Судьба подлинников многих рукописей и писем В. Г. Белинского глубоко волнует. До сих пор неизвестны, например, рукописи ряда его статей 30-х годов XIX в. Мы совершенно не располагаем многими его письмами к друзьям из кружка Станкевича и в годы его работы в журнале «Телескоп» и газете «Молва» (приложение к «Телескопу»). Эти письма были уничтожены осенью 1836 года во время привлечения В. Г. Белинского к дознанию об обстоятельствах появления в журнале Н. И. Надеждина «Телескоп» первого «философического письма» П. Я. Чаадаева. Известно, что в это же время друзья критика уничтожили в его московской квартире почти весь его личный архив.

Вызов же Белинского 20 февраля 1848 года в III отделение департамента полиции прозвучал и для него самого, и для его друзей еще более грозным предостережением. Этот вызов и послужил причиной гибели важной части переписки Белинского. Все то, что могло уцелеть после этих двух пересмотров бумаг и писем великого критика, его корреспондентам пришлось спешно уничтожить в 1849 году, так как на процессе М. Буташевича-Петрашевского неожиданно стало фигурировать в качестве основного документа обвинения зальцбруннское письмо Белинского к Гоголю. За распространение этого письма выносились смертные приговоры, а за знакомство с его текстом угрожали каторжными работами. И все-таки отдельные ранние рукописи критика уцелели.

Нами в фонде Бакуниных (ЦГАОР) найден полный текст статьи В. Г. Белинского «Опыт системы нравственной философии, сочинение магистра А. Д.» — частью рукописная копия, осуществленная Т. А. Бакуниной, А. П. Ефремовым, и частью страницы, написанные рукою критика.

В сентябре 1836 года из Прямухина (имение Бакуниных) Белинский послал статью Н. И. Надеждину. Надеждин вычеркнул в ней много страниц и отрывков, которые ему показались слишком смелыми и «неудобными» для журнала. Найденная рукопись помогла установить весьма большие купюры, сделанные редактором «Телескопа».

Под статьей о книге Дроздова Белинский поставил дату: 14 сентября 1836 года. В Москву статья, вероятно, попала к концу сентября. Надеждин статью Белинского решил напечатать в последней книжке «Телескопа» за 1836 год, он продиктовал Кетчеру письмо Белинскому. Это письмо до нас не дошло. В письме были слова, заставившие Белинского заподозрить редактора «Телескопа» в недоброжелательном, предвзятом отношении к себе. Весьма недовольный большим сокращением статьи, критик написал Надеждину «сердитые» слова о том, что он не желает публиковать статью о Дроздове. В ответном письме Н. И. Надеждин сообщал о тяжелом положении «Телескопа» в связи с публикацией «философического письма» Чаадаева. Он объяснял также, как обстоит дело с «крамольной» статьей Белинского.

«Статья Ваша, — писал он, — помещена мною в старом «Телескопе» по многим причинам, совершенно материальным: во-первых, потому, что слишком велика — в ней больше семи листов, а новый «Телескоп» — Вы знаете, не простирается дальше 11 листов или много 12, как же было поместить ее; во-вторых, дело идет о книге прошлого года; в-третьих, оригинала не хватило — ни в типографии, ни у Вас ничего не оказалось, а отделаться пора, ведь уж октябрь, надо объявлять подписку. Что же касается до выпусков, то они касаются совсем не «Наблюдателя» и не выходок против «светских» журналов. Это все осталось, но я выпустил больше половины собственных Ваших мнений, которые напечатать нет никакой возможности. Вы, почтеннейший, удаляясь в царство идей, совсем забыли об условиях действительности. При том же и время теперь самое благоприятное... Может быть, и в самом деле Вы застанете меня, как Мария, на развалинах «Телескопа». А вы еще сердитесь, горячитесь! По одежке, сударь, протягивайте ножку... Что касается Вашей статьи, она уже вся набрана и частично отпечатана. Остановить ее было бы всегда неудобно и потому я беру смелость не послушаться Вас. Она выйдет».

И действительно, эта статья появилась в печати, но это была лишь очень незначительная часть рукописи Белинского.

