Читателю было сказано, что лордъ Чильтернъ былъ рыжій и что эта особенность его наружности первая поражала посторонняго. Она придавала ему какую-то свирѣпость, заставлявшую мужчинъ бояться его съ перваго взгляда. На женщинъ это дѣйствовало не такъ; они обыкновенно смотрятъ глубже на мужчинъ съ перваго взгляда, чѣмъ другіе мужчины. Борода его была рыкая и обстрижена, такъ что не имѣла нѣжности волнистыхъ волосъ. Волосы на головѣ также были обстрижены коротко и очень рыжи — а цвѣтъ лица его былъ красный. Совсѣмъ тѣмъ онъ былъ красивый мужчина, съ прекрасно обрисованными чертами, не высокъ, но очень крѣпко сложенъ, а въ углу его вѣкъ былъ какой-то изгибъ, придававшій ему видъ рѣшимости, которой, можетъ быть, онъ не имѣлъ. Онъ слылъ человѣкомъ очень умнымъ и въ юности пользовался репутаціей ученаго. Когда ему было двадцать-три года, сѣдовласые спортсмэны объявляли что онъ составитъ себѣ состояніе скачками: такъ проницателенъ онъ былъ относительно пари, такой превосходный судья лошадиныхъ достоинствъ. Когда ему минуло двадцать-пять лѣтъ, онъ промоталъ все свое состояніе и надѣлалъ долговъ. Но онъ пожертвовалъ собою въ двухъ достопамятныхъ случаяхъ, относившихся до спортсмэнскихъ законовъ чести, и мужчины говорили о немъ, что онъ былъ очень честный или очень рыцарскій человѣкъ — сообразно особеннымъ взглядамъ на этотъ предметъ говорившаго человѣка. Теперь ходили слухи, что у него не было уже своихъ лошадей па скачкахъ, но въ этомъ сомнѣвались тѣ, которые могли называть лошадей, принадлежавшихъ ему, и которыми онъ распоряжался, но въ это время лордъ Чильтернъ не интересовался никакими лошадьми на скачкахъ.

Но всѣ знали, что онъ пилъ. Онъ схватилъ за горло училищнаго цензора, когда былъ пьянъ, въ Оксфордѣ, чуть его не задушилъ и былъ изгнанъ. Его запальчивость навлекла на него какое-то бѣдствіе въ Парижѣ, его привели къ судьѣ и имя его и поношеніе сдѣлались извѣстны во всѣхъ газетахъ обѣихъ столицъ. Послѣ того онъ дрался съ какимъ-то негодяемъ въ Ньюмаркетѣ и просто убилъ его своими кулаками. Относительно этой послѣдней драки было доказано, что нападеніе было сдѣлано на него, что онъ не достоинъ осужденія и что онъ не былъ пьянъ. Послѣ продолжительнаго слѣдствія онъ вышелъ изъ этого дѣла безъ поношенія. Но мы всѣ знаемъ, какъ человѣкъ съ хорошей репутаціей можетъ украсть лошадь, между тѣмъ какъ тотъ, кто пользуется дурной репутаціей, не можетъ даже взглянуть черезъ заборъ. Многіе, которые слывутъ знающими всѣхъ и все, увѣряли, будто лордъ Чильтернъ находился въ припадкѣ бѣлой горячки отъ пьянства, когда убилъ ньюмаркэтскаго злодѣя. Хуже всего въ этомъ послѣднемъ дѣлѣ было то, что оно произвело совершенное отчужденіе, теперь существовавшее между лордомъ Брентфордомъ и его сыномъ. Лордъ Брентфордъ не хотѣлъ вѣрить, что сынъ его въ этомъ дѣлѣ былъ не такъ виноватъ, какъ его противникъ.

— Такія вещи не случаются съ сыновьями другихъ людей, сказалъ онъ, когда лэди Лора заступалась за брата.

