Стоило мне выйти из опалы, как я тут же обнаглел и начал вовсю качать права на рок. Судя по обилию идеологизированной демагогии, хозрасчетной прагматики и общему топорному стилю, эта статья (1986 года) писалась для газеты — скорее всего, «Комсомольской правды». А может быть, и «Советской культуры», где у меня тоже время от времени что-то выходило. Не могу сказать, что это — увлекательное чтиво, но оно отлично иллюстрирует ту сюрную, практически шизофреническую ситуацию, в которой я оказался на заре перестройки, когда меня, законченного богемного рок-торчка, без работы и с массой дурных наклонностей, власти стали регулярно выдвигать в какие-то комиссии и приглашать на съезды, а коллеги по андерграунду— выталкивать во всякие инстанции в качестве главного лоббиста…

В последнее время, как известно, начали демонстрировать давно отснятые, но не известные публике киноленты и печатать не опубликованные в свое время романы. «Достали с полки» и целый музыкальный жанр — рок.

Еще совсем недавно само это слово из трех букв редакторы бдительно вычеркивали из статей — а нынче… Половодье публикаций — и все такие положительные! «Проглядели», «недооценили», «теперь, к счастью…» Это хорошо: решена первейшая и главная проблема рока — право жанра на «легальное» существование.

* * *

Из разряда «лжеискусств» рок выведен; то, что он может быть «хорошим» и «полезным», — установлено. Однако синдром подозрительности окончательно еще не изжит. И сейчас часто приходится сталкиваться с такой позицией: в роке нужны только отдельные, «прогрессивные» течения — скажем, «Рок в борьбе за мир» (других примеров как-то не приводится), а все остальное — это «не наше». Согласитесь: подобный подход выглядел бы очень странно в приложении к поэзии, театру, джазу и так далее. А почему не может быть «Рок против бюрократии» или «Рок во имя любви»? Надо проникнуться спокойной и справедливой мыслью о том, что рок — равноправный жанр, наряду с песенным, джазовым, симфоническим, камерным и т. д. — со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Это не временное явление, не модное поветрие, которое можно эксплуатировать несколько сезонов, а затем сбросить со счетов. Напомню, что жанру уже более тридцати лет, а в нашей стране его история насчитывает почти четверть века. Причем развивался он все эти годы — и кое-чего достиг в своем развитии — не благодаря, а скорее вопреки инертной и «запретительной» культурной политике. Так что втискивать сейчас рок в некие «выгодные» рамки не только унизительно для жанра, но и бесполезно — опыт «борьбы» уже есть.

Рок должен развиваться в нормальных условиях, в соответствии со своими внутренними законами и «вибрациями» молодежной среды. При этом, однако, должен существовать некий механизм управления и «саморегуляции». Структура, которая позволяла бы эффективно решать непростые экономические, административные и технические проблемы, связанные с деятельностью сотен профессиональных и тысяч самодеятельных ансамблей и исполнителей.

Кроме того, абсолютно необходим творческий центр рок-музыки: художественные достижения жанра далеко не бесспорны, критерии оценок не выработаны, теория только-только начинает складываться… И если звенья «административной» цепи уже намечаются — это рок-кпубы и филармонии, — то организации, которая могла бы взять на себя бремя ответственности за творческую сторону дела, нет и в помине.

По традиции главным (или даже единственным) авторитетом в подобных вопросах считается Союз композиторов, и «рокерам» на это неоднократно указывалось. Однако на деле наши маститые авторы явно не хотят заниматься роком. На прошлогоднем съезде Союза жанр был положительно помянут лишь в выступлениях поэта Роберта Рождественского и почетного гостя Микиса Теодоракиса… Зато, листая подшивки газет и журналов, мы без труда находим многих членов СК в числе гневных обличителей рока. В последнее время тон выступлений смягчился и потеплел — по понятным причинам, — но это не меняет сути дела. А суть в том, что за гордым композиторским «не хотим мы иметь дела с роком» стоит совсем другое «не» — «не можем»…

Надо наконец изречь эту очевидную истину: за единичными исключениями (Э. Артемьев, Г. Купрявичус, Д. Тухманов) наши признанные композиторы — и академисты, и песенники — просто-напросто не знают рок-музыки; она им совершенно чужда. Это не только объяснимо, но, как мне представляется, и вполне нормально — ведь речь идет об абсолютно разных традициях — и творчества, и исполнительства, и восприятия. Звучит парадоксально, но Союз композиторов реально имеет к року примерно такое же отношение, как Союз писателей… Не удивительно, что до сих пор заканчивались ничем все благие намерения — в частности, комиссии Д. Тух-манова — по абсорбации рока: монолитный организм Союза композиторов каждый раз отторгал инородное тело… Выход единственный: создать «творческий центр» рок-музыки вне СК. При этом, конечно, помощь и поддержка со стороны наших ведущих композиторов, не равнодушных к року, только приветствовалась бы.

