Из дневника графа Коллума Хичтон.

«…Женщина на корабле – к беде.

Дурак тот, кто не верит в это. И я дурак, раз позволил вначале остаться одной, а затем подвёз другую.

В порту одна кокетка вымолила взять её на борт. Короткое плаванье в три дня: с одного края острова в другой; перевезти грузы из одного порта в соседний. Кабы знал, к чему это приведёт, ни за какие деньги бы не позволил ещё одной бабе меня сопровождать.

Кокетка меня пыталась заполучить. Ну и пусть, я не против женских ласк, но вот ей это не удалось. Вмешалась безбилетница… До этого я думал, что нет ничего страшнее пьяной драки. Оказалось, есть: когда две женщины рвут друг другу космы. Что ж, не престало моряку удивляться факту, что все беды исключительно от женщин…»

В кабинете виконта на рабочем столе танцевал свой последний танец огонёк в потёках воска затухающей свечи. Уже почти не было света, но старший Фаилхаит всё не решался зажечь вторую. Сидел в глубокой задумчивости постаревшего мужчины, утратившего за годы былую хватку. Догадки мучили, кусали, но всё никак не получали подтверждения, оставаясь эфемерной тьмой в закоулках мыслей.

В кабинет вошёл мальчишка. Шустрый поварёнок, сын главной стряпухи. Манса из всех достоинств мальчика интересовал самый невостребованный:

— Ты шустро бегаешь. Да и никто на тебя не подумает. Бери письмо, седлай коня и доберись до западной провинции. Там отыщи Герцога Риаль Хонтийского. Передай ему письмо лично в руки. Справишься – и мать твоя получит десять серебрушек.

Поварёнок ахнул. Такого богатства он и в руках не держал, а мать его годами копила. Да и то, в пересчёте на медь и олово. Серебро, а тем паче золото, являлось монетой благородных господ.

— Но ежели не справишься или кому разболтаешь, то вместо денег плетей получишь: и ты, и мать твоя. Понял, мальчик?

Мальчонка закивал, схватил письмо, за пазуху засунул и, вооружившись списком лекарственных трав, метнулся вниз. Глупцом мальчонка не был, оттого на корм волкам и не пошёл. Подумаешь, послали в город с поручением купить лекарств.

Старый лорд устало откинулся на спинку кресла и дунул на свечу. Та, трепеща от ужаса, нагнулась низко-низко и умерла.

У господина Хариса царил похожий запах, что витал следом за Остином Хестом. Удел всех лекарей – насквозь пропахнуть горечью трав и потерять своё здоровье во благо заболевших, как удел всех шляпников – сойти с ума от паров ртути. Но господин Харис выглядел куда как более здоровым, в отличие от лекаря графини. И так же быстро выздоравливал его пациент.

Леонару полегчало уже на утро следующего дня. Ему пока запретили напрягаться и вставать, и даже встречаться с людьми: посетителей не пускали. На этом подозрительная забота не закончилась, и юный лорд узнал, что кормят его не с общего стола. Объяснить, в чём дело, виконт соблаговолил лишь к вечеру.

— В чём дело, отец?!

— Я не знаю, в чём оно, — Манс Фаилхаит сел на стул возле постели сына и задумчиво продолжил: — Возможно, всё это – лишь череда досадных совпадений, возможно – бред стареющего дурака, а может – прав я, и у нас беда.

— Не думаете же вы, что неудачная охота – это подстроенное дело? — удивился Леонар. — Бред, отец! Случилось всё по моему недогляду. Конь захворал, а я на то не обратил внимания. Он вёл себя в начале ладно, ну а потом, я помню, плохо.

— Возможно, бред, — согласился старый лорд. — А может, нет. Коня твоего так и не сыскали.

— Ох, Раид. Жаль его.

— Не очень. Уж слишком был он горячим для хантера. А на одной красоте дальше выставок ты не уедешь.

— Я буду осторожней в выборе следующего коня, отец.

— Да, ты получил урок. Но то пустое. Коня мы не нашли, зато нашли седло. Вернее, ту часть, что не обгрызли волки. И в том седле был шип.

Леонар Сей Фаилхаит ощутил, как холодная рука предположений скользит вверх по хребту.

— Вы думаете, меня хотели извести?

