0н уже забыл, когда в последний раз пил молоко вот так, только что из-под коровы, ещё насыщенное биологическим теплом животного. Студентов, выезжающих на практику, обычно предупреждали, чтоб они не зверствовали над своим организмом, не увлекались парным, и особенно сливками, сразу по-сле сепаратора. Понять состояние несчастного Шлопака было можно, но Зарубину всё шло на пользу.
Вдова словно услышала его мысли:
— Дяденька, ты сильно не увлекайся! — игриво предупредила она. — Мне не жалко, но вред может случиться. Оставь русалочкам...
— Какой такой вред? — прикидываясь несведущим, спросил он.
И ощутил, как самый настоящий пьянящий хмель разливается по телу, будто на голодный желудок хватил бокал шампанского! Голова закружилась и приятно, сладостно онемели губы...
— Потом узнаешь, какой! Будет тебе охота!
Зарубин вернул бидончик.
— Ну, спасибо!.. Хмельное у тебя молоко!
— Осенний травостой, пора зрелого семени, — как-то многозначительно произнесла Дива Никитична. — Кто толк понимает, тот ценит и такие нюансы. Самое целебное молоко, потому и пьянит.
Он понимал толк, точнее, что-то ещё помнил со студенческой скамьи, однако про институт смолчал, хотя был повод завязать разговор. В хорошем расположении духа она сама была как парное молоко, и понять Фефе- лова было можно. Эта зрелая женщина светилась юной девичьей целомудренностью, скрадывающей возраст, и одновременно манила к себе, словно намекая на возможность отношений и свою доступность. И даже не колдовское — что-то ведьминское в этом было!
— Ты, дяденька, не заплутал ли? — вдруг спросила Дива Никитична. — Вид у тебя потерянный.
— Есть немного, — согласился Зарубин. — На лабаз ехал, а попал не туда. Леший водит...
Он умышленно её провоцировал, надеясь, что вдова каким-то образом себя выдаст, например причастность к существованию леших, к приключениям Бору- ты со Шлопаком, но она свела всё к светскому разговору.
— Бывает. У нас охотники часто тут блудят, место такое. Чуть свернул не там и потерялся. Тем более дни пасмурные, солнца нет. А так хочется бабьего лета!
И сделала изящное, едва уловимое движение — будто потянулась от предвкушения тепла и удовольствия.
— Кто здесь ходит? — уже прямо спросил Зарубин. — Перед тобой кто-то грузный прошёл. Как слон, и ветер за ним...
Вдова махнула рукой.
— Должно быть, дива. Кому ещё?
— Дива — это лешачиха?
— Лешая, — со знанием дела поправила она. — Лешачиха — это жена лешего. Наша, говорят, незамужняя.
— Не боишься тут ходить?
Вдова отвечала простодушно и весело, как все местные туземки.
— Чего же бояться-то? Если я сама — Дива?.. Лешую встретить — это к счастью. Она не всякому и покажется.
— Откуда она взялась? Говорят, раньше не было.
— Наши мужики позвали, она и пришла, — просто объяснила Дива Никитична, словно речь шла о чём-то обыденном. — Они любят почудить. Иначе, мол, скучно жить.
Она свернула на уазовский след и пошла сухим краем старой дороги в сторону лабаза! Когда уходила в первый раз, Зарубин даже не заметил этого, и тут попытался остановить.
— Погоди! — запоздало окликнул он. — Ты куда идёшь?
— Домой, — обескуражено отозвалась вдова. — А что? Уж не подвезти ли меня хочешь?
— Но там же... подкормочная площадка. Там медведь на поле пасётся!
— Что ты, дяденька, — пропела Дива. — Там наша деревня. Да ты совсем потерялся. Нет здесь ни площадок, ни медведей.
— Где же они? — растерянно спросил Зарубин.
— Это ты у Костыля спроси. Я ведь на охоту только за волками хожу...
— А как на базу проехать?
Он точно помнил, откуда приехал, но вдова указала совсем в другую сторону.
— Вон по той дороге! Видишь, трактором наезжено?.. Да левей, левей гляди! Ну куда ты смотришь? Где мелколесье, там!..
