Свадебный пир, завершивший церковный и гражданский обряды, состоялся в «Постоялом дворе „Лесная чаща“ на одной из автомагистралей. Быстрота, с какой Мартина остановила свой выбор именно на этом, а не на каком-либо другом из ресторанов, которые она посетила, заставляла предположить, что выбор был ею сделан уже давно, иначе она всех замучила бы, без конца взвешивая все за и против, прежде чем решиться. Так оно и было на самом деле: еще задолго до встречи Мартины с Даниелем под арками Жинетта как-то привезла Мартину в этот ресторан, и Мартина тогда же решила, что хорошо бы отпраздновать свадьбу с Даниелем именно здесь. Заново отделанный дом выходил прямо на шоссе: ни единого деревца вокруг, на гудронированной дороге – только белые бочки с красными ободьями, и в них торчат чахлые герани. Машины подъезжали одна за другой, их ставили в своего рода дворик справа от дома. Свадебный подарок Донеля старшего – мышино-серая, начищенная до блеска (сразу видно, рука Мартины уже прошлась по ней) малолитражка новобрачных тоже стояла там. Стояла и машина того приятеля Даниеля, который предоставлял ему и Мартине комнату, когда им негде было приютить свою любовь. Вскоре подъехал автобус с молодежью: машинистками из Туристского агентства – подругами Сесили – и студентами Школы садоводства приятелями Даниеля: Мартина настояла, чтобы пригласили кавалеров и девушки не танцевали бы шерочка с машерочкой. Отец Даниеля вместе с сестрой Даниеля Доминикой, бывшей цветочницей, и ее двумя детьми вылез из старого фамильного ситроена. Задрав голову, мсье Донель остановился посреди дороги, разглядывая вывеску. Высокий, худой, согбенный, точно скоба, со впалой грудью, в темной мешковатой одежде – вид у него был такой, будто он прибыл на похороны.

– Представьте себе, – кричал мсье Донель, – этот дом давно меня интересует! Рад, что попал сюда. Сколько лет проезжаю мимо в Париж… Обыкновенный старый дом… И вдруг – «Постоялый двор». Додумались же! «Лесная чаща» – и не единого дерева… Я все время недоумевал, кто отважится посетить такой ресторан… Оказывается, мы!

– Папа, не стой среди дороги, тебя сшибут.

Дочь его Доминика была похожа на отца, такая же высокая, немного сутулая, с тяжелым пучком черных волос, но, по-видимому, настолько же сдержанная, насколько отец экспансивен и болтлив.

– Обратите внимание, – продолжал кричать мсье Донель, уже входя в дом, – ни души! И не думайте, что это из-за свадьбы, нет, я ни разу не видел здесь ни одной машины перед домом, ни одного посетителя в саду!

Вслед за ними подъехали мадам Донзер, мсье Жорж, старая кузина, у которой мадам Донзер частенько ночевала в былые времена, приезжая в Париж из деревни, аптекарь и аптекарша. Именно они привезли всю компанию на своей машине. Мадам Донзер, очень взволнованная, быстро прошла через зал в сад, где был накрыт свадебный завтрак.

– Дети уже здесь, мсье Донель, я видела их машину, настоящая бонбоньерка. Я тороплюсь, мне хочется взглянуть, как там обстоит дело с завтраком…

– Все в порядке, мадам, вы останетесь довольны и новобрачная тоже, сказал хозяин ресторана, который стоял посреди зала, принимая гостей.

