— Кто это? — резко спросил Магнет, выходя на уступ. — Кого ты схватил?

— Пастушонка, господин. Одежда на нем пастушья.

— Дай-ка я не него погляжу. Эй ты, почему ты бродишь тут ночью?

Алексид перестал вырываться — раб крепко держал его, скрутив ему руки за спиной. Быстро приняв решение, он захныкал:

— Прости, господин. Я без всякого умысла. Прости. Я не знал, кто тут, — думал, может, воры подбираются к нашим овечкам…

— А почему ты догадался, что тут кто-то есть?

— Увидел костер, господин.

— И давно ты подслушиваешь?

— Я только сейчас подошел, господин, вот сейчас…

— Он врет, господин, — вмешался раб. — Он сидел на дереве. Мы его потому и увидели. Его голову осветил костер. Он глядел в пещеру. И, наверно, долго тут сидел.

Тем временем к Магнету подошли Каллибий и Гиппий. Спартанец, выхватив из костра горящую головню, нагнулся и осветил стоящих внизу. Гиппий вскрикнул:

— Это не пастух! Я его знаю. Это Алексид, сын Леонта. Он одно время болтался около Сократа. Наглый бездельник…

— Понимаю, — тихо и грозно перебил его Магнет. — Ну, Алексид, кто послал тебя подглядывать за нами?

— Никто, — угрюмо ответил Алексид.

— И ты хочешь, чтобы я тебе поверил? Так ли уж часто афинские юноши из хороших семей бродят ночью по горам? Почему ты не дома, не в городе? Алексиду пришла в голову спасительная мысль.

— Тут неподалеку загородный дом моего отца, — ответил он чистую правду. — Я часто остаюсь здесь на несколько дней. И я люблю бродить ночью в темноте. Так я готовлюсь к воинской службе. Неужели только спартанским юношам позволено учиться выслеживать врага?..

— И ты для этого всегда так одеваешься? — спросил Магнет.

— Ну… — не сразу нашелся Алексид. — Я не хотел пачкать свою лучшую одежду, завтра ведь праздник…

— Он лжет, — сказал Каллибий. — Он опасен. Наверно, слышал все, о чем мы говорили. Его следует…

— Нет, — ответил Магнет. — Мы не варвары. Когда надо, мы убиваем без колебаний, но мы не проливаем кровь напрасно. Да и к тому же он еще совсем мальчик. И красивый, — добавил он с усмешкой, — если его хорошенько умыть. Свяжи ему руки, Карион, и подними сюда.

— Значит, ты готов подвергнуть опасности все дело… — сердито начал спартанец.

— Никакой опасности нет. Он останется здесь, пока все не будет кончено, и не причинит нам никакого вреда. — Магнет повернулся к Алексиду, которого тем временем уже подняли на уступ. — Тебя хватятся сегодня ночью? Алексид решил, что полезнее будет сказать правду.

— Нет.

— Тем лучше для тебя. Если рабы из вашего имения начнут рыскать тут с факелами, это может кончиться плохо. Нам, пожалуй, придется позволить им найти тебя… со сломанной шеей. Запомни это, Алексид. Я не потерплю никаких помех моему замыслу. Быть может, я не так склонен проливать афинскую кровь, как мой спартанский друг, но, если ты попробуешь сбежать, я тебя не пощажу. Ты понял?

— Да.

— Ты пробудешь здесь два дня. — Магнет вошел в пещеру и указал на темный угол в глубине. — Ложись тут. Свяжи ему ноги, Карион.

Алексиду очень мешали связанные руки. Он с трудом опустился на колени и перекатился на бок, как больной теленок. Раб связал ему ноги.

— Лежи смирно, — сказал Магнет, — и мы тебя будем кормить, а когда все кончится, отпустим домой. Но попробуй только крикнуть, и я выдам тебя Каллибию. Мне некогда возиться с неблагодарными мальчишками.

Он и его друзья вернулись к выходу и продолжали совещаться, но теперь уже шепотом. Вскоре Гиппий попрощался и ушел. Каллибий и Магнет улеглись поперек узкого входа в пещеру. Даже не будь Алексид связан, он не смог бы выбраться наружу незамеченным.

Он лежал, и его томило отчаяние. Но к утру усталость и духота взяли верх над душевной и телесной болью. Он погрузился в тревожную дремоту, и в его снах странно мешались театральные состязания и заговор. Вот он сам выступает в своей комедии, скамьи битком набиты зрителями, но только почему-то это не театр, а каменоломня. Он хочет предостеречь зрителей, но может говорить только стихами. И вот он начинает облекать свое предостережение в стихи: очевидно, в его памяти были свежи усилия, которых ему стоили изменения в монологе Главка, — во всяком случае, еще не совсем проснувшись, он успел сочинить несколько строк в том же размере:

Они звучали в его ушах так живо, словно он вовсе и не спал; он даже услышал, как глашатай объявлял его победителем состязаний. Все зрители кричали: «Алексид! Алексид!»

Он открыл глаза и застонал, так все его тело болело от неудобной позы.

— Алексид! Алексид!

Так, значит, это не сон? Кто-то действительно произносил его имя — но тихим шепотом и у самого его уха.

Алексид хорошо знал Коринну и мог бы догадаться, что она неспроста так легко смирилась и позволила ему выслеживать Гиппия в одиночку. Она просто не стала тратить время на бесплодные споры, решив про себя, что все равно потихоньку пойдет за ним. Если она будет держаться поодаль, Алексид — а уж тем более Гиппий — ничего не заметит. Ну, а в случае беды она сможет прийти ему на выручку.