Внимание отвлекала, заговаривала: пока Зарубин высматривал на травянистом бугре приметы дороги, Дива Никитична исчезла! Видимо, скрылась в молодом густом сосняке, затягивающим узкие колеи, — только затронутые ею ветки качались.
И ещё осталось послевкусие от парного молока.
Он курил редко, и только трубку, привыкнув к ней в памятной командировке на Уссури, потому что взращивал там грядку настоящего турецкого табака, оставленную ему предыдущим наблюдателем. Такого вкусного зелья было не купить даже в фирменных московских магазинах, и он держал в машине несколько брикетированных пачек «Золотого руна», вкус которого слегка напоминал уссурийский самосад и мог перебить любое послевкусие.
И только раскурив трубку, он обнаружил, что уже десятый час и ненастные сумерки заволакивают пространство. Как-то незаметно время прошло! В другой раз он бы не сунулся по едва приметному следу УАЗа: через полчаса стемнеет. Самое время ехать на базу, пока машина стоит в старой колее и на фоне тускнеющего неба видна строчка столбов. Однако Зарубин был уверен, что Дива Никитична ошиблась, показывая ему дорогу на базу, и сейчас идёт в сторону лабаза, никакой деревни там быть не может! Или умышленно послала его по ложному пути.
Зарубин поехал следом за вдовой, намереваясь догнать где-нибудь за поворотом, — не догнал и через два километра. Давно бы уже должны показаться овраг и поле с овсом, но впереди лес только сгущался, а под колёсами змеилась нахоженная тропа, которой прежде не было. Он всё ещё надеялся её догнать, поэтому поехал дальше, размышляя, что бы значила эта будто бы случайная встреча. Может, в самом деле вдова захотела испытать учёного, напоить молоком, якобы предназначенным русалкам? Знает, что Зарубина уже напичкали байками про дивьё лесное, про столичного целителя, вот и решила проверить на вшивость — струсит или выпьет?
Но тогда зачем предупреждать, что возможен вред от молока?..
Он не мог поверить, что впереди мелькает деревня, даже когда увидел редкие огоньки фонарей. И только оказавшись на улице, обрадовался и обескуражился одновременно: прошло ощущение невесомости, под ногами чувствовалась твердь, но разила наповал мысль, как он здесь очутился. Деревня оказалась знакомой, с заброшенными силосными ямами, и на другом её краю было с десяток жилых домов, и всё-таки Зарубин на всякий случай спросил, как проехать к Костылю. Весёлый мужик у колодца с удовольствием объяснил, по каким дорогам ехать и где сворачивать, вдобавок ко всему вдруг зарабо-тал навигатор, вычертив маршрут до базы — то есть затмение разума и у него благополучно закончилось!
В двенадцатом часу ночи, когда Зарубин вернулся на базу, там царил праздничный, почти новогодний переполох. В свете многочисленных прожекторов по территории расхаживал снежный человек, а вокруг него суетились и ликовали прибалтийские сборщики грибов, снимая всё это на телефоны и камеры. Добропорядочных семейных пар, да ещё с подростками, было немного, основная масса — одинокие женщины от тридцати, и вот они-то отрывались по полной программе, смешавшись с детьми. Внешне холодные прибалтийки оказались женщинами пытливыми, весёлыми и даже озорными, поскольку старались отыскать у снежного человека гениталии.
Егеря не просто надули куклу, но теперь отрабатывали её движения: четырёхметровый леший ходил прямо, нагибался, присаживался и норовил поймать руками суетящихся возле зрительниц. И по движениям казалось, будто кукла живая! Произведённое в Китае чудище оказалось среднего рода: вроде бы и груди обозначены, и есть что-то между ног, по крайней мере, белобрысые литовоч- ки находили некий отросток, но думали, что это сосок, через который надувают нижнюю часть куклы. Прощупать толком никому не удавалось, леший хохотал голосом егеря, брыкался, и у него получалось даже дать пинок резиновой мохнатой ступнёй в чей-то умышленно подставленный зад.
Взрослые просто веселились от пережитого недавнего страха, а подростки норовили укусить куклу за ноги, их отгоняли егеря, поскольку резина была тонкая и кому-то уже удалось прорвать её зубами.
