Кеннеди былъ самый внимательный членъ парламента и очень акуратный человѣкъ относительно правилъ и часовъ въ его домѣ, но онъ любилъ, чтобы и жена его была такъ же акуратна, какъ онъ. Лэди Лора, выходя за него, твердо рѣшилась исполнять свою обязанность къ нему во всѣхъ отношеніяхъ, даже хотя эти отношенія могли быть иногда непріятны, — и можетъ быть точнѣе исполняла это, нежели чѣмъ исполняла бы это, еслибъ любила его сердечно, — но можетъ быть не такъ любила акуратность, какъ ея мужъ, — и теперь уже нѣкоторыя его привычки сдѣлались для нея стѣснительны. Онъ всегда читалъ молитвы въ девять часовъ, завтракалъ четверть десятаго, какъ бы поздно ни легъ наканунѣ. Послѣ завтрака онъ распечатывалъ письма въ кабинетѣ, но любилъ, чтобы жена была съ нимъ, и разсуждалъ съ нею о содержаніи этихъ писемъ. Его домашній секретарь сидѣлъ въ другой комнатѣ, но онъ думалъ, что все должно быть сообщаемо секретарю черезъ его жену. Онъ требовалъ, чтобы она сама повѣряла счеты ихъ домашнихъ расходовъ, и позаботился научить ее какой-то прекрасной методѣ вести счетныя книги. Онъ предписалъ ей нѣкоторый курсъ чтенія, — что было Довольно пріятно: дамы любятъ получать такія предписанія; но Кеннеди казалось ожидалъ, что жена его будетъ читать назначенныя имъ книги, и еще хуже, онъ думалъ, что она будетъ читать ихъ въ то время, какое онъ назначилъ для этого. Это я нахожу тиранствомъ. Потомъ воскресенья сдѣлались очень скучны для лэди Лоры. Она пріучилась считать своей обязанностью ходить въ церковь два раза, и хотя въ домѣ ея отца это никогда не наблюдалось очень строго, она рѣшилась дѣлать это охотно. Но Кеннеди ожидалъ также, что она будетъ съ нимъ обѣдать вдвоемъ по воскресеньямъ и что вечеромъ у нихъ не будетъ гостей. Это требованіе было впрочемъ не очень строго, но лэди Лора находила, что оно вредно дѣйствуетъ на ея спокойствіе. Воскресенья были очень для нея скучны и заставляли ее чувствовать, что ея властелинъ и повелитель былъ настоящимъ властелиномъ и повелителемъ. Она дѣлала было усилія, чтобы избавиться этого, но усилiя ея были напрасны. Онъ никогда не говорилъ ей сердитаго слова, онъ никогда не отдавалъ ей строгаго приказанія, но у него была своя манера. Я не скажу, чтобы читать романы по воскресеньямъ было грѣшно, сказалъ онъ: — но мы должны согласиться, что мнѣнiя на этотъ счетъ разногласны, и что многіе изъ лучшихъ людей возстаютъ противъ подобнаго занятія по воскресеньямъ и что воздержаться отъ этого будетъ безопасно.
Такимъ образомъ романы были отложены и длинный воскресный вечеръ сдѣлался камнемъ преткновенія для лэди Лоры.
Сверхъ того, эти два часа съ мужемъ по утрамъ сдѣлались для нея очень утомительны. Сначала она объявила, что ея величайшимъ честолюбіемъ будетъ помогать муку въ его трудахъ, и она читала всѣ письма отъ Мэк-Нобеовъ и Мэк-Файсовъ, просившихъ мѣстъ мѣрщиковъ и таможенныхъ смотрителей, съ притворнымъ интересомъ. Но работа эта очень скоро надоѣла ей. Ея быстрый умъ скоро распозналъ, что она ничего тутъ не дѣлаетъ. Это все были только формы и пустословія и притязанія на дѣло. Мужъ ея исполнялъ все это съ чрезвычайнымъ терпѣніемъ, читалъ каждое слово, отдавалъ приказанія относительно малѣйшихъ подробностей и добросовѣстно дѣлалъ то, зa что взялся. Но лэди Лорѣ хотѣлось бы вмѣшиваться въ политику, разсуждать о билляхъ, помогать сажать па мѣсто мистера такого-то и сталкивать съ мѣста лорда такого-то. Для чего должна она терять время на то, что молодой человѣкъ въ смежной комнатѣ, называемый домашнимъ секретаремъ, могъ исполнять такъ же хорошо, какъ и она?
Все-таки она повиновалась. Какъ ни трудна была ея задача, она повиновалась. Если мужъ совѣтовалъ ей сдѣлать то и то, она слѣдовала его совѣту — потому что она такъ много была ему обязана. Если она приняла половину всего его богатства не любя его, она тѣмъ болѣе была ему обязана. Но она знала — она не могла этого не знать — что умъ ея былъ блестящѣе, чѣмъ у него, и не было ли для нея возможности руководить имъ? Она сдѣлала усилія руководить имъ и узнала, что онъ упрямъ какъ быкъ. Кеннеди былъ, можетъ быть, человѣкъ не даровитый, но онъ умѣлъ поступать по-своему и намѣревался этого держаться.