В зале темно и прохладно, каменные толстые стены, бревенчатый потолок, камин из резного камня – сразу видно, что у этого дома за плечами немало веков. Теперешний хозяин поставил вдоль стен банкетки, обитые огненно-красным хлорвинилом, и столики, крытые пластмассой тоже красного цвета. Бар, бутылки, желтый лакированный паркет дансинга. На стенах между медными кастрюлями и жаровнями висели фотографии жокеев, лошадей и картины, изображающие обнаженных женщин. Хозяин выглядел внушительно: высокий, с могучим торсом, с удивительно узкими бедрами и большим яйцевидным животом, который не шел ко всему остальному, был как бы приставлен. И при всем том – голова Цезаря, смуглое, ухоженное и властное лицо. Не исключено, что хозяин попал сюда из Марселя, по пути задержавшись на Монмартре. Он низко поклонился седовласой мадам Денизе в безупречном туалете от Диора, которую сопровождал ее друг, бывший автомобильный гонщик, а теперь шикарный представитель фирмы, торгующей особо дорогими машинами. Друг мадам Денизы был элегантен элегантностью техника и спортсмена – загоревший, сухой, поджарый. Его белая машина с откидным верхом была настоящим чудом, особенно для людей понимающих. Мадам Дениза захватила с собой Жинетту и ее маленького сына Ришара, удивительно белокурого, с толстым задиком. Жинетта, одетая в пастельные тона, казалось, вся состояла из рисовой пудры, крема и духов. В глубине темного зала солнце, как ножом, вырезало ослепительный четырехугольник двери, ведущей в сад.

Там был накрыт стол. Гравий скрипел под ногами гостей. Солнце палило, сад, совсем молодой, всего несколько лип с подпорками, их светлые блестящие листики на коротеньких ветках не давали даже намека на тень. Кое-где на цементных подставках большие глиняные горшки с геранью, а посреди всей этой пустыни каменный колодец– чисто декоративный предмет, поскольку воды в нем не было, зато розовый куст, обвив края колодца, щедро покрывал их множеством маленьких пышных розочек. Чтобы создать хоть какую-то тень, круглые столики под зонтами были сдвинуты, но между ними образовались щели в форме буквы X, и общего стола не получилось.

Мама Донзер про себя подумала, что хуже Мартина не могла бы и выбрать; молодые всегда думают, что они умнее всех, а на самом-то деле – разве это не настоящая катастрофа?! А впрочем, желтые зонтики, красные с белым плетеные кресла – все это в конце концов выглядит на солнце довольно весело! И завтрак был вкусный, даже больше того – превосходный и обильный. Мадам Донзер вынуждена была признать, что действительно за уплаченную цену-это просто невероятно! И вина, и ликеры… Ведь приглашенных было человек сорок… Ну и жара! Мадам Донзер незаметно сняла под столом туфли. Дети Доминики, освободившись от накрахмаленных рубашек и белых замшевых туфель, голые до пояса, с наслаждением разминали пальцы, бегая босиком по саду. Молодежь сбежала в прохладный зал, не дожидаясь мороженого и фруктов – им подадут туда. Они тотчас же запустили проигрыватель на полную мощность. Тень от дома покрывала теперь треть сада; три официанта, прислуживавшие за столом, с неизменной улыбкой, как это и полагается на свадьбе, поставили в тень шезлонги и столы, чтобы можно было отдохнуть после еды в относительной прохладе, попивая кофе и ликеры.

Мадам Дениза была очень довольна проведенным днем, она правильно поступила, осчастливив своим присутствием обыкновенную маникюршу, но она никак не ожидала, что у нее на свадьбе встретит такого достойного человека, как мсье Донель. И сестра жениха, эта высокая дылда, тоже ничего – вполне приличная дама. А о еде и говорить нечего! Даниель, несомненно, хорошо воспитан, но есть в нем нечто такое, что смущало мадам Денизу… и все же он вполне привлекателен.

– У вас прекрасная профессия, мсье Донель, – сказала она отцу Даниеля, смакуя вкусный кофе.

– Эта профессия у нас в крови, мадам, Даниель и его двоюродные братья четвертое поколение Донелей-садоводов, – мсье Донель посмотрел на мадам Денизу, и во взгляде его, как и у его сына, сквозило невинное простодушие самой природы, – а внуки, которые тут бегают, если они не изменят традиции, станут пятым поколением.

