Из дневника графини Химемии Сеа Хичтон.

«…В тот день я приняла много жизненно важных решений. И без сомненья говорю, что не жалею.

Люди привыкли видеть женщину хранителем огня. Решили: ей не престало быть жестокой, решительной, что ей надлежит быть под защитой мужа. И где-то я согласна. Согласна быть такой, пока могу. Но бывает, даже самая добрая тихоня выходит на тропу войны с мечом. Всё ради защиты дорогого человека…»

Сын виконта признал правоту слов лекаря, пропитанных искренней заботой к опекаемой юной графине. Ощутил правильность укора в свою сторону. Леонар и сам осуждал себя за былое поведение, корил за смерть Онёр и едва не случившуюся смерть невесты. Да, он геройски спас Химемию из огня, но не был воителем, способным и далее защищать её от предстоящих бед. Как выражались иноземцы, предприниматель – не воин.

Графиня Сеа Хичтон спала и не знала, какое разочарование её ждет по пробуждению: мужчина принял решение отказаться от брака с ней во имя её блага. Бинты на голове сбились, и через прорехи кольцами струились причудливые серо-крапчатые пряди. Ещё ни у кого Леонар не видел локонов такого странного цвета.

— Вы ведь и вправду дурите меня, миледи, — на ощупь волосы оказались необычайно мягкие, вызывали желание погладить выбившуюся прядь. Так зачем отказывать себе в малом удовольствии.

Прикосновения разбудили Химемию и она первым делом проверила, на месте ли маска и хорошо ли держатся завязки. Вот глупая, забылась и уснула!

— Ваши волнения тщетны, я не снимал и не пытался снять вашу маску. Хотя, признаю, искус был. Как мужчина кровей благородных я его поборол.

Взгляд девушки вопреки словам стал растерянным. Создалось впечатление, будто ей было бы легче, узнай мужчина правду против её нерешительной воли. Графиня села и сложила на коленях руки. Её взволновал понурый вид юного лорда.

— Нам надо поговорить… — не стал тянуть Леонар. — Нет, мне нужно вас просить.

Он дождался, пока Химемия придвинется чуть ближе:

— Расторгните соглашение на брак.

В ответ – удивлённый взгляд, на который сложно ответить словами. Кто она? Юная графиня с процветающим графством, богатая невеста и хороший человек. Нет, просто замечательный. А для него она кто? Леонар не мог ответить, он знал её недолго. Сперва ненавидел и даже опасался, затем терпел и удивлялся. И вот – пришёл на путь сожалений, что упустил то время, когда мог узнать такую удивительную девушку ближе. Открыть её секреты и обещать хранить их. Знал, как сложно найти друзей, таких как эта леди, и видел понимал, каких трудов ему стоит её оттолкнуть.

Тонкие ручки, изящные кисти в перчатках держали его руки, и так близко были глаза цвета чёрного жемчуга, в которых плескалась печаль немым вопросом.

— Я не испытываю ненависти или отвращенья к вам, и моя просьба никак не связана с уже озвученным ранее нежеланием с вами обручиться. Но обстоятельства сложились так, что за моей семьей охотятся неизвестные. И с каждым покушением всё более опасно находиться рядом с нами. Простите, леди, но вас я узнал в той мере, чтобы появилось желание защитить. И всё, что я могу, это просить уехать в родное графство.

Он не удивился, когда Химемия замотала головой. В её глазах блестели растерянность и слезы.

— Простите, Химемия, я не желаю подставлять вас под удар.

«…Всё будет хорошо. Я буду рядом. Я помогу…» — послышалось ему.

— Всё будет хорошо, — повторил он за услышанным из ниоткуда голосом. — Но если вы не согласитесь, мне придётся вам напомнить о причинах нашей встречи. Мне, право, стыдно о том думать…

Леонар помрачнел от воспоминаний причин и их исходов.

— Помните, я хотел быть с любимой женщиной?.. Так вот, теперь её уж нет в живых, а я, как последняя сволочь, никак не вспомню, за что её любил. Виню телесное желание. Трусливо называю всё прекрасное, что с нами было – самообманом. Лишь бы не вспоминать и не думать, что её больше нет, — сын виконта опустил взгляд. — Вот какой я человек, графиня. Просто ужас.