— Да, уверен. И потому найму сыскаря. Но вот какое дело, сын мой. Не говори об этом никому: ни жене, ни другу, ни родичам, ни даже своей Пай. Особенно ей, — Манс поднял руку, прося не начинать возмущенных тирад: — Я ни на что не намекаю, сын. Просто у служанок длинный язычок. Надеюсь, ты ей не поведал о брачном договоре?

— О нет, о тех условиях я умолчал. Не бойтесь, отец, я уже сам начинаю опасаться. И буду осторожней. И вот ещё, — Леонар вспомнил как неодобрительно отнеслась к его коню невеста, — графине почему-то не понравился мой Раид. Она всё предлагала сесть на её конька.

— Ты её подозреваешь?

Юный лорд покачал головой:

— Нет, мне кажется, графиня не мыслит зла мне. Напротив – будто пыталась предупредить, — сказал и впал в задумчивость. Он вспомнил, как вела себя Химемия с Онёр, как кинула бутылку, как убежала.

— Из списка возможных кандидатов на мерзавца я её поспешу вычеркнуть, — сказал виконт, — пойду уже. А ты лежи. Набирайся сил. Когда поправишься – решим, как быть.

Отец ушёл, оставив после себя море беспокойства. Леонар потрогал повязку на голове и с болью подумал о возможности получения столь страшной раны не по своей глупости, а по злому умыслу. Но кто и за что с ним так поступил?

Герцог дал рекомендации на отставного сыскаря. Старик, ещё древнее тетушки Эльнары, прибыл в расшатанной карете. С ним был один лишь чемодан, и очень много знаний в голове. Уртик титулов не носил, семьи не имел, но заслужил уважение Риаль Хонтийского за службу былую, и нежелание с этой службы уходить. Герцог напускал старого пса на вот такие подозрительные дела семей, которые боялись разглашения. И Уртик при деле, и обид нет.

Представился сыскарь далеким родственником Фаилхаита из Ут. Виконт легенду подтвердил и заверил домашних, что именно он послал приглашение незнатному родственнику. Ко всеобщему недоумению поселили Уртика в поместье, а не в гостевом доме. И очень скоро Манс понял, почему герцог в ответном письме употребил словосочетание «спустил с поводка старика».

Перед стариком на кофейном столике лежало перевернутое кверху брюхом конное седло. В центре вишневой кляксы гнутый шип смотрелся осиной в поле маков. Невзрачно одетый старик принял доказательство, сверился с записями и пришёл к определенным выводам:

— Я вас услышал, — три раза, в такт своим словам кивнул Уртик. — И удивлён, как много странного в обычном с виду доме. Детали охоты узнал у доезжачего. Теперь же поищем здесь. Позволите начать с конюшни?

— С чего же не с графини? — удивился виконт. Ему казалось, она в истории самый таинственный и любопытный элемент. И обязана заинтересовать сыскаря.

— На неё мой взор падет, когда я ближе подойду к творящейся беде. Вы не волнуйтесь, разберёмся, кто виновен.

После разговора сыскарь под видом любопытного старика закутался в манто и, опираясь на резную трость, дошёл до ворот конюшни. Брюзжа, как это могут только люди глубоко преклонных лет, он стребовал проведать мерина.

Открыл ворота конюшни Дафне и тут же дрогнул, на столько жгучий был взгляд гостя.

— Прошу вас, проходите, — наклонился конюх.

— Пройду, — буркнул Уртик и неспешно вошёл. В начале прошёл в конец и посмотрел на старого коняку, который верой-правдой ему служил все двадцать лет. Затем стал уходить, но остановился у стойла с белою кобылой. В соседнем – белого коня увидел. Удивился:

— Не благородные?

— Это графини кони, — коротко ответил конюх, стараясь больше не смотреть в глаза старику, и изо всех сил делал вид, как он пытается поддерживать порядок. Сено так и летало с вил.

— Той самой невесты? — изобразил живое удивление старик. — Слухи до меня дошли, что страшна она. Хуже смерти. Правда это?

Дафне взволнованно сглотнул. Обычно благородные к конюшенским лишь по делу обращались, а не для болтовни. Но этот старикан, говорили, из ветви лишённых наследства, от того и не задирает нос. Так решил конюх и ответил:

— Да вот, не знаем. Все Пай, читай, спорят. В маске же ходит.

