Из дневника графа Коллума Хичтон.
«…Есть много разных дев. Моя попытка их описать свелась бы к описанию доступности в постели. Есть непорочные служительницы чести, порочные служительницы плоти, и те, кто между ними: склонные полагаться на ситуацию, а не на положение в обществе.
Не подумайте, будто я делю женщин только по столь низменным чертам. Их красота тоже достойна слова. Все женщины прекрасны в своём разнообразии юных тел, спрятанных в упаковку из оборочек и бантиков. Юные и зрелые, хилые и полные, каждая хороша по-своему. И пусть меня считают испорченным, но я люблю их красоту. Такой я человек.
А теперь ответьте мне, за что я полюбил лишенную красоты и доступности женщину?
Я встретил её после бури. Корабль чудом уцелел, и матросы приходили в себя, а я любовался спокойными водами, благословляя Великого. Но жизнь, судно и мои товары были не единственным, что Великий спас.
— Человек за бортом! — услышал я и увидал её.
На дрейфующем обломке лежала женщина. Естественно, она была нами спасена. И, признаю, вначале меня она испугала. Но стоило мне взглянуть в её глаза...
Черный жемчуг глаз – единственное её украшение, и я притворился, будто не был им сражен…»
Если ехал на бал лорд с тяжелым сердцем, то возвращался с него в глубокой задумчивости. Хмурые небеса негодовали: по карете стучали редкие, но крупные капли дождя, будто слёзы по загубленной судьбе девушки, чью жизнь Леонар собирался окончательно разрушить.
Он перестал видеть зло в предстоящем поступке. Если жизнь той девушки уже в руинах, если её уже никто не возьмёт в жены, то, по его мнению, он не мог нанести ей особого вреда. Да и кто удивится отказу такой женщине, которая не бывает в высшем обществе, и чей облик так ужасен, как он себе успел представить. Его простят. Её не посмеют осудить. Для предстоящей аферы лучше кандидатки не найти. Да отец, только увидев её, сразу поймёт, как неразумны его условия. И тут же их отменит.
Леонар выдохнул, устав себя убеждать. Всё решено, поворачивать уж поздно.
— Она так страшна, как ты говоришь? — спросила Онёр, скидывая верхнее платье. Её чуткие пальцы поднесли к мужским губам бокал вина и тот послушно выпил его до дна. Приятное тепло разлилось по телу и подарило облегченье от напряжения дня.
— О да, Ременсоны подтвердили, — посмеялся лорд, вспоминая, с каким лицом рассказывала ему эту историю младшая дочь дома Ременсон. — Знаешь, их старший сын, говорят, даже побывал в поместье Хичтонов и бежал оттуда, забыв шляпу. Потому, любимая, не волнуйся, скоро отец изменит своё мнение и позволит нам быть вместе.
— Но батюшка так упрям.
— Я тоже, в этом мы похожи.
— Но мы так долго не увидимся, — расстроилась Онёр медленно отходя к буфету.
— И я буду так скучать.
— Потому я приготовила тебе подарок, — женщина достала из низа шкафа заранее припрятанную бутылку дорогого вина. — Всё, что было, за неё отдала, зато ты будешь помнить обо мне в дороге, — улыбнулась она, увлекая любовника на кровать.
Скупо оповестив отца и мать о своём отъезде, Леонар снарядил карету в долгий путь. Изучил карту, обсудил с извозчиком маршрут, выбрал из вещей лучшую рубашку с расшитыми кружевом манжетами – специально для торжественных моментов – и упаковал к другой парадной одежде во вместительный саквояж. В дорогу одел простую рубаху без кружев, заправил в дорожные брюки из мягкой оленьей кожи, которые плотно обтягивали узкие бёдра. Небрежно накинутый сверху строгий жилет подчеркнул красоту стана. Поверх лег свободный сюртук, завершающий образ прекрасного странника.