Известный исследователь А. А. Корнилов писал о том, что «страх Н. Надеждина перед духовной цензурой побудил его сократить на 2/3 это вдохновенное произведение Белинского, лишив нас, по-видимому, навсегда возможности восстановить полный его текст... В напечатанном виде лишь несколько последних страниц этой статьи дают представление о том, каково было все ее содержание». И далее исследователь с грустью констатировал: «Урезание этой статьи Белинского — факт тем более печальный, что статья эта, если бы она сохранилась полностью, была бы единственным образчиком произведения Белинского, всецело отразившим на себе настроение его за время того краткого фихтеанского периода его развития, который начался осенью 1836 г. и продолжался едва год с небольшим».

С чувством сожаления об утрате полного текста статьи Белинского говорили и позднее многие исследователи его творчества. Так, например, В. С. Нечаева в своей книге «В. Г. Белинский» пишет:

«Какие рассуждения Белинского изъял Надеждин из его статьи, оставив выпады против «Наблюдателя» и разбор книги Дроздова? Вероятно, этот вопрос никогда уже не получит достоверного ответа». А далее она высказала весьма интересные предположения: «Но можно ответить на него с известной долей вероятности, проанализировав ту часть «собственных мнений» Белинского, которая осталась в письме. Белинский сам связывал эту статью с идеями Фихте, «сообщенными» ему Бакуниным. Если сопоставить статью Белинского с опубликованными в «Телескопе» «Лекциями о назначении ученых» Фихте в переводе Бакунина, то в них можно обнаружить сходство некоторых мыслей. Это прежде всего мысль о нравственном совершенствовании человека и человеческого общества. Белинскому еще до знакомства с идеями Фихте была чрезвычайно близка и дорога мысль о постоянном совершенствовании человека путем развития его сознания и через просвещение. В статье о Дроздове он развил эту мысль. Сознание, — писал он, — «есть стихия духовной жизни» человека. «Только тот чувствует человечески, а не животно, кто понимает свое чувство и сознает его. У такого человека прекрасный организм есть средство, а не причина его совершенства, потому что причина совершенства должна заключаться в сознании и воле. И потому-то справедливо, что истинно добр только тот, кто разумен; следовательно, только те поступки, которые происходят под влиянием сознающего разума, могут назваться добрыми, а не те, которые проистекают из животного инстинкта...»

Теперь же известен полный текст знаменитой прямухинской рукописи критика, позволяющий сделать ряд интересных выводов о философских воззрениях Белинского периода «телескопского ратования».

В статье Белинского немало идеалистических выводов, противоречивых суждений. В частности, критик высказывает глубоко ошибочную мысль о том, что в обществе «сознание» его членов определяет их связь и взаимоотношения. Он говорит: «Взаимные отношения людей условливаются разностию степеней и разносторонностию сознания, посредством которых люди взаимно действуют друг на друга. Каждый человек развивает собою одну сторону сознания и развивает ее до известной степени, а возможно конечное и возможно всеобщее сознание должно произойти не иначе, как вследствие этих разносторонних и разнообразных сознаний». Несообразно и идеалистическое представление Белинского о характере общественной связи между людьми, цели их деятельности и «вечности» их движения к совершенству. Эта мысль содержится в следующих суждениях критика: «...одному человеку невозможно достигнуть полного и совершенного развития своего сознания, которое возможно только для целого человечества и которое будет результатом соединенных трудов, вековой жизни и исторического развития человеческого духа. Следовательно, всякий индивид есть... часть этого великого целого, есть его сотрудник и споспешествователь к достижению его цели, потому что, развивая свое собственное сознание, он необходимо отдает, завещевает его в общую сокровищницу человеческого духа».

И все же, несмотря на отдельные идеалистические тенденции, Белинский выразил в статье немало глубоко прогрессивных мыслей, и потому приходится очень сожалеть о том, что они не были обнародованы. Таково провозглашение значения взаимодействия между людьми для развития человека и глубокая вера в «бесконечное совершенствование человеческого рода», которое достигается усилиями людей, всех сменяющихся поколений. Многие весьма интересные суждения Белинского, в том числе о вечности вселенной, о постоянном диалектическом развитии, движении и изменении в природе и обществе, о братстве и единении людей на земле, об обществе, где не будет ни бедных, ни богатых, так и не увидели света.