Ворота базы оказались распахнутыми настежь, поэтому Зарубин без остановки въехал на территорию и поставил машину на служебную стоянку. Несколько рабочих в празднестве не участвовали — загружали рефрижератор свежезамороженными грибами: Европа ждала экологически чистый червивый деликатес. Погрузкой руководил поцелованный йети Эдик, который на вопрос, где Костыль, неопределённо махнул рукой в сторону беснующейся толпы. Оказалось, в честь поимки лешего был временно отменён сухой закон, и хозяин базы выставил дармовое угощение, иначе, по-европейски, называемое фуршетом. Однако сам был не очень-то весёлым.
— Ну что с полем? — он налил водки в бокал и подал. — Поехали грузить?
— Грузить рано, — сказал Зарубин, но бокал взял.
— То есть промах? Или подранок? Я выстрел слышал.
— Это не мой выстрел, — он подставил ему под нос ствол карабина. — Нюхай.
Охотовед нюхать не стал, но повеселел.
— Дракоши-бракоши резвятся. Их лешим не напугаешь... Неужели не вышел?
— Пока площадку искал — опоздал, — признался Зарубин. — И выстрела не слышал.
— Как же не слышал? В твоей стороне стреляли!.. Ты где был-то?
— Сам не знаю! И дорогу вроде запомнил...
— С полей на бугор поднимаешься — и от столбов вправо, — объяснил Костыль. — Мы же ездили, колею хорошо видно...
— Нашёл я бугор со столбами... Но там за перелеском дорога наезженная.
— Откуда там дорога?..
— И распаханных полей нет? — Зарубин про летнюю дойку умолчал. — С озимыми?
— Какие озимые? Глухой угол!
— А дорога к реке выходит?
— Не выходит! — рассмеялся уже Костыль. — Тебя где носило, Игорь?
— Леший водил, — ухмыльнулся тот. — Завтра поеду разберусь...
— Леший теперь по базе ходит! Ладно, не ты первый там блудишь, место такое... Ну всё равно, давай замахнём. За твоё везение! Приехал и лешего поймал! Ты прав, Игорь, всё в наших мозгах. Уважаю!
Костыль выпил, а у Зарубина после молока в желудке всё ещё разливалась благодать и в голове светился лёгкий хмель — ни водка, ни пища не полезли бы.
— Не хочу пока, — уклонился он.
— Да пей! — и сказал по секрету. — Прибалты платят за спиртное — награда за поимку лешего! Женщины от тебя в восторге. Присмотри себе парочку на ночь. Лучше подружек.
— Парочку?
— Не стесняйся, по-европейски у них это уже принято. Порнушки насмотрелись. Наберёшься впечатлений!
— Я дух переведу, — Зарубин поставил бокал. — Молока напился.
— То-то я смотрю, у тебя усы не обсохли! — засмеялся Недоеденный и настаивать не стал. — Ну что, тогда даю добро на королевскую охоту. Это же целый процесс, такая головная боль!..
— А сам светишься от счастья, — язвительно заметил Зарубин.
— Ещё бы! Ни разу не принимал королей! И особенно — принцесс!.. Ты её видел когда-нибудь?
— Вроде бы видел однажды, — неопределённо проговорил он. — По телевизору...
— Ни хрена ты не видел! — он протянул фотографию. — На вот, полюбуйся! Из Интернета скачал... Как узнал, к нам едет, озарило!
На снимке была знойная ухоженная брюнетка, но с явной печалью в глазах, отчего вид её казался по-детски обиженным и замкнутым.
— Это мой единственный шанс, — доверительно сообщил Костыль. — Перст судьбы. Мы с тобой тогда в бане недоговорили... Я уже три месяца, как в разводе, и не женился. Не бывало ещё такого... Думаю, в чём дело? Невесты вьются, такие прибалтки приезжают, а никого не хочу. Сама Дива Никитична клинья бьёт! Это вдова местного фермера Дракони... И тут на тебе — король с юной принцессой едут к нам на охоту! Можно сказать, всю жизнь её ждал!
— Она не такая и юная, — грубовато осадил его Зарубин. — Ив принцессах засиделась, это точно.
