По пути в Барчестер мистер Хардинг долго убеждал архидьякона, что все их прогнозы касательно Элинор и мистера Слоупа не имели под собой ни малейшего основания. Подорвать веру архидьякона в собственную прозорливость оказалось очень нелегко. У доктора Грантли, по его мнению, было столько прямых и ясных доказательств его правоты, подтверждавшихся к тому же множеством косвенных улик, что он сперва усомнился в словах мистера Хардинга, когда тот сообщил ему, как возмутило Элинор подобное предположение. В конце концов он уступил, хотя и с оговорками. Он скрепя сердце согласился считать свое прежнее мнение ошибкой, но обставил это так, что в случае, если бы Элинор все-таки стала миссис Слоуп, он мог бы сказать: “Ну, что я вам говорил? Вспомните, что утверждали вы и что говорил я; и запомните на будущее, что я был прав в этом — как бываю прав всегда”.

Однако он пошел в своих уступках так далеко, что обещал побывать у Элинор,— и приехал к ней в самый разгар ее беседы с отцом. Мистер Хардинг должен был так много сообщить и так много выслушать, что совсем забыл предупредить Элинор об ожидающей ее чести, и она совсем не была готова увидеться с архидьяконом, когда услышала его голос в передней.

— Это архидьякон! — воскликнула она, вскакивая.

— Да, милочка. Он просил предупредить тебя, что он к тебе заедет, но, по правде сказать, я совсем про это забыл.

Элинор убежала, вопреки всем просьбам отца. В эти первые радостные часы ей меньше всего хотелось выслушивать извинения и поздравления архидьякона. Он ведь будет говорить так много и так скучно! А потому архидьякон нашел в гостиной только мистера Хардинга.

— Вам придется простить Элинор,— сказал мистер Хардинг.

— Что-нибудь случилось? — спросил доктор Грантли, который немедленно решил, что вся правда о мистере Слоупе наконец-то стала явной.

— Да, кое-что случилось. Пожалуй, вы будете сильно удивлены.

По лицу тестя архидьякон понял, что речь все-таки пойдет не о мистере Слоупе.

— Нет,— ответил он.— Меня уже больше ничто не способно удивить.

В наши дни многие люди, подобно архидьякону, следуют (или делают вид, что следуют) принципу nil admirari. Однако, если судить по их виду, они поддаются внезапным эмоциям точно так же, как и их деды и бабки.

— Как вы думаете, что сделал мистер Эйрбин?

— Мистер Эйрбин? Надеюсь, вы имеете в виду не дочь Стэнхоупа?

— Нет, не эту женщину,— ответил мистер Хардинг, радуясь сюрпризу, который ждал архидьякона.

— Не эту женщину? Значит, тут замешана какая-то женщина? Если вы о нем что-то знаете, то почему вы молчите? Я терпеть не могу такие загадки и тайны.

— От вас это не тайна, архидьякон. Хотя, конечно, дальше разглашать это пока не следует.

— Ну?

— Обещайте, что вы никому не скажете. Кроме Сьюзен, конечно.

— Вздор!— воскликнул архидьякон, сердясь от нетерпения.— Никаких тайн мистера Эйрбина вы знать не можете!

— Только одну: они с Элинор помолвлены.

По лицу архидьякона было видно, что он этому не поверил.

— Мистер Эйрбин! Это невозможно.

— Во всяком случае, так мне сказала Элинор.

— Это невозможно,— повторил архидьякон.

— Я так не считаю. Я и сам был очень удивлен, но отсюда не следует, что это невозможно.

— Она, наверное, ошиблась.

Мистер Хардинг заверил его, что это отнюдь не ошибка, что мистер Эйрбин, как он узнает, вернувшись домой, уже побывал в Пламстеде, чтобы сообщить об этом, что это известно даже мисс Торн и что, короче говоря, помолвка была самая настоящая.

— Боже великий! — воскликнул архидьякон, расхаживая по гостиной Элинор.— Боже великий! Боже великий!

Эти восклицания свидетельствовали о том, что он поверил — так, во всяком случае, решил мистер Хардинг, и вполне справедливо. Первое из них явно выражало некоторое неудовольствие по поводу этой новости, второе просто указывало на удивление, а в тоне третьего мистер Хардинг, как ему показалось, уловил удовлетворение.

Так это и было. Архидьякон не мог не испытать неудовольствия при мысли о том, как неверны были все его предположения. Если бы только ему самому пришел в голову этот брак, когда он приглашал мистера Эйрбина в Пламстед, его репутация человека мудрого и проницательного получила бы такое подтверждение, что он почти сравнялся бы с Соломоном. И почему он об этом не подумал? Разве не мог он предвидеть, что, став приходским священником, мистер Эйрбин захочет жениться? Он предугадал, что Элинор захочет выйти замуж, так как же он не увидел, что мистер Эйрбин должен понравиться ей куда скорее, чем мистер Слоуп? Архидьякон обнаружил, что попал пальцем в нёбо и, разумеется, не мог сразу справиться со своей досадой.

