В свое время сатирик П. В. Шумахер справедливо возмущался почти полным отсутствием поэтических откликов на смерть И. С. Тургенева. Действительно, таких откликов в прессе появилось сравнительно мало. Это не удивительно, так как царское правительство, реакционная пресса и цензоры считали Тургенева весьма опасным для самодержавия писателем. Даже после смерти не утихала ожесточенная полемика вокруг его имени.

Реакционные газеты вроде «Московских ведомостей» Каткова встретили смерть Тургенева гробовым молчанием; они в течение двух недель не сообщали о смерти Тургенева ни единого слова. О враждебном отношении царя Александра III и его подручных к Тургеневу свидетельствует в своем дневнике В. П. Гаевский:

«...Краевский... сообщил, что государь, когда ему доложили о смерти Тургенева, сказал: «Одним нигилистом меньше...» Мертвый Тургенев продолжает пугать министров и полицию. Сегодня объявлено в комиссии распоряжение министра внутренних дел, чтоб не было никаких речей, а министр юстиции переполошился от намерения присяжных поверенных участвовать в процессии».

После долгого молчания в «Московских ведомостях» вместо первого сообщения о смерти писателя появились сенсационные отрывки из письма П. Лаврова о денежной субсидии журналу «Вперед», о помощи, оказанной Тургеневым русским революционерам и политическим эмигрантам. Это вызвало переполох в стане реакции и среди либералов. Испуганная этим известием реакционная пресса предала имя Тургенева анафеме.

«Много шуму делает разоблачение нигилистами, что Тургенев давал им деньги. Это ужасное пятно на него, на его личность, хотя его слава художника не поблекнет от этого. Надо надеяться, что глупые демонстрации от этого поубавятся, хотя, с другой стороны, они могут обостриться», — замечает в своем дневнике В. М. Голицын.

Шеф департамента полиции Плеве и министр внутренних дел Д. Толстой принимали самые энергичные меры к тому, чтобы не было никаких многолюдных встреч тела Тургенева на русской земле. 21 сентября Плеве телеграфировал в Вержболово: «По прибытии тела покойного писателя Тургенева в Вержболово примите меры, чтобы оно было отправлено далее безостановочно с таким расчетом, чтобы прибыло в Петербург двадцать седьмого сентября рано утром». В тот же день псковскому губернатору, виленскому генерал-губернатору и начальнику жандармского управления было телеграфно приказано: «Ввиду предстоящего на днях по линии Вержболово — Виленской — Петербургской провоза тела покойного писателя Тургенева... принять без всякой огласки с особой осмотрительностью меры к тому, чтобы... не делаемо было торжественных встреч...».

И резким контрастом этой постыдной затее явилось письмо Салтыкова-Щедрина доктору Н. Белоголовому от 16 сентября 1883 года.

«Здесь идут приготовления к похоронам Тургенева, — писал он, — которые однако не будут менее шумны, нежели предполагалось. Тут идет большой шум; ругательства раздаются в изобилии — это против Тургенева, которого на пушкинском празднике сам епископ Амвросий называл чистым голубем. Письмо Лаврова, перепечатанное без комментариев «Московскими ведомостями», дало этим ругательствам почву. Теперь уже прямо называют Тургенева изменником».

М. Н. Катков 20 сентября 1883 года в «Московских ведомостях» (№ 261) опубликовал свою передовицу, в которой злобно характеризовал взаимоотношения Тургенева и Лаврова.

«Тургенев не милостыню давал Лаврову, который в ней не нуждался. Пятьюстами франков... он откупался от травли, которая не давала ему покоя в шестидесятых годах и которая сразу прекратилась в семидесятых годах, когда Тургенев решился платить дань Печенегам и Половцам...» Далее Катков говорил о том, что позднее, когда Тургенев «публично поклонялся» образу нигилиста Базарова, оскорбления сменялись овациями.

24 сентября 1883 года Н. Любимов сообщал Каткову: «Статья Ваша о Тургеневе произвела великий эффект. И. Д. (Делянов. — И. Т.) прислал мне записочку: «Гр. Толстой послал статью М. Н. Каткова о Тургеневе государю».

В «Московских ведомостях» за 1883 год (№ 247, 261, 263) появился ряд статей, инспирированных Катковым и Маркевичем. В самом факте материальной помощи Лавровскому журналу Катков признал лишь денежный откуп от травли, которой подвергался якобы сам Тургенев в 60-е годы со стороны «нигилистов».

17 сентября 1884 года в «Московских ведомостях» (№ 258) появляется статья без подписи «Тургенев и нигилисты», в которой имя писателя было мишенью злых насмешек даже год спустя после его смерти.

В этой статье приводились обширные материалы из воспоминаний Лаврова о Тургеневе, о его взаимоотношениях с С. Степняком-Кравчинским, И. Павловским, П. Кропоткиным. Автор порицал Ивана Сергеевича за то, что после 1 марта 1881 года он «не только не прервал сношений с анархистами, сочувствовавшими и содействовавшими цареубийству, но, напротив того, еще более сблизился с ними. К этому времени относится его известная попытка ввести Лаврова в общество русских художников в Париже... К самим преступникам 1 марта Тургенев относился с большой нежностью, даже благоговением; он хранил у себя в письменном столе изящные портреты Перовской, Желябова и Кибальчича и написал одно из ненапечатанных в «Вестнике Европы» стихотворений в прозе «Порог», в котором называл Перовскую и ей подобных святыми (!!) за то, что они «готовы на все, даже на преступление, зная, что они погибнут, и зная даже, что они могут разувериться в том, чему верят теперь, и могут понять, что обманулись и даром погубили свою молодую жизнь».

