0хотничья база на Пижме напоминала древнерусскую крепость: по всему периметру была огорожена настоящим острогом, а над воротами воз-вышалась башня с окнами-бойницами и круговым гульбищем. Её пирамидальную крышу венчал чёрный флюгер в виде петуха, а на гранях поблёскивали солнечные батареи.
На базе его ждали давно, егерь с карабином наперевес стоял на башенном гульбище, и когда Зарубин вышел из машины, раздался окрик по всей форме:
— Стой, кто идёт?!
— Йети! — откликнулся тот.
— Кто-кто?
— Снежный человек!
Вспыхнул яркий прожектор, осветивший машину и Зарубина, часовой спустился вниз и настороженно осмотрел гостя.
— Как ваша фамилия? — спросил на всякий случай. — Гоминид, — ухмыльнулся Зарубин. — Слыхал? Часовой был так перепуган, что юмора не воспринимал, стал докладывать по рации, что приехал человек СО странной фамилией, и в это время из калитки вышел узнаваемый по описанию попутчиков охотовед — блистал лысиной, сильно хромал и передвигался с инвалидной тростью.
— Ждём со вчерашнего дня! — Он раскинул объятья, но опомнился и скромно протянул руку, спрятав за спину поеденную левую, с костылём. — Меня зовут Олесь.
Они были примерно ровесниками, а Зарубину нравилась простота отношений среди мужчин.
— Игорь, — представился он. — Вы тут как в осаде, с караулом на воротах...
Чувствовалось, что охотовед привык к приезду больших начальников, держался раскованно, однако при этом соблюдал этикет и всё время озирался, будто косоглазил.
— Пришлось выставить пост, — признался он. — Часа два назад вдруг хохот в лесу, гомерический... Не слышал?
Зарубин вспомнил, что это он смеялся, а по реке далеко разносится, однако признаваться не стал.
— Не слышал, в машине был...
— Верный признак — снежный человек бродит неподалёку, — на ходу заключил Костыль. — На поле он тоже хохотал, когда сбросил меня с лабаза.
На базе была полная тишина, хотя на автомобильной стоянке стояло два туристических автобуса, рефрижератор и десяток легковых автомобилей. Повсюду горели наскоро развешенные фонари, тенями маячили отдельные фигуры вооружённых людей, а выпущенные из вольеров собаки молча сидели почти под каждым деревом, словно выжидая добычу.
Недоеденный очень хорошо просчитывал и чувствовал приезжающих гостей и начальников, сразу определял, что и кому нравилось, точно угадывал желания, что выдавало в нём предопределённость родового предназначения. Зарубин, исследуя закономерности существования групп диких животных, вывел когда-то даже формулу, применимую в том числе и к существованию человеческих общностей. Люди, как и звери, вопреки всем научным теориям, делились на две основополагающие категории: первые служили делу, в том числе определённой идее, высшей установке, богу, а вторые им прислуживали. Между ними произрастал тонкий растительный, изоляционный и самовосполнимый слой питательной базы, которым кормились обе стороны, пребывая в благоденствии.
Это своеобразные расходные материалы: плесень для бактерий, лишайники и мхи для оленей, трава для травоядных, насекомые, черви и мелкие грызуны для плотоядных. Но если нарушалась гармония, то первые становились чисто плотоядными, начинали поедать вторых, нижележащих, и уровень цивилизационного развития резко понижался. Для того чтобы мир оставался в рампах гуманитарного поля, обеим сторонам следовало наращивать питательную прослойку между собой, заботиться об экологии пищи, иначе мирному сосуществованию групп приходил конец. Поедание себе подобных не возвышало высших, а лишь продлевало их существование в низменном состоянии, что отрицательно действовало на состояние низшего пищевого слоя, поднимало в нём дух сопротивления, революционные настроения, и мир переходил в состояние глобальных потрясений.
Стоило Зарубину оформить свои выводы в виде научной концепции и подать заявку на участие в международном форуме, как его тут же сократили и предложили работу в Госохотконтроле, где ничего, кроме зарплаты, нравиться не могло.
Недоеденный не случайно носил своё прозвище: его активно доедали вышестоящие и судьба висела на волоске. Не организуй он тайную охоту короля и принцессы, будет съеден вместе с вычурным острогом, башней, портянками, бинтами и башмаками. Он был запуган больше не снежным человеком, а грядущей судьбой — потерей собственной кормушки, которую ему удалось организовать на развалинах бывших колхозов и леспромхоза. Вернее, на их землях, которые, как известно, не развали- вшотся вместе с системами. Но будучи ярким представителем низшего слоя, он вошёл в революционный экстаз и был, по сути, неукротимым воином.
