Деятельность поэтов-декабристов — одна из замечательных страниц русской истории и литературы. Пушкин внимательно относился к произведениям своих революционно настроенных собратьев по перу, оказывал сильное и плодотворное воздействие на их творчество. Наибольшей популярностью в свободолюбивой поэзии тех лет пользовался ответ А. И. Одоевского на послание Пушкина «Во глубине сибирских руд...». Строка из стихотворения декабриста — «Из искры возгорится пламя...» — послужила впоследствии эпиграфом для ленинской газеты «Искра».

Александр Иванович Одоевский родился 8 декабря 1802 года. Выходец из древнего княжеского рода, он пренебрег обычной для дворянской молодежи карьерой, встал на путь революционной борьбы. Одоевский был ближайшим соратником Рылеева и Бестужева, активным участником восстания декабристов. Он был приговорен к 12 годам каторжных работ. Каторгу отбывал в Читинском остроге и на Петровском заводе. В 1837 году по личному приказу Николая I Одоевского направили рядовым в Нижегородский драгунский полк, находившийся на Кавказе. Там же служил опальный Лермонтов. Они сблизились. Памяти друга-декабриста, умершего в августе 1839 года, гениальный поэт посвятил стихотворение, полное искренней любви к товарищу, навсегда сохранившему

И звонкий детский смех, и речь живую, И веру гордую в людей и жизнь иную.

Как поэт Одоевский почти не проявлял себя до восстания декабристов.

По словам исследователя творчества поэта В. Г. Базанова, только повышенной требовательностью к себе («Люблю писать, но не отдавать в печать») можно объяснить тот факт, что ранние произведения А. Одоевского не увидели света, были уничтожены самим поэтом. Чуждый «журнального славостяжанья», Одоевский не торопился печатать свои произведения: он считал, что настоящая поэзия дается не сразу, она требует времени, проверки, напряжения сил.

В своем литературном творчестве, развернувшемся главным образом на каторге и в ссылке, Одоевский был самым значительным после Рылеева поэтом, признанным певцом идей декабристов. В ряде стихотворений он решает проблему высокого назначения поэта-гражданина. Так, в стихотворении «Таится звук в безмолвной лире...» он определяет свои идейные позиции, считает себя «народным певцом». Его внимание привлекает героическая тема борьбы за свободу. Поэт продолжает свято хранить традиции декабристской литературы, воспевает некогда вольные города Новгород и Псков, создает в поэме «Василько» колоритный образ воина-патриота — борца за единение Руси.

Одоевский — автор прекрасных элегий. Одна из них посвящена А. С. Грибоедову, который был его двоюродным братом по материнской линии. Трагическая гибель

Грибоедова в Тегеране потрясла опального декабриста. Без подписи автора в «Литературной газете» Пушкина появилась знаменитая элегия «На смерть А. С. Грибоедова». Одоевский писал:

Где он? Где друг? Кого спросить? Где дух?.. Где прах?.. В краю далеком! О, дайте горьких слез потоком Его могилу оросить, Согреть ее моим дыханьем!

В 1832 году Одоевский создает стихотворение «Спи, мой младенец...». Эта колыбельная песня посвящена Кондратию Розену, сыну декабриста, родившемуся в Петровской тюрьме и названному так в память о Рылееве. Поэт воскрешает незабвенный образ своего друга Рылеева, который «в душу огнь заронит», «благословит на жизнь», направит «по верному пути стопы» молодого поколения. Кондратий Розен должен дорожить примером Рылеева, учиться у него гражданскому мужеству.

С любовью на тебя свой ясный взор он склонит, И на тебя дохнет, и в душу огнь заронит! И очи с трепетом увидят, как в венец Вкруг выи синий пламень вьется, И вспомнишь ты земной его конец, И грудь твоя невольно содрогнется!

Вольнолюбивые стихи Одоевского, убежденного и непримиримого борца против деспотизма и тирании, живут и сейчас в сердцах советских людей.