«Странник» оценил отражение, подобрал шляпу с низкого столика и заскочил к брадобрею. Его любимой нравилась отросшая золотая грива, но ежедневная борьба с ней порою утомляла лорда. Чуть вьющиеся волосы не желали лежать прилизанными и непокорно топорщились, точно грива льва, создавая обманчиво небрежный образ в глазах женщин.
Провожали его родители. Левизия на сына нарадоваться не могла: наконец-то бросил дурить. А Манс смотрел строго, будто знал о намечающемся низком поступке сына. Одна Онёр глядела из окна кухни гордая и счастливая, будто весь план придумала она и очень этому рада.
Путь предстоял долгий. До земель покойного графа Хичтон почти две недели пути. А дальше нужно было найти поместье, в котором уединилась графиня Химемия. По словам сестры Ремара Ременсона, он искал его три дня.
Ночевка на природе не внушала Леонару доверия. Заядлым охотником он не был, как и путешественником – этому он предпочитал комфорт. Извозчик пообещал, что частью они будут успевать до гостевых домов знатных особ, частью до постоялых дворов, то есть, в карете ночевать не придётся. О том, что обратно доведётся ехать, деля карету с, вероятно, самой некрасивой женщиной в мире, Леонар старался не думать. Перед его глазами возлежала соблазнительная Онёр. Всё ради неё и их будущего счастья. Он сделает всё. А сейчас он выпьет немного подаренного ею вина и успокоится.
Лес пах, как и вся затея, гнилой листвой, непрерывно шуршащей под колёсами. От шума удалось спастись, плотнее прикрыв окна и шторы, а от запаха избавиться никак не получалось. Он будто пропитал одежду и набивку сидений. Пара капель розового масла мало исправили положение. Наоборот, добавили фантазии новых нот: напомнили запах кладбища с увядшими цветами на камнях.
— Я же не убивать еду, — попытка убедить совесть кусаться менее болезненно не увенчалась успехом. Кусалась не она, а дурное предчувствие.
Через три дня лес сменился посевными полями семьи Ременсон – той самой, имевшей отношение к сомнительному удовольствию грядущего сватовства. Самый пик сбора урожая, сотни селян трудились не покладая рук, спеша убрать как можно больше зерна до следующего дождя. Как и многие землевладельцы, Ременсоны не баловали селян низкими налогами на дома, и большинство строений, попавшихся на пути Леонара, выглядели бедно, – под стать заморенным работягам. Их внешний вид портил картину: резко выделялся на фоне богатого урожая. Сами собой перед глазами заплясали цифры цен на зерно.
Леонар давно уяснил, что вмешиваться в дела, его на прямую не касающиеся, не стоит. Но не удержался спросить Ремара Ременсон об увиденной картине. Именно в его гостевом доме лорд провёл первую ночь, ради этой встречи сделав небольшой крюк.
— Так почему же так бедны твои люди?
В ответ барон лишь пожал плечами:
— Они прилагают недостаточно сил. Но с чего ты о них спросил?
— Их бедный вид испоганил вид на урожай.
— Не беда, отдам указ покупать ткани дороже, — ухмыльнулся землевладелец.
— А лучше сбавь налог.
— И потеряю прибыль. Друг, они получают всё, что нужно. А раз им нравится ходить в рванье, не моего ума это дело.
Красивым барона назвать было сложно, да и обаянием он не обладал, что не вязалось с его самомнением, количество которого пугало отсутствием качества. Задевать этого человека не стоило. Сын виконта поджал губы и поспешил сменить тему:
— Не злись, — примирительно отозвался Леонар и откинулся на спинку дивана, — лучше дай совет. Ты, как мужчина женатый, должен понимать меня, пока что холостого.
Советы получать Ремар терпеть не мог, а вот давать любил, потому упоминание о бедности сельчан сразу простил.
— Жениться вздумал?
— Отец заставляет. Вот, еду на встречу.
— К кому же?
Сын дома Фаилхаит как мог расслабился и сказал, будто понятия не имеет об уродствах женщины, к которой собирался свататься:
— Графиня Химемия Сеа Хичтон, слышал о такой?
