Не надо думать, что паломничество сегодня — легкая и приятная прогулка. Это верно лишь отчасти. Действительно, раньше, скажем, в XVIII веке, паломничество было довольно опасным и трудным делом. (Поэтому так известен в православном мире Григорович-Барский, совершивший два путешествия по святым местам Востока.) Сейчас же к святым местам ездят на поездах и самолетах, не страдают от холода и голода, да и разбойники чаще всего не прибегают сегодня к физическому воздействию, а пользуются другими методами.

Но все-таки паломничество по сути своей — это не туризм, а труд, жертва Богу, и поэтому оно не может быть лишь просто и приятно. Господь все время испытывает нас. Меньше, конечно, чем наших предков, из-за нашей немощи, но испытывает. Ни разу мне не удалось съездить так, чтобы не было никаких искушений, чтобы сразу попасть на Святую Гору, не встретив никаких препятствий. То визу вовремя не дадут, то забудут внести в список для получения диамонтирия (специального афонского паспорта)… Да и на самой Святой Горе — отправишься в одно место, окажешься порой совсем в другом, и так далее.

Бывает и так, что все паломничество состоит из сплошных преград. А в этот раз случилось все, что только могло случиться: и визу не успели дать, и билет пропал. Два раза отменяли корабль. Когда же наконец мы ступили на афонскую землю, то я почти сразу сбил ноги. Первый раз за все свои путешествия по Афону. Но к ногам прибавилось весьма весомое дополнение: мы заблудились. Причем заблудились совершенно безнадежно, и пришлось заночевать в лесу. Случилось это так. Прямо с парома мы выехали на монастырской машине в Хиландар, там поклонились Божией Матери и отправились в Есфигмен, где выслушали довольно длинную лекцию об экуменизме русскоговорящего отца О. Все рассказанное есфигменским отцом мы давно уже хорошо знали и сами, но не хотелось обижать отца, нашедшего время просветить нас. Мы очень внимательно его слушали и задавали вопросы. А в конце задали самый животрепещущий для нас вопрос: «Как добраться до Ватопеда?» Потому что никто из нас никогда не ходил отсюда пешком в Ватопед. Отец довольно долго и подробно объяснил нам и это. Но едва мы вышли за ворота, как начались неожиданности. Указатели, которые должны были указывать дорогу, валялись кучей на земле. Это произошло то ли от того, что шли какие-то работы, то ли от обиды есфигменцев на остальную афонскую братию, которая не разделяет их чувств к Вселенскому патриарху. И тем более не разделяет их методов борьбы. Так или иначе, но начало трудностям было положено. Хотя с этой проблемой мы легко справились и нашли вроде верную дорогу. Нам надо было торопиться: времени уже оставалось мало, дело шло к вечеру. И мы устремились в едином порыве в Ватопед.

Редко спутники оказываются равные по силам. Вот и сейчас было очевидно, что мне не угнаться за Костей. Тот готов был рваться вперед прямо без тропинки. И самое удивительное, что это у него получалось. Мало того что я не такой уж хороший ходок, но, как я уже говорил, в самом начале пути успел стереть ноги. И все равно мы спешили, как могли, по широкой, пробитой, очевидно, недавно, дороге. Думать было некогда, оглядываться по сторонам тоже, и когда мы обнаружили, что идем не по берегу моря, а забираемся все выше и выше наверх, куда-то в глубь полуострова, поворачивать было уже поздно. Но дорога должна же привести нас куда-то, так наивно мы думали. Самое смешное, что вокруг виднелось довольно много отметин цивилизации: то какая-то хибара, что-то вроде общежития для рабочих (разумеется, пустая), то даже машина в весьма приличном состоянии, конечно же, без хозяев. То есть чувствуешь себя не заблудившимся в дебрях, а как бы разгуливающим по городу, но подуставшим от одиночества. Я давно уже заметил, что человек научился помечать территорию самым удивительным образом. Поэтому и там, где редко ступает нога человека, найдешь весьма приличный проселок и множество технических деталей, разбросанных по пути: колеса, шестерни, а вокруг ни души на десятки, если не сотни километров. Так и здесь. Вот дорога начала ветвиться. Тот, кто не ходил проезжими афонскими дорогами, не знает того разочарования, которое испытывает путник после десяти километров пути по жаре, когда он обнаруживает, что дорога… Нет, не сужается, не переходит в маленькую тропинку, а просто обрывается, а далее — чащоба, точно такая же, как и во всех остальных направлениях. Возвращаешься назад и задумываешься о капризах цивилизации? И приходишь к одному и тому же выводу: «А может, лучше на Афоне совсем без нее, без цивилизации. Без вертолетов, микроавтобусов, компьютеров и даже телефонов?» Есть еще на Афоне запреты на некоторые продукты цивилизации. Например, на интернет. Им разрешено пользоваться только в определенных случаях определенным людям. Но мой знакомый, долгое время живший в греческом монастыре, вечерами после службы отчетливо слышал характерную мелодию модема и как бывший программист недоумевал: «Если пользуешься потихоньку этими благами технического прогресса, то надо уметь ими пользоваться и отключить звуковой сигнал у модема».