Девушка качала головой. А лорду продолжал мерещиться чуть слышный голосок:

«…Вы не плохи. И вам я всё простить готова. Не отсылайте прочь…»

— Мне очень жаль, миледи, но так нужно, — он пытался придумать, чем мог её уговорить, и заметил: — Те люди могут вновь покушаться на вас, не на меня. Но я погибну, пренебрегая своей жизнью, если снова кинусь в пламя. Прошу, подумайте над этим.

Графиня зажмурилась, с болью признала правдивость слов. Как плохо знать о том, что единственное возможное, что можешь дать ты человеку – это свой уход.

Взметнулись юбки, застучали каблучки, дверь громко хлопнула и Леонар устало откинулся на одеяло. Грусть надавила с новой силой, едва не выклянчив слезу.

— Немного подло, — заметил притворяющийся спящим Остин Хест.

— Зато она будет в безопасности.

Выйдя из покоев, Химемия застыла, словно вкопанная в землю трость. Если бы дорога была дольше, она имела бы шанс переосмыслить слова юного лорда. Но далеко идти не было нужды: старших членов семьи Фаилхаит разместили через две двери направо. Она миновала телохранителей Леонара – двух мужчин в военной форме, чинно стоящих у стены – и постучалась в дверь покоев виконта и виконтессы.

За короткую прогулку в голове всё лишь сильнее перемешалось. Неаппетитная горка из разносортных зёрен мыслей грозилась обрушиться на хрупкую девушку и задавить под сомнением правильности принятого решения. Верны ли выводы о том, что её уход облегчит защиту юного лорда?

Графиня тряхнула головой, удивляясь серым прядям, попавшим на лицо. Сжав до скрипа зубы, откинула их назад, а капюшон опустила пониже на глаза. Документы все сгорели, восстановлению многие не подлежат, среди них – брачный договор и его копии. А значит, забирать Химемии ничего не нужно. Она просто собиралась подойти и поставить Фаилхаитов перед фактом своего ухода.

Так как глава семьи Фаилхаит отсутствовал, графиня обратилась к той, кто однозначно и без вопросов разорвёт помолвку – к виконтессе. Ах, эта женщина должна быть рада. И она была рада.

Жестов на мадам Левизию графиня тратить не стала. Написала короткий абзац на листе бумаги и передала яростно шипящей мадам. Та прочитала, враз угомонила ярость и даже помогла собраться. Уговорила Ременсонов пожертвовать одним экипажем и проводила до ступенек. Раненного Остина расположили на откидных сиденьях, которые предусмотрительно ставили в кареты для долгих путешествий. В дорогу снарядили лекарствами и пожелали приятного пути.

Всё произошло слишком быстро.

Графине показалось, что кто-то смотрит в спину. Обернувшись, она успела поймать взгляд лазурных глаз, затем темная штора занавесила окно и Леонар ушёл вглубь комнаты. Он повторял себе: он поступает правильно. И повторял, что сможет вновь забрать её, когда всё разрешится.

Поздно ночью, в одиночестве, опустошив половину бутылки доброго вина, Леонар оказался во власти сожалений. Он стал виновником смерти возлюбленной и уходу хорошего друга. Как никогда близко подкралось желание напиться. Будь с ним Тённер – и оно нашло бы верное исполнение. Но в одиночку с вином приходило не забвение, а тоска. Она червем въедалась в плоть и причиняла боль.

Отец так и не вернулся. Мать уже спала. Химемия уехала. А Тённера звать среди ночи – не лучшее решение. Да и не сможет он, даже загнав коней, явиться в сей же час. Не нашлось рядом человека, с которым можно было бы поделиться болью, кто выслушал бы без осуждения.

