Пора оживить скучный сборник статей одним приключенческо-детективным сюжетом! Однажды, осенью 1983-го, когда я стоял в длинной очереди за железнодорожным билетом в кассах «Метрополя», меня там нашел некий Михаил Сигалов, мелкий (во всех смыслах), начинающий журналист, приторный подхалим, все время предлагавший мне какие-то свои услуги. В этот раз он с сокрушенным видом и фразами типа «Надо же, написали какие-то гады!» выдал мне несколько машинописных листочков, озаглавленных «Пути-дороги Дяди Ко». «Дядя Ко» — это был один из моих самиздатовских псевдонимов, а значит, материал был про меня. Я с интересом, хотя и не выходя из очереди, стал читать, а Сигалов все это время стоял рядом и с жадностью наблюдал за моей реакцией.

Как выяснилось впоследствии, Сигалов был одним из авторов этой статьи и фигурировал там как Ц. Глагольский (который «глубже и серьезнее мыслит», чем Дядя Ко). Реакция моя, наверное, его сильно разочаровала, поскольку произведение очень меня развеселило. На вопрос: «Кто писал?» — Сигалов развел руками и сказал, что «ребята дали», но я сразу заподозрил еще одного парнишку, своего экс-воспитанника по имени Илья Смирнов. И угадал, хотя Смирнов, услышав вечером мой голос в телефоне, сначала сильно испугался и держал полуминутные паузы, потом сказал, что ничего не знает, и лишь в конце разговора выдавил из себя, что это «плод коллективного творчества».

Надо сказать, что «Пути-дороги Дяди Ко» — самая милая и безобидная из всех акций, проведенных против меня соратниками по «рок-подполью». Помимо этого, они писали анонимные (точнее, за подписью своих знакомых) письма во все дружественные мне редакции, где выражалось «искреннее недоумение» по поводу их сотрудничества с «полностью дискредитировавшим себя», идейно ущербным и непрофессиональным автором, — сердобольные сотрудники дали мне почитать несколько таких писем; содержание их возмущало, но «реагировать» они были обязаны… Самая отвратная история из этой серии случилась в феврале (или марте?) 1984-го, когда устроители «рок-сейшенов» из смирновско-сигаповской компании навели своих знакомых из милиции и КГБ на «подпольный» концерт «Браво», который я должен был вести, — в расчете на то, что меня наконец-то повяжут. Я очень удачно слег с ангиной буквально в день концерта, и в облаву попала только Жанна Агузарова со своей группой — что, как известно, закончилось для моей любимой певицы отсидкой и высылкой. (Об истинной подоплеке этого печально знаменитого события я узнал лишь спустя много лет.)

«Воскресенье»

Тут, кстати, надо сделать одно важное замечание, которое, в частности, прояснит смысл невнятных кусков из «Путей-дорог», где речь идет о борьбе оборзевшего Дяди Ко с какими-то хорошими людьми, которых он безосновательно клеймит «уголовниками». В «Объяснительной записке» (которую я написал много позже, в 1990 году, по просьбе составителей сборника рок-самиздата «Золотое подполье») речь идет о гуманитарном и психологическом подтексте всей этой войны, но у моих оппонентов была и сугубо материальная мотивация. Дело в том, что я, начиная с конца семидесятых, постоянно устраивал в Москве рок-концерты и даже фестивали, причем на абсолютно некоммерческой основе. За все время я не заработал на своих акциях ни одного рубля — да и цели такой не было. Я привозил в Москву новые группы и предъявлял их столичной публике на «полуофициальных» (как это было с «Аквариумом», «Зоопарком», «Magnetic Band»ом…) или квартирных (в случаях с «Кино», «Автоматическими удовлетворителя-ми», Сашей Башлачевым) концертах. Параллельно с этим издавна (со времен Юрия Айзен шписа и «Соколов» в середине 60-х…) существовала система коммерческих «подпольных сейшенов», где на протяжении семидесятых бесконечно ротировались «Машина времени», «Удачное приобретение», «Високосное лето», «Воскресенье» ит. д. Дело это было очень прибыльное, поскольку билеты стоили по трешке/пятерке, выступления всегда проходили при супераншлагах, а гонорары музыкантов колебались в пределах 100–200 рублей. Естественно, что устроители сейшенов с голодным урчанием накидывались на каждую «свежеоткрытую» мною группу — А и Майк пользовались наибольшим спросом — и начинали катать ее по московским ДК и общежитиям. До поры до времени эта система меня полностью устраивала: музыканты получали возможность заработать, народные массы приобщались к «новой волне», а денег в чужих карманах (как, пожалуй, и в своем собственном) я никогда не считал. Однако в 82–83 годах, когда вся рок-сцена угодила «под колпак», ситуация стала очень стрёмной: сначала посадили за «незаконную коммерческую деятельность» нескольких устроителей «сейшенов» и «ночников», а вскоре арестовали (по этой же статье) и первого известного рокера — Лешу Романова, лидера «Воскресенья». Мне стало страшно за питерских друзей и любимые группы, и я попросил их поостеречься коммерческих концертов в столице. Они вняли моим аргументам, и это, возможно, позволило Боре, Вите и Мише провести по паре-тройке лишних лет на свободе… Реакция ущемленной стороны — от предлагаемой статьи до облавы на «Браво» — не замедлила проявиться.