Ремар враз изменился в лице. Побледнел и заерзал псом на оледеневшей подстилке.
— Слышал, — отозвался он хмурясь.
— Говорят, и видел?
— Не совсем, — признался Ремар. — Так ты знаешь о моём сватовстве?
— Сестра твоя рассказала.
— Плетей бы ей, — зло буркнул землевладелец и рассерженно спросил: — Ты точно к ней?
— Да, я к ней, — танцевать вокруг темы надоело Леонару, но по иному общаться Ремар не умел, и юный Фаилхаит терпеливо улыбался ему.
— Зачем?
— Отец же, говорю, заставил.
— Ну раз отец, — Ременсон сглотнул, с неохотой признаваясь: — Я её не видел. Ехал ночью, три дня искал поместье, так мою карету какой-то зверь опрокинул. С огромными крыльями, — эмоционально развел руки он, — а когда дошли до поместья Хичтонов, то увидели в окне жуткую фигуру в белом. Так зайти и не решился. Кузнец помог с каретой, и – в обратный путь. У селян тех спрашивали, что за зверь на нас напал, а они плечами пожимали и смотрели так, будто смеялись.
Леонар передёрнул плечами. Вот это новости! А вдруг он ведьму едет сватать? Она его зачарует, обворожит, зельями приворотными опоит, какой уродиной бы не была, а он, глупец, видеть прекрасную деву будет. Нет, ничего у ведьмы не выйдет! У него уже есть любимая!
Со слов Ремара удалось наметить приблизительное месторасположение дома графини.
Поутру, распрощавшись с соседом, Леонар двинулся дальше. Узнанное о графине ему не нравилось, но план менять он не стал. У кого останавливался, говорил, что в поисках невесты, и весь вечер, а порой и день, мучился с незамужними дочерями высокопоставленных людей. Убежденные в своей неповторимости и красоте, они наперебой предлагали ему себя. Пережив пару таких мучительных обедов и ужинов, Леонар начал отдавать предпочтение постоялым домам: беднее, но тише. Однако, со временем и они перестали попадаться на пути.
На землях семьи Хичтон встретилось удивительно мало поместий, гостевых домов для привилегированных персон и постоялых дворов. Всё больше крупные сёла, охотничьи угодья да глухие места.
Леонар на одной из стоянок даже на карету посмотрел оценивающим взглядом: не слишком ли дорого выглядит, не решат ли на нее разбойники напасть. Оценил: был бы разбойником, напал бы. Но Бог миловал, селяне выглядели куда приличнее увиденных на полях Ременсона. Сытые, ухоженные, степенно гуляющие. А в лесах вместо разбойников – одни грибники да охотники. Будто нет у селян хозяина и учрежденных им налогов.
Единственный сын виконта дома Фаилхаит подумал, что действительно нет. Раз графиня обожжена и больна, то ей и дела нет до сбора налогов. Но как-то же она платит ежегодные королю? Или, может – невероятно! – в этом и есть её привилегия: держать земли и компанию без налогов? Подобная мысль казалась слишком невозможной. Если бы подобная привилегия существовала, женщину и с пятачком, и с пятой ногой, и с внебрачным ребенком, но давно прибрали бы к рукам. А то, что ведьма, так даже лучше – в устрашение соседей.
Селяне с неохотой, но указали дорогу. Однако, сколько их не спрашивали, о своей госпоже они и слова не сказали. Кто замолкал, кто сразу скрывался в доме. Всё было очень странно.
До прибытия к поместью Хичтонов, прозванному безумным архитектором «Гнездо ласточки», оставалось не больше дня, когда упомянутая Ремаром Ременсоном птица, опрокинувшая его карету, появилась.
Заметил её извозчик. Охнул, ахнул и свалился с луки, едва не попав под колеса. Леонар выглянул в окно, но неизвестной огромной птицы не увидел. Со слов извозчика огромной – он только это и приметил – тени с крыльями. Им карету она не перевернула, хотя убыток нанесла – одна бутылка вина. Эх, пропал подарок Онёр, а он хотел растянуть его ещё и на обратный путь.