То ли хмель это был, то ли тоска, а что-то повело лорда на балкон. Морозный воздух причинял едва ли не страдания изнеженному телу, одетому в одни легкие штаны. Кусался диким зверем и обращал выдыхаемое в пар. Но Леонар будто этого не замечал. Он облокотился на витую изгородь балкона и всмотрелся в ночную вдаль. Туда, где над шапками заснеженного леса сиял едва заметный серп луны. Молодому лорду было невдомёк, что в тот час у поместья Ременсонов ждали четверо.

Чикут у контрабандистов саламандру не покупал. Умелый лучник, он давно проник в «Крысиное братство16». И слыл в нём тёмной лошадкой. Ни один из наёмников не знал буквально ничего об этом молодом человеке: кто он и откуда. Каждому Чикут сказал, что выполняет деликатный заказ по устранению гордыни одной зазнавшейся семьи.

Как издавна у них повелось, Крысы нос в чужие дела не совали, пока им не платили за это. Потому сбывали нужное без лишних вопросов. Продали именно они ему и шип в седло, и пойло для коня, и саламандру. Главное, Чикут исправно им платил. Он, как и Онёр, не мыслил спокойной жизни, пока счастлива семья Фаилхаит. Он, как и сестра, поддерживал план с ударом по статусу, где не пришлось бы отвечать за пролитую кровь. Ведь Фаилхаиты тоже не ответили за прошлые обиды. Но, как и у сестры, терпение у Чикута кончилось. В этот раз юноша вооружился кинжалами.

Двое братьев, Дафне и Парис, также были при оружии, весь запас которого хранился в старом колодце у сгоревшего поместья. Во время суеты на пожаре они успели замести все свои следы, подкинуть четыре деревенских тушки и убить Уртика. Слаженно и четко братья и сестра обговорили новый план, и пришли его исполнить.

Охрану обезвредить было слишком просто, а телохранители наивно ждали у дверей опочивальни. А когда преступники заспорили, как лучше им проделать дело – проникнуть в дом и вынести бесчувственное тело или выстрелить через окно, когда появится в пределах видимости цель – Леонар показался на балконе. Споры улеглись, Онёр поправила одежду и вышла в лунный свет.

Как бывает на хмельную голову, человеку сложно признать реальность бытия. Всё кажется фальшивым, полным лжи, и появившаяся дева не могла быть исключением.

В тот момент Леонар мог уповать на хмель или на зыбкость мира. Он видел перед собою душу – так он посчитал. Онёр пришла к нему проститься. Она была так хороша и не прозрачна, как в книгах описывали духов. В волчьей шубке, серой шапке, словно разбогатевшая купчиха, щеголяла в подкованных сапогах. С печальной улыбкой на устах смотрела грустными глазами на любовника и пока молчала. И юный лорд не мог нарушить эту тишину боясь спугнуть виденье той, перед которой он считал себя виновным.

Онёр же сгорала от нетерпения, но играть её учил великий из учителей – жизнь. Учиться было трудно. Наказание – гнёт, голод и сон на сырой земле, но она сполна впитала знания и могла бы стать великой актрисой, но выбрала путь мести. Она не ведала, какие мысли бродят в голове любовника, но видела взгляд боли и вины и, словно дегустатор, могла определить, насколько чувство крепко. Очень крепко.

— Иди ко мне, — услышал Леонар…

Запряженная парой белых лошадей карета не торопилась. Её извозчика беспокоила пурга, вновь посетившая эти земли. Пока дорога пролегала по лесу, непогода не ощущалась, но стоило покинуть лес, как экипаж едва не перевернулся.

«Назад…»

Химемия убрала платок от глаз, услышав знакомый шёпот. Слезинка скатилась по щеке и сорвалась в полёт. Разбилась о белое кружево рукава.

«Вернись назад…»

Ветер бесновался всё сильнее. Шептал: «Вернись!» , бил плетьми по лакированному боку, кидал под колёса снег и сор.

Девушка беспокойно прикоснулась к мужской руке и сжала.

— Ты в порядке, дитя?

«Я опять слышу голос.»

— Не слушай. Он, неприкаянный, толкает тебя на опасный путь. Будь сильнее и не поддавайся.

«Оно ещё ни разу не ошиблось.»