 

Пути-дороги дядюшки Ко

Разные люди об одном:

— Что касается Ко, то это человек безусловно талантливый. Многие мысли настоящей работы почерпнуты из его бессмертных творений…

И. Монахов. «Новый Гесиод», «УХО» № 4

— Не понимаю, что ему теперь нужно.

Саша М, журналист

И далее:

— Мне трудно общаться с человеком, который смотрит на меня сверху вниз, как будто он большой начальник, а я ему чем-то обязан.

Сергей В., инженер, устроитель

— Неужели вы до сих пор не поняли, что он делает карьеру и не исключено, что на ваших костях?

(Высокопоставленный товарищ, инициалов которого лучше не называть, — доверительно.)

— До недавнего времени не знала даже, что он существует, но если кто хочет узнать обо мне побольше, то может обратиться к нему, потому что даже мой муж, который знает меня десять лет, не может рассказать столько интимных подробностей про меня, сколько этот человек. Зачем он говорит о людях гадости?

Олеся Т., рок-певица

— Собралась тут компания погулять, и Макар был, и Рыженко, и Звездочетов, ну, солидные люди, и этот п… сидит с перекошенной улыбкой на счастливом лице: вино ему не нравится, и нету ему девочек, коньяка, видеомагнитофона. А я б ему дал из нижнего белья чего-нибудь и самого бы… исключительно в… (ценз, купюры).

Леня Н., рабочий

— Читал статьи его и, когда показывал друзьям, мы очень смеялись: пока он переводит по кусочкам, еще ничего, а когда начинает компоновать, то получается бред.

Сергей Ж., музыкант

— Минувшим вечером в Ленинграде было задержано за нарушение общ. порядка 1137 чел., из них 1098 громко хохотали после 11 часов: они прочли последнюю статью Ко в «Ровеснике».

Игорь С. (Нехороший), музыкант, г. Ленинград

ГЛАВА 1

Рудаки. Сад Разума

То было прекрасное время, когда некий студент истфака появился в доме на Сущёвской ул. в редакции известного молодежного журнала.

ОН: типичный представитель «золотой» столичной молодежи со всеми ее плюсами и минусами. Из «джентльменского набора» этого сословия предпочитал женщин и музыку вину и дури! Плюс знание английского и определенные литературные способности.

Не удивительно, что благородная дама, с мужеством макаревичевского/пановского капитана корабля направлявшая руль журнала в мутных водах западной поп-музыки, обратила внимание на благородного дона.

С этого началась его карьера и сразу пошла в гору, потому что «Melody Maker» тогда читал мало кто и учащиеся школ/ПТУ с энтузиазмом подклеивали произведения т. Ко в свои самодельные «Рок-энциклопедии».

Смешно было бы отрицать его заслуги пропагандиста «Темно-лиловых» в эпоху «Голубых». За это можно простить примерно треть его последующих подвигов.

ГЛАВА 2

«ДДТ», г. Уфа

Ну что же, разве это странно, что способный журналист и знаток английского языка стал авторитетом в области рок-музыки?

Конечно, это нормально, никто не спорит.

Кстати, раз уж пришлось к слову: каково, по-вашему, соотношение параметров «журналист» и «знаток английского языка» в характеристике описываемого организма? На сей счет существуют разные мнения. Вначале многие были склонны объявить его чуть ли не гением музыкальной журналистики. Потом появились сомнения, и высказал их впервые Д. Уайт, добывший где-то книгу Ника Кона «Рок с самого начала», — любые пять строчек перевода этого сочинения ведущего западного коллеги Дядюшки Ко демонстрируют удивительную идентичность стиля и отдельных оборотов, причем вряд ли приоритет принадлежит московскому критику. Забавно, что московский критик с яростью отверг идею печатания Ника Кона в «Зеркале» и «Ухе» под предлогом якобы его неактуальности.

Не недооценивая социальные последствия широкого распространения произведений товарища Ко в массах и не переоценивая в то же время их эстетические достоинства, мы можем сегодня смело сказать: монополия на знание западных дел рассеялась, и видно, что из официальных авторов того же «Ровесника» Л. Захаров и Н. Рудницкая пишут (переводят?) не хуже, а если брать самодеятельных — то Ц. Глагольский на голову выше Ко (владеет собственным, а не переводным стилем и просто глубже и серьезнее мыслит), и целая обойма авторов: Кардиналов, Добровольский, ленинградские ребята из РОКСИ. Боря Гребенщиков опять-таки ничем не хуже прославленного литератора.

ГЛАВА 3

Дядя сам о себе — «УХО» № 1

Специфика наших условий выразилась в том, что карьера Ко не ограничилась областью журналистики, и к концу семидесятых годов он стал признанным мэтром отечественного рока, то есть практическим руководителем. Причин здесь несколько: во-первых, в то время интеллигентная элита еще смотрела на рок как на урло-вую деятельность, и Ко выступил в роли Прометея, милостиво спустившегося с Олимпа к грязным битникам, чем сразу привлек к себе внимание и снизу, и сверху.

