У Иисуса Христа не бывает друзей, Лишь Иуды вокруг, да апостолы, И поэтому-то слишком много не пей, Не стучи кулаками-то по столу: Разобьёшь кулаки, или стол расшибешь – А имущество всё же казённое. Хорошо ещё, если ухлопаешь вошь, Иль малиново выстучишь звонами. Музыкально стучать кулаком по столу Могут только большие начальники – Кипятятся, что тот самоварчик в углу, Видно, бабу желает на чайнике. «Что такое? – кричит он сквозь пьяный угар, – Много чайник себе позволяет! Самовар я вообще или не самовар? Может, тоже я бабу желаю?!» Улыбалась деваха на чайнике – вширь, Щёки – кровь с молоком, глазки – кофе. Вот такие подводят и под монастырь, Даже если сидят в облсовпрофе.

Для чего собрались, вряд ли вспомнишь теперь, Да и стоило ли собираться? Не вели протокола – попробуй, проверь, Показалось, нас было тринадцать. Председательствовал, как всегда, Иисус – Так у нас было заведено. Ублажил он наш непритязательный вкус, Превративши раз воду в вино. Пусть не «Наполеон», но и не самогон, А ведь мог и чего-то попроще. Ром не сделал он – и крюшон не крюшон, Что-то вроде как «Белая лошадь». А крепка, как вожжа – разъедает, что ржа – Иоанна за раз развезло. А потом Иуда по-лошажьему ржал, На себя надевая седло. – Иуда! Ну, хорош – и чего же ты ржёшь? – Успокаивать стал его Пётр. Ты седло-то не трожь, и Иакова то ж, Он калач ещё тот, хоть не тёрт.

…А теперь всё не так: пили только коньяк, Рукавами занюхивая. Будто меж нами враг, пили как-то не так, Друг от друга закуску тая. Иисус был уныл, будто бы не допил – Как заведено у россиян – Растерял он свой пыл, даже чуточку ныл, Хоть порою сквозь слезы смеясь Был он бледен с лица, повторял без конца: «Миновала бы чаша сия! Не просить ли отца? – Да и я не пацан: Голова начинает сиять». Иоанн хоть и мал, на бифштекс налегал, Разведя руки чуть не до плеч. Видно, долго не спал – беспрестанно зевал И не прочь на бифштекс был прилечь. Весь упитый Матфей отдыхал на софе, Иногда даже всхрапывал чуть. – Это же не кафе, а аутодафе! – Иисус возопил – прямо жуть. – Говорю вам: давно пьёте вы не вино, Кровь мою вы сосёте из жил. Я прогнал бы вас, но, видно, так суждено Пропадать всё равно, как не жил. А закусывать чем? Я такого не ем! – И жаркое прилипло к стене. Покажу я вам всем… надоели совсем, Как обрыдли, негодные, мне…

Кто-то рядом со мной говорит: “Перепой! Назревает громадный скандал. Не пора ли домой? Что творит! Боже мой!” Показалось, то был Иуда. Все к Христу – унимать. Он кричит: «В бога-мать! Не уйду, не оставивши следа! Хоть бы дров наломать, раз угля-то – чёрт-ма!” И – вареньем обляпал соседа. Потекло по усам, тот облизывал сам, Никого к себе не подпуская, Это ль не чудеса, словно божья роса На осине в окрестностях рая. Как бы кто не узнал, как Христос бушевал – Мало ли, что его довели. Встал какой-то амбал, гаркнул на весь подвал, Мол, цветочки пока что цвели.

Появляются тут, к Иисусу идут, Шпорами о мечи цокотя. Был забавой им труд и за пару минут Расшвыряли нас всех, что котят. – Кто Иисус-то из вас? – стражник ввинчивал глаз В одного завернул – и не вынул. Мой рассказ без прикрас: что спасти себе глаз, В глаз другому с размаху тот двинул. – Я не он! – Пётр попёр и под носом растёр. – Я вообще по субботам не пью! Но и стражник хитёр: подмигнул, словно вор: – Ну а если «Камю» я налью? – Мне налей, мне налей! – взволновался Матфей И стакан из кармана достал. Стражник сразу стал злей: – Пьете сладкий елей И целуете бога в уста. Вы апостолы, что ль? Пользы ровно на ноль, Закусить не умеете толком. Незавидная роль: водит вас алкоголь И отдаст на съедение волкам. Тут Иаков взалкал: – Да не волкам – волкам, Вы и есть эти волки поганые. Хоть в душе я не хам, но как дам по мордам, Ну чего привязались, что надо вам? – Нужен нам Иисус, искусителей туз, Что о царствии сказочном трепется. Пусть велик греха груз, словно сладкий арбуз Скибкою в полтора полумесяца. Замолчали тут все, Иуда окосел, Завопил: Иисусе, нас предали! И рванул от стола босиком по росе… Остальные спокойно обедали. Продолжают допрос: – Кто из вас-то Христос? И – представьте – никто не соврал. Значит, всё же донес он ученье своё: Не солги, коль желаешь добра.

А потом, как известно, был суд, приговор, И на деле поставили крест. Там и справа был вор, там и слева был вор, И в толпе, что стояла окрест. Зря Пилат руки мыл, за Иисуса молил – Видно, всё было предрешено, Не хватило ни сил, ни шампуней, ни мыл, И остался с несмытой виной. А распяли опять, как всегда, не того, Хоть и сделано было «на ять». И Второго Пришествия ждут – для чего, Чтобы снова Иисуса распять? Когда-то мне приснился сон, Про миллион Христов. Корректировки просит он И вариант готов: Висел Один над всеми лет… Порядочно. И стал Источником несметных бед, Но с именем Христа. Ему страдания и власть, И силу принесли. «Другие пусть страдают всласть – Не всё мне только лишь». Не буду тратить лишних слов И рану бередить: Все на крестах – мильон Христов, А без креста – один…