— И всегда, я повторюсь, всегда ставило тебя в опасные условия. Ты вспомни хотя бы тот раз, когда упала в реку!

«Да, я упала и поток унёс меня. Но, Остин, там я нашла тонувшего ребенка!»

— А случай с вором?

«Помилуй, я просто ощутила жар и скинула одежду. Его испуг и последующий полет случайны.»

— Он мог не испугаться, а захотеть вами овладеть!

«Но голос просил меня раздеться и не ошибся вновь. Вор испугался.»

— Вспомните тогда о молнии!

«Да, мне было страшно, и крыло болело долго. Не стоило летать в грозу. Но, Остин, голос соблазнил меня на тот полёт, и сохранил в целости деревню. Случись так, что ударило бы в крышу, и погибли б люди. Со мной же станцевала та стихия и лишь ранила. К тому же, Остин, если бы я слушала тот голос в детстве, то наш корабль не сожгло. Он мне кричал идти на палубу, а я не пошла!»

— Ты не виновата.

«Не вам решать. Но и не мне.»

«Быстрей вернись! Иначе будет поздно!»

— Химемия, ты снова его послушаешь?

«Да. Но это не единственное моё решенье. Остин, отошли письмо «эльфу». Напиши, что у нас произошло. Подробно опиши служанку и дворового. И… и пожелай мне удачи.»

Графиня надела маску и открыла дверь. Извозчик услышал, как пассажир выпрыгнул из кареты, и на мгновение его накрыла тень. А дальше ветер стих. Стихия понесла своё дитя. Она больше не звала.

Его ударили по голове и Леонар упал.

Онёр вела любовника до тени грабов, где на него и напали её братья. Сначала они хотели лишь его убить. Подкинуть бездушный труп на пепелище. Но, оглушив мужчину, передумали.

— Что толку в нашей мести, если о причинах виновники так и не узнают? — заявил Дафне. Его поддержал Парис:

— Ты прав, брат. Семейство Фаилхаит должно знать, за что лишилось сына, а сын – за что его казнят.

Один Чикут был против:

— Мне всё равно, узнает кто, или то останется тайной. Главное, они познают боль отчаяния и боль потери.

Выходило, что желающих рассказать о ненависти больше, но мужчины смотрели на Онёр и ждали её слова. Неважно, что сестра была куда младше них и являлась женщиной, по мнению мужчин – существом не холодного ума. Братья видели её как человека хладнокровного, пролившего кровь недрогнувшей рукой. Где пасовали остальные, она легко вела. А, стало быть, ей и принимать конечное решение.

Бывшая служанка нахмурилась. Она смотрела на любовника и никак не могла решить. Нет, Онёр и не думала помиловать его, она боялась наказания для семьи. Стоит только сыскарям найти следы прошлого, связать со слугами, которые якобы сгорели, как нить сложится в узор и всем всё станет ясно. Но помогать им в этом и обречь семью на смерть – женщина такого не хотела. Однако, так сладка казалась ей возможность заставить мучиться не только старших Фаилхаитов, но и этого щенка, которому пришлось надолго отдать власть над своим юным телом.

Онёр обратила взор на небеса, и будто боги услышали её желание – решили побаловать снегопадом. Хлопья обещались укрыть след, а значит, можно было и рискнуть.

— Мне думается, мы заслужили развлеченье, — сказала она. — Но – потехе час, а нам нужно поскорее скрыться.

— В запасе часов шесть, сестра, — беспокоился Чикут. — Мы не подготавливали отступления с грузом на плечах. Может, изменишь решение?

— Нет, я уже соблазнилась отомстить не только за тот грех. Уходим! Не будем тратить время!

Не успели они пройти и первой мили, как, разбивая тьму, ломая ветки деревьев, взрывая снег на них упала птица. Раскидала как котят и вновь взлетела, пошла на второй круг.

Но в этот раз Чикут был готов. Стрела арбалета тренькнула лишь раз – и тяжёлое тело упало с небес в глубокий снег.

— Кто видел, куда оно упало?

