он был в самую настоящую ливрею.

— Прошу вас, сюда…

Все так же уверенно парень провел Настю еще по нескольким коридорам, освещенным мягким светом бра. Шаги их скрадывал мягкий ворс расстеленной на полу дорожки. Остановились они возле неприметной двери в конце коридора.

— Проходите… — Парень чуть приоткрыл перед ней дверь и сразу же отступил.

Настя вошла в небольшую комнату с наполовину покрытыми кафелем стенами, ширмой и умывальником. Все остальные находящиеся здесь предметы обстановки даже непосвященному говорили о том, что это хоть и небольшой, но оборудованный по последнему слову техники медицинский кабинет.

При виде Насти сидевшая за маленьким столиком у окна женщина в белом халате поднялась с места и подошла к ней. И сразу перешла к делу.

— Раздевайтесь, — приказала она, даже не поздоровавшись. — Вам предстоит пройти небольшой медосмотр…

Настины робкие возражения и объяснения того, что она совсем недавно проходила уже подробное медицинское обследование в клинике, она сразу же отмела в сторону.

— У нас здесь свои правила, — пояснила женщина, надевая на руки резиновые перчатки. — Тесты на ВИЧ, Вассермана когда сдавали в последний раз?..

Рафик дорожил репутацией своей фирмы и строго следил за тем, чтобы все его девушки раз в месяц проходили обязательный медосмотр. Для Насти это уже давно стало рутинным делом, она относилась ко всему спокойно, как к обычной повседневной гигиене. Но сейчас она вдруг почувствовала себя униженной. Настю охватило чувство брезгливости, когда женщина осматривала ее сначала в кресле, а потом лезла инструментами в полость рта, в уши и нос, обследовала волосы у нее на голове, щупала живот, придирчиво оттопыривала каждый палец на ногах, стараясь убедиться, нет ли там грибка.

Когда Настя, наконец, оделась и вышла из-за ширмы, в кабинете ее ждала уже другая женщина, одетая в строгий серый жакет и юбку. Волосы ее были скромно зачесаны назад и скреплены на затылке. Настя успела подумать, что так одеваются секретарши в кабинетах важных государственных чиновников.

— Идите за мной, — коротко приказала она Насте.

Они опять шли по коридорам, поднялись по узенькой лестнице на второй этаж. Там женщина провела ее в комнату, представлявшую собой нечто среднее между гримуборной в театре и костюмерным цехом, только совсем миниатюрным.

— Вам следует переодеться, — сказала женщина тоном, не терпящим возражений.

Она отодвинула дверцу вмонтированного в стену шкафа, где на плечиках висела, а на полках лежала самая разнообразная одежда, вплоть до нижнего белья. Женщина порылась там, выбрала нужные, на ее взгляд, вещи и положила их на диван.

— Вот это вам подойдет…

Настя подошла к разложенным на диване вещам — это было полупрозрачное кружевное белье. Стала с удивлением и одновременно с любопытством их рассматривать, трогала, мяла пальцами прозрачный, почти невесомый нейлон-полиамид.

— Зачем все это? — повернулась она к женщине. — Я привыкла пользоваться своими вещами, и потом… объясните мне все-таки, для чего нужен этот маскарад…

— Так надо, — бесцветным голосом перебила ее женщина. — Здесь вопросы обычно не задают… Снимайте с себя все и ступайте сперва в душ.

Душевая кабинка находилась здесь же, за небольшой и малоприметной дверкой. Когда Настя вышла из душа, женщина сама растерла ее тело полотенцем, намазала свои пальцы кремом с приятным ароматом и втерла его девушке в кожу.

После этого женщина заставила ее надеть прозрачную накидку-тунику, обшитую лебяжьим пухом и идущую в комплекте с крохотными трусиками. Спереди небольшой черный полупрозрачный треугольник, сзади ягодицы совсем открыты. За этим последовали красный кружевной пояс с резинками для чулок и такого же цвета чулки с бантиками. На ноги — черные туфли на невысоком каблуке.

Женщина удовлетворенно оглядела Настю и затем подвела ее к туалетному столику с зеркалом, укрепленным на стене, и настольной лампой. Здесь на полочках аккуратно были разложены баночки, тюбики, флакончики с кремами и другой косметикой. Настя сразу определила, что здесь представлена продукция самых известных и дорогих фирм. И уже не смогла удержаться, чтобы не потрогать, не понюхать самой.

Однако женщина не дала ей вволю насладиться прелестями косметики, сама принялась укладывать ей волосы, наносить макияж. Опять же сообразуясь с собственным вкусом и не обращая внимания на робкие протесты Насти.

Она заставила Настю надеть парик белого цвета, слегка взъерошенный и больно сдавивший девушке голову. Глаза слегка подкрасила коричневыми тенями. Ресницы ей оставила свои, но обильно накрасила тушью, проведя небольшие стрелки. Тени наложила синие, под цвет глаз своей подопечной. На губы Насти легла алая губная помада, а на пальцы рук — такого же цвета накладные ногти.

После того как все было закончено, женщина предложила Насте посмотреть на себя в зеркало. Оно висело в дальнем углу комнаты огромный прямоугольник от пола до потолка. Настя подошла к зеркалу и сперва чуть не ахнула, а после едва сумела сдержать смех. Сначала она себя даже не узнала. На нее смотрела вульгарно накрашенная красотка, почти голая и с алой розой в искусственных волосах.

«Ну вот, теперь я настоящая шлюха», — подумала она с горечью.

— Идемте, — напомнила женщина за ее спиной. — У вас мало времени…

И опять коридор. Поворот направо. Двустворчатая дверь, ведущая неизвестно куда.

Здесь женщина остановилась, повернулась к Насте и спросила:

— Мне говорили, вы танцуете и немного делаете стриптиз?

— Вот именно, что немного, — усмехнулась Настя. — Стриптиз — не мой профиль, я этим специально никогда не занималась. А танцую я довольно прилично…

— Этого вполне достаточно, — кивнула женщина головой и продолжила свои инструкции. — Запомните, сейчас вы останетесь одна. Ничему не удивляйтесь, делайте, что велят. Не задавайте никаких вопросов, только отвечайте, если о чем-нибудь спросят вас. Но совсем коротко, не вдаваясь в подробности. Сначала, как только услышите музыку, сразу начинайте танцевать. И больше никакой самодеятельности!..

После этих инструкций женщина распахнула одну из створок и слегка подтолкнула Настю.

Внизу под ними, на первом этаже, Настиному взору открылся довольно просторный зал, погруженный в полумрак. Широкие окна были плотно задернуты шторами, так что свет снаружи сюда вовсе не проникал. Она начала медленно спускаться по ступенькам широкой лестницы с перилами, сходящей к подножию полуовалом. Когда ее глаза немного привыкли к освещению, она увидела, что в двух противоположных концах зала горели два торшера, излучая приятный розовый свет. Из мебели ей удалось рассмотреть диван, два массивных кресла рядом с журнальным столиком и несколько кадок с пальмами, выглядевшими в этом интерьере довольно нелепо. Пол был устлан коврами. В дальнем углу зала имелась еще одна лестница, почти неприметная — винтовая. Кроме Насти в зале больше никого не было, и она, едва сойдя с верхней ступеньки, остановилась, чувствуя себя здесь не совсем уверенно и не зная, что ей делать дальше.

Тут из невидимых глазу динамиков полилась музыка — «Пинк Флойд». И вместе с мелодией на потолке в причудливой гамме заметались разноцветные пятна света. Все вокруг сразу преобразилось, стало таинственным, почти нереальным.

— Начинайте же! — услышала Настя голос женщины откуда-то сверху. — И помните, что бы здесь ни происходило, ваше дело — танцевать…

Настя вышла в центр зала, принялась ритмично двигаться в медленном танце. Одна мелодия без перерыва сменяла другую, музыка обволакивала, и Настя постепенно вошла во вкус. Пятна света на потолке тоже постоянно менялись, смешивались друг с другом, придавая телу девушки самые немыслимые оттенки.

На журнальном столике, рядом с коробкой с сигарами, бутылкой виски и двумя стаканами, она увидела свечу. Несмотря на строгий запрет заниматься самодеятельностью, Насте вдруг непреодолимо захотелось полюбоваться сиянием живого огня. На столике она обнаружила зажигалку, зажгла свечу и поставила ее между стаканами и бутылкой, любуясь произведенными световыми эффектами. Затем подошла к винтовой лестнице, плавно провела рукой по металлическому стержню, на котором крепились ступеньки, согнула ноги и медленно, как будто стекая, опустилась на пол. Так обычно делали танцовщицы в стриптиз-барах, выступая возле шеста. Настя видела эту программу много раз, а сейчас вспомнила и стала невольно подражать, привнося при этом в движения собственные фантазии.

Сидя на корточках, она своими тонкими пальцами обхватила колени и медленно провела руками до талии. Туника под пальцами сложилась складками и поползла вверх, еще больше обнажая ноги в красных чулках. Потом ее руки, скрещенные в локтях, плавно задвигались по ее талии, поднимались все выше и выше над головой, там плавно сплетались и вновь расходились.

Прикрыв глаза и медленно привставая, она покачивала бедрами из стороны в сторону и одновременно перемещалась к центру зала. Полы туники, закрепленные ленточкой у самого ее горла, то и дело невесомо распахивались, разлетались, обнажая грудь. Руки ее скользили по груди, по бедрам и животу и опять плавно взмывали вверх. Настя, казалось, уже не помнила, как сюда попала и зачем, и самозабвенно отдалась музыке.

Внезапно она не столько увидела, сколько почувствовала, что в зале кроме нее еще кто-то есть. Настя открыла глаза и в полумраке различила мужчину, сидящего в кресле метрах в пяти от нее, рядом с журнальным столиком, на котором продолжала гореть свеча. Он сидел неподвижно и молча на нее смотрел. Это было так неожиданно, что в первый момент Настя замерла, продолжая стоять с поднятыми вверх руками.

Пауза длилась недолго. Мужчина в кресле пошевелился, взял из коробки сигару, понюхал, поднес ко рту, сплюнул ее кончик на пол и прикурил прямо от свечи. Это послужило для Насти сигналом. Ее танец продолжался, она вновь плавно задвигалась в такт музыке. Руки заскользили по телу, поглаживая его, рот чуть приоткрылся. Одновременно, кося глазом, она попыталась лучше рассмотреть таинственного незнакомца в кресле, для чего, не прекращая двигаться, немного приблизилась к нему.

Ей показалось, что он только что явился сюда с какого-то важного приема. В дорогом черном костюме, с торчащими из рукавов манжетами, на которых поблескивали запонки, при галстуке, с дымящейся сигарой во рту и стаканом в руке. Лицо его Насте не удалось рассмотреть, оно по-прежнему было скрыто в полумраке. Только черные волосы, гладко уложенные и зачесанные назад, чуть отсвечивали на фоне стены. Мужчина сидел совершенно неподвижно и неотрывно смотрел на нее.

Парик мешал ей, то и дело во время танца сползая на глаза. И Настя решилась на дерзкий, почти отчаянный поступок — сорвала с головы парик и отбросила его в сторону, к ногам сидящего в кресле мужчины. Рука его при этом чуть вздрогнула, он быстро поднес к губам стакан и сделал из него большой глоток.

А Настя танцевала. Движения ее сделались еще более грациозными, мягкими, сексуальными. Вырвавшись из плена, волнистые темные волосы теперь свободно упали на плечи. Она повернулась к зрителю спиной, немного наклонилась и прогнула спину, затем ее руки медленно поползли вниз по ногам, она же в это время медленно приседала. Добравшись до коленей, руки ее опять заскользили вверх. Сидя на корточках спиной к нему, она раздвинула ноги. Потом вдруг резко перевернулась на живот, лицом к клиенту, прогнула спину и, уже не таясь, посмотрела прямо на мужчину.

Клиент оставался неподвижен в своем кресле, лишь вновь коротко отхлебнул из стакана. Тогда она растрепала свои волосы, облизала губы язычком. Затем медленно поднялась и двинулась прочь от него, к центру зала. Она шла, вульгарно покачивая бедрами, а руками гладила грудь. Сейчас это уже был танец похоти и страсти.

Она почувствовала, как за ее спиной мужчина выбрался из кресла и подошел к ней сзади. Она вся напряглась, подумала, что сейчас он начнет ее трогать или раздевать, как это уже не раз бывало в подобных случаях. Но мужчина, так и не прикоснувшись к Насте, лишь несколько раз обошел вокруг нее, бесцеремонно разглядывая ее ноги и грудь, даже втянул носом исходящий от нее парфюмерный аромат. А Настя в свою очередь теперь сумела вблизи хорошо рассмотреть его лицо. Оно ей показалось на удивление знакомым. Тут Настя вспомнила, что видела его много раз в телевизионных новостях, по разным программам и каналам. На совещаниях, во время деловых встреч, правительственных приемов или интервью, которые часто раздавал этот респектабельный и влиятельный господин. И даже на встрече с заметно уже стареющим президентом. Теперь она его узнала…

Тем временем мужчина вернулся к столику. Поставил на него стакан, опустил в массивную пепельницу дымившуюся еще сигару. И вновь подошел к Насте. Он еще раз внимательно осмотрел ее всю, с головы до ног. Придвинувшись к ней вплотную, взял ее за руки, завел их ей за спину и там соединил, держа оба ее запястья в своей правой руке. А левой высвободил из-под туники ее грудь, стал мять, сильно сжимая соски, просовывая толстые волосатые пальцы все дальше и дальше.

Потом все произошло очень быстро и без единого слова. Мужчина повалил ее на диван, раздвинул ей рот для поцелуя своим языком и тут же грубо вошел в нее со всего маху. Он придавил Настю своей массой, так что ей сразу стало трудно дышать. Казалось, он хотел вдавить ее в диван, при этом даже не потрудился снять с себя пиджак, лишь немного приспустил брюки. Булавка его галстука больно царапала ей щеку, но Настя не то чтобы отвести ее от себя рукой, вообще пошевелиться не могла и только молила, чтобы это поскорей закончилось. Перед глазами у нее все плыло. Ноги немели, и она их уже не чувствовала. Ей казалось, еще немного и она потеряет сознание или задохнется. Так продолжалось минут десять, которые показались Насте вечностью. Мужчина вдруг коротко застонал на ней и почти сразу обмяк. Он задом сполз с дивана, встал на ноги, подтянул брюки и застегнул молнию. Одернул пиджак. Поправил галстук. При этом он даже не взглянул в сторону Насти, так и не сказал ей ни слова, как будто ее вовсе здесь не существовало. Он словно только что посетил туалет, закончил там свои дела и быстрым, уверенным шагом направился к боковой двери, готовый к новым важным свершениям.

В зале по-прежнему звучала тихая музыка, Настя оставалась неподвижно лежать на диване. Она почувствовала облегчение и такую слабость, словно пробежала несколько километров. Невозможно было даже думать о том, что ей теперь делать. Кажется, она даже задремала. Музыка вдруг смолкла, блики под потолком погасли. В чувство ее привел голос женщины, которая неслышно спустилась со второго этажа. Насте было велено сдать полученные вещи, привести себя в порядок и покинуть дом.

Она торопливо помылась под душем, с остервенением терла лицо, смывая с себя оставшиеся следы косметики. Потом нашла в комнате свою одежду, переоделась и опять спустилась вниз. Там Настю ждал вежливый парень, который привез ее сюда.

— Сейчас вас отвезут в город, — сказал он. — Ни о чем не беспокойтесь, но помните, что об этом визите никому ни слова. Никаких подробностей, даже вашему Рафику. И будьте готовы приехать сюда опять в следующий четверг. А вот это вам…

Парень вручил Насте два объемистых пакета и конверт с деньгами.

В этот раз в машине она была только с шофером, и глаза ей больше никто не завязывал. Впрочем, Настя и так не могла толком сообразить, в каком месте она побывала, по каким дорогам они ехали. Время приближалось к полуночи, за окнами машины было уже совсем темно. Немного придя в себя, она не удержалась и исследовала содержимое пакетов. В одном из них она обнаружила дорогой набор французской косметики. Во втором — не менее дорогие комплекты фирменного белья от «Victoria’s Secret».

