Я пишу эти строки за несколько минут до своей смерти. Выхода нет: я должен совершить то, что от меня требуют. А это означает верную смерть. Так у нас принято: слабейший обязан жертвовать собой во имя Стаи. А я — слабейший. Я — самый слабый не только из нашего помёта, но и из всего выводка. Слабый физически: меня легко укладывает на лопатки не только любой из моих братьев, но и любая из сестёр.

Все они почему-то считают, что сила — самое главное. Как будто не знают, что люди добились всего, что умеют, отнюдь не физической силой. Ах, да, откуда же им это знать? Они ведь воспринимают людей как некую слепую природную стихию, подобную наводнениям или землетрясениям. Но если наводнения и землетрясения могут предсказывать практически все из наших, то поступки людей непредсказуемы. О них не может догадаться никто, кроме, быть может, меня. И, мне кажется, я открыл причину непредсказуемости человеческих действий: люди — разумны! Разумны почти так же, как мы.

Мало того: я, кажется, недавно научился улавливать их мысли. Это очень сложно, они обрывочны и непонятны, особенно когда не касаются непосредственно нас — но они есть!

Лучше всего у меня получается улавливать мысли, когда люди записывают их на листах бумаги, или когда они уже записаны. Люди называют эти листы книгами. Я попробовал и сам записывать свои мысли, и понял, что так думать гораздо легче!

Я рассказал о своём открытии старейшинам. И тут меня ожидал жестокий удар: они меня не поняли! Напрасно я пытался втолковать им, они лишь переглядывались, перемигивались да хмыкали.

Так я сделал ещё одно открытие: не все крысы разумны! Это было для меня, наверное, ещё большим шоком, чем открытие разумности людей. Нет, все наши прекрасно понимали меня, когда я говорил о еде, о тёплой норке, об опасностях, которые подстерегают нас в человеческих жилищах… Но они ничего не понимали, когда я начинал объяснять им причины опасности.

Меня не понял никто, даже старейшины!

Неужели я — единственный разумный крысёнок во всем мире?

А потом появился Капкан.

То есть это я знал, что найденное устройство — Капкан: я уловил мысль человека, который его ставил.

Но напрасно я пытался объяснить это старейшинам. Они говорили, что за всю свою долгую жизнь встречались с разными ловушками, но такой никогда не видели. А значит, это не ловушка, а что-то иное. И я должен пойти и проверить, что. Тем более что от неё так вкусно и приятно пахнет.

Впустую я говорил, что это приманка, что трогать её нельзя… Один их старейшин, седоусый, заявил, что ему прекрасно известно, что такое приманка. Что он сам, будучи таким же маленьким и глупым, как я — это его слова! Это я-то маленький и глупый? Так вот, что он лично, когда был таким же маленьким и глупым, попробовал один раз приманку и потому прекрасно знает, какая она бывает.

— Она была вкусной, очень вкусной, — вспоминал он, закатив глаза. — Но к основному вкусу примешивался второй, очень странный… Я съел совсем немного, маленький кусочек — и мне стало плохо, очень плохо. Я долго болел, и если бы не моё крепкое здоровье, — тут он презрительно посмотрел на меня, — я бы не выжил. Но ты можешь использовать мой бесценный опыт: если почувствуешь вдруг два вкуса, сразу выплюнь так называемую приманку — и ты останешься в живых. Иди, крысёныш!

— Но почему именно я? — вскричал я.

— Потому что только старейшины решают, кто более важен для Стаи, а кто нет. Если же столь важное решение, — он поднял кверху средний коготь, — давать на откуп каждому юному крысёнышу, — он горько усмехнулся, — тогда Стая давно перестала бы существовать.

Всё. Я понял, что погиб. И я смирился. Я понял, что ничего не смогу сделать. Мне никак не пробить ту стену непонимания, которую они воздвигли между собой и мной.

Если бы это была отрава, яд — так называлась та приманка, которую когда-то будто бы попробовал старейшина — я бы попытался обмануть их: сделать вид, что откусил, даже взять в рот… а потом выплюнуть и завопить, что у неё странный вкус! Или ещё как-нибудь.

Но капкан… У меня есть только одна возможность, одно средство убедить их: откусить кусочек приманки так, чтобы капкан сработал, а самому отскочить, чтобы он не успел схватить меня. (Тут я, наверное, плохо понял мысли большого человека, когда он объяснял принцип капкана маленькому человеку). Или… или своей смертью убедить старейшин в том, что был прав. Но почему они не хотят верить мне? Только потому, что я маленький и слабый? Но… я как-то прочитал в одной из человеческих книг, что была такая страна — Спарта, и в ней самых маленьких и слабых сбрасывали со скалы в пропасть. И поэтому все люди там были сильными, здоровыми… но глупыми. Они не придумали ничего нового, полагались всегда лишь на свою силу. А их соседи в это время придумывали новое вооружение, новые приемы защиты и нападения… и в результате государство Спарта исчезло с лица земли. То же самое, в конечном счете, ждет и всех нас, если… если…

Всё, за мной пришли. Два сильных, здоровых серых стража. Убежать от них я не смогу. Да и куда бежать? Разве я смогу жить без Стаи?

Поэтому я вынужден принести себя в жертву. Во имя Стаи.

Мне придётся идти. Идти, чтобы погибнуть. Единственное, что я могу — захватить с собой эти заметки. Для кого? Не знаю. Может быть, когда-нибудь, кто-нибудь их прочитает — неважно, кто: люди или крысы. Может, тогда изменится отношение между разумными существами разного вида.

Но… если среди крыс не все разумные, значит, точно так же и среди людей? А это означает, что вражда будет продолжаться.

И всё равно: мои записи — это ещё один, пусть самый маленький, шанс…

Но почему? Почему мне не поверили свои? Я же предупреждал их! Почему они так глупы? Ведь я, наверное, самый умный крысёнок из всех! Я умнее их всех, вместе взятых!

А может… а может, именно поэтому от меня и хотят избавиться?

* * *

В тисках капкана неподвижно лежал маленький крысёныш. Левой лапкой он прижимал к животу небольшой клочок мелко исписанной бумаги…