В своей статье критик ставит глубокие политические проблемы, говорит о пользе науки и о благотворной роли философии в жизни общества, о необходимости равного развития людей и всемерного сближения их, которое нужно для достижения общей цели человечества, о необходимости всеобщего и равного просвещения, о гуманизме, о работе на пользу общества, о бескорыстном служении людям. Он осуждает тех, кто задерживает совершенствование человечества. Кстати, эти прогрессивные мысли содержались и в статье Фихте, переведенной Бакуниным и хорошо знакомой Белинскому во время его работы над рецензией о книге А. Дроздова. Но по сравнению со статьей Фихте ряд социальных проблем Белинским вскрывались значительно острее и были далеки от схоластических и отвлеченных философских схем и наслоений. Он порицает «непрочность эмпирического способа исследования истины».

При этом Белинский заявляет: «Очень понятна заклятая ненависть эмпириков к умозрению: эмпирик непременно должен быть или ограниченный, или недобросовестный человек, потому что ограниченность, соединенная с претензиями, всегда предполагает не только недобросовестность, но даже низость души. За примерами ходить недалеко: разве нам не случается видеть людей, которые отрицают существование, необходимость и пользу логики как науки потому только, что их деревянная голова не в состоянии понять этой науки; людей, которые отрицают живую и необходимую связь философии со всеми отдельными науками потому только, что их узкий лоб не в силах разгадать значение философии, знания, самого для себя существующего, и все вне себя сущее или не имеющее с собою связи, признающего за мыльные пузыри; наконец, людей, которые только чрез исторический способ почитают возможным и прочным исследование истины, потому что их чугунный череп может только повторять звук, производимый по нем ударами фактов, а не пропускает сквозь себя впечатлений внешней действительности и не перерабатывает их деятельностию мозга, словом, потому что у них есть приемлемость... но нет самодеятельности... Что же такое люди, которые отрицают истину потому только, что их голова, вместо мозга, набита сенною трухою, и они поэтому сознают себя неспособными возвыситься до нее; которые отрицают добро потому только, что сознают себя негодяями, и отрицанием добра хотят оправдаться в собственных глазах своих; которые отрицают красоту потому только, что в их груди бьется не живое органическое сердце, а завялая дряблая морковь. — Что такое эти люди, предоставляем решить этот вопрос самим читателям нашим; а от себя скажем только, что, по нашему мнению, кто не умен, тот туп, кто не благодарен, тот подл, что мы не признаем отрицательных достоинств, отрицательных добродетелей и что золотая середина хуже всего...»

Статью о книге Дроздова многие ученые считают наиболее полным выражением фихтеанских взглядов критика. Но такой вывод не подтверждается в полном тексте статьи. Многие социальные, философские и эстетические проблемы Белинский, несомненно испытавший кратковременное влияние фихтеанских идей, ставит значительно глубже, острее и злободневнее. Он проявляет глубокий интерес к проблемам познания. Вся статья Белинского полемична и направлена против сильных мира сего, рутинеров, ревнителей реакции и противников просвещения.

Статья о Дроздове пронизана духом гуманизма, свободолюбия, верой в светлое будущее.

Сам критик в письме к М. А. Бакунину подчеркнул то поверхностное значение, которое имели идеи Фихте для этой статьи: «Ты сообщил мне фихтеанский взгляд на жизнь — я уцепился за него с энергией, с фанатизмом: но то ли это было для меня, что для тебя? Для тебя это был переход от Канта, переход естественный, логический; а я — мне захотелось написать статейку — рецензию на Дроздова и для этого запастись идеями. Я хотел, чтобы статья была хороша, — и вот вся тут история...»

Как известно, Белинский во многих своих статьях уделял большое внимание проблемам социального неравенства. Он требовал, чтобы и низшие классы приобщались к знанию. В статье о книге Дроздова делается вывод о том, что люди, стоящие на разных степенях сознания, весьма отдалены друг от друга и потому в силу этого существенного умственного различия враждебны друг другу. Белинский пишет: «...человек естественно любит только тех людей, которые стоят с ним на более или менее равной степени сознания, и что он не только совершенно равнодушен и холоден к людям, которые стоят на несравненно низшей степени развития или вовсе не обнаруживают никакого стремления к развитию, но даже чувствует к ним отвращение, род ненависти, так что ему несносен их вид, тяжела их беседа, — словом, мучительно всякое соприкосновение с ними? Взаимные отношения людей уславливаются разностью степеней и разностию сознания, посредством которых люди взаимно действуют друг на друга. Первоначальною причиною соединения людей был инстинкт материальных нужд, а самое соединение их союзом против внешней природы, угнетавшей людей в их диком состоянии. Из сознания этих материальных нужд родился инстинкт потребностей нравственных; из сознания потребностей нравственных развилось чувство симпатии, а сознанная симпатия есть любовь. И вот происхождение жизни семейной, общественной и, наконец, общечеловеческой».