В другое время Настя чувствовала бы себя на вершине блаженства от таких восхитительных, свалившихся на нее даров. Но сейчас ей хотелось зашвырнуть их куда подальше, лишь бы поскорее забыть о том, что ей сегодня пришлось испытать. И только сейчас она вспомнила, что дома ее ждет Макс.

Густая краска стыда залила ее пылавшие щеки и шею.

 

16

В тот вечер Макс Калугин допоздна засиделся в своем кабинете. Сотрудники фирмы уже давно разошлись, но он ждал очень важного звонка из-за границы, и это мешало ему уехать домой. Макс отпустил секретаршу и в свою очередь сделал несколько звонков. В том числе уже в который раз набрал номер своего домашнего телефона. Но ему опять никто не ответил. Макс с досадой бросил трубку на аппарат и задумчиво посмотрел на стол перед собой, где в вазе стоял огромный букет красных роз.

Розы конечно же были приготовлены для Насти. В тех случаях, когда он вот так же задерживался на работе и они не встречались с Настей в городе где-нибудь в заранее условленном месте, она обычно сидела дома, в его квартире, занимаясь какими-то своими женскими делами. А Макс всегда привозил ей цветы.

Сегодня Насти дома не было. Во всяком случае, телефон в квартире не отвечал, и это начинало его немного тревожить. Конечно, у Насти могли быть в городе свои дела. Пробежаться по магазинам, посетить косметический салон, неожиданная встреча с подругой, да мало ли что еще могло задержать женщину в городе летним вечером. В конце концов, она могла просто позволить себе побыть в одиночестве, посидеть где-нибудь в кафе, выпить кофе или аперитив, послушать музыку или просто прогуляться по улицам.

Макс посмотрел на часы. Четверть часа до полуночи, не самое удачное время для прогулок в одиночестве. Он уже давно собирался купить для Насти сотовый телефон, чтобы между ними была постоянная связь, но все откладывал или забывал, погруженный в лавину своих забот. Но завтра он это сделает непременно. Макс открыл еженедельник, внес туда пару строк и обвел их жирной чертой.

Он всегда начинал скучать по Насте, когда оставался один. Днем его отвлекали всякие текущие дела, поездки, деловые встречи, совещания, а вот такими вечерами, в одиночестве, не мог думать ни о чем другом, только о ней. Так сразу, легко и просто завязались их отношения. С той первой встречи в загородном коттедже и нескольких бурно проведенных дней наедине они еще ни разу надолго не расставались. Это продолжалось уже три недели, и Макс чувствовал, что их отношения укрепляются с каждым днем. Он думал об этом с замиранием сердца, боясь сглазить. Да, они очень скоро сблизились, но ведь это почти ничего не значило в наше время мимолетных связей и легких разрывов. Такое случалось с ним уже не раз, с другими женщинами. Вот и с Юлей ему пришлось расстаться. Макс уже почти забыл о ней. Лишь в глубине души он признавал, что обошелся с этой женщиной, бывшей с ним рядом почти два года, не совсем по-джентльменски. Просто ушел в порыве раздражения, так толком ничего и не объяснив. Надо было найти какой-нибудь способ уладить это дело, но какой?.. Витьку, что ли, к ней подослать? Витька Лежнев когда-то их познакомил… Хотя тоже идея не из лучших. Со стороны это могло выглядеть так, что Макс оказался трусом. Вот черт! Надо бы ей позвонить и попробовать объясниться хотя бы по телефону…

Дверь в приемную была приоткрыта, и там Максу вдруг послышались шаги. Он только успел подумать, удивиться, кто бы это мог быть в столь поздний час, как дверь распахнулась и в кабинет легкой походкой впорхнула Юля.

«Легка на помине! — невольно подумал Макс. — Так, чего доброго, поверишь в сверхъестественные силы!»

На лице у Макса появилось недовольное выражение. Этот неожиданный визит был сейчас для него совсем некстати.

— Привет, Макс! — сказала Юля как ни в чем не бывало. — Ты в своем репертуаре, полуночничаешь на рабочем месте… А я вот проезжала мимо и решила — дай-ка загляну, узнаю, как он там.

— Хотел к тебе заехать, да вот никак не соберусь. — Макс сделал вид, что раскладывает бумаги на столе. — Днем отвлекают, приходится задерживаться до ночи…

— И что же это тебя отвлекает в последнее время?.. Или это не что, а кто? Можно полюбопытствовать чисто по-женски?..

Она подошла к нему совсем близко. Остановилась, подставив по давней привычке щеку для поцелуя. Но Макс остался неподвижен.

— Ах да, совсем забыла, ты же ведь еще на работе… — Юля, небрежно помахивая сумочкой, прошла мимо него в глубь кабинета.

Невольно бросила взгляд на вазу с розами. Не удержалась, понюхала:

— Какие розы!.. Господи, а запах!.. Макс, тебя всегда отличала фантастическая способность уметь выбрать цветы. Но интуиция мне подсказывает, что эти розы сейчас предназначены не мне, а совсем другой женщине. Я угадала?

Макс, уже полностью овладевший собой, ответил холодно:

— Интуиция тебя не обманывает… А вот скажи мне, пожалуйста… с какой стати ты сюда врываешься в позднее время, да еще без предупреждения и даже без стука?

— Теперь это называется — врываюсь… — с горькой иронией сказала Юля. — Кажется, ты сам мне это когда-то разрешил… «Юлечка, звони или приходи в любое время!.. Я без тебя так скучаю»!.. — передразнила она Макса.

— Правда? Не помню… Но впредь больше так не делай. Все же мы должны соблюдать приличия. Даже если это происходит без свидетелей.

— Как скажешь… Хотя свидетели всегда найдутся, когда о них даже совсем не подозреваешь. Поэтому впредь я стану соблюдать приличия…

— Ты это к чему? — насторожился Макс.

— К тому, что ты абсолютно прав. Всегда надо соблюдать осторожность. И не только в делах, но и в личной жизни… Вот я на какое-то время потеряла бдительность, а жизнь меня за это наказывает.

Она села в кресло, закинула ногу на ногу, высоко подняв при этом юбку. Достала из сумочки пачку сигарет, зажигалку и закурила.

— Надеюсь, ты не против? Раньше мне позволялась эта маленькая слабость…

— Кури. — Макс отошел от стола и включил кондиционер. — У тебя есть ко мне дело?

— А что, просто так нельзя, без дела?

— Но ты здесь явно не просто так, если решилась приехать в полночь. Видать, очень срочное. Говори, я тебя внимательно слушаю.

— Ты же торопишься, и я это чувствую…

Она пускала дым над собой, внимательно наблюдая, как Макс обходит кабинет, тщательно закрывая на ключ ящики стола. Покончив с этим, он подошел к ней. Но не сел в кресло, стоящее напротив, а лишь оперся о стол, скрестив руки на груди:

— Раз ты уже здесь, кончай ломаться. Мы ведь друзья.

— Правда? Это радует… Хотя еще совсем недавно нас объединяло нечто большее.

— Ты явилась сюда, чтобы мне напомнить о наших отношениях?.. Послушай, Юля, я как раз только недавно думал о наших с тобой отношениях, нам надо объясниться…

— Макс, перестань!.. Все уже давно сказано… Неужели ты себе вообразил, что я приехала уговаривать тебя вернуться?.. Господи!

— Тогда зачем?

— Просто настроение такое… Захотелось тебя увидеть…

— А что на меня смотреть? Я прежний, с ушами и себе на уме… Ну, увидела, убедилась, что теперь?

— Не очень-то любезно с твоей стороны так разговаривать с дамой!

Макс поморщился:

— Юля, я устал… День какой-то выдался суматошный… Наверное, потому я очень плохо выгляжу и начинаю пороть всякую чушь. Извини…

— Нет, Макс, выглядишь ты счастливым. Давно я тебя таким не наблюдала.

— Ты тоже в своем стиле. Энергичная походка, одета с иголочки, глаза излучают блеск, боевая раскраска на лице… Такое впечатление, что нашла нового поклонника или только ступила на военную тропу. Я угадал?..

— Все может быть… Неужели тебе это до сих пор интересно?

— Ну, в некотором роде ты мне не безразлична…

— Хм, «в некотором роде»… — передразнила она.

Юля помолчала, посмотрела сначала на Макса, а потом на сизые колечки дыма, уплывающие вверх от ее сигареты. Она как бы решалась — говорить или не говорить. Решила начать издалека:

— Просто мне… поступило очень лестное предложение от одного очень солидного мужчины…

— Ну и?

— А я вот все думаю, принять его или не принять…

— Выходит, я угадал насчет поклонника… или любовника, как тебе удобней. Не спрашиваю, кто он, но советую тебе — соглашайся.

— Правда? А ты и обрадовался, что теперь ты окончательно свободен и твоя совесть передо мной чиста!..

Она засмеялась, но как-то вымученно, покачала головой:

— Боже, как все-таки примитивно мыслят все мужики!.. Нет, Макс, вынуждена тебя огорчить. Женщина заводит себе любовника, когда она сама к этому подсознательно готова, а не тогда, когда он появляется на ее горизонте. Дело совсем в другом…

— Не говори загадками, лучше излей душу. Что это за предложение и кто он, этот таинственный незнакомец?

— Мы сейчас не в церкви, Макс, а ты не исповедник, чтобы перед тобой душу облегчать… я уж как-нибудь сама…

— Ну, дело твое, тут я не навязываюсь…

Макс подошел к столу, открыл кейс, начал укладывать туда документы. Какое-то время она смотрела на него, потом погасила в пепельнице еще не докуренную сигарету. После поднялась с кресла и подошла к нему. Сначала положила руки ему на плечи, затем прижалась всем телом, закрыла глаза.

— Поцелуй меня… — едва слышно прошептала она.

Их лица и губы на какое-то мгновение оказались совсем близко.

— Послушай, Юля… — он мягко отстранил ее от себя. — Зачем ты себя унижаешь? Мы ведь уже сказали друг другу положенные в таких случаях слова. Зачем опять выяснять отношения? Зачем ходить по кругу, когда и так ясно, что придем в ту же точку?

Она опустила руки. Медленно обошла вокруг стола, провела пальцем по поверхности. Остановилась, понюхала розы. Опять к нему повернулась и спросила:

— Тебе с ней хорошо?

— Да. И я ее люблю.

— Понятно… И тебе как кажется, это надолго?

— Мне не кажется, я почему-то уверен, что у нас с ней есть будущее…

— А в ней ты тоже полностью уверен, как в себе?

— Конечно, — сказал он. — Иначе бы ее со мной не было.

Юля помолчала. Еще подумала. Зачем-то раскрыла сумочку. Максу показалось, что на глазах у нее выступили слезы и она хочет достать носовой платок.

Но когда она опять подняла на него глаза, они были серьезные и совсем сухие. В них светилась решимость.

— Макс, ты знаешь, я по специальности дипломированный педагог, — сказала она. — Может быть, поэтому меня так и тянет поставить «неуд» мальчику, который очень плохо себя ведет и никак не хочет исправляться. А маленькие шалости иногда приводят к большим неприятностям.

— Ты хочешь сказать, что нашла этого мальчика здесь?

— К большому сожалению, да… Но он меня не слушается.

Она замолчала, только продолжала на него смотреть. Тогда Макс подошел к ней, схватил за плечи, с силой встряхнул:

— Ты не просто так сюда пришла, да?.. Я ведь чувствую, кто-то тебя подослал. Говори, кто? Может быть, Виктор?..

Она отстранилась:

— Пусти!.. Ты опять делаешь мне больно…

— Тогда говори! — продолжал настаивать Макс. — Но только учти, я все равно сделаю по-своему. Для меня это сейчас вопрос всей дальнейшей жизни.

— Хорошо, Макс, — Юля опустила сумочку, поправила прическу. — Мне важно было от тебя самого это услышать. Ты действительно стал уже взрослым мальчиком, и не мне тебя переучивать. Прощай…

Она повернулась и направилась к выходу из кабинета.

— Юля… — позвал он.

Она задержалась, оглянулась на него.

— Ты только за этим сюда приходила?

— Не только.

— А зачем еще?

— Я ведь сказала уже в самом начале — на тебя посмотреть…

Дверь за ней захлопнулась. А Макс остался стоять в задумчивости посреди кабинета.

 

17

Виктор Лежнев ждал Юлю за углом, в темном переулке, сидя в своей машине.

— Что так долго? — покосился он на Юлю, когда она опустилась в кресло рядом с ним. — Пришлось выдержать сцену у фонтана? Он рвал на себе волосы? Клялся, что не сможет такое пережить?.. Жаль, что я сам не смог при этом присутствовать. Не томи!..

— Дай мне прикурить, — Юля открыла сумочку. — Зажигалку в кабинете забыла…

Лежнев чиркнул зажигалкой. И только сейчас, в свете вспыхнувшего на мгновение огонька, увидел, что вместе с сигаретами она достала из сумочки желтый конверт.

— Это что? — Он уставился на конверт. — Неужели отказался взять себе на память?

— Витя, я не смогла… — сказала Юля, глубоко затягиваясь.

— Что? Что ты не смогла?..

— Я ему не показала… Это было выше моих сил…

Лежнев молча уставился на нее, как бы еще не веря. А Юля курила и смотрела перед собой в темное стекло, все еще находясь под впечатлением от встречи с Максом.

— Дура, — пробормотал он после некоторого молчания и добавил уже более резким голосом: — Сентиментальная дура!.. Я так и знал, что этим кончится, у меня заранее было такое предчувствие… Черт вас, баб, разберет!.. То бьетесь в истерике, на весь мир вопите, как ненавидите кинувшего вас мужика и хотите ему отомстить. А как до дела, так сю-сю, ля-ля, жалости полные штаны! Правильно говорят, положиться на бабу нельзя ни в чем. Ну, давай сюда…

Лежнев протянул руку, взял лежащий у нее на коленях конверт. Из него выскользнули и упали на пол кабины несколько фотографий, а вместе с ними еще один конверт, только гораздо меньше первого.

— Н-да… — промолвил Лежнев, поднимая фотографии и рассматривая их при тусклом свете уличных фонарей. — Я ее мало знаю, только шапочное знакомство. Но меня всегда удивляло, отчего на эту Настю так западали именно солидные мужики. А как увидел вот это, понял, чего им на самом деле не хватает в жизни… Ты хоть сама успела их посмотреть? Тут есть чему поучиться…

— Какая мерзость! Убери! — брезгливо отодвинулась Юля. — Витя, как ты мог на такое решиться? Ведь Макс твой ближайший друг…

— В первую очередь он мой партнер по бизнесу, — спокойно парировал Лежнев. — Я вложил в это дело свои сбережения. Я отвечаю за репутацию и безопасность фирмы. За сутенером этой барышни тянется криминальный след. Сам по себе он, конечно, пешка, но черт его знает, какие силы за ним стоят. Тут все возможно, от шантажа до прямого наезда и вымогательства… А это еще что? — Он поднял с полу конверт.

— Деньги…

— А, ну да, — вспомнил Лежнев, пряча конверт в карман. — Выходит, ты еще и дважды дура, что от такого гонорара отказалась ради каких-то чувств. А ему на эти твои чувства плевать с высокой колокольни. Вот увидишь, он еще над тобой посмеется…

— Витя, я лучше пойду… — Юля взялась за ручку дверцы.

— Сиди уж. Поздно, я тебя до дому подброшу, — удержал ее Лежнев.

Юля покорно откинулась на спинку сиденья. Он включил зажигание и завел мотор. Машина медленно выбралась из мрачного ущелья переулка и покатила по хорошо освещенному проспекту. Когда они проезжали мимо офиса, Лежнев опустил боковое стекло, высунул голову и посмотрел на окна здания.

В кабинете Макса по-прежнему горел свет.

 

18

Макс все же дождался звонка и побеседовал с зарубежным партнером сразу после ухода Юли. От разговора с ней у него остался неприятный осадок. Уже на выходе он хотел было снова позвонить домой, но что-то его удержало. Пусть он пока не знает, вернулась уже Настя или нет. Зато как приятно будет увидеть ее в квартире.

Дома он застал Настю лежащей в постели. Она казалось уставшей и совсем разбитой. Наклонился, чтобы поцеловать ее, но она отвернулась:

— Не надо, Макс, я, кажется, заболела…

— Что с тобой?

— Не знаю… Но ты извини, мне очень плохо.

