В фонде Л. Ф. Пантелеева, известного публициста и издателя, автора мемуаров, участника революционного движения 60-х годов, хранится множество папок с письмами, авторы которых до сих пор неизвестны. В одной из них, с надписью «Письма неустановленных лиц — неустановленным лицам», я обратил внимание на письмо, в котором содержались очень резкие выпады против императора Николая I. Бумага и потускневшие темнокрасные чернила позволили датировать письмо началом 1840-х годов. Письмо отправлено неизвестному адресату (Акиму Степановичу) из г. Туринска 27 марта. Год не указан. В письме упомянут Оболенский. В конце письма трудночитаемая подпись с двумя завитушками: Н. Т. либо Н. П.

Ниже приводится текст письма.

«Милостивый государь, Аким Степанович.

Виноват, что до сих пор не возвратил Вам Ваших рукописей. Все думал сам явиться с ними в Ваше уединение; но до сих пор еще не имеем позволения перекочевать из Туринска. Мы оба благодарим Вас за удовольствие, которое доставило нам чтение писем Вашего братца. Приятно познакомиться с человеком, ищущим просвещения и так горячо любящим свою родину. Некоторые взгляды его на общественный состав России довольно основательны и в самых предположениях видна душа, стремящаяся к благу народному: мысли его о внутреннем займе, кажется, вполне справедливы и жаль, что не приводятся в исполнение. — Насчет рассуждений о торговле мы не можем настоящим образом определить своего мнения, потому, что эта отрасль для нас мало известна. — Одним словом, желательно, чтоб в России было больше таких мыслящих голов, как Ваш братец. По всему заметно, что он понимает вполне звание гражданина, которого первая обязанность почитать себя не чуждым того, что около него происходит. Пора убедиться в этом праве: оно бы побудило вникать подробнее во все части общественного быта и приготовило бы скорее те начала, без которых трудно ожидать прочного развития гражданственности.

Разделяя с автором его поклонение к Петру, Исполину всех времен, но также заплатившему в некоторых отношениях дань своему веку, я не могу его сравнить с Николаем — и почитаю это сравнение оскорбительным для Великого преобразователя России. Тот шел гигантскими шагами вперед, истребляя все останавливающее его бег, пожертвовав даже сыном, которого действия могли уничтожить его начинания. Все распоряжения Петра, самые его жестокости, освящены всеобъемлющею любовью к Отечеству.

С другой стороны, я вижу одно робкое наблюдение за ходом времени; все усилия, истощающие силы Государства, обращены на подавление того, что должно бы развивать для настоящего управления, в смысле благосостояния наибольшего числа. Самые подозрения власти доказывают ее слабость и несогласие к потребности народа.

Довольно об этом: я забыл, что такие рассуждения не для бумаги. Еще раз благодарю Вас за рукописи. Оболенский вместе со мной дружески жмет Вам руку.

Истинно уважающий Вас Н. П.

Туринск. 27 марта».

Вольнолюбивое, дерзкое и смелое по своему антиправительственному пафосу письмо было кем-то отправлено, скорее всего с оказией, при жизни Николая I. Автором такого обличительного письма мог быть либо декабрист, либо человек, близкий к ним по своему духу.

В своей картотеке и в тетради с редкими анонимными и псевдонимными архивными текстами я кратко изложил содержание письма. Приведу эту «рабочую запись»: «Н. Т. (Н. П.?) — Акиму Степановичу — 1840-е годы — о рукописи брата Акима Степановича, о Петре I и Николае I. Выпады против Николая. Живет Н. Т. в Туринске (Тобольской губернии). Шлет привет от Оболенского. Хочет встретиться с Акимом Степановичем. ЦГАЛИ, ф. Л. Ф. Пантелеева, 1691.1.791». В общей тетради были и другие аналогичные записи.

Но вернемся к загадочному письму Н. Т. Помета «Туринск» и упоминание об Оболенском дали основание искать автора письма среди декабристов. В Туринске на поселении жили декабристы В. П. Ивашев, А. Ф. Бригген, И. И. Пущин, Н. В. Басаргин, И. А. Анненков, Е. П. Оболенский. Но подпись Н. Т. к ним не имеет никакого отношения. Автором письма был кто-то другой. Но кто? Может быть, Н. П? Не нашел я в «Алфавите декабристов» и автора письма с криптонимом Н. П.

На длительное время дальнейшие поиски автора загадочного письма пришлось отложить. И все-таки через полгода мне повезло!.. Мне довелось читать большую подборку писем И. И. Пущина к разным лицам.

Под письмами Пущина всюду стояла помета: Туринск. Большая их часть имеет характерную для И. И. Пущина подпись И. П.

Мелькнула догадка: а может быть, Пущин писал прописную букву И, как Н. А не он ли автор загадочного письма?

Через два дня в ЦГАЛИ снова перечитываю обнаруженное загадочное письмо, сравниваю подписи (рисунок подписи Пущина в автографах рукописного отдела Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина у меня под рукой). Подписи совпали до мельчайших деталей. Сравниваю почерк письма из фонда Л. Ф. Пантелеева с почерками трех писем Пущина, хранящихся в ЦГАЛИ. Почерки идентичны. Автограф И. И. Пущина вышел из небытия.