— Знаю, ей тридцатник, но это самый сок. Что, если и она ждала?
— Обычно принцесс выдают без их согласия.
— Династические браки, слыхал... Как ты думаешь, может она влюбиться? — доверительно спросил Недоеденный. — Так, чтоб голову потерять?
— Как Фефелов?
— Ну, хотя бы так.
— Эта может, — согласился Зарубин.
— Почему?
— Она же едет за приключениями?
— Ну да! У них в Европе тоска. Уже по две бабы в постель тягают, а удовольствия нет... Что для приключений надо сделать?
Зарубин глянул на лысину охотоведа: на территории базы он снимал свой треугольный берет.
— Для начала заделаться принцем.
— Издеваешься?.. Я серьёзно спрашиваю. Как себя вести, чтоб влюбилась? Без ума? С нашими бабами знаю как, но это же принцесса!.. Фефелов говорил, ты всегда дельные советы даёшь. Например, слышал, она сказки любит, в том числе русские.
— Офицер спецназа и сказки? Оригинально...
— Видимо, не простая она принцесса...
— Вот и расскажешь ей сказочку волшебную...
— Я только про Колобка знаю!
— Расскажешь про Колобка, — увернулся Зарубин. — Честное слово, не знаю, как обходиться с принцессами!
Недоеденный остался заверен, что он мог бы помочь, да видно, не захотел.
— Жалко, — проговорил Костыль. — Мне вот последнее время хочется понять, как женщины любят? Вот что они чувствуют, глядя на мужчину? Мы — понятно. У нас всё время одна только мысль в голове — овладеть, инстинкт размножения. А у женщин, говорят, целый букет тонких чувств. Они наслаждаются видом, фигурой, мускулатурой. И главное, что им на ушко шепчешь...
— Тебе это зачем? — Зарубин не ожидал от охотоведа столь странных изысков в области женской психологии.
— Сам не знаю! — искренне признался он. — Что-то бродит в душе. И всё началось после шестого брака. Хочется, чтоб седьмой стал последним. Вот поведу на охоту принцессу, а она влюбится...
— Значит, станешь королём! — сказал без всяких намёков Зарубин, однако охотовед обиделся.
— Ладно, пошли, зверей покажу!
И повлёк в сторону своего зверинца. Зарубин наконец-то достал платок и вытер усы — подсохшая молочная пенка оказалась липкой, вязкой и сладкой, как мороженное. Кукла всё ещё расхаживала по площади под восторженный визг и улюлюканье зрителей, насидевшийся взаперти народ отдыхал, как на карнавале. Леший отрабатывал новую функцию — поцелуй, однако операторы ещё не освоили технологию, и раздавалось лишь смачное чмоканье. А ещё кукла громко и выразительно пукала, когда наклонялась, чтоб поцеловать, и вызывала смех: китайцы хорошо изучили рынок и нравы Запада, знали, чем веселить отупевших европейцев. Оказалось, она даже писать умеет, если налить воды или вина в специальный резервуарчик типа грелки. Игра оказалась настолько забавной, что суровые, медлительные взрослые прибалты превратились в детей, особенно молодые женщины.
А в разных клетках, прежде пустовавших, под охраной егеря отдыхали две знакомые фигуры, освещённые прожекторами, — один волосатый, второй остроносый.
— Как я и говорил! — без всякого торжества сказал Костыль. — Борута со своим новым приезжим академиком. Вот, знакомься!
Борута и в самом деле напоминал сказочного и маленького лешего, сидел на чурбаке ссутулившись и щурился на яркий свет сквозь узкую щель спадавших на лицо косм. Его напарник больше походил на тоскливую ворону с распущенными крыльями или крупного дятла.
— На сумерках эти друзья сняли с ёлки мешок, — с задором стал рассказывать охотовед. — Притащили к базе. Я дал команду затихнуть. Когда распотрошили и стали накачивать, подал сигнал! Взяли тёплых, с поличным. Даже на камеру сняли!
— Ты ещё попляшешь на поводке, — хмуро пригрозил ему Борута. — Доедят тебя с аппетитом.
Полуосвещённый Митроха с шумом заходил по своей клетке и запышкал с металлическим звуком.