Макс потрогал ее лоб и тут же отдернул руку:

— Да у тебя жар!.. Ты вся горишь. Простудилась? Съела чего-нибудь в городе?.. И где ты была сегодня так долго?.. Видно, я не зря волновался…

— Завтра, Макс… мне действительно очень плохо…

Утром Насте стало значительно лучше, и он не стал вызывать врача. Макс несколько раз звонил ей из офиса или из машины в течение дня. Настя отвечала ему ровным голосом, и он, кажется, совсем успокоился. Настя сама настояла, чтобы они встретились вечером в городе и посидели где-нибудь в кафе. Свое вчерашнее состояние она, немного при этом смущаясь, объяснила тем, что, дескать, у женщин такое случается и ему не следует вдаваться в подробности. Выглядела она совсем здоровой и даже чуть посвежевшей. Макс был рад этому и потому не настаивал. Таким образом, как бы сама собой оказалась закрытой и тема о том, где она провела прошлый вечер.

Они продолжали жить вместе, по-настоящему, как муж и жена. Макс очень ее любил. По-настоящему готовить она не умела, разве что на скорую руку сварить сосиски или поджарить картошку, но как при этом старалась! Это осталось у нее еще от прежнего, совсем недолгого опыта семейной жизни с аспирантом Валерием, вполне удовлетворявшимся тогда скудным студенческим рационом. Поэтому при каждом удобном случае Макс деликатно уговаривал ее поехать с ним в ресторан. Настя хлопотала по хозяйству, убирала квартиру, ходила на ближайший к их дому рынок и в магазины. Этим, казалось, и замыкался ее круг новых знакомств и посещений.

Она вставала раньше него и пила на кухне кофе, не включая свет. Потом она будила его, стянув с себя халат. Он понимал, что пора вставать, когда она уже ровно дышала, отходя от страсти. Макс носил ее на руках по всей квартире. Он обожал эти утренние пробуждения. И не замечал кругов под ее глазами, когда она возвращалась домой гораздо позже него.

Макс грезил ею наяву. Он думал о ней целыми днями, иногда при этом попадая в неловкое положение во время какого-нибудь совещания. Когда у него выдавалось свободное время, а ей не хотелось по разным причинам вылезать из дому, он готовил ей мясо с приправами. Ему нравилось, что она бросила курить. Нравилось, что ее душистое розовое полотенце висит в ванной. Нравилось, что она любит ходить по квартире в его вещах. Ему все нравилось в ней, и это чувство не проходило со временем, а только крепло…

Она сказала ему, что хочет найти работу. Это не каприз, ведь она еще совсем молодая и у нее должна быть какая-то своя жизнь. Его помощь она отвергла сразу и решительно. Сказала, что сама в состоянии найти для себя работу и не потерпит над собой опеки. Макс не стал возражать, полагая, что она права, и дал ей полную свободу в поисках. Порой ее опять не бывало дома допоздна, раза два или три она и вовсе исчезала до утра. Но всегда звонила ему по сотовому телефону. Причина была одна и та же: встретились со старыми подругами, уехали за город на девичник с пивом и шашлыками. Он может проверить, может позвонить, и она готова ответить ему в любую секунду. Но ему ни разу не приходило в голову звонить и проверять, правду ли она говорила.

Вскоре она объявила, что устроилась на работу. Гидом в экскурсионное бюро. Работа по договору, поэтому не каждый день, но зато очень интересно. Таким образом, она может лучше узнать историю Москвы, увидеть все достопримечательности столицы и встречаться с очень интересными людьми. По ее словам, в основном это были иностранцы — Настя к тому времени уже довольно неплохо владела английским. Потому и зарплата у нее неплохая, а сверх того ей часто преподносили всевозможные подарки. Шкаф в Настиной комнате буквально от них ломился.

Она не просила у него денег, для себя все покупала сама. Потрясающе одевалась. Но однажды она не пришла его будить. И не звонила ему с утра прошлого дня, когда сказала, что вечером, возможно, опять задержится. Он не проспал, но долго лежал в кровати, зная, что опаздывает. Ждал ее. Потом не выдержал, набрал номер ее сотового. Механический женский голос ответил ему, что абонент отключен или сейчас не доступен. Огромный город разделил их так же внезапно, как и познакомил.

Она позвонила ему лишь под вечер, сказала, что уже дома и при встрече все объяснит. И тогда он, весь день страдавший от ревности, намеренно задержался на работе, явился поздно, совершенно разбитый. Она ждала его, улыбалась, сидя, как всегда, на кухне, и пила кофе. Уже без косметики, в шортиках и его рубашке навыпуск, с закатанными рукавами. Что-то лепетала про сломавшуюся за городом машину и севший аккумулятор в сотовой трубке. Он наклонился, чтобы ее поцеловать, и тогда увидел синяк у нее на шее. Он все понял, сорвал с нее рубашку. Тело ее было покрыто синяками и кровоподтеками.

Она плакала, прикрывалась руками.

— Кто? бесцветным голосом спросил он.

Тогда она ему рассказала. Конечно, не до конца все подробности, а в основном про Рафика, который по-прежнему заставлял ее работать на него, обслуживать выгодных ему клиентов. А когда она в который раз попросила ее отпустить, совала ему деньги, Рафик потерял терпение и принялся ее избивать. После Настиного рассказа Макс долго молчал, неподвижно сидя на стуле и глядя в пол.

Настя вытерла слезы, подошла и поцеловала его.

— Извини, Макс… Теперь ты знаешь все. Я шлюха и шлюхой останусь до конца своих дней. Я люблю тебя, но не хочу портить тебе жизнь. Поэтому нам лучше расстаться прямо сейчас. Не надо меня уговаривать. Мне только надо собраться. Я быстро. Закроешь глаза, сосчитаешь до десяти — и меня не будет…

Макс ничего не ответил. Остался сидеть, по-прежнему тупо глядя в пол.

Настя прошла в свою комнату, почти не глядя побросала в сумку вещи, самое необходимое. Проскользнула в ванную, умылась и кое-как привела в порядок волосы. Потом вернулась на кухню и положила перед ним ключ.

— А вот теперь можешь считать до десяти, — сказала она.

Макс, будто очнувшись, схватил ее за руку.

— Послушай, — быстро заговорил он. — Я все знаю о твоем прошлом, оно меня не шокировало и ничуть не меняло мое к тебе отношение, скорее наоборот… Очень плохо, что ты мне сразу ничего не сказала об этом… Рафике. Я бы сразу поставил его на место, сделал так, чтобы он даже имя твое боялся произносить вслух. Но коли уж с тобой такое произошло, я сделаю это сейчас!..

— Макс! — взмолилась она. — Ты даже не представляешь, с кем имеешь дело… Если бы только один Рафик… У него «крыша», а там бандиты. И такие деньги, что ради них они готовы на все. Ты ведь смотришь телевизор, видишь в хронике, что почти ежедневно кого-нибудь убивают или человек вовсе исчезает без следа… Макс, ты можешь в одночасье лишиться всего, что у тебя есть, даже жизни. Это страшные люди, они не отступятся, если им встать поперек дороги. Мне доводилось с ними встречаться…

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — удивился Макс. — Ты что же, считаешь меня совсем наивным, только что вылупившимся из скорлупы?.. Думаешь, когда я начинал свой бизнес, ко мне не подкатывались с предложением взять мою фирму под охрану? О, еще как! Иногда отголоски тех дней настигают меня до сих пор. Но только лишь настигают и сразу отскакивают, как горох от стены. Кто он такой, этот Рафик?.. Да стоит мне сделать всего один звонок, как его не станет. И не в переносном смысле, а в самом что ни на есть натуральном… Но это уже не просто криминал, а мокруха и годится только на самый крайний случай. Есть масса других хороших способов загнать его в стойло, чтобы он там сидел и не отсвечивал.

— Что ты собираешься делать, Макс? — спросила Настя с тревогой.

Он притянул ее к себе, усадил на колени, погладил волосы и нежно поцеловал так, как ей всегда нравилось, — в маленькую родинку за ушком.

— Пусть это теперь тебя не волнует, — прошептал он ей в то же ухо. — Я попрошу, чтобы ему сделали предложение, от которого он будет не в силах отказаться.

— Ox, Макс, я боюсь за тебя,

— Девочка моя, пока ты со мной, ничего не бойся. И только запомни, раз и навсегда. Я тебя больше никому не отдам!..

 

19

В эту пятницу Рафик приятно проводил время на одной из подпольных квартир в обществе своих девушек и их клиентов. Веселье было в самом разгаре, когда раздался звонок в дверь. К этому часу ждали прихода еще одного богатенького «пиджака», поэтому звонившему открыли беспрепятственно. Но вместо ожидаемого клиента в квартиру ворвалась бригада милиционеров в масках и камуфляже.

Как водится в таких случаях, всех находящихся в квартире выстроили по стенам, отобрали паспорта и другие документы и начали составлять протокол. Бегло просмотрев паспорта задержанных, главный со звездами капитана на погонах засунул к себе в карман ксиву с фотографией Рафика и отвел его в другую комнату.

Там между ними состоялась такая беседа:

— Значит, девочками торгуете, гражданин… Сафаров?

— Никак нет, начальник. Просто собрались с друзьями немного отдохнуть, а девочек пригласили прямо с улицы. Они сами согласились.

— Ну да?

— Честное слово, начальник! Чтоб мне век мамы не видать, если пену гоню!..

— Маму свою ты и так не скоро увидишь… Заметем тебя по двести сорок первой — «организация или содержание притонов для занятий проституцией». Сам, наверное, знаешь, какой по ней тебе срок светит.

— Хе! На понт меня берешь, начальник!.. — оскалил Рафик недавно вставленные золотые зубы. — А где доказательства? Я тут, на этой квартире, случайно. Сами видите, в паспорте у меня прописка, свой бизнес имею, честным трудом себе хлеб зарабатываю да еще налоги плачу… А за то, что с девочками хотел повеселиться, какой здесь криминал? Правда, у меня строгая теща, не любит, когда ее зять налево ходит. Но мы с ней в нашей большой семье сами как-нибудь разберемся, если штраф пришлете.

И Рафик вальяжно развалился на стуле.

Капитан какое-то время смотрел на него, не мигая, тяжелым взглядом.

— Доказательства, говоришь? — Он вдруг наклонился к Рафику, схватил его за грудки и громко прошипел ему прямо в лицо: — Ты что ж, сукин кот, с прошлого месяца ничего нам в казну не отгружаешь? Порядки забыл? Так мы пришли их тебе напомнить!..

— Так бы сразу и сказали, — Рафик посерьезнел. — А то врываетесь средь бела дня, «маски-шоу» тут устраиваете. Что соседи подумают? Да и клиентов так можно в два счета распугать. Столько шуму по пустякам…

— Ты это называешь пустяками? Тебе уже наша крыша надоела?

— Да я не о том… Я ж вашему кенту только на днях говорил, чтобы отсрочку дал на пару недель. Машину меняю, сейчас пока на мели.

— Ну?

— Ну, ударили по рукам. Свои ведь, который год вам плачу, и без претензий…

— Свои на зоне по спине ползают, — остро глянул на него капитан. — Говори конкретно, кто приходил, с кем у тебя был базар об отсрочке?

— Ну, этот, который обычно от вас приходит, в штатском… Виктор Иванович.

— Бабенко?

— Он самый!.. А в чем проблема? Или нестыковка вышла? Вы ведь тоже будете из этой ментовки… — Рафик назвал номер районного отделения милиции.

Но тут он опять встретился взглядом с капитаном и сразу осекся.

— Ну вот, парень, ты влип по уши! — улыбнулся капитан, отпуская его и откидываясь на спинку стула. — Мы тоже, как ты выразился, из ментовки, но мы — УБОП. И этот Бабенко, которому ты так регулярно платил дань, сейчас у нас в предвариловке показания дает под протокол. Вот, можешь ознакомиться. Там много чего интересного, но о тебе особенно. Хоть грамоту давай за доблестный труд…

И капитан положил перед ним на стол несколько казенных листков бумаги.

Рафик сначала бегло пробежал их глазами, а потом стал вчитываться более внимательно. И, по мере того как он вникал в строчки протокола, лицо его менялось. На лбу выступил пот, он сразу как-то обмяк. Видимо, струхнул основательно.

— И что теперь? — спросил он, возвращая листки дрожащей рукой.

— Теперь?.. Да теперь ты пойдешь по совокупности. К двести сорок первой пристегнут еще «дачу взятки должностному лицу при исполнении и в особо крупных размерах». А это уже серьезно, лет на десять как минимум.

Капитан замолчал. Повисла пауза, во время которой они посмотрели в глаза друг другу. Рафик был тертый калач в такого рода делах и, кажется, что-то понял.

— Мы можем договориться? — тихо спросил он.

— Можем, — также тихо ответил капитан.

— Сколько?

— Много.

— Ну, например?..

Капитан достал ручку и блокнот. Что-то быстро написал на листке. Вырвал его из блокнота и сунул Рафику под нос.

При виде цифр у Рафика глаза полезли на лоб:

— Да вы че, в натуре?.. Это ж беспредел!..

— Тогда собирайся, — бесцветным голосом сказал капитан. — Карета уже внизу.

Рафик заморгал глазами. Взял у него листок, еще раз пробежал глазами.

— Может, частями? В течение года?

Капитан покачал головой:

— Сразу.

— Полгода?..

— Я думал, ты деловой мужик, а только зря теряю время, — капитан сделал движение, собираясь встать со стула.

— Ну, хотя бы три месяца!.. — взмолился Рафик. — Раньше мне такую сумму не достать. Не потяну, даже если все продам!..

— А у тебя есть что продать? — прищурился капитан.

— Есть, но тогда уж лучше в петлю головой, — Рафик вздохнул. — Не, начальник, я все понимаю… залетел — плати. И я ж не отказываюсь, но только в разумных пределах. А это, извините меня — наезд, самый настоящий. Кто-то хочет меня подставить…

— Ты сам себя уже подставил, — сказал капитан.

— В смысле?.. Не понял!.. — опять забеспокоился Рафик.

— А ты думал, мы здесь просто так?.. Просто так этого Бабенку припасли со всей его районной ментурой, да и тебя с ними заодно?

— А как?

— По сигналу. И исходит тот сигнал оттуда, — капитан ткнул указательным пальцем куда-то в потолок.

— Ну а я здесь при чем? — Рафик проследил глазами за его пальцем. — У меня таких знакомых нет, чтобы меня подставляли. Мои клиенты попроще, раз — и разбежались…

— Ну, ты мне только не гони, ладно?.. Короче, — капитан полез в нагрудный карман, достал фотографию и предъявил Рафику. — Твоя девочка?

С фотографии на него смотрела Настя.

— Ну, моя… а что?

— А то, что ты ее недавно жестоко избил, и она теперь вынуждена ходить с синяками на теле. А хахалю ее это очень не понравилось.

— И что, за это с меня такие бабки? — недоверчиво спросил Рафик.

— Представь себе… У нее там, — капитан вновь показал на потолок, — оказался какой-то высокий покровитель. Запал, одним словом… Увидел те синяки, расшумелся, разорался, позвонил куда следует, нас на ноги поставили. И тут так совпало, что поступил сигнал на эту районную ментовку, дескать, крышу держат, покрывают местных братков и сутенеров. Вот мы всех вас и замели одним дуплетом… Усек теперь?

Рафик глубоко задумался. История, рассказанная ему капитаном, с первого взгляда выглядела правдоподобной. Но что-то в ней не укладывалось в единую цепочку, не сходились концы с концами.

— Ну, хорошо, — сказал он наконец. — Еще раз повторяю. Платить я не отказываюсь, но откуда набежала такая сумма? Ни одна баба в мире этих денег не стоит.

— А это ты пойди и у него спроси, — ухмыльнулся капитан. — У ее хахаля, стоит или не стоит. Наверное, у него на нее хорошо стоит, раз такую волну погнал… Я с ним не знаком, мое дело — приказ. Мне начальство так сказало — я выполняю. Знаю только, что тот мужик уперся. Самолюбие в нем взыграло. Дескать, либо пусть он мне платит эти бабки, ты то есть, либо отдает навсегда девчонку.

— Что-что? — Рафик отказывался верить своим ушам.

— То, что слышал. Теперь решай.

— И что будет, если я ее… отдам?

— Свободен.

— Совсем?

— Совсем. Прямо здесь.

Рафик еще подумал.