Птица подтянула раненое крыло. Царапина, но до её заживления не полетаешь. Она ещё могла бежать, но побоялась потерять из виду похитителей. Так что же делать ей? Спрятаться, сдаться или бежать?

Искали птицу, а нашли графиню. Продрогшую, всё в то же белой маске и перепачканном бурнусе.

— Убить? — Дафне обнажил меч и подошёл к дрожащей девушке.

— Есть идея лучше, — неприятно улыбнулась бывшая служанка, — берём с собой.

Испуганная Химемия не оказала сопротивления – позволила себя связать и увести к простой, гружёной бочками телеге. В нос ударил запах рыбы, тонкий слух сразу уловил, как в преддверии скорой смерти та плавает в деревянных тюрьмах.

— Голýбку к голубкý? — насмешливо уточнил Парис, который держал графиню.

— К нему, к нему, — Онёр даже не кивнула, она на новую пленницу не смотрела: беспокойно озиралась, всматриваясь в темноту. В атмосфере напряжения ни один не предложил снять с таинственной графини маску. Не до того им было.

Одна из бочек стояла без воды. Внутри неё сидел первый пленник, он всё ещё был без сознания. Но, главное, он был жив и Химемия всхлипнула от облегчения, услышав его сердцебиение. Графиню посадили к нему и накрыли сверху крышкой, погружая в темноту.

«Все хорошо, я с тобою рядом!»

Леонар на ощупь отдавал морозом. Он замерзал.

Шелест, что еженощно разносился из шкафа в покоях сына виконта, раздался в бочке. Юношу и девушку обняло тёплым «одеялом». Холод ночи отступил и скоро лорд перестал дрожать, но тот, кого он за это благодарил в беспамятстве, не заслуживал слов благодарности:

— Онёр…спасибо…Онёр…

«Ах, если бы вы были в силах меня услышать, Леонар.»

Тяжеловоз устало переставил ноги, напрягся и неохотно потянул телегу. Полозья заскользили, отмечая путь глубокими бороздками, которые неспешно засыпало снегом.

Сыскное отделение «встало на дыбы». Охраняемый ими лорд пропал из опочивальни. Из-под носа сторожей увели – единственного сына виконта Фаилхаита не уберегли. Какой позор!..

— Нет, господин, в комнату не заходили даже слуги, — оправдывались утром проштрафившиеся телохранители.

— А может, слышали чего? Или проспали?! — указывал на их некомпетентность прибывший сыскарь.

— Никак нет! — отвечали и оправдывались они.

Как и большинство сыскарей, Хатиор Браса не являлся человеком знатным, но и обычным селянином его не смог бы назвать даже самый предвзятый богач. Всегда одетый по последней моде, с идеальными манерами, с сединой в тёмных волосах и спокойным взглядом, он не мог не привлекать внимание. То его и сгубило от следующего шага на лестнице карьеры: для должности в тайной службе короля он дюже заметный и слишком выделялся. Потому так и остался старшим сыскарей. И, надо сказать, его такое положение вполне устраивало.

Итак, Хатиор явился днём, когда поиски в поместье семьи Ременсон и в окрестных землях не дали результатов. Сперва виконтесса думала: сын где-то рядом, просто желает уединения. Но слуги его не нашли и мать мгновенно запаниковала. Хатиор Браса зашёл в опочивальню и сразу вышел на балкон. Не раздумывая, прыгнул на растущее у стены дерево и слез по нему вниз.

— Как видите, это вышло тихо. Юный лорд покинул покои сам подобным образом.

— Но, господи, зачем?

Тут солидно одетый сыскарь только руками разводил. Он мог назвать тысячи причин, из-за которых человек перемещается с верхних этажей на нижний: от пьяных ног до суицида, – но ни одну из них не мог назвать как железную для пропавшего лорда. В деле было слишком много белых пятен. Он даже не мог сказать однозначно, похитили Леонара или убили.

Раскопав снег на месте нападения, нашли немного крови. Слишком мало для смертельной раны, но достаточно для сильного удара. Оглушили и унесли. Куда?

Собаки взяли след и привели к таинственному месту. На нём как будто приземлялась грудью большая птица. Повсюду много перьев и есть немного крови. А также следы нескольких человек.

