ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ «СОЛНЕЧНЫЙ»

41540, Московская область, Солнечногорский район, г.п. Поварово, мкрн. Поваровка, ул. 8-го Марта (51 км. Ленин­градского шоссе).

Когда в 70х годах я учился в школе, мне дико не повез­ло — дачи у нас пока ещё не было, а бабка с дедом из Ниж­него Новгорода все умерли к 1977году. Так, что летом, мне ехать было абсолютно некуда! Тогда мой папаша, предложил мне отправитца в пионер лагерь «СОЛНЕЧНЫЙ», что на­ходился около станции ПОВОРОВО по Ленинградской же­лезной дороге. Слово пионер, комсомолец и коммунист уже с детских лет у меня вызывали подозрения — чего-то нехо­рошего, но темнименее, я согласился посмотреть, что это та­кое — ПИОНЕР лагерь?! Сразу скажу, что он мне дико всё по­нравился, и я ездил туда, до 9 класса.

Теперь это уже не пионер лагерь, а загородный учебно-оздоровительный комплекс «Солнечный» — структурное под­разделение РАГС, в 2011 году ему исполнилось 65 лет.

Пионер лагерь «Солнечный» располагался в живопис­ном, экологически чистом уголке Подмосковья — Солнечно­горского района. Удобное расположение, отсутствие в окре­стностях промышленных предприятий, мягкий климат, кра­сивая природа — липовые аллеи, хвойный лес открывали великолепные возможности для оздоровительного отдыха. Общая площадь лагеря составляет 24 га, часть которой заня­та хвойным лесом, к которому примыкает озеро с целебными родниковыми источниками. Летом можно искупаться в его водах и позагорать на пляже, а зимой — окунуться в прорубь, чтобы забыть о всяческой простуде. Первое, что я ощутил, приехав в «Солнечный», это удивительно чистый воздух. Не случайно эти места для отдыха и творчества в свое время вы­брали И. Левитан и П.Чайковский.

В 1946 году, в послевоенное время Советское правитель­ство пыталось активно решать задачу организации общест­венного отдыха, а попросту — СВОДНИЧЕСТВА. С целью затусовки молодых герлов, с бывшими молодыми фронтови­ками, а к тому времени активными деятелями Коммунисти­ческой партии. Старые тёки от 30 лет, у которых погибли му­жья на войне, Берию уже не интересовали...

С этой целью в лесу, неподалеку от поселка Поварово, на берегу живописного озера были построены деревянные кор­пуса базы отдыха Высшей партийной школы (ВПШ) при ЦК КПСС и для института МАРКСИЗМА ЛЕНИНИЗМА. Здесь отдыхало не только партийное руководство, профессорско-преподавательский состав ВПШ, но и их дети.

Комплекс первоначально назывался «Загородным хо­зяйством», строили его пленные австрийцы из арьергардно­го состава СС дивизии «ВИКИНГ», а также из 11-ого и 42 ар­мейских корпусоф ВЕРМАХТА, которые не успели вырватца из Корсуньского котла в ночь с 16 на 17 февраля 1944 года.

Лагерь был великолепный и чётко построенный, по Ав­стрийской системе, для массово и общественного отдыха. Всё было геометрично и пропорционально. Главный корпус (сто­ловая, кино, администрация) и аллеи с бараками. Каждый корпус-барак имел локальную котельную, а также делился на женскую и мужскую территорию, имел высокий цоколь и тре­угольной чердак. Слева от левых алей находились три корпу­са, пожарный пруд и спорт стадион. Справа от правых алей, находились постройки, которые использовались для различ­ных кружков. Между аллей, располагалось юбилейное место, для проведения торжественных советских ритуалоф, по типу поднятия флага СССР и прогона телег с трибуны. Около КПП лагеря находились амбулатория и администрация, остальные 70% территории заполняли лесные массивы и поляны.

В 1986 г. вместо деревянных АВСТРИЙСКИХ корпу­сов были построены тупые кирпичные здания. Со временем ВПШ объединилась с Академией общественных наук (АОН) и была преобразована в Академию общественных наук при ЦК КПСС. На базе академии была создана Российская акаде­мия управления, а затем Российская академия государствен­ной службы при Президенте РФ (РАГС). Сегодня «Солнеч­ный» — одно из структурных подразделений РАГС.

Кроме «Солнечного» в Поворово, также располагался пионер лагерь «Большевик», «РАКЕТА» и «Орлёнок» имени Клары Цеткин, где отдыхали дети военных и работяг.

 

ГРЕКО-РИМСКИЙ КЛУБ

Итак после 7 класса, я снова отправился на Миусскую площадь (что около м. Новослободская), с целью проследо­вать на модных ИКАРУСАХ в пионер лагерь «СОЛНЕЧЬ-НЫЙ». Каждый год, часть людей, оставались прежними, и вскоре у нас образовалась неплохая компания, вернее не­большой ГРЕКО-РИМСКИЙ клуб. Вернее шайка из трёх рыл: Я, Олег и Данила.

До 8 класса меня интересовали только три вещи: голуби, хоккей и греко-римские васюки. Естественно в нашей тусов­ке всегда были девицы, но так как мы не знали, что с ними де­лать, то им отводилась роль ШНЫРЕЙ:

— Сходи за сигаретами! Спизди гвоздей! Постой на шухере!

Так как в лагере голубей не было, а летом в хоккей не играют, то мы целыми днями рубились в нашем «ГРЕКО — РИМСКом клубе». То есть постоянно читали толстенные талмуды о древней ГРЕЦИИ и РИМСКОЙ ИМПЕРИИ. Ме­сяцами изнуряли от жары в песках Месопатании с МАКЕ­ДОНСКИМ, где состоялось грандиозная битва при Гавгамелах, отбивались от конницы ГАНИБАЛА при КАНАХ, офигивали от страшного холода в походах императора Трояна в Дакию, тонули в битве галер около РОДОСА и первые вры­вались на крепостную стену КАРФАГЕНА!

Если б меня разбудили даже ночью, я мог с точностью ска­зать: сколько было у Афинян галер, сколько битв выиграл Це­зарь, какая — точная штатная численность РИМСКОГО ле­гиона, была перед битвой за Александрию — Клеопатры и тд. Наверно мы прочитали все книги, которые, когда либо, издава­лись в СССР на эту тему. Теперь эти знания упакованы в глуби­нах памяти и завалены тонными гигабайтоф житейской инфы, но образы Античных богоф всегда витают рядом со мной....

Кроме чтения у нас был реконструкторский клуб. Это щас, можно за 1000 уе, приблизительно экипироваться в бойца вафен СС «ДАС РЕЙХ», а тогда приходилось делать — всё своими руками.

Мне очень нравилось то, что все наши поделки могли быть как одновременно прикидом РИМСКОГО легионера, так и одновременно хоккейной формой «СПАРТАК», то есть всесезонными. Например, хоккейную каску можно было быст­ро переделать в римский шлем — покрасить в стальной цвет и приделать ИРОКЕЗ. Железный бронежилет, напульсники и наножники, тоже использовались в хоккее, как средство защи­ты от травм. Кроме этого у нас были короткие мечи, разные копья, лук и стрелы, дротики, крюки, топорики и верёвки.

Когда весь лагерь гонял мяч на футбол поле, мы промыш­ляли в лесу: строили канатные дороги между сосен, на высоте 4х этажного дома, рыли зинданы, строили ловушки и другие васюки в силе РЭМБО.

Один раз я обнаружил у папаши дореволюционную кни­гу «РИМСКИЙ ЛЕГИОН — последний поход в ДАКИЮ» с сотнями полностью ЧЁТКИХ гравюр. Особо сильно нас за­интересовал раздел — «ЗАСАДЫ и ЛОВУШКИ против ВАРВАРОФ». Там были десятки каллиграфических рисунков раз­ных приспособлений, они нам все дико нравились, мы хотели построить, что-нибудь подобное, тем более на уроках ТРУ­ДА, кое-чему научились.

Самый простой, и быстрый проект был рисунок «ПРО­ТИВОПЕХОТНАЯ КАТАПУЛЬТА» и «ЯМА ЛОВУШКА для конницы ВАРВАРОВ». Чтобы замутить такой многообещаю­щий проект, мы перелезли через забор и отправились на раз­ведку местных васюков. Ходить долго не пришлось. Через сто метров закончился лес, и началось поле с озером, где мирно паслись колхозные коровы и дурацкие козы, которые нелепо блеяли и постоянно срали:

—  Так вот значит, где пряталась конница АТИЛЫ?!!!

—  Вторжение варваров, неизбежно! Но их опередим! На­кроем шквалом града!

Коровы мирно жевали клевер и не представляли себе, КАКОЙ УЖАС надвигается на них: АРТЕЛЕРИСТКОЕ НА­СТУПЛЕНИЕ дивизиона ПРОТИВОПЕХОТНЫХ КАТА­ПУЛЬТ!

У меня созрел грандиозный план, который я тут-же с эн­тузиазмом и жаром озвучил парням. Весь день и ночь прошли в лихорадочных приготовлениях: было «организовано» (то есть спизженно) три пожарные лопаты, вёдра, багор, пак­ля с крыши, а также пластмассовые расчёски у всего пионер­ского отряда — необходимые для создания дымовых бомб. Также мы «организовали» все цветочные горшки и все боль­шие куски угля из кательной, весь ОРГАНИЗОВАННЫЙ стаф, был складирован в кружке «УМЕЛЫЕ РУКИ», который кроме нас не пользовался особой популярностью среди раз­балованных пионеров — детей ЦК КПСС.

Вощем, мне дико не терпелось, уже завтра начать рекон­струкцию битвы «КРОВАВый ЛУГ» в Венгрии, я усиленно ду­мал об упрощение конструкции, но тут случилось непредви­денное. Педагог «кружка умелые руки», отравился грибами и засрал зелёным поносом все толчки, после этого его положи­ли в амбулаторию. Мы пришли его навестить, принесли по­дарки — конфеты, персики и дефицитную «японскую жевач­ку», в надежде получить ключи от столярной мастерской. Но он только срал и блевал...

Соответственно взятка персиками не прохиляла, а под­готовка к битве на «КРОВАВОМ ЛУГУ» откладывалось на неопределённое время, чем мог воспользоватца АТИЛЛ — то есть, нанести ЖЕЛЕЗНОМУ ЛЕГИОНУ неожиданный и коварный удар.

Ночь прошла в диких раздумьях, утром мне пришёл гени­альный план: взломать дверь в столярку, а вожатым сказать, что это сделали деревенские. Так мы и поступили, вернее мы разбили окно веранды и засунули туда Толика по прозвищу «ХУДОЙ» (за гонорар в виде пачки ЯПОНСКОЙ жвачки), он изнутри открыл замок и впустил нас.

Работа быстро закипела и вскоре катапульта была го­това, но при первом, же испытание её постиг полный крах. В то время не было модных инструментов от ЛЕРЭМЭРУА, всяких там шуроповёртов и уголков, все приходилось изго­товлять дореволюционным способом. Но, у нас был токар­ный станок, лобзик, тиски и массу всяких инструментов. Вто­рую модель мы приделали к крышке пожарного контейнера, а саму крышку прибили к тележке для перевозки воды. Пер­вые испытания не увенчались успехом, получилась полней­шая лажа — тележка перевернулась, а пружины вырвало.

Нам пришлось дико изощерятца и изобретать десятки ин­женерных способов: как заставить катапульту — бросать дерьмо на 100 метроф. Таким образом, прошло 5 дней. Вернее они прошли за одну секунду, мы были как маньяки! В один из вечероф, к нам припёрся Гришка «Косой» из старшего отряда:

—  Пацаны! Такая тема! Сегодня в бане будут мытца дев­ки из старшего отряда, айда зырить! Мы оторвали пару до­сок! Можно посмотреть!

Но его послали в Канны! Нам эти ВЗРОСЛЫЕ ДЕВКИ были по барабану — у нас была «ПРОТИВОПЕХОТНАЯ КА­ТАПУЛЬТА», самая лучшая вещь в мире. Конечно, если бы мы пошли и сняли «РЭТРО» на киноплёнку, то сейчас я бы смог продать эту запись ДЕПУТАТАМ ПЕДАФИЛАМ и вы­ручить кушь для изготовления десятка мобильных катапульт(2-ого механизированного легиона Трояна) на заводе Хрунечева. Но тогда, мы ещё не врубались в ЭРОТИКУ и не понимали, как её можно использовать!

Вскоре мы зашли в тупик, у нас ничего не получалось! Я пошёл бродить по аллеям, а потом в сотый раз взял доре­волюционную книгу, с закладкой на 76 странице — «ПРОТИ­ВОПЕХОТНАЯ КАТАПУЛЬТА»:

—  Ну, что ж! Мы в аду! Начнём всё с начала!

Я в 1000 раз, стал проверять всё с самого начало и тут меня ОСЕНИЛО!!! Я, наконец, врубился, как нам нужно сде­лать оттягивающий рычаг и как приспособить дверные пру­жины и канат. Мы проебались весь день и следующие утро. Но первое, же испытание стало ТРИУМФОМ ВОЛИ и УПОР­СТВА!

Кусок угля, пущенный с катапульты, пролетел 200 мет­ров и заебенил в печную трубу 3-ого корпуса. Удар был такой силы, что труба разбилась и с грохотом ебанулась на желез­ную кровлю крышу! Мая душа ЛИКОВАЛА, а ЗЕВС праздно­вал ТРИУМФ!