— Да что он за хрен с бугра такой, чтобы из-за него УБОП на уши поставили? Можешь мне сказать? У меня прямо в голове не укладывается…

— А это и не твое дело, — отрезал капитан. — Я и так сейчас много лишнего сказал, чего тебе знать не следовало бы. Так что, парень, гляди. Будешь узнавать подробности или, не дай бог, вякнешь лишнее — вырвут язык вместе с горлом и кишками…

— Да хрен с ней! Пускай берет ее себе и трахает, только при этом на здоровье не жалуется! — Рафик сразу повеселел и уже опять чувствовал себя в своей тарелке. — А я взамен еще с десяток новых б….. найду!..

— Я тоже так думаю, — сказал капитан, поднимаясь и отдавая ему паспорт.

 

20

А через два дня Настя окончательно переселилась к Максу. Свою роскошную квартиру в центре, которую в основном содержал и оплачивал Рафик, она оставила без тени сожаления. Просто зашла туда с водителем Макса, за полчаса собрала вещи, только самые необходимые, принадлежавшие лично ей, — в основном это была косметика и одежда. И с легким сердцем перешагнула порог своего бывшего гнездышка, как ей тогда казалось, навсегда отринув от себя все, что оставалось от прошлой жизни.

Теперь ее больше никто не тревожил. Они жили с Максом как муж и жена, могли теперь открыто появляться на людях, приглашали к себе гостей, в основном приятелей Макса. Вопрос о том, чтобы окончательно узаконить отношения, был отложен на осень. Летом у Макса был разгар трудовой деятельности, заказы от клиентов поступали в фирму со всех сторон, крепли связи с зарубежными партнерами.

Спустя еще какое-то время Макс собрался лететь в Германию. Это было первое их расставание за время недолгой совместной жизни. Всего на неделю, потому каждый из них делал вид, что все в порядке, все по плану и никаких слез. Хотя в Настиной душе почему-то поселилась тревога. Впрочем, она ничем не выказывала перед ним своих чувств. Оба взрослые, нельзя же постоянно жить привязанными только друг к другу. Оба, кажется, это хорошо понимали.

Макс был против того, чтобы Настя провожала его в аэропорт. Сборы в дорогу были быстрыми и немногословными. На прощание он поцеловал Настю и спустился вниз, к поджидавшей его машине. Настя осталась одна. Бесцельно бродила по их огромной квартире, как бы заново узнавая ее в отсутствие Макса.

А вечером ей позвонил Виктор Лежнев. Извинился, что побеспокоил. Сыпал шуточками, рассказал пару пошлых анекдотов. Потом сказал, что хочет с ней встретиться. Завтра днем, в удобном для нее месте. Свое желание объяснил тем, что хочет кое-что передать для Насти. Дескать, впопыхах забыл сделать это через Макса.

Настя согласилась, хотя встречаться с ним ей было неприятно. Она понимала, что Виктор с Максом не только друзья, но и деловые партнеры. Но с Лежневым у нее связаны неприятные воспоминания о прошлом, в частности о той встрече за городом, когда он был любовником Вероники. За все то время, пока она жила с Максом, из его друзей не побывал у них дома только Виктор. Он как бы намеренно сохранял дистанцию, когда изредка случайно встречался с Настей в офисе фирмы или в иных местах, подчеркнуто вежливо здоровался с ней — и ничего другого. Чисто по-женски Настя чувствовала неприязнь Виктора, не могла понять ее истинного происхождения и потому всегда старалась держаться с ним настороже. Она хотела отказаться от назначенной встречи и в этот раз, но Виктор настаивал, сказав, что дело не требует отлагательства.

 

21

Встречу Настя назначила в одном из своих любимых кафе в центре города и приехала туда заранее, чтобы немного посидеть одной. С барменом они были давно знакомы. Тот, как всегда, стоял у стойки и мило улыбался посетителям. Увидев Настю, бармен приветственно поднял руку, затем указал ей на свободный столик, стоящий возле окна. Там, на улице, за витриной кафе, всем правила суета. Люди куда-то спешили, машины проносились мимо, гудя клаксонами. А внутри все было иначе. Тишина, спокойствие, умиротворение. На фоне тихой мелодии, что доносилась из музыкального аппарата, были слышны лишь редкие негромкие постукивания ложечек о чашки с кофе и едва слышный шепот посетителей.

Настя, как обычно, заказала себе легкий обед, а в ожидании его попросила принести бокал шампанского. На столике перед ней лежал вдвое сложенный рекламный буклет. Нехотя раскрыв его, она стала убивать время чтением рекламной мишуры. То и дело она поднимала глаза и смотрела на входящих посетителей. Невольно бросила взгляд на соседний столик. Там сидели две женщины, пили вино, перешептывались и обсуждали других посетителей. Настя невольно прислушалась к их разговору и улыбнулась.

«Господи, — подумала она. — Какие же мы, женщины, любопытные! Все мы должны заметить, всех должны обсудить, всему должны дать свое объяснение. Но не это ли составляет небольшую долю нашего шарма?..»

Не найдя ответа, она взглянула на только что вошедшего посетителя.

Виктора Лежнева она узнала сразу. А тот какое-то время еще потоптался у входа, обшаривая глазами зал. Наконец увидел Настю, улыбнулся ей издали и направился к ее столику. Сел, не спрашивая разрешения и шумно отдуваясь.

— Фу-у, жара какая на улице, хоть здесь прохладно… Извини за опоздание, в пробку попал… — он беглым взглядом окинул столик. — О, шампанское!.. Меня угостишь?

Насте не понравился его развязный тон и несколько нахальное поведение. Поэтому она ответила подчеркнуто строго, чтобы сразу дать ему понять: они здесь всего лишь по делу и совсем ненадолго:

— А вы всегда привыкли требовать то, что обычно мужчина у женщины просить не должен?

Кажется, Лежнев это почувствовал и сразу переменил тон:

— Извини, это я пошутил. За рулем не пью… Но почему так официально? Насколько я помню, мы давно знакомы и раньше всегда были на «ты».

— Хорошо, — согласилась Настя. — Давай на «ты»… Но тогда скажи мне, с каких это пор ты сам начал водить машину? Или сегодня это ради конспирации?

— Ну вот, уже подозрения! — засмеялся Лежнев. — Можно подумать, что я хочу тебя соблазнить в отсутствие Макса… Если бы такое желание возникло, я бы сумел обставить дело как-нибудь иначе… Шучу, — моментально среагировал он на жесткий взгляд Насти. — Все просто до банальности. Своего водителя я отправил с бумагами, а на встречу с тобой прибыл на своих колесах.

— Тогда давай отставим шутки в сторону и сразу перейдем к делу.

— Давай, — согласился он. — Только вот я никак не могу взять в толк, за что ты меня презираешь? Встретила так, словно я каменный гость?.. А между прочим, я живой, белковый, у меня есть сердце, и я друг Макса. А следовательно, и твой тоже… Потому и присутствую здесь ради общего интереса…

Весь этот разговор, какие-то странные намеки исподволь, само присутствие Лежнева здесь, рядом с ней, стало Настю уже порядком раздражать.

— Я тоже многого не пойму, — сказала она, уже не пытаясь скрыть от него своего отношения. — Ты хотел мне кое-что передать, назначил встречу. Я приехала. Так в чем дело? К чему тогда все эти улыбочки и странные предисловия?

Какое-то время Лежнев пристально на нее смотрел, потом сказал:

— У меня есть к тебе предложение.

Настя вопросительно подняла брови.

— Только не делай удивленных глазок, — продолжал он. — Прямой вопрос, такой же прямой ответ… Согласна?

— Ну, давай попробуем, — кивнула Настя, выдержав паузу.

— Попробуем… Ты хоть понимаешь, что ему не пара?

— Это кто же так решил?

— Этого не надо решать, это ясно как божий день… Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь одно — своим присутствием ты его компрометируешь. Более того, из-за тебя Макс был вынужден пуститься в сомнительную авантюру, и еще неизвестно, чем это для него, да и всех нас, аукнется в будущем…

— По-моему, Макс сам способен отвечать за свои поступки…

— Да в том-то и дело, что не способен!.. То есть если это касается дела — тогда да, согласен. Но по жизни он так и остался большим ребенком. Он совсем потерял голову, а ты этим пользуешься!.. Хотя прекрасно понимаешь, что все это рано или поздно кончится, и кончится очень плохо.

— А это уже мое дело, — сказала Настя холодно. — Наше с Максом… Спасибо за заботу, Витя, но мы как-нибудь сами разберемся.

Она сделала движение, собираясь встать.

— Нет, ты погоди, — он протянул руку, заставив ее остаться на месте. — Вот тут кое-что есть для тебя интересное, взгляни, пожалуйста…

И он положил перед Настей желтый конверт.

Настя помедлила. Потом осторожно взяла в руки конверт. Достала одну фотографию, другую, следующую… По мере того как она их рассматривала, лицо ее делалось все напряженнее, перед глазами все плыло, хотя внешне она сохраняла спокойствие. Настя заставила себя посмотреть все фотографии до конца. Потом снова сунула их в конверт, положила его на край стола.

Какое-то время оба хранили молчание.

— Хорошая работа, — сказала она наконец. — Видимо, действовал профессионал.

— Да уж, пришлось постараться, — самодовольно ухмыльнулся Лежнев. — А теперь вопрос на засыпку. Представь на минуту, что эти фото попадут в руки Максу и его реакцию по этому поводу…

— Представляю… Ну и что ты хочешь?

— Хочу предложить обмен. Сделку, если называть это своими именами. Мы ведь с тобой вроде как деловые люди. У тебя свой бизнес, у меня — свой…

— Какую сделку? — она вскинула голову.

— Ты получаешь эти фотографии, Макс ни о чем так и не узнает. Но ты навсегда исчезнешь из его жизни.

— Хм… а тебе не кажется, что такой обмен не вполне корректен? Слишком неравноценны доли. Та, что получаешь ты, и та, которая остается мне.

— Конечно! — с готовностью подхватил Лежнев. — Это далеко не все, что тебе причитается, просто я еще не успел сказать… Деньги. Нормальная квартира, если захочешь, могу добавить к этому еще и машину… Ты получаешь полную свободу, сможешь жить безбедно, в свое удовольствие и заниматься тем, чем сама пожелаешь. Мне кажется, неплохой обмен. Многие девушки в твоем положении могут только мечтать об этом.

— А условия?

— Я тебе их уже назвал. Ты должна исчезнуть. Тихо, по-английски, то есть насовсем. Макс, конечно, бросится тебя искать, но это уже моя забота… И сейчас самое удобное время, пока он в отъезде. Надо пользоваться моментом.

Опять в их разговоре повисла пауза. Подошел официант, неся на подносе заказанный Настей обед. Но она лишь расплатилась и велела отнести все опять на кухню.

Лежнев терпеливо ждал. Смотрел на нее без улыбки.

— Заманчивое предложение, — сказала Настя, устремив взгляд на конверт. — Я вот только одного не пойму… Зачем это тебе? Все эти траты, хлопоты… Ведь, в сущности, дело касается меня и Макса. В чем здесь твоя выгода?

Лежнев вздохнул:

— Я уже устал всем объяснять. Но если хочешь, то коротко… Мы с ним находимся в одной связке. Если в чем-нибудь пострадают интересы Макса, это впрямую коснется и меня. Стало быть, я соблюдаю прежде всего свой интерес.

— Ясно… — Настя посмотрела за окно, на улицу. Потом опять перевела взгляд на конверт. — Я слышала, ты игрок, а все игроки привыкли рисковать… Так вот, мое предложение. Давай сыграем с тобой в рулетку.

— То есть?.. — не понял он.

— Ты отдаешь мне эти фотографии. Я сама покажу их Максу. Конечно, упомянув при этом, как и от кого они мне достались. Посмотрим, как он среагирует… Это и есть рулетка. Если стрелка ляжет так, что мне придется уйти, что ж, такова судьба. Каждый останется при своих интересах. Но при этом ты сильно сэкономишь на расходах. А они, судя по тому, какие блага ты мне посулил, отнюдь не маленькие, даже для тебя.

Лежнев посмотрел на нее растерянно, как бы еще не веря. А Настя, видя это, постепенно обрела былую уверенность.

— Ну что, Витя, устраивают тебя такие условия игры? — спросила она насмешливо. — Мы ведь оба рискуем на равных условиях. А там что выпадет, орел или решка…

Лежнев с удивлением посмотрел на ее слегка раскрасневшееся лицо, на фанатично горящие глаза, на решительно стиснутые кулачки. «А ведь она это сделает, сучка!» — подумал он даже с невольным восхищением. Потом наклонился через стол, потянул к себе конверт и, словно на пружине, вскочил на ноги.

— Ты об этом еще сильно пожалеешь!.. — успел он выкрикнуть Насте на ходу. — Вы оба пожалеете, но будет уже поздно!..

Настя видела сквозь витрину кафе, как он садится в свою машину. И лишь после того, как Лежнев отъехал, она тоже поднялась, направляясь к выходу.

 

22

Виктор Лежнев был единственным сыном в семье дипломата, родился и получил воспитание в основном за границей. Это обстоятельство, казалось, уже заранее предопределило его дальнейшую судьбу. Не без помощи связей отца Виктор поступил в МГИМО, готовя себя к работе на дипломатическом поприще. Но в начале девяностых советская система благополучно рухнула, ей на смену пришли совершенно другие идеалы. Папаша был отправлен с почетом на пенсию и уже не имел прежнего влияния. Виктор быстро сориентировался в новой обстановке и понял, что карьера дипломата уже не так заманчива, как раньше, в советские времена. Открылись новые горизонты для того, чтобы делать карьеру и зарабатывать деньги. Он ушел с четвертого курса института и целиком посвятил себя бизнесу. Пользуясь знакомствами за границей, стал перегонять оттуда подержанные автомобили, на которые в нашей стране появился необычайный спрос. Это приносило ему сказочные барыши, пока в дело серьезно не вмешался криминал. После того как нескольких его партнеров безжалостно расстреляли на границе Белоруссии и Польши, Виктор, будучи по натуре весьма осторожным и даже трусоватым, смекнул, что своя шкура дороже любого навара за иномарку, и моментально завязал с опасным предприятием. Деньги у него остались на счету в зарубежном банке, теперь ему захотелось их вложить с пользой в более спокойное дело. Тут на горизонте возник Макс Калугин, еще только начинавший свой бизнес. Они познакомились, когда Макс готовил проект дизайна на дачном участке отставного дипломата, Витькиного отца. И сразу почувствовали взаимную симпатию.

Виктор легко сходился с людьми, чего так не доставало Максу, свободно владел несколькими языками. Он по-прежнему имел широкий круг знакомств за границей, дал Максу ряд полезных советов и свел его с нужными партнерами за рубежом. Макс это оценил. И согласился, когда Виктор объявил, что готов вложить в дело свой капитал. Так они стали не только друзьями, но и деловыми партнерами.

Макса такое сотрудничество вполне устраивало. Витька по своей натуре не отличался задатками лидера, предпочитая находиться у кого-нибудь за крепкой спиной. С самого начала между ними установилось четкое распределение ролей. Стратегию деятельности фирмы определял Калугин, Лежнев внедрял ее в жизнь, делая это с необычайной легкостью и весьма талантливо. Он отвечал за безопасность, находил богатых клиентов, завязывал нужные деловые контакты. И при этом оставался как бы в тени своего партнера, предоставляя тому право решающего голоса. Незаметно для себя Макс почти полностью подпал под его влияние. С легкой руки Виктора он сделался завсегдатаем элитных тусовок, где обзаводился нужными связями. Лежнев подбирал для фирмы персонал, водителей и охранников из числа бывших омоновцев и чекистов. Неприхотливый в жизни, Макс снисходительно относился к тому, что Виктор по своему вкусу обставил для него квартиру, одевался он только в тех салонах и магазинах, которые выбирал для него Лежнев. Даже такие мелочи, как авторучка, запонки или галстук, — все это было приобретено по совету Виктора. Лежнев заботился также об интимной жизни своего друга и партнера. Макс не то чтобы стеснялся знакомиться с женщинами — у него на это просто не оставалось времени. Виктор же всегда старался обставить дело таким образом, что нужная женщина появлялась на горизонте Калугина в нужное время и в нужном месте. Когда случался разрыв в отношениях, Макс долго не оставался без присмотра милой особы.