— Думаете, хищник местных лесов? — поинтересовался Леонар у бывшего охотника, ныне его извозчика.
— Не видал я таких, — признался старик, — не орел, не беркут, больше альбатроса. Разве что, у мореплавателей потом спросить: говорят, чудес они лицезрели столько, что удивляться перестали.
Больше та птица на глаза не попадалась, хотя в небо специально смотрели, но не мелькнула она ни впереди, ни сзади, ни в поле, ни над лесом.
Колоски пшеницы застучали по стенам кареты, мелкие декоративные камешки захрустели под колесами. Лес расступился, и перед сыном виконта предстало самое маленькое из всех ранее виденных им поместий. Не знай он цены за кованные ворота и вымощенную камнем дорожку, решил бы, что видит гостевой дом не особо богатого Ут. Облицовка поместья удивила сложностью и необычностью, пахло от неё чем-то иноземным. С удивлением принюхавшись, Леонар отметил, что воздух возле поместья другой, похожий на грозовой или морской. Неужто, прав – и это дом ведьмы? Летает по ночам и в небеса молнии пускает.
Из окна второго этажа за ним кто-то наблюдал, но рассмотреть любопытного не удалось – белая тень отошла от стекла.
По позвоночнику юного лорда прошлась холодная волна, и он едва не струсил, но вспомнил об Онёр и устоял.
Для незваных гостей у ворот висел колокол, он издал громкий, мелодичный, долго играющий эхом звон. Почти сразу из дверей поместья вышел сурового вида мужчина в свободном сюртуке, вооружённый таким взглядом, будто в руках у него не связка ключей, а топор, и он собирался им воспользоваться. Встречающий ограничился элементарной вежливостью не вовремя побеспокоенного хозяина:
— С кем имею честь общаться? — не спешил открывать он, вёл диалог через кованое решето ворот.
— Прошу простить за столь неожиданный визит, я сын виконта Манса Фаилхаита, Леонар Сей Фаилхаит, — человек за воротами промолчал, и лорд продолжил: — Прошу прощения ещё раз, я не рискнул посылать гонца и слать письма, ибо я по делам личного характера. И, так как мое прибытие неожиданное, я не вправе рассчитывать на ваше гостеприимство, но, надеюсь, ваша госпожа уделит мне время...
— Говорите – за чем вы к нам? — грубо прервал сурового вида человек, не желающий размениваться на поклоны и расшаркивания.
Юлить Леонар не стал:
— Я желаю свидеться с графиней Химемией Сеа Хичтон и предложить ей стать моей женой.
Показалось, человек посуровел ещё больше, но дверь открыл:
— Проходите.
Столь нерадушная встреча не располагала к долгому засиживанию в гостях. Извозчик даже карету заводить во двор не стал, только у слуги попросил лошадкам торбы наполнить, и воды из колодца натаскать. А Леонар снял шляпу и морально приготовился к встрече с хозяйкой дома. К ней он ещё в лесу начал готовиться: переоделся, причесался, побрился и надушился. Всё для представления себя в лучшем виде.
При ближайшем рассмотрении могло показаться, будто стены поместья слепили из влажного песка, а крышу из камышовой травы. Иллюзия не желала развеиваться, а звенящий ключами провожатый не собирался рассказывать о столь интересном феномене.
Широкая дверь с затейливым орнаментом пустила в необычайно маленький зал – обставленный, впрочем, со вкусом. Из зала – по коридору в небольшую гостевую. Лорд никак не мог избавиться от чуждости «Ласточкиного гнезда». Чужим казалось решительно всё: мебель неизвестных марок, клейма давно закрытых фабрик, прекрасный хрусталь за стёклами буфетов, необычайно мягкие ковры, полотна неопознанных им художников и запах соли и воды. А ещё каких-то лекарств. Последнее не удивило, ведь графиня обгорела ещё будучи ребенком, должно быть, ей нужна постоянная помощь лекаря.