Но при перезарядке случилась лажа: сорвало узел креп­ления троса. Я еще раз посмотрел рисунок из книги и пред­ложил ВСЁ переделать заново. Мы срочно изготовили мо­дель МАРК № 7. У НАС ВСЁ ПОЛУЧИЛОСЬ! Счастливые и уставшие мы закончили всё к ужину и решили провести ис­пытания сразу после еды.

Во время ужина, наш вожатый объявил, что в 20-00 состоитца товарищеский футбольный матч, между пионерла­герем СОЛНЕЧНЫЙ и БОЛЬШЕВИК. Вощем, все повали на стадион, а мы в столярку. Вскоре мы выкатили КАТАПУЛЬ­ТУ и стали ей дико лубоватца, она была превосходна. Уве­рен, если б Марк Антоний её увидел, он обязательно нас по­хвалил, и даже бы разрешил первыми начать битву с королём персоф ДАРИЕМ-8. Метнуть горсть смертельных камней, в верблюжьею кавалерию Асмана Паши! Ход моих мечтаний был нарушен Олегом Сергеевым:

—  Ну и где мы будем её испытывать?

—  Да, где? Где?! — Я хотел сказать про коровий луг, но, в этот момент со стадиона раздался вопль толпы, а также при­бежал «ХУДОЙ»:

—  Пацаны! «Большевик» снова забил гол «СОЛНЕЧНО­МУ», чё делать будем?

У меня тут же созрел креатив:

—   Мы будем испытывать катапульту на стадионе! Име­нем римского императора приказываю! Срочно ломитца в корпус, ОРГАНИЗОВАТЬ целлофановые и бумажные паке­ты, а также в пожарный бак налить тонну дерьма...

Через пять минут, мы уже вёдрами черпали дерьмо из лагерной канализации и сливали кал в громадный железный бак. Вонища — была страшная. Через 20 минут «ПРОТИВО­ПЕХОТНАЯ КАТАПУЛЬТА», была незаметно расположе­на в березовой роще напротив ворот команды «БОЛЬШЕ­ВИК». Пока мы тащили бочку с калом, я стал прикидывать в уме: какая может быть скорострельность нашей катапульты, если снаряды у нас жидкие и будет проблема с подготовкой каждого бомбо метания?! Нам нахватало ещё две пары рук. Пришлось вербовать Лёшу «ТОЛСТЯКА» за жёванную же­вачку и Витю «ШУСТРого» за шарики для тенниса. Тем вре­менем «Большевик» дико наседал, а «Солнечный» проебывал со счётом 3:1. До конца матча оставалось 15 мин, положение было катастрофическое!

Мы разлили кал по пакетам и зарядили первую порцию ОРУЖИЯ ВОЗМЕЗДИЯ. Леха «ТОЛСТЯК» был назначен корректировщиком огня, он должен был приблизитца к три­бунам и знаками указывать про НЕДОЛЁТ и ПЕРЕЛЁТ.

—  ОГОНЬ!

ПЕРЕЛЁТ! «Кал пакет» пролетел над полем и лопнул об сосну, его никто даже и ни заметил. «ТОЛСТЯК» безумно ма­хал руками, он хотел побыстрее получить Японскую жеванную жевачку. Мы оттащили катапульту на двадцать метров и ебанули во второй раз.

НЕДОЛЁТ! Толстяк обезумел и залез на самый верх три­бун. Мы подтащили катапульту ближе на 5 метроф и чуть правее, зарядили кал пакет и ебанули. «ТОЛСТЯК» отвлёк­ся на футбол и снова стал махать руками, лишь в тот момент,когда снаряд был уже в полёте.

Всё произошло ужасающе быстро. Пакет с дерьмом ле­тел по орбите, а потом колом пошёл вниз. «ТОЛСТЯК» по­нял, что на него надвигается, что-то СТРАШНОЕ, лишь в по­следнюю миле-секунду. Он дико заорал, но это его не спасло:

—  МААААМА!

Пакет с дерьмом, уебал ему прямо в ебло и снес толстяка со скамейки. С дикими воплями, он покатился вниз с трибу­ны, весь в саках и говне! Модные девицы из старшего отряда брезгливо затыкали носы, морщились и орали на беднягу!

—  Смотрите ТОЛСТЯК обосрался!

—  Девчонки! Да он ещё и обосался! Такой вонизм дикий!

—  Вали отсюдова ванючка!

—  Да он весь в говне!

—  Да он весь из говна состоит!

—  Он жрёт тону кала и срёт сразу тонну дерьма!

—  Эй ты, бочка с говном! Вали отсюда!

—   Не мешай футбол зырить! Из за таких ЗАЗРАНЦЕВ,мы всё проигрываем и проигрываем!— и всё в таком оскор­бительном духе....

От ржачки мыть чуть не умерли со смеху, а тем временем нашим забили ещё один гол, медлить уже было больше нель­зя, тем более у нас осталось всего 7 кало-пакетоф. Мы пере­тащили катапульту на три метра назад и сделали ещё один залп. Он был великолепный!

Бумажный пакет разорвался в тот момент, когда защи­та «БОЛЬШЕВИКА» сгрудилась недалеко от взброса мячика.Вначале некоторые врубились, что это дождь, автоматически стали растирать и стряхивать влагу, но когда некоторые уви­дели, что на бошках их товарищах оказались какашки, им ста­ло не до смеха. Второй залп был ещё боле удачный, пакет ебанулся об створку ворот и окатил четыре рыла из Большевика. В пылу игры, они пока ещё не понимали, откуда берётца это дерьмо, но, что они уже все в дерьме, они чётко осознавали.

Они делали вид, что внимательно следят за матчем, ак­тивно участвуют, но каждую секунду постоянно отвлекались: чтоб отряхнуть от дерьма волосы и очистить майки. Вратарь был тоже весь в дерьме, он испуганно воровато озирался, зы рил по сторонам и не понимал, откуда взялись саки и какаш­ки?! ОТКУДА?!

Большевик атаковал, а вратарь озирался. В этот момент попиленный пакет MONTANA уебал по перекладине, лоп­нул и накрыл шквалом калом вратаря! Мы тут-же захуярили еще один «ПРЕВЕД», на этот раз его постигла участь ТОЛ­СТЯКА. Когда вратарь вставал весь в дерьме с травы, то тут-же получил по ебалу трёх литровым пакетом говна и сак. Его словно снесло МОЛОТОМ ТОРА, а Толян просто долбанул навесной, и мяч влетел в пустые ворота! 4:2

До финального свистка осталось 5 минут, а у нас два вы­стрела. Но уже даже без этого у «Большевика» был полный хаос, они постоянно оглядывались, зырили в небо и отряхива­лись от говна. Они постоянно потскальзовались на дерьме. Ко­нечно, они могли бы выразить протест и остановить матч, но кто из парней станет орать, когда на трибунах сидят девчонки:

—  Остановите игру! Нас обосрали и обасали!....

Я решил, не мелочится, и зарядил сразу два кало-пакета. Бомбардировка была ужасная. Они уже чувствовали, что на них надвигается, что-то ОЧЕНЬ СТРАШНОЕ — уже из­начально. «Кало-пакеты» еще не долетели, а они уже грох­нулись на землю. Тем временем Жора «Каратист» вырвался вперёд и забил гол в пустые ворота 4:3.

Взброс, с середины поля. Я хватаю нож вырезаю кусок земли, и мы её метаем, как тока МУЛЯЖ показалась в небе, наши забили ещё один гол 4:4! Осталась одна минута. Я под­бегаю к катапульте срываю с Олега кепку и говорю Витьку:

—  СРИ!

—  КУДА?

—  Да сюда в кепку сри!

— Я не хочу срать! Я не могу!

Мы начинаем пиздить Витька и хуярить его Римскими мечами. Витёк соглашается срать, ему охота Японской жевач­ки. Он пыжитца, весь покраснел, идёт последняя минута. На­конец кусок кала показался из его жопы. Идут последние се­кунду. Какашка медленно ползёт:

—  Да сри ты быстрее!

—  Не могу!

—  Пойми нам НУЖНА ПОБЕДА!

—  НЕ МОГУ!

—  СРИ БЫСТРЕЕ! ИЛИ мы тебя порубим РИМСКИМИ МЕЧАМИ!

Раздаётся дикий пердёж и куча кала наполняет кепку, еще секунда и ДЕРЬМО взлетает в небо. Они уже чувство­вали, что на них надвигается, что-то СТРАШНОЕ уже из­начально. Они сразу бросились в расыпную. Бугай Андрюха КОСОЙ охуенно красиво, загоняет в угол штанги мячик! ГОЛ! 5:4! Свисток, последняя секунда, матч закончен, МЫ ПОБЕДИЛИ!

—  Видишь ВИТЁК! А ты не хотел срать! Дай я тебя расце­лую! Ты же спас честь СОЛНЕЧНОГО! СЛАВА ВИКИНГАМ! СЛАВА ПОБЕДЕ!

 

КАТЯ — ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ:

Первая любовь случилась, когда мне было тогда четыр­надцать лет. Дело происходило летом 1981 года....

И вот, сразу после школьных экзаменов 8 класса, я в по­следний раз — ломлюсь в СОЛНЕЧНЫЙ, в предкушение угарных приключений и встречи со старыми кентами. Хочу сказать сразу, что наш «Г-Р клуб» обычно не общался в тече­ние года, и нам доставляло кайф общения именно на ЭТОЙ ТЕРРИТОРИИ! За год у всех происходило масса всяких ню­ансов, которые можно было между делом обсуждать в тече­ние летнего месяца. Так вот, мы были приятно удивленны, что все в 8 классе дико зафанатели от рока, поэтому нынеш­ний хит парад выглядел так: РОК, ГИТРА и ФУЗ, контр куль­тура — ХИПППИ и ВВС, а уже потом следовали — голуби, хоккей и греко-римские васюки. Естественно в нашей тусов­ки всегда были девицы, но так как мы не знали, что с ними де­лать, то им отводилась роль ШНЫРЕЙ:

— Сходи к диджею и закажи «Ай кен Гетноу»! Сходи купи ЯВУ-100! Укради из пионерской комнаты — барабан!

Все представления о тусовке с девками, сводились к про­вожанию из школы или романтическая прогулка из кино пешком. Но, к сожалению, я скоро обнаружил, что наши од­ноклассницы больше интересовались старшеклассниками, то есть парнями, которые старше меня на 2-3 года. Конкуриро­вать с такими ребятами, было дело геморройное и трудоём­кое, поэтому я решил пока не предпринимать никаких знако­мест, ведь не буду же я бегать за пятиклашкой?!

Помнится, в то время образ девушки, призрак женской любви почти никогда не возникал определенными очерта­ниями в моем уме; но во многом, что я думал и ощущал, таи­лось полуосознаное, предчувствие чего-то нового, несказан­но сладкого, женского. Это предчувствие, это ожидание по­степенно проникало в меня: я дышал им, оно катилось по жилам в моей крови... ему было суждено скоро сбыться...

Вощем, кода мы приехали в лагерь, то первым делом ста­ли взахлёб обсуждать рок музыку и в частности ЗАПАД­НУЮ.

—   Как ты думаешь, а БИТЛЗ были в СССР?! Алес КУ­ПЕР — знает, что под Москвой есть такой лагерь — СОЛ­НЕЧНЫЙ?!

Одним из самых клевых наших досугоф, была расшиф­ровка текстов песен — королей рока. Мы дико хотели, что­бы БЛЭК САБТН или СВИТ, что-нибудь спели на русском. После дикого прослушивания альбомов СЛЕЙД выяснилось, что некоторые фразы поютца на русском, вернее нам в это дико хотелось верить:

—      ГДЕ ебутца ВОЛКИ(слейд)! ВАРВАРА ЖАРИТ КУКР(бониэм)!Сожрали кекс(асдс)!

По вечерам, обычно никто не стеснял нашей свободы, и мы делали что хотели. Погода стояла чудесная, мы бродили по окрестностям лагеря с РИМСКИМИ арбалетами и карау­лили ворон. Конечно, нам проще их было подстрелить из ро­гатки, но это был удел не джентльмена, поэтому мы хотели их уничтожать с помощью серьёзного ОРУЖИЯ ВОЗМЕЗДИЯ.

Вообще к воронам, к этим осторожным, хищным и лу­кавым птицам, я издавна чувствовал недовольство, особен­но когда они заклевали моего подраненного голубя — КРЕСТОВого МОНАХа. Все драма происходила на моих глазах, на территории радарного комплекса — среди мачтовых ан­тен, куда его загнали вороны. Они его атаковали 50 раз, а ко­гда он упал на землю, они его разорвали на части...

В день, о котором зашла речь, мы напрасно исходили все аллеи, вороны ещё издали признавали нас, отрывисто карка­ли и тут же улетали в лес. Нам удалось подстрелить, толь­ко громадного МЕГА — ЕЖА, которого потом на верёвке, мы поволокли в корпус.

Мы случайно проходили мимо женской части корпуса старшего отряда и вдруг мне послышались голоса; я взгля­нул и окаменел. В нескольких шагах от меня на поляне, ме­жду кустами красноватой малины, стояла высокая стройная девушка в полосатом розовом платье и с белым платочком на голове. Она разговаривала с парнями из старшего отряда и с незнакомыми вожатами. У неё было что-то такое очаро­вательное, повелительное, ласкающее, насмешливое и милое, что я чуть не вскрикнул от удивления и, кажется, тут же бы отдал все на свете, чтобы поговорить с нею.