Пятое поколение занималось в этот момент тем, что дразнило через забор индюшек: Поло – двенадцатилетний мальчик, круглоголовый, с волосами щеткой, такой, каким был Даниель в его возрасте, и его сестричка Софи, похожая на мать, но обещающая восполнить то, чего не удалось достигнуть матери… Смуглая, как мать, с такими же густыми, темными волосами и до того застенчивая, что посторонний взгляд приковывал ее к месту, и тогда глаза у нее от страха заволакивались восхитительной дымкой.

– Этот мальчик, – продолжал мсье Донель, – уже умеет прививать розы и не отходит от садовников. Родился он в 1940 году, а мой дед, который, насколько мне известно, первый в нашем роду занялся розами, родился в 1837 году. Он был младшим в многодетной семье, и мой прадед отдал его в пятнадцатилетнем возрасте в соседний замок, где он стал помощником садовника.

– Так же поступают с младшими сыновьями в больших аристократических английских семьях: им не полагается наследства, и они уходят из дому искать счастья, – мечтательно вставила мадам Дениза.

– Да, если хотите… хотя обычная многодетная семья – это не совсем то же, что большая аристократическая! Владелец замка, граф Р., был любителем цветов и держал первоклассного садовника. Мой же дед проявил редкостные способности к садоводству… женился он на дочери садовника!

Все засмеялись, и мсье Донель продолжал:

– Их первый ребенок родился в 1860 году, и тогда дедушка решил вернуться на родную ферму и стать садоводом; ему нелегко было убедить своих родственников испробовать новую культуру, вы ведь знаете, крестьяне – народ медлительный, упрямый, недоверчивый. В конце концов для него выделили землю, которая должна была ему достаться по наследству, – настоящая победа! У нас землю дробить не принято!… Тогда дедушка начал разводить цветы, главным образом розы. Продавать их ездили в Париж, на рынки Сите и Мадлен. Нельзя сказать, чтобы это приносило крупные доходы, но все-таки давало больше, чем земледелие, и мало-помалу он, можно сказать, отвоевал землю под розы. Но только его сын окончательно забросил земледелие и стал заниматься одними цветами. Старая ферма и все ее земли отошли под плантации роз. Постепенно розы вытеснили все другое. Мой отец, Даниель Донель, был великий специалист по розам. Я назвал сына в его честь. Надеюсь, он не посрамит имени.

– Но, по-моему, в Бри-Конт-Робер тоже есть плантации роз «Донель»? спросил с интересом представитель автомобильной фирмы, друг мадам Денизы, на которого размах дел мсье Донеля произвел впечатление. – Я проезжал недавно и обратил внимание на вывеску…

– Там мой брат, Марк Донель. Мы купили землю и построили теплицы для роз, идущих на срезку. У нас есть плантации роз в округе Сены-и-Марны, в Приморских Альпах, в Воклюзе, на Луаре, в Буш-дю-Рон… Донели – большая семья, мсье, и всегда находится двоюродный брат или зять, чтобы работать на новых плантациях или в оранжереях. Редко случается, что Донели женятся вне садоводческого круга, если так можно выразиться. Даниель – исключение в этом смысле. Хотя Мартина – все-таки деревенская жительница.

– Гименей, – мечтательно сказал мсье Жорж, – бог новобрачных… В Афинах, на празднествах в честь Гименея молодые люди танцевали, увенчанные розами в ознаменование первородной невинности…

– Ну, а теперь они танцуют самбу, – заметила Жинетта, – а насчет невинности… лучше замнем!

Через открытые двери из темного зала доносились звуки самбы, молодые люди и девушки яростно отплясывали.

– Как фармацевт, – сказал аптекарь из деревни, откуда Мартина была родом, – я знаю, что розовая вода и розовая эссенция существовали еще в древности. Но, признаюсь, мне никогда не приходило в голову, что это предполагает выращивание роз в столь больших масштабах. Ваша профессия, вероятно, очень древняя, не правда ли?