В гостевой Леонар сел на диван, но тут же охнул и пересел правее. Неужели пружина старого дивана соскочила с основы, или оставленная рукодельницей игла уколола? Он не угадал, на подушках лежало большое рябое перо. Удивленный необычной находкой, лорд поднял перо и, не сумев определить птицу, поискал у пера вместилище для чернил. Не найдя, отложил на стол и забыл о нём.
Служанка поднесла чай, заморский кофе и сладкое к ним.
Ожидавший вина и закусок, Леонар на мгновение растерялся, забыв, к кому пожаловал на прием. Мужчинам вино для хорошего настроения нужно, а женщинам – горячие напитки да сладкое к ним.
Чай был душистым, с незнакомым привкусом, а пирожные вкусными, хоть и приторными. Лорд даже улыбнулся: все женщины, кого он знал, любили баловать себя подобными вкусностями и принимать их в дар. А он в доме молодой девицы, вкусами от прочих не отличающейся. Даже судьба была к ней жестока.
Поместье удивляло тишиной. По коридорам не ходили слуги, не ругались во дворе дворовые, не рубили топором дрова. Только ветер за окном играл симфонию золотой осени, да суровый ключник перебирал связку, словно храмовник чётки.
— У вас немного слуг? — поинтересовался Леонар, обращаясь к суровому человеку, продолжавшему сверлить его взглядом.
— Сколько нужно, — короткий, не располагающий к продолжению темы ответ.
Леонар поспешил допить чай и перешёл к главному:
— Когда я смогу встретиться с леди Химемией, или с её опекуном?
— Я опекун.
— О, Боги, — не удержался Леонар, — и вы не в восторге от идеи брака?
— Именно.
Единственный сын виконта вдруг понял, кого видит перед собой: выправка, короткие фразы, взгляд – перед ним стоял человек военный, закалённый на полях брани, и просто не умеющий по-иному излагать свои мысли, кроме как чётко и прямо. Неудивительно, что после смерти графа и болезни его дочери компания потеряла лишь треть активов, сохранив самые ценные из них, и поныне получая приличную прибыль, сдавая корабли в аренду. Возможно, именно благодаря этому человеку компания Хичтон не была распродана по частям, а сохранила целостность до сего времени.
— Почему?
— Вы не кажетесь мне достойным человеком, милорд.
«Как он прав,» — отвести взгляд Леонар и не думал, но и спорить не желал.
— Позвольте судить леди. Если буду я ей не люб, то покину ваш дом незамедлительно.
— Очень на это надеюсь, — бросил бывший военный и покинул гостевую, оставляя лорда изучать мозаику волн на потолке и набираться храбрости.
Графиня наблюдала приезд гостя из окна. Она впервые видела настолько красивого юношу. В голове у девушки всё перевернулось, и она не сразу взяла себя в руки. Высокий, выше адмирала Крочека, с яркими глазами и светлыми волосами, он напомнил ей прекрасного золотого фазана, вышагивающего по вызолоченной солнцем траве.
За окном уже никого не было, но Химемия продолжала бросать взгляды во двор, надеясь вновь увидеть фигуру молодого человека, так поразившего её воображение.
— Миледи, прошу. Нет, молю: подумайте ещё раз!.. — бывший адмирал покачал головой. Хотя в комнате кроме его голоса другой не звучал, он будто получил ответ: — Нет, нет, вы правы, но… Ах, какую глупость вы совершаете… Я вовсе не считаю вас глупой, но ваше решение… да, я понимаю ваше мнение… нет, миледи, позвольте не согласиться… В таком случае, Химемия, я надеюсь он удерёт с воплями!
Бывший адмирал Крочек хлопнул дверью и быстрым громким шагом спустился вниз. А Химемия тяжело выдохнула, поискала сочувствия у лекаря, не нашла. Лекарь точно так же, как и адмирал, качал головой:
— Я тоже думаю, что ваше решение глупое… Да, я пойду с вами… Что вы, разве я имею право вас оставить?.. Потому что я ваш друг… Однако, то, что вы просите… Вы ведь понимаете, какую боль испытаете? ... В таком случае, молитесь богам – только они вам судьи. И я тоже надеюсь, что человек, пришедший за вами, сбежит. Ради вас обоих.