— Понятно. — Уртик вытянул шею, заглянул за перегородку и удивился: — А с чего так в стойлах неугодно?

— Так вот, мальчишка был тут у меня подспорьем, да пропал недавно. Один теперь тягаю, а коней тут много.

— Какой мальчишка? — заинтересовался Уртик.

— Да сельский сирота.

— И когда же он пропал?

— Да вот, пожалуй, после случая того с падением сына виконта. Убёг в город, а не вернулся. То ли к кому сбежал, то ли прирезали ребенка.

— Печально это: и сиротка, и падение. Не стало бы у нас и жениха, как этого маленького Пай, коли не удача.

— Да, удачи юному лорду не занимать.

Старик ещё немного побрюзжал, походил шурша раскиданной соломой и спросил, увидав пустое стойло:

— А конь тот, с которого юный лорд упал, он разве не под вашим был присмотром?

— Моим, — Дафне напрягся, — но, клянусь, я никаких странностей за ним не замечал. Отличный был жеребчик. Племенной.

— Ну, боги с ним, — махнул рукой Уртик, — вы только моего не уморите старика, — добавил он и покинул конюшню.

Поплотнее закутался в манто от ветра и, скрепя по замерзшему пласту снега, отошёл к холмику колодца. Не задержался, но взглядом пса скользнул в ту сторону. На его каменном краю виднелось сквозь снег пятно. Зоркий глаз определил: кровь.

А было всё так, решил Уртик: мальчонку тут убили, чтобы не кричал. Возможно, он участвовал и знал, а может быть, услышал чего. За то и поплатился. Но кто был душегубцем? Всё просто. Конюшенский мальчишка права не имел уходить далеко, и в поместье его бы не пустили. А значит, что бы он не увидал, или где чего не сделал бы, а это было у стойла лошадей.

«След найден», — сыскарь остался собой доволен.

Новый гость поместья дал повод Левизии Фаилхаит обратиться к мужу:

— Манс, кто этот человек? Он нам не родня, — уверенно сказала она, разрушая тишину кабинета.

— Не родня, — подтвердил Манс откладывая бумаги. Виконт, как и должно занятому человеку, работал. Нельзя было по делам семьи упустить дела компании, а то, не ровен час, семья могла стать банкротом из-за простой ошибки. — Он сыскарь.

— О, боже мой! Так, полагаете, то происшествие – не случайно?!

— Всё может быть. И потому, прошу вас, держите за зубами все ваши мысли, — грозно потребовал виконт. — Как спросит, так ответите.

— Как я могу, неужто вы и меня подозреваете?

— Лишь в глупости и неуёмном желании выдворить невесту. А мне нужен истинный виновник, если есть он. Если нет его, я лично перед всеми извинюсь. А теперь уйдите. Я и без того устал, — мужчина отмахнулся от жены и вновь углубился в цифры документов.

— Да как вы можете?! Вы же его отец! А он ваш единственный ребенок! А эта, не побоюсь браниться, девка! С неё все наши беды начались!

— Левизия, жена моя, скажу вам больше: ВСЕ беды из-за женщин, младых и древних.

— Вы не серьезны, милорд?!

— Я откровенен! — рассердился виконт. —А вы наседка для взрослого петуха!

Ушла мадам Левизия в слезах и с убеждением в жестокости мужчин. То был уж поздний вечер, и все жильцы покинули гостиную, направляясь по своим покоям. И даже Леонар пренебрёг наставлениями лекаря и направился к себе.

Лорд устал от опеки и жалости к своей персоне, а ещё он устал от восклицаний: случилось чудо! Старого лекаря семьи сильно удивляло столь быстрое исцеление, и он слишком часто восхищался этим фактом.

Досадный случай, который отец принял за умышленное членовредительство, оставил шрам. Не на лице, а у виска: за светлой гривой волос незаметным, но бугрящимся напоминанием под кончиками пальцев – стоило провести рукой по волосам.

Подумать страшно о судьбе, ежели удар пришелся бы чуть правее. Но даже так, лекарь удивлялся, как всё быстро зажило. А также он удивлялся, находя возле лорда Химемию. Графиня попадала в комнату с закрытыми дверьми, стоило Харису отлучиться на мгновение. Вначале Леонар больше времени проводил в забытьи и не реагировал на присутствие невесты, но как оправился, также подивился. Пути прихода «моли» не выдал, купленный за сухофрукты и орехи. Харис сам ему готовил и, увы, талантом в этом деле не обладал.