Мой арбалет соскользнуло на траву, я все забыл, я пожи­рал взором этот стройный стан, и шею, и красивые руки, и слегка растрепанные чёрные волосы...

В это самое мгновение и девушка обернулась ко мне... Я увидал огромные серые глаза на подвижном, оживленном лице, и все это лицо вдруг задрожало, засмеялось, белые зубы сверкнули на нем, брови как-то забавно поднялись... Я вспых­нул, схватил с земли арбалет и, преследуемый звонким, но не злым хохотом, потащил МЕГА ЕЖА в сторону нашей веран­ды. Сердце во мне так и прыгало; я чувствовал небывалое волнение.

«Как бы с нею затусить?» — было первою моею мыслью, как только я проснулся поутру. Я прошелся несколько раз пе­ред окнами её корпуса и стал осторожно зырить. Мне почуди­лось за занавеской ее лицо, и я с испугом поскорее удалился.

«Однако надо же познакомиться, но как? Вот в чем во­прос». — Думал я, беспорядочно расхаживая по аллее. Я при­поминал малейшие подробности вчерашней встречи: мне по­чему-то особенно ясно представлялось, как это она посмея­лась надо мною... Но, пока я волновался и строил различные планы, судьба уже порадела обо мне.

В это мгновенье занавеска распахнулась, и в окне появи­лась девушка, которую я видел накануне в саду. Она подняла руку, и на лице ее мелькнула усмешка.

— Ну и где же ваш ЕЖ?

—  А? Это, ну?....

—  Ну, дрессированный ёж, на верёвочке? — девушка про­должала глядеть на меня с прежней усмешкой, слегка щурясь и склонив голову немного набок.

Я дико очумел, и не знал, что сказать, все мысли перепу­тались, но нужно было действовать:

—  Ты что иностранец? Be аю фром?

—  Да нет! Я Сергей из Москвы. Я, например, просто ду­мал про ежа, вернее про тебя! — получился нелепый калам­бур, нужно было спасать положение:

—  Знаете, мы вчера были на охоте в лесу, на волков. Так вот, лось дико задавил ежа, мы его притащили вылечить!

—  Какие ещё волки?

—  Да очень простые. Они в лесу целыми стаями рыщут! В прошлом году, они Лёху Толстяка сожрали!

—  Не может такого быть! Как сожрали?!

—  Да очень просто! Рвали и жрали, от него даже скеле­та не осталось!

—  Скелета?!!!

—  Вернее только череп остался, мы его в катальне спря­тали. — Наобум сказал я.

—    В катальне? Давай посмотрим! Меня Катя зовут — Дальше произошло то, чего я не ожидал. Она вскочила на подоконник и сиганула вниз. Мне пришлось вести её в кательню, дорога занимала 30 секунд. Я стал соображать — как быть с Черепом Лёхи? Там действительно лежал череп, но не человеческий, а сатанинский — коровий. Я быстро придумал гениальный план:

—  Катя. Вы минутку подождите меня здесь, а я пока от­копаю из угля череп. Там могут быть крысы, мыши и ГРО­МАДНЫЕ Выдры я их немного распугаю.

—  ГРОМАДНЫЕ выдры? — глаза Кати в ужасе вылезли из орбит?

—  Да! Они очень злые! Очень!

Я быстрее метнулся в подвал, выкрутил лампочку и вы­игрышно, на груде угля, расположил коровий череп. Потом я позвал Катю. Как только она спустилась во мрак, то тут-же ухватила меня за руку. От счастья ПРИКОСНОВЕНИЯ, я чуть не умер! Мы двигались в кромешной тьме, пока не достигли угольной кучи, я нащупал коробок и зажёг спичку.

Мистический огонь тускло освятил, страшное и мистическое помещение, я почувствовал, что рука и тело КАТИ в ужасе за­дрожало.

—   Выдра! МААААААма! — она бешено заорала и вце­пилась в меня, в последнем луче гаснущей спички, я увидел мышь «Люсю» (которую мы кормили зубным порошком), она ползала по САТАНИНСКОМУ черепу. Мы пулей вылетели наверх и тут-же стали ржать, Потом она сказала:

—   Послушайте, Сергей! Вы меня еще не знаете; я пре­странная: я хочу, чтоб мне всегда правду говорили. Вам, я слышала, четырнадцать лет, а мне уже скоро будет шестна­дцать, вернее семнадцать: я гораздо старше вас, и потому вы всегда должны мне говорить правду... и слушаться меня, — прибавила она. — Глядите на меня — отчего вы на меня не смотрите?

Я несколько смутился, однако поднял на нее глаза. Она улыбнулась, только не прежней, а другой, одобрительной улыбкой.

—   Ну, я вам Катя, сразу и сказал — там злые выдры и крысы!

—  Во, первых вы сказали так, как будто шутили.

— Катя, какие там могут быть шутки с КРЫСАМИ, ВОЛ­КАМИ и ВЫДРаМИ!

—  Глядите на меня, — промолвила она, ласково понижая голос. — Мне ваше лицо нравится; я предчувствую, что мы будем друзьями. А я вам нравлюсь? — прибавила она лукаво.

—  Екатерина! Ну, я например, обалдел, это...

—  Во-первых, называйте меня просто КЭТ, а во-вторых, что это за привычка у детей (она поправилась) — у молодых людей, не говорить прямо то, что они чувствуют? Это хоро­шо для взрослых. Ведь я вам нравлюсь?

Хотя мне очень было приятно, что она так откровенно со мной говорила, однако я немного разозлился. Я хотел пока­зать ей, что она имеет дело не с мальчиком, и, приняв по воз­можности развязный и серьезный вид, сказал так:

—  Конечно, вы очень мне нравитесь, КЭТ; я не хочу это скрывать. Вы очень красивая!

Она с расстановкой покачала головой. Я воспользовался тем, что она не поднимала глаз, и принялся ее рассматривать, сперва украдкой, потом все смелее и смелее. Лицо ее показалось мне еще прелестнее, чем накануне: так все в нем было тонко, умно и мило. Она сидела спиной к здоровеному кусту; солнечный луч, пробиваясь сквозь листья, обливал мягким светом ее пушистые чёрные волосы, ее невинную шею, пока­тые плечи и нежную, спокойную грудь. Я глядел на нее и как дорога и близка, становилась она мне! Мне сдавалось, что и давно-то я ее знаю и ничего не знал и не жил до нее. А теперь я сижу перед ней, и познакомился... какое счастье, боже мой! Мне было хорошо, как бычку в пожарном пруде, и я бы век, не покинул бы этого места. Ее веки тихо поднялись, и опять ласково засияли передо мною ее светлые глаза, она опять ус­мехнулась.

— Как вы на меня смотрите?! — медленно проговорила она и погрозила мне пальцем.

Я покраснел... «Она все понимает, она все видит, — мельк­нуло у меня в голове. — И как ей всего не понимать и не ви­деть!». В этот момент горн возвестил, об утреннем построе­ние на пионерскую линейку.

После завтрака отряд Кати уехал на прополку картофе­ля, а наше звено оставили на уборку корпуса и территории. Я взял метлу, но тут-же закинул её на крышу, взял томик Кай­данова и отправился на пожарный пруд. Напрасно мелькали передо мною разгонистые строчки и страницы знаменитого учебника. Десять раз сряду, я прочел слова: «Юлий Цезарь отличался воинской отвагой», но не понял ничего и бросил книгу...

Во время СУБОТНЕГО обеда, вожатый известил, что ве­чером старшие отряды — походным порядком отправляются на танцы в соседний уреловский лагерь «Большевик». У меня тут-же созрел гениальный план...

 

ЛАХАРАДКА СУБОТНИХ ПИОНЕРОФ

В 19-30 наш отряд, девятиклассники и туса вожатых вы­ступили из КПП лагеря в сторону станции Поворово. Эту до­рогу я хорошо знал, и как только мы повернули направо, в ко­лоне стало на три рыла меньше. В компании с бугаём Андрюхой «КОСЫМ» и Жорой «Каратистом», мы спрыгнули в кусты и прятались там, до тех пор, пока хвост колоны не исчез в сосновой аллеи лагеря «Большевик». Потом мы вышли на доро­гу и воровато оглядываясь, двинулись на ЖД станцию.

И вот мы в деревенском сельпо, там было всё, что было необходимо начинающему ТИНЕЙДЖЕРУ! Но как это при­обрести? Детям до 16 многое было запрещено. Мы стали мятца и менживатца. Тётка продавщица, старая и лукавая проблять, сразу врубилась в наши траблы и взяла инициати­ву на себя. За ЧАЕВЫЕ, она с радостью согласилась обслу­жить нашу компанию, причём часть товароф было продано ИЗ ПОД ПОЛЫ (то есть за спекулятивный прайс).

Как щас помню, мы приобрели: три пачки сигарет «КОС­МОС», пачку ароматизированного «ЗОЛОТОЕ РУНО», пач­ку длинных «ЯВА-100», пачку АМЕРИКАНСКОГО МАЛЬБРО (перед Олимпиадой они везде продавались!!!!) КУБИН­СКУЮ СИГАРУ (в СССР они свободно продавались за Юкоп!!!!!!!), четыре бутылки ЯБЛОЧНОГО ВИНА (с раритет­ными сталинскими этикетками), бутылку пива «ЖЕГУЛЁВСКОЕ», 12 мелких стеклянных батлоф БАЙКАЛА и ТАРХУ­НА + всяких там шоколадок. Всё это дело мы складировали в два припасённых пакетов «MONTANA»(c тёлкой на мотике) и тут-же двинулись обратно. Но естественно, не выдержа­ли характера и решили сразу забухать. До этого я пил не бо­лее бокала шампанского, на домашних праздниках и не знал СИЛУ ЯБЛОЧНОЙ БАРМОТУХИ!

Мы махнули примерно по пол стакана, нас ТУТ ЖЕ ДИКО НАКРЫЛО! Нас НАКРЫЛО ПЕРВОРОДНЫМ КАЙ­ФОМ, как будто мы ПОКУРИЛИ чистейшую аналоговую траву из ЧУЙСКОЙ ДОЛИНЫ! Мы ржали, орали и были на СЕДЬМОМ НЕБЕ! Здесь нас понесло, я солидно закурил КУ­БИНСКУЮ СИГАРУ, а парни МАЛЬБРО, мы понтярно вы­шли на дорогу и ОЧЕНЬ КРУТО поломились в «БОЛЬШЕ­ВИК». Наш МОСКАЛЬСКий ПАФОС не остался без вни­мания, впереди нарисовалась ГОП компания из 8 местных УРЕЛОФ. Мы были надменны, очень круты и беспечны, за что частично и поплатились:

—  Эй, пацаны! А покурить ненайдёца?

—  Кури свою махорку! — и понеслось...

Здоровенный болван наварил мне в табло, я отлетел к кустам и выронил «MONTANy», я сцепился с ним, подсёк ему ногу и толкнул в канаву. На меня налетел конопатый, офигенный знаток дзюдо, мы стали с ним бодаца, но ему не повезло, подоспел бугай Андрюхой «КОСой» и Жора «Кара­тист», которые уже разметали остальных. Только в этот мо­мент, я краем взгляда увидел, что какой-то мудачёк схватил «MONTANy» и бросился наутёк. «КОСМОС», «ЗОЛОТОЕ РУНО», «ЯВА-100», ЯБЛОЧНОё вино, 9 мелких стеклянных батлоф БАЙКАЛА и ТАРХУНА утекали в ад. Но этот проще­лыга не знал, что я не только чемпион лагеря по шахматам, но и по БЕГУ. Я мчался как молодой олень, и вскоре сократил дистанцию.

Толстячёк пытался вилять зигзагами, вскоре он дернул­ся, ручка пакета оторвалась, пакет покатился в кусты, я схва­тил его за шиворот, наткнулся на его ногу и ебанулся на ас­фальт — ДИКО БОЛЬНО! Колено было разбито в кровь и дико взвыло, не успел я перевести дух, как армяшка-винипух навалился на меня, ПОДЛО укусил за палец и стал ебашить меня по носу. Я был просто взбешён и долбанул ему ке­дом по ебалу, он отлетел в канаву, где его отметелили и заста­вили жрать землю — подоспевшие «КОСой» и «Каратист». С пачкой ПЕНДАЛЕЙ винипух улетел к пчёлам, а мы приня­лись за осмотр «MONTANbi». Бутылка ЯБЛОЧНого и 3 Тар­хуна были разбиты. Мы вытащили оставшиеся товары и дви­нулись вперёд — ГОРДЫЕ и НЕПОБЕЖДЁННЫЕ.

Я был весь в кровяги, из носа хуярила кровь и сопли, бе­лые партки были все в крови и в грязи. Мы остановились око­ло водопроводной колонки и 15 минут пытались отмыца, но это успеха не принесло. Сразу было видно, что мы с кем-то попиздились, поэтому решили подождать до сумрака, а по­том сигануть через забор.

Мы допивали первый батл «Яблочного», под отзвуки «Дэнсэн Квин» — АББА и медляка МАШИНЫ ВРЕМЕНИ «Солнечный остроф», здесь мы не выдержали характера и поломились на угар, рискуя быть запаленными лагерной ад­министрацией.

Отодрали доски от забора и двинули на дискотеку, там было всё уже в полном разгаре. Нас поджидали РАЗГНЕВАН­НЫЕ ДОЛЬЩИКИ МММ!

— Вы, чё ОФИГЕЛИ! ВЫ где были?! ВАС за СМЕРТЬЮ посылать! Где мои сигареты? — вощем всё в таком духе, мас­са проклятий и претензий!