Наш скорбный труд не пропадет, Из искры возгорится пламя, — И просвещенный наш народ Сберется под святое знамя.

Судьба литературного наследия декабриста Одоевского поистине трагична. До нас дошло всего лишь несколько автографов стихотворений А. И. Одоевского: 24 строки в юношеских письмах к В. Ф. Одоевскому, «Брак Грузии с русским царством», одна строфа из стихотворения «Куда несетесь вы, крылатые станицы?..», «Венера небесная» («Клубится чернь восторгом безотчетным...»). Последний автограф хранится в Государственной Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина (в фонде В. Ф. Одоевского, двоюродного брата поэта). По этому автографу впервые устанавливается место и точная дата написания стихотворения А. И. Одоевского «Венера небесная»: Елань, 22 мая 1834 года.

По свидетельству друзей, им написаны «многие тысячи» стихов. Чудом же сохранилось лишь три тысячи стихотворных строк (всего около 60 стихотворений).

Одоевский не записывал собственных сочинений. Это подтверждает и он сам в письме к отцу И. С. Одоевскому от 22 ноября 1833 года: «А если я теперь когда-нибудь сочиняю их, стараюсь забыть: это для меня тем легче, что я почти никогда не кладу своих стихов на бумагу, как Вы давным-давно знаете это».

Почти все его стихотворения записаны декабристами — друзьями поэта, находившимися вместе с ним на каторге и в ссылке. При жизни Одоевского благодаря П. А. Вяземскому и А. А. Дельвигу увидели свет всего лишь 11 его стихотворений, да и то анонимно. Бывший мятежник, находившийся в сибирской каторге, не имел права выступать в печати под своим именем. Через два года после его смерти в журнале «Отечественные записки» появляется стихотворение, посвященное А. М. Янушкевичу. Кто-то из друзей поэта передал в редакцию альманаха «Молодик» на 1844 год» стихотворение «Брак Грузии с Россией», где оно было впервые опубликовано за подписью А. О. В 1958 году впервые М. А. Бриксманом по достоверным спискам опубликованы стихотворения А. И. Одоевского «Венера небесная» («Клубится чернь восторгом безотчетным...»), «Иоанн Преподобный» («Уже дрожит ночей сопутница...»), «Дифирамб» («Как мирен океан...»), «Два духа» («Стоит престол на крыльях; серафимы...»). Все эти тексты записаны на каторге другом поэта П. А. Мухановым. Они обнаружены в небольшой тетради, рядом с достоверно известными, ранее опубликованными стихотворениями Одоевского «Как недвижимы волны гор...», «Послание к Е...».

Считаются утраченными стихотворения Одоевского «К товарищам» (1823), «Безжизненный град», послания Никите Муравьеву и М. Л. Огаревой, третья песнь поэмы «Василько», тюремная песня на мотив «Во саду ли, в огороде», второе стихотворение «Памяти Грибоедова», множество эпиграмм и большое количество писем, в том числе письма к К. С. Сербиновичу, В. И. Ланской, В. Ф. Одоевскому.

Один из близких знакомых Одоевского, Пушкина, А. Тургенева, Жуковского, Вяземского и Карамзиных, чиновник особых поручений при министре народного просвещения К. С. Сербинович сообщил точные названия некоторых стихотворений Одоевского.

5 января 1823 года К. С. Сербинович записал в своем дневнике: «Пошел я на обед к князю А. И. Одоевскому. Говорили с ним о «Полярной звезде», беседовали подле камина о поэзии... о Байроне; князь читал мне стихи свои «К товарищам».

2 февраля 1824 года К. С. Сербинович записал: «Зашел к Дмитрию Николаевичу (Васькову. — И. Т.) и князю Одоевскому. Стихи его «К юности».