И вот, молодой лорд выбрался из стен лекарской, желая оказаться в своей опочивальне, поспать в нормальной большой кровати, поесть нормальную еду и услыхать, как в его шкафу шуршит одеждою невеста. Он даже себе не мог признаться, как привычен стал ему тот звук.

Он шёл и думал обо всём с ним произошедшем. В тот миг показалось странным: вот он, на воле, но не спешит к Онёр. Но это от усталости, с ней он непременно встретится при свете дня. Она же волновалась за него, ведь никого, помимо лекаря в лекарскую не допускали. Желание увидеться с любимой отошло на второй план, на первом был сон и вопрос к невесте, которая умудрялась появляться в лекарской, не взирая на запреты.

К изумлению Леонара невеста в шкафу отсутствовала. Она его даже не закрыла. Поддавшись любопытству, мужчина заглянул внутрь и оценил аскетичное убранство: масляная лампа, одеяло, стопка книг, конфета и два пера.

«И снова перья», — подумал лорд и тут всё вспомнил: боль, снег, волков и птицу. Невиданный зверь отнёс его в безопасное место, согрел крыльями и покинул, лишь когда услышал приближение людей. Идеи неслись быстроногими конями. Самой ладной показалась мысль о домашнем звере.

Графиня жила в лесу, недалеко от её поместья видели птицу, и вместе с графиней сей зверь прибыл в его поместье. Получалось, по воле невесты был спасен Леонар, и это немного пугало юношу. Причиной подобной доброты могла быть и корысть. Хотя тут он признавал: Химемия, возможно, просто не хотела терять будущего мужа. Или, что немного грело, проявила должное чистой душе сочувствие.

В любом случае, сын виконта ощутил непреодолимое желание поблагодарить владелицу крылатого зверя и постучал в соседнюю дверь. Ответа не дождался, покои Химемии Сеа Хичтон так и не были обжиты.

Уже подумав, что девушка может быть у лекаря, мужчина повернул обратно, как заметил скользящую по коридору тень. Тонкая фигурка бесшумно плыла без свечки по направлению к западной лестнице. Не знай Леонар, кто может так бесшумно ступать, принял бы видение за призрака. Немного подождал и отправился следом. Лихорадочно размышлял, что могло понадобиться невесте в той стороне. Если бы Химемия направилась вниз на кухню, можно было бы прекращать следить, но графиня шла вверх по лестнице. Второго входа на чердак в поместье не было, а с этой стороны находился вход в декоративную пристройку, похожую на башню.

Строили её ещё во времена отца Манса Фаилхаита, деда Леонара, с которым ему не удалось встретиться вживую. Нельзя сказать, что башня украшала поместье, но и не выбивалась из общего вида ансамбля постройки. Однако, она не несла никакого практического смысла. Так было, пока виконт не сделал в ней голубятню. К сожалению, птиц взял мор, с тех пор пристройка пустовала и немного пахла птичьим срамом.

«Неужели графиня поселила в ней большую птицу?» — удивлённо подумал молодой лорд, следуя за ней. Дошёл до лестницы, поднялся – и оказался в одиночестве на зимнем холоде. В пристройке Химемии не нашлось и спрятаться здесь было негде. Леонар спустился вниз, метнулся в правый коридор, прошёл вперед, но нет её – пропала.

Встретился ему лишь один пожилой мужчина, в котором он не опознал сыскаря. Ему лорд коротко кивнул, приветствуя. В ответ – лёгкий наклон головы и старческий укор беречь здоровье. Мужчины разошлись.

Лёгкое головокружение вернуло трезвость мысли и Леонар ушёл к себе. Подумал и попытался закрыть дверь на ключ. Как оказалось, замок сменили. Неловко вспомнив об Онёр, которой больше к нему в обитель не прокрасться, он звякнул в колокольчик и принял у слуги отца свой новый ключ. Ничего, он сделает ей новый. Позже.

О том, как Химемия попадет обратно в шкаф, лорд не подумал, уж слишком ловко его невеста пользовалась окнами, не обращая внимания на высоту. Как будто невесте не знакомо понятие постоянства плоти и она сама во тьме приобретает крылья.