«Не сбежит…»
Леонар прождал до вечера. Лишь с первыми зажженными свечами его повели в верхние комнаты, на встречу с графиней. Накрутил лорд себя знатно, потому был глубоко разочарован увиденным.
Мужчина оторопел. Бежать, впрочем, не собирался. Он ждал встречи в худшем случае – с ведьмой со всеми вытекающими сказочными уродствами, в лучшем – с обгоревшей девушкой: лысой и страшной. Но встретила его тонкая маленькая фигурка, закутанная в отделанный вышивкой белый бурнус6 с глубоким капюшоном, из-под которого виднелась белая маска, целиком скрывающая лицо. Руки графини от плеча до локтя так плотно были забинтованы, что просто невозможно определить их состояние. Ниже локтя кожу скрывали дамские перчатки с грубоватым кружевом на окантовке. Свободное платье простого кроя с оборками в пол скрывало всё остальное.
Через прорези маски на него смотрели глаза цвета чёрного жемчуга и внимательно изучали. Они видели породистое лицо аристократа, дорогие одежды, прилагающиеся к ним аксессуары, безусловно, заметили кольцо с печатью рода Фаилхаит. И неудовлетворенно продолжили скользить по фигуре. Остановились на его лазурных очах.
По правую руку от графини стоял её опекун, по левую – высокий, худощавый человек болезненного вида, от которого на всю комнату разило травами – лекарь.
Так и не дождавшись приличествующих встрече фраз, Леонар преставился первым:
— Позвольте представиться, Леонард Сей Фаилхаит – единственный сын благородного дома Фаилхаит, виконта Манса Фаилхаита. Я прошу вас, миледи Химемия Сеа Хичтон, снизойти до моего прошения стать моей невестой. А после одобрения выбора старшими дома – женой.
Нельзя увидеть, изменилось ли лицо девушки под маской, но пальчиком она очертила быструю петельку: продолжай.
Чем продолжить речь в окружении молчаливых слуг и графини, сын виконта не представлял. А ещё этот чужой запах, царящее напряжение действовали на него не хуже, чем ладан на нечисть. Будь он менее гордым, менее смелым, любил бы он меньше Онёр – повернул бы прочь.
— Графиня желает знать: помимо корысти, отчего ваш выбор пал на неё, — произнес опекун Химемии адмирал Крочек.
— Завещание отца, — раскрыл карты Леонар, — он лишит меня королевских привилегий и сделает Кей, если я не приведу ему невесту с прилагающимися ей пятнадцатью тысячами золотых.
Прячущаяся за маской графиня посмотрела на опекуна и чуть кивнула головой на лорда. Если они и перешептывались, то шепота Леонар не слышал.
— Графиня вам сочувствует, но, всё же, причина падения выбора именно на неё ей до сих пор не ясна.
Сын Виконта облачил унизительное признание в оболочку красивых слов:
— Прошу простить мне обидные слова, но я надеюсь на отрицательное решение отца в вопросе брака, и изменение завещания. Моё сердце уже отдано другой, и я храню ей верность. Но брак с ней не угоден моей семье, и даже губителен.
— Другими словами, милорд, вы хотите использовать девичью честь в корыстных целях… — бывший адмирал не сдержался, едва по-простому не выбросил лорда за дверь, и уже сделал шаг вперед, но путь ему преградила тонкая ручка в бинтах и перчатке.
— Миледи?.. Да… понимаю… но!... Хорошо.
Леонар продолжал стоять прямо, словно ожидающий плети вор. Ждал он встретить в «ласточкином гнезде» израненную затворницу, а увидел полноправную хозяйку положения. И от этой хозяйки у лорда начинало неприятно сосать под ложечкой.