Комментируя слова писателя, сказанные им Лаврову: «Я сам с радостью присоединился бы к движению молодежи, если бы не был так стар и верил в возможность движения снизу», автор статьи пишет: «Итак, даже после 1 марта Тургенева не возмущала гнусность и чудовищная преступность того, что он называл «движением снизу»; он только жалел о том, что это движение безуспешно и невозможно!!» Автор статьи стремился доказать мысль о том, что «нигилизм» был Тургеневу «по душе». Ссылаясь на мемуары Лаврова, опубликованные в женевском «Вестнике Народной воли», автор пришел к выводу, что в них он не находит «ни малейшего следа той «злобы», которую будто бы нигилисты питали к Тургеневу, а напротив, мы встречаем красноречивые доказательства сочувствия Ивана Сергеевича не только теоретикам, но и практикам нигилизма, доказательства, дающие право Петру Лаврову и его товарищам также признавать Тургенева своим». Далее, приводя ряд материалов о Лавровском журнале «Вперед» и одобрительные отзывы Тургенева о Степняке-Кравчинском, автор приходил к выводу о том, что «если Тургенев иногда и высказывался против героев кинжала и динамита, то он делал это не потому, что его возмущали их... замыслы и преступления, а потому, что он находил их слишком неумелыми и мало энергичными».

Автор ставит под сомнение политические, «непоколебимые убеждения» Тургенева, «втихомолку калякавшего» с нигилистами, «выражавшего им сочувствие и словом и делом».

Можно привести десятки таких отзывов консервативной печати. Поэтому вовсе не случайно то, что даже стихи, посвященные памяти И. С. Тургенева, запрещались царской цензурой.

Нами обнаружено в деле Московского Цензурного комитета стихотворение В. С. Карцова, посвященное памяти И. С. Тургенева. Гранки этого стихотворения перечеркнуты цензорским карандашом, а на полях стоит дата запрещения — 5 октября 1883 г.

Приведем текст этого стихотворения:

НА МОГИЛЕ И. С. ТУРГЕНЕВА Завистлива, жадна святая могила, И любо у жизни ей тех отнимать, Чья правда святая и светлая сила Одни только могут наш мир освещать. Вот снова могила — и сердце тоскою И скорбью глубокой, глубокой полно, И катятся слезы одна за другою... О боже, за что нам терять суждено Пророков любви и вождей вдохновенных, Глашатаев истины, недругов зла. О смерть, сколько жизней любимых, священных От нас ты нещадно, сурово взяла. В холодных объятьях твоих погибают Все люди таланта, добра и ума, Но снова в твореньях своих воскресают — Я здесь ты, невольно, бессильна сама... В далекой чужбине, недугом томимый, Тургенев, ты в тяжких страданьях угас. Но вот ты опять среди Руси любимой, Но вот ты среди опечаленных масс. Мы знаменьем крестным тебя осеняем И, полные душу щемящей тоски, На гроб твой дубовый цветы возлагаем И — символ бессмертья — из лавра венки. Прости и прощай, наш собрат гениальный, Пленял и смягчал ты нам чудно сердца. И чтим мы в тебе твой талант колоссальный, Да, чтим и отвагу героя-борца. И светлый завет твой любви необъятной Мы примем отныне девизом святым, Пред силой его преклонясь необъятной, И детям его завещаем своим. СПб., 28 сентября 1883 г.

Не появилось в печати и еще одно стихотворение неизвестного автора, посвященное памяти великого художника слова. Ниже публикуется его текст.

НА ПАМЯТЬ И. С. ТУРГЕНЕВА Опять вся Русь плетет в печали Венок на славный гроб один... Тургенев умер в Буживале, Родной земли великий сын! Давно ли, в праздник теплой встречи Приветный возбуждали шум Его пленительные речи, Его свободный, светлый ум? Надеждой тешась дорогою, Мы ждали новой встречи с ним, Он сам по родине тоскою В болезни тяжкой был томим. Судьба иначе рассудила: Угас наш лучший гражданин. 1883

Подлинную оценку исторической роли Тургенева в развитии русской литературы, его своеобразной связи с освободительным движением дали сами участники этого движения.

«Над незарытой еще могилой поэта, у его свежего трупа происходит настоящая свалка, — говорилось в прокламации «Народной воли», написанной П. Ф. Якубовичем по поводу смерти И. С. Тургенева и появившейся в день похорон писателя. — Забитые в угол либералы... — читаем мы далее в прокламации, — дрожат и трусят... Они забывают при этом даже то, что Тургенев, видя угнетение русской печати, не мог не сочувствовать свободному слову... Тургенев был честным провозвестником идеалов целого ряда молодых поколений... Образы Рудина, Инсарова, Елены Стаховой, Базарова, Нежданова и Маркелова — не только живые и выхваченные из жизни образы... это типы, которым подражала молодежь и которые сами создавали жизнь... По базаровскому типу воспитывалось целое поколение так называемых нигилистов, бывших в свое время необходимой стадией в развитии русской революции».

Публикуемые стихи неизвестного автора — еще одно подтверждение суждений, высказанных участниками освободительного движения.