Велико было и его удивление. До чего же хитро вели себя эти голубки! Как они его провели! Он бранил Элинор за ее воображаемое увлечение мистером Слоупом, а она-то была влюблена в его собственного протеже мистера Эйрбина, и он сообщил тому же мистеру Эйрбину о своих опасениях относительно матримониальных планов мистера Слоупа! Вполне естественно, что архидьякон был удивлен.

Но у него были и все причины чувствовать удовлетворение. Этот брак разрешал все его затруднения. Во-первых, мистер Слоуп теперь уже никак не мог стать его свояком, что само по себе было большим утешением. Во-вторых, мистер Эйрбин, как никто, подходил для этой роли. Но самым главным был тот удар, который этот брак наносил мистеру Слоупу. Мистер Слоуп, без сомнения, лишался жены, уже ходили слухи, что он недолго останется во дворце, и, если бы только мистер Хардинг не был так упрям, миновала бы и самая страшная опасность. Мистер Слоуп, вероятно, признает себя побежденным и предпочтет покинуть Барчестер. И архидьякон вновь сможет дышать чистым воздухом.

— Ну-ну! — сказал он.— Боже великий, боже великий! — И тон пятого восклицания окончательно убедил мистера Хардинга в том, что архидьякон доволен.

И тогда медленно, постепенно, исподволь мистер Хардинг изложил свой план. Почему бы новым настоятелем не стать мистеру Эйрбину?

Медленно, постепенно, не без колебаний архидьякон согласился с точкой зрения тестя. Как ни нравился ему мистер Эйрбин, каким искренним ни было его восхищение богословскими талантами этого джентльмена, он никогда не дал бы согласия на шаг, который должен был лишить его тестя заслуженного им повышения, если бы оставалась хоть малейшая надежда принудить тестя принять повышение, которое он заслужил. Но архидьякон по прошлому опыту знал, с каким упрямством способен мистер Хардинг следовать собственному мнению, вопреки советам всех своих друзей. Он сознавал, что этот кроткий уступчивый человек не поддастся ни на какие уговоры и откажется от предложенного ему высокого сана, раз, но его убеждению, принимать этот сан ему не следует. И вот он также задал себе вопрос: “А почему бы мистеру Эйрбину и не стать настоятелем Барчестерского собора?” В конце концов они уговорились отправиться на следующее утро с первым же поездом в Лондон, заехав по дороге в Оксфорд. Они полагали, что совет доктора Гвинна может оказаться им полезен.

После этого архидьякон поспешил в Пламстед, чтобы приготовиться к поездке. Так как день был солнечный, он приехал в Барчестер в двуколке, и теперь, проезжая по Хай-стрит, на перекрестке увидел мистера Слоупа, которого не сбил только потому, что успел вовремя натянуть вожжи. Они не разговаривали друг с другом с того достопамятного дня, когда впервые встретились в кабинете епископа. И теперь они тоже не обменялись ни словом, а только поглядели друг другу прямо в глаза, и выражение на лице мистера Слоупа было таким же наглым, вызывающим и торжествующим, как всегда. Если бы доктор Грантли не был твердо уверен в обратном, он не усомнился бы, что его враг заполучил сан настоятеля, богатую жену и прочие блага, к которым так стремился. На самом же деле он потерял все, и епископ, только что отказался от его услуг.

Покинув город, архидьякон проехал мимо столь знакомых ему ворот Хайремской богадельни. Там стоял неказистый деревенский фургон, груженный неказистой мебелью, а возле хлопотала миссис Куиверфул — отнюдь не в шелковом парадном: платье, а одетая довольно-таки неопрятно и неряшливо, в затрапезной шляпке и шали, далеко не являя собой картину очаровательного женского изящества. Она была занята устройством своего нового дома и выбежала навстречу фургону, не ожидая, что кто-нибудь окажется свидетелем прибытия их пожитков. Появление архидьякона застигло ее врасплох.

Знакомство миссис Куиверфул с доктором Грантли и его семьей было самым незначительным. Архидьякон, конечно, знал всех подчиненных ему священников, да и почти всех священников епархии, а также их семьи. С мистером Куиверфулом ему часто приходилось беседовать о различных делах, но миссис Куиверфул он видел всего два-три раза. Однако в эту минуту он пребывал в слишком хорошем настроении, чтобы проехать, не заметив ее. Куиверфулы, все до одного, не ждали от доктора Грантли ничего хорошего: им было известно, как горячо он желал, чтобы мистер Хардинг вернулся в свой старый дом при богадельне, а о том, что мистеру Хардингу предложен дом при соборе и сан настоятеля, им известно не было. Поэтому миссис Куиверфул была немало удивлена и обрадована его любезным тоном.