Лэди Лора не могла уговорить отца видѣться съ сыномъ, но убѣдила настолько, что приговоръ изгнанія не былъ произнесенъ противъ лорда Чильтерна. Ничто не мѣшало сыну сидѣть за столомъ его отца, если ему этого хотѣлось. Ему никогда этого не хотѣлось — однако онъ продолжалъ жить въ домѣ на Портсмэнскомъ сквэрѣ, и когда встрѣчался съ графомъ въ передней или на лѣстницѣ, просто кланялся ему. Графъ тоже кланялся я проходилъ съ видомъ очень огорченнымъ, такъ какъ, безъ сомнѣнія, онъ былъ очень огорченъ. Взрослый сынъ долженъ быть величайшимъ утѣшеніемъ для человѣка — если онъ лучшій другъ своего отца — но иначе онъ не можетъ быть утѣшеніемъ. Такъ какъ было въ этомъ домѣ, сынъ оказывался постояннымъ шипомъ въ боку отца.

— Что онъ дѣлаетъ, когда мы уѣзжаемъ изъ Лондона? однажды спросилъ свою дочь лордъ Брентфордъ.

— Онъ остается здѣсь, папа.

— Но онъ еще охотится?

— Да, онъ охотится — у него есть гдѣ-то комната въ гостинницѣ въ Нортэмнтонширѣ. Но онъ по большей части остается въ Лондонѣ.

— Какая жизнь для моего сына! сказалъ графъ. — Какая жизнь! Разумѣется, ни одинъ порядочный человѣкъ не пуститъ его къ себѣ въ домъ.

Лэди Лора не знала, что ей сказать на это, потому что дѣйствительно лордъ Чильтернъ не любилъ бывать въ домахъ тѣхъ людей, которыхъ графъ называлъ порядочными.

Генералъ Эффингамъ, отецъ Вайолетъ, и лордъ Брентфордъ были искренними и нѣжнѣйшими друзьями. Они были молодыми людьми въ одномъ полку и во всю жизнь довѣряли другъ другу. Когда единственный сынъ генерала, семнадцатилѣтній юноша, былъ убитъ на войнѣ въ Новой Зеландіи, осиротѣлый отецъ и графъ цѣлый мѣсяцъ прожили вмѣстѣ въ горести. Въ то время каррьера лорда Чильтерна еще подавала надежду — и одинъ отецъ сравнивалъ свою участь съ другимъ. Генералъ Эффингамъ дожилъ до того, чтобы слышать, какъ графъ скавалъ ему, что его участь была счастливѣе. Потомъ генералъ умеръ, а Вайолетъ, дочь второй жены, осталась одна изъ рода Эффингамовъ. Эта вторая жена была миссъ Плёммеръ, купчиха очень богатая; сестра ея вышла за лорда Бальдока. Такимъ образомъ Вайолетъ попала на попеченіе Бальдоковъ, а не друзей отца. Но читателю уже извѣстно, что она имѣла намѣреніе освободиться отъ бальдокскаго тиранства.

Два раза передъ этимъ ужаснымъ дѣломъ въ Ньюмаркетѣ, о большой ссоры отца съ сыномъ, лордъ Брентфордъ сказалъ дочери нѣсколько словъ — о своемъ сынѣ и миссъ Эффингамъ.

— Если онъ подумаетъ объ этомъ, я буду радъ видѣть его, чтобы поговорить объ этомъ. Ты можешь ему сказать.

Это было первое слово. Онъ только рѣшилъ, что парижское дѣло слѣдуетъ предать забвенію.

— Она слишкомъ для него хороша, но когда онъ сдѣлаетъ ей предложеніе, пусть онъ разскажетъ ей все.

Это было второе слово и сказано тотчасъ послѣ уплаты двѣнадцати тысячъ, сдѣланной графомъ за сына. Лэди Лора, выпрашивая эти деньги, очень краснорѣчиво описывала какую-то честную — или не сказать ли намъ рыцарскую — жертву, которая ввела ея брата въ эти затруднительныя обстоятельства. Послѣ того графъ отказался принимать участіе въ супружескихъ дѣлахъ сына, и когда лэди Лора опять упомянула объ этомъ, выражая мнѣніе, что это было бы средствомъ спасти Освальда, графъ велѣлъ ей замолчать.

