Доринская марь напоминала опрокинутый на бок, изветшавший дом и взирала на мир чёрными «окнами», пугала хлюпающими, гнилыми трясинами и валила с ног терпким, тленным запахом шаманского багула, который раз в четыре года цветёт осенью и считается дурным растением. О том, что ещё лет сто назад здесь ходили суда, говорили сопревшие в костлявый прах деревянные барки и лодки, бревенчатый причал, торчащий из земли на береговом склоне, и крутые каменистые яры со следами прибоя. Когда-то ледник, приползший сюда из Скандинавии, выпахал глубокую впадину, а потом растаял, и в холодной, моренной земле возникло мёртвое озеро с небольшими островками.
Сейчас это место скорее напоминало то, первозданное, и несмотря на зелёный покров, было неуютным. Его погибельность витала в воздухе вместе с запахом тлена, болотной вонью и неким низкочастотным гулом. Да ещё в ушах звенело, потому как добирались сюда на раздолбанном в прах «Харлее»: другой транспорт не проходил. Выхлопные трубы отсутствовали, треск стоял невероятный, способный распугать всю чистую и нечистую силу, из цилиндров вырывались адское пламя и смрадный дым. И благо, что ехали ночью: дважды останавливались, чтобы потушить начавшиеся позади пожары — затлевший лесной подстил и штанину байкера. Днём бы огня и не заметили, и хорошо, дождик был накануне, павшая хвоя загоралась не везде, иначе бы тайгу спалили.
Зарубин ехал налегке, без оружия и каких-либо вещей: проводник заверил, что ничего брать не нужно, в том числе продуктов и спального мешка, поскольку есть и спать не придётся. Ещё не ступив в логово нечисти, Зарубин уже ощутил влияние некого магнетизма, вспомнил, что эта территория объявлена академиками аномальной зоной и поймал себя на мысли, что хочется бежать отсюда. Аппетит и в самом деле пропал, тем паче сонливость, которую он испытывал от бессонных ночей. Удерживали разве что самолюбие и обострённое любопытство: что ещё придумал мастер кукольных развлечений и академик, чтобы поразить воображение учёного?
А Борута между тем лишь нагонял страха. На рассвете академик заглушил мотоцикл, стащил рогатую каску, сел на камень у берега и надолго замер. И сидел так, пока Зарубин ходил вдоль болота и осматривал мрачные пространства в свете пасмурного утреннего неба. Когда же вернулся, застал его за странным занятием: Борута снял сапоги и теперь резал ножом толстенные ногти, более похожие на звериные когти.
— Дырки в сапогах делают, — мимоходом объяснил он. — Скоро потекут...
— А-а, — сказал Зарубин, рассматривая его волосатые ноги: у такого человека вполне мог отрасти настоящий хвост...
— Ты зачем спалил надувную куклу? — спросил академик. — Перед Недоеденным выслужиться хотел?
Было чувство, что они вышли на ринг.
— Исполнял свой долг, — с достоинством проговорил Зарубин. — Избавлял людей от предрассудков.
— Избавил?
— Не знаю, — честно признался он, ожидая от Бору- ты всё, что угодно, в том числе и нападения.
Он как-то подзабыл, что является инициатором изъятия резинового снежного человека, Недоеденный все заслуги взял на себя, но утаить свою причастность к чему-либо на Пижме было невозможно. И только тут наконец-то дошло, что, согласившись ехать на Дорийскую марь, Зарубин сам себя обрёк на непредсказуемую месть Боруты. Заведёт куда-нибудь, бросит среди зыбунов или попросту утопит...
Пока у академика в руке был нож, Зарубин держал на прицеле сосновый дрын: кулаком этот свиток из мышц и сухожилий был не пробить. Однако тот демонстративно засунул нож в ножны и натянул сапог.
— Я учёных не трогаю, — сказал, будто его мысли услышал. — Потому что сам причастен к науке и народной медицине. Тем более ты нам даже помог с куклой. Она так правдиво в плен попала! Костыль даже не догадался, что это отвлекающий манёвр.
— И это всё, чтобы сорвать охоту короля? — скучно спросил Зарубин.
Борута своих секретов не выдавал.
— Ещё узнаешь зачем, не торопись. Вот что ты думаешь про принцессу? Кто она такая на самом деле?
— Женщина, — лениво предположил Зарубин. — Со всеми вытекающими.
Борута взглянул на него с брезгливой усмешкой.
— И ты ещё хотел избавить людей от предрассудков?.. Какой же наивный. Принцесса — паровоз. То есть локомотив. И потащит она за собой целый вагон. С одним пассажиром. Соображаешь?