– Что касается профессии, то это трудно сказать… Роза появилась в двенадцатом веке до нашей эры, в Малой Азии, она украшала религиозные обряды персов. У иудеев были розовые плантации под Иерихоном… Роза появилась в Греции… у Гомера, у Сафо, у Геродота… В Риме без нее не обходилось ни одно празднество. А натуралист Плиний старший рассказывает нам всяческие небылицы о природе розы. Чтобы хватало роз на венки и все прочее в нужном количестве, приходилось их разводить. В семидесятом году в Греции уже были теплицы. Там умели делать прививку, скрещивание. Потом розы исчезают на несколько веков, может быть, им не могли простить их языческого происхождения… Но, странное дело, – как до рождества Христова роза была атрибутом богов и богинь, так она внезапно становится символом непорочности пресвятой девы.

– Скажи пожалуйста! Всегда она в чести, – вставила Жинетта.

– Венки из роз сплетаются теперь в честь непорочности, и каждый раз, когда пресвятая дева является людям, под ногами у нее розы…

– Все это духовная сторона истории роз, – прервал аптекарь, – но ведь в средние века роза играла огромную роль и в медицине. Сам Авиценна признавал, что препарат из роз, принимаемый в больших дозах, излечивает туберкулез. А розовая вода применялась в средние века в таком количестве, что, наверно, в одной только Франции розы разводились на сотнях гектаров.

– Да, – сказал мсье Донель, очень довольный, что нашел такого просвещенного по части роз собеседника, – я думаю, что в средние века это было выгодное занятие. Тогда в моду вошли головные уборы и венки из роз, да и одна только розовая вода…

– Ну, вы, небось, и теперь кое-как перебиваетесь, мсье Донель! – хитро улыбнулась Жинетта, которой Мартина жаловалась, что папаша скуповат. – Ришар, слезай сейчас же! – крикнула она своему сыну, проделывавшему акробатические упражнения на краю колодца. – Кому я говорю, Ришар! Погоди, вот я тебе покажу розы! – И спокойно обращаясь к остальным: – Этот ребенок меня в гроб вгонит.

Как человек воспитанный, мсье Донель сделал вид, что не слышит Жинетты. «Жинетта просто невозможна, до чего вульгарна! – отметила про себя мадам Дениза. – Если бы она не была такой хорошей маникюршей, в „Институте красоты“ давно бы отказались от ее услуг. И надо же было Мартине подружиться именно с ней».

– Профессия торговцев розами, – продолжал мсье Донель, – была очень распространена во Франции XV и XVI веков. Тогда существовал даже обычай, способствовавший поддержанию добрых отношений между людьми, которые «обязаны быть взаимно вежливыми». Я читал в «Древней истории города Парижа», что принцы крови, владения которых были подведомственны парламентам Парижа и Тулузы, должны были снабжать парламент розами в апреле, мае и июне. Принц, который поставлял розы, усыпал ими залы парламента, потом угощал завтраком президента, советников, секретарей, судебных исполнителей. За завтраком всем его участникам раздавали букеты и венки из роз, украшенные гербом принца. После этого он получал доступ в парламент, затем служили мессу. У парламента существовал свой поставщик роз, который назывался «поставщиком двора», и принц крови, плативший розовую дань парламенту, обязан был покупать розы у него одного…

– Нет, вы только представьте себе господина Рамадье или господина Жоржа Бидо, увенчанных венками из роз!

Аптекарша воздела руки к небесам. Ох, и язычок у этой аптекарши! Все рассмеялись, особенно когда Жинетта с удивлением спросила:

– Разве в XVI веке в Париже был парламент? Значит, уже тогда была республика?

Высокий черноволосый парень, преждевременно начавший лысеть студент литературного факультета, с которым Даниель подружился во времена Сопротивления, тот самый, что предоставлял ему и Мартине свою комнату, игнорировал, как вежливый человек, неуместные слова Жинетты.