— Вон даже Митроха смеётся над тобой! — захохотал Костыль. — Отпал у тебя хвост, Данила! И третий глаз не открылся.
И тут же, в его присутствии рассказал, историю, которая напрочь разрушала версию Баешника. Оказывается, Боруте этот хвост подарили московские академики, которые купили его в Китае, чтобы надувать доверчивый русский народ. Его репица крепилась к копчику специальными присосками, прикрытыми трусами, а крохотный джойстик с кнопками был в руке. Даже опытный недоеденный охотовед поверил, что хвост настоящий: академики научили Боруту, как вести себя, поэтому он скрывал его существование и вызывал лютый интерес. Аккумуляторов хватало на два часа представления, при определённом навыке хвост выполнял любые прихоти оператора, даже зажигалкой щёлкал и давал прикурить. Конечно, брёвен на срубы он не закатывал хвостом — делал это руками, но пустотелую бутафорскую двухпудовку поднимал и миску с пищей медведю подавал. Единственное неудобство — после присосок оставались синяки, как от медицинских банок, в результате чего Борута был разоблачён.
Скорее всего, эти же академики привезли ему куклу йети.
— Ты уже «хулиганку» себе схлопотал, — пугал его Костыль. — И ещё докажут нападение на государственное лицо! Там уже не трёшник светит. А ты уже сидел за бандитизм!
— Это у тебя Эдик — государственное лицо? — огрызнулся Борута.
— Губернатор!
— Мы губернатора не целовали!
— А кто по лысинке гладил? И нас чуть из лабаза не вытряхнул?
— Не знаю... Только не мы!
— Конечно же не вы! Какой дурак подпишется?
И тут в ответ на разоблачение хвостатости Борута раскрыл ещё одну тайну — встречную! И очень похожую на правду.
— Плохо тебя Дива Никитична с лабаза навернула, — мстительно произнёс он. — Пожалела, а надо было вниз головой!
Костыль слушать этого не захотел, повлёк Зарубина от клеток, будто бы не желая больше перепираться с кукловодами, хотя начиналось самое интересное. К тому же волосатый напарник Боруты крикнул вслед:
— Запомни, урод! Дива тебя вышвырнет с Пижмы!
Понять, про какую диву он говорит, было нельзя,
но Зарубин почему-то подумал про вдову. Охраняющий пленников егерь воспользовался близостью начальства.
— Вон тот всё время в туалет просится, — пожаловался и указал на птиценосого. — Дважды уже водил, и опять! У него будто с испуга расстройство. Что делать?
И смотрел при этом на Зарубина. А он в этот момент узнал пленника, точнее, вспомнил лицо: много раз видел на экране в передачах, какой-то известный криптозоолог с совершенно заковыристой фамилией: то ли Густобров, то ли Толстобров — что-то связано с бровями.
Недоеденный посмотрел на Зарубина, узрел скрытый интерес и стал благосклонным.
— Ладно, своди ещё, — позволил он, — мы не звери... Но когда гости угомонятся.
— Надо бы в контору сообщить, — проговорил Зарубин. — Может, завтра? Спать хочется...
— Я уже доложил Фефелову, — признался Костыль. — Всё обсказал! В общем, нам благодарность за оперативность. Король будет через двое-трое суток. Дату уточнят.
— Молодец! — похвалил Зарубин, про себя ухмыльнувшись: охотовед рвал одеяло на себя, что было вполне естественно в его незавидном, как и у птиценосого криптозоолога, положении.
Недоеденный эту ухмылку засёк и даже выворачиваться не стал.
— Ну ты же свой бонус уже получил? На лабаз тебя отвезут, чтоб леший больше не водил. Не сегодня-завтра зверь обязательно выйдет.
— Все путём, Олесь, — успокоил он. — Ты мне только позволь побеседовать с этим учёным. Один на один.
— Он что, и впрямь учёный?
— Известный криптозоолог. Есть такая новая псевдонаука.
— А, самодеятельность, что-то слыхал... Да беседуй на здоровье!
Уже возле клетки Зарубин вспомнил фамилию криптозоолога — Толстобров, хотя при свете прожектора бровей у него вообще не было видно. А тот, наверное, что- то уже прослышал о приезде учёного на Пижму, поэтому сложилось впечатление, будто ждал этой встречи.