В первую очередь он гостеприимно повёл Зарубина в баню, и когда сам разделся, то выказал своё родственное отношение к снежному человеку. Не по возрасту сильно плешивый, Костыль весь оброс густой сизой шерстью, которая спускалась от небритой бороды по всему телу, и этот толстый ковёр без греющего подпушка рассыпался по кончикам пальцев на ногах. Давно нестриженные толстые ногти напоминали звериные когти и брякали по чисто остроганному горячему полу, а детородные вислые органы были почти чёрного цвета. Этот дикий его окрас особенно проявился, когда охотовед раскраснелся от жара, скрутил с ноги эластичные белые бинты, а лиловые синяки на теле обрели розовый оттенок. Костыль на полок не полез, посидел у пола на корточках, дыша как-то воспалённо, разогрелся и выскочил в предбанник.
— Мне сразу в жар нельзя, — признался он. — Дракошей гонял и лёгкие подсадил... А тут ещё с лабаза эта тварь скинула.
В доказательство существования йети он показал на боках кровоподтёки, ровно по пять штук с каждой стороны по количеству пальцев — пятерни у лешего были гигантские, размером с подборочные лопаты. По паре рёбер с каждой стороны оказались сломанными, и слышно было, как хрустели, доставляя боль, но спасали выдержка, спортивное терпение и воля к победе. А на голеносто- пе сильно потянул связки, поэтому хромал.
Пока парились и мылись, Костыль не особенно-то досаждал разговорами: по-холопски чуткий, давал возможность отдохнуть гостю и насладиться банным жаром. Но когда они вышли к накрытому столу, обёрнутые полотенцами и равные по духу, предложил выпить по рюмке, нарушая сухой закон базы. И тут из него попёр бунтарский дух, включился самоспасатель.
— Какие у тебя соображения? — поставил вопрос ребром. — Что станем делать? Королевская охота не протокольная, Его Величество может явиться в любой день в течение недели.
— Пока никаких, — откровенно признался Зарубин. — Надо посмотреть на месте, разобраться...
— То есть как? — обескуражился Недоеденный и стал шарить у себя на боку, словно искал нож. — Фефелов скатил, ты специалист, учёный, целый доктор наук.
Оказалось, у него сломанные ребра расходятся и начинаются болезненные колики.
— Наука леших не изучает, — лениво промолвил Игорь, распаренный и разомлевший. — А также чертей, русалок, домовых и прочих сказочных тварей. Это область филологии.
Недоеденный сразу набычился, что было естественно для людей его слоя: им всегда требовался конкретный ответ по существу.
— Вот когда тебя схватит такая сказочная тварь под рёбра! И швырнёт на землю!.. Потом захохочет и убежит на двух ногах!
— Ты мне завтра сможешь устроить такое представление? — спросил Зарубин.
— Какое? — опешил тот.
— Демонстрацию лешего? В полной красе? А равно йети, снежного человека, чёрта и дьявола? Ну, хоть кого-нибудь! У меня есть лицензия на отстрел даже мамонта.
Костыль выдержал паузу достоинства.
— Могу устроить охоту сегодняшней ночью.
— Прямо на базе?
— Рядом с базой! И далеко бегать не надо. Это чудовище само придёт. А чтобы ты увидел его во всей красе, поселю тебя в надвратной башне. Оттуда вся база и её окрестности — как на ладони.
— Один мне уже обещал показать, — пожаловался Зарубин. — Я несколько часов болтался возле базы —
НИКОГО.
— Кто обещал?
— Баешник из Красной Пижмы.
— Нашёл кого слушать! Этот тебе такого нагородит! Они у нас с Борутой мастера разговорного жанра.
— А про Дорийское болото тоже врут?
— Что вся нечистая сила там? Конечно врут! Чтоб другие туда не совались. Сами щучьё ловят да карасей мешками. Ягоду прут возами...
Зарубин вспомнил рыбаков, что подвешивали приваду на ёлку возле дороги.
— Леший свежую рыбу любит? Или тухлую?
— Не знаю, — подумал и искренне признался охотовед. — На рыбе не проверяли... Но воды боится — значит, рыбу не ест.
— Коты тоже воды боятся...
— А вот зелёный горох жрёт! И дерёт его со стручками и ботвой.
— И сам придёт к базе?