До сих пор в ЦГАЛИ хранилось только три автографа И. И. Пущина. А теперь рукописное наследие ЦГАЛИ обогатится еще одним. Дату этого автографа определить нетрудно — 1843 год, так как в рукописном отделе Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина сохранилось большое количество писем И. И. Пущина за 1843 год, отправленных из Туринска.

Вчитываюсь еще раз в каллиграфически отточенные строки письма. Переписываю в общую тетрадь его текст. И невольно думаю о стойкости и удивительной силе духа декабриста.

Пущин — один из самых близких лицейских друзей Пушкина. Ему поэт посвятил несколько задушевных стихотворных посланий.

И снова думаю о долголетней дружбе Пущина с Пушкиным (они познакомились в 1811 г.). С именем Пущина связаны такие поэтические шедевры поэта, как «К Пущину», «Воспоминания (К Пущину)», «Помнишь ли, мой брат по чаше...», «Надпись на стене больницы», «В альбом Пущину». В ряде других стихотворений Пушкина содержатся строфы, посвященные ему. К Пущину и его друзьям по несчастью обращены и знаменитое пушкинское послание «Во глубине сибирских руд...» и стихотворения «19 октября 1827» («Бог помочь вам, друзья мои...»), «И. И. Пущину» («Мой первый друг, мой друг бесценный!..»).

Обращаясь к другу, Пушкин сказал:

Мой первый друг, мой друг бесценный! И я судьбу благословил, Когда мой двор уединенный, Печальным снегом занесенный, Твой колокольчик огласил. Молю святое провиденье: Да голос мой душе твоей Дарует то же утешенье, Да озарит он заточенье Лучом лицейских ясных дней!

«Отрадно отозвался во мне голос Пушкина! Преисполненный глубокой, живительной благодарности, я не мог обнять его, как он меня обнимал, когда я первый посетил его в изгнаньи», — вспоминал позднее Пущин.

В другом послании были такие задушевные слова:

Бог помочь вам, друзья мои, И в бурях, и в житейском горе, В краю чужом, в пустынном море, И в мрачных пропастях земли!

Об этом послании Пущин позднее писал: «И в эту годовщину в кругу товарищей-друзей Пушкин вспомнил меня и Вильгельма, заживо погребенных, которых они недосчитывали на лицейской сходке».

Пущин бережно хранил подлинники и списки вольнолюбивых произведений Пушкина, Рылеева, Кюхельбекера и других поэтов. Свои «заветные сокровища», как называл Пущин собранные им реликвии, он не сжег после 14 декабря 1825 года, как это сделали в ожидании ареста многие участники восстания. Пущин сложил все рукописи и документы в портфель и надежно его спрятал. Рукописи его друзей вернулись к нему в 1857 году — после амнистии.

И. И. Пущин принадлежит к числу участников движения, которые, подобно П. Г. Каховскому, В. Ф. Раевскому, М. С. Лунину, И. Д. Якушкину, проявили себя во время допроса особенно стойко. За активное участие в мятеже Пущин был включен в группу «государственных преступников первого разряда» и осужден на «смертную казнь отсечением головы». Вскоре смертная казнь была заменена ссылкой на вечные каторжные работы. Позднее срок каторжных работ определили в двадцать лет с последующим поселением в Сибири.

Каторжные работы, суровый климат преждевременно надломили здоровье декабриста. После долгих мытарств и ходатайств лишь осенью 1840 года Пущин выехал из Туринска для лечения в Тобольск, вскоре он возвратился в Туринск. Родные и друзья хлопотали о разрешении Пущину переменить место поселения. В 1842 году Пущин снова получил возможность ненадолго съездить в Тобольск.

К осени 1843 года его переводят из Туринска в Ялуторовск... Только в 1856 году Пущину было дозволено возвратиться из Сибири.

Перечитывая найденное письмо, вспоминаю наиболее яркие события из жизни Пущина, обстоятельно освещенные в литературе о декабристах. Накануне восстания он вместе с Рылеевым был у Бестужева. Говорил с ним о принятых на совещании членов тайного общества решениях. Пущин сообщил, что Трубецкой будет управлять на площади, и добавил: «Как бы ни были малы силы, с которыми выйдут на площадь... надо... идти с ними немедленно во дворец».

Поиск ранее неизвестного автографа Пущина завершен. Но впереди новые разыскания. Еще не установлена фамилия адресата Пущина. Это был близкий Пущину человек, с которым он мог доверительно беседовать о государственном и общественном быте России, о развитии гражданственности в стране, о реакционной политике Николая I, «истощающей силы государства», о враждебности этой политики насущным интересам и «потребностям народа». Кто же такой Аким Степанович?

А быть может, у адресата И. И. Пущина хранились и другие письма-откровения декабриста? Не затерялись ли эти письма в ялуторовском, ишимском, иркутском, томском, читинском и других сибирских архивах в папках неустановленных лиц?

И еще один немаловажный вопрос: когда, каким образом, при каких обстоятельствах очень редкое письмо И. Пущина попало в личный архив Л. Ф. Пантелеева? По всей вероятности, когда сам Пантелеев был в сибирской ссылке.