В ответ его фантазиям по дому скользнула тень, затрепетали свечи и нечто большое издало пронзительно громкий клич. Свет померк, погасли даже масляные лампы, предсмертно задребезжало столовое стекло. А затем гул клича сменился песнью. Птица печально пела, подражала шуму волков и плачу чаек. Тянулись ноты, переливались, звенели, и вдруг всё стихло.

Пай зажигали канделябры, за дверью рос гул голосов, а Леонар смотрел в окно и искал источник песни. Но таинственной птицы след простыл. Утром нашли подарок от неё – немного перьев и сбитую шапку снега с крыши, у бывшей голубятни. Пострадала стеклянная посуда, потрескались несколько бутылок дорогого вина. Один слуга долго лежал без сознания – испугался.

О ночном разгуле загадочной птицы говорили многие, особенно тема интересовала Уртика, который заметил следы приземления птицы у старого колодца. Он сводил все факты и медленно подходил ближе. Даже внутрь заглянул, но ничего, помимо тьмы в утробе его жерла, не нашёл. Колодец выглядел пустым и был давно заброшен, а следы крови спрятал снегопад. Возможно, птица тоже увидала кровь?

— Вам что-то нужно, уважаемый? — окликнул сыскаря Дафне.

— Да вот, колодец пустой увидел. Зачем он вам?

— Для красоты.

— Давно бы перебрали. Вот во времена моей юности такого не было. Не нужен – снесли. А нужен – возвели, — забрюзжал Уртик, скрывая истинные мысли. Даже тростью замахал, изображая возмущение.

— На то господская воля, — не стал спорить Дафне, успокоенный ответом.

Сыскарь ещё немного поворчал для виду, и ушёл в поместье, искать жену виконта. Мадам Левизия нашлась в светлой комнате с витражом, куда медленно стекались родственники на завтрак. Она безмолвно сидела за длинным столом, на стуле с резной спинкой. Мягкий желтый бархат её платья подчеркивал уныние женщины. Подошедший к ней сыскарь настроения ей не прибавил.

— Мне о вас сказали, — тихо вымолвила она.

— Я рад, что не придется объяснять, — Уртик бегло осмотрелся. Тетушка Эльнара и пара младых дев шушукались об «отвратительной графине» у дальнего края и подслушать не могли. — Прошу лишь, подтвердите мысли. Вы правда думаете, сему виной графиня? — он снова осмотрелся, будто ища глазами упомянутую Сеа.

— Да. Я так считаю, — взбодрилась госпожа Левизия, с надеждой посмотрела на Уртика, как участника общей тайны.

— И в чём её участие в недавних бедах обстоит?

— Как в чём? — удивилась непониманию виконтесса. — Она же – само зло. Вы не представляете, как тяжело моему сыну её терпеть! Она же страшна, как смерть! И жаждет извести Леонара. Я мать, я чувствую такие вещи! И знаете, она каким-то образом попадала в лекарскую, и это при закрытых дверях! Возможно, ведьма! И я уверена, она подливала приворот!

— А это не доказано, — осадил Уртик Левизию. — Мадам, успокойтесь. Я разберусь. А вам не следует бросать вину на голову одной лишь леди. Я полагаю, вокруг творится заговор. Но участников ещё не определил.

Разговор прервал вошедший Леонар. За ним хвостом шла юная графиня. Увидав сына и причину своей тревоги, мать ахнула и тут же поспешила к ним навстречу. Сын чуть скривился. Он хорошо понимал, как тяжело ему будет весь день, ведь все родственники посчитают своим долгом сказать, как они рады его выздоровлению. И все, буквально все, будут уповать на шрам, как на трещину в красоте.

Химемия, едва завидев виконтессу, повернулась к столу и села поодаль. С утра ей выдалось услышать благодарности от юного лорда и множество предположений о её участии в его спасении. Будь она без маски – и Леонар насладился бы алыми щеками невесты, а так – лишь увидал задорный блеск чёрных глаз и кивок в ответ, принятие слов.

— Ох, мама, не начинайте. Я прошу, — отмахнулся от матери молодой лорд и поспешил за невестой. Сел напротив неё в ожидании подноса блюд.

Вскоре все родственники собрались и по очереди осыпали выздоровевшего Леонара словами участия. Затем в зал внесли блюда, и одной из разносчиц была Онёр. Она бросала полные обиды взгляды на любовника и шмыгала аккуратным носиком, когда была с ним рядом. Эти простые уловки дали желаемый Пай результат: Леонар почувствовал вину.