Во-вторых, как справедливо отметил И. Монахов в своем историческом обзоре советского рока, в эпоху тотального отставания отечественной музыки и диско-идиотизма масс нужны были нетривиапьность мышления и осведомленность Ко, чтобы призвать лабухов к самокритичности и заявить: «Вы стучите по одной клавише. Посмотрите, что творится в метрополиях». Историческая роль Ко и его большая заслуга закпю-чась в том, что восстановилась связь «клонов» «Машины времени» с мировым музыкальным движением, поднявшим флаг «новой волны».

Музыканты стали просить у нашего героя содействия в отношениях с печатью и пр. официальными организациями и совета в отношениях со своим искусством и зрителем. В свою очередь, люди сверху привыкали смотреть на него как на законного представителя музыкальной молодежи. И, работая м. н. с. в гуманитарном НИИ, он вдобавок приобрел полное право писаться в статьях «искусствоведом». Среди сторожей и «инженеров на сотню рублей» искусствовед, согласитесь, романтическая фигура.

ГЛАВА 4

Народная песня

Общественная биография Ко выглядит так: МФТИ, Тбилиси, МИФИ, «Зеркало», «УХО»… Он любит до сих пор предаваться воспоминаниям такого сорта: «Вот я был устроителем сейшенов! Эх, какие мы сейшена делали!». Это поза увешанного регалиями директора завода: «Я тоже начинал простым работягой, так что не суйте мне в нос ваши грязные руки!»

Но вот что, братцы-граждане: вполне ли вы представляете себе стройную, модно одетую дядину фигуру распространяющей тикета или таскающей на хребте тяжелые колонки? Похоже на тифозный бред с летающими слонами. Дело как раз в том, что дядя никогда не любил грязной работы. Он мужественно доверял ее другим, хотя и не отказывался при случае заметить: «Да, это я постарался». Вокруг него постоянно циркулировало некоторое количество юных и не очень юных племянников, довольных и даже гордых таким положением. Когда, однако, ряды их стали редеть, благосклонное небо послало (в конце 80-го года) в скромные апартаменты дядюшки студентов МИФИ из клуба Рокуэлла Кента. Они предложили мэтру участвовать в работе семинара по современному искусству, а в сущности руководить им. В ответ на что Ко воскликнул: «Давайте проведем социологическое исследование в московских дискотеках!»

Как вы, наверное, уже правильно догадались, социологическое исследование заключалось в том, что ребята из «Кента» ездили с анкетами по забитым пьяными людьми залам и, сильно рискуя, поскольку не имели никакой официальной ксивы, раздавали анкеты народу — а Ко в это время в домашней тишине поджидал добычу.

Потом на этом материале он сделал несколько прогремевших статей.

ВСТАВКА. Из беседы с одним из бывших руководителей РК.

— Вы не замечали некоторой двусмысленности в образе Ко, иначе говоря, что он не очень подходил на роль лидера?

— Во-первых, кто тогда мог реально претендовать на эту роль? Это сейчас «Аквариум» слышится, как пишут в «Комсомольце Татарии», из всех автобусов Казани и во всех подъездах. А тогда, что говорить… Знаете, какая была ситуация в музыке. Потом. В 81 году вектор деятельности Ко был, так сказать, направлен вверх. За ним стоял фестиваль в Тбилиси, музыкальный клуб в физтехе, смелые и прогрессивные дела. Да он никогда и не говорил, что хочет быть лидером, наоборот, против всякого администрирования, ругал Ленинградский рок-клуб за это и Гену Зайцева просто называл идиотом.

— Но что-то настораживало?

— Кого как, некоторые отмечали мелочи: что наш опрос дискотек вроде бы официальный, а вроде бы и нет. Что в выступлениях Ко наблюдаются поразительные противоречия.

ГЛАВА 5 (О честности)

Убеждения Дяди Ко вещь вообще довольно смутная, как кольцо Сатурна: издали реальное и даже массивное, а вблизи кусочки льда, прыгающие в вакууме.

На этом фоне нас не должны удивлять зигзаги его критических выступлений по отдельным вопросам. М. Николаев в статье «Зачем же, дядя?» («УХО» № 2) правильно указал на основной критерий, по которому Ко оценивает советские ансамбли: ХОРОШО ТО, что вчера на минутку развлекло самого Дядю Ко. Пока направление развлечений критика совпадало с направлением прогресса, это не вызывало возражений, разве что легкое недоумение.

Во всяком случае, основанный при РК музыкальный вестник «Зеркало», имея дядюшку своим основным автором и наставником, успешно функционировал около года, и читатели его не обращали внимания на такие мелочи, как то, что в № 1 в статье «„Машина времени" — путь в 12 лет» Макаревич всячески превозносится, а в № 2 в статье «Ребята ловят свой кайф» решительно осуждаются «клоны „Машины времени"», давно отставшие от мировой музыки.