— Кан поживаете, миссис Куиверфул, как поживаете? — сказал он, протягивая: ей с высоты двуколки левую руку.— Я очень рад видеть, что вы заняты столь приятной и полезной работой. Очень рад.

Миссис Куиверфул поблагодарила его, пожала протянутую руку и бросила на него подозрительный взгляд, опасаясь, что в его словах кроется ирония.

— Прошу, передайте от меня мистеру Куиверфулу,— продолжал архидьякон,— что я весьма доволен его назначением. Это хорошее место и хороший дом, и я очень рад видеть в нем вас. До свидания, до свидания.— И он покатил дальше, оставив миссис Куиверфул удивляться и радоваться его неожиданной доброжелательности. В целом все складывалось очень удачно, и архидьякон мог позволить себе быть снисходительным к миссис Куиверфул. Он глядел с двуколки на мир, улыбаясь, и простил былые грехи всем обитателям Барчестера — всем, за исключением миссис Прауди и мистера Слоупа. Если бы ему встретился епископ, то даже и его он готов был бы ласково погладить по голове.

Архидьякон решил поехать домой через приход Св. Юолда. Это означало крюк в три мили, но он чувствовал, что не может отбыть в Лондон, не поздравив мистера Эйрбина. Дома он его не застал и немедленно предположил, что встретит его где-нибудь по дороге между их домами. И действительно, на полпути за крутым поворотом он увидел мистера Эйрбина, который ехал верхом.

— Ну-ну-ну-ну! — громко, радостно и с превеликим благодушием воскликнул архидьякон.— Ну-ну-ну-ну! Итак, нам нечего больше опасаться мистера Слоупа!

— Миссис Грантли сказала мне о предложении, которое сделали мистеру Хардингу.

— Мистер Слоуп, как я слышал, лишился не только сана настоятеля,— заметил архидьякон с плутовским смешком.— Вы хорошо хранили свою тайну, Эйрбин. Но теперь мне все известно.

— Я не хранил никакой тайны, архидьякон,— ответил мистер Эйрбин, слегка улыбаясь.— Ни одного дня. О своем счастье я узнал только вчера вечером, а сегодня утром отправился в Пламстед получить ваше одобрение. Судя по тому, что говорила мне миссис Грантли, я позволяю себе надеяться, что получу его.

— Я от души, от души рад! — объявил архидьякон, сердечно пожимая руку своего друга.— Ничего лучше я не мог бы пожелать. Она — превосходная молодая женщина, и не бесприданница, и я думаю, она будет вам хорошей женой. Если она будет исполнять свой долг по отношению к вам, как исполняет его ее сестра по отношению ко мне, вы будете счастливейшим человеком, вот и все! — Архидьякон умолк, и в его глазах даже блеснули слезы.

Мистер Эйрбин ответил архидьякону таким же горячим пожатием, но ничего не сказал. Его сердце было слишком переполнено, и он не находил слов для выражения своей радости. Однако доктор Грантли понял его так хорошо, словно он говорил час без умолку.

— И вот что, Эйрбин,— заявил он.— Венчать вас буду только я! Мы увезем Элинор в Пламстед и сыграем свадьбу там. Я расшевелю Сьюзен, и мы устроим все на самую широкую ногу. Завтра я уезжаю в Лондон по важному делу. Со мной едет Хардинг. Но я вернусь прежде, чем ваша невеста успеет сшить подвенечное платье.

На этом они расстались, и архидьякон весь остаток пути мысленно готовил свадебные торжества. Он твердо решил искупить свою вину перед Элинор. Он покажет ей, какая дистанция разделяет в его мнении Слоупов и Эйрбинов! И он принял еще одно неколебимое решение: если мистера Эйрбина не сделают настоятелем, то дом священника в приходе Св. Юолда получит новый фасад и окно-фонарь в столовой, которые оплатит он, архидьякон.

— Нас таки провели, Сью,— сказал он жене, целуя ее, едва вошел в дом. Он называл ее “Сью” не чаще двух-трех раз в год и только в самых знаменательных случаях.

— Элинор оказалась гораздо разумнее, чем мы полагали,— ответила миссис Грантли.

В этот вечер в Пламстеде царила радость и миссис Грантли обещала мужу открыть свое сердце для мистера Эйрбина. До сих пор она наотрез отказывалась это сделать.