Получив незримую власть над Максом, Лежнев чувствовал себя вполне комфортно. Партнер, сам того не сознавая, оказался полностью под его влиянием. Макс, принимая решения, всегда поступал так, как это было выгодно Виктору. Такое положение вещей до поры вполне устраивало Лежнева. Он не стремился выйти на первый план, важно было лишь держать Макса под контролем. Но с появлением Насти ситуация могла в корне измениться. Лежнев ясно чувствовал это и потому решил действовать незамедлительно. Но с первых же шагов его ждала неудача. Вначале Юля отказалась выполнить его деликатное поручение, поддавшись, как полагал Лежнев, сентиментальным чувствам. А потом и Настя совсем неожиданно проявила характер.

В конечном счете дело и вовсе оборачивалось против Виктора. После разговора с Настей в кафе он начал всерьез опасаться, что она обо всем может рассказать Максу. Конечно, можно еще было представить случившееся как досадное недоразумение. Дескать, конверт с фотографиями оказался у него в руках случайно, его просто подбросили в офис. Лежнев хотел лишь предупредить Настю, а девочка не поняла, истолковала его благие намерения по-своему. Возможно, Макс бы ему поверил, а что дальше?.. Ведь основной результат не был достигнут. Настя оставалась с Максом.

Неужели ему придется с этим мириться?.. Лежнев не любил проигрывать. Не нравилась ему ситуация, при которой Макс мог выйти из-под его контроля. Предстояло в ближайшее время, пока приятель не вернулся из поездки, найти выход из положения. Об этом сейчас и думал Лежнев, засидевшись допоздна в своем кабинете.

А так ли нужен ему Макс сейчас, когда их фирма окончательно и давно встала на ноги? Конечно, они друзья, но иногда случаются моменты, когда ради успеха приходится блефовать, многим жертвовать, в том числе и дружескими связями, ради общего дела, достижения нужной цели. Об этом ему уже не раз говорил отец, приводя в качестве примера истории из практики мировой дипломатии. Пришла пора ему, Витьке Лежневу, вылезти, наконец, из коротких штанишек, перебраться из-за кулис на авансцену, чтобы начать играть первую роль. И случай, кажется, вполне удобный. Но кто знает, как Макс воспримет то, что в приступе истерики может рассказать ему Настя. Нет, надо действовать сейчас, потом может быть поздно…

Лежнев протянул руку, снял трубку телефона и набрал номер.

 

23

После разговора с Виктором Настя почувствовала себя совсем разбитой и опустошенной. Едва приехав домой, она тут же слегла в постель. Весь вечер ее бил озноб, а утром она проснулась с головной болью. Следующие дни она вовсе не выходила из дому, бесцельно слонялась по комнатам огромной квартиры, изредка присаживалась в кресло, брала в руки пульт и щелкала, переключая телевизионные каналы. Но телевизор не мог отвлечь Настю от подступивших мрачных мыслей. Да, как она не старалась, не надеялась, а прошлое по-прежнему напоминало о себе, удерживало ее своей мертвой хваткой. Теперь только она поняла, что значит в ее жизни Макс.

Макс звонил ей по телефону каждый день. Слова его были одни и те же и в основном сводились к тому, как он любит ее и по ней скучает. Ей казалось, что прошли годы с тех пор, как они расстались, а ежедневного звонка явно было недостаточно, чтобы она успокоилась. В Москве всех знакомых у нее было наперечет, тем более тех, с кем Настя могла бы поделиться своими мыслями.

Единственная подруга, с которой Настя поддерживала отношения, правда в основном по телефону, — это Вероника. Они очень разные как по характеру, так и по восприятию окружающей действительности и собственной судьбы. Вероника с некоторых пор уже не работала на Рафика, вообще не принадлежала никому из сутенеров. Она добилась статуса индивидуалки, сама находила выгодных партнеров и их обслуживала. Как ей это удалось, Настя не знала. Однажды, когда об этом зашла речь, Вероника ответила уклончиво, что ей удалось откупиться, выплатив Рафику довольно солидную сумму. Вот и все. Настя не настаивала на подробностях.

Секс служил для Вероники источником не только стабильного дохода, но и наслаждения. Эти два начала в ней гармонично совмещались, и она была вполне довольна жизнью. Казалось, она создана для этого самой природой. Высокая, с прекрасными темными волосами, спадающими ниже плеч, постоянно широко распахнутыми, с легкой поволокой, зелеными глазами, которые привораживали мужские взгляды. Мужчины на улице вообще частенько на нее засматривались. Веронике это нравилось — смотрите сколько влезет, но спать-то она все равно будет с ними за деньги!..

Образ ее дополняли длинные стройные ноги и высокая грудь, обычно отпущенная на свободу — Вероника терпеть не могла носить бюстгальтеры. Когда ее соски становились твердыми и хлопок маечки обрисовывал их контур, окружающие мужчины начинали нервно облизывать губы. Если бы они только знали, как она занимается сексом! Она могла медленно и нежно соблазнять, а потом, уже в постели, была способна превратиться в дикое животное…

Подруги перезванивались, иногда днем встречались в кафе, где заказывали кофе или мороженое, пили шампанское и болтали о чем придется, ни разу при этом не возвращаясь к прошлому.

Потому Настя очень обрадовалась, когда Вероника ей позвонила и предложила встретиться. Настя, ни секунды не раздумывая, тут же согласилась.

Это было за день до приезда Макса. Настя наконец нашла в себе силы, чтобы заняться уборкой в квартире, а заодно и себя привести в порядок. Она еще собиралась пройтись но магазинам, посетить салон красоты, но мероприятие пришлось отложить из-за дождя. Конечно, можно было позвонить в офис, попросить, чтобы за ней прислали машину Макса. Но лишь одна мысль о том, что трубку случайно может взять Лежнев, приводила ее в трепет. Настя решила, пусть все остается, как есть. В конце концов, она и без салона сможет предстать нарядной перед Максом. Именно тогда раздался телефонный звонок, а в трубке Настя услышала беззаботный голосок Вероники. Подруга щебетала минут пять о разных пустяках, а потом заявила, что очень соскучилась и поэтому пусть Настя приезжает к ней вечером на квартиру.

На квартире у Вероники, как всегда, царил вечный бардак. Настя представить себе не могла, как такое можно терпеть, и невольно сделала ей замечание. Вероника пропустила ее слова мимо ушей, лишь засмеялась, расцеловала Настю и объявила, что к ней из Германии вернулся какой-то давний ее знакомый, вернее, постоянный клиент. Буквально час тому назад позвонил и немедленно жаждал встречи.

— Его нельзя кидать, обидится, — пояснила Вероника. — Он, как теленок, совсем ручной. И потому он нам не помещает. Поехали, развлечемся вместе…

Настя, пусть с неохотой, но приняла предложение. Макс должен был прилететь только назавтра днем, и Настя подумала о том, что вечер, проведенный в приятной компании, немного улучшит ее настроение.

Около восьми вечера немецкий господин по имени Карл-Хайнс позвонил в дверь квартиры Вероники. Расцеловался с хозяйкой, мельком познакомился с Настей и тут же сообщил, что его «БМВ» ждет внизу, у подъезда.

Пока спускались, Вероника на ходу составила план действий.

— Сначала поужинаем, потом поедем, немного покатаемся по городу перед сном, — шептала она Насте на ухо. — Он мужик прикольный. На голову, правда, немного сдвинутый, но они там все такие, — она засмеялась и покрутила пальцем у виска. И тут же пояснила: — Он готов платить только за то, что ты весь вечер будешь слушать его бред!..

Карл-Хайнс оказался закомплексованным мужичком лет под пятьдесят. Он был коротышкой с широкими плечами и лицом, сильно изрытым оспой. За столиком в ресторане он непрерывно курил и глуповато при этом улыбался. Присутствие в их компании Насти его явно не обрадовало. За ужином Вероника и Настя болтали между собой по-русски. Немец при этом все время молчал, только изредка надувал щеки от обиды. Вероника временами вдруг вспоминала о его присутствии и неожиданно чмокала его в щеку, фальшиво улыбаясь, и что-то сообщала ему ободряющим тоном. Одним словом, вечер показался Насте довольно странным. В финале ужина официант принес счет, и немец оплатил его с невероятным пафосом.

— Денег у него, как у дурака фантиков, — нашептывала Насте Вероника. — Думаю раскрутить его на что-нибудь приличное.

— Например? — вяло поинтересовалась Настя.

— Ну… пусть он купит мне машину. Или, на худой конец, свою пусть оставит

— Думаешь, это реально? — удивилась Настя.

— Совершенно реально, — заверила ее Вероника. — Я одну суку знаю, он ей новенький «Фольксваген» в прошлый свой приезд прямо к дому подогнал. Правда, она ему целый год перед этим мозги чистила. И вычистила, надо сказать, напрочь. Совсем рехнулся, идиот! А чем я хуже этой суки?

Настя подумала, что никак не хуже. Они уже достаточно выпили за ужином, и ее немного потянуло в сон. Да и скучновато как-то стало. Немец, когда они вышли из ресторана, вдруг оживился, начал предлагать какие-то новые развлечения, но делал это довольно пассивно. Понятное дело, прилетел мужик черт знает откуда, ему бы поскорей сграбастать свою девушку и с ней в койку. А тут весь вечер приходится ее развлекать, да еще с подругой.

Перед тем как сесть в машину, Вероника отвела Настю в сторону и заговорщически прошептала, наклонясь к самому ее уху:

— Слушай, а давай его вдвоем, за двойную цену…

— Подруга, ты маленько перепила, — постаралась урезонить ее Настя. — Я уже давно не по этому делу.

— Да ты не понимаешь, мы с тобой это… как будто сами друг друга, ну?.. Он любит такое шоу и только знает, что бабки отстегивать.

— Друг друга?.. Зачем мне это? Настя делала вид, что действительно не понимает, о чем речь. Ей захотелось поскорее уйти. Она отстранилась от подруги и сказала: — Знаешь, я лучше поеду домой. На такси. Вы уж сами там как-нибудь… Извини.

И с этими словами двинулась прочь, даже не попрощавшись с немцем.

День накануне выдался не особенно жарким, дождливым, а к вечеру и вовсе заметно похолодало. Теперь Настя пожалела, что оделась так легко. Подул прохладный ветер, забирая все остатки тепла. «Но ничего, скоро я буду дома, а там горячий душ, теплый чай…» — подумала она.

Она шла вдоль какой-то пустынной улицы, где почти не было машин и слабо светили фонари. Прохладный ветер дул теперь откуда-то сбоку, из подворотен. Настя то и дело останавливалась на обочине, голосовала проезжающим мимо автомашинам, но те мчались мимо.

Настя уже совсем замерзла, как тут, на ее счастье, мигнул фарами и, проехав несколько вперед, притормозил у тротуара старенький, видавший виды «жигуленок». И следом, лишь немного не доезжая до него, остановилась иномарка темного цвета.

Настя удивилась: вот как, то ни одной машины, а то сразу две откликнулись на ее призыв. Она все-таки отдала предпочтение «жигуленку». Водитель в нем, как Настя успела разглядеть, когда спрашивала его согласия подвезти, был уже довольно пожилой человек. Да и по опыту она знала, что останавливать отечественную машину гораздо безопаснее, нежели иномарку. У богатых чаще возникают какие-нибудь экзотические причуды по отношению к одиноким девушка, голосующим в ночи на темной дороге.

Настя чуть замешкалась, прежде чем захлопнуть дверцу. Когда садилась, край платья свесился с подножки и она наклонилась, чтобы его подобрать. Как вдруг сзади, из иномарки, выскочили двое крепких парней и в одно мгновение оказались рядом с «жигуленком». Все произошло настолько стремительно, что Настя даже охнуть не успела. А парни уже расположились по бокам, прижав ее с двух сторон на заднем сиденье.

— Пошел! — коротко приказал водителю «жигуленка» один из них.

А другой, когда они тронулись с места, повернулся к Насте и произнес:

— Сиди тихо. Тебе ничего не будет, если только не станешь рыпаться.

Он мог бы и не предупреждать. Настя, уже наученная когда-то горьким опытом, сидела тихо, как мышь. Даже не пыталась запомнить дорогу, которой ее везли. Видать, у нее на роду написано — попадать в подобные ситуации.

Да, все возвращалось к ней уже в который раз…

 

24

В бизнес-классе «Аэрофлота» почти трехчасовой перелет из Франкфурта в Москву показался Максу легкой прогулкой по сравнению с несколькими напряженными днями, проведенными им в постоянных встречах с зарубежными партнерами. Услужливые стюардессы постоянно предлагали что-либо выпить, и уже через полчаса жизнь казалась ему прекрасной. Макс листал журналы, которые в изобилии лежали на столике, прихлебывал из стакана коньяк и получал удовольствие от осознания того, что переговоры увенчались успехом.

Но лишь сойдя с трапа самолета, Макс окончательно поверил, что он наконец возвращается домой, а там его уже ждет Настя. Он позвонил ей по мобильному сразу, из аэропорта, как только прошел в зал прилета. Телефон в квартире молчал, но Макс подумал, что Настя, может быть, в ванной или вышла в магазин, поэтому не волновался.

Водитель встретил его приветливой улыбкой, погрузил вещи в багажник машины, и они поехали в город. Тучи после недавнего дождя рассеялись, выглянуло солнце. День обещал быть погожим, теплым, но не жарким. За окном уже мелькали дома на проспекте Вернадского, пробегали мимо рекламные щиты.

Из машины Макс опять позвонил домой, но телефон в его квартире по-прежнему не отвечал. Успокаивая себя, он набрал другой номер. Лежнев откликнулся сразу, будто только и делал, что ждал этого звонка. Голос у Витьки был, как всегда, бодрый и немного дурашливый. Он сообщил, что на работе все нормально, никаких потрясений, дела идут, а шефа все ждут с нетерпением.

Макс пообещал приехать к обеду и выключил телефон.

Дома он застал чисто прибранную квартиру, Настины вещи, разложенные на спинке дивана в ее комнате. Ни самой девушки, ни даже записки от нее Макс не обнаружил. Настин мобильник тоже не отвечал, хотя гудки туда проходили. Все это Максу не понравилось. Наскоро ополоснувшись в душе и побросав вещи и привезенные подарки, он сел в кресло и глубоко задумался.

Настораживало прежде всего то, что Настя действительно совсем недавно готовилась к его приезду. Об этом свидетельствовала ее одежда, тщательно подобранная, вот только надеть ее она почему-то не успела. Оставалась еще надежда, что Настя захотела посетить парикмахерский салон, чтобы порадовать Макса какой-нибудь оригинальной прической, а там, возможно, собралась большая очередь.

Утешая себя этой мыслью, хотя не особенно в нее веря, Макс отправился на работу. Насте он оставил записку на видном месте, чтобы она, как только появится, немедленно ему позвонила на любой телефон в офисе.

 

25

Настя медленно открыла глаза. Сознание постепенно возвращалось к ней, она ощутила свет, который проникал в голову какими-то крапинками, цветовыми пятнами, они были светлыми — зелеными, голубыми и белыми. Постепенно эти пятна стали приобретать определенную четкость — некую картину некого мира, который окружал ее. Она сосредоточилась на этом зрительном ощущении мира и стала отождествлять ее с образом, который всплыл из глубины ее сознания. То, что она видела, было лесом. Она лежала под деревом, было утро, небо было голубым, без облачка, солнце радостно сияло…

В голове все начало потихонечку укладываться, она начала приходить в себя. Но тут проснулась одна мысль, которая, казалось, всегда была, только таилась где-то в глубине, и сейчас она снова вспыхнула, отодвинув на второй план все остальное: «Кто я? Где я? И зачем?..»

Она пошевелилась, подвигала руками и ногами, покрутила головой, провела рукой по животу, нащупала уголок смятого платья… И тут же в ужасе подскочила, села на кровати, стала оглядываться по сторонам.

Все плыло перед глазами, как в тумане. Однако она смогла рассмотреть комнату с голыми стенами и узкую, как пенал. Единственное окно, откуда проникал свет, было снаружи забрано ржавой решеткой. Настя сидела, одетая, на железной кровати, без простыней, подушки и одеяла, с единственным грязным матрасом, брошенным прямо на металлическую сетку. Неужели здесь она провела ночь?..