Дядюшка выдвинул основной постулат советской «новой волны»: в интервью, напечатанном в № 5 «Пресс-бюллетеня» Джаз-клуба МВТУ: «Рок-музыкантам следует искать источники вдохновения в „подъездно-подростковой" и блатной песне». Там же он объявил В. С. Высоцкого первым в России рок-поэтом — идея, подхваченная впоследствии всеми нью-вейверами вплоть до А. Панова.

В «УХО» № 1 в «Песнях городских вольеров» идеи, которые некий П. Суровый определил как панк-текстизм, развиты Дядей Ко до конца, и авангардом соврока провозглашен «Зоопарк» как самая «текстовая» группа.

После чего многих ошеломил головокружительный кульбит критика, заявившего без всякого перехода, что «тексты не имеют никакого значения», и взявшего под крыло «Центр» Васи Шумова — группу, которая по тупоумию текстов смело может соперничать с М. Пляц-ковским.

Эта маска надета с лета 82 года. И можно с удивлением наблюдать такую картину: контролируемый дядюшкой «Ровесник» с настойчивостью поломанного робота лепит статью за статьей, пропагандирующие западные группы за ХОРОШИЕ, АКТУАЛЬНЫЕ, ПРОБЛЕМНЫЕ ТЕКСТЫ («UB40», «Jam», «Clash» и т. д.), а как только речь заходит о родных ансамблях, дядюшка изумленно поднимает брови: «Какие мысли? В песнях не должно быть мыслей! Песни должны развлекать!» — см., например, его историческое выступление в «рок-разговоре», «Юность», 1983, № 5.

«Ну, Пляцковский… — бросает наш герой изумленному читателю такого рода публицистики. — А что вам дался Пляцковский? В его стихах есть свой кайф. Они забавные».

«Ни хрена не понимаю!» — скажет читатель. Но постепенно приходит и понимание.

ГЛАВА 6 (О хорошем человеке)

Я — произведение искусства!

(Из высказываний Дяди Ко)

Действительно, трудно сделать себя «произведением искусства» — аналогом прихотливого английского лорда XIX века в столь неподходящей обстановке, как Москва 80-х гг. ХХ-го.

Для этого нужно от многого отказаться. Например, от таких «урловых» понятий, как товарищество, честность со своими ребятами и пр.

Когда в клубе РК начались неприятности, грозившие нескольким студентам самыми печальными последствиями (причина — «Зеркало»), физики обратились к дядюшке как к человеку, вхожему в «сферы», за содействием. Удивительно, как динамично это «произведение искусства»! Только что хваставший направо и налево своими высокими знакомствами, человек в один момент переключается на единственный сюжет: «Я здесь ни при чем. Моя фамилия не должна упоминаться». Наконец чтобы не терять достоинства, он роняет: «Ну ладно, поговорю тут с одним чуваком из… (называется важная организация)». И спустя неделю: «Ваше дело слишком серьезно. Он не в силах помочь».

Забавно, что упомянутый «чувак» спустя несколько месяцев, когда гроза миновала и совсем другие люди, полупосторонние, вступились за клуб, случайно оказался за одним столом с одним из РК-овцев. Он утверждал, что и слыхом не слыхивал об этом деле.

Тем не менее новый музыкальный сборник типа «УХО» снова привлек в свои объятия ненадежного сэнсэя.

Вспоминает один из энтузиастов этого дела:

— Конечно, неприятен человек, который говорит: «Я надеюсь продаваться подороже, пусть у покупателей будут финансовые трудности». Шутка это или нет, черт его знает.

ГЛАВА 7

Я их использовал,

пока они мне были нужны.

Потом я послал их на…

(Из высказываний Дяди Ко)

Странные в человеческом отношении поступки вполне естественны сточки зрения «золотой молодежи» ИТ. н. «элиты» — среды, где воспитывался и рос наш герой.

Богато наделенные от рождения всеми благами и вхожие в красивые гостиные, эти люди с глубоким презрением относятся ко всем, кто не смотрит видеомагнитофон, не читал последней английской книжки и не пьет французский коньяк.

«Плебеи» получают доступ в «высший свет», только если они практически полезны или способны хорошо развлекать господ аристократов. Последнее относится к музыкантам. Ко любит демонстрировать «дружбу» с ними, но это, по правде говоря, дружба того же рода, как между каким-нибудь средневековым графом и нашедшим приют в его замке бродячим певцом. Что касается устроителей, то они занимают еще более низкое положение в сословной иерархии. Их можно кинуть на бабки, можно остроумным ходом подставить под удар, и уж во всяком случае, они не имеют права голоса.

Когда в феврале 83 г. случился облом на гастролях «Аквариума» и на последнем концерте музыканты сами отказались играть, будучи на 100 % уверены в неприятных последствиях, «Почему нет музыки? — раздраженно спрашивал Ко. — Зачем я сюда ехал?» «Пойми, — урезонивает его приятель, — людей с работы попрут!» — «Ну и что? Попрут— и… с ними!»