— Неужели ты желаешь погубить бѣдную дѣвушку? сказалъ онъ.

Однако лэди Лора была увѣрена, что если она пойдетъ къ отцу съ положительной увѣренностью, что Освальдъ и Вайолетъ помолвлены, онъ смягчился бы и принялъ бы Вайолетъ какъ дочь. А объ уплатѣ новыхъ долговъ лорда Чильтерна она имѣла свой собственный планъ.

Миссъ Эффингамъ, бывшая уже два дня на Портновскомъ сквэрѣ, еще не видала лорда Чильтерна. Она знала, что онъ живетъ въ этомъ домѣ — то-есть, что онъ ночуетъ тутъ и, вѣроятно, завтракаетъ въ своей комнатѣ — но она знала также, что обычаи этого дома вовсе не дѣлаютъ необходимымъ ихъ встрѣчу. Лора и братъ ея, вѣроятно, каждый день видѣли другъ друга — но они никогда не бывали вмѣстѣ въ обществѣ и имѣли знакомыхъ въ разныхъ кружкахъ. Когда Вайолетъ объявила лэди Бальдокъ о своемъ намѣреніи провести первыя двѣ недѣли лондонскаго сезона у своей пріятельницы лэди Лоры, лэди Бальдокъ, разумѣется, «накинулась на нее», какъ называла это миссъ Эффннгамъ.

— Ты ѣдешь въ домъ перваго развратника во всей Англіи, сказала лэди Бальдокъ.

— Какъ! милаго старика лорда Брентфорда, котораго папа такъ любилъ!

— Я говорю о лордѣ Чильтернѣ, который недалѣе, какъ въ прошломъ году, убилъ человѣка!

— Это неправда, тетушка.

— Онъ дѣлаетъ еще хуже — гораздо хуже. Онъ всегда пьянъ, всегда играетъ въ карты, всегда… Но мнѣ совершенно неприлично говорить о такомъ человѣкѣ, какъ лордъ Чильтернъ. Его имя не слѣдуетъ упоминать.

— Такъ зачѣмъ же вы упоминули, тетушка?

Лэди Бальдокъ нѣсколько времени продолжала накидываться на племянницу, но Вайолетъ, разумѣется, поставила на-своемъ.

— Если она выдетъ за него, тогда все кончено, сказала лэди Бальдокъ своей дочери Августѣ.

— У нея слишкомъ много здраваго смысла для этого, мама, отвѣчала Августа.

— Я думаю, что у нея вовсе нѣтъ здраваго смысла, сказала лэди Бальдокъ: — ни капельки. Какъ я желала бы, чтобы моя бѣдная сестра была жива — право желала бы!

Лордъ Чильтернъ вошелъ теперь въ ту комнату, гдѣ была Вайолетъ — немедленно послѣ разговора между Вайолетъ и его сестрой о томъ, чтобы Вайолетъ сдѣлалась его женой. Приходъ его даже прервалъ этотъ разговоръ.

— Я радъ видѣть васъ, миссъ Эффингамъ, сказалъ онъ: — я пришелъ, думая, что можетъ быть найду васъ здѣсь.

— Я здѣсь, сказала она, вставая съ дивана и подавая ему руку. — Мы съ Лорой разсуждали о политическихъ дѣлахъ послѣдніе два дня и почти довели наши разсужденія до конца.

Она не могла удержаться, чтобы не взглянуть сначала на его глаза, а потомъ на его руку, не потому, чтобы ей нужно было удостовѣриться въ справедливости увѣренія, сдѣланнаго его сестрой, но потому, что ей напомнили о глазахъ и рукахъ пьяницы. Рука лорда Чильтерна была похожа на руку всякаго другого человѣка, но въ глазахъ его было что-то почти испугавшее ее. Они показывали, какъ будто онъ не колеблясь свернетъ шею своей женѣ, если будетъ доведенъ до этою. Потомъ его глаза, какъ и вся его наружность, были красны. Нѣтъ — она не думала, чтобы когда-нибудь рѣшилась выйти за него. Для чего рѣшаться на рискъ вдвойнѣ опасный, когда много рисковъ было открыто для нея, повидимому, безъ большой опасности?