* * *

Проблема образования рок-музыкантов давно стала притчей во языцех. Факты здесь таковы: «Beatles», творя свои классические (без кавычек) песни, не знали нот. Почти все выдающиеся инструменталисты рока были самоучками. И так далее. С другой стороны, Рейн Раннап и Эркки-Свен Тюур, в прошлом лидеры известных эстонских рок-групп, закончив консерваторию, практически перестали писать рок-музыку…

Разумеется, из всех правил существуют исключения, будь то Имант Калныньш, Элтон Джон или Александр Градский. Тем не менее тенденция очевидна: формальное музыкальное образование не много значит в контексте рока. (Почему так — другой разговор.) Я вовсе не ратую за музыкальную безграмотность: рокеры сами рано или поздно ощущают потребность в расширении кругозора и совершенствовании навыков. Однако существующие формы музыкального образования не имеют к удовлетворению этих потребностей почти никакого отношения: масса лишней информации и нет того, что на самом деле нужно.

Открытие сезона в Ленинградском рок-клубе, 1986 г.

Целесообразной представляется форма «свободных» курсов, где музыканты могли бы получать знания в нужном им объеме и «специализации», где преподавали бы люди, действительно авторитетные в данном жанре. Кстати, на базе таких курсов могла бы сложиться и настоящая школа (во всех смыслах этого слова) советской рок-музыки. Экономической базой подобных «рок-ликбезов» вполне мог бы стать хозрасчет.

* * *

Вообще самофинансирование открывает массу возможностей — в первую очередь, для самодеятельной рок-сцены. А она, как мы знаем, мало в чем уступает профессиональной, а в чем-то и превосходит ее. Регулярные, коммерческие, но без намека на «левоту» концерты — ключ к решению целого веера давних проблем. Уменьшится ажиотаж и улучшится «культурное обслуживание» молодежи в таких непрестижных и «трудных» точках, как Дома культуры и клубы, танцплощадки и «безалкогольные» кафе. Повысится технический уровень групп и проще станет приобрести дорогую звукоаппаратуру. Конкуренция со стороны «мини-филармоний» заставит перестраиваться и искать новые решения государственные концертные организации.

С начала этого года на хозрасчет переведена Московская Рок-лаборатория. Другие аналогичные объединения — рок-клубов в крупнейших городах страны уже порядка пятнадцати — стоит также поставить на рельсы самоокупаемости в ближайшее время.

* * *

Расширение концертной деятельности и рост «зажиточности» музыкантов создаст дополнительный спрос на инструменты и аппаратуру высокого качества. К сожалению, я не знаю у нас отрасли, которая бы в такой степени отставала от мирового уровня, как производство музыкальной электроники. Морально устаревшие и коряво изготовленные усилители, синтезаторы, гитары, ударные и пр. и пр. скоро не будут годиться даже для школьной самодеятельности.

Однако еще более остро, чем вопрос «на чем играть?» — здесь отчасти помогает импорт из соцстран и, увы, «черный рынок», — стоит вопрос «на чем записываться?». Во всей Москве существует не более дюжины современных многоканальных студий звукозаписи. В сравнимом по величине с нашей столицей Лондоне счет их идет на сотни… Это вопрос не только техники, но и престижа страны. Пока будет сохраняться столь вопиющее отставание материальной базы нашей популярной музыки (и в первую очередь, рока — наиболее «техноемкого» жанра), все модные нынче разговоры о том, что наши исполнители готовы составить серьезную конкуренцию звездам мировой эстрады, останутся мечтами и «шапкозакидательством».

* * *

Средства массовой информации, особенно пресса, проявляют к року активный интерес. В соответствии с принципом гласности поднимаются и обсуждаются различные проблемы — в том числе и давно решенные. Настоящей полемики, к сожалению, нет, а «проблемные» интервью (почему-то исключительно с Б. Гребенщиковым) и надуманные дискуссии «в одни ворота» уже не очень актуальны — ведь безжалостные оппоненты рока как-то вдруг дезертировали. Пора перейти к спокойному, деловому, даже обыденному разговору о роке: регулярно рецензировать новые записи и концертные программы, детально информировать об исполнителях, обстоятельно и критично анализировать жанр во всех его проявлениях. А главное — оперативно и объективно знакомить слушателей и зрителей с этими самыми проявлениями.

Кстати, об объективности: СССР — одна из немногих стран, где практически не существует так называемых «списков популярности» или «хит-парадов». «Списки» объявлялись, с одной стороны, «необъективными», с другой — «объективно вредными». Мотивация столь суровой оценки: песни Аллы Пугачевой, Антонова, «Машины времени» обычно оказывались на более высоких местах, чем сочинения заслуженных мэтров легкого жанра… Ну и что? Ведь хит-парады отражают не качество произведений — романсы Д. Д. Шостаковича в них никогда бы не попали, — а их популярность у массовой аудитории. Так зачем же засекречивать очевидные вещи и лелеять позавчерашнюю «честь мундира»?