— Нет, — честно признался он.
— В назначенный час за ними прилетят. И стюардессы в ангельских костюмах пригласят на борт.
— Кого пригласят? — невпопад спросил Зарубин, ощущая тупость от этого дурацкого диалога.
— Артиста и принцессу.
— Какого артиста?
— Заслуженного!
— Куда пригласят?
— На борт чёрного вертолёта!
— При чём здесь артист?
У Боруты, оказывается, была конспирологическая версия всех приключений короля и его дочки на Пижме. Он поозирался и заговорил полушёпотом:
— Неужели не догадался? Это же было внедрение нашего агента! Принцесса — капитан секретного подразделения. Никто не знает комплекса задач, которые выполняют специальные силы. Поэтому организовали охоту на Пижме. Деда Мороза вывели на принцессу в результате многоходовой операции. На самом деле это наш разведчик...
Зарубин опять ощутил прилив истерического смеха и, чтобы ему не поддаться, напустил на себя мрачный вид.
— Хватит молоть вздор, — сурово проворчал он. — Должны же быть какие-то пределы разумного. Откуда взялся Дед Мороз?
— Не веришь? Принцесса сейчас в его объятьях.
— А Костыль?..
— Участь Костыля печальна...
— При чём здесь разведка, шпионы?
— Добро, — легко согласился Борута и взглянул на часы. — Ждать уже недолго. Скоро появится вертолёт — чёрный, десантный...
— Посмотрим...
— А хочешь знать, что будет? — с прозренческим отстранением проговорил Борута. — Что произойдёт в ближайшее время? Послушаешь мою сказку? Только запомни основные контрольные слова. Готов?
— Готов.
Зарубин неожиданно понял причину своего внутреннего неудовольствия и раздражения; он не знал, как себя вести, если этот ясновидец угадает. По логике он нёс полный бред, но какой-то очень уж правдивый — хотелось сказать: да, так бывает...
— Артист похитил принцессу, — всевидящий откинул голову и закрыл глаза. — Их поймают. Он убежит с территории базы. Организуют погоню и не найдут. Дед Мороз выйдет в назначенную точку и включит радиомаяк. Десантный вертолёт тем временем будет барражировать над районом операции. Получив сигнал, приземлится, возьмёт на борт. В московском аэропорту ждёт спецрейс частной авиакомпании. Любовь ослепляет, принцесса забыла, что она — капитан подразделения специальных сил.
Зарубин даже позавидовал, насколько органично Бору- та придумывает пути развития ситуации — будто из книжки про разведчиков вычитал. Однако ни единому слову не поверил: если принцесса и в самом деле с артистом, то вряд ли король, а тем более губернатор со своим окружением допустят их побег. Изгнанный отовсюду, Дед Мороз даже внутреннего паспорта не имеет, объявлен вне закона и разыскивается по причине претензий своих бывших снегурок и отмороженных девиц, как злостный неплательщик алиментов. Его могут вообще выловить и отправить в дурдом, чтоб не разжигать международного скандала.
Но можно было сделать поправку на здоровье самого неуёмного фантазёра, его больное воображение или интригующие хитрости сказочника, знающего конец сказки.
Между тем невозмутимый Борута походил по берегу болота, подержал согнутый указательный палец над головой, будто определяя направление ветра, после чего несколько приуныл, глядя на топи. Заманивший сюда Зарубина, знаток мари и самый главный проводник на Пижме, идти на остров не спешил, в чём честно признался.
— Давай подождём, — предложил он, — У меня предчувствие нехорошее. Если сейчас пойдём, один из нас утонет. Могу даже сказать кто.
— А говорил, лучший проводник! — с ядовитой мстительностью произнёс Зарубин и сам это услышал. — Знал бы — не поехал...
— Я на самом деле лучший, — невозмутимо сказал тот. — Только ночью. А днём ходить опасно.
— Вы же днём кикимору на телеге катали?
— Никого мы не катали! С чего ты взял?
— Баешник из Красной Пижмы рассказывал.
— Нашёл кого слушать!.. На что ей телега, когда она гуляет по топям, мха не касаясь?
— А одеяние у неё из чего?
Борута почему-то посмотрел на свои ладони.
— Белёная крапивная мешковина, — со знанием дела сказал он. — И вся битыми ракушками посыпана, руками не возьмёшь...
Хоть что-то было правдой!