—  Парни! Не надо пороть фигни! На нас напали деревен­ские! 20 РЫЛ! Был дикий махач!

—  Дервенские?!

—  Вас отпиздили?

—  20 рыл?

—  С этого момента по подробней!!!

Батл ЯБЛОЧНОГО вина и КОСМОС пошёл по кругу. Я в самых диких подробностях, и в самых ЖИРНЫХ и СМАЧ­НЫХ красках рассказывал ДРАМАТИЧЕСКИЙ ход трилле­ра. А «КОСой» и «Каратист» подтверждали это всё в деталях подсечек, заламований, ударах в ебало и в потдых. Чуваки с открытыми ртами как завороженные слушали наш рассказ, 2 батла и пачка сигарет ушатались в миг. Так ещё пролетело полчаса, уже темнело...

Мы двинулись МОСКАЛЬСКОЙ оравой навстречу при­ключениям, музыки и танцам. Мы солидно курили КОС­МОС, и у каждого в руках был батл МОДНОГО БАЙКАЛА!

На дискотеке плясал не только СОЛНЕЧНЫЙ и БОЛЬ­ШЕВИК, но и РАКЕТА и ОРЛЁНОК имени Клары Цеткин, на­роду была тьма...

Мы сразу стали королями танцпола, девицы табунами зырили на нас:

—  Смотрите! Это очень крутые парни! У них есть БАЙ­КАЛ и ТАРХУН!

 

ПОЦЕЛУЙ ПЕРВОЙ ЛЮБВИ:

Мы неистово отплясывали под «НОВЫЙ ПОВОРОТ» и под «Сани бонсавчу-Ай ловью», но кода врубили БЕЛЫЙ та­нец под медляк ТЕЧИН «Эври ТАЙМ», я стал выискивать в толпе КАТЮ. Но её нигде не было. Вначале я периодиче­ски мониторил тусу, но вскоре мне передалось необъяснимое волнение, в пылу ЯБЛОЧНОГО НЕКТАРА я стал её маньякально искать везде. Во время танцев, я передвигался через всю тусовку, ходил кругами, но КАТИ нигде не было. И толь­ко на 13 круг, я увидел частично вдалеке на веранде группу парней и двух девушек — там была КАТЯ!!! Во мне всё буд­то вскипело, я как маньяк ломанулся вперед, но когда подбе­жал, то отступил в изумлении. Посреди веранды на скамейке стояла КАТЯ и держала перед собой кепку; вокруг неё тол­пились пятеро урелкоф из старших отрядов, в том числе два вожатых студента из РАКЕТЫ и БОЛЬШЕВИКА. Они ста­рались запустить руки в кепку, а она поднимала ее кверху и сильно встряхивала ею. Увидев меня, она вскрикнула:

—  Постойте, постойте! Новый гость, надо и ему дать би­лет, — и, легко соскочив со скамейки, взяла меня за окровав­ленную майку «СПАРТАК».

—  Пойдем,— сказала она, — что ты стоишь?

—  Ааа???

—   Итак, давайте я вас буду знакомить: это Сергей Тро­ицкий, он мне сегодня показал череп и крыс. А это, — при­бавила она, обращаясь ко мне и указывая поочередно на чу­ваков — Антон, Вадим, Сергей, Даша и вожатые — МИТЯ и Янис.

Я частично сконфузился, мне эта ситуация, была дико не комфортна, что даже не с кем не поздоровался.

—   Товарищ вожатый! — продолжала КАТЯ, — напиши­те Сергею билет.

—  Это несправедливо, — возразил с легким прибалтий­ским акцентом Янис, красивый и по фирме прикинутый брю­нет, с выразительными карими глазами, узким белым но­сиком и тонкими усиками над крошечным ртом. — Он же с нами не играл!

—  Катя! Что за подстава! Он тут не причём!

—   Пишите билет, говорят вам, — повторила КАТЯ. — Это что за бунт? Сергей с нами только сейчас, и поэтому для него закон не писан. Нечего ворчать, пишите, я так хочу.

Янис пожал плечами, но наклонил покорно голову, взял карандаш в руку, оторвал клочок бумаги и стал писать на нем.

—    По крайней мере, надо объяснить Серёже, в чем дело, — начала насмешливым голосом вожатая Даша, — а то он совсем растерялся. Видите ли, товарищ комсомолец, мы играли в фанты; КАТЯ подверглась штрафу, и тот, кому вы­нется счастливый билет, будет иметь право поцеловать её в губы. Понятно, что я вам сказала?

Я только взглянул на неё и продолжал стоять как оту­маненный, а Катя снова вскочила на стул и снова принялась встряхивать кепкой. Все к ней потянулись, и я за другими.

—  Антон, — обратилась Катя к высокому парню с худо­щавым лицом, маленькими слепыми глазками и чрезвычайно длинными черными волосами, — Вы, как поэт, должны быть великодушны и уступить ваш билет Сергею, так, чтобы у него было два шанса вместо одного.

Но Антон отрицательно покачал головой и взмахнул во­лосами. Я после всех опустил руку в шляпу, взял и развернул билет... Господи! что сталось со мною, когда я увидел на нем слово: ПОЦЕЛУЙ!

—  Поцелуй! — вскрикнул я невольно.

—  Круто! Он выиграл, — подхватила Катя. — Как я рада!

Она сошла со стула и так ясно и сладко заглянула мне в глаза, что у меня сердце покатилось. Она спросила:

—  А вы рады?

—  Я?.. — пролепетал я.

—  Продайте мне свой билет, — брякнул вдруг над самым моим ухом еврей Вадим. — Я тебе десять рублей дам.

Я отвечал жидку таким негодующим взором, что Катя за­хлопала в ладоши, а Янис воскликнул: молодец!

Катя стала передо мной, наклонила немного голову на­бок, как бы для того, чтобы лучше рассмотреть меня, и с важ­ностью протянула мне губы. У меня помутилось в глазах; я хо­тел было её сразу поцеловать, но так неловко прикоснулся к её губами, что слегка оцарапал себе губу об её острые зубки!

—  УАУ! — закричала тусовка и игра в фанты продолжа­лась...

Я сел рядом с Катей. Каких тока она ни придумывала она штрафов! Ей пришлось, между прочим, представлять «ста­тую» и она в пьедестал себя выбрала безобразного Вадима, велела ему лечь ничком, да еще уткнуть лицо в грудь. Хохот не умолкал ни на мгновение. Мне, уединенно и трезво вос­питанному парню, выросшему в профессорском доме, весь этот шум и гам, эта бесцеремонная, почти буйная веселость, эти небывалые сношения с незнакомыми людьми так и бро­сились в голову. Я просто опьянел, круче чем от Яблочного вина. Я стал хохотать и болтать громче других. Я чувствовал себя до такой степени счастливым, что, как говорится, в ус не дул и в грош не ставил ничьих насмешек и ничьих косых взглядов. Катя продолжала оказывать мне предпочтение и не отпускала меня от себя. В одном штрафе мне довелось сидеть с ней рядом, накрывшись одним и тем же шелковым плат­ком: я должен был сказать ей свой секрет. Помню я, как наши обе головы вдруг очутились в душной, полупрозрачной, па­хучей мгле, как в этой мгле близко и мягко светились ее глаза и горячо дышали раскрытые губы, и зубы виднелись, и кон­цы ее волос меня щекотали и жгли. Я молчал. Она улыбалась таинственно и лукаво, и наконец, шепнула мне: «Ну что же?», а я только краснел, смеялся, отворачивался, и едва перево­дил дух.

Фанты наскучили нам, мы стали играть в веревочку. Боже мой! какой я почувствовал восторг, когда, зазевавшись, получил от ней резкий удар по пальцам, и как потом я нароч­но старался показывать вид, что зазевываюсь, а она дразни­ла меня и не трогала подставляемых рук! Я вошёл в полный РАЖ и сказал, что у меня в нычке БУТЫЛКА Пива, Яблочно­го и сигареты МАЛББРО!

—  ПИВО?!

—  МАЛББРО!

—  Да! Это всё у меня есть! Пожалуйста, угощайтесь!

—  Вот этот Серёжа — крутой парень!

— Я верила в тебя Сержик!

—   Кода мы шли к нычки, она незаметно для всех меня поцеловала в щёку, я был на седьмом небе....

Мы выпили вина и покурили сигарет, да и, что мы еще не проделывали в течение этого вечера! Мы и на пианино лобали, и пели, и танцевали, и представляли цыганский табор. Всем было дико весело, особенно мне. Конечно, я вёл себя слишком дебильно и открыто, но я абсолютно не замечал ни­кого кроме КАТИ. Всё шоу, делалось лишь для неё одной. Один раз, когда я пошёл во тьму в дабл, я увидел лицо — сту­дента МИТИ. Он все больше держался в углу, нахмуренный и сердитый. Иногда глаза его наливались кровью, он весь крас­нел, и казалось, что вот-вот он сейчас ринется на всех нас и расшвыряет, как щепки, во все стороны. Катя переодически грозила ему пальцем и он снова забивался в свой угол.

'Потом он кудато убежал, принёс вино, но бутылка, была какая-то странная: темная, с раздутым горлышком, и вино в ней отдавало розовой краской: впрочем, его никто особо не пил. Потом смолкла музыка, прибежал «КОСОЙ» и сооб­щил, что всех собирают ломитца гоу хом.

Усталый и счастливый до изнеможения, я топал с отря­дом в кромешной тьме в сторону «Солнечного» и держал за руку КАТЮ. Звёздная и волшебная ночь, вскоре тяжело и сыро пахнула нам в разгоряченные лица; казалось, готови­лась гроза; черные тучи росли и ползли по небу, видимо ме­няя свои дымные очертания. Ветерок беспокойно содрогал­ся в темных деревьях, и где-то далеко за небосклоном, слов­но про себя, ворчал гром сердито и глухо. Отряды ускорили шаг и разделившись надвое, через заднее крыльцо метнулись в свои корпуса. После небольшого оживления, многие отру­бились спать, кто-то ещё с жаром обсуждал танец с девуш­кой из лагеря имени КЛАРЫ ЦЕТКИН. Но я ещё не раздел­ся и не лег.

Я присел на стул и долго сидел как очарованный. То, что я ощущал, было так ново и так сладко... Я сидел, чуть-чуть озираясь и не шевелясь, медленно дышал и только по вре­менам то молча смеялся, вспоминая, то внутренне холодел при мысли, что я влюблен, что вот она, вот эта любовь. Лицо Кати тихо плыло передо мною во мраке, плыло и не проплы­вало; губы ее все так же загадочно улыбались, глаза глядели на меня немного сбоку, вопросительно, задумчиво и нежно... как в то мгновение, когда я расстался с ней. Наконец я встал, на цыпочках подошел к своей постели и осторожно, не раз­деваясь, положил голову на подушку, как бы страшась резким движением потревожить то, чем я был переполнен...

Я лег, но даже глаз не закрыл. Скоро я заметил, как в ком­нату беспрестанно западали какие-то слабые отсветы. Я при­поднялся и глянул в окно. Переплет его четко отделялся от таинственно и смутно белевших стекол. «Гроза», — поду­мал я, — и точно была гроза, но она проходила очень дале­ко, так что и грома не было слышно; только на небе непре­рывно вспыхивали неяркие, длинные, словно разветвленные молнии: они не столько вспыхивали, сколько трепетали и по­дергивались, как крыло умирающей птицы. Я встал, подошел к окну и простоял там до утра... Молнии не прекращались ни на мгновение. Я глядел на пожарный пруд, на темную массу сада, на желтоватые фасады далеких корпусоф, тоже как буд­то вздрагивавших при каждой слабой вспышке...

Я глядел и не мог оторваться; эти немые молнии, эти сдержанные блистания, казалось, отвечали тем немым и тайным порывам, которые вспыхивали также во мне. Утро стало заниматься; алыми пятнами выступила заря. С приближени­ем солнца все бледнели и сокращались молнии: они вздраги­вали все реже и реже и исчезли, наконец, затопленные светом возникавшего дня...

И во мне исчезли мои молнии. Я почувствовал большую усталость и тишину... но образ Кати продолжал носиться, тор­жествуя, над моею душой. Только он сам, этот образ, казался успокоенным: как полетевший лебедь от болотных трав, от­делился он от окружавших его других неблаговидных фигур, и я, засыпая, в последний раз припал к нему с прощальным и доверчивым обожанием...

 

МОЯ СТРАСТЬ, ЕЖ, ВОРОНЫ И ПОЧЁТНАЯ КРЕМАЦИЯ КОТА

Моя «страсть» началась именно с утра нового дня. Я, пом­нится, почувствовал тогда нечто подобное тому, что должен почувствовать человек, поступивший на службу: я уже пе­рестал быть просто парнем; я был влюбленный. Я уже ска­зал, что с того дня началась моя страсть; я бы мог ещё при­бавить, что и страдания мои начались с того же самого дня. Я изнывал в отсутствие Кати: ничего мне на ум не шло, все из рук валилось, я по целым дням напряженно думал о ней... Я изнывал... но в ее присутствии мне не становилось легче. Я ревновал, я сознавал свои нелепые поступки, я глупо дулся и зачастую потворствовал всей этой глупости, и все-таки не­преодолимая сила влекла меня к ней, и я всякий раз с неволь­ной дрожью счастья переступал порог ее корпуса.