— Кроме кукольного театра чем ещё тут занимаетесь? — напрямую спросил Зарубин.
Все тотчас же удалились, егерь и вовсе убежал, даже Митроха в своей клетке лёг. Только Борута не шевельнулся, однако настороженно и пристально взирал сквозь свои космы.
— Защищаем интересы местного населения, — был ответ истинного революционера в застенках, — которое тут называют туземцами.
— Благородное дело, — одобрил Зарубин. — Вы теперь здесь вместо Шлопака?
— Я здесь сам за себя, — гордо отозвался Толстобров и вдруг огорошил: — А вы тот самый Зарубин? Читал ваши работы по психологии взаимодействия человека и животного мира дикой природы. Со многими выводами согласен. Но готов и поспорить.
Это прозвучало как комплимент и намёк.
— К сожалению, помочь вам освободиться не могу, — сразу предупредил он. — Задача другая.
— Не волнуйтесь, сам освобожусь, — уверенно заявил птиценосый. — Мне тут некогда задерживаться.
— В зоне сидел? — спросил Зарубин.
— Я в психушке сидел, — признался тот. — Ещё при советской власти.
— Богатый опыт...
— Меня клетки не держат. Эти полудурки успокоятся — сбегу. Можете даже предупредить своего Недоеденного.
— А кто его на самом деле с лабаза вышиб?
Криптозоолог ухмыльнулся.
— Дива Никитична, кто ещё?.. Теперь он народу уши притирает, мол, снежный человек.
— А что она на лабазе делала?
Как человеку, одержимому своими идеями, бытовая тема ему была неинтересна.
— Костыля ждала. Она его преследует всюду.
— Зачем?
— Там что-то сугубо личное...
— Наверное, работы много? — спросил Зарубин, чтобы уйти от темы разговора. — По защите прав и свобод населения?
На иронию, как все юродивые, он не реагировал.
— Мы кроме всего изучаем аномальную зону в этом районе, — с готовностью сообщил он. — Есть уже очень интересные результаты, но ожидаем большего, и в самое ближайшее время.
— А я вам тут мешаю?
Криптозоолог отвечал молниеносно.
— Ни в коем случае! Напротив, помогаете. Вы провоцируете пространство на активизацию, поэтому мы вас не трогаем. И пожалуйста, продолжайте заниматься своим делом.
Обычно подобные деятели всевозможных псевдонаук норовили поспорить и даже откровенно задирались; этот казался открытым и откровенным, чем и обезоруживал.
— В чём же выражается аномалия? — спросил Зарубин.
— Здесь район наползания литосферных плит друг на друга, — легко объяснил он. — На поверхности земли когда-то произошёл тот же процесс — взаимопроникновение двух пространств. Двух магнитных полей, двух энергетических ёмкостей. А значит, и времени. И никаких тебе порталов! Шёл по дороге в одном пространстве и попал в другое. Серая зона совершенно не осязаема. Да вы уже это ощутили... Кстати, тут зона древних вулканов, в жерлах которых образовались кимберлиты. Они прикрыты слоем моренных отложений. Возможны месторождения алмазов и редкоземельных элементов...
Под этими простыми суждениями крылась шизоид- ность, известная в народе под выражением «ум заходит за разум» — тоже почти неизлечимая аномалия в мозгах. Но то ли после парного молока, символа неких первичных истин, с точки зрения Шлопака, то ли от сказок четы попутчиков, но Зарубин неожиданно подумал, что в версии Толстоброва есть нечто разумное и реальное. И ощущение это испытано им самим, когда он поехал на лабаз по знакомой дороге, а попал неизвестно куда.
Ну, или в самом деле леший водил! Тут куда ни кинь, везде клин...
Криптозоолог, уловив движение его души и мысли, начал вербовку:
— Если вы серьёзно хотите проникнуть в тайны пи- жменской аномалии, мы можем встретиться и поговорить конкретно. Здесь всё не так просто, как кажется. Вам, думаю, уже рассказали про остров, где стояла деревня колдунов?