— Если уже хохотал — значит, здесь бродит, — уверенно заявил охотовед. — Вчера ночью из-за реки явился. По той стороне болтался. Хорошо, мы на полуострове. Сегодня в бору смеялся, с нашей стороны.
Зарубин слушал его и ел: готовить мясо и рыбу, а также угощать на базе умели. Специально обученный егерь-прибалт подавал на зависть столичным ресторан- щикам и умел предлагать блюда, объясняя их составляющие и технологию, правда, по-русски говорил плохо. Особенно понравился салат из белых грибов в остром сливочном соусе.
— Так что, пора в засидку? — между прочим спросил Зарубин.
— Не торопись, собаки сигнал подадут, — заверил Недоеденный, вставляя ножку рюмки в растопыренные пальцы. — По целой ночи воют и орут который день. И Митроха заревёт обязательно.
— Кто такой?
— Завтра познакомлю, — скрывая горделивое отношение, сказал охотовед. — Протравочный медведь. Сам выкормил, уже восьмой год пошёл. Умнющий зверюга, чуткий, как человек, только не говорит. Вернее, пытается сказать, но мы не понимаем.
— Олесь, скажи мне честно, — чокаясь, спросил Зарубин. — Ты в него стрелял? В так называемого йети?
— Стрелял, — признался охотовед и выпил. — Не в так называемого — в натурального. Фефелов сказал, с тобой можно откровенно...
— Шкуру снял? Или труп заморозил?
— Первый раз выстрелить не получилось. Страх, оторопь, потом руки затряслись, адреналин... К тому же он копия человека, только мохнатый и ростом метра четыре.
— А во второй?
— Во второй жиганул из манлихера. Там пуля в палец... Встряхнулся, засмеялся и ушёл.
— Может, промазал?
Недоеденный возмущённо вскочил, но быстро опомнился.
— Вчера мы залпом долбанули, в четыре ствола, — сказал просто, с достоинством и посмотрел на часы. — 11римерно в это время, с надвратной башни. Только присел и вроде бы выматерился...
— Если матерится на русском, уже хорошо. Что потом?
— Встал, головой потряс и ушёл! По сосняку, как по траве... То есть попадание было!
— А правда, он губернатора по лысине погладил? — вспомнил Зарубин.
Костыль выругался и недовольно мотнул головой.
— Ну, туземцы!.. Кто доложил? Баешник? Слух уже запустили!.. В общем, да, погладил, но это между нами.
— Говорят, у него после этого волосы начали расти.
— Начали, но по другой причине.
— Денег на культуру не даёт?
— Мазь ему из Индии привезли!
Зарубин глянул на волосатого охотоведа, однако ОТ шутки удержался.
— Сегодня леший что-то опаздывает, — ухмыльнулся он. — Или спонтанно приходит, когда вздумается?
— Обычно с сумерками выползает...
— Говорят, лешачиха?
— Если надо лешачиху, — с намёком проговорил Костыль, — будет на выбор. Только дать три зелёных свистка.
— Это ты о чём? — прикинулся Зарубин.
— Да всё о том же, нашем, мальчишеском...
— А Дед Мороз бывает?
Костыль его осведомлённость оценил и сразу стал серьёзным.
— Мы сначала на него и подумали, — признался не сразу. — Решили, он пакостит... Отловили, в клетку заперли и продержали двое суток. А йети всё равно ходит! Ещё наглее стал... Артист на нас в областную прокуратуру жалобу накатал! Незаконное лишение свободы. Разбирательство идёт...
— Он вроде бы отмороженный...
— Прикидывается! В роль вошёл, вздумал весь дед- морозовский проект под себя взять. А знаешь, какие там деньги крутятся?.. Да ещё в снегурках своих запутался. Его и пнули из Великого Устюга. Мы с ним намаемся... Но сейчас главное — от йети избавиться!
Тем часом официант принёс форель, обжаренную в раскалённом оливковом масле и переложенную дольками печёной тыквы, утверждая, что это национальное литовское блюдо.
— В Пижме ловили? — спросил Игорь, только отведав деликатес.
— Какое там! — отмахнулся Костыль. — В Пижме ерши да плотва. По ледоставу налим пойдёт... Рыбалка здесь плохая.
— А мужики ловят...
— Кто сказал? Баешник?
Перед глазами опять встали эти двое с мешком: если там не рыба на приваду, то что? Можно было подвигнуть охотоведа и проверить, но в темноте и ёлку-то не найти...