Катерина тотчас же догадалась, что я в нее влюбился, да я и не думал это скрывать; она потешалась над моей стра­стью, дурачила, баловала и мучила меня. Впрочем, не я один влюбился в нее: несколько парней из тусы, были от ней без ума и она их всех держала на привязи, у своих ног. Ее забав­ляло возбуждать в них — то надежды, то опасения, вертеть ими по своей прихоти, а они и не думали сопротивляться и охотно покорялись ей. Во всем ее существе, живучем и краси­вом, была какая-то особенно обаятельная смесь хитрости и беспечности, искусственности и простоты, тишины и резвости; над всем, что она делала, говорила, над каждым ее дви­жением носилась тонкая, легкая прелесть, во всем сказыва­лась своеобразная, играющая сила. И лицо ее беспрестанно менялось, играло тоже: оно выражало, почти в одно и то же время, насмешливость, задумчивость и страстность. Разно­образнейшие чувства, легкие, быстрые, как тени облаков в солнечный ветреный день, перебегали то и дело по ее глазам и губам.

Каждый из ее поклонников был ей зачем-то нужен и она их всячески использовала, поэтому мне приходилось выдер­жать идиотскую конкуренцию, на что в прошлом и будущем я не согласился бы никогда — Играть на чужом поле.

Хуже всего я понимал отношения, существовавшие ме­жду Катей и Вадимом. Что-то сомнительное и фальшивое чудилось в нем даже мне, четырнадцатилетнему парню, и я дивился тому, что КАТЯ этого не замечает. А может быть, она и замечала эту фальшь и не гнушалась ею. Неправиль­ное воспитание, странные знакомства и привычки, все, начи­ная с самой свободы, которую пользовалась молодая девуш­ка, с сознания ее превосходства над окружавшими ее людь­ми, развило в ней какую-то полупрезрительную небрежность и невзыскательность.

Она постоянно играла со мной, как кошка с мышью. Она, то кокетничала со мной, и я волновался и таял, то она вдруг меня отталкивала, и я не смел, приблизиться к ней, не смел даже взглянуть на нее.

Как-то раз вечером, в пасмурный день мы сидели с Ка­тей, как голубки на перилах веранды и гоняли разные телеги. Я люблю поговорить на разные темы, но с Катей мне всегда было говорить очень трудно:

— Я не понимаю КЭТ, а что тебе за охота — гулять с жид­ком Вадиком?

—  Да не думаешь ли, что я его люблю?! Да и как я, могла бы его любить, если я смотрю на него сверху вниз. Мне надоб­но такого, который сам бы меня сломил... Да я на такого и не наткнусь, наверное! — сказала она задумчиво, и её взор устре­мился куда-то вдаль, в сторону рощи за пожарным прудом.

—  Стало быть, ты никогда ни кого и не полюбишь?

—  А тебя-то Сержик? Разве я не люблю? — сказала она и ехидно подмигнула мне. Она ацки потешалась надо мною. Но я этого не заметил, а заметил, как вороны подлетели к МЁРТ­ВОМУ ЕЖУ! Она мне ещё, что-то говорила, но я словно был заворожён. Её слово просто каким-то эхом, приходили мимо меня отдалённым бэкграундом, я словно СНОВА ВОЗВРА­ТИЛСЯ САМ в СЕБЯ! Из влюблённого в «ГР клуб».

 

ВОРОНЫ ЖРАЛИ ЕЖА!

— А можешь, прочитать мне какие-нибудь стихи? — про­молвила вполголоса Катя и оперлась на локоть.

—  ВОРОНЫ КЛЕВАЛИ ЕЖА! А ЦАПЛЯ сожрала УЖА!

—  Какого ещё ужа?

—  Да вон того! Посмотри!

ВОРОНЫ осторожно ковыряли ЕЖА клювом и били крылом, чтоб он перевернулся. После смерти ЕЖ полностью одеревенел и был тупой как полено!

—  Я люблю, когда ты Сержик читаешь мне стихи роман­тические, а не про ЕЖЕЙ. Прочти мне «На холмах Грузии». Только садись здесь сперва! — она томно указала на место рядом с собой, и по всей видимости полагала, что я буду сча­стлив до усрачки. Но в этот момент, я был полностью в сво­ей стихии!

ВОРОНЫ ЖРАЛИ ЕЖА! В эту секунду, я конкретно осознал, зачем нам был нужен ЁЖ! ЁЖ был нам послан в виде мистической ЗАМАНУХи для ВОРОН, которых мы теперь могли, чисто спортивно и по модному расстрелять!

—.... не любить оно не может», — повторила Катя. — Вот чем поэзия хороша: она говорит нам то, чего нет и что не толь­ко лучше того, что есть, но даже больше похоже на правду...

ВОРОНЫ ЖРАЛИ ЕЖА! Их собралась целая стая, дру­гова случая не приставитца! Я спрыгнул с перил и уже хотел метнуца за арбалетом.

—   ...Что не любить оно не может — и хотело бы, да не может! Сержик! АЛЁ! Ты где? — она была в лёгкой непонятке. Вместо того, чтобы ВНИМАТЬ её устам — ОРАКУЛА, я пя­лился непонятно куда. Она тоже повернулась в сторону во­рон, которые устроили, целую пляску смерти вокруг мёртво­го МЕрА-ЕЖА, возвышавшегося на пожарной куче песка.

—  Ну, так, ты прочитаешь мне стихи Есенина?

ВОРОНЫ ЖРАЛИ ЕЖА!

—   Пошли в ад эти стихи! — она чуть не упала с перил. Я осёкся и сказал:

—     Извини Кэт! Я там о своём заморочился, ВОРО­НЫ жрут ЕЖА! Мне надо сбегать за арбалетом! — в тот мо­мент, когда я метнулся за арбалетом, у неё в глазах на секун­ду вспыхнула ИСКРА НЕНАВИСТИ: ТЫ ЧЁ ОБАЛДЕЛ? КА­КОЙ АРБАЛЕТ?! Я тебе говорила — ПРИСЯДЬ здесь справа! Но видя НЕОТВРАТИМЫЙ бег в сторону пожарного пруда, она тут же ПЕРЕИГРАЛА ситуацию и вдогонку томно крик­нула:

—   Сержик! Удачной охоты! Я хочу видеть тёмные силы, поверженные твоим копьём!

Я оголтело нырнул за ограду пожарного пруда, где дисло­цировался «ГР клуб» и его новые кандидаты из пятого и шес­того класса.

—   Тревога! ВОРОНЫ ЖРут ЕЖА! — больше объяснять, было не нужно. — все тут же бросили удочки и бешено, как молодые олени понеслись в сторону чердака. Мы были как в безумие, мы были как роботы:

—    СТРЕЛЫ, ДРОТИКИ, ЛУК и АРБАЛЕТ! СТРЕЛЫ, ДРОТИКИ, ЛУК и АРБАЛЕТ!

—    СТРЕЛЫ, ДРОТИКИ, ЛУК и АРБАЛЕТ! СТРЕЛЫ, ДРОТИКИ, ЛУК и АРБАЛЕТ!

Буквально через минуту взвод 1-го механизированно­го легиона имени Цезаря, полз по траве в сторону пожар­ной кучи песка, где творилась сущий САДИЗМ над МЁРТ­ВЫМ ЕЖОМ! Но как тока, мы взвели ТЕТЕВУ, вороны бе­шено взметнулись и полетели в небо. Мы выпустили шквал стрел и дротиков, но всё было мимо. Они зловеще, кружи­лись на таком расстояние, которое было недосягаемо для на­ших стрел. Катя делала вид, что эта сцена доставляет ей мас­су удовольствия:

—  Сержик, вы распугали всю нечисть! Браво! Я тебе да­рую право поцеловать мой мизинец!

Но этой белиберды, я уже не слышал, в моём мозгу, чека­нились только три слова: ВОРОНЫ ЖРАЛИ ЕЖА!

Мы отступили назад и затаились, в надежде, что воро­ны снова прилетят рвать ежа, но как только мы подползали на исходные позиции, вороны тут-же взмывали в небо. Так было несколько раз.

Между делом, чтоб обратить на себя внимания, Катя вставляла какие-то реплики, что-то комментировала, но я словно был в забытье. Даже кода пришёл ВАДИМ, мне было всё пох, и я не обратил никакого внимания на её сто кратно повторённую реплику, по всей видимости, она была в него­дование:

—    Ну так значит, мы пойдём, прогуляемся с ВАДИ­МОМ?!

—  Ну, да, да! Отлично!

—  Тогда мы прогуляемся с ВАДИМОМ в дальний лес?!

—  Ага, ага!

—  Тогда мы прогуляемся с ВАДИМОМ в САМЫЙ даль­ний лес?!

—  Ну, да, да! Отлично! Остерегайтесь волков, они Лёху ТОЛСТЯКА полностью сожрали...

—  Ну, так значит, мы уже уходим...

—  Ага, ага! Ломитесь!

Я этого, уже не слышал, а думал только — ВОРОНЫ ЖРАЛИ ЕЖА! Мы замутили десяток попыток, но так и не подстрели ни одной вороны! Я был в ярости. Я бросился в подвал, в нашу лабораторию имени доктора МЕНГЕЛЯ, где проходили бесчеловечные опыты над мышами. Мы обиль­но кормили их жратвой из столовки, но с разными добавка­ми. Например, котлета с зубным или стиральным порошком. Сардельки в солидоле или со смолой. Каша с крысиным ядом или с масленой краской. Бутерброд с лаковой или ПВА на­чинкой. Бычки из пруда в жидком фосфоре или со ртутью. Мы внимательно следили за их поведением, после каждого приёма ТАКОЙ ВКУСНАТИЩИ. Мы хотели добитца их му­тации, вырастить громадных фосфорных крыс, целую армию, и с их помощью захватить ВЛАСТЬ над миром.

Вощем, три фосфорных мыши, были задолблены молот­ками и брошены в качестве приманки к воронам. Они уст­роили сущий ХИЧКОК ад, они очень хотели попробовать геномодифицированный продукт. Но всё испортил СО­КОЛ, он как штурмовик ХЕ-111— колом выскочил из-за тучи, схватил 2 мышей и был таков. Вороны дико недоволь­но каркали на соседних соснах. Молодежь сделала предложе­ние, на время КИНОШКИ в клубе, заминировать ежа. Так и поступили. Для этого мы использовали самопальную бомбу «ШАХИД-3», с диким количеством шарикоф из подшипника, шурупов и гвоздей. По нашему плану, такая бомба, могла как шрапнель — скосить целую стаю ворон.

Когда фильм закончился, мы вышли из клуба и стали ду­мать, чё будем делать? В этот момент заорал Андрюха косой:

—   Смотрите СОТНИ ТЫСяч ВОРОН! — действитель­но сумеречное небо, словно почернело от тысяч ворон! На­верно их что взбаламутило. Мы бросились бежать к пожар­ной кучи, но не успели. Впереди за корпусом раздался ацкий взрыв, вороны бешено взмыли в небо и молнией скрылись в сосновом лесу.

Когда мы подбежали, к пожарной куче, то чуть не раз­рыдались от горя! Бомба «ШАХИД-3» взорвала Имперского кота ВАСЬКу и двух случайных воробьёв. Коту оторвало го­лову и хвост, когда мы её нашли, в зубах ВАСЬКА сжимал му­тированную мышь ЛЮСЮ.

Сначала мы его хотели похоронить варварским христи­анским способом в земле, но потом решили сделать всё в ИМПЕРСКИХ ТРАДИЦИЯХ. Собрали всю мертвечину и по­ломились в кательню, там с жаром горела железная печь. Мы подбросили угля, а потом туда затолкали останки кота, во­робьёв и ежа. Еж дико не пролезал в печную створку, при­шлось его долбить ломом и кувалдой. Вскоре, он тоже ока­зался в духовке и тут-же ярко вспыхнул. Первую секунду мы дико любовались горящим котом, ежом и мутированной Лю­сей, которая горела ОРАНЖЕВЫМ фосфорным огнём. Но уже через мгновение вся котельная наполнилась ЯДОВИ­ТОЙ ВОНЬЮ от животных, заткнув носы мы пулей выско­чили на воздух. Мы ржали 15 мин, но вскоре перестали, вонь вместе с едким дымом стала валить из трубы. Мы отправи­лись на лагерную дискотеку, но и там скоро началась дикая вонища. Один из вожатых стал озиратца по сторонам, чтобы определить, откуда идёт вонища:

—  Просто какой-то БУХЕНВАЛЬД, а не СОЛНЕЧНЫЙ!

Мы сжалились над пионерами, взяли из военного кружка противогазы и отправились в кательню. Кот и Люся сгорели дотла, а ёж горел как ВОЛШЕБНЫЙ УГОЛЁК. Мы вытащи­ли его мясным крюком и поручили «молодым» утопить ежа в пожарном пруду, куда его тут же поволокли. Я решил вни­мательно осмотреть печку. На ней стояло заводское клеймо и год выпуска, которое частично были сбито стамеской. Мы очистили печь и прочитали: «КРУП сталь. 1924.». Так вот зна­чит, откуда печки?! Их просто демонтировали в 1946 году из учебного лагеря дивизии вафен СС «ВИКИНГ», располагав­шегося в ЗЕНХАЙМе, что в Верхней Силезии. Коту очень по­везло, быть кремированным в такой печи!.......................

 

ТЕРЗАНИЯ ЛЮБВИ

После этого инцидента с ЕЖОМ, КЭТ стала меня дико игнорировать, не разговаривала или проходила мимо. Она несколько дней была очень холодна со мною.