– Знаете ли вы, мсье Донель, что о «раздаче роз» упоминается уже в XII веке? Королева Бланш Кастильская «раздавала розы» на свадьбе прекрасной Марии Дюбюиссон, дочери первого президента парижского парламента.

Приятель Даниеля, по всей видимости, очень любил женщин, красота Мартины его сильно взволновала – подумать только, она спала в его постели…

Мадам Денизе все больше нравился мсье Донель, в нем было что-то истинно французское, нечто от старой аристократической Франции, а теперь еще этот молодой человек… Вполне приличные люди.

– Разводить розы и заниматься этим из поколения в поколение… мсье Донель, – сказала она, – все, что передается из поколения в поколение, считается аристократическим. Так значит, ваш сын продолжит эту аристократическую традицию?

– Аристократическую? – мсье Донель с усмешкой поглядел на мадам Денизу. Да, были садоводы-аристократы, например Вильморены… Но с 1760 года они начали торговать и тем самым лишили себя привилегии дворянства… А династии садоводов, разводящих розы– Перне-Дюше, Нонены, Мейаны, Маллерены, – не обладают ни титулами, ни дворянскими званиями. Наш Готский альманах это «Who's who» роз.

Мадам Дениза была приятно поражена – он знает английский.

– Из древности, мадам, до нас дошло описание около десятка разновидностей роз, сейчас их описано около двадцати тысяч. Есть люди, которые всю свою жизнь посвятили выращиванию новых сортов роз. Это творцы, и мой отец был одним из них. Каждая новая роза заносится в специальный реестр, в каталог, где ее название стоит рядом с именем того, кто ее вывел, и датой ее создания. В каталоге указывается, к какому виду она принадлежит, генеалогия этого вида и когда он был впервые ввезен во Францию.

– Это необыкновенно! – воскликнула мадам Дениза.

– И вы говорите, что на сегодняшний день их зарегистрировано двадцать тысяч? – аптекарь, по-видимому, считал, что это много.

– Да, мсье, и нередко фамилия Донель стоит рядом с названием розы. Мой отец вывел большое количество сортов роз, он удостоен премии в Лионе, в Багателе и на других конкурсах роз. Он, хоть и не получил специального образования, был крупным авторитетом по гибридизации, поэтому на международных конгрессах генетики к нему очень прислушивались… Даниель пошел в своего деда, но он ученый. Он хочет создавать новые розы научным способом. Ну что ж, посмотрим… Он страстно любит свое дело… на месте Мартины я бы его ревновал…

Разносили шампанское. Свадьба определенно удалась. В зале веселились, оттуда доносились возгласы, смех, аплодисменты. Жинетта не утерпела и, оставив общество, которое она находила нудным, бросилась танцевать.

В зале горело несколько неярких электрических свечей; они отражались в медных кастрюлях и жаровнях, которые вместе с круглыми деревянными балками потолка оправдывали название «Постоялый двор». «Каков стиль!» – только и успела сказать Жинетта, сразу очутившись в объятиях незнакомого молодого человека. Танцевали яву, но одна пара так забавно отплясывала в том же ритме самбу, что остальные покатывались со смеху. Сам хозяин тоже принял участие в танцах и, несмотря на яйцевидный живот, оказался заправским танцором. Как человек, знающий приличия, он только один раз, и очень корректно, позволил себе пригласить новобрачную.

– У вас тут, право, чудесно… – Мартина мелко семенила в могучих объятиях хозяина.

– От вас зависит, мадемуазель, простите, мадам, бывать здесь как можно чаще. И я говорю это не из меркантильных соображений.

– Разумеется, мсье… Но ведь замуж выходят не каждый день. Я очень признательна и вам и Жинетте за то, что вы все так прекрасно устроили. Но я не хочу злоупотреблять… У нас еще пока нет кадиллака, а только малолитражка.

– У вас еще будет кадиллак, мадам, поверьте мне, я даже уверен, что, если бы вы только пожелали, он и сейчас уже был бы в вашем распоряжении.