Архивные материалы, и прежде всего неопубликованный полностью дневник К. С. Сербиновича, помогли раскрыть авторство Одоевского в отношении четырех псевдонимных стихотворений, которые были напечатаны в журнале «Иллюстрация». Ниже приводятся их тексты:

К ЮНОСТИ Зачем, коварно изменя, Красой обманчивой блистая, Так быстро, быстро от меня Умчалась юность золотая? Она прошла, прошла, а с ней Исчезли сердца сновиденья. Мечты, надежды, обольщенья И радость прежних светлых дней. Я как цветок, листы увяли, От стебля ветер их разнес, И тучи мрачные застлали Доселе чистый свод небес. О юность, друг неблагодарный! Зачем младенцев ты людей Ведешь игривою стезей, Чтоб обмануть их так коварно? Зачем изменнице младой Судьба вручила розы счастья, Веселья кубок золотой И огнь любви и сладострастья?.. Чтоб, розами усыпав путь, С весельем радостным, но скрытым, Пронзить кинжалом ядовитым Людей доверчивую грудь. А. О. [154] 1824

В «Иллюстрации» же находим за подписью А. О. стихи Одоевского «Вы» («Вы гибче лилии душистой...»), «Романс», «К ландышу».

Задушевную любовь, огонь души и чувств поэт славит в стихотворении «Вы»:

ВЫ Вы гибче лилии душистой, Когда она, над влагой чистой Главу стыдливую склоня, В раздумьи ждет светила дня. Вы легче серны боязливой, Когда в беспечности счастливой На скате Альпов снеговых Она летит меж скал крутых. Вы как поэзия живая, Огнем души и чувств пылая, Под оболочкой пелены Святой гармонии полны. Вы как звезда, краса зефира, И счастлив тот в юдоли мира, Кому назначены судьбой Вы быть хранительной звездой. А. О. 1824
РОМАНС Зачем огонь любви напрасной Горит в груди моей младой? Не для меня цветок прекрасный Здесь дышит юною красой! В пустыне жизни одинокой, Как в мире лишний человек, Я без подруги светлоокой Окончу тяжко грустный век; Другой здесь юноша счастливый, Хранимый тайною судьбой, Вплетет в венок свой горделивый Цветок роскошно-молодой. К плечу пылающего друга Она чело свое прижмет, И нежным именем супруга Она другого назовет. Зачем же огнь любви напрасной Горит в груди моей младой? Не для меня цветок прекрасный Здесь дышит юною красой! А. О. [155] 1828 (?)
К ЛАНДЫШУ Недолго, ландыш полевой, Ты будешь гость весны прелестной! Как прежде, утра в час златой, Не будешь влагою небесной Живить свой нежный стебелек! Сорву тебя я, мой цветок. Напрасно бабочка златая, Твоя подруга молодая, К тебе летит издалека. Уж не найдет она цветка! Ты будешь у Эльвиры нежной Чело прекрасное венчать, Прекрасной девы грудь младую Собой ты будешь украшать, И будешь участь золотую В безмолвии благословлять И красотою белоснежной Златые кудри оттенять. Прекрасная тебя полюбит, Ты будешь счастлив, мой цветок! Но, что ж? Увы! завистный рок, Мой друг, и там тебя погубит: Завянешь ты! Но жребий твой Сравнится ль с нашею судьбой? Мы здесь — до сумрачной могилы Влачим век горестный, унылый; А ты, взлелеенный в тиши! Тебе удел дан краткий, ясный: Сегодня здесь цветешь в глуши, А завтра на груди прекрасной, Доверясь счастливой судьбе, Завянешь ты, цветок долины! Ах! кто б из нас такой кончины Не пожелал бы здесь себе?.. А. О. [156] 1826

В альбоме А. П. Римского-Корсакова (1784—1862), отца знаменитого композитора Н. А. Римского-Корсакова, обнаружено еще два неизвестных стихотворения поэта-декабриста А. И. Одоевского: «К пчеле, прилетевшей к решетке окна моего каземата весною 1826 года» («Трудолюбивая пчела!») и «Ужели я судьбами осужден...».

Эти стихотворения впервые опубликованы без указания авторства С. А. Рейсером в сборнике «Вольная русская поэзия второй половины XVIII — первой половины XIX века» (Л., 1970, с. 463-464, 466-467).