Который теперь час, она не знала. Но, судя по тому, что за окном светло, сейчас уже было утро, а может быть, даже день. Голова сильно кружилась, и Настя опять легла на узкий матрас. Лежала, уставившись в потолок, и пыталась припомнить, как она сюда попала.

Вчера шел дождь… Ей позвонила Вероника… Они ужинали в ресторане с ее немецким другом… Потом Насте захотелось домой, она стала ловить машину на темной улице… И, как вспышка, — вот оно! Ее похитили, увезли на старом «жигуленке»…

Дальше — все, провал в памяти, полная темнота, эти стены, кровать и серый, покрытый трещинами потолок над головой. Что было между этим событиями — неизвестно. Хотя определенно что-то было. Она ощутила легкое покалывание на сгибе локтевого сустава, поднесла руку к глазам и увидела крохотную красную точку, вокруг которой расплылось розовое пятно. Значит, ей вкололи какую-то гадость…

Она сделала над собой усилие, поднялась с кровати и подошла к окну. Серые от пыли, давно не мытые стекла. Помещение, в котором она сейчас находилась, очевидно, располагалось в полуподвале, потому что прямо на уровне своих глаз Настя увидела угол заасфальтированного двора и какие-то мусорные баки. Серый день за окном, напротив — серый забор. Сырость и пыль, больше ничего.

Настя прошла в противоположный конец комнаты. Дверь без ручки и явно заперта снаружи. Из мебели, кроме кровати, больше ничего нет. Вообще ничего нет, даже какого-нибудь предмета из посуды, вилки, например, или ложки, с помощью которых можно было бы попробовать отомкнуть замок.

С ужасом Настя поняла, что отсюда нет выхода. Лихорадочные мысли атаковали мозг. Что делать? Что?.. Взломать единственную дверь у нее просто не хватит сил. Да и наверняка за дверью находится охрана. Остается только разбить стекло в окне и кричать надеясь, что кто-нибудь ее спасет. Тоже не выход. Кто ее здесь услышит, в глухом дворе? Разве только привлечет внимание похитителей.

Кстати, кто они? Зачем им понадобилось ее похищать? Это как-то связано с ее прошлой жизнью?.. Но ведь Макс сообщил ей, что все улажено. В подробностях рассказал, как было дело и почему она теперь может быть совершенно спокойна. Выходит, Макс ошибался или это как-то связано с его бизнесом?..

В голове у нее опять сделалось совершенно пусто. Настя присела на кровать и принялась смотреть в окно. Это было единственное, что еще привлекало взгляд. Тупое созерцание мусорных баков на грязном асфальте принесло определенную пользу. Она успокоилась, расслабилась и просто ждала, не думая уже ни о чем. И даже когда снаружи послышался щелчок замка в двери, она даже не оглянулась.

— Ну что, куколка, соскучилась без меня? — услышала она сбоку от себя голос Рафика. — Ты уж извини, что так приходится тебя принимать!.. Сама виновата…

Настя медленно обернулась, с презрением посмотрела на него:

— Повторяешься, Рафик. На другое фантазии у тебя не хватает…

Он, словно не обращая внимания на ее тон, присел рядом с Настей на край кровати.

— Наверное, сильно хочешь в туалет, да?.. И покушать тоже?.. Это мы сейчас устроим. Только что раньше, покушать или в туалет?.. Говори, не стесняйся.

Настя не ответила. Она как будто и не услышала вопрос. Она и в самом деле его сейчас не слышала. А он продолжал как ни в чем не бывало:

— И на что ты, собственно, рассчитывала? Сбежать надеялась? От меня?.. Глупая, такое еще никому ни разу не удавалось… Да и не могу понять — зачем бежать? Разве тебе со мной было плохо?

— Лучше ты скажи, зачем я тебе нужна?

— Как это — зачем?.. Странный вопрос. Я очень к тебе привык, привязался душой за все то время, пока мы были вместе. Мне так тебя не хватало…

— Брось, Рафик. Я серьезно.

— Так и я серьезно! Ты мне нравишься… Ты мне очень, очень нравишься, без дураков. Ты приносила мне удачу, а без тебя — сплошная непруха в жизни…

— Я слыхала, ты едва не залетел? — мстительно усмехнулась Настя.

Рафик посмотрел на нее и тоже изобразил усмешку на лице:

— А ты, пожалуй, была бы рада, если б я залетел?

— Да уж слезы лить не стала…

Он покачал головой:

— Ай-я-яй, какая неблагодарность!.. А ведь я о тебе заботился. Я тебя сделал тем, кто ты есть, а ты так со мной обошлась… Нехорошо с твоей стороны.

— Кем ты меня сделал, шлюхой?

— А все бабы по натуре своей шлюхи. Только одни умеют извлекать из этого пользу, а другие трахаются чисто из спортивного интереса, и таких большинство. Но, как говорится, Аллах им судья… Я всего лишь помогаю тем женщинам, которые имеют амбиции, развить свои природные способности и обрести положение в обществе.

— Господи, что ты несешь!.. — сказала Настя раздраженно и устало. — Ты специально меня похитил и держишь здесь, чтобы заставить еще раз выслушивать всю эту чушь? Так я уже давно ученая благодаря тебе…

При этих ее словах Рафик вдруг посерьезнел. Глаза его заблестели.

— Нет, радость моя, тут ты ошибаешься… Это не я, это у меня тебя похитили. И сделал это твой ласковый пиджачок. Он украл у меня то, что по праву принадлежало мне. И не просто кинул, как дешевый фраер, а при этом жестоко унизил, заставил час стоять с поднятыми руками и носом к стене на виду у всех! Я такие вещи не прощаю, он у меня за это ответит. Как пидора опущу, а поможешь мне ты!..

У Насти перехватило дыхание:

— Я?.. Не дождешься!..

Рафик усмехнулся, глядя на нее. Наивная дура. Он понял, что надо с нею делать, что ей сказать. Он всегда любил и стремился подчинять своей воле окружающих, именно потому испытал сейчас сладостное чувство торжества. Принудить строптивицу хотя бы из принципа, а не только в интересах дела — вот что ему больше всего хотелось теперь.

— Рыбонька моя!.. — Он схватил ее сзади за волосы, развернул к себе. — Ты не только сделаешь все, о чем я тебя попрошу, ты меня станешь об этом умолять на коленях!..

— Пусти!.. — билась она в его руках. — Никогда!.. Слышишь?.. Можешь делать со мной что хочешь, но в этом я тебе помогать не стану!..

— Хорошо, раз так, — Рафик отпустил ее. — Но мне казалось, что этот человек тебе дорог, что тебе не безразлично, останется он жив или умрет…

— Что?! — Настя осторожно вскинула голову. — Что ты хочешь…

— Этого даже не я хочу, — криво усмехнулся он. — Теперь от меня мало что зависит… Этого хотят другие, которые там, — он указал пальцем куда-то в потолок. — Потому что твой фраерок кинул не столько меня, сколько их разозлил своим поступком… Они люди серьезные, но грубые и решительные. И если возьмутся за дело, сама понимаешь…

Настя поникла головой. Он с удовольствием смотрел на ее сгорбленную худенькую спину, на ладони, стиснутые в кулачки, — она прижимала их ко рту.

— Ты мне не очень-то и нужна для такого дела, вернее, совсем не нужна. Они там сами управятся… Я просто тебя пожалел, хотел помочь, но… Ты сама так решила. Я тебя не держу, можешь уходить… Давай, давай, тебя проводят…

Он встал с кровати.

И тут она сказала глухо, обреченно:

— Я согласна. Говори, что я должна делать?..

 

26

Весь следующий день, приехав на работу, Макс старался держаться бодро. В коридорах офиса он энергично здоровался за руку с мужчинами, шутил, с очаровательной улыбкой целовал женщин в щечку, в кабинете отвечал на звонки, выслушивал доклады подчиненных, подписывал горы скопившихся за время его отсутствия документов. Лишь непривычная суетливость и лихорадочный блеск в глазах выдавали его волнение. Но даже те подчиненные, которым удалось заметить перемену в поведении Макса, объясняли это тем, что их шеф был полон энергии и рад вновь вернуться на работу после удачно закончившейся командировки.

Лежнев без стука проник к нему в кабинет, раскованный и вальяжный, как обычно.

— Знаю, уже все знаю, что вернулся ты на коне и со щитом, — весело приветствовал он друга. — Везучий ты человек, Макс! Все тебе в руки так и идет!..

— Под твоим чутким присмотром, — в тон ему парировал Макс.

— Стараемся… — Лежнев присмотрелся к нему более внимательно. — Но вот только видок у тебя… немного того…

— Что тебе во мне опять не нравится?

— Побледнел ты маленько… Пива там много пил или опять голова?

— Она самая, — поморщился Макс.

— Может, от перемены климата?

— Все может быть. В Германии стоит сейчас жуткая жара…

— Дома как? Как Настя, обрадовалась подаркам?

Вопрос о Насте как удар по больному месту. Но Макс сдержанно улыбнулся. Не хватало еще, чтобы Витька о чем-нибудь узнал и начал лезть с расспросами. И без того муторно на душе. Потому ответил немного небрежно:

— А как ты думаешь?.. Все женщины падки на такие вещи, как сюрпризы. И Настя в этом смысле не исключение.

— Ты бы хоть свозил ее куда за кордон. Пусть девушка чуток развеется, на мир посмотрит, а то держишь ее при себе затворницей.

— Да вот, покончу с делами и отправимся с ней в турне, — согласно кивнул Макс.

— Далеко собрались?

— По твоему совету, на Канары.

— О, рад слышать. Только ведь дела у тебя продолжают оставаться на первом месте. Трудно будет тебя выпихнуть куда-нибудь, даже ей.

— А ты тоже меня выпихнуть хочешь?

— Ну это так, образно говоря…

— Не ври, Витя, не ври. Давно спихнуть меня хочешь с этого вот кресла…

Лежнев вскинул голову, словно от удара, с затаенным страхом посмотрел Максу в глаза. Но глаза у того лучились беззлобной иронией. И у Лежнева отлегло от сердца.

— Шуточки у тебя, Макс…

Макс не успел ответить, так как зазвонил телефон. Он снял трубку отвернулся к стене, сразу утратив былую энергию. Глухо проговорил в трубку:

— Я слушаю…

— Максим Афанасьевич, — услышал он голос секретарши. — Директор стадиона «Вымпел» насчет дерна… Будете говорить?..

— Да, буду — буркнул в трубку Макс.

— Ладно, я пошел, — кивнул головой Лежнев. — Не буду тебя отвлекать. А к вечеру, может, опять заскочу если раньше не уеду по делам…

Лежнев ушел. Макс поговорив по телефону положил трубку, ему захотелось домой. Не покидала надежда, что Настя уже там и ждет его… Но он уже много раз звонил на квартиру и знал, что не ждет. Вот бы, придя домой, увидеть сияющую от чистоты квартиру почувствовать чудесный запах Настиных духов, когда она бросится ему на шею. Но пока было лишь отвратительное чувство ожидания чего-то очень плохого, и вновь начала исподволь подкрадываться головная боль.

Это были уже давно забытые ощущения. Удивительно, но голова у него перестала болеть с того самого дня, как он встретил Настю. Макс тогда поверил в свое чудесное исцеление, решительно выгреб из холодильника все упаковки с лекарством и с чувством глубокого удовлетворения отправил их в мусорную корзину. Но голова болела еще не сильно. Макс начал подумывать о том, что хорошо бы немного развеяться, прогуляться пешком. Впрочем, стоило ему бросить взгляд за окно, как выходить на улицу тут же расхотелось. Там опять накрапывал дождь. Мысль о Насте неотвязно преследовала его, скреблась в висках вперемежку с болью, не давая сосредоточиться на текущих делах. А работать еще долго. И уйти сегодня пораньше невозможно.

Услышав телефонный звонок, Макс покрылся холодным потом. Звонок остановил его в дверях кабинета в конце рабочего дня. В два прыжка Макс оказался возле стола, трясущейся рукой поднял трубку и сказал хриплым голосом:

— Алло…

Ответом ему была гробовая тишина. Он хотел уже повесить трубку, когда какой-то очень неприятный голос ледяным тоном отчетливо произнес:

— В полночь жди по этому номеру. Тебе позвонят.

После этого раздались короткие гудки. Все!

За окнами кабинета наступили сумерки, а потом совсем стемнело. Макс ждал. Он выключил верхнее освещение, погасил настольную лампу, и кабинет погрузился во тьму. Теперь единственный свет, который сюда проникал, шел с улицы от окна. Время как бы остановилось, он специально не смотрел на часы. Счетчиком бегущих секунд и минут теперь ему служил светофор, установленный на ближайшем перекрестке, слабый отсвет которого он видел отражающимся в оконной раме. Через равные промежутки светофор переключался с красного на желтый, потом на зеленый, и снова назад по замкнутому циклу, к красному. Макс сообразил, что наступила полночь, когда светофор устойчиво начал мигать только желтым светом. Он откинулся в кресле и посмотрел на потолок. Желтый, пауза, желтый, пауза, желтый…

И тут зазвонил телефон.

— Твоя девочка у нас, — услышал он голос, доносившийся сюда словно из космоса.

Макс облизал сразу пересохшие губы, спросил, стараясь говорить спокойно:

— Что вы хотите?

— Деньги.

— Сколько?

Человек на противоположном конце провода назвал сумму. Цифра показалась Максу просто астрономической. Но потом он вспомнил, догадался о ее происхождении и торопливо подтвердил:

— Я согласен на ваши условия, только…

— Что?

— Может быть, частями?

Незнакомец хмыкнул:

— А девочку тоже хочешь получить частями?.. Нет?.. Ну смотри, тогда все сразу и наличными. Завтра.

— Завтра? Но это же нереально!.. Мне надо заказать в банке…

— Это твои проблемы! — перебил его голос в трубке. — Завтра в двадцать один ноль-ноль. У тебя куча времени… О месте мы сообщим позже. Тогда же обсудим и некоторые другие детали. Будешь себя хорошо вести — получишь девочку. В противном случае, если приведешь за собой хвост или ОМОН, пеняй на себя. Есть еще вопросы?..

— Есть… Я должен убедиться, что с ней все в порядке… Пусть она сама это подтвердит… Хочу с ней поговорить!..

В трубке послышались какие-то щелчки, шуршание, треск. Потом он услышал очень далекий и слабый голос Насти:

— Макс…

— Настя! — закричал он, теряя голову. — Ты где?.. С тобой все в порядке?..

— Макс, у меня нет времени… Я в порядке, только прошу тебя… Макс!.. Сделай все, что они просят… Я тебя умоляю, Макс!.. Сделай это ради нас…

Это было последнее, что он услышал. На противоположном конце отключили телефон, в мембране послышались короткие гудки. Макс в сердцах бросил трубку на аппарат. И долго еще сидел в темноте за своим столом, опустив голову на руки.

 

27

Как ни странно, после телефонного разговора, а особенно после того, как он услышал голос Насти, Макс почти успокоился. К рассвету он был уже дома, но спать не стал ложиться, а заварил себе на кухне крепкого кофе и принялся тщательно обдумывать план дальнейших действий. Ничего особенного он не придумал. Сначала позвонил к себе в офис и сказал секретарше, что его сегодня не будет. Потом набрал номер телефона вице-президента своего банка, с которым был в дружеских отношениях, и попросил, чтобы к вечеру ему приготовили нужную сумму.

Макс сделал еще несколько звонков, в том числе и высокому милицейскому чину, который не раз помогал ему в щекотливых ситуациях. Здесь его ждало разочарование. Оказалось, что в МВД случилась очередная смена руководства. В рядах доблестных стражей порядка последовали значительные изменения. Одних переместили, других уволили, а третьих, чтоб не мозолили глаза, с почетом отправили на пенсию. В числе последних оказался и бывший Максов покровитель.

Макс воспринял эту новость спокойно. Что ж, так оно даже к лучшему. Его предупреждали о возможных последствиях в случае, если он обратиться в милицию. Теперь придется рассчитывать только на собственные силы…

Только после этого Макс позволил себе чуточку расслабиться. Принял душ и прилег на кровать с мыслью немного подремать. Но сразу же провалился в глубокий сон. Проспал он так часа четыре, а может, и пять. Его разбудил телефонный звонок. Он узнал голос человека, с которым разговаривал вчера. Тот объявил условия и место встречи. Макс подтвердил свое согласие, но опять настоял, чтобы ему дали возможность переговорить с Настей. Теперь их разговор продлился чуть больше минуты. Настя говорила с ним спокойно, уже без истерики. Еще раз заверила его, что, если он в точности выполнит все условия, ее немедленно отпустят прямо при нем.