Примерно такого же рода отношение к публике. Распинаясь в преданности Высоцкому, довольно странно не заметить его слов, сказанных на концерте в Торонто: «Если кто говорит, что поет сам для себя, то это все неправда. Поют для тех, кто в зале, для людей». Мнение дядюшки прямо противоположное, он его сейчас совершенно не скрывает: публика — дура! Для искусства важно мнение самого Ко и десятка его друзей, образованных ценителей.

ГЛАВА 8

Он неукоснительно устал

и пошел по следу дальше.

МУХОМОР

В последнее время дядюшке немного надоело быть «подпольным певцом». Но он был слишком умен, чтобы следовать по стопам многочисленных героев музпрессы типа Ю. Филинова, В. Кривомазова, А. Налеева или Д. Ша-вырина. Чем продавать себя открыто перед входом в ресторан, куда хитрее продавать себя так, чтобы сохранить в глазах общественности звание честной женщины.

(Кстати, иногда проституция наказывается товарищами по профессии…)

И вот что он сейчас делает: созидает здание новой эстрады образца 80-х, в которой форма должна соответствовать мировым стандартам, а содержание… модифицированным вкусам Дядюшки Ко. Не шутите сэтим: ребята выходят на сцену уже не в клешах и не в рубашках воротниками наружу, а в самых настоящих бананах с фирменными лэйбаками, где — мощь! — написано «монтана» или «райфл». Вот мужество! Вот смелость художника! И поют они не песни Дементьева и Пляцковского, нет! Они поют свои, ничем не отличные от Дементьева/Пляцковского.

Произведя славную революцию в совэстраде — то есть заменив «Акварели» и «Верасы» на «Центр», «Гулливеров» и славный ансамбль «салонного рока», как они сами себя именуют, «Город», — дядюшка надеется занять в этом болоте должность главного водяного. Примерно то же, которое в соседнем болоте отведено доблестному борцу за джаз т. Баташову.

Он уже предпринимает первые практические шаги: так, в конце прошлого года он возглавил самый серьезный комсомольский музклуб Москвы (на ул. Герцена) и т. д.

Единственное, что беспокоит сейчас героя, это растущее сопротивление со стороны рокеров, врубившихся в его хитрую игру.

ВСТАВКА: Китайская история, а также классическая литература переполнены образами отважных разбойников, становившихся таковыми только стой целью, чтобы в наиболее выгодный момент обратиться к императору с просьбой о помиловании. Интересно, что тот чин, который они при этом получали, прямо соответствовал количеству подчиненных, «сданных» ими вместе с собой. Любопытная дилемма вставала тогда перед этими подчиненными: они могли остаться при бывшем шефе в роли простых наемников или… А если нет?

Очевидно, атаман был первым долгом заинтересован в уничтожении таких людей, которые не соглашались с зигзагами его курса.

Столь же ясно, что Ко намерен запродать коммерсантам от искусства всю нашу рок-самодеятельность… Вопрос в том, как к этому относиться: можно спокойно — «Ну что с того, что человек написал хвалебную статью о группе „Пламя"? Может, человеку нужно было 10 рублей в ресторан сходить?»

К счастью, не все в Москве столь снисходительны. Как только Ко узнает о критическом к своему величеству отношении, он «принимает меры…» И мы узнаем тогда, что наши друзья — алкогольные дегенераты, уголовники etc., а подруги — шлюхи. И те, и другие промышляют доносами. Эти повести приятно разнообразят жизнь.

Вот уже год аналогичная фень-ка прогоняется по адресу одной известной в Москве муздеятельницы: что она чуть ли не со школьной скамьи строчит-де на всех поклепные телеги. Хотя когда подобные вещи утверждаются без единого доказательства и с параноидальной назойливостью, то это скорее наводит на размышления по поводу автора сказки, а не ее героини.

Тем более что дядюшка особенно не скрывает своих способностей:

— Я на всех вас дам показания! — говорит он не поморщившись. — Я буду мешать всем вашим начинаниям ВСЕМИ способами!

Вы спросите, какого черта дались ему обычные шефские концерты, почему он запугивает музыкантов: «Вы-де попали в лапы преступников… Вас прямо на сцене арестуют…» и проч, чушь. Не понимаете?

Да та же китайская игра! Он претендует на роль руководителя советской рок-музыки, а молодежь в Москве знать не хочет его протеже, она кричит «ура» на концертах Майка и групп «Пепел», «Зебры», «Трек» etc. Что делать? Надо сделать так, чтобы этих концертов не было вовсе.

ГЛАВА 10

Город Ницца находится

в руках мафии.

Грэм Грин

Последнее время деятельность дяди разворачивается под флагом «борьбы с уголовниками». Отважный московский Ник Кон хочет стать заодно и Грэмом Грином, не оставив англосаксам вовсе никаких лавров.

ВСТАВКА. Вспоминает один из б. помощников Ко.

— Ко долго ругал меня матом за то, что я познакомил-де «Странные игры» с «уголовниками». Вообще-то я сам не знаком с «Играми», но это неважно. Я долго пытался добиться у него разъяснения, что он понимает под словом «уголовник», но он ловко уходил он конкретных вопросов: «Ну, короче, вся эта мразь концертная…»

В конце концов я понял, что к уголовникам относится процентов 90 музыкантов и любителей музыки в столице.