«Если когда-нибудь полюблю его, я успѣю сдѣлать это, сказала она себѣ.

— Еслибъ я не пришелъ видѣться съ вами здѣсь, я навѣрно никогда не увидался бы съ вами, сказалъ онъ, садясь. — Я не часто бываю въ гостяхъ, а если бываю, то вѣроятно не Тамъ, гдѣ были бы вы.

— Мы могли бы условиться, гдѣ намъ встрѣчаться, сказала она, смѣясь: — моя тетка лэди Бальдокъ даетъ вечеръ на будущей недѣлѣ.

— Слугамъ будетъ приказано выгнать меня изъ дома.

— О, нѣтъ! вы можете сказать ей, что я пригласила васъ.

— Я не думаю, чтобы Освальдъ и лэди Бальдокъ были большими друзьями, сказала лэди Лора.

— Или онъ можетъ насъ съ вами свести въ Зоологическій Садъ въ воскресенье. Это очень приличная услуга для друга и брата.

— Я терпѣть не могу этого мѣста въ Регентскомъ паркѣ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Когда вы тамъ были въ послѣдній разъ? спросила миссъ Эффингамъ.

— Разъ, когда я пріѣзжалъ домой изъ Итона. Но я не буду тамъ до-тѣхъ-поръ, пока опять не ворочусь домой изъ Итона.

Потомъ онъ перемѣнилъ тонъ, продолжая говорить:

На меня станутъ смотрѣть какъ на самаго хищнаго звѣря во всей коллекціи.

Стало быть, если вы не хотите ѣхать къ лэди Бальдокъ или въ Зоологическій Садъ, мы должны ограничиться гостиной Лоры — если только вы не вздумаете проводить меня на вершину Монумента.

— Я съ удовольствіемъ отведу васъ туда.

— Что вы скажете, Лора?

— Я скажу, что вы сумасбродная дѣвушка, сказала лэди Лора: — и что я не хочу участвовать въ этомъ планѣ.

— Стало быть, ничего больше не остается, какъ вамъ бывать здѣсь, и такъ какъ вы живете въ этомъ домѣ, а я непремѣнно буду здѣсь каждое утро, и такъ какъ вы не имѣете никакихъ занятій, да у насъ нѣтъ никакого особеннаго дѣла — я навѣрно не увижу васъ до моего переѣзда на Беркелейскій сквэръ.

— Весьма вѣроятно, сказалъ онъ.

— Почему же, Освальдъ? спросила его сестра.

Онъ сперва провелъ рукою по лицу, прежде чѣмъ отвѣтилъ ей:

— Потому что мы идемъ теперь по разнымъ путямъ и уже не такіе сговорчивые товарищи, какъ были прежде. Помните, какъ я увезъ васъ въ Сольсбійскій лѣсъ на старомъ пони, и не привозилъ васъ домой до чая, а миссъ Бланкъ пошла и сказала моему отцу?

— Помню ли? Я нахожу, что это былъ самый счастливый день въ моей жизни. Карманы ваши были набиты пряниками и три бутылки лимонада были привѣшены къ сѣдлу пони. Мнѣ было такъ жаль, что надо было возвращаться домой!

— Очень было жаль, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Однако, это было необходимо, сказала лэди Лора.

— Потому что намъ негдѣ было взять пряниковъ, сказала Вайолетъ.