После этого Макс почувствовал новый прилив энергии, которая требовала немедленного выхода наружу. Он помахал руками, сделал несколько приседаний, повращал головой сначала в одну, потом в другую сторону. Опять принял душ, тщательно побрился, не менее тщательно оделся в строгий деловой костюм. Порывшись в шкафу, достал из его недр завернутый в промасленную материю пистолет Макарова. Проверил обойму и сунул его в боковой карман пиджака. Придирчиво оглядев себя в зеркало, он прихватил «дипломат» и спустился вниз, к машине.

В банке его приятель, вице-президент, объявил, что требуемая сумма уже готова, но чтобы снять ее со счета, требовалось частично воспользоваться уставным капиталом фирмы. Макс был готов и на это. Быстро подписал нужные бумаги, упаковал пачки с долларами в кейс и направился к выходу.

Убивая, время, которое оставалось у него до встречи, Макс посидел в одном из ресторанов. Есть ему не хотелось. Он заказал себе только крабовый салат и маслины. В назначенный час он въехал на своей машине под арку в тихий дворик, расположенный в самом центре Москвы. Два окружающих этот дворик дома были предназначены для капитального ремонта. Работы уже велись, так что жильцы были давно выселены, а от домов остались только остовы, зияющие пустыми оконными проемами. Сгущались сумерки, вокруг было тихо, безлюдно.

Дворик оказался проходным. С противоположной стороны в него, спустя минут пять после появления Макса, въехал черный джип. Остановился напротив, шагах в тридцати. Мигнул фарами несколько раз.

Макс вышел из машины, встал рядом с открытой дверцей. Из джипа вылез парень кавказской наружности. Махнул Максу рукой и спросил:

— Деньги с тобой?

— Со мной, — подтвердил Макс.

— Давай, неси их сюда…

— Нет, — возразил Макс. — Так мы не договаривались. Сначала я хочу увидеть девушку. Покажите мне ее, тогда получите деньги…

Тут откуда ни возьмись к нему с двух сторон подступили еще четверо молодых кавказцев. Схватили под руки.

— Давай, дорогой, садись!.. Не заставляй тебя упрашивать лишний раз!..

В дальнейшем все происходило, как в дурном сне или в плохом детективе. Парни, прихватив из машины Макса кейс с деньгами, самого его потащили к джипу и впихнули на заднее сиденье. Джип попетлял закоулочками и выехал на оживленное в этот еще не поздний час бульварное кольцо.

Всю дорогу ехали молча. Макса, конечно, предварительно обыскали и отобрали пистолет. По тихому Осташковскому шоссе проскочили под Кольцевой дорогой. Когда приехали в небольшой поселок, утопавший в зелени садов, над землей сгустилась темнота, на небе засветились звезды.

Джип остановился у небольшого, ничем не примечательного домика, окруженного садом. Макса провели через калитку по дорожке к крыльцу. Входная дверь была настолько низкая, что ему пришлось нагнуть голову, прежде чем войти.

В небольшой комнате под потолком горела люстра, а в самом центре стоял стол, щедро уставленный напитками и закусками. Плов, шашлыки, зелень. Водка и дорогой коньяк. Бутылки с минеральной водой.

За столом сидел только один человек. Макс, щурясь от света после темноты, его сразу узнал. Это был Рафик.

— А… — протянул он, улыбаясь и делая широкий жест рукой. — Молодец, что согласился приехать. Я как раз поужинать собрался. Проходи, садись. Будь моим гостем, составь компанию.

— Спасибо, отказался Макс. — Я тут постою…

— Брезгуешь моим столом? — удивился Рафик и, кажется, даже немного обиделся. — Нехорошо с твоей стороны, невежливо. Я ждал тебя, думал, посидим спокойно, побеседуем, как двое мужчин. У нас ведь есть о чем поговорить, правда?..

— Я не брезгую… — Макс шагнул к столу, отломил кусочек лепешки, подумал, положил сверху зелень, отправил все это в рот. — Вот…

— Так уже лучше, — сказал Рафик и спросил, глядя куда-то за спину Макса. — Он привез, что обещал?..

Парень, стоявший все время сзади Макса, подошел к столу и молча положил перед Рафиком кейс. А на крышку — отобранный у Макса «Макаров».

— Это что? — покосился Рафик на пистолет.

— У него нашли, — ответил парень, кивнув в сторону Макса.

Рафик усмехнулся, покачал головой.

— Убери, — приказал он парню. — И оставь нас вдвоем.

Тот спрятал пистолет в карман и вышел из комнаты.

Пальцами обеих рук Рафик одновременно нажал на замки. Отбросил крышку и заглянул внутрь. При виде денег глаза его засверкали.

— О! Вот это я люблю больше всего на свете!.. — Он осторожно погладил ладонью пачки с деньгами, потом устремил на Макса лукавый взгляд. — Все тютелька в тютельку?.. Не фальшивые?..

— Можешь пересчитать, если не веришь, — бесцветным голосом отозвался Макс. — И сверху лежит сертификат из банка.

— Вижу, — подтвердил Рафик. — Это я так шучу… Говорят, у меня очень развито чувство юмора. Люблю пошутить над друзьями. Но только, чтобы их при этом не сильно обидеть и не унизить, как это делают некоторые…

Он еще раз посмотрел на пачки с долларами, закрыл кейс и небрежно отодвинул на самый край стола.

И опять поднял глаза на Макса.

— Может быть, присядешь все же?.. Говорят, в ногах правды нет. Я вот проголодался, не стал начинать трапезу без тебя. Да и сейчас кусок что-то не лезет в горло, пока ты маячишь посреди комнаты. Будь проще, садись, угощайся…

Макс подумал немного. Потом молча придвинул к столу табурет, сел и уже тогда сказал:

— Я сдержал слово, выполнил твои условия. Теперь очередь за тобой. Где Настя?

— Погоди, сначала давай выпьем… Ты что пьешь, водку или коньяк?

— Мне все равно, — ответил Макс.

— Ну, тогда давай начнем с водки…

Рафик протянул руку за бутылкой, наполнил стаканы.

— Может быть, хочешь сказать тост? — спросил он у Макса.

— Нет, у меня это всегда плохо получается. Давай лучше ты.

— Ну, давай… Выльем за мужскую солидарность.

Выпили. Какое-то время молча закусывали шашлыком.

— У нас на Востоке принято, — опять заговорил Рафик, — если двое мужчин спорят за женщину, они всегда ведут честную игру, не обманывают друг друга. А если кто нарушит этот закон, его ждет всеобщее презрение, может быть, даже смерть.

— Я играл по твоим правилам, — откликнулся Макс. — Привез все деньги, как договаривались. И ничего при этом не нарушил.

— Сейчас — да. Но в прошлый раз ты меня обманул, более того, унизил… Почему ты не пришел ко мне сам? Мы могли бы иначе договориться.

А ты бы ее отпустил?

— Не важно, отпустил или нет, но так дела не делаются… Может быть, и отпустил. Конечно, за деньги, но гораздо меньшие, чем сейчас лежат здесь, — Рафик похлопал ладонью по кейсу. — Это очень большие деньги, даже для тебя, а для меня так и подавно. Не жалко расставаться с такой суммой?

— Нет, не жалко, — мотнул головой Макс.

— Правда? — Рафик уже смотрел на него с нескрываемым любопытством. — Почему? Зачем тебе Настя, скажи? Мне просто интересно…

— Я ее люблю.

— Упс! Вот этого я понять не могу. Баба есть баба. Красивая она или страшная, но всегда с головой, руками, ногами и прочими органами, которые нам, мужикам, так нравятся. Но если бы она одна-единственная была на свете, тогда понятно. Но их много. Говорят, что по статистике даже гораздо больше, чем нас. Почему именно эта, а не другая?.. Или ты врешь? Просто привык получать от жизни то, что тебе хочется. Подвернулась тебе Настя, а тут какой-то черный заявляет на нее свои права. Кто такой?.. Ну-ка давай отодвинем его в сторону, покажем, кто в стране хозяин… Ты вот и на встречу с моими людьми явился с пистолетом за пазухой, дурачок. Вот где и в чем проявилась твоя истинная натура. И при этом — «я ее люблю…». Мозги мне тут полоскаешь, а сам думаешь, поди, была б моя воля сейчас, куда б ты делся, чурка долбаный… Или я не прав?

Некоторое время Макс разглядывал его крепкие сухие руки, красивое острое лицо, бегающие цепкие глаза. Весь он был сухой, подтянутый, как спортсмен. И уверенный в себе. В своей силе повелевать, в мыслях, словах, поступках.

— Нет, не прав, — сказал Макс наконец. — Я действительно ее люблю. А понимаешь ты это или нет — твое дело. Ты просто тварь, подонок. Для тебя женщина ничто, рабыня, которую можно только купить или продать. Вот это ты понимаешь хорошо… Ты меня сам вынудил поступать по твоим, волчьим законам. Я на это пошел только ради Насти. Так отдай ее мне, и расстанемся, забудем друг друга навсегда.

Рафик слушал его и тихо, медленно начал раскачиваться на стуле. Он все качался и качался, не сводя с Макса глаз. А когда тот кончил говорить — перестал качаться, откинулся на спинку стула и сказал тихо, совсем буднично:

— А ведь я могу тебя убить. Пожалуй, так и сделаю.

— За что?

— А ни за что, просто так. Ты мне не нравишься. Деньги при мне, Настя тоже еще пригодится, поработает на меня. А ты отправишься прямиком в рай. Будешь там проповедовать свою любовь. Ну что, как тебе такая перспектива?

Макс промолчал.

Рафик, не отрывая глаз от его лица, полез куда-то под стол, достал пистолет.

— Веришь в Бога?

— Верю.

— Тогда молись. Жить тебе осталось всего ничего.

Он взвел курок. Ствол направил Максу в переносицу:

— Ну? Я жду.

— Нет, — сказал Макс. — Не стану я молиться.

— Почему?

— Не будем беспокоить Господа по таким пустякам. Я, когда ехал к тебе на встречу, был готов к тому, что этим кончится. Стреляй.

— Что, совсем не боишься умереть?

— Боюсь, конечно. Ну а куда теперь деваться?

Рафик чуть прищурил глаз, прицеливаясь, повел пистолетом из стороны в сторону. Макс продолжал смотреть на него, слегка подрагивая при этом ресницами.

— Черт!.. — не выдержал Рафик. — И это ты все ради нее? Нашел из-за кого, этой сучки?.. Ты что, из-за бабы повелся?.. Да на ней же пробы негде ставить!..

— Фильтруй базар, когда о ней говоришь, — грубо перебил его Макс. — Или стреляй, или отдай ее мне. И покончим с этим делом.

Рафик еще какое-то время смотрел на него сквозь прорезь прицела. Потом медленно опустил пистолет. Затем убрал его под стол.

— Юнус! — громко позвал он.

В тот же миг открылась дверь, и на пороге комнаты возник парень.

— Давай приведи ее, — бросил ему Рафик, не поворачивая головы.

Макс почувствовал сильное волнение и невольно поднялся с места. Сердце его едва не выскочило из груди, когда вошла Настя и тут же бросилась ему на шею.

— Макс!..

— Ну все, все, — он гладил рукой ее волосы, дрожащие плечи, успокаивая. — Я же сказал, что все сделаю и тебя найду… Теперь все будет хорошо…

Они стояли посреди комнаты, слившись в объятиях и, казалось, позабыв обо всем на свете, в том числе и о Рафике, который все это время на них смотрел.

— Ну, хватит! — не выдержал тот. — Забирай ее, и оба поскорей валите отсюда… Давай, давай, пока я не передумал!..

Продолжая обнимать Настю, Макс попятился, и они вместе выскользнули в коридор, а уже оттуда прямо во двор.

Рафик обошел вокруг стола. Потом открыл бутылку с коньяком. Налил стакан почти до краев. Выпил залпом, поморщился.

— Юнус! — опять позвал он.

Парень появился в дверном проеме, молча ждал приказаний.

— Это что? — спросил Рафик, тыча в него бутылкой с коньяком.

— Коньяк. Тот, который ты просил…

— Ты это называешь коньяком?.. — Рафик вдруг взъярился. — Это ослиная моча, а не коньяк!.. А это что?.. — Он принялся брезгливо разбрасывать лежащую на столе снедь. — Кто тебя так учил готовить плов?.. А шашлык?.. В следующий раз я велю затолкать его тебе в глотку!.. Убери это все и отдай собакам, если они захотят такое есть!..

 

28

Свою машину Макс увидел на улице, позади джипа. Ключ торчал в замке зажигания. Это говорило о том, что угрозы Рафика оказались блефом. Если бы тот действительно хотел его убить, то парни не стали бы пригонять сюда машину, оставлять рядом с домом такую улику либо позже с ней возиться. Рафику захотелось как следует его припугнуть, вот он и разыграл весь этот спектакль.

Но Макс об этом уже не думал. Он бережно положил обессилевшую Настю на пассажирское сиденье, сел за руль и запустил мотор.

Всю дорогу они молчали. Настя лежала у него на плече и лишь изредка едва слышно постанывала. Кажется, после всего пережитого за эти два дня она была не в себе и еще не совсем понимала, где она теперь, что происходит.

Дома он раздел ее и сам вымыл в ванной. Потом уложил Настю на кровать, укрыл одеялом, а ее одежду сложил в пакет и выбросил в мусоропровод. Потом еще долго сидел рядом с ней, смотрел на нее, спящую. Она лежала тихо, едва дыша, но уже не вздрагивала и не стонала. Он даже не заметил, как сам уснул рядом с ней.

Утром он пробудился от звука ее голоса.

— Где я? — спрашивала она, тревожно поводя головой.

— Дома, — ответил он, осторожно смахивая ладонью волосы у нее с лица. — Уже все плохое позади, а я с тобой.

— Правда?.. А все, что было с нами, это, может быть, сон?..

— Может быть…

— Увези меня отсюда куда-нибудь, — слабым голосом попросила она. — Мне страшно здесь находиться.

— Увезу, — пообещал он. — Куда ты хочешь?

— Давай поедем на море…

— Поедем… Очень скоро. Только мне нужно еще уладить кое-какие дела.

— Хорошо…

Приехав на работу, Макс первым делом попросил секретаршу заказать для него два билета на Тенерифе с пересадкой в Барселоне.

— Решил все же побаловать девочку? — спросил Лежнев, когда Макс объявил ему, что уезжает в отпуск и оставляет на его попечение все дела. — А что так срочно? Там же в это время еще жара, пекло. Подождали бы хоть до октября.

— Да понимаешь, — уклончиво ответил Макс. — У меня в голове зреет один проект. Я тебе пока ничего не говорил, хотел сам обмозговать на досуге. Так что после будет не до отдыха, потому и решили съездить теперь…

Улучив момент, когда его никто не беспокоил, Макс потихоньку спустился из офиса вниз. На улице он поймал такси и попросил водителя подбросить его к ближайшим авиакассам. Там он купил два билета до Симферополя с вылетом в тот же день, на который ранее им был официально запланирован рейс в Испанию.

Сборы были такими же быстрыми и немногословными, как и те три дня, что предшествовали их отъезду. Багаж оказался совсем небольшим, они с Настей взяли с собой в дорогу только самое необходимое, что могло пригодиться им на море.

По пути в Шереметьево Макс несколько раз бросил взгляд в зеркало заднего вида, и ему показалось, что за их машиной в некотором отдалении следует бежевая «девятка». Он не придал этому большого значения, так как был готов к такому повороту событий. Лишь в очередной раз мысленно похвалил себя за предусмотрительность.

Когда они прошли таможенный контроль, Макс увлек Настю к едва приметному боковому выходу в зоне вылета. Они спустились вниз по узенькой лестнице, предназначенной для служебного пользования. В складском помещении Макс отвел в сторону какого-то мужика, облаченного в синий комбинезон, и попросил перевезти их в старое здание аэропорта, откуда выполнялись рейсы внутренних авиалиний.