Зарубин спустился с берега к залитому водой тыловому шву болота, прошёл по гнилым, утопающим в жиже мосткам и ступил на мшистую землю. Пятнистая, ярко-зелёная марь источала некий свой свет и казалась сплошным зыбуном, однако на ней виднелись колеи от какой-то техники. Туземцы считали, это кикимора катается на своей телеге, но Борута отрицал, уверяя, что у него есть болотоход на дутых колёсах собственной конструкции. Правда, сейчас сломался, запчастей не хватало, а так бы они прокатились с ветерком. А вот Дракоши, зятья покойного Дракони, могли по топям ходить, аки посуху, потому что вся семья — сила нечистая. Однажды Борута сам видел, как все трое зятьёв с его дочерями шли по мари, даже травы не касаясь, да ещё каждый нёс пестерь с ягодами вёдер на пять. Академик пытался их на болотоходе догнать — куда там!..
Зарубин прошёл по мшистому, кочковатому болоту полсотни метров и встал перед пузырящейся и кем-то взбаламученной топью. Даже из-за собственного самоудовлетворения идти дальше было опасно. Говорят, в до- ринских зыбунах только в памятной, современной истории утонуло более десятка человек, в основном бабушек, которые и доныне ходят по морошку. Вологодским старушкам не быть не жить — надо заготовить на зиму этой ягоды, чтоб сварить морошкового варенья. Кислого из-за недостатка сахара, насыщенного косточками, вязнущими в зубах, но почти священного, и риск угодить в трясину их не держит. По свидетельству Боруты, у туземцев есть даже особая молитва к кикиморе, чтоб пустила в свои владения и пронесла мимо гиблых мест. Передавать её в чужие уста нельзя, сразу силу потеряет, но когда они вернутся из деревни колдунов, пообещал предоставить текст для научных целей.
Зарубин потоптался для вида, щупая ногами зыбун, оглядел светлеющее пространство мари и вернулся на берег. Борута взирал на него в прищур, и казалось, во лбу горит третий глаз.
— Ладно, пошли, — хмуро согласился Борута. — Раз тебе не терпится дивьё лесное посмотреть, рискнём... Только, чур, если кто из нас тонуть станет, другому не выручать. Обоих засосёт. Согласен?
Пугал, паршивец!
— Согласен!
Ни мокроступов, ни шестов не предложил, велел идти след в след, и больше ничего. Марь под ногами лишь чуть колыхалась и казалась вполне проходимой, под мхом угадывалась песчаная твердь и даже вода не выступала. Сначала Борута вёл напрямую, затем пошёл зигзагами, огибая чёрные окна иногда по самому их краю и на ходу поясняя, дескать, тут щучьё на блесну берёт, тут зимой окуней можно таскать, а здесь бабка из Пижменского Городка утонула. С жадности нагребла трёхвёдерный пестерь морошки и в трясину угодила, драгоценной ноши так и не бросила, с ней и в болото ушла в этом месте, третья по счёту. Прежних утопленниц не доставали, а эту вынули вместе с пестерем, а скинула бы, так преспокойно выползла. Ягоду её товаркам отдали, так они её помыли в воде и варенья наварили — чего добру пропадать?
И продемонстрировал, что топь в этом месте человека держит: перекинул рюкзак и, балансируя, перебрался сам. Зыбун напоминал батут, ноги увязали всего-то по щиколотку, однако если на секунду задержаться, начинал проседать, образуя воронку, заполняемую бурой водой, по уверению проводника, настоянной на костях пижменских ягодниц. А иногда из чёрной пучины черепа всплывают, а то и целые тела, поскольку в болотной жиже есть бальзамирующие вещества.
Пугал, стервец!
Зарубин старался запомнить дорогу, но после третьего зигзага в голове всё перепуталось, а следов на мху почти не оставалось, как на дорогом персидском ковре. Потом выяснилось: Борута кружит по болоту умышленно, чтобы заморочить голову и сбить с толку. Когда он начал выписывать очередной зигзаг, Зарубин пошёл прямо и даже ног не замочил. Топкие места, конечно, были, иные пузырились от обилия метана, однако все хорошо просматривались, особенно при утреннем косом свете. Борута заметил самовольство ведомого, но ничего не сказал и, подлый, вздумал наказать, в очередной раз закладывая петлю. Зарубин пошёл прямо и чуть не угодил в скрытое «окно». Оказавшись на тонущей кочке, он увидел расступившуюся перед ним чёрную полынью, успел прыгнуть назад, увяз и отползал на четвереньках, искупавшись до пояса. Проводник всё это видел, но промолчал, и только когда поднялись на лесистый остров, ухмыльнулся, глядя на мокрого, в торфяной грязи, учёного. Сам он, будучи в коротких сапогах, оставался сухим.