Химемия с трудом сглотнула вязкую слюну, когда её жених покорно выпил бокал вина за свое здоровье. Ей захотелось взвыть, хоть она и не знала наверняка: отравлено вино ядом страсти или чистое. А вдруг, в напитке иной яд? Что, если Леонар умрет?!

Мучимая страхами, графиня вдруг встала и ушла. Это обрадовало всех и развязало языки. Лишь Леонар недоуменно оглянулся вслед невесте. Но не успел он задаться вопросом о странностях обычно невозмутимой девушки, как его взяли в оборот. Разговор медленно перетёк с проблем здоровья на ночное явление птицы. Лорд о предположениях своих умолчал и предоставил родственникам гадать. Затем вдруг поддержал идею поисков, и вместе с группой добровольцев во главе с храбрящимся святым отцом отправился осматривать хозяйский двор и ближайший лес. Уртик умело затесался в их ряды и сопровождал, заодно прощупывая родню.

Женщины отправились искать невесту, желая выведать причину её побега с завтрака. Но где им отыскать Химемию, когда даже опекун не мог порой её найти. Они и не смогли. Никто не смог. Да и не подумал искать в подвальном помещении кухни.

Графиня пришла в холодный погребок с единственной целью: найти и уничтожить злое зелье. Она шла не наугад, именно в это помещение Онёр заглядывала часто. Но куда она могла запрятать отравленные вина? И где искать сам приворот?

Химемия методично обыскивала все углы. Как можно тише открывала шкафы и пряталась при малейшем шуме сверху. Дверь с лестницей, ведущей в погребок, была запрятана в шкафу, и если бы кто надумал спуститься, то дал бы знать скрипом двери. Сей шумный факт графиня узнала загодя. Она тоже нашумела, спускаясь. Ей повезло остаться незамеченной.

В одном буфете, старом и негожем с виду, нашлись бутылки с оттиском семьи Браско. Все сосуды выглядели целыми, печати были на своих местах. Но напрягало, что эти бутыли запрятали отдельно от остальных. На свет рубиновая жидкость не выдавала злого зелья, но Химемия решила не рисковать. Удар дна бутылки о подставленный на пол камешек проделал брешь. Закапало. Опасаясь, что шум привлечет внимание, графиня поторопилась испортить две оставшиеся бутыли и поставила их по местам. Запахло винным духом.

На этом дело не окончилось. Графиня Сеа Хичтон искала по углам, за бочками с соленьями, за шкафами, в старых домовых отчетах – везде, где только можно. Она была уверена: порошок Онёр прятала не у себя в каморке, а где-то здесь. Прислушалась. На кухне шум и гам, её не должны услышать. Как будто чёрт стегнул: она зло отодвинула один шкаф, другой и третий – ничего. Уронила крынку сливок, разбила треснувшую вазу и тут в углу заметила тряпицу. Подкралась, подняла. Сия вещица была в разбитой вазе и пахла странно. Искусственно. На каменный пол бисеринами бус посыпались алые кристаллы, их девушка втоптала в грязь и замела к крысиным норкам.

Родственники благородного семейства Фаилхаит обследовали двор и лес, оставаясь видимыми из поместья. Друг Леонара, Тённер, частенько за дни болезни друга приезжавший в гости, приехал вновь, и был несказанно рад выздоровлению юного лорда. Он и Леонар держались вместе, не столько увлеченные поиском птицы, сколько обсуждая прошедшую охоту.

— Но это странно, друг. Твой отец уверен в причастности других людей к несчастью? — интересовался Тённер.

— Да, и я начинаю ему верить.

— Неужели есть причины для подобных дум?

— Не могу сказать так. Но – шип в седле, — Леонар едва заметно передернул плечами, — женитьба эта, птица, охота, волки, с Онёр беда: обиделась. И вроде ничего особенного, но сердце ноет.

— Это всё волнение перед венчанием, мой друг.

— Я тоже так считаю. Однако, меня беспокоит одна деталь. Когда конь убежал, и я лежал на растерзание волкам, они вцепились мне в руки-ноги и потащили. А коли такое было, то где следы?.. — сын виконта оголил запястье и продемонстрировал их чистоту. — Пригрезилось мне, что не волков та птица распугала, а людей. Ах, если бы не удар по голове.