«Списки» чаще всего составляются по письмам читателей и слушателей; они не претендуют на фундаментальность, но достаточно верно отражают вкусы конкретного контингента — скажем, молодежи данной области. Возможны и более строгие хит-парады — основанные на данных о продаже различных наименований пластинок в магазинах. Однако эти материалы по непонятным причинам никогда не предавались огласке. Неужели такой статистики вообще нет? Я хотел бы подчеркнуть, что «списки популярности» — не только рекламная игра «на публику» и развлечение для досужих социологов, но и весьма полезный инструмент изучения спроса и тенденций «культурного потребления», который мог бы здорово помочь работникам Минторга, фирмы «Мелодия», Гостелерадио и т. д.

* * *

В мировой эстрадной и рок-практике сложилось и с годами отшлифовалось немало правил и приемов, позволяющих системе «артист — посредники (грамзапись, гастроли, ТВ и т. д.) — потребитель» функционировать с максимальным эффектом. Специализированные журналы и видеоклипы, музыкальные теле- и радиоканалы в режиме «нон-стоп» и институт «продюсеров», «Клубы поклонников» и индустрия музыкальных сувениров… Это и многое другое мы должны изучить и уметь использовать, чтобы привести в цивилизованный вид собственную систему.

Однако ни в коем случае нельзя воспринимать западную модель «шоу-бизнеса» как идеал и образец для слепого подражания. Общеизвестно, что альфа и омега «индустрии развлечений» — это деньги и еще раз деньги. В угоду прибылям тиражируются бездарности, эксплуатируются и калечатся таланты. Чего-чего, а халтуры и дешевки — пусть даже блестяще поданной — нам действительно не надо. Прибыль — прекрасно. Но есть вещи для нас не менее важные: духовные и художественные ценности искусства. А они, к сожалению, не всегда идут в ногу с «кассой». Соединение преимущества социализма — свободы от коммерческой эксплуатации — с демократичным творческим подходом и отсутствием бюрократического диктата — это принцип развития современного советского искусства, и он должен дать удивительные результаты.

Применительно к року это означает, в частности, что экспериментальные, новаторские направления, пусть и не имеющие ощутимого «коммерческого» потенциала, должны всячески поощряться и иметь равные возможности с «кассовыми» — в плане выпуска пластинок, телевещания, гастрольных поездок. И дело здесь не только в утверждении новых эстетических норм и создании атмосферы творческого поиска в популярной музыке. Сейчас, в период очищения и небывалой социальной активности, наша культура, наша страна нуждается в острых, нелицеприятных и максимально достоверных произведениях — а это именно те качества, которые отличают радикальный рок от милой традиционной эстрады. Таким образом, критичные, бескомпромиссные ансамбли, которых до сих пор побаивались и по возможности «зажимали», теперь должны пользоваться режимом наибольшего благоприятствования. Логично, не правда ли? Хотелось бы, чтобы эта несложная логика дошла до людей и организаций, от которых зависит судьба рок-музыки в социуме.

* * *

Основания тревожиться по поводу «людей и организаций» есть. Многие из тех, что еще вчера всеми способами громили рок — и не только словесно, — сегодня бодро поют жанру дифирамбы, воркуют о его «перспективности». Не вызывает доверия эта мгновенная «перестройка»: нельзя так вот сразу вдруг понять и возлюбить… Мы имеем дело с мимикрией — а это чревато, как минимум, равнодушием и формализмом. На ключевых для жанрах участках должны находиться люди, знающие эту музыку и болеющие за нее. Кстати, они наверняка будут и более требовательны, нетерпимы к рок-халтуре. Это пожелание касается в первую очередь многочисленных худсоветов (филармонии, ТВ, «Мелодия» и т. д.), которым необходимо обрести специализацию по жанрам, дабы не судить все по смутным меркам усредненной «эстрады». Как самостоятельное и равноправное направление современного искусства, сочетающее музыкальное, поэтическое и сценическое начала на достаточно серьезном уровне, рок требует безукоризненно компетентного подхода. Популярность и социальная ангажированность жанра должны только усиливать чувство ответственности.

…Я не фанатик рока и не требую для него исключительных привилегий. Все высказанные выше предложения базируются на двух элементарных посылках, с которыми вряд ли кто станет спорить. Во-первых, что рок совсем «другой» и его невозможно втиснуть в давно сложившуюся «эстрадно-песенную» систему. Во-вторых, что совершенно запущена — точнее, почти отсутствует — инфраструктура жанра. Таким образом, речь идет не о привилегиях, а о нормальном «приведении в соответствие»: восстановлении справедливости и создании предпосылок для успешного развития.

Рок авторитетен и обладает мощным «правдоискательским» потенциалом. Как подлинная «музыка молодежной инициативы», он может стать важным, в чем-то даже незаменимым фактором социального и культурного обновления. Именно «может» — поскольку пока сделаны лишь первые шаги.

1986

(Публикуется по авторизованной машинописи.)