Настоящие мои терзания начались с того мгновения. Я ломал себе голову, раздумывал, передумывал и неотступ­но, хотя по мере возможности скрытно, наблюдал за КЭТ. В ней произошла перемена, это было очевидно. Она уходи­ла гулять одна и гуляла долго. Иногда она не показывалась по целым часам, или сидела у себя в комнате. Прежде этого за ней не водилось. Я вдруг сделался или мне показалось, что я стал чрезвычайно проницателен, подозрительным и ревни­вым. Мне казалось, что она затусовалось с кем-то из своего окружения.

«Не он ли? « — спрашивал я самого себя, тревожно пе­ребегая мыслью от одного ее поклонника к другому. Моя на­блюдательность не видала дальше своего носа, и моя скрыт­ность, вероятно, никого не обманула; по крайней мере, ВА­ДИМ скоро меня раскусил. Впрочем, и он изменился в последнее время: он похудел, смеялся так же часто, но как-то глуше, злее и короче. Невольная, нервическая раздражитель­ность сменила в нем прежнюю легкую иронию и напущенный цинизм. Вскоре дошли слухи, что КЭТ несколько раз по но­чам покидала корпус и её даже видели в окрестностях пожар­ного пруда. Я был в ярости и одновременно в обломе! С таки­ми дикими мыслями я шёл в сторону стадиона, как вдруг на лужайке за кустами смородины я увидел КЭТ.

Подпершись обеими руками, она сидела на траве и не шевелилась. Я хотел было осторожно удалиться, но она вне­запно подняла голову и сделала мне повелительный знак. Я замер на месте: я не понял ее с первого раза, она повто­рила свой знак. Я перескочил через куст и радостно подбе­жал к ней; но она остановила меня взглядом и указала на до­рожку в двух шагах от нее. В негодование и раздражение, не зная, что делать, я стал рядом. Она до того была бледна, такая горькая печаль, такая глубокая усталость сказывалась в ка­ждой ее черте, что сердце у меня сжалось, и я невольно про­бормотал:

—  Кэт, что с тобой?

Она протянула руку, сорвала смородинку, укусила и сплюнула ее прочь, подальше.

—  Сержик! Ты меня очень любишь? Да? — спросила она, наконец.

Я ничего не отвечал, и уже подозревал, что мутитца ка­кая-то заготовка. Она продолжила свой монолог, по-прежне­му глядя на меня:

—  Да. Это так. Такие же глаза! — прибавила она, задума­лась, закрыла лицо руками и прошептала:

—  Все мне опротивело!.. Ах, мне тяжело... боже мой, как тяжело!

—  Отчего, всё так плохо КЭТ? Через 10 дней конец сме­ны, поедем в Москву. Там Олимпиада будет. Клёвые тусов­ки будут!

КЭТ мне не отвечала и только пожала плечами. Я про­должал стоять и с глубоким унынием глядел на нее. Каждое ее слово так и врезалось мне в сердце. В это мгновенье я, ка­жется, охотно бы отдал жизнь свою, лишь бы она не горевала. Она положила мне руку на голову и, внезапно ухватив меня за волосы, начала крутить их.

—  Больно... — проговорил я наконец.

—  А! больно! а мне не больно? не больно? — повторила она.

Она осторожно расправила вырванные волосы, обмота­ла их вокруг пальца и свернула их в колечко.

—  Я твои волосы к себе в медальон положу и носить их буду, — сказала она, а у самой на глазах все блестели слезы. — Это тебя, быть может, утешит немного!

Слезы КЭТ меня совершенно сбили с толку и я реши­тельно не знал, на какой мысли остановиться? Я и сам готов был плакать: я все-таки был школьником.

Я глядел на нее и, все-таки не понимая, отчего ей было тяжело, живо воображал себе, как она вдруг, в припадке не­удержимой печали, ушла в сад и упала на землю, как подко­шенная. Я хотел, ради неё совершить, какой-нибудь даже ду­рацкий подвиг!

Воображение мое заиграло и я начал представлять себе разные мифические триллеры, как я буду спасать ее из рук не­приятелей, как я, весь облитый кровью, исторгну ее из тем­ницы, как умру, у ее ног. Я вспомнил картину, висевшую у нас в гостиной: Малек-Аделя, уносящего Матильду или сцену из КАПИТАНСКОЙ ДОЧКИ Пушкина! Незаметно мой воспа­ленный разум переключился на окружающую действитель­ность, и я узрел большого пестрого дятла, который хлопотли­во поднимался по тонкому стволу березы и с беспокойством выглядывал из-за нее, то направо, то налево, точно музыкант из-за шейки контрабаса.

Кругом было и светло и зелено; ветер шелестел в листьях деревьев, изредка качая длинную ветку малины над головой КЭТ. Где-то ворковали голуби и пчелы жужжали, низко про­летали по редкой траве. Сверху ласково синело небо, а мне было так грустно.

И вдруг меня осенило её спросить:

— А в кого ты влюблена?

Мои глаза и её глаза встретились. Она опустила их и слег­ка покраснела. Я увидал, что она покраснела, и похолодел от испуга. Я уже прежде ревновал к ней, но только в это мгнове­ние мысль о том, что она полюбила другова парня, сверкнула у меня в голове: «Боже мой! она полюбила!» КЭТ торопливо пожала мне руку и побежала вперед....

Кровь во мне загорелась и расходилась. Ночью мы ре­шили замутить излюбленный пионерский ТРЮК — измазать ЗУБНОЙ пастой спящих герлов, то есть я хотел влезть в окно к КАТИ и измазать именно её!

.... Я проснулся среди ночи, проворно оделся, как сам-

набула и лунатик сиганул в окно, а потом поломился в сторо­ну её корпуса. Ночь была темна, деревья чуть шептали; с неба падал тихий холодок, от огорода тянуло запахом укропа. Я пе­решёл аллею; легкий звук моих шагов, смущал и бодрил меня. Я останавливался, ждал и слушал, как стукало мое сердце — крупно и скоро. Наконец я приблизился к её корпусу и спря­тало! за скамейкой. Вдруг мне почудилось, в нескольких ша­гах от меня промелькнула женская фигура... Я усиленно уст­ремил взор в темноту, я притаил дыхание. Что это? Шаги ли мне слышатся, или это опять стучит мое сердце?

—  Кто здесь? — пролепетал я едва внятно. Что это опять? Подавленный ли смех?., или шорох в листьях... или вздох над самым ухом? Мне стало страшно...

—  Кто здесь? — повторил я еще тише.

Воздух заструился на мгновение; по небу сверкнула ог­ненная полоска; звезда покатилась.

—  «КАТЯ?» — хотел спросить я, но звук замер у меня на губах, а тюбик с пастой шлёпнулся в траву. И вдруг все ста­ло глубоко безмолвно кругом, как это часто бывает в средине ночи... Даже кузнечики перестали трещать в деревьях, только окошко где-то звякнуло. Я постоял, постоял и вернулся в свой корпус, к своей простывшей постели. Я чувствовал странное волнение: точно я ходил на свидание, и остался одиноким и прошел мимо своего или чужого счастья.

 

ВЫСОКИЙ ОМУТ ЛЮБВИ

На утро, у меня снова поехала крыша. Я сидел, глядел, слушал и наполнялся весь каким-то безумным ощущением, в котором было все: и грусть, и радость, и предчувствие бу­дущего, и желание, и страх жизни. Но я тогда ничего этого не понимал и ничего бы не сумел назвать изо всего того, что во мне бродило, или бы назвал это все одним именем — име­нем КАТЯ.

Я терялся в соображениях и все искал уединенных мест. Особенно полюбил я чердак нашего корпуса, где мы стали оборудовать нашу штаб квартиру и рок клуб. Мы постави­ли старый проигрыватель и допотопный РИЖСКИЙ приём­ник, с дико длинной антенной. Целыми днями мы пытались поймать западные радиостанции, с целью прослушивания рок музыки. На стенах чердака были нарисованы самодель­ные рисунки — АББА, KISS, ЭЛИС КУПЕРА, а также чб фот­ки БИТЛЗ и ДОРС. Кроме этого на чердаке складировался весь наш «ГР стаф» и размещалась мини мастерская.

Взберусь, бывало, на чердак, сяду и сижу там таким не­счастным, одиноким и грустным юношей, что мне самому становится себя жалко, и так мне были отрадны эти горест­ные ощущения, так упивался я ими!..

Вот однажды сижу я на чердаке, гляжу вдаль и слушаю ГОЛОС АМЕРИКИ. Вдруг что-то пробежало по мне, ветерок не ветерок и не дрожь, а словно дуновение, словно ощущение чьей-то близости. Я опустил глаза. Внизу, по аллеи, в легком сереньком платье, с розовым зонтиком на плече, поспешно шла КЭТ. Она увидела меня, остановилась и, откинув край соломенной шляпы, подняла на меня свои бархатные глаза.

—  Что это вы опять, мутите на чердаке? — спросила она меня с какой-то странной улыбкой.

_ А....????

—   Вот, ты все уверяешь, что любишь меня! Ну, тогда спрыгни ко мне на дорогу! Если ты конечно — действитель­но любишь меня!

Не успела КЭТ произнести эти слова, как я уже ле­тел вниз, точно, кто подтолкнул меня сзади. Чердак был на уровне чуть ниже третьего этажа. Я ударился об землю но­гами, толчок был так силен, что я не мог удержаться, упал и на мгновенье лишился сознанья. Когда я пришел в себя, я, не раскрывая глаз, почувствовал возле себя КЭТ.

—    Милый мой мальчик, — говорила она, наклоняясь надо мною, и в голосе ее звучала встревоженная нежность, — как мог ты это сделать, как мог ты послушаться... Ведь я люб­лю тебя... встань.

Ее грудь дышала возле моей, ее руки прикасались моей головы, и вдруг, что сталось со мной тогда! Её мягкие, свежие губы начали покрывать все мое лицо поцелуями, они косну­лись моих губ. Но тут Катерина, вероятно, догадалась, по вы­ражению моего лица, что я уже пришел в себя, хотя глаз я не раскрывал. Быстро приподнявшись, она сказала:

—  Ну, вставайте, безумный; зачем лежать в пыли и сре­ди лягушек?

Я поднялся.

—  Да не смотри на меня так... что за глупости? Ты не сло­мал ноги? Говорю тебе, не смотри на меня. Вообщем, на вся­кий случай сходи в амбулаторию, а я пойду по своим делам. Тодько не смей идти за мной, а то я рассержусь, и уже боль­ше никогда...

Она не договорила своей речи и проворно удалилась, а я присел на дорогу, ноги меня не держали. Крапива обожг­ла мне руки, спина ныла, и голова кружилась, но чувство блаженства, которое я испытал тогда, уже не повторилось в моей жизни. Оно стояло сладкой боли во всех моих членах и раз­решилось, наконец, восторженными прыжками и восклица­ниями. Точно: я был еще ребенок.

Я так был весел и горд весь этот день, я так живо сохра­нял на моем лице ощущение Катиных поцелуев, я с таким со­дроганием восторга вспоминал каждое ее слово, я так лелеял свое неожиданное счастье, что мне становилось даже страш­но, не хотелось даже увидеть ее, виновницу этих новый ощу­щений. Мне казалось, что уже больше ничего нельзя требо­вать от судьбы, что теперь бы следовало «взять, вздохнуть хорошенько в последний раз, да и умереть»....

На следующий день, отправляясь в корпус к КЭТ, я чувст­вовал большое смущение, которое напрасно старался скрыть под личиною развязности, нормального парня, желающе­му дать знать, что он умеет сохранить тайну. КЭТ встрети­ла меня очень просто, без всякого волнения, только погрози­ла мне пальцем и спросила: нет ли у меня синякоф? Вся моя скромная развязность и таинственность исчезли мгновенно, а вместе с ними и смущение мое. Конечно, я ничего не ожи­дал особенного, но спокойствие КЭТ меня точно холодной водой окатило. Я понял, что я дитя в ее глазах, и мне стало очень тяжело! КЭТ всякий раз быстро улыбалась, как только взглядывала на меня; но мысли ее были далеко, я это ясно ви­дел и пытался думать как быть?:

—«Заговорить самому о вчерашнем ДЕЛЕ? Куда она так спешила, чтобы узнать окончательно?!», — но я только мах­нул рукой, как нас позвали на ужин. По дороге ко мне при­клеился ВАДИМ:

— Серёга, скажу тебе как пацан пацану! Кэт нас всех ки­нула, она по ночам встречается с вожатыми из Большевика с Янисом и тем другим!!! Советую тебе не спать по ночам и на­блюдать, наблюдать из всех сил. Вощем, ночью, у пожарного пруда, вот где надо караулить. Ты мне спасибо ещё скажешь!

Вадим засмеялся и повернулся ко мне спиной. Он, ве­роятно, не придавал особенного значенья тому, что сказал мне; он имел репутацию отличного мистификатора и славил­ся своим умением дурачить людей на маскарадах, чему весь­ма способствовала та почти бессознательная лживость, кото­рою было проникнуто все его существо...

Он хотел только подразнить меня; но каждое его слово протекло ядом по всем моим жилам. Кровь бросилась мне в голову. Меня словно окотило ушатом ледяной воды и одно­временно поразило током! Я остолбенел и думал, что ацкая сила разорвет меня на части или я провалюсь в АД!