— Шрам остался? — лорд показал, и друг скривился: — Выглядит не очень. Но на диво быстро зажил. Зато, наверное, твоя зазноба от тебя не отходила?

Леонар припомнил, кто от него не отходил, и повторил гримасу друга.

— От меня лишь травник ни на шаг. А стоило им отвлечься, как через окно пробиралась она…

— Онёр?

— Химемия.

— О, боги! Вот уж причина поскорей выздороветь.

Юный лорд хмыкнул и, задумавшись, сказал:

— Мне кажется, меня дурят с упоением. Может, нет на ней никаких ожогов?

— Или то мечты. Неужто, ты начал остывать к Пай и теплеешь к невесте?

— Не может быть, — сказал-отрезал Леонар, а сам себе ещё раз повторил: — Не может быть.

Онёр спустилась в погребок. Запах вина вначале не привлек её внимания. В погребе извечно пахло то приятно, то паршиво – зависело от расторопности служанок. Беспокойство зародилось, когда она дошла до старого буфета. Алые разводы говорили, что разлили вино на полках. Догадка подтвердилась: разбились её бутылки с приворотом. Ужасное предположение заставило искать запасы и – о нет! – их извели! Пай нашла втоптанные в грязь кристаллы.

— Ах ты, мразь! — мгновенно догадалась женщина, кого винить, и бросилась из погребка. Она не собиралась мириться с игрой благородной девки. Заспешила во двор и свистнула дворового: — Парис! Тише. Возьми топор и иди за мной.

Люди во дворе на суетливую служанку даже взгляд не бросили, увлечённые поисками следов неведомого зверя. Подумаешь, служанка, подумаешь, дворовой – возможно, пришли дров попросить для ванной. Предположить, что пара слуг замыслили преступление, лордам в тот момент фантазии не хватило.

— Эта мразь! Я подозревала, что она догадывается! — бушевала Онёр.

— Что случилось, сестра? — спросил Парис, когда они минули людный участок пути.

— Приворот. Она изничтожила его подчистую!

— Найдем её, сестра!

Химемия на тот момент шла по второму этажу. Она спускалась вниз из башни, где думала надо всем произошедшим, и после желала уединиться в шкафу с книжкой. На свою беду выбрала девушка путь безлюдный. Встретить Онёр и дворового графиня не ожидала, и эта встреча стала для неё до крайности неприятным сюрпризом. Заметив топор, метнулась обратно, но не вверх, а по лестнице вниз. Бурнус стегал краями и, словно вожжи, подгонял. За ней гнались. С какою целью, графиня не знала. Возможно, попугать, а может быть – убить! Предполагала худшее и удивила проворностью лесного зверя.

Леонар сам от себя не ждал подобных мыслей и растерянно застыл в поисках ответов. Он посмотрел на родной дом – возможно, тот подскажет. На белых стенах отразятся слова ответов, или окна вдруг распахнутся и сложатся в подсказку. А может, призрак предков вынырнет из погреба и прошепчет заветные слова. Так и получилось. Вернее, близко к этому.

Одно окно открылось, и из него, словно белка, прыгнула невеста. Она с проворностью зверька зацепилась за парапет и подтянулась выше к сливной трубе. Накидка яростно стегнула на ветру опереньем райской птицы, платье бесстыдно задралось до панталон, и девушка испуганно прижалась к холодной стали, но не остановилась, поднялась к окну в комнату Леонара. Вскарабкалась вовнутрь. Тут из окна, откуда она так опасно прыгнула, выглянула наружу Пай. Шоколадная коса взметнулась, растрепалась, глаза блеснули злобой, и служанка убралась обратно. Вместо неё показался дворовой с топором. Тоже посмотрел наверх со злобой.

— О, Боже мой! — Тённер первым опомнился. — Да что же это?

Мужчины опрометью кинулись ко входу в поместье, затем, не раздеваясь, вверх по лестнице, столкнулись с каким-то родственником, оттолкнули. Не услышав и трети фразы возмущения, добрались до распахнутой двери. Замок был взломан топором и инструмент уже ударил по шкафу, откуда доносились всхлипы ужаса.

— Что здесь происходит?!! — подобного тона Леонар от себя не ожидал. Так он кричал лишь один раз на работников фабрики, когда те затеяли бунт и остановили деревообрабатывающие станки.