Вот полный текст стихотворения «К пчеле...»:

Трудолюбивая пчела! Предвестница весны прекрасной, Откуда свой полет взяла К решетке ты моей ужасной?.. Или сюда направив путь Из стран далеких, сердцу милых, Хотела на меня взглянуть Средь горестей неутолимых?.. Тоски не можешь разогнать Журчанием твоим веселым; Мне долго суждено страдать Под сводом сим — угрюмым, темным, Под сводом, где одних замков Слух поражает шум ужасный; От скрипу где цепей, оков Бежит надежды луч отрадный, Где молчаливою стезей И, осторожно озираясь, За дверью ходит часовой; Иль, громким криком отзываясь, Во время темноты ночной Товарищу он возвещает, Что чужд для глаз его покой, Которым он пренебрегает. Лети, пчела! К стране родной... Страшись, страшись сих мест опасных, Где мы под властью роковой Вздыхаем, множество несчастных!.. В течении весенних дней, Любуясь роскошью природы, Ищи ты счастье средь полей, Полей... любезные свободы!.. У льдистых берегов Невы, В краях полуживых и хладных, Мертва природа! Нет весны, Нет счастия! Нет дней прекрасных!.. Спеши уведомить друзей (Когда еще друзей имею), Что я самим собой владею В глубокой горести моей!.. Что страху дух мой непричастен! Что рок умею презирать! Хоть я и знаю, что он властен Страданьем сердце испытать, Лишить отрады утешенья, Путь к гробу медленно открыть И наконец... мой прах сокрыть Под хладным мрамором забвенья! Но там... узнаю я покой, Утихнет там страстей волненье, И лучшей жизни наслажденье Уж ждет — за гробовой доской!

Из текста видно, что его автор томился в каземате Петропавловской крепости в ожидании смертной казни. За глухой стеной крепости поэт переживает мучительную драму, тяжкое духовное потрясение.

21 декабря 1825 года А. Одоевский писал царю Николаю I: «Прости заблужденных, а меня единого казни...» И еще: «Казни или милуй; я на все готов: одно приму я со спокойным духом, другое с благодарностью, с чистосердечной благодарностью».

Известно, что небольшие циклы скорбных стихотворений в одиночных казематах Петропавловской крепости в ожидании близкой смерти из числа крупных поэтов написали только К. Рылеев, А. Одоевский и Ф. Глинка. В Шлиссельбургской крепости цикл тюремных стихотворений создал Кюхельбекер. Авторство Рылеева, Глинки и Кюхельбекера отпадает, так как мною обнаружены данные, позволяющие считать автором приведенного стихотворения А. И. Одоевского.

Владелец альбома А. П. Римский-Корсаков был противником крепостного права, неоднократно подвергался опале со стороны царя Николая I. Всех своих дворовых он освободил от крепостной зависимости задолго до реформы 1861 года. Он близко знал многих героев 14 декабря, помогал опальным декабристам, проезжавшим из Петербурга под конвоем в Сибирь. Ему довелось в 1827 году встретиться с декабристами А. А. Бестужевым, М. И. Муравьевым-Апостолом, И. Д. Якушкиным.

И. Д. Якушкин вспоминал: «В Ладоге... вошел в нашу комнату человек очень порядочной наружности; фельдъегерь хотел было не пустить его к нам, но вполне смирился, когда узнал, что это был действительный статский советник Римский-Корсаков. Беседа с Корсаковым была для нас очень приятна и любопытна. Он сообщил нам некоторое известие о том, что делалось в Петербурге, и известил нас также о приезде Муравьева и Бестужева, с которыми он виделся и которых снабдил деньгами».