— Да как же без них? — удивился я.

— Очень просто, — сказал он, — обратись к моим друзьям. Возможно, их услуги обойдутся вам несколько дороже, но зато это не уголовники.

Да, заметим мы, практика показала, что некоторые ближайшие сподвижники Дяди практикуют такое кидалово, что будь они уголовники, их давно бы уже покарали по законам улицы. Хотя остались и в этой компании приличные люди. Все диалектично. Но дядя сегодня не склонен к диалектике.

Так что запомните: кто пьет коньяк с дядей — тот в Москве честный человек, а кто пьет водку или, упаси боже, портвейн в другом месте, — тот особо опасный рецидивист, и расскажите вашим друзьям эту повесть юриспруденции. Судебная практика упрощается!

ГЛАВА 11 (Благие итоги)

Конкретные достижения дядюшки в последнее время достойны хотя бы краткого упоминания.

Во-первых, это уничтожение лучшей в стране группы «Аквариум».

Как только в марте сего года в Москве наметилось неудовольствие публики по поводу репертуара группы и поведения ее администратора, дядюшка немедленно встал в позу «защитника чистого искусства» — публи-ка-то дура! — и точными дипломатическими действиями добился того, что группу просто перестали приглашать в столицу.

Естественно, внутри «Аквариума» начались сложные разборки. Курехин сказал, что вертел все это дело и будет играть джаз. «Молодец, — улыбнулся дядя. — И ты, Боренька, поди поиграй с ним!»

Теперь доверчивый Боренька может «играть» крышкой от заварочного чайника на гитаре, а люди — ругаться матом: «Где песни? Что за фигня?», а прочим членам «Аквариума» просто не находится места в этой идиллии, и они мрачно пьют вино по квартирам.

Фото В. Конрадта

«Аквариум»

Кто ответит за это? Так ли нужны нам «Пламя» или даже «Центр», чтобы, расчищая им дорогу, наносить вред «Аквариуму»?

Потом — великолепный «рок-разговор» в «Юности» № 5. Усилиями двух членов редколлегии удалось впервые пробить здесь солидную рок-публикацию. Как же использовал тов. Ко эту возможность? Она истрачена на рекламу нескольким достойным людям, которым, впрочем, никакая реклама уже не нужна, и сверх того фарцовщику Киселеву из великолепнейшей команды «Земляне» и убогому Шумову. Последний был избран полноправным представителем советской музсамодеятельно-сти. Неужели кто-то всерьез надеется, что образ Шумова, даже если 600 раз назвать его наследником Стравинского и Вертинского, способен расположить в пользу рока официальных лиц или интеллигенцию?

ГЛАВА 12

«Зебры», г. Москва

Вообще-то он, конечно, не карьерист — ему нравится двигаться наверх ровно постольку, поскольку это занятие альпинизмом не посягает на его основной принцип: быть произведением искусства — то есть на всё и на всех плевать.

Однако аппетит может прийти во время еды. Для человека, соединяющего честолюбие с искренним презрением к окружающим людям, карьеризм — одна из немногих реальных жизненных моделей.

Так что следите за прессой.

А мы просто предупреждаем всех, до кого дойдут наши слова:

НАМ НЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ:

— рок-музыка хотя бы отчасти находилась под контролем человека с принципиальностью флюгера и честностью ресторанного швейка;

— и новые генерации честной, самоотверженной молодежи становились его бессловесными орудиями, предназначенными к выбросу при первой же опасности;

— и годы трудов многих людей по созданию НАСТОЯЩЕГО ИСКУССТВА из того, что было тупой эстрадой и копированием фирмы, пошли ослу под хвост.

Но, скорее всего, ни черта у него не выйдет. Советский рок сегодня — уже достаточно серьезное явление, чтобы очищением себя поддерживать, как говорят биологи, «гомеостазис» — устойчивость внутренней среды.

(Журнал «УХО», 1983 г.)

 

Объяснительная записка

Я, Троицкий А. К., по поводу своего участия в т. н. «конфликте с Ильей Смирновым» хотел бы сделать следующие пояснения.

Первое. Конфликт прошу считать односторонним. И. В. Смирнов уже в течение 7 (семи) лет ведет со мной войну, о которой я, как правило, даже не подозреваю. За это время он успел сказать, написать, а также сделать много нехорошего в отношении меня. Я, со своей стороны, никак на эти выходки не реагировал (строго говоря, они мне были просто безразличны). Данная записка является моим первым и, вероятно, последним ответом на многолетнюю клеветническую кампанию, развязанную против меня Смирновым И. В. и его идейными сообщниками (с большинством из которых я и знаком-то никогда не был).