Таким образом, мы исследовали все ответвления дороги и были твердо уверены, что идем единственно правильным путем. Уже начало смеркаться, когда мы подошли к вырубкам. В темноте было нелегко отыскивать теряющуюся дорогу, но мы твердо следовали ей, пока она не сделала тот же самый финт, что и ее младшие родственники, то есть просто исчезла в этих вырубках. Вероятно, дорога и вела к этим лесозаготовкам. Но по карте недалеко должен был находиться монастырь Зограф, и, быть может, нам при свете удастся отыскать тропинку к нему? Уставшие, мы легли рядом с дорогой: благо у нас были туристические коврики. Ночевка была не очень радостной. Дело в том, что тогда вся Греция страдала от сильнейшей засухи, а у нас осталась неполная полуторалитровая бутылка воды. Кроме того, было ясно, что ночевать придется по соседству с кабанами и шакалами. Рядом была тропа, по которой измученные жаждой животные шли куда-то в лес, где остался еще не пересохший ручей или небольшая лужа. По дороге нам попадались и шакалы, и обнаглевшие в последнее время кабаны. Кроме того, нас, северных жителей, всегда смущает наличие гадов и всяких недружелюбных насекомых типа скорпионов.

Но усталость взяла свое, и мы уснули, махнув рукой и на кабанов, и на волков, и на всякую нечисть. Усталость неплохо примиряет с окружающим миром. Утром оказалось, что мы спали на развилке и рядом находились обломки указателя, на котором было написано «Зограф — Есфигмен». Дело в том, что новые дороги выполняют еще одну недостойную миссию: они сокрушают на своем пути старые, веками существовавшие тропы; уничтожают целые куски дорог, которые с любовью многие десятилетия выкладывали предшественники нынешней афонской братии. Поэтому мы, сориентировавшись по карте, решили идти по руслу пересохшего ручья, который точно выведет к Зографу. Пока мы шли по ручью, Костя вспоминал многочисленные случаи из своей охотничьей практики. Ему приходилось бывать в разных переделках. Вот наконец мы нашли небольшую лужицу, уцелевшую благодаря каменной нише, — очевидно, место паломничества представителей здешней фауны. Мы немного поели, именно немного, потому что есть почему-то особенно и не хотелось. Снова пошли и тут за поворотом увидели буквально чудо.

Когда человек живет в квартире с водопроводом и даже ванной, которую всегда можно наполнить, он перестает ценить эту благодатную жидкость, дающую жизнь человеку. Да и вообще современный человек разучился ценить маленькие радости жизни, которые дает Бог. Какое значение имеет для нас источник холодной воды, когда в любом лотке можно в случае необходимости купить бутылку? Да и погода — жара или холод — нас особенно не волнует: есть у нас и кондиционеры, и нагреватели.

Мы, конечно, не мучились еще от жажды, но хорошо поняли чувства падающего с ног странника, мечтающего только о глотке воды, когда он видит посреди высохшей реки маленький родник. Эта ниточка живой воды вышла наружу среди камня и маленькой струйкой бьет, подобно пульсу. В масштабах вселенной его колебания ничтожны, но для человека биение сердца — то, без чего жизнь невозможна. И этот маленький родничок сумел собрать литров двести влаги в естественном микроводоеме, а после, через несколько метров, таким же непостижимым образом просто исчез в камне.

Современный человек ничего не хочет знать о чуде. Он так старается обезопасить себя от всего: от капризов природы, от всяких неожиданностей, что не может понять, какое это чудо — родник посреди пересохшего русла. Мы защитились от природы, а через это защитились и от Бога, от Его забот и гнева. От радости глотка из лесного источника и от страха перед ураганами, цунами и наводнениями. Паломничество дает нам возможность не только приложиться к святыне, но и почувствовать, что Бог не просто Создатель природы, но и Промыслитель, заботящийся и о нас, и о всей твари. Еще и Смиритель. Я слышал рассказ, как несколько московских бизнесменов весьма опрометчиво отправились по афонской дороге, не запасшись таким простым продуктом, как вода. Так вот, после того как им пришлось несколько часов идти под палящим солнцем и промучиться от жажды, они с величайшим наслаждением пили воду, почерпнутую из лужи фуражкой. В луже той водились головастики, но бизнесменов это нисколько не смутило, и думаю, что радости им этот напиток доставил больше, чем самое дорогое вино в самом лучшем московском ресторане.

Когда мы выбрались наконец к Зографу, нам не нужно было мягких кроватей в архондарике. Мы попали к концу службы и после трапезы вытянулись на пару часов на скамейке около монастыря. Потом была не очень трудная дорога к Ватопеду, мимо местечка, называемого «хери» (рука), где заботливые отцы поставили целый монумент-указатель с изображением руки. Дань всем блуждающим по путающимся афонским тропинкам.

Хери. Один из афонских указателей