– За кого вы меня принимаете, – безразличным голосом, как бы без восклицательного знака сказала Мартина.

– Глядя на вас, мадам, сожалеешь, что strip-tease в обычной жизни редко практикуется!

Ява кончилась, и молодежь хором закричала: «Хватит» и «Давай Ча-ча-ча! Ча-ча-ча!»

Мартина вернулась к Даниелю, который стоял, сунув руки в карманы, и развлекался, глядя на тех, кто валял дурака.

– Странно, – недоумевала Мартина, – любая женщина тебе скажет: мужья не умеют танцевать. Одно из двух – что ли хорошие танцоры никогда не женятся, что ли…

– Я бы тебя еще лучше понял, моя радость, если бы ты сказала: то ли хорошие танцоры никогда не женятся, то ли… Чему вас учат в вашем «Институте красоты»?

– Все равно ты танцуешь, как чурбан!

– Верно! Я люблю тебя, моя плясунья, моя фея, люблю мои ножки-непоседы… Солнце скоро ляжет спать, и мы тоже… И я жду, жду…

– А я больше никогда не буду ждать. Ты – мой.

Ни восклицательного, ни вопросительного знака. Разговорная пунктуация Мартины становилась все более похожей на пунктуацию пишущей машинки.

– Давай удерем?… – Даниель привлек ее к себе. – Дверь за уборной выходит прямо во двор…

Никто, казалось, не заметил их исчезновения. Пластинки ставили бесперебойно, музыка не переставала надрываться. Хозяин удалился к себе, небрежно поманив Жинетту. Мсье Донель и остальные прошли по скрипящему гравию и вышли на гудрон шоссе… Все переели и перепили, чувствовали себя отяжелевшими, очень отяжелевшими.

– Ведь мы еще не старики, – сказала мадам Донзер аптекарше, отметив про себя, что малолитражка исчезла, – а поглядите, как все изменилось… Возьмите, к примеру, свадебные подарки. Мать мне часто рассказывала про то, как хозяин фабрики, на которой она работала, выдавал замуж дочь – свадебные подарки были выставлены напоказ на большом столе, и все ходили на них смотреть. Серебро, бронза, вазы и драгоценности. А представьте себе на столе малолитражку, которую мсье Донель подарил детям. Или радио, которое не надо включать в сеть, – подарок мадам Денизы, или фотоаппарат, который им прислал дядя-садовод с юга. А сами мы подарили им квартиру, купленную в рассрочку, за которую мы трое – Жорж, Сесиль и я – будем платить еще два года! Да, скажу я вам…

Вдруг из дома выскочила разом вся молодежь и стала усаживаться в автобус, шофер которого дремал, дожидаясь разъезда. Они хотели еще прокатиться, предпринять что-нибудь, лишь бы не расставаться вот так – сразу.

– Обратите внимание, – опять принялся за свое мсье Донель, – рядом с этой «Чащей» лесу нет! И ни одной живой души за весь день! А ведь мы не сняли ресторан целиком, и вход посторонним не был запрещен…

Автобус отъехал. Стали рассаживаться по машинам и остальные. Мадам Донзер, еле живая от усталости, благодарила приятеля Даниеля, который предложил подвезти всю семью – ее, мсье Жоржа, Сесиль с Жаком – в Париж. Аптекарь ехал в обратную сторону – в деревню. Сесиль и Жак не присоединились к молодежи. Сесиль была не в духе, казалась утомленной, а Жак, высокий мрачный парень, не раскрывал рта. Сразу было видно, что они поссорились.

– Мы чудесно провели время, – мадам Дениза садилась в сверкающую машину своего друга. – Но где же Жинетта?… Ну, тем хуже для нее. Я уверена, что она не пропадет…

Теперь оставался только старый ситроен мсье Донеля.

– Дедушка! Смотри – луна! – сказала девочка с черными распущенными волосами.