Путь к деревне колдунов занял чуть больше часа, берег мари хорошо просматривался, и возникало ощущение полной безопасности. Если бы проводник не мудрил и не закладывал виражи, ходу до суши полчаса, и обойти надо всего два «окна», действительно опасных, если идти бездумно. То есть недоступность логова нечисти Борутой слишком сильно преувеличена, чтобы набить себе цену. Зарубин уже давно почуял этот скрытый подвох и только ждал, когда проводник в аномальную зону проколется.
Сам остров, где когда-то была деревня колдунов, напоминал тонущий в болоте корабль, даже рубка у него была в носовой части в виде лысой горки, окружённой ельником, и довольно острый форштевень, сложенный из крупных валунов. А венчала его стальная тренога — геодезический знак, к пику которого кто-то привязал длинную красную ленту. Всё остальное было, как рассказывал попутчик Баешник: заросшие малинником и кустами бузины подпольные ямы, замшелые огарки брёвен, торчащие из земли, как признак старого пожарища, да некогда угнетённый скотом, а ныне вольно возросший пляшущий лес с причудливыми кронами и скелетами старых сухостойных сосен, вызывающих некоторую оторопь. За что, вероятно, моренный островок и угодил в список аномальных зон Шлопака.
Борута молча привёл его к своему потаённому стану, скрытому в густом ельнике, где в крутом берегу острова была выкопано земляное убежище, креплёное брёвнами. В этом бункере можно было пересидеть ядерный удар, и не только за счёт глубины подземелья; запаса продуктов хватило бы года на два. И самое главное, печь топить не надо: от болота окрестная земля не замерзала, лишь укрывалось снегом и продолжала хлюпать. Колдуны на острове точно так же грелись, когда весь лес на дрова пустили. Правда, без привычки дышать было тяжеловато: марь источала сероводород, по мнению Боруты, весьма полезный для здоровья. Он попадал в землянку через керамическую трубу, выведенную наружу, чтобы высовывать датчики, камеры, микрофоны и брать анализ газового состава воздуха. Для демонстрации Борута выдернул затычку, дал понюхать — откровенно воняло туалетом.
Сам Борута попил воды: при посещении логовища нечисти полагалось голодать, дабы не опозориться в критической ситуации, как было со Шлопаком, вкусившим сливок из сосуда познания. Прочитав короткую вводную лекцию про аномальную зону, Борута почти сразу лёг на деревянный топчан и захрапел, а Зарубин всё никак не мог принюхаться к сероводороду и при свете крохотной свечки попытался найти затычку от керамической трубы. Не нашёл, скрутил чью-то куртку, хотел заткнуть ею, и тут услышал шум на улице, точнее, гвалт небольшой, но возмущённой толпы. Звуки доносились из той же трубы, и, если верить Боруте, Зарубин сейчас слышал голос параллельного мира, то есть дивья лесного, которое на острове живёт не от петухов до петухов, а как ему вздумается. На болоте в этот час никого не было и быть не могло, даже днём туземцы опасались приближаться к заколдованным, гиблым местам, если не считать старух и доярок — короче, настоящих ведьм. Слова были неразборчивы, считывался лишь высокий накал страстей и отдельные бранные выражения.
Кажется, лесное дивьё переживало всплеск агрессии. Было чувство, что параллельный мир готовит нападение и приближается к подземному схрону, шум накатывался волной, вызывая непроизвольную панику. И Зарубин в какой-то миг ей поддался, ощутил назревающий ледяной холод и растолкал Боруту. Тот прислушался — труба уже клокотала гневом, наугад откуда-то выхватил затычку и заткнул голоса неведомого мира.
— Ложись спать, — сонно посоветовал он. — Пускай визжат, мы тут в полной безопасности. Переждём туман, а вечером ещё не того наслушаешься...
Зарубин стряхнул наваждение, огляделся и безропотно повиновался, удивляясь собственным чувствам. Ему, как гостю, был предоставлен надувной матрац на топчане и пуховой спальный мешок — в нетопленном бункере было прохладно и влажно. Он забрался внутрь и ещё долго не мог согреться, сдерживая дрожь и понимая, что она- результат пережитого страха. Шум с улицы всё ещё доносился, но едва слышный и неопасный, и он бы умиротворил себя до состояния сна, однако вспомнил, зачем пришёл сюда, оставив свои дела на базе в самом критическом состоянии, — принцесса потерялась! И верить в предсказание Боруты нет никакой охоты...