Костыль уже вышел из укрытия и продвигался к клеткам, давая понять, что разговор пора завязывать.
— Над вашим предложением я подумаю, — пообещал Зарубин, совсем некстати вспомнив, что собеседник лечился в психушке. — Желаю удачи.
— И вам ни пуха ни пера! — весело ответил тот и неожиданно добавил: — Насчёт парного молока не сомневайтесь. Вас же это гнетёт? Дива Никитична — святая женщина.
Борута прикрыл глаза от слепящего света прожектора и помахал рукой, даже медведь перевёл дух и что-то рюхнул.
— Ну и как? — спросил Костыль, поджидавший в отдалении. — Клиника?
— Не сказать, чтобы конкретная, — отозвался Зарубин. — Дурака больше валяют. Присматривайте за криптозоологом. Обещал сбежать.
— Сбежать? Нереально! — хвастливо произнёс Костыль. — Знаешь, кто охраняет? Бывший конвойный офицер! Не страж — зубр, от него не удерёшь.
— Ну гляди, моё дело предупредить. Он очень проницательный человек и мыслит оригинально.
— Вот, тебя уже понесло! Нельзя неподготовленных людей допускать к умалишённым. Их болезнь заразительна, я это проходил.
— С Борутой бы ещё потолковать...
— Ну, началось!.. Завтра потолкуешь, пошли посидим, — как-то скучно и неохотно предложил Недоеденный. — Обмоем победу над лешим. Сегодня же твой праздник.
— Спасибо, я сыт. В самом деле молока напился. Парного.
— Где ты напился?
— У Дивы Никитичны, — признался Зарубин. — Хотела тебя напоить, а отдала мне! Ты не ревнуешь?
— Я тебе не завидую! Вот какая зараза!..
— Мне понравилось, давно парного не пил...
— Не в этом дело! — перебил Костыль. — Она всех приезжих достаёт со своим молоком. А там какое-то приворотное средство! Ведьма же... Фефелова опоила, тот до сих пор ей поклоны шлёт. Она и меня пробовала присушить, но не вышло. Я эти гадости за версту чую. А ты попал, если молоко из её рук пил!
— Что будет-то?
— В лучшем случае пронесёт, — уверенно заявил Недоеденный. — В худшем — будешь ей подарки слать из Москвы. Это такая тварь!
— У меня желудок крепкий, — заверил Зарубин. — Пока ещё никому не удавалось присушить.
— Дай-то бог! Всё равно хряпни стакан водки, чтоб нейтрализовать яд.
— Правда, в желудке булькает! — он потряс животом. — Боюсь, как бы в самом деле медвежья болезнь не началась.
— С непривычки бывает, — согласился Костыль. — В нашем возрасте с молоком не шутят: детская пища... И вообще мой тебе совет: ничего не бери у туземцев. Отравить не отравят, но навредить могут.
— Да ладно тебе!..
— Аборигены на всех приезжих злые. Сами не хотят работать и другим не дают...
— Пошёл я спать, — сказал Зарубин и не прощаясь направился к надвратной башне.
— Гляди! —- вслед сказал Костыль. — Припрёт — беги ко мне. Таблетки есть, спасают от любого яда и приворота.
На улице ещё часа полтора гудел праздник, и, судя по теням, всё ещё бродил изрядно притомлённый резиновый леший. Уснуть сразу не удалось: стоило закрыть глаза, как перед взором замелькали просёлки, повороты, перекрёстки, уставший вестибулярный аппарат не справлялся, свой собственный «навигатор» в голове клинил, вызывая рваный, мусорный поток дневных впечатлений. Ко всему прочему коварная вдова не выходила из головы. Эта женщина удивила больше, чем туземцы с куклой йети, по крайней мере, вызывала странные чувства. Скорее всего, обладала некой силой, которую Зарубин почувствовал, но будучи в здравом уме, объяснить, что это, не мог. Он лежал в полутёмной башне, таращился в медового цвета потолок и мысленно следовал за её образом, летящим сквозь суетливое мельтешение лиц.
И вдруг одно из них будто выхватилось из прошлого и нарисовалось в действительности, поскольку Зарубин отчётливо осознавал, что бодрствует и сна ни в одном глазу.