Хатиор задумался, сопоставил факты с отчётом молодых коллег. Больно много было тех, кто говорил о большой птице, которую видели рядом с поместьем Фаилхаит. Но виконтесса уверяет, что не держали никаких магических зверей. А значит, птица принадлежала графине Сеа Хичтон.

Сей факт наличия диковинного зверя не удивил много повидавшего Хатиора. Люди, не ограниченные в средствах, могли себе позволить чудеса. Он больше удивлялся вероятным причинам возврата отосланной невесты:

— Боюсь, у нас двойное похищение.

Вариант с убийством сыскарь придержал: хотели бы убить – убили бы давно. Хатиор строил предположения о причинах похищения и отослал нескольких доверенных лиц в отделение, проверять догадки. А сам продолжил поиски.

Псы вывели на заснеженный путь. Поутру здесь уже успели проехать несколько карет и множество телег – у земледельцев имелось пять крупных селений, а люди в них не могли работать без гужевого транспорта. К тому же начинали работу спозаранку. Хорошо, была зима и лишь торговцы проехали этим трактом.

Голуби с письмами разлетелись по ближайшим деревням и постам. К вечеру Хатиор Браса знал точное число торговцев – пять. Один торговал тёплой одеждой и прибыл в город, где собирался остаться на три дня. Второй вёз поросят в соседнее селение. Третий – просто в гости. Четвёртый был обменщиком монет, а пятый – торговцем рыбой. Он-то и вызвал сильное подозрение. Пришлось потратить большую часть ночи и утра, опрашивая свидетелей пути телеги с бочками.

Что стало причиной подозрений? Всё просто. Во-первых, людей на телеге было слишком много для обычной торговой вылазки, и все хорошо вооружены, но на наемников не похожи. И даже если предположить, что к торговцу просто подсели путники, то почему он не повез свой дорогой товар – живую рыбу – в город Арль, что дальше от морской границы? Напротив, торговая телега шла в город Руан, где рыба не ценилась из-за близости моря. И не было ни одной торговой остановки. К тому же, не мог Хатиор не заподозрить бочки как удачные вместилища пленных людей.

До Руана шла гонка со временем, а в портовом городке время поисков закончилось. Сыскарь нашёл телегу, на ней бочки. В одной вместо рыбы нашелся убитый злоумышленниками настоящий торговец, другая была пуста, в остальных – тухлятина. Собаки привели к старому сараю на отшибе, и в нём Хатиор Браса нашёл подтверждения возможной гибели пленённой знати.

Леонар очнулся в темноте в тёплых объятиях невесты. Ужасно пахло рыбой, но этот смрад перебивал аромат моря и соли. Кляп не давал ему спросить, а немота графини ответить. Почему она здесь, с ним, разделяет тягость плена? Всё, что оставалось Леонару, это думы о случившемся.

Похитители не соизволили ни разу их проверить. И без свежего глотка воздуха, пищи и воды пленники ослабли. От пут едва ощущались руки-ноги, а от неудобных поз зудело вымотанное тело. Однако конца пути ждали с ужасом. Понимали: ничего хорошего в том конце не будет. Даже оптимистичная Химемия не держала слезы, не видя благополучного исхода.

Пришёл момент узнать, что будет дальше. И тяжеловоза, к его великой радости, осадили. Бедолага устал тянуть без отдыха. С телеги сошли на снег три брата и сестра. Похитители тоже устали, но виду не подавали. На их лицах царили злорадные улыбки, ведь вскоре они свершат долгожданную месть. Мысли эти придавали сил.

— Селедочка, надеюсь, ещё не стухла, — хохмил Дафне, открывая бочку.

Химемия и Леонар зажмурились – их ослепила белизна неба и снега. С трудом накопленное дыханием тепло вырвалось наружу и обдало склонившегося мужчину. Связанные по рукам и ногам пленники заворочались, не желая вылезать из тесноты, но их грубо извлекли из бочки и бросили на снег.