Можно с полным основанием говорить о большом сочувствии и симпатиях А. П. Римского-Корсакова к декабристам. М. И. Муравьев-Апостол вспоминал: «На Тихвинской площади ждал нас Корсаков (масон), находившийся на службе при министре — князе Александре Николаевиче Голицыне и которого я встречал иногда в доме графини Чернышевой. Он упросил меня принять в виде ссуды 600 руб. на путевые издержки. Живое соболезнование его о постигшей нас участи глубоко тронуло меня, я чувствовал, что отказом я бы его оскорбил, к тому же ни я, ни мой спутник Бестужев не имели с собой вовсе денег. Оказанную нам тогда услугу свято храню в памяти по сию пору. Таких добрых людей немного, о них с радостью вспоминаем» (Русская старина, 1886, № 1, с. 525).

Возникает гипотеза: а не могли ли И. Д. Якушкин, М. И. Муравьев-Апостол и А. А. Бестужев передать А. П. Римскому-Корсакову стихи Одоевского при личной встрече, в том числе и стихотворения «К пчеле...», «Ужели я судьбами осужден...» для Варвары Ивановны Ланской (урожденной Одоевской) (1794—1845) — близкой родственницы поэта. А. П. Римский-Корсаков на протяжении 30 лет был ее близким другом. Сам А. Одоевский считал Варвару Ивановну самым дорогим для себя человеком. В письмах к отцу поэт называл Ланскую «добрым, дорогим и превосходным» человеком.

22 ноября 1833 года из Елани Одоевский сообщал отцу: «Я писал доброй, дорогой и превосходной Варваре Ивановне, чтобы она присылала мне «Библиотеку для чтения». 30 апреля 1836 года он писал из Елани: «Варвара Ивановна доставила мне большое удовольствие, написавши мне очень милое письмо и приславши небольшую биографию друга Комаровского».

Она постоянно проявляла особую заботу о поэте-каторжанине, выполняла его поручения и просьбы, высылала ему в Сибирь книги и журналы, словари, полное собрание сочинений Шекспира. Одоевский посвятил Варваре Ивановне Ланской стихотворения «Воскресенье» («Пробила полночь... Грянул гром...»), написанное в каземате Петропавловской крепости, «Элегию» («Что вы печальны, дети снов...») и «Венера небесная» («Клубится чернь восторгом безотчетным...»).

Ланская высоко ценила дарование Одоевского. В ее альбоме сохранились редчайшие списки стихотворений В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, 3. А. Волконской, А. С. Грибоедова и А. И. Одоевского.

В дневнике Ланской есть горестные записи о нелегкой участи поэта, осужденного на каторжные работы. Она часто встречалась с семьей П. А. Вяземского, у которого сохранилась целая тетрадь стихотворений Одоевского, присланная декабристом П. А. Мухановым. Варвара Ивановна была в дружеских отношениях с К. Я. и А. Я. Булгаковыми (у них также были редкие списки стихотворений Одоевского), с А. П. Римским-Корсаковым и его женой Софьей Васильевной. Легко предположить, что Ланская могла доверительно знакомить Римских-Корсаковых с письмами и стихотворениями поэта-узника. А жена Римского-Корсакова Софья Васильевна вместе с ним могла переписывать в свои знаменитые альбомы стихи опального поэта. Сохранились тетрадь А. П. и С. В. Римских-Корсаковых «Избранные стихотворения Александра Пушкина». Между листами этой тетради вложено множество листков с записями стихотворений А. С. Пушкина, К. Ф. Рылеева, В. А. Жуковского, В. И. Туманского, Н. М. Языкова, А. И. Одоевского... Софья Васильевна отличалась редкостной красотой, удивительной широтой культурных интересов, прекрасно владела французским языком, любила поэзию Пушкина, была незаурядной музыкантшей. Она была первой наставницей сына — будущего композитора Н. А. Римского-Корсакова, привила ему страстную любовь к музыке в детские годы.

* * *

По своему сюжету вольнолюбивое стихотворение «К пчеле...» сходно с известным «тюремным» стихотворением А. И. Одоевского «Утро», в котором есть такие строки:

Рассвело, щебечут птицы Под окном моей темницы; Как на воле любо им!