— Вы тогда еще не были миссъ Эффингамъ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Нѣтъ еще. Эти непріятныя дѣйствительности жизни являются современемъ; неправдали? Вы сняли мои башмаки и высушили ихъ въ коттэджѣ дровосѣка. Теперь я принуждена поручать это моей горничной. А кроткая миссъ Блинкъ превратилась въ суровую лэди Бальдокъ. Если а теперь поѣду съ Вани въ лѣсъ на цѣлый день, меня пошлютъ въ домъ сумашедшихъ, а не въ постель. Итакъ вы видите, что теперь все перемѣнилось такъ, какъ мое имя.

— Не все перемѣнилось, сказалъ лордъ Чильтернъ, вставая съ своего мѣста. — Я не перемѣнился — по-крайней-мѣрѣ, въ томъ, что какъ тогда я любилъ васъ больше всего на свѣтѣ — даже больше Лоры — такъ и теперь я люблю васъ безконечно больше всѣхъ. Не смотрите на меня съ такимъ удивленіемъ. Вы знали это прежде такъ же хорошо, какъ знаете теперь — и Лора это знаетъ. Въ этомъ не можетъ быть тайны для пасъ троихъ.

— Но, лордъ Чильтернъ… сказала миссъ Эффингамъ, также вставая, и потомъ замолчала, не зная какъ отвѣчать ему.

Онъ обратился къ ней, такъ внезапно, что у ней, такъ сказать, почти захватило духъ; притомъ услышать отъ человѣка признаніе въ его любви при его сестрѣ показалось ей такъ удивительно, что къ ней не приходило на умъ тѣхъ словъ, которыя какъ бы по инстинкту приходятъ въ молодымъ дѣвицамъ въ подобныхъ случаяхъ.

— Вы всегда это знали, сказалъ онъ такимъ тономъ, какъ будто сердился на нее.

— Лордъ Чильтернъ, отвѣчала она: — вы должны извинить меня, если я скажу, что вы выражаетесь очень рѣзко, чтобы не сказать болѣе. Я не думала, что когда я такъ вспоминала о дняхъ нашего дѣтства, чтобы вы обратили это противъ меня такимъ образомъ.

— Онъ не сказалъ ничего, что могло бы разсердить васъ, замѣтила лэди Лора.

— Только онъ заставилъ меня сказать то, что можетъ выставить меня невѣжливой въ его глазахъ. Лордъ Чильтернъ, я не люблю васъ той любовью, о которой вы говорите теперь. Я всегда смотрѣла на васъ какъ на стараго друга и надѣюсь, что всегда буду смотрѣть на васъ такимъ образомъ.

Тутъ она встала и вышла изъ комнаты.

— Зачѣмъ ты заговорилъ съ ней такъ неожиданно… такъ рѣзко… такъ громко? сказала ему сестра, подходя къ нему и взявъ его за руку почти съ гнѣвомъ.

— Это не сдѣлало бы никакой разницы, сказалъ онъ: — она меня не любитъ.

— Это сдѣлаю огромную разницу, возразила лэди Лора. — За такой женщиной, какъ Вайолетъ, нельзя ухаживать такимъ образомъ. Ты долженъ начать опять.

— Я началъ и кончилъ, сказалъ онъ.

— Это вздоръ. Разумѣется, ты будешь настаивать. Безумно было говорить такимъ образомъ сегодня. Впрочемъ, ты можешь быть увѣренъ въ томъ, что ей никто не нравится болѣе тебя. Ты долженъ помнить, какъ много ты сдѣлалъ, чтобы заставить каждую дѣвушку бояться тебя.

— Я это помню.

— Сдѣлай же теперь что-нибудь, что-нибудь, чтобы она перестала тебя бояться. Поговори съ нею нѣжно, скажи ей, какого рода жизнь ты будешь вести съ нею. Скажи ей, что все перемѣнилось. Когда полюбитъ тебя, она повѣритъ тебѣ, еслибы даже не повѣрила никому другому въ этомъ отношеніи.

— Развѣ я долженъ солгать ей? сказалъ лордъ Чильтернъ, взглянувъ прямо въ лицо сестрѣ.

Потомъ онъ повернулся и оставилъ ее.