«А! вот что! — сказал я самому себе, — добро! Стало быть, мои вчерашние предчувствия были справедливы! Ста­ло быть, меня недаром тянуло к пруду! Так не бывать же это­му!» — воскликнул я громко и ударил кулаком себя в грудь, хотя я, собственно, и не знал — чему не бывать?

Я не знаю, как я пережил последующие два часа. По­сле всех раздумий и импульсивных решений, я взял себя в руки. Я всё выложил как на духу парням из ГР клуба, они по­нуро и молча, слушали мои откровения. Вернее я разговари­вал сам с собой. А, что они мне могли сказать или посовето­вать? Мстить? Доказать всему свету и ей, изменнице, что я умею мстить! Пытаца каким-то неимоверными УСИЛИЯМИ её привязать к себЕ? Это был провальный проект!

Сутки я находился на грани помешательства и во мгле ада. За это время я в ЮООраз все перекрутил по кругу. Прини­мал и отменял решения, убить ёё, пасть к её ногам, броситца под тепловоз или в пожарный пруд. Я представлял себе, как она может рыдать надо мною, а в толпе будут говорить:

— Этот Серёжа, он её ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ!

При этой мысли я рыдал как дитя, рыдал в умиление над этой мыслью...

 

ЭТО Я-КАТЯ

Нарыдавшись вдоволь, я вдруг поймал себя на мысли, что мне стало как-то легко. И даже показалось, что я вернул­ся САМ в СЕБЯ. Я посмотрел по сторонам, я брёл мимо пру­да, где молодые бойцы из ГР клуба рассматривали, как раки пожирают сгоревшего ЕЖА! Мне тут же пришёл невьебенный креатив. Для связи по лагерю, вместо мобильных теле­фонов мы использовали — короткий Римский горн или боц­манский свисток. Три длинных гудка, возвестили мобу, что намечается СЕРЬЁЗНОЕ ДЕЛО!

И вот мы уже на чердаке, а перед нами дорогостоящая и иллюстрированная дореволюционная книга «СПОСОБЫ ПОИМКИ ВОРОВ»! Нас заинтересовала ловушка «МОЛОТ ТОРА», «ОГНЕНЫЙ ДУШ», «МАТРАС ЁГА» и ещё несколь­ко других ХИТОФ. «МТ» был сопровожден рисунком: вор за­лезает в форточку, а сверху на голову, ему падает 16 пудовая гиря. Вор заходит в дверь, на него выливается кипящее мас­ло, а в лицо ударяет ДОСКА ЁГА, то есть ДУБИНА утыкан­ная гвоздями. Мы не стали мастерить ТАКОЕ ЗВЕРСТВО, а сделали ЛАЙТ ОБГРЭЙТ.

Естественно, что могу сказать — мною не двигало жажда мщения, к более удачливым любовникам (тем более им было по 21году), а просто было навалом свободного времени, и хо­телось проверить КАК РАБОТАюТ дореволюционные приспо­собления. Тем более был интригующий и практичный повод.

Мы нашли лаз, откуда вожатые из «Большевика» проле­зают на нашу территорию, разместили ловушки и подтянули «ПРОТИВОПЕХОТНУЮ КАТОПУЛЬТУ». На десерт, мы по­строили УЖАСНОЕ ПРИВЕДЕНИЕ, которому вместо голо­вы приделали обглоданного раками ЕЖА...

В первую ночь ОНИ не пришли, мы стали ждать сле­дующую.

После отбоя я, достал из тумбочки швецарский ножик, пощупал острие лезвия и, нахмурив брови, с холодной и со­средоточенной решительностью сунул его себе в карман, точ­но мне такие дела делать было не в диво и не впервой. Сердце во мне злобно приподнялось и окаменело; я до самой ночи не раздвинул бровей и не разжал губ и то и дело похаживал взад и вперед, стискивая рукою в кармане разогревшийся нож и заранее приготовляясь к чему-то страшному. Эти новые, не­бывалые ощущения до того занимали и даже веселили меня, что собственно о КЭТ я мало думал. Мне всё мерещились:

— О Янис, молодой прибалт — «Куда, красавец моло­дой? — Лежи...», а потом: «Ты весь обрызган кровью!.. О, что ты сделал?..» — «Ничего!» С какой жестокой улыбкой я по­вторил бы это: НИЧЕГО!

Как только вожатые заснули, мы незаметно покинули корпус и встретились в условленном месте, а потом заняли свои посты. Я уже заранее выбрал всем места, где караулить.

Парням это предприятие доставляло массу прикола и удо­вольствия...

Но НОЧЬ ТЯНУЛУСЬ СЛОВНО РЕЗИНА!

Стоя на чердаке, я мог хорошо видеть, насколько позволя­ла темнота, что происходило вокруг. Рядом вилась таинственая дорожка, которая змеей проползала под забором, носив­шим в этом месте следы перелезавших ног, и вела к круглой беседке из сплошных акаций в стороне от пожарного пруда, а потом уходила куда-то в мрак. Ночь стояла такая же тихая, как и накануне; но на небе было меньше туч и очертанья кустов, даже высоких цветов, виднелись очень ясно. Первые мгнове­нья ожидания были томительны, почти страшны...

Но прошло полчаса, прошел час; кровь моя утихала, хо­лодела; сознание, что я напрасно все это делаю, что я даже несколько смешон, что ВАДИМ подшутил надо мною, нача­ло прокрадываться мне в душу. Я покинул мою засаду и обо­шел периметр позиции. Как нарочно, нигде не было слышно даже малейшего шума — все покоилось. Даже лагерная соба­ка спала, свернувшись в клубочек у калитки. Я снова взобрал­ся на крышу чердака, увидел пред собою далекое поле, вспом­нил встречу с КЭТ и задумался...

Я вздрогнул... Мне почудился скрип отворявшейся две­ри, потом легкий треск переломанного сучка. Я в два прыж­ка спустился с чердачной лестницы и замер на месте. Быст­рые, легкие, но осторожные шаги явственно раздавались где-то рядом. Они приближались ко мне.

— «Вот он... Вот он, наконец!» — промчалось у меня по сердцу. Я судорожно выдернул нож из кармана, судорожно раскрыл его, какие-то красные искры закрутились у меня в глазах, от страха и злости на голове зашевелились волосы. Шаги направлялись прямо на меня, а я тянулся им навстре­чу... Показался человек... боже мой! Это был Янис!

Я тотчас узнал его, хотя он весь закутался в рыболов­ный плащ и капюшон, брёл по асфальтовой дороге и озирал­ся по сторонам. Одно мгновение и он скрылся в зелени, кото­рая примыкала к забору С дальних дозороф, я увидел азбуку морзе КОРМАННЫх ФОНАРЕЙ — «молодые» сигнализи­ровали — ОНИ ИДУТ! Вскоре фонарик замаячил от пруда, а потом фонарик Олега известил, что расчёт «ПК» готоф к бомбометанию. Я послал пару сигналов и бросился по лест­нице вниз, а потом в сторону «ПК» и рычагов ловушек.

В первые секунды, я так зашифровался, что кажется, сравнялся с самою землею. Ревнивый, готовый на убийство Отелло, я внезапно снова превратился в школьника. Я до того испугался неожиданного скрипа досок в заборе, что даже на первых порах не заметил, откуда кто он шел и куда исчезал. Со страху я уронил нож в траву, но даже искать его не стал. Но тут, я разом отрезвился и стал, словно как робот:

—  Орудие! Огонь!

Первый пакет кала улетел в сторону лип и акаций, в туже секунду оттуда вылетел первый урелок и стал воровато оглядоватца. На его фоне, снова отварилась заборная доска и вскоре появилась рожа Яниса. Фокус вожатого МИти видел только самого ЯНИСА, но когда на него упало целое корыто дерьма, он дико остолбенел!!! Он, было, метнулся на помощь товарищу, но в этот момент ему нелепо долбануло в ебало — ДОСКА ЙОГА! Вместо гвоздей, там была жевана китайская жвачка (первый эксперимент Китая). После ацкого удара, ку­валда прилипла к его волосам, щекам и носу. Чем больше он её отрывал тем больше она к нему прилипала. Он сделал ещё одно движение к Янису, и тут-же споткнулся на растяж­ке ТРОЯНА: ушат дерьма обрушился на него с дерева, а на голове оделось ведро с оленьими рогами! Это всё сопровож­далось громкими ночными звуками, они были в шоке, дико нервничали и орали!:

—  Бля! Янис! Ты кажись в каком-то гавне!

—  Да ты сам в говне!

—  Что это за вонючее дерьмо! Откуда оно взялось?

—  Меня, чёто липкое ебануло!

—  Не липкое, а дерьмо!

При свете яркой луны, они пытались разобратца, что произошло? Они пытались хорохорится, что это всё мел­кая неувязка, что она исчезнет, как случайный миг прерван­ного ГУДКОМ тепловоза — СНА! Они хотели верить, что это чисто пожарник неправильно перекрыл канализацию, и они ЧИСТО случайно немного врезались в поносное дерь­мо, и если есть рядом пожарный пруд, то ОНИ быстро отмоютца. Но ВАНЮЧИЙ КОШМАР их не покидал! Кал — есть КАЛ!:....

—  Янис пойдём к пруду! — они двинулись к пруду, кото­рый располагался в 100 метрах от них.

—  Орудие! Огонь!

Второй пакет кала улетел в сторону вишен, разбился об ветки и оросил их дерьмом.

—  А, А, АААА! Опять дерьмо! Откуда оно прилетает?!

—  Вроде дождя нету, а гавно падает!

Они стали метаца и воровато оглядываясь двигались в сторону пруда, уже везде им грозила опасность. Зиндан ждал ИХ. Один неправильный шаг, рухнула тонкая перегородка и с ДИКИМИ ВОПЛЯМИ они провалились в болотную жижу:

—  Орудие! Огонь!

Третий пакет кала улетел в сторону пристреленного зиндана, за миг до падения ОН РАЗОРВАЛСЯ, последовали ди­кие вопли...

-АААА!

—  НОГА!

-УХИ!

—  БОШКА!

—  Слезь с моей ШЕИ!

—  Орудие! Огонь!

Четвёртый и пятый пакет кала улетел в сторону пристре­ленного зиндана, за миг до падения они НЕ РАЗОРВАЛиСь, а ебанулись, о что-то упругое, последовали дикие вопли...

Они вылезли из ямы и с ацкими проклятьями ломану­лись к пруду, но здесь ожидала НЕПРИЯТНАЯ ВСТРЕЧА — ФОСФОРНОе чучело ВЕНЕРЫ с элементами ЕЖА и горящи­ми лампочками, вместо глаз. Венера зловеще водила руками магические ПАССЫ, а на груди у неё красовалась табличка: «ЭТО Я — КАТЯ!»

От ужаса Янис спотыкнулся и со всей силой ебанулся об скамейку, они развернулись и побежали обратно к забору. В эту секунду, на берегу пруда, через дырку в сетке рабица — появился силуэт КАТИ:

—  Ребята вы куда? Подождите! « ЭТО Я — КАТЯ»!

Но они уже перелезали через забор:

—  Пошла ты нахер КАТЯ! Мы тебе это ещё припомним!

—  За такое дерьмо, даже бабам ебало надо бить!

—  Что вы говорите! Я же вас люблю! Подождите! « ЭТО Я — КАТЯ»

—  Да иди ты на хуй КАТЯ!

— Целка ебанная! — послышался отдаленный крик и убе­гающий топот по тропинке из гальки. Разбуженный воплями кретинов, проснулся лагерный пёс, он тут-же бросился в по­гоню за гавночистами. Во мгле ещё долго раздавался озвере­лый лай ТУЗИКА и вопли урелкоф, вероятно он гнал их до самого Большевика. Катя вся в слезах и недовольстве, мол­нией метнулась за рабицу и скрылась в темноте.

Усталые и счастливые мы вернулись в корпус, и с гор­достью за выполненную миссию тут-же захрапели здоровым сном.

Я встал поутру с вначале радостно, но потом радость за­менилась тяжелым недоумением и какою-то еще небывалою грустью, точно во мне что-то умирало.

Я пришел бы в большое затруднение, если бы меня за­ставили рассказать подробно, что происходило со мною в те­чение трёх дней, после ночной заварухи. Эта было странное, лихорадочное время, хаос какой-то, в котором самые проти­воположные чувства, мысли, подозренья, надежды, радости и страданья кружились сплошным вихрем. Я страшился за­глянуть в себя, если только четырнадцатилетний пацан мог в себя заглянуть, страшился отдать себе отчет в чем бы то ни было; я просто спешил прожить день до вечера. Зато ночью я спал хорошо... детское легкомыслие мне помогало.

Эта шиза, вероятно, долго бы ещё продолжалась... но громовой удар разом все прекратил и перебросил меня в но­вую колею. За Катей приехали родители и увезли её в Москву. До конца смены оставалось ещё четыре дня...

 

ПОСТКУРОРТНЫЙ РОМАН

Вскоре мы тоже вернулись в Москву. Сердечная рана моя — медленно заживала. Но я не сразу я отделался от про­шедшего, не скоро принялся за свои привычные дела.. Уже на подъезде к дому, я планировал ей сразу позвонить и набитца на свидание.

Как только я вошёл в квартиру, то сразу набрал её номер, но тут-же бросил. Я поймал себя на мысли, что не знаю — О ЧЁМ буду ГОВОРИТЬ! Я решил подготовица к звонку, но каждая тема для разговора через некоторое время казалось ТУПЕЕ и ЕЩЁ ГЛУПЕЕ. Я постоянно откладывал ЭТОТ ЗВО­НОК и решился сделать это, только через неделю. В трубке отвечал раздрожённый голос, по всей видимости её бабуси:

—  Кати нет! Она уехала до канца лето в ЭСТОНИЮ!....