Требуя от людей постоянного и всестороннего совершенствования, Белинский говорил и о совершенствовании всего человечества. Он резко порицал тех, кто останавливался в своем стремлении к совершенствованию: «Человек должен стремиться к своему совершенству и поставлять свое блаженство только в том, что сообразно с его чувством, разумом, что он сознает своим долгом, вот основной закон нравственности. Причина этого закона заключается в нем самом, то есть в том, что человек есть человек, орган сознания природы... и еще в том, что человек есть член великого семейства, которое называется «человечеством». И далее критик высказывается более определенно: «Нет — уничтожьте необходимость совершенствования целого человечества — и вы лишите человеческое бытие и смысла и значения; уничтожьте веру в эту необходимость, и вы лишите человека всей его нравственной жизни, унизите его в собственном сознании. Нет — она будет, она наступит, пора этого преображения мира, когда, по глаголу апостола Петра, «будет новая земля, новое небо, в них же обитает правда», когда, по глаголу Павла, и «сама тварь освободится из рабства тления в свободу славы сынов божиих».

Мысль о совершенствовании человечества особенно близка молодому Белинскому. Так, в «Рассуждении о воспитании» он писал: «Человек, чтобы достигнуть возможного совершенства, должен просветить душу науками... Впрочем, человеку для достижения возможного совершенства сего еще мало: он должен знать свои отношения к ближним, различные обязанности в рассуждении оных...» Как справедливо замечает В. С. Нечаева, Белинский следовал в этом отношении за Радищевым, у которого крестецкий дворянин, поучая сыновей, сначала внушал им «правила единожития, елико то касаться может до нас самих», а потом «правила общежития».

Автор статьи о книге Дроздова искренне верит в торжество человеческого разума, в поступательное развитие его сознания. Он признает разум единственной подлинной основой познания, нравственности, этических идей, нравственных поступков человека: «Сознание бесконечно как вселенная, но оно возможно только под формою пространства и времени, следовательно, конечного сознания, как свободного от всякой формы и исключающего все, кроме себя, нет и быть не может, а есть прогрессивное и бесконечное приближение к нему, без достижения его. Из этого закона, который есть закон необходимости, выходит, тоже необходимо, закон нашего бессмертия, нашего индивидуального существования за гробом, под новою формою, но с сознанием прошлого сознания, без которого нет индивидуальности. Человек создан для сознания, следовательно, и его жизнь должна состоять в беспрерывном развитии этого сознания, а так как сознание бесконечно, то и жизнь человека должна быть беспрерывным и никогда не оканчивающимся переходом из низшего сознания в высшее». По убеждению критика, развитие сознания есть беспрерывный ход вперед. Жизнь бесконечна, а смерть есть только перемена низшей формы на высшую: «Иначе, какое бы значение имели все эти мириады миров, это пространство без границ, это материя без конца? И неужели в этой бесконечной вселенной, в этой бездонной пучине создания, наша земля есть центр, а все прочие миры ее аксессуары, ее принадлежность?»

Белинский верит в светлое будущее, в «жизненность человечества и исторический прогресс». Для него история человечества не «бессмысленная сказка, без начала, без конца», а непрерывное развитие и совершенствование человечества, постоянное стремление к жизненному идеалу. С глубокой убежденностью он заявляет: «...нет — она будет, она наступит, пора... преображения мира», когда «не будет ни бедного, ни богатого, ни раба, ни господина, ни верного, ни неверного... когда все люди признают друг в друге своих братий во Христе».