Мужик дико посмотрел на него, но, получив на лапу стодолларовую купюру, велел им сесть с вещами на автокар. И уже без лишних слов перевез через все летное поле, доставив прямо к трапу готового стартовать самолета. Стюардесса, конечно, сделала им выговор, усмотрев на билетах незарегистрированные корешки. Но, тоже получив свое, пропустила в салон на законные места.

 

29

К вечеру того же дня они были уже на море. В небольшом рыбацком поселке им без особых хлопот удалось снять комнату на втором этаже белого просторного дома, прилепившегося к склону горы. Здесь, у основания мыса, сразу за дорогой, начинался пустой дикий пляж, открывавший спокойное, светившееся уже по-осеннему море.

От воды к дому вела лестница из грубо обтесанных камней ракушечника. Двадцать четыре ступеньки к счастью — так они назвали этот путь. Дом окружал сад, состоявший из виноградника, а также яблоневых, вишневых и абрикосовых деревьев. Изгородью ему служили густые заросли колючего кустарника.

Перед домом — небольшой мощеный двор. На веревках сохнет белье, белеет простыня, надувается ветром, как парус. Толстый котяра спит на капоте старенького, видавшего виды «Запорожца». Детский мяч под скамейкой. Астры в палисадничке. Все, как в ее родном городе, только много, много, много лет назад…

Насте здесь сразу понравилось. Последние дни августа, а там и сентябрь — ее любимый месяц, бархатный сезон. Жары нет, море прозрачное, синее, как у нее глаза. А листья уже желтеют кое-где на деревьях…

До обеда они обычно лежали на песке, купались в синей, чуть липкой воде, снова лежали, но не на подстилках, а прямо на горячем мраморном песке.

В первый раз, когда они спустились к морю, Макс встал на колени у кромки берега, где песок и галька соприкасались с водой. Нагнувшись, он осторожно зачерпнул ладонями воду, провел ими по лицу и попробовал на вкус.

— Соленая!.. — удовольствием произнес он, зажмурив глаза. — Значит, это и вправду море. А я даже совсем забыл, какое оно на вкус…

Настя, успевшая к тому времени облачиться в голубой купальник и зайти в воду почти по пояс, засмеялась его ребячеству. Обрызгала Макса с головы до ног и, убегая от него, нырнула в прозрачную глубину. Здесь она опять, как давно когда-то, еще в детстве, почувствовала себя свободной.

Счастье этой свободы буквально захлестывало ее, как волны, с головой. Ее душа рвалась навстречу морю. Она чувствовала, как теплая вода прокатывалась по всему телу. Настя любила заплывать очень далеко; она шла навстречу волнам, и они приветливо принимали ее. Руки ее были закинуты назад, и она опускалась в воду, не открывая глаз. Потом широко раскидывала руки, и вода поднимала ее, начинала покачивать. Она слышала слабый шум волн, бьющихся о далекий берег, постепенно звук становился все тише. Кромка берега отсюда уже едва виднелась, впереди горизонт сливался с морем. Настя настолько нравилась морю, что оно, казалось, хотело взять ее себе. Волны убаюкивали ее, унося все дальше. В такие минуты ей не хотелось открывать глаза, чтобы можно было бесконечно наслаждаться этой тишиной и блаженством…

Макс неслышно подплывал к ней, сердился, выговаривал за то, что она одна заплывает далеко в море. Она покорно переворачивалась на живот, и они вместе медленно плыли к берегу. Там они еще какое-то время валялись на песке. Их тела были облеплены песчинками с головы до пят, они сплевывали песчинки и долго целовались прямо на берегу. А потом снова забирались в море, но уже недалеко, чтобы перед обедом смыть с себя песок. Возились в воде рядом с берегом, ныряли с головой, плавали, кто вперед…

Обедали они на террасе, примыкавшей к дому. Готовила им, за дополнительную плату, хозяйка полная румяная женщина… Пища была простая, домашняя. На первое борщ или уха, на второе жареная картошка с мясом, котлетами или рыбой, салат из помидоров и огурцов, обильно приправленный подсолнечным маслом. Все это было вкусно, и они наедались до отвала.

В поселке они покупали у одного мужика красное виноградное вино еще прошлого урожая, прямо в стеклянной трехлитровой банке. Хозяйка опускала эту банку в погреб, а когда садились обедать, доставала оттуда, прохладную, запотевшую, и ставила на стол. Они пили это вино из граненых стаканов, не спеша, смакуя, растягивая удовольствие. Смотрели на море, слушали крики чаек, молчали…

После обеда лежали в комнате на прокладных простынях, настежь распахнув все окна, слушая, как в огороде блеет на привязи коза, как шумит ветер в кронах деревьев. К вечеру выходили из дома, забирались куда-нибудь в горы, пробираясь там крутыми тропками, обходя заросли, изгороди, бьющие прямо из земли родники. Присаживались где-нибудь на холме над кукурузным полем. Отсюда, с высоты, море выглядело уже совсем по-другому — синее пространство, покрытое дымкой на горизонте и чуть выпуклое посредине. Крики чаек сюда не доносились, зато было видно, как вдалеке проплывают теплоходы.

Иногда они гуляли по ночному поселку. Пахло морем и жареной рыбой. Кто может жарить рыбу ночью?.. Так и не получив ответа, они спускались к морю. Они часто ходили купаться среди ночи. Раздевались донага, долго плавали в серебристых волнах, стараясь попасть в середину лунной дорожки. Макс любовался Настей, когда она выходила из моря, — ее стройной фигуркой, облитой фосфоресцирующим светом, и следом изящной ступни на мокром песке. Случалось, они встречали рассвет на берегу. Сидели на влажных валунах, наслаждаясь свежим бризом, ровно дувшим с моря, смотрели, как постепенно меняются, свежеют, наполняются цветом краски в небе над водой.

Вскоре им стало мало пространства возле дома. Они шли вдоль берега, туда, где начинались совсем дикие пляжи. Здесь было чисто и пусто, лишь в дальнем ущелье жили в палатках целые коммуны хиппи и нудистов.

Каждый раз, когда они проходили мимо жилья коммунаров, с гирляндами сушеной рыбы под навесами, мимо брошенной прямо на песок одежды, Макс, чтобы немного подразнить Настю, пытался завести разговор с какой-нибудь из девушек, свободно гулявших по берегу в чем мать родила. Обычно девушки делали вид, что не обращают на него внимания, независимой походкой шли дальше.

Но вот однажды им повстречалась девушка, сидевшая на корточках в воде на дальнем мысу. Загоревшая дочерна, с золотистыми волосами, заплетенными в тысячи маленьких косичек, с кожей, на которой блестели крупинки соли и песка.

— Вы можете сказать мне, старому дураку, — остановился Макс за ее спиной, — как мне преодолеть стыд и тоже вплотную приблизиться к природе?

Девушка все так же продолжала перебирать камешки в воде, даже не обернулась, лишь чуть приподняла голову, ответила через плечо:

— Проходите. Идите своей дорогой. У вас своя жизнь, у меня своя…

— Ага, получил по заслугам?! — засмеялась Настя и побежала к воде, на ходу сбрасывая с себя одежду.

Она теперь тоже очень редко пользовалась купальником, лишь в тех случаях, когда они находились недалеко от дома, на виду у всего поселка. А в отдаленных местах снимала с себя все, купалась голой. Голая же валялась или бродила по берегу, совершенно не стесняясь. Она и Макса призывала последовать ее примеру. Тот однажды попробовал, стянул плавки, но почему-то сразу почувствовал себя неловко и, выйдя из воды, натянул их опять. Настя смеялась, дразнила его, грозилась, что как-нибудь улучит момент, отберет у него плавки, и пусть тогда он голым возвращается домой…

Он с трудом уже узнавал в ней свою прежнюю Настю. За дни, проведенные на море и солнце, она, посвежевшая, загоревшая, с побелевшими ресницами, на которые уже давно не ложилась косметика, стала необычайно веселой. Казалось, прошлая жизнь осталась где-то очень далеко позади нее, за тысячи километров отсюда. И ничего больше не напоминало о пережитых тревогах, страданиях, унижениях.

Но тревога все же была. Исподволь, но подступала.

Однажды Макс, оставив ее одну в доме, съездил в город за обратными билетами на самолет. Вернувшись, он застал Настю в комнате, лежащей на кровати лицом к стене. При его появлении она даже не повернулась, не ответила на поцелуй.

— Что с тобой? — шептал Макс, забираясь губами ей под волосы и продолжая целовать ее в родинку за ушком. — Я купил билеты. Ты не рада?

— Не знаю, — ответила она, стараясь при этом улыбнуться. — Это чайки кричат все время, тоску наводят…

Но снова замолчала и только смотрела на него странно.

— Ну, что случилось? — томился он и отходил к окну, с тоже внезапно передавшейся от нее тревогой глядя на туманящееся вдалеке море, на развешанные вдоль берега рыбацкие сети. — Мы ведь должны когда-нибудь вернуться, так не может продолжаться вечно.

— Меня, наверное, ищут… — говорила она тихо за его спиной. — Пока не знают, где мы, но ждут с нетерпением…

— Да кто ищет?! — взорвался Макс. — Кому мы с тобой нужны, кроме нас самих?..

Настя промолчала.

— Думаешь, Рафик?.. Перестань, — Макс вновь присел на кровать, принялся гладить ей волосы, успокаивая. — Он уже давно о тебе забыл. Наверное, уехал куда-нибудь за границу. С такими деньгами ему не до тебя.

Настя не отвечала на его поцелуи, глядела спокойно, но куда-то мимо.

— Ты не знаешь Рафика и всего, что его окружает… А потом, наверное, у меня судьба такая. Я приношу людям несчастье…

— Ладно, кончай хандрить. Давай сходим на море, поплаваем, и все пройдет.

Настя покорно последовала за ним. К вечеру, казалось, от ее былого настроения не осталось и следа. Настя ела абрикосы, пуляла косточками в Макса, смеялась, глядя, как он уворачивается и сердится на нее, впрочем, не очень сильно.

Они больше в разговорах не возвращались к этой теме. Обсуждали другое — как дальше устроить свою жизнь. Макс решил, что им вдвоем нужно уехать из Москвы куда-нибудь в глубинку. Ему особенно нравились места в верхнем течении Волги, там, где могучая река еще не сжата тисками плотин. Может быть, в Плес или другое тихое место. Его фирма — черт с ней. Главное, есть деньги, мозги, годы, еще совсем молодые. Он начнет все сначала, ведь теперь с ним была Настя.

Она соглашалась со всем, что он предлагал. Ей тоже казалось, что так будет лучше, а новую жизнь хорошо начинать на новом месте.

С утра перед отъездом они вволю поплавали в море. Когда уже стояли на остановке и ждали автобус, Настя обернулась, посмотрела на море в последний раз. Подумала, что обязательно должна запомнить это море, звезды над ним в ночи, полуденное солнце, волны, песок под своим телом. Все, что она видела и чувствовала так остро, что даже становилось больно. Почему-то она только сейчас осознала, что когда-нибудь, в другом лете, всего этого может и не быть. Вернее, останутся и эти волны в море, и звезды, и песок. Но уже без нынешних Макса и ее. Поэтому надо сделать так, чтобы это мгновение вошло в нее, осталось в ней навсегда. И Настя его запомнила. Запомнила всей своей силой, всей своей любовью, душой, кожей, подсознанием… Бог знает, чем еще…

 

30

Осенняя Москва встретила их холодом, сыростью, пронизывающим ветром и мелким, назойливым дождем. В аэропорту они взяли такси, но в город добирались необычайно долго, то и дело застревая в дорожных пробках. Здесь впервые за месяц Макс включил сотовый телефон, позвонил на работу. Вместо секретарши ему ответил незнакомый женский голос. Макс удивился, поинтересовался, где его верная Леночка. Женщина на противоположном конце линии сначала замешкалась, а потом переключила куда-то. И в трубке Макс услышал знакомый голос Витьки Лежнева.

Голос Витьки тоже звучал как-то странно, вяло, без эмоций и обычных для него шутливых интонаций:

— А-а-а, это ты… Явился, не запылился… Куда пропал? Здесь тебя уже все давно обыскались… Ты где сейчас?.. Ну, приезжай… Лучше прямо сюда, есть кое-какие вопросы, не требующие отлагательства… Давай, жду…

И первый повесил трубку.

Максу это сразу не понравилось. Он нутром почувствовал — что-то не так. Первой мыслью, когда они приземлились, было ехать домой. Но теперь Макс изменил свое решение. Настя захотела купить себе плащ и зонтик, он высадил ее возле Пассажа, попросил не задерживаться надолго, а водителю такси велел отвезти его в офис.

Он шел по коридору своей фирмы, здоровался с попадавшимися по пути сотрудниками. Те отвечали ему, но тоже как-то странно, без улыбки, скорей удивленно, нежели радостно приветствовали шефа и словно сторонились его.

Макс прошел к своему кабинету, непроизвольно поднял глаза на висевшую возле дверей табличку с фамилией. И оторопел. Там значилось: «ЛЕЖНЕВ В.С.». Макс решил, что с непривычки, за долгое отсутствие, ошибся дверью — их с Витькой кабинеты находились рядом. Но нет, все правильно, дверь его, обита так, как он когда-то пожелал.

Макс нажал ручку, вошел в приемную. Из-за стола с компьютером на него подняла глаза незнакомая молодая девушка. Вскочила, когда он решительным шагом проследовал к внутренней двери кабинета, стараясь преградить путь. Но Макс, не обращая на нее внимания, уже входил в кабинет.

В кресле за его столом сидел Витька Лежнев и просматривал какие-то бумаги. Когда Макс ворвался сюда, он поднял голову, увидел вошедшего и сказал:

Ты уже здесь?.. Здорово, Ну, садись, я сейчас все объясню…

Объяснение длилось около часа. Витька популярно объяснил Максу, что тот подлец и негодяй, без ведома правления запустил лапу в уставный фонд фирмы. А это святая святых любого бизнеса, и вторгаться в закрома вот так, запросто, по велению прихоти не дано никому, даже президенту. Фирма балансировала на грани банкротства, почти все счета в банках были заморожены. Приложив колоссальные усилия, задействовав все возможные и невозможные связи и рычаги, Лежнев, по его словам, сумел кое-как выправить положение и избежать полной катастрофы. Но Макс больше не президент. Его личные счета пришлось ликвидировать в счет погашения долга. И это еще хорошо, большая удача, что так обошлось. Могло дойти и до суда, светила статья — «мошенничество в личных целях и в особо крупных размерах».

— Так что, Макс, — подытожил Лежнев. — Мы, конечно, с тобой друзья, но ты поступил опрометчиво. И главное — подло. Руку я тебе всегда готов протянуть, несмотря ни на что. Но, сам понимаешь, не все мне подвластно… Такие вот дела…

Макс ехал домой, немного огорошенный тем, что произошло, но, как ни странно, даже с чувством некоторого облегчения. Все решилось как бы само собой, совпадало с его дальнейшими планами. Конечно, без денег начинать все сначала будет необычайно сложно, это существенно меняло первоначальные замыслы. Но ничего, у него есть квартира и машина, которые можно будет выгодно продать. А это немалые деньги, им должно хватить на первый случай, а там — поглядим еще, как все повернется…

Дома Насти не было. Не было ее вещей, из чего Макс заключил, что она в квартиру даже не заходила. Опять неприятное, позабытое уже чувство нахлынуло на него, подступило к горлу. Макс злился, укорял себя за то, что потерял бдительность за время отдыха, отпустил ее одну. Но теперь уж что поделаешь, — оставалось ждать.

Она не явилась к вечеру. Не пришла на следующий день, на другой, третий. Телефон тоже молчал. К исходу недели Макс окончательно понял, что Настя уже к нему не вернется. Что с ней стало, где она сейчас, он не знал. В первые дни он еще пробовал куда-то звонить, чего-то добивался. Но прежние его связи уже не срабатывали. Концы были обрублены вместе с тем, как он лишился своей должности президента фирмы.

Целыми днями он не выходил из дому. Валялся на кровати либо бесцельно бродил по комнатам. Он начал пить, один, сидя на кухне наедине с бутылкой и стаканом. Раньше он этого никогда не делал, а сейчас состояние, в котором он постоянно находился, ему даже начинало нравиться. Алкоголь помогал забыться, не вспоминать о прошлом, не думать о настоящем. Будущего для него уже не существовало.