Звуки всё же доносились в бункер, вероятно, на другом конце трубы был какой-то акустический сборник или усилитель. И это натолкнуло на первую трезвую мысль: Борута устроил вещание голосов потустороннего мира через эту трубу! Эдакая первоначальная подготовка психики перед походом в недра Дорийской мари, в логово ди- вья лесного, на священный остров, где лежит алтарный камень. Наслушаешься голосов, а картины чудовищ под- верстаются сами от собственного о них представления и воображения. Драматургия этого спектакля была посложнее, чем с китайской куклой йети: учитывалась более тонкая психология, рассчитанная не на массовый испуг — на индивидуальное восприятие.
Покинуть бункер бесшумно не удалось. Тяжёлый деревянный люк открывался со скрипом, напоминающим сигнализацию, и Борута вскочил.
— Ты куда?..
— Воздухом подышать... Не могу спать днём!
— Гляди, на верху опасно, — меланхолично предупредил он. — Нечисть здесь без расписания живёт и в тумане ещё более зловредна...
Но задерживать не стал. Зарубин выбрался на волю и только здесь облегчённо вздохнул, однако обнаружил плотный, непроглядный туман! Да ещё какой-то мерзкий, холодный, пробирающий до костей. Зато здесь туалетом не пахло, а вполне сносно — болотом, багульником и сыростью. И никаких тебе голосов!
Пока он ощупью собирал хворост и разводил костёр, где-то загоготали гуси, скорее всего, дикие, что гнездились в болоте, а потом вообще все звуки пропали. Дивьё лесное будто бы убралось в свой параллельный мир, невзирая на благодатный туман. И всё бы ничего, но Зарубин вдруг ощутил болезненный озноб, который обычно бывает от температуры. Он жался к огню, но топливо быстро истлевало под ветром, а топора не было, чтоб нарубить настоящих дров. Пока он бегал за хворостом, костёрчик чуть не угас, однако и подпитанный горел недолго, а лихорадило всё сильнее. Чтоб не замёрзнуть, пришлось бы всё равно спускаться в подземелье, так и не дождавшись явления нечистой силы, а туман становился гуще и удушливей. Он подсовывал в огонь обгоревшие охвостья веток и уже поглядывал на открытый люк в подземелье, когда за спиной, в лесу раздался сильный треск. В тумане он не увидел, как рухнула сушина, — услышал характерный грохот дерева о землю, и разбитые крупные сучья сухой сосновой кроны прилетели чуть ли не к ногам Зарубина. Он шагнул в белую пелену и, склонившись к земле, узрел целый ворох дров, но, не успев обрадоваться этому, отскочил. Незримая и неведомая сила разворачивала сухостойный ствол сосны в сторону костра! Сумрак и туман не позволяли увидеть эту силу, но оценить её можно было по тому, как дерево толщиной в обхват двигалось к Зарубину, подминая мелколесье и кустарник. Будто кто-то катил его впереди себя!
Зарубин непроизвольно отступил в противоположную сторону — к замаскированному лазу в бункер, и в это время сушину бросили на землю в трёх шагах от костра. Потом послышался шорох осыпающейся гальки, и всё стихло.
Выждав несколько напряжённых минут, Зарубин вернулся к угасающему костру, щедро накидал дров и при свете яркого пламени увидел очертания павшего сухого дерева. Незримый благодетель не вывернул из земли, а сломал сосну у корня, приволок к огню и обеспечил топливом на долгое время. И сделал это не человек и даже не зверь, ибо переломить сосновый ствол не удалось бы даже самому крупному медведю...
Эта заготовка дров впечатлила и взволновала Зарубина настолько, что он забыл об ознобе. И вновь ощутил его, когда от пламени затрещали волосы, и понял, что от костра уже не согреться, что холод внутренний и болезненный. Он крутился у огня и всё сильнее мёрз, хотелось лечь, укрыться с головой, спрятаться от некого подступающего страха за свою жизнь, как в детстве. Но при этом обратно в подземелье не хотелось! Он всё-таки надеялся, что это состояние вызвано болотом и туманом, возможно, насыщенным некими вредными испарениями, тем же цветущим багульником. Если потянет ветерок, сдует этот сумрак и появится солнце, всё пройдёт само, а сейчас надо жечь костёр и ждать.
Преодолевая себя, он несколько раз сходил за дровами, заготовил надолго, чтобы больше не отходить от костра, но в это время из бункера появился Борута. Он даже не удивился, откуда столько топлива, присмотрелся к Зарубину и осел.
— Худо дело, учёный... У тебя болотная лихорадка! Почто не предупредил?
— Откуда же я знал?