Здесь заживо погребенный узник противопоставлен вольным птицам, щебечущим и порхающим у тюремной решетки.

Контраст между узником и вольной пчелой, мотив «зарытости» характерны и для стихотворения «К пчеле...». Одоевский цитирует слова Пушкина из стихотворения «К Чаадаеву»:

Где мы под властью роковой Вздыхаем, множество несчастных.

Он порицает «безжизненный град» у льдистых берегов Невы, олицетворяющий самодержавие.

Известно, что при аресте С. П. Трубецкого были найдены нелегальные стихи «Безжизненный град», носившие ярко выраженный антимонархический характер. На допросе С. П. Трубецкой показал, что автором этих стихов, полученных им от Рылеева для прочтения, является Одоевский. Д. И. Завалишин вспоминал, что Одоевский написал какой-то «дифирамб на наводнение 1824 г. в Петербурге, проявляя сожаление, зачем оно не поглотило все царское семейство, наделяя его при этом самыми язвительными эпитетами».

К сожалению, стихотворение Одоевского о Петербурге, о «краях полуживых и хладных» — «Безжизненный град» до нас не дошло.

Стихотворение «К пчеле...» с его основополагающей мыслью: «...я самим собой владею... страху дух мой непричастен» в известной мере предваряет послание Одоевского к Пушкину «Струн вещих пламенные звуки...», где есть такие слова: «Своей судьбой гордимся мы...».

Находясь в неволе, Одоевский вспоминает родных и близких друзей:

Спеши уведомить друзей (Когда еще друзей имею), Что я самим собой владею В глубокой горести моей!..

Душа поэта — автора стихотворения «К пчеле...» — страстно рвется к «любезной свободе». О желанной свободе поэт писал в стихотворении «Струн вещих пламенные звуки...»: «И пламя вновь зажжем свободы».

Стихотворение «К пчеле...» по своему стилю и идейно-образному содержанию близко к стихотворениям А. И. Одоевского «К ландышу» и «Романс».

В приведенном выше стихотворении «К ландышу», написанном «во глубине сибирских руд», поэт с болью в сердце говорил о себе и своих друзьях по каторге:

Мы здесь — до сумрачной могилы Влачим век горестный, унылый.

О «глубокой горести», о «горести неутолимой» поэт пишет и в стихотворении «К пчеле...». И позднее, незадолго до смерти, Одоевский с мучительной тоской думает о «горести неутолимой». 21 июня 1839 года Одоевский писал М. А. Назимову: «Когда я один перед собою или пишу к друзьям, способным разделить мою горесть, то чувствую, что не принадлежу к этому миру».

Приведем полный текст стихотворения «Ужели я судьбами осужден...»:

1 Ужели я судьбами осужден Окончить жизнь в мучительной неволе? Ужель навек я с миром разлучен И красных дней уж не увижу боле?! Почто ж, о рок! коль ты определил Путь жизни мне свершить в дали природы, Ты с вольностью меня здесь не лишил И памяти о прелестях свободы. 2 Зачем, скажи, коль мне даны в удел Тюрьма и цепь с тоскою дней безлюдных, Зачем же я родных, друзей имел, Их так любил! И в чувствах обоюдных Все прелести земного там вкушал? Я б их не знал, не знал воспоминанья, Надежды все б за гробом полагал И тяжкий крест свой нес бы без роптанья. 3 Но ныне мне положено судьбой До дна испить всю чашу испытанья, И телом здесь, а там всегда душой Я осужден к сугубому страданью. Вотще ищу спокойствия в ночи, Хотя друзей в мечте я обретаюсь, Но вместе зрю печаль их обо мне И, пробудясь, слезами обливаюсь! 4 Вотще в тюрьме сквозь узкое окно Блестящее светило дня мелькает! Не для меня, увы! блестит оно, Не для меня природу озаряет. И узника с неволей не мирит Завидный всем глас утренней денницы, Он взор его и душу тяготит, Он жизнь дает стенам его гробницы. 5 Услышь хоть ты, о боже, голос мой, Пошли мне смерть и с нею избавленье, Навек сокрой под гробовой доской И самый след несносного мученья. Страдальческий здесь восприяв венец, Я не страшусь спасительной могилы, И с мужеством я встречу свой конец, Препоручив тебе блюсти мне милых. 1826, июнь (?)