— Баешник, — согласился Зарубин. — Давай спать?
Наверное, Олесь решил, что убедил наконец-то учёного.
— Значит, охота отменяется?
— Йети сегодня не придёт.
— Почему? Каждый день ходил...
— Вся эта нечисть учёных за версту чует, — серьёзно проговорил он. — И исчезает. Спугнул я его. Боюсь, и завтра не покажется... Загадка природы!
Костыль поразмыслил, помассировал недоеденную руку.
— Что ты хочешь сказать? Не пойму...
— Лешие заводятся не в лесах, а в мозгах, — уже без всяких намёков сказал Зарубин. — У кого завёлся, тот и видит.
— То есть у всех у нас глюки? — со скрытой яростью спросил охотовед. — Человек сорок видело одновременно. У моих егерей, у начальника охраны, полковника ФСБ, между прочим? У губернатора?
— Массовый психоз, коллективный религиозный страх в неестественной среде обитания. Перед естественными силами природы.
— И у собак религиозный? — ещё задиристо спросил Костыль.
— Собаки реагируют на ваш адреналин. Люди выдыхают его запах, в воздухе возникает перенасыщенный электролит.
— А Митроха? Дикий зверь, между прочим, в клетке сидит!
— В том-то и дело, что в клетке. Живёт с собаками всю жизнь и с людьми. Поведенческая реакция одна и та же.
Недоеденный обтёрся полотенцем, промокая свою густую растительность, и стал одеваться.
— Насколько я понял, ты приехал наши головы полечить? Не проблему решить, а мозги нам вправить? Слишком просто рассуждаешь!..
— Меня генеральный послал, Фефелов, — совсем уж раболепно признался Игорь. — Выбор пал на меня: начальству виднее, кого посылать. А я уж как умею, так и рассуждаю.
Фамилия столичного чиновника сработала, как пуля из манлихера. Костыль успел одеть штаны, подрубился и осел на лавку.
— Хрен знает... Может, ты и прав. Мы и в самом деле зашорились. И нам уже чудится...
Зарубин тоже стал натягивать одежду.
— Видишь, собаки сегодня молчат... Потому что люди успокоились, думают, приехал специалист по снежному человеку. Проблему решит, бояться нечего. И твой чуткий медведь не ревёт...
— И правда, — охотовед опять глянул на часы. — Второй час, а тишина... Так и быть, если ты прав... Если у нас тут в самом деле с мозгами... Если йети — полная дурь, я тебя отблагодарю.
— Не заморачивайся, Олесь, — сонно пробубнил Зарубин. — Пойдём спать.
— Я тебя провожу до башни, — услужливо предложил хозяин.
Надвратная башня изнутри оказалась двухкомнатной, уютной и натопленной. Строили её для губернатора и даже в шутку называли «воеводские палаты», но его охрана обследовала их и решительно забраковала. Здание было слишком открытым, чтобы, например, принимать тайных гостей, простреливалось отовсюду, ко всему прочему лестница в палаты была узкой и крутой. Губернатор сам поднялся и потом едва спустился, поэтому башню использовали для гостей молодых, юрких, а гульбище как наблюдательную площадку дежурного егеря, охранявшего территорию.
Спальня подивила невиданным сексодромом с подходящими для взлёта подушками и валиками, только стюардессы недоставало. Но судя по поведению охотомеда, она могла появиться в любой момент. Холодных на вид, но пылающих огненными копнами крашеных женщин с берегов Балтики здесь было подавляющее большинство.
Распрощаться у порога с Костылём не удалось: тот поднялся следом и включил свет. И уже тут разбудил гостя смелым заявлением:
— Знаешь, мне впервые разговаривать с приезжим человеком интересно, — признался он. — Ты прямой, открытый, не боишься правды сказать. Люблю таких. И интеллект... Со мной же никто не может тягаться но интеллекту. Я всех задавливаю. Собеседникам интересно — мне нет.
— Тебе надо служить в Госохотконтроле, — с невесёлой иронией проговорил Зарубин. — Туда сейчас весь интеллект собирают, который на старых местах не пригодился. Как я, например.
Он не услышал подтекста.
— Да мне самому интересно разгадывать такие ребусы, — признался Недоеденный. — И сложные задачи решать... Я на Пижме засиделся, здесь простора не хватает, нет полёта мысли...
— Тут ещё какой полет! Здесь чудеса, лешие бродят, русалки на ветвях сидят. Всё как у Пушкина.