— Нельзя тебя тащить на алтарный остров. Там ещё хуже будет... А лекарства с собой нет!
— Ничего, переборю, — сквозь зубы произнёс Зарубин.
— Что ты переборешь? Лихорадку?.. Три часа — и человек сгорает. Спасти может только вертолёт!
— Какой вертолёт?
Борута выбрался из люка с сапогами в руках и тут стал обуваться.
— «Чёрная акула»... Я могу подать сигнал. Но в тумане не найдёт... Слышишь, уже летает?.. Придётся идти!
Зарубин и впрямь услышал в непроглядном небе вой турбинных двигателей вертолёта. А ему казалось, это шум в ушах от болезненного состояния...
— Ладно, я на алтарный остров. Туда и назад...
— Зачем ты пойдёшь в таком тумане?
— За снадобьем, тебя спасать, — академик спустился к болоту — Зарубин не отставал.
— Меня просто морозит. От усталости, несколько ночей не спал... Не ходи!
— Сначала все так думают... Если туман снесёт, туши костёр! Сам в бункер.
— Почему?..
— Мы в зоне спецоперации, — ворчливо заявил Бо- рута и, будто в воду, шагнул в зыбун. — Со мной бы тебя не тронули. Я пароли знаю.
— А без тебя?..
— Огонь засекут с воздуха, а свидетели им не нужны. Никто разбираться не будет, снайпер срежет, и всё...
Над марью туман стоял пеленой, образовав просвет, высотой как раз в его рост. И всё произошло так стремительно, что заторможенный болезненным ознобом Зарубин в первые минуты не смог прочувствовать и понять, что происходит. Академик прошёл всего-то метров двадцать и вдруг почему-то уменьшился вдвое. И заорал:
— Не подходи! Не смей! Вместе уйдём...
Зарубин и не собирался подходить, смотрел вдоль туманной пелены в узкий просвет над марью и отмечал, что Борута почему-то елозит на одном месте и становится всё короче. Скоро над зыбуном остались лишь голова и раскинутые руки, будто он плыл брассом.
— Эх, было же предчувствие!.. — это были его последние слова, прозвучавшие над глухим от тумана болотом.
И только когда голова его исчезла, Зарубин опомнился и побежал по упругому зыбуну. На месте, где провалился Борута, зияло «окно», едва прикрытое плавающими кочками с осокой, и между ними ещё пузырилась чёрная вода. Стоять на одном месте было опасно: выплетенная травой, корнями багула и мхами болотная ткань проседала, выдавливая пенистую грязь. Зарубин попятился, видя, как чёрная дыра в болотной хляби быстро затягивается, не оставляя даже следа, приметы, что туда только что канул человек! Через несколько шагов сам провалился по колено, после чего рухнул плашмя на зыбун и пополз к берегу. Пожалуй, в это время и дошло, что Борута утонул. Причём, исполняя благородное дело — пошёл за лекарствами от болотной лихорадки!
Зарубин кое-как вылез на берег, тут встал на ноги и оглянулся. Туманная пелена трепетала, норовила опуститься и захлопнуть тонкий просвет, и он, уже полубезумный, опять побежал в болото. В это время и услышал над головой свист турбин: машина и впрямь барражировала над территорией, и только туман мешал увидеть, какой это вертолёт. Помня наказ Боруты, он испытывал назойливое желание спрятаться, что сделать было невозможно, однако без всякой нужды встал на четвереньки и зачем-то пополз к месту, где утонул академик. Дополз, посуетился возле уже затянувшегося окна и понял, что ничем уже помочь не может. И всё равно вернулся на сушу, почти на ощупь отыскал и выломил ольховый шест, более похожий на удилище: толще не нашёл, — и снова пополз по зыбуну. Возле «окна» Зарубин попытался измерить глубину, легко проколол травянистую почву и чуть сам не ушёл вслед за шестом: трёхметровый, он не достал дна!
В этот миг ему стало страшно, что он ходит и ползает по зыбуну, как по тонкому льду; любое неосторожное движение, и можно уйти вслед за Борутой. Зарубин выбрался на остров насквозь мокрый, продрогший и с воспалённым дыханием, ко всему прочему напал чих и сильнейший насморк. Он почти залез в костёр, одежда запарила, и всё равно согреться не удалось, однако появилась первая трезвая мысль: пока есть ещё силы — бежать с острова, где его никто не найдёт. Или, несмотря на все устрашения академика, подать сигнал вертолёту, когда снесёт туман, — распалить несколько костров. Даже если тут на самом деле какая-то операция, не звери же они...