Второе. Перед лицом общественности заявляю, что в феврале (или марте) 1987 года я поставил свою подпись под аморальным по сути, хотя и во многом правдивым по содержанию Письмом в защиту Рок-лаборатории. (В содеянном я раскаивался еще в момент подписания, раскаиваюсь и сейчас.) Многие убеждены в том, что именно с этого эпизода и начался т. н. «конфликт». В действительности же вышеупомянутое Письмо явилось для Смирнова И. В. не более чем долгожданным поводом как-то оправдать свои враждебные акции и придать им характер благородного гнева. Что до самих акций, то начались они, повторю, еще семь лет тому назад и наиболее разнузданный характер носили в 1983–1984 гг.,т. е. задолго до появления Письма и самой Рок-лаборатории. Полагаю, товарищи, что в тех жестоких гонениях, что обрушились на меня в период позднего застоя — я имею в виду увольнение с работы, запрет на публикации, обыски, вопрос о выселении меня из страны, — есть немалая лепта Смирнова и его партнера Сигалова, фабриковавших доносы на меня и устраивавших подлые провокации. (Мне скучно и противно писать в деталях о том, какими мелкофашистскими методами Илюша и Мишанька топили, точнее, «дотапливали» Троицкого. Желающие могут получить целевое интервью на эту тему.)

Фото из архива автора

Артемий Троицкий, 1990 г.

Третье. Некоторые товарищи полагают, что причина т. н. «конфликта» — наши со Смирновым принципиальные идейные расхождения. Для начала замечу, что даже если бы таковые и были, это еще не повод для того, чтобы делать людям пакости. Возникни у Смирнова «идейные» претензии ко мне — он мог бы высказать их в личной беседе, интеллигентной дискуссии. Однако мой оппонент, вешая на меня гирлянды ярлыков в своих публикациях и выступлениях, все эти годы старательно избегал и избегает личных встреч и разговоров. И я знаю почему: потому что спорить со Смирновым И. В. нам не о чем. Ведь все эти годы он истово проповедует все те идеи и идейки, что я, Троицкий А. К., впервые высказал и сформулировал лет десять тому назад. Но я — антидогма-тик; мне скучно жить, надолго приклеившись к одним и тем же теориям (как чужим, так и своим собственным); мой интеллект постоянно находится в движении, анализируя новую информацию, моделируя новые ситуации, формируя новые стратегии. Смирнову И. В. это не свойственно. Он сторонник твердых убеждений (Нина Андреева называет их «принципами») и готов идти за них до конца. В каком-то смысле в его лице (если идет речь о роковой ипостаси) вы, товарищи, имеете дело с окостеневшим А. Троицким образца 1981 года. Как с писаной торбой носится Смирнов И. В. с набором почерпнутых у меня постулатов (типа: «Рок — это современное народное искусство» или «Рок призван адекватно отражать окружающую реальность»…), которые сам я давно позабыл, как банально ненужные или просто по-детски глупые. Бедный мальчик Илюша.

Четвертое. В свете вышесказанного можно допустить, что мое критичное отношение к собственным теориям, квалифицируемым оппонентами как отступничество, предательство, ревизионизм и оппортунизм, сыграло некоторую роль в формировании у Смирнова И. В. негативного отношения ко мне. Однако главный мотив, побудивший его на разворачивание т. н. «конфликта», был совсем иным. Поясню. Я и практически все мои товарищи, поклонники жанра, пришли в рок как в Храм Удовольствия — т. е. наслаждаться музыкой и между делом ухаживать в разных формах за девушками, употреблять стимулирующие и расширяющие сознание препараты, неформально общаться. Что до Смирнова И. В., то он пришел в рок , как на Арену Политической Борьбы, а Политическая Борьба — это, в конечном итоге, всего-навсего борьба за влияние и власть. Именно этим и занялся Смирнов И. В. с присущей ему целеустремленностью, едва успев освоиться (не без моей помощи) в кругу любителей и исполнителей песен в стиле рок. Я же стал главным объектом этой борьбы, «врагом» — поскольку занимал в тогдашней рок-структуре ту самую нишу (главного философа/публициста), которую вожделел занять Смирнов И. В. Если бы, как в партийно-государственной иерархии, подобным статусом можно было бы манипулировать — как, скажем, должностью «секретаря по идеологии», — я бы с легким сердцем отказался от него в пользу Смирнова И. В. или кого угодно, т. к. власть меня не интересует. Здесь, однако, все получилось сложнее. Поскольку авторитет мой в рок-кругах был велик и носил сугубо неформальный характер, операция по дискредитации приняла затяжные и маниакальные (со стороны Смирнова И. В.) формы… Такова, товарищи, реальная подоплека т. н. «конфликта», и пусть вас впредь не вводят в заблуждение разговоры об «идейных разногласиях» и «моральной травме», нанесенной Смирнову И. В. Письмом Рок-лаборатории. (Полагаю, что немного было в жизни Смирнова минут столь радостных и вдохновенных, как те, что связаны с этим письмом. Наконец-то парня приметили; наконец-то Борьба пошла всерьез! Наконец-то Троицкий, долгие годы бесивший своим подлым непротивлением, показал хищный оскал!.. Сожалею о Письме, сожалею о подарке.)