Леонар вырвал топор у дворового и загородил собою шкаф, Тённер оттолкнул служанку и обнажил складной арбалет. В отличие от сына виконта, Уль Тамир нередко вел дела с людьми небогатого круга, и иногда был вынужден прибегать к неблагородным способам самозащиты. И потому носил такие постоянно, прятал под одеждой.

— Могу узнать, что здесь происходит? — спокойно спросил он, переводя острие болта то на Париса, то на Онёр.

Юный лорд Сей Фаилхаит осаждать друга не стал, смотрел он на любимую без ласки и с немым вопросом. Ответ на который желал получить как можно скорее.

— Вы не так всё поняли, — заискивающе начала Онёр. — Я услышала шум и пошла проверить. И увидела кого-то. В тени коридора не разобралась. Я испугалась и позвала дворового. А неизвестный проник в вашу комнату, мой лорд. Я попросила вскрыть дверь.

Её словам дворовой болванчиком закивал головою.

— Не очень верится, — Тённер видел нерешительность друга и удержал нить переговоров у себя: — А поподробнее?

— Я говорю же, — чуть повысила голос служанка, продолжая смотреть лишь на Леонара: — Услышала шум, увидела, что кто-то залез к вам и попросила вскрыть дворового дверь.

Сын виконта ей мог поверить, но не его друг, полный сомнений после увиденных трюков на стене поместья. Графиня отчаянно бежала от преследования и перепутать столь необычную личность с вором было сложно.

Дверь шкафа приоткрылась и показалась спрятанная под капюшоном голова и блестящие от слез в вырезах маски глаза. Графиня тут же уцепилась за Леонара и прижалась к нему сзади, прося защиты. Её трясло как при горячке, но обличительных указов пальцем мужчины не дождались. И растерялись.

— Графиня? Они вас обижали? — словно несмышлёного ребенка спросил её Тённер. В ответ тишина.

— Если вы продолжите стоять, и не укажете на виновника ваших слез, то, выходит, Онёр просто делала, что должна была, — к таким выводам пришел сын виконта.

Друг посмотрел на него в легком замешательстве. С одной стороны, он прав, и если обвинений нет, то некого винить. С другой же выходило, будто Леонар поверил столь глупым речам, которые просто не могли быть правдивыми: если бы хоть кто-то из слуг заметил вора, то поднял бы крик, а не звал бы дворового с топором.

— Друг мой, а не находимся ли мы при сцене ревности? — Тённер попробовал зайти с другого края.

— Онёр, ты правда хотела причинить вред благородной графине Сеа Хичтон? — напрямую спросил виновницу юный лорд.

— Как я могла? — заплакала в ответ она. — Я просто растерялась. И теперь, выходит, грабитель не грабитель. Но что она делает в вашем шкафу, мой Леонар?

«Живет», — едва не ляпнул благородный лорд, но удержался. К нему пришло облегчение. Онёр не мыслила о дурном, она просто слишком много на себя взяла. Вот и вся беда.

— Как хорошо, а я уж было подумал о плохом.

— Друг мой, неужто ты поверил? — удивился Тённер Уль Тамир.

— Конечно, — Леонар ответил простодушно, чем потряс друга до глубины души.

— Тогда все вон! — вновь взял бразды торговец тканью и Пай его послушались. Лишь Онёр перед уходом одарила сына виконта обиженным взором. Дворовой убрался едва ли не бегом. Когда звук шагов утих, Тённер спросил Леонара: — Друг мой, а если бы здесь были пара мужиков, то что бы ты подумал?

— Но не было же, — удивился лорд, — была Онёр.

— Была, — подтвердил Тённер и посмотрел на успокоившуюся графиню.

Химемия глубоко вздохнула, отцепилась от пальто будущего мужа, шагнув обратно в шкаф и вновь в нём заперлась.

Уль Тамир потряс головой, как будто выбивая хмель и произнес:

— Помилуй друг, но женщина, которую я увидал, не сходится с портретом, что ты мне описал.

— Отчего же? — удивился молодой лорд. — Маска, бинты, бурнус, всё на месте.

— О нет, глупец, я о другой особе, — хохотнул Тённер. — Ты описал мне нежную любовницу, а увидал я грозную ревнивицу, которая была готова убивать.