Турбины просвистели почти над головой, даже туман взвихрился, раздутый винтами, и Зарубину показалось, в небе мелькнул силуэт военного штурмового вертолёта. Он непроизвольно замахал руками и закричал, но прореха в тумане сошлась, и гул унёсся куда-то вглубь мари. Зато где-то за спиной возник другой звук — похоже, мотоциклетного мотора. И он поймал себя на мысли, что сходит с ума: сразу увиделся Борута верхом на «Харлее». И был не плодом воображения — ехал натурально по мари, огибая «окна»! Правда, в просвете между землёй и небом были видны лишь колёса и рогатая каска, всё остальное скрывалось в тумане. Зарубин потряс головой, зажмурился и услышал незнакомый голос:
— Гляди, костёр горит! Кто-то есть!
Из болота на берег вырулил трёхколёсный велосипед, только огромных размеров и с мотором. А восседали на нём два мужика, как два сказочных молодца из ларца, только с ружьями за спинами и одинаково опоясанные патронташами.
— Эй, гражданин, ты кто? — спросил тот, что был за рулём.
— Должно быть, это учёный, — подсказал его пассажир. — Похож...
И оба с любопытством уставились на Зарубина.
— Я заболел, — неожиданно для себя признался тот. — Болотная лихорадка...
— А ты откуда взялся? — весело ухмыльнулся водитель. — Не с Борутой ли пришёл?
— Борута утонул! — вспомнил Зарубин. — Вон там, в трясине...
— Да ладно! — засмеялся пассажир. — Такого быть не может!
— Учёный, а ты волков здесь не видел? Пару?
От насморка и чиха у него слезились глаза.
— Волков не видел... Вертолёт летает.
— У нас опять тёлку порезали, — заговорил пассажир. — Стельную! Отбили от стада и...
— Погоди, — остановил его водитель. — Мужику и впрямь хреново, не видишь, что ли... А где Борута?
— Говорю же, утонул...
— Перестань, учёный, говно не тонет! Он что, бросил тебя на острове?
Зарубин старался сморгнуть слёзы, но мужики всё равно двоились.
— Не знаю, пошёл за лекарствами... Вы вертолёт видели? Это «Чёрная акула»?..
— Да он совсем плохой, — заключил водитель. — А ну, садись в багажник!
Пассажир соскочил с болотохода и помог забраться в решетчатый ящик между двух колёс.
— И правда, квёлый совсем, потный, липкий и трясёт его... Но нам некогда, мы волков ищем!
— Отвезём в избушку и мамке скажем, — уточнил водитель. — У нас опять волки тёлку порвали...
И больше уже не разговаривали. Болотоход на автомобильных камерах понёсся по мари, как по асфальту, и лишь мягко покачивался на зыбунах. Туман не позволял видеть пространство и определить, куда они едут с такой скоростью — всё неестественно быстро мелькало перед глазами, отчего ломило переносицу и вызывало чих. Впрочем, это казалось теперь не важным, надо было перетерпеть ледяной и мокрый встречный поток воздуха. И грело единственное слово — избушка. Сколько они так неслись по мари, неизвестно, однако Зарубин отметил, что эта чудо-машина затряслась на каменистой осыпи и сразу же исчез туман. Потом болотоход выскочил на какой-то заросший просёлок, который уткнулся в некое подворье: вполне приличный домик под старыми елями, крохотная банька и круглая клумбочка с увядшими, почерневшими от холода георгинами. Здесь и прекратилось мелькание, пассажир соскочил на землю, чтобы вынуть Зарубина из ящика. В это время над головами опять завыл вертолёт, причём низко, над самым лесом, и не надо было быть специалистом, чтобы определить, что это армейский фронтовой штурмовик, отчётливо нарисовавшийся в дорожном просвете.
— «Чёрная акула»! — крикнул он.
Мужики переглянулись.
— Борута начудил, — хохотнул водитель. — Совсем худо парню...
— Но это же вертолёт! — воскликнул Зарубин. — Чёрный, военный...
— Ну и что?
— Зачем он летает?
— Дак принцессу ищут, — сказал пассажир. — Пошли в избушку, тебе в сухое тепло надо...
— У вас же на базе принцесса потерялась? — спросил водитель. — Или ты не слышал?
— Слышал, — признался Зарубин. — Но это совсем другой вертолёт! В МЧС не такие...
И осёкся, ибо хотел повторить ту глупость, что рассказывал ему Борута.
— Позвоню мамке, пусть пришлёт кого, — сказал водитель пассажиру и добавил уже Зарубину: — Извини, учёный, нам некогда с тобой возиться. А лихорадка пройдёт.