Я словно остолбенел и наверно несколько минут слушал мерзкие гудки брошенной трубки. Первой мыслью я хотел перезвонить, узнать — в какое именно место. А потом поломитца на край земли! Ведь не буду же я бегать по всей ЭС­ТОНИИ и спрашивать: «А вы не видели КАТЮ в соломен­ной шляпке?!»

Но потом, я решил, что это даже лучше, так как не знал О ЧЁМ С НЕЙ ГОВОРИТЬ? А к сентябрю, я что-нибудь при­думаю...

Вскоре я уехал на дачу к моему школьному френду -голу­бятнику, чтобы 3 недели гонять на велике, слушать оголтелый рок и ловить рыбу на речке.

В первый же вечер, он спросил меня:

—  А ты влюблён?

—  Да дико!

—  И я тоже!

Мы до самого рассвета пропиздили о СВОИХ ИСТОРИ­ЯХ ПЕРПВОЙ ЛЮБВИ и легли спать только в семь утра, это при том, что мы тогда практически не бухали!!! Потом на ры­балке или во время скитаний по лесам, в ЮООраз рассказыва­ли друг другу самые мельчайшие подробности НАШИХ РО­МАНОВ и ПЕРИЖИТЫХ ЧУВСТВ. Мы обсуждали каждый мельчайший момент и пытались его проанализировать и най­ти смысл. Но на многие вопросы мы так и не получили отве­та и в конечном счёте имели только домыслы.

Лето пролетело в миг, и вот я уже топаю в 9 класс, а по­том бешено ломлюсь в местный ДОМ ПИОНЕРОВ, где ста­ла репетировать наша РОК ГРУППА. У меня созрел гениаль­ный план — пригласить КЭТ на репетицию, после которой я смогу дико поднятца в её рейтинге. Надо было разучить пес­ни, на это ушёл месяц и я позвонил ей лишь в конце сентября. Она обрадовалась, и я пригласил её в кино. Мне казалось, что мы будем сидеть обнявшись, так же как на киносеансах в ла­герном клубе, а в открытых окнах будут стрекотать сверчки и проносится летучие мыши.

Но всё получилось натянуто и официально, я сам стес­нялся себя, мне казались мои истории совершенно глупы и в конечном итоге, я не знал о чём с ней можно говорить. Катя была ВСЯ на ФИРМЕ и в ЗАПАДНЫХ моднейших шмотках, я не понимал, откуда она их достала.

Я даже был рад, что когда мы дошли до её подъезда, на­чался дикий ливень, и у нас возникла возможность быстро распрощаться...

Прошло ещё с полгода, я усиленно репетировал и со­бирал коллекцию пластинок и вскоре моя любовь, со всеми своими волнениями и страданиями, показалась мне самому чем-то таким детским, и мизерным перед тем другим, НО­ВЫМ которое ждало меня впереди...

 

ПРОШЛО 4 ГОДА

Прошло четыре года, я закончил школу, во всю хиповал и занимался всякими контркультурными делами. Один раз я отправился к книжному магазину, что находился напротив парка кинотеатра АРКТИКА, в надежде впарить барыгам не­сколько книг, для последующей покупки пластинки АСДС «Во вёс эбаут ту рок». Но барыг, особо не заинтересовал мой товар, пришлось его впарить за бесценок. Я понуро побрёл в сторону автобусной обстановке, рассуждая, где ещё наскре­сти чирик и тут на другой стороне дороге увидел КАТЮ. Она была разодетая, вся на ФИРМЕ как ПУТАНА! Рядом стоял шустрый еврейчик, что то говорил, она смеялась, они пойма­ли такси и мигом укатили...

На секунду во мне всплыли очертания ЛЕТА-1981, про­неслись нотки ностальгии и грусти. На следующий день, я вспомнил про вчерашний эпизод и решил ей позвонить, про­сто так, без всякой цели. Она по прежнему проживала по тому же адресу, а может, была наездом. Разговор начался так:

—  Привед Кэт! Это Серёга из пионерского лагеря СОЛ­НЕЧНЫЙ!

—  А....? Э....? Какой пионер, что за брэд?

—  Ты, что меня не помнишь?

—  Непомнююююююю? — она была очень недовольно и, по вероятно не хотела иметь дел с детским садом из прошлого, тем более это мог быть какой-нибудь ебанутый «поклон­ник — прилипало»!

—  Кэт! Не волнуйся, я позвонил просто так!

—  Аааа?! Лагерь СОЛНЕЧНЫЙ?

—    Ну, помнишь я тебе в кательной показывал череп ЛЁХИ! И мы ещё в печке ЕЖА поджарили, а потом я спрыг­нул с крыши к твоим ногам, а ты мне оторвала волосы и спря­тала их к себе медальон, а ещё я выиграл в ФАНТЫ и ТЫ МЕНЯ ПОЦЕЛОВАЛА!

В телефоне возникла Пауза, потом она радостно закри­чала!

—  А сержик привед! Ты, что попрежнему меня любишь?!

Я хотел сказать: ЧТО УЖЕ НЕТ, но это было бы не кор­ректно по отношение к девушке, поэтому сказал так:

—   В своих грёзах, я буду любить тебя вечно! Как АТЭНЕЙ греческую принцессу ЕЛЕНУ!

—   Здорова! Сколько лет прошло...она задумалась и на всякий случай добавила:

—  А я, на следующей недели — выхожу замуж! Мой же­них работает в МИДе, мы скоро уезжаем в Венгрию!

—  Ух, ты! Как тебе повезло! Кэт у меня к тебе есть прось­ба! А можешь мне из Венгрии привести пластинки металла, я у тебя их куплю!...

 

ПРОШЛО ЕЩЁ и ЛЕТ

Прошло ещё 7 лет, я уже дико рубил в группе КОРРОЗИЯ МЕТАЛЛА, уже плотно засветился в телеке и в СМИ и имел сотни романоф. Перед фестивалем ЖЕЛЕЗНЫЙ МАРШ-4, мы отправились дать концерт в БУДАПЕШТ. Там уже це­лый год жили наши стриптизёрши из первого состава «СЕКС ШОУ КОРРОЗИИ» Они согласились нам показать венгер­скую столицу, а также поселили нас за мелкий прайс в гости­ничном особняке в предгорьях Будапешта.

В первую ночь я дико порол стриптизёршу Лену, а Ящер Олю, в которого она была влюблена. В то время, я имел сла­бое представление о ТРАФИКЕ ДЕВОЧЕК в ЕВРОПУ и АРАБСКИЕ СТРАНЫ, но меня дико удивило как СОВЕТ­СКИЕ СТУДЕНТКИ потусовавшись месяц с КОРРОЗИЕЙ, тут же свалили зарубеж. Я даже вспомнил тот день, когда на концерт заявился некий ЕВРЕЙЧИК и что впаривал девицам. Наши девицы говорили, что всеми русскими стриптизёрша­ми заведует некая фирма «ЧИЧАЛИНА&КЭТ»...

Так я близнец, то одновременно люблю противополож­ности, как тусовки, так и аскетическое одиночество. В один из дней, я выбрал одиночество, хорошенько курнул МАРОКАНСКОЙ (подгон от гитариста рок группы ПИРАМИШ), вышел из СТРИПТИЗ отеля и отправился через весь город на «КРО­ВАВЫЙ ЛУГ». В этот день там собирались ветераны «ОБО­РОНЫ БУДАПЕШТА 1944/45», шла торговля антиквариатом и «копаниной». За мелкий прайс, мне удалось приобрести фа­шистский значок боевой группы студенческого отряда САЛАШИ и новоделы — ботинки на шнуровке от вафен СС.

Также я заглянул на местную толкучку, где приобрёл не­сколько пиратских LP и CD. В офигенном и приподнятом на­строение я потопал обратно к себе!

 

ЭТО Я — КАТЯ-2

Около входа в отель находилась английская телефонная будка, краем глаза я заметил, что там стояла модная брюнет­ка и типа «звонила» (мобил тогда не было). Я хотел её рас­смотреть, но словно одержимый «бесом противоречия» по­вернулся в другую сторону и уже было собирался пройти мимо. Но тут сзади раздался до боли знакомый голос, а мо­жет и не знакомый, а просто из фильма или «ЧТО БЫЛО НЕ СО МНОЙ»:

— А кое — кто, обещался купить у меня пластинки!

Я чутка остолбенел. Этого я, признаюсь, никак не ожи­дал. Первой моей мыслью было, что это глюк после укурки, но когда я повернулся, то был приятно удивлён. Вся на фирме и в ОБГРЕЙДЕ СТОЯЛА она — КЭТ!

—  ЭТО Я КАТЯ!

—  НИФЕГА СЕБЕ! КЭТ это ТЫ?!!!

Я был АБСОЛЮТНО СПОКОЕН и заговорил с ней, как будто мы с ней виделись только вчера. Она игриво опиралась на будку и мотала телефонной трубочкой:

—  Ну и что же вы — не звоните девушке? Или вы боль­ше меня не любите? А? Сергей Троицкий из группы КОРРО­ЗИЯ МЕТАЛЛА, он же из 2отряда пионерского лагеря СОЛ­НЕЧНЫЙ! ОН же ГРОЗА ВОРОН и начальник РИМСКИХ КАТАПУЛЬТ!

—  Да всё так и есть! Я люблю вас и сейчас так же силь­но, как и в тот день, когда мы сожгли в печке АЦКОГО ЕЖА и МИСТИЧЕСКОГО КОТА!

Мы стали ржать, трава дала «импульсивный ПРИХОД». Не прошло и пяти минут, как мы уже сидели в баре, а когда была выпита бутылка ТОКАЙСКОГО, мы каким-то макаром оказались в НОМЕРЕ! Раскурили козью ножку МОРОКАНСКОЙ жёлтой травы и валялись на диване! Меня про­сто офигенно накрыло! Я включил музыку, а КЭТ стала тан­цевать на манер «Девять с половиной недель».

На ней было белое платье и сама она, ее лицо, плечи, руки были бледны до белизны.

И, боже мой! С какой новой силой разгорелась во мне любовь! Может даже не любовь, а её ФЛЭШБЭК, дикая СТРАСТЬ — вызванная из глубины сознания НАРКОТИЧЕ­СКИМ дурманом! В миг на ней не оказалось одежды, и мы бросились в омут СТРАСТИ и ЛЮБВИ...

Не знаю, сколько прошло времени, сколько часов, но мы бесконечно поролись, курили и пили... Я хотел её постоянно, она была самой изысканной и развращённой шлюхой. Мы по­ролись во всех числовых комбинациях и на всех территориях НОМЕРА, на столе, под столом, на палу, в ванной, в шкафу, в креслах, на диване и даже в СТИЛЕ ЖЕСТЬ в общем коридо­ре гостиницы. Экстремальное порево в общественном месте, вызывало особый ажиотаж и волнения...

Но любая сказка скоро кончается и вот уже золушка сно­ва тусит среди своих бобоф.

Мы лежали голые и пялились в потолок, я врубился, что 4 пора разбегатца. При этой мысли, я вошёл в ступор и мною снова завладел «бес противоречия». Я лежал рядом, с полно­стью голой КЭТ, я её дико отпорол. Я ЕЁ ЛЮБИЛ и НЕ ЛЮ­БИЛ ОДНОВРЕМЕННО! ХЕ! ХЕ! Кто бы мог подумать, что всё так произойдёт! Потом я поймал себя на мысли — ЧТО НАМ НЕОЧЁМ больше говорить. Перед РАЗБЕГОМ, нужно было что-то сказать: «ПРИХОДИ на КОНЦЕРТ», «ОБМЕНЯ­ЕМСЯ ТЕЛЕФОНАМИ», но я сказал дикий бред:

—  Значит, ты любила ЯНИСА и МИТЮ?

—   Боже упаси мой мальчик любить таких. Папа Яниса был зам начальника ПВО Эстонии, он пиздил у него карты с радарами и ракетами, и за поцелуи передавал мне. А я их, че­рез венгров — продавала рыжему англичанину. Рыжий англи­чанин был крашенным венгром, за разрушение БУДАПЕШТА в 1945 он поклялся разрушить СССР. Он добился своего, а я тоже своего...

—  Вот это да! Так значит, ты была шпионка?

—   Да я ТАКАЯ! — она игриво опёрлась на стульчик и изобразила фотку МЕРЛИН МАНРО.

Она была ЧУДОВИЩНО СОБЛАЗНИТЕЛЬНА со своим бритым сипом (до 1990года в СССР девушки обычно не бри­ли СИП) я её безжалостно отпорол в крайний раз, а потом вырубился в забытье. Кода я проснулся, её уже не было, а на журнальном столике стояла дорогущая бутылка Мадьярско­го вина и её визитка, посредине было написано: «ЧИЧАЛИ— НА&КЭТ» — girls for you love...

Вот и вся первая любовь.

 

ПС:

....Уже в поезде, когда мы ехали обратно, из Будапешта в Москву, я снова вспомнил про ЯНИСА. Ведь получается так, что я всю жизнь был яростным антисоветчиком, коммуняки гнобили наш ансамбль, запрещали концерты. Хотя по боль­шому счёту, они обязаны были мне выдать медаль, за то, что мы забросали калом изменников СССР — ЯНИСА и урелка МИТЬКА!...