Автор, осужденный «окончить жизнь в мучительной неволе», вспоминает друзей и близких, он мужественно и гордо приемлет свой «страдальческий венец». Ему суждено свершить «путь жизни... в дали природы», в тягостной неволе, но он по-прежнему верен духу вольности, ему дорога память о «прелестях свободы»:

Почто ж, о рок! коль ты определил Путь жизни мне свершить в дали природы, Ты с вольностью меня здесь не лишил И памяти о прелестях свободы.

Эти мысли и чувства крайне характерны для вольнолюбивой лирики Одоевского, готового зажечь «пламя... свободы». Поэта не страшит могила. Он, непреклонный, сильный духом человек, готов к любым испытаниям:

И с мужеством я встречу свой конец...

В найденном стихотворении немало текстуальных совпадений с достоверно известными стихами Одоевского. Приведем только несколько примеров. В стихотворении «Элегия», посвященном В. И. Ланской, есть такие слова:

Кто... порывался из могилы, тот жил... Он, искусив все жизни силы, Стяжал страдальческий венец.

В новонайденном стихотворении читаем:

Страдальческий здесь восприяв венец, Я не страшусь спасительной могилы.

В стихотворении «Ужели...» автор порицает «завидный всем глас утренней денницы», ибо он взор его и душу (узника. — И. Т.) тяготит.

Он жизнь дает стенам его гробницы.

Эта же мысль выражена и в известной элегии Одоевского «Что вы печальны, дети снов...»:

Кто... проклинал восход денницы... Тот мог спросить у провиденья, Зачем земли он путник был И ангел смерти и забвенья... Его коснуться позабыл?

По всей вероятности, Одоевскому принадлежит и стихотворение «Отрада в скорби», опубликованное за подписью А. О. в «Литературной газете» (1842, № 20, с. 410). Вот его текст:

Не сетуйте о горестях земных, Как жемчуг, берегите слезы! Отраду вы найдете в них, Как новый блеск находят розы В слезинках утренней росы. И что ж! В счастливые часы На ваши чувства наслажденье Лишь нагоняло утомленье; А скорби миг нас пробуждал И сердце к богу обращал. Вы здесь страдаете в неволе, Прикованы вы к горькой доле, Вам цепь влачить здесь суждено; Но в ней последнее звено Вас с небесами съединяет: Ужели крест тяжел для вас, Когда его вам посылает Бог, пострадавший ради нас? А. О.

Характерный для Одоевского-узника мотив «скорби» в слезах здесь выражен со всей отчетливостью, глубоко раскрыта трагедия узников-декабристов, страдающих в неволе. Стихотворение по своему содержанию перекликается с тюремной элегией Одоевского «Что мы, о боже?..», в которой бог ведет «земных гостей» в «дом небесный» «дорогой тесной, путем томительных скорбей». Основная мысль элегии: «Мы все приемлем час страданий, как испытание твое» — выражена и в стихотворении «Отрада в скорби»:

А скорби миг нас пробуждал... Вы здесь страдаете в неволе...

но «последнее звено» цепи соединяет узников с небесами и богом. «О «звеньях цепей» Одоевский писал в поэме «Василько» и в элегии «Что вы печальны, дети снов...».

Неизвестные стихи А. И. Одоевского, одного из самых оригинальных поэтов-декабристов, позволяют глубже проникнуть в его творческий и духовный мир.

В «Воспоминаниях декабриста о пережитом...» единомышленник Одоевского А. П. Беляев писал: «Если б собраны были и явлены свету его многие тысячи стихов, то литература наша, конечно, отвела бы ему место рядом с Пушкиным, Лермонтовым и другими первоклассными поэтами».