— Ты багульником надышался, — добавил пассажир. — Ещё бы чуть, и таких бы картинок насмотрелся!.. Тебя же Борута привёл поглядеть на дивьё лесное?.. Туда теперь часто ездят багул понюхать. За деньги, между прочим. А тебя бесплатно угостили...
Он отвёл Зарубина в домик под елями, велел снять мокрую одежду, дал какую-то униформу — комбез и куртку, после чего уложил на диван и укрыл тулупом.
— Я печку затопил, лежи. Сейчас тепло будет.
— Спасибо, — пролепетал тот, наконец-то согреваясь.
— Только не спи, — предупредил пассажир. — Иначе глюки начнутся. Перетерпи немного. Мы в детстве тоже бегали; нанюхаешься, а потом орёшь по ночам...
Сказать, от чего орёшь, он не успел: с улицы позвали, потом заверещал двигатель, и болотоход умчался. При всём желании уснуть он не смог, вместо озноба теперь доставала головная боль, от которой было не открыть глаз — начиналась светобоязнь. Она накатывалась волнами, всякий раз вызывая мстительные чувства к Боруте, хотя Зарубин понимал, что мстить уже некому. Заманил, завёл на болото, зная про отраву цветущего багульника, чтобы нанюхался и «мультиков» насмотрелся, как подростки-токсикоманы. Неожиданную месть придумал академик! Ещё неизвестно, что бы произошло, если бы до конца вынюхал этот «курс ароматерапии», не исключено, потерял бы рассудок. Благо, нелёгкая занесла охотников за волками, иначе бы с головой погрузился в параллельный мир и видел бы вокруг только дивьё лесное...
Он точно помнил, что не засыпал даже на минуту, однако в какой-то момент услышал вкрадчивый голос у себя над ухом:
— Пей, дяденька, не бойся... Молоко помогает. Ты же знаешь, его бесплатно дают на вредном производстве. Особенно на лакокрасочном...
Зарубин понял, что в руках у него знакомый бидончик, и он уже выпил больше половины! А голос между тем продолжал звучать, больше напоминая сновидение:
— Тебя же на базе потеряли. Как принцессу! Ищут везде... Твой начальник Фефелов прилетел!
Потом они ехали на машине по невероятно тряской дороге — в голове отдавалось. И это был не сон.
— Отлежаться бы тебе, — Дива Никитична была за рулём. — Да боюсь оставлять у себя. Начнут искать — отыщут мою избушку. А это моё последнее прибежище, где могу побыть одна. И так уже Недоеденный намекал, что знает... Как принцессу найдут и всё успокоится, ты приходи. Дорогу запомнил?.. Или давай я за тобой заеду?
Зарубин что-то ей отвечал, но невпопад, не понимая, что его приглашают на свидание. Буровил что-то про болото, багульник, кажется, рассказывал про Боруту и чёрный вертолёт, потому что она смотрела на него участливо и с сожалением. И увещевала ласково:
— Ничего, дяденька, это пройдёт. И глаза откроются, чтоб на свет смотреть...
При этом гладила ладонью по лицу; он не видел из-за светобоязни и бегущих слёз, но ощущал её руку и чуял, как утекает головная боль. И уже отчётливо запомнил момент, когда остановились на развилке возле указателя на охотбазу Костыля.
— Здесь ты уж сам дойдёшь, — сказала вдова. — Не бойся, открой глаза!
Он разлепил веки, протёр загноившиеся глаза — перед ним и впрямь оказалась Дива Никитична. А была опасность, что всё это снится...
— А ты? — спросил Зарубин.
— Мне пора назад, — озабоченно проговорила вдова. — Дракоши мои волков обложили, придётся самой на номер становиться... Завтра за тобой заеду! Вечером приходи на эту развилку.
Голова уже не болела, и на свет можно было смотреть, но отупение чувств ещё не прошло. И когда машина Дивы Никитичны исчезла за поворотом, он спохватился, что ничего не сказал ей, даже не поблагодарил. Пока Зарубин шёл к базе, окончательно пришёл в себя и постарался затвердить всё, что слышал от Дивы Никитичны. А в большей степени старался убедить себя, что всё это было на самом деле, а не привиделось в токсикоманском бреду.
К счастью, отчитываться перед шефом, где он был со вчерашней ночи, не пришлось: Фефелов искал принцессу с воздуха, возглавив поисковую группу. Зарубину же рекомендовалось немедленно отправиться на поиски с наземной, которая до сей поры не подготовилась к выходу из-за того, что Мидак и Кухналёв никак не могли поделить власть...