Захватив написанное бандитами послание, Пантелеев пошел к секретарю уездного комитета партии Полушину. Дежурному он приказал прислать туда и Новикова, как только тот появится.
Полушин был на месте. В его кабинете стоял большой, крытый зеленым сукном стол, у стен несколько стульев, на хрупкой этажерке, притулившейся в углу, лежали книги и газеты. На стене висел вырезанный из газеты портрет Ленина.
Пантелеев положил перед секретарем листок, не ожидая приглашения сел на скрипнувший под ним стул и сказал:
- Плохой из меня начальник милиции, товарищ Полушин. Надо смотреть правде в глаза. А правда - вот…
И он указал на письмо.
Прочитав и отложив листок, Полушин вытащил носовой платок и долго вытирал лоб. Пантелеев ждал, смотрел в пол, и желваки перекатывались у него на скулах.
- Я считаю, - наконец тихо произнес Полушин, - что большевик, испугавшийся трудностей, большевиком быть не может. Не может! Тебе, Василий Матвеевич, это ясно?
- Разве я трудностей боюсь? - вспылил Пантелеев. - Я своего неумения и недогадливости боюсь. Скажи мне: Пантелеев, иди в Боровое и найди этого Скокова. Я пойду и найду. А вот понять, почему пропал хороший, верный нашему делу человек, не могу. Знаю, что случайности тут нет, а вот что тут есть - не знаю. Потому и говорю - плохой из меня начальник.
- Университетов не кончал?
- Точно…
- В окопах империалистической кончил ты один университет, Пантелеев! - резко поднялся со стула Полушин. - Когда Деникина бил - во втором учился. Партия все это учла и доверие тебе оказала. А ты тут в малограмотности расписываешься. Ты мне план подавай, как ты эту банду кончать думаешь, а на свои упаднические рассуждения наплюй, разотри и забудь. Доверие оправдывать надо, а партии виднее - годишься ты или нет быть начальником милиции.
Пантелеев встал, бледный от обиды и стыда. Только сейчас он осознал, что и вправду пришел к секретарю со шкурнической мыслью в голове - повинюсь-ка я, мол, заранее, а повинную голову, как говорится, и меч не сечет, а почему разведчик погиб - пусть другой доискивается.
- Ты меня понял? - спросил Полушин, натягивая сползший с плеча пиджак и пристально, оценивающе разглядывая Пантелеева. У Полушина были очень невеселые, все в красных прожилках глаза.
- Понял, - с трудом ответил Пантелеев. - Банду эту кончу в ближайший срок. Иль живым не буду.
- Опять не то, - поморщился секретарь, - ну зачем ты нужен партии мертвый? Садись, будем вести деловой разговор.
Вошел Новиков. Он уже знал о гибели сотрудника и был очень мрачен. Молча пожал руку секретарю и Пантелееву, сел и, уставившись на злое лицо начальника милиции, напряженным от сдерживаемой боли голосом произнес:
- Разведчик погиб по нашей вине. Утечка важных сведений несомненна. Мы виноваты в том, что не сумели обеспечить необходимую секретность задуманной операции.
Пантелеев вздрогнул. То, что сказал Новиков, не было для него неожиданностью, а лишь подтверждало появившуюся и у него догадку, которую, однако, он попытался забыть, как вздорную.
- Ты что, знаешь, кто виноват? - хрипло спросил он.
- Если б знал… - буркнул Новиков.
- В курсе задуманного, кроме нас с тобой, был лишь Кочергин, - сказал Пантелеев, - но это человек, о котором я со всей определенностью могу сказать, что он наш до последнего волоска.
- И все-таки Новиков прав, - нарушил молчание Полушин, - вполне возможно, что где-то возле вас окопался враг. Ты этим, Пантелеев, займись вплотную и немедленно. А теперь давайте вместе подумаем, как покончить с этой бандой. И во избежание, - он посмотрел на Пантелеева, - и во избежание этой самой утечки, о которой упомянул Новиков, о разговоре нашем никто знать не должен.
Через два часа Пантелеев и Новиков, обговорив с секретарем укома примерный план действий, поднялись, чтоб уходить. Секретарь пожал им руки.
- Ну, товарищи, ни пуха вам, ни пера. Действуйте.