— Графиня Химемия Сеа Хичтон согласится на ваше предложение только при соблюдении нескольких условий. Первое: с ней должен поехать её лекарь, и никто, кроме него, не будет иметь права лечить госпожу Химемию. Второе: лекарь будет выполнять и функции гувернантки для госпожи.
Болезненного вида мужчина склонился в поклоне:
— Остин Хест, к вашим услугам, милорд.
— Позвольте, но мужчина… — попытка лорда Леонара возразить привела к повышению голоса оглашающего условия.
— Третье: госпожа Химемия сама решит, когда снять маску. Без её на то разрешения ни один представитель вашей семьи, даже старший в доме, не будет иметь права снять маску или заставить её это сделать. То же правило касается перчаток. Четвертое: вам оно не понравится, — с иронией заметил адмирал и огласил: — если ваш достопочтимый отец сочтёт госпожу Химемию достойной, – она станет вашей полноправной женой. Однако нарушение одного из озвученных условий приведёт к потере принадлежащих невесте королевских привилегий. Все эти условия будут прописаны в вашем добрачном и далее в брачном договорах.
Мышеловка захлопнулась. Хитрый кот сам не понял, как оказался в клетке, а глупая мышь самодовольно диктовала хищнику правила, зная: у него нет выбора. Он вытерпит всё ради другой женщины – любимой. И пусть ошибка с выбором жертвы аферы встанет костью в горле и задушит, его любовь к ней будет жить.
— Вы согласны, милорд?
— Лишь один вопрос, — лорд поколебался мгновение, — почему миледи сама не озвучивает свои желания?
— Она немая, — огорошил адмирал Крочек. — Так каково ваше решение?
Решиться сложно. Всё произошло не так, как Леонар планировал, и не он сел сверху положения. Впору было отказываться и уходить, но куда? Осталось не более полутора месяцев на поиски новой жертвы аферы, и не факт, что новые поиски увенчаются успехом. Леонар решил: обгоревшая немая – лучший вариант напугать отца.
— Да. Я согласен.
Точка поставлена, вещи собираются, бумаги подписываются, а Леонар тонет в понимании возможного будущего. Что, если отец даст добро на брак? О, нет, он не может. Чем так повинен Леонар, чтобы заслужить подобное наказание? Определенно, ничем. А Онёр, что скажет она? Нет, не будет такого! Конечно же, отец откажет.
— Вы уверены? — обратился к лорду лекарь Остин Хест.
— Я уверен лишь в своем желании быть с любимой женщиной.
— Надеюсь на ваше благоразумие. Наша девочка сильна духом, но мне не хотелось бы знать, что вы довели её до слез.
Тон лекаря породил подозрения у Леонара, даже надежду: если графиня и лекарь любовники? Подобным фактом можно склонить чашу весов решения отца на отказ, если вдруг он будет сомневаться. К его сожалению, завершение разговора опровергло подозрения:
— Вы исключительно заботливы.
— Я принимал роды у жены господина Коллума и лечил как его, так и Химемию после пожара. В этом доме она всем как дочь.
В подтверждение сказанному, провожать графиню вышла старая кухарка, уже виденная Леонаром служанка и её официальный опекун. Они не желали отпускать «бедную девочку» с «ужасным человеком» в «крысиное гнездо». И грозились всеми возможными проклятиями, если кто-то посмеет обидеть их малышку.
Столь вопиющую непочтительность сын виконта пережил молча, и лишь кивнул на прощание домочадцам «Ласточкиного гнезда». К его счастью, невеста поехала в отдельной карете с лекарем, чем позволила жениху насладиться отсутствием невесты и её спрятанного за маской лика ещё две недели.
Не успел Леонар задуматься над дальнейшим развитием событий, как, проезжая через деревню, услышал шум. Он выглянул и с немалым удивлением увидел, как люди машут вслед карете графини Хичтон, а несколько детей бегут следом и кричат: возвращайся поскорее! Его карету с гербом семьи Фаилхаит они будто и не видели, чем били по гордости и рождали новые вопросы.