— И даже не протухли! — поддержал шутку Чикут, играя метательным ножом: намёк на участь желающих побегать.

Леонар смог посмотреть на свет без слёз и увидал Онёр. В мехах и коже, эта дева более служанку не напоминала, скорее походила на волчицу, в глазах которой плясало пламя торжества победы. Глава разбойничьей шайки, вот кем Леонар её увидел. Он пожирал её взглядом, желая задать лишь один вопрос: за что?

Вскоре лорд должен получить на него ответ.

— Тащите внутрь! — приказала атаманша, и братья поволокли пленников в сарай. В нём был спуск в подвал, в котором стоял неприятный химический запах с примесью тлена.

Химемия заартачилась, попыталась шагнуть назад и тут же была отправлена вперёд сильным толчком. Невольно толкнула Леонара, и тот в меру связанных рук придержал её, за что сам получил толчок. Несчастных с лестницы просто сбросили. Заставили пересчитать ступеньки и растянуться на земляном полу, поскуливая от синяков и ссадин.

Графиня поступила хитро. Она как будто бы ударилась головой и будто потеряла чувства: не шевелилась и дышала тихо. На самом деле Сеа Хичтон просто притворилась, выискивая шанс на спасение.

Леонар тяжело дышал и выл бы от боли в ушибленном ударом плече, но боль душевная перекрывала любые боли тела. Он всё никак не мог поверить в происходящее: его любимая Онёр выжила в пожаре и предала его любовь. Как такое может быть?

Братья поставили юного лорда на колени перед сестрой. Мешать диалогу любовников не стали. Лишь между собой перекидывались скабрёзными шутками, да и то всё шепотом.

— Какой взгляд, — смеялась бывшая служанка, — как у побитого на рынке пса. Неужто нет ни одной догадки, за что я так с тобой?

Кляп не дал вымолвить ни слова и Леонар по-простому замотал головой.

— Тогда я расскажу.

Барон Конвалария Папавер не являлся выдающимся человеком, но и никто не мог назвать его в числе ублюдков. Он жил довольно скромно в отличие от прочей знати, имел всего один надел земли и одно поместье, больше походившее на загородный сельский дом. То была земля его покойных родителей, и по бумагам земля, как и дом, не принадлежали ему.

Предприятие барона – маленький цех по изготовлению деревянных шкатулок. Всего несколько рабочих, ручной кропотливый труд и налог, который едва удавалось оплатить. Его жена была из Кеа. И он не узнавал причин позора, за который бедняжку лишили содержания и права наследовать привилегии короля – барон Папавер просто её любил. Он сам был из Ут и никогда не говорил о причинах, по которым одному из братьев досталось всё, а ему ничего.

Баронесса родила ему три сына и дочь. И, не смотря на тяготы жизни на грани бедности, семье удавалось держаться на плаву и быть счастливою четой. Пока не случилось неожиданное.

Манс Фаилхаит получил дарственную на земли барона Папавер по причине смерти единственного Сей Папавер – брата барона Конваларии. По законам королевства Эстар, если в семье больше не состоит людей Сеа, то земли отходят королевству. А оно уже само решает, кому их пожаловать.

Барон немедля отправился с поклоном к новому землевладельцу – виконту Мансу Фаилхаиту, но был изгнан со двора. Он слал письма с курьерами и голубями и ни на одно не получил ответа. Всё, чего он просил, это позволения и дальше жить на небольшом наделе. Но был этого лишен. Вскоре пришли бумаги на выселение и штрафной лист. Расплатиться Конвалария не смог, как и не смог докричаться до виконта.

Неуловимый лорд Манс был так обеспокоен делами фабрик, что упустил из виду творящееся на его земле. Он подписал бумаги, не взглянув. В то время он был излишне тороплив, да и смерть матери сказалась: пришлось уехать и готовиться к похоронам. Точно так же, не вникая в суть, он подписал требование, которое канцелярия короля рассылает, если не получила оплаты штрафов – ссылка на рудники.

Депеша пришла со стражей, и барона увели. Он не выдержал тяжелой работы и умер, а через год умерла и баронесса. Говорили, не вынесла бедняжка страданий. Дети не стали тратить деньги и драгоценности на оплату дома и ушли. Они хотели отомстить за отнятое счастье.