Так и вышло. Коринна добралась до самой каменоломни, но побоялась ползти мимо стражи. Однако и оттуда она услышала крики, когда Алексид был обнаружен, и поняла, что его отнесли в пещеру. Но что произошло потом, ей узнать не удалось. Когда все затихло, она решила, что одна помочь ему не сможет, и помчалась обратно в Афины по залитым лунным светом полям, легконогая, словно сама охотница Артемида, — только вряд ли богиня когда-нибудь бывала такой оборванной и перепачканной.

На ее счастье, городские ворота были открыты: из окрестных селений в город уже начали стекаться люди, так как театральное представление должно было начаться сразу после восхода солнца, а каждому хотелось занять место получше.

Коринна направилась прямо к дому Лукиана. Он все-таки был лучшим другом Алексида. И она не знала, к кому еще обратиться за помощью.

В доме уже проснулись. После некоторых препирательств Коринне удалось упросить привратника сходить за Лукианом, и тот вскоре вышел к ней, протирая глаза.

— Это ты? — возмущенно спросил он. — Да как ты…

— Я знаю, что ты меня не любишь, — решительно сказала Коринна. — Но это неважно. Алексид попал в беду.

Она шепотом объяснила ему, что Гиппий виделся с Магнетом в пещере и они схватили Алексида, когда он пытался подслушать их разговор.

Лукиан забыл обо всем, кроме опасности, грозившей его другу.

— Я сейчас же иду к отцу. Мы соберем вооруженный отряд и…

— Нет, нет. Это может кончиться плохо… для бедного Алексида, хочу я сказать. Они… — Она вздрогнула и, поколебавшись, докончила:

— Они что-нибудь сделают с ним. Или оставят его заложником, если им придется силой пробиваться к границе.

— Ты права, — ответил Лукиан и задумался.

Коринна вдруг почувствовала, что вся ее прежняя неприязнь к нему исчезла. Как он побледнел! Наверно, он все-таки очень любит Алексида.

— Надо подумать, — продолжал Лукиан. — Не удастся ли нам одним спасти его?

— Можно попробовать, — ответила она и рассказала ему свой план.

Он удивленно посмотрел на нее:

— И ты не сказала про это Алексиду?

— Нет. В первый день я не хотела вам говорить. Я ведь не знала, как все потом обернется, и моя тайна могла мне пригодиться. Так уж учила меня мать, — пояснила она с виноватым видом, — не слишком-то доверять людям. Мне не хотелось, чтобы он знал, что я тогда сказала неправду.

Лукиан затянул ремни сандалий, и они незаметно выскользнули на улицу, где было уже почти светло.

— А почему ты сразу этого не сделала? — спросил Лукиан.

— Опасно. Кому-нибудь надо отвлечь их от пещеры.

— Да, конечно… Ну, во всяком случае, я рад, что ты позвала меня.

Они миновали городские ворота. Небо над Гиметтом медленно краснело, а на его снега уже лег розовый румянец.

— Алексид! Алексид! — шептала Коринна ему на ухо.

Он пошевелился, и она принялась резать ремни, связывавшие его руки. Перед собой он видел неровный клочок серого неба в рамке зубчатых краев расселины. Костер давно погас. Рядом с ним валялись плащи, сандалии и пустая амфора. Ни Магнета, ни Каллибия не было видно, но он услышал их голоса — они о чем-то возбужденно совещались у входа в пещеру.

— Я же развязала тебе ноги, — сердито шепнула Коринна. — Разве ты не чувствуешь? Да ведь они у тебя совсем затекли! — Она обхватила его за плечи и помогла встать. — Нам надо скорее уходить отсюда.

Только теперь он сообразил, в каком отчаянном положении они находятся.

— Как ты пробралась мимо них? — хрипло прошептал он. — Теперь и ты в ловушке! Ты слышишь их… нам не спастись…

— Сюда! — И она потащила его в глубину пещеры.

— Что толку? — пытался спорить он. — Они начнут искать, найдут нас, и тогда…

— Они нас не найдут. Иди за мной. Тут мы полезем вверх. Только здесь узко. Смотри не ушиби голову.

Теперь они карабкались вверх по крутому проходу. Алексид слышал тяжелое дыхание Коринны где-то над своей головой. Потом чуть посветлело, и он уже мог различить ее спину. Когда же он в следующий раз поднял глаза, то увидел ее черный силуэт на фоне светлого пятна. Вскоре они уже выбрались на вершину скалы. Морской ветерок трепал их волосы, а кругом вздымались горы, одетые блеском солнечного утра.

— Ты мне не говорила об этом проходе, — сказал Алексид обиженно, вспомнив тот день, когда они с Лукианом собирались осмотреть пещеру с факелами, а она напугала из рассказом об обвале.

— Это была моя главная тайна. Я ведь тогда не знала, какими вы окажетесь — ты и Лукиан. Да, кстати, он сейчас где-нибудь вон там. — Она указала на лесистый склон, круто уходивший от каменоломни туда, где среди деревьев белели вспененные волны Илисса.

— Лукиан?!

— Да, он шумел там в кустах, чтобы выманить их из пещеры. Мы решили, что они наверняка все кинутся туда посмотреть, в чем дело. К счастью, так и вышло. А с Лукианом ничего не случится. Им его ни за что не поймать.

— Конечно. Но и нам лучше уйти отсюда поскорее, — сказал Алексид. Ведь они могут найти проход и броситься за нами в погоню. — Он внимательно огляделся. — Я знаю другую дорогу отсюда, которая ведет в сторону от каменоломни. Побежали?

— Побежали! Знаешь, я совсем забыла, ведь сейчас начинается представление. Сегодня же Великие Дионисии!

— Я думаю не об этом, — сказал он мрачно, когда они побежали по тропке, петлявшей в лесу. — Сегодня заговорщики попытаются захватить власть! Нам нельзя терять ни минуты.