Пятое. Если взглянуть на вещи шире, то суть миссии Смирнова И. В. заключалась в том, чтобы насадить в оттяжноотвязном отстойнике советского рока элементы политизированного сознания. Причем не столько в творческой, сколько в чисто «житейской» сфере. Разбить инертную аполитичную общину на противоборствующие фракции и регулярно проводить локальные перевороты и прочие революционные акции под мудрым руководством скромного и неподкупного «Ленина Русского Рока» — Ильи Смирнова. На деле все вышло значительно мельче; ограничилось в основном интрижками и зубодробительной большевистской полемикой в самодеятельных журналах. Пожалуй, это прибавило пикантности нашей рок-жиз-ни, однако общая атмосфера стала заметно гнуснее и ожесточеннее. В не очень здоровый, но по-своему чистый организм нашего рока Смирнову И. В. удалось занести вирусы того, чего там отродясь не было: политиканства, идеологизации, какой-то ублюдочной партийности.

Ничто не живописует доктрину Смирнова И. В. лучше, чем его собственный журнал «Урлайт». Не так давно я впервые прочел один из выпусков (N2 6, 1989) и очень развеселился. Давно я не держал в руках издания, настолько неплюралистичного и идеологически запрограммированного. Градус «партийности» здесь превосходит, я думаю, газету «Правда» 1984 года и приближается к журналу «Корея». Есть один живой классик (Смирнов Илья), на пророческие труды которого постоянно ссылаются другие авторы, а также он сам. Кое-что из его нетленного — трехлетней давности — наследия тут же перепечатано по новой с легкой правкой (в духе времени и текущей политики) — чтобы не забывали. Для полной объективности замечу, что в одном месте классика любовно журят (вероятнее всего, его же собственными устами) за давнишнее сотрудничество с газетой «Московский комсомолец»… На противоположном полюсе — идейно-политические враги и предатели, «Банда четырех» (пяти, шести). Их имена также поминаются всуе, по поводу и без повода, но обязательно в обличительном контексте. Опять же, чтобы люди не забывали: борьба идет, ревизионистская зараза не дремлет… Материалов нейтральных (т. е. соглашательских, бесхребетных) практически нет: всё в «Урлайте» окрашено багрянцем Великого Противостояния героического Русского Рока и вероломной шайки сыто-мажоров (Троицкий, Липницкий, Шумов…) с примкнувшим к ним ренегатом Жариковым. Угроза, по Смирнову и «Урлайту», состоит в следующем: мерзопакостные сыто-мажоры (среди которых есть и предатели-отступники, и продажные государственные чиновники) просочились внутрь многострадального Русского Рока и теперь методично, изнутри подтачивают его духовные нравственные устои, развращают и спаивают нашу рок-общину (втайне ее презирая), гадят на могилы великих соотечественников и готовятся продать за кордон или просто затопить в дерьме все наше честное национальное роковое достояние… Любопытно, что если заменить слова «рок», «роковый» на «народ», «народный», «рок-общину» — на «нацию», а «сыто-мажоры» — на «жидо-масоны», то получится в чистом виде агитационная информация общества «Память».

Фото В. Конрадта

Артемий Троицкий

Ленинградский автор Борзыкин в свое время абсолютно точно подметил, что дело не в «цвете знамен», а в «симптомах болезни». Смирнов И. В. может называть себя кем угодно — демократом, антифашистом, антисталинцем, — но «симптомы болезни» неумолимо вписывают его в одну компанию с одиозными товарищами, от Лигачева до Сычева. Эти симптомы — нетерпимость, фанатизм, демагогия, политиканство и органично присущее право судить, казнить и миловать. Среди известных мне людей нет никого, кто был бы больном антисталинистом на словах и одновременно большим сталинистом по духу, чем Смирнов. (Странно, даже инициалы — И. В. С. — совпадают.) Интересно, сознает ли это он сам?

Шестое. Неукоснительная одержимость Смирнова И. В. некоторыми воспринимается как признак благородства и порядочности. Это заблуждение вообще (вспомните роман «Бесы») и в отношении Смирнова в частности. Не бывает порядочности «выборочной»; человек или способен делать подлости, или нет. Смирнов И. В. способен, притом регулярно и целенаправленно. Это я испытал на себе. Можно допустить, что он это делал (и делает), руководствуясь не жлобскими инстинктами (зависть, деньги, женщины), а интересами некоей Благородной Идеи — скажем, всемерного процветания Независимого Русского Рока п/у «Ур-лайта». Что ж, значит, Смирнов И. В. — не просто негодяй, а идейный негодяй. Человек, воплощающий в жизнь сталин-ско-ставрогинскую формулу «Цель оправдывает средства», она же станислав-куняевская формула «Добро должно быть с кулаками». Опять та же компания.

Седьмое. В заключение данной Объяснительной записки я хотел бы сделать перед лицом общественности два коротких заявления.

1. Мириться, ссориться, вести полемику и вообще общаться со Смирновым И. В. я не буду, поскольку как человек он мне несимпатичен, а как автор — неинтересен.

2. Ни праведного гнева, ни зла на Смирнова И. В. я не таю. Буду рад, если он принесет глубокие и искренние извинения за все те пакости, что он мне устраивал. Не обязательно делать это прилюдно в устной форме — можно письменно, можно даже мысленно. Поскольку нужно это не мне, а ему.

21-22 февраля 1990 г.

А. Троицкий

(Публикуется по рукописному оригиналу.)