И сейчас они к исполнению мечты уже близки.

Кляп вынули и дали слово.

— Ты ненавидишь меня? — не веря в произнесенные слова, Леонар смотрел с надеждой. Ведь могло стать – любовь превозможёт ненависть на его отца. И юный лорд простит её.

— Я ненавижу всю твою семью, — вот как ответила Онёр. Она смотрела сверху вниз на мужчину у её ног и торжественно улыбалась: — И месть за мою семью вскоре свершится. Твой отец отнял у нас отца и мать, а мы отнимем у него единственного сына.

— Неужели ты не любишь меня? — Леонар не желал терять надежду. — А те ночи…

— Люблю? За что? — прошипела бывшая служанка. И притворно захохотала: — Ты просто избалованный мальчишка! Симпатичный, не спорю, ночи с тобой были мне не отвратны, но за что мне тебя любить? Того, чья семья виновна в смерти дорогих мне людей? За что?

Сын виконта молчал, он и сам не знал ответа. Он полюбил Онёр за её нежность и сладкие ночи, а она его… за что его можно было любить? Он не дарил ей дорогих подарков, но она сама их не принимала. Он не разделял с ней боль потери, потому что не знал об этом горе. Он не мог даже взять её в жены, потому что она бесприданница Пай. Он ничего не мог для неё сделать, находясь в неведении, он ничего не мог ей дать, кроме страсти и коротких встреч.

Взгляд сам собой упал на алхимические книги и стол, заваленный бутылками реактивов. Привороты дороги, но если научиться их готовить, найти поставщиков редких порошков и трав, то денег хватило бы и у крестьянки, не то что у разоренного семейства Ут.

— Значит, это ты подливала мне любовные зелья?

— А то! — Онёр гордо задрала голову и самодовольно усмехнулась. Братья её загоготали. — Из своих рук поила, а ты, дурак, послушно пил.

— Я тебя любил!

— Ты любил вкушать со мною зелья и веселиться по ночам, Леонар, — девушка пропела имя не с придыханием, как делала обычно, а с хорошей долей яда. — Ты не любил меня, а я тебя – тем более.

Леонар повис на руках похитителей как преступник на цепях, он потерял надежду.

— Так что же ждет меня и мою семью, Онёр? — слабым голосом спросил плененный лорд.

— Тебя ждет смерть, Леонар, — бывшая служанка вынула из голенища кинжал: — А твою семью – бесславная кончина бездетной пары. О! — она закатила глаза, — им будет больно, как было нам!

— Сестра, — окликнул её Чикут и кивнул на продолжающую притворяться графиню.

— Ах, да, — улыбнулась Онёр, — её, конечно, мы тоже не помилуем.

Сын виконта вскинул голову и побелел лицом.

— Она же вам не сделала ничего плохого! — возмутился он. — Я признаю вину своей семьи, но её вины в гибели вашей родни не вижу! Отпусти её, Онёр!

Бывшая служанка засмеялась:

— Как он запел, — захлопала в ладоши. — Уже готов умолять за эту девку? А клялся, что привез её отцу в устрашение, надеясь убедить его на нашу свадьбу. Лжец!

— Я не лгал! Онёр, я любил тебя. И раз ты не веришь в мое чувство, то я готов погибнуть от твоей руки. Но я молю: не губи невинную! Ты же… не такая…

А какая?.. Иллюзия ласковой девы разбилась вдребезги хорошо поставленным ударом. Мужчина задохнулся. Ещё удар – и он согнулся.

— Глупец, — сплюнула Пай и задумалась: — А впрочем, убивать её просто так не интересно. Братки, — обратилась она к братьям, — отпустите-ка его.

Кинжал упал к ногам тяжело дышавшего мужчины.

— Если ты действительно меня любил и сохранил сие прекрасное чувство, если ты не хочешь лишить своих родителей единственного сына, то убей её, — Онёр указала перстом на графиню и повторила: — Своими руками убей.