Здесь под внешне завуалированной религиозно-мистической оболочкой высказана глубокая прогрессивная мысль: человечество в будущем обретет подлинную социальную гармонию, завоюет себе справедливый общественный строй. Весьма примечательны и следующие слова:

«Но когда же наступит это время?» — спрашивают с насмешкою сильные мира сего. — Несмысленные, разве не видите, разве не замечаете, что уже наступает оно, наступает царствие божие? ... Но, — говорят сильные мира сего, — пусть осуществится на земле эта идеальная, мечтательная утопия; но зачем же не насладятся ею все те, которые своим участием в общей человеческой жизни, своими подвигами на поприще самосовершенствования, приготовили ее! Зачем они были только ступенью к блаженству других, а себе взяли на долю одно страдание? Да и самые те, которые дождутся этой эпохи всеобщего сознания, разве они будут вечно блаженные; разве сознание сделает их бессмертными?! Мечта, мечта — больше ничего!.. Несмысленные, а если это мечта, то что же составляет вашу действительность? Неужели ваши нищенские наслаждения благами внешней жизни? Как же ограниченны ваши желания, как же тесен горизонт вашей духовной сферы! Из чего же вы живете, из чего страдаете? Жалкие слепцы! тот уже получил, кто желал; тот уже достиг, кто стремился; тот уже насладился высшим блаженством, кто сознал его возможность...» Белинский говорит о необходимости равного развития людей, о всемирном их сближении во имя достижения общей цели человечества, во имя жизненного идеала, во имя «общей жизни мироздания». Он стремится не только возвеличить человека, но и показать его таким, каким он должен быть во всем своем достоинстве. Он славит сильного духом человека, который «твердо и мужественно решает сбросить с себя постыдные путы — мелочных отношений жизни, препятствующих ему идти свободно и победоносно к великой цели его бытия».

Критик резко порицает всех реакционеров и рутинеров, ревнителей «мрака и ненависти», пресмыкающихся в грязи, задерживающих совершенствование человечества и достижение жизненного идеала. Обращаясь к консерваторам, «детям мрака и ненависти», он пишет: «У вас нет веры в жизненность человечества и исторический прогресс ее, потому что у вас нет веры в свое собственное человеческое достоинство, нет веры в свое чувство и свой разум, или, лучше сказать, у вас нет чувства, нет разума... Для вас нет наслаждения прекрасным; для вас одно наслаждение — пачкать все прекрасное в той грязи, в которой вы пресмыкаетесь. Так пресмыкайтесь же в грязи, дети мрака и ненависти!..

Нет — не мечта, не призрак она, эта жизнь, чудесная и таинственная, и не сказка она, недосказанная и бессистемная, но драма, полная движения и силы, эпопея, величественная и стройная, эпопея индийская, разрешающаяся на тысячи эпизодов, из которых каждый есть особенная поэма и которые все связаны единством начала и образуют собою одну великую поэму, чем дальше идущую, тем шире и могущественнее развивающуюся, тем чудеснее и заманчивее блистающую таинственным и немерцающим светом своего содержания, один раз начинающаяся и никогда, никогда не оканчивающаяся...»

В статье мы находим также интересные суждения об искусстве, о его роли в жизни человека. Критик, в частности, отвергает умозрительное, чистое искусство, порицает поэзию, связанную с ползучим эмпиризмом.

По его глубокому убеждению, подлинное произведение искусства, «возвышая душу человека, делает его благороднее». Подлинная поэзия не должна быть предметом сибаритской «забавы», «невинным препровождением времени, вроде карточной игры или танцев». Он порицает оторванное от жизни эмпирическое искусство и отстаивает поэзию жизненной правды. «Но нет и тогда, — пишет критик, — когда опровергнут мои основные понятия о поэзии, я не соглашусь с моими противниками: только тогда для меня уже не будет поэзии, поэзия превратится в ремесло, в забаву, в невинное препровождение времени, вроде карточной игры или танцев. В противном же случае, пусть какой-нибудь рутинер вырывает мою мысль, лукаво умалчивая о предыдущем, из которого она выведена, и последующем, которым она оправдывается; пускай какой-нибудь «журнальный работник» ругает меня своим же именем, попрекает своим же ремеслом: какое мне до этого дело? — Недобросовестное искажение чужой мысли обнаруживает бессилие нападающего, и его брань есть сознание этого бессилия».

Изучение найденной рукописи дает основание сделать вывод о том, что из сорока с лишним чудом уцелевших страниц труда Белинского опубликовано лишь несколько страниц, да и то подвергшихся основательной правке редактора. Быть может, со временем удастся разрешить загадку, связанную с судьбой других его рукописей. Наша же находка — самая первая крупная философская работа великого русского критика.