— Представляю, как это интересно в масштабах страны! Тебе же часто приходится выезжать по всяким таким сигналам?
— Даже в Антарктиде был, нравы пингвинов изучал...
— Вот это размах!
— Но к лешему послали впервые! — уже откровенно съязвил Зарубин. — У тебя больше опыта, приходилось вступать в прямой контакт.
— Ты об этом потом Фефелову расскажи, — серьёзно заявил Костыль. — А то я в прошлом году заикнулся, мол, нора бы мне выбираться с Пижмы... Он будто и не услышал. Я же ему такую охоту устроил! Зверя на триста пятьдесят килограммов увёз. Сейчас я лучший специалист по всяким таким явлениям, ты это оценишь. Главное, не боюсь контакта с потусторонними силами природы. Страх преодолел.
— Считаешь, силы эти потусторонние?
Костыль на минуту задумался.
— А ты меня послушай и сам рассуди, какие они, — вывернулся он. — Есть у нас тут одна баба... Точнее, женщина, вдова фермера Дракони. Дива Никитична... Ей уже под полтинник, а выглядит на тридцатник или даже меньше. Троих дочерей родила, и хоть бы что — девичья фигура! В общем, ведьма натуральная. Её когда-то старший Драконя на дороге нашёл...
— И удочерил, — продолжил Зарубин. — Вырастил и за сына замуж отдал...
— Баешник просветил? Понятно... Так вот Фефелов случайно заехал к ней масла купить. Сам его туда и послал! Её муж, Алфей Никитич, уже в больнице лежал, в Вологде... Заехал и заторчал там на два дня! Чем уже она потчевала его, но мозги обработала так, что чумной вышел. Никак уезжать не хотел, едва в чувство привели... Представляешь, влюбился!
— Влюбиться — это здорово...
— Чего здорового? Если бы по своей воле...
— А что, бывает по чужой?
— Она присушила! — заявил Костыль. — Ну приворожила, опоила чем-то... Ведьма же! И губернатора тоже, между прочим. Меня пыталась опоить — не вышло!..
— Чем опоить?
— Парным молоком! Заговорённым, естественно...
— Как столичного целителя?
— Баешник и про него рассказал?
— В картинках...
— Не молоком их напоили — водярой. Какие-то бабы. В общем, тёмная история...
— А где теперь целитель?
— Говорят, Шлопак до сих пор лечится, — сообщил Недоеденный. — И на Пижму больше ни ногой.
Зарубин усмехнулся и тяжело вздохнул:
— Я бы хотел, чтоб меня приворожила, какая-нибудь ведьмочка...
Недоеденный не услышал тоски закоренелого холостяка.
— Но я про другое хочу сказать. Все эти чудеса со снежным человеком, с лешим, козни Дивы Никитичны против меня! Не знаю, сама ли она по полям бродит, или посылает кого... Но всё с её участием!
— Может, любит тебя? — спросил Зарубин.
— Да меня тут любят все бабы! — уверенно заявил он. — А сейчас, когда в разводе, так вообще с ума сходят. Я здесь второй жених после губернатора. И никому нет дела до моих чувств... И вдова эта тоже! Любит или нет, не скажу, но бегает за мной. Будто с жалобами: то телят волки порезали, то тёлок... А сама всё молочком хочет напоить! Я его терпеть не могу. У меня аллергия на парное!
Он ещё что-то хотел сказать, но подумал и решил, что и так слишком разоткровенничался. Поэтому сделал неожиданное заключение:
— В общем, она мне и навредила. Фефелов сначала хотел меня забрать в Госохотконтроль. Но после того, как угодил к Диве на ферму, резко изменил отношение. Мы же с ним, получилось, соперники! Потому что она ещё тешится надеждой меня очаровать.
— Конкурировать с шефом трудно, — саркастически заметил Зарубин. — Но зато каков соперник!
— В том-то и дело! — подхватил Недоеденный. — Я с медведями боролся, мне чем крепче противник, тем азартней. Но твоя помощь потребуется, Игорь. Только надо чисто провести королевскую охоту. Поможешь? А я в долгу не останусь. Выставлю самого крупного медведя. Есть у меня один в заначке, для губернатора берёг... Тебе отдам.
— Ловлю на слове, — сонно пролепетал Зарубин. — В общем, мы с тобой ещё поговорим. А сейчас — спать!
Костыль услужливо выключил свет и слышно было, как похромал в потёмках по крутой лестнице. Один марш прошёл удачно, но на втором оступился и загремел, сопровождая полет соответствующей речью...