— У меня болитъ голова, Робертъ, сказала она ему въ одно воскресенье послѣ второго завтрака: — мнѣ кажется, я сегодня не пойду въ церковь.
— Надѣюсь, что это не серьезно?
— О, нѣтъ! Ты знаешь, что при головной боли лучше всего сидѣть спокойно на креслѣ.
— Я въ этомъ не увѣренъ, сказалъ Кеннеди.
— Если пойду въ церковь, я не буду слушать службы, сказала лэди Лора.
— Свѣжій воздухъ сдѣлаетъ тебѣ пользу болѣе всего другого и мы можемъ пройти пѣшкомъ черезъ паркъ.
— Благодарю; я не хочу выходить сегодня.
Она сказала это нѣсколько сердито и Кеннеди пошелъ въ церковь одинъ.
Когда лэди Лора осталась одна, она начала думать о своемъ положеніи. Она была замужемъ не болѣе пяти мѣсяцевъ, и ей начинала надоѣдать очень ея жизнь. Не начиналъ ли ей также надоѣдать ея мужъ? Она два раза говорила Финіасу Финну, что она болѣе всѣхъ людей на свѣтѣ уважала Кеннеди. Она и теперь уважала его не менѣе. Она не знала ни одного пункта, въ которомъ онъ не исполнялъ бы акуратно своей обязанности. Но нельзя жить счастливо другъ съ другомъ — даже съ братомъ, сестрой и другомъ — только однимъ уваженіемъ. Всѣ добродѣтели на свѣтѣ, хотя онѣ существовали бы на каждой сторонѣ, не сдѣлаютъ мужчину и женщину счастливыми, если между ними нѣтъ сочувствія. Лэди Лора начинала находить, что между нею и мужемъ былъ недостатокъ сочувствія.
Она думала объ этом до-тѣхъ-поръ, пока ей надоѣло объ этомъ думать, и тогда, желая развлечь свои мысли, она взяла книгу, лежавшую у нея подъ рукой. Это былъ новый романъ, который она читала наканунѣ, и теперь, не думая объ этомъ, она продолжала его читать. Потомъ къ ней, безъ сомнѣнія, пришла смутная мысль, что такъ какъ она освободилась отъ вторичной поѣздки въ церковь подъ предлогомъ головной боли, то подъ тѣмъ же самымъ предлогомъ она могла освободиться отъ другихъ воскресныхъ занятій. Когда ребенокъ боленъ, ему даютъ поджареный хлѣбъ съ масломъ и книгу съ картинками вмѣсто хлѣба съ молокомъ и уроковъ. Такимъ образомъ лэди Лора сочла себя въ правѣ читать романъ.
Когда она читала его, постучались въ дверь и вошелъ Баррингтонъ Ирль. Кеннеди не отдавалъ приказаній противъ воскресныхъ посѣтителей, но просто сказалъ, что визиты въ воскресенье не по его вкусу. Баррингтонъ однако былъ кузенъ лэди Лоры, и люди должны быть очень строги, если не могутъ видѣть своихъ кузеновъ по воскресеньямъ. Головная боль лэди Лоры скоро совсѣмъ прошла въ одушевленіи разсужденія о новомъ биллѣ съ секретаремъ перваго министра; она встала съ кресла и стояла у стола съ романомъ въ рукахъ, протестуя противъ этого, опровергая то, выражая безграничное довѣріе къ Монку, сильно нападая на Тёрнбёлля, когда мужъ ея вернулся изъ церкви и вошелъ въ гостиную. Лэди Лора забыла совершенно о своей головной боли, а въ характерѣ ея вовсе не было того лицемѣрія, которое могло бы научить ее умѣрить свои политическія чувства при возвращеніи ея мужа.
— Я объявляю, сказала она: — что мистеръ Тёрнбёлль теперь будетъ противиться мѣрамъ правительства, потому что онъ не можетъ поступить по-своему во всемъ; я не стану болѣе довѣрять человѣку, который называетъ себя популярнымъ предводителемъ партіи.
— И не слѣдуетъ, сказалъ Баррингтонъ Ирль.
— Это все очень хорошо для васъ, Баррингтонъ, вы аристократическій вигъ старой оффиціальной школы и называетесь либераломъ только потому, что Фоксъ былъ либералъ сто лѣтъ тому назадъ. А я предана этому всѣмъ сердцемъ.
— Сердце никогда не должно имѣть отношенія къ политикѣ, неправдали? обратился Ирль къ Кеннеди.
Кеннеди не хотѣлось разсуждать объ этомъ въ воскресенье и онъ не желалъ говорить при Баррингтонѣ Ирлѣ, что находитъ это дурнымъ. Притомъ, онъ желалъ обращаться съ женой какъ съ больною — чтобы она была этимъ, такъ сказать, наказана; но онъ не желалъ сдѣлать это такимъ образомъ, чтобъ Баррингтонъ зналъ о наказаніи.
— Лорѣ лучше бы не тревожить себя этимъ теперь, сказалъ онъ.
— Какъ же можно запретить себѣ тревожиться? сказала лэди Лора смѣясь.
— Хорошо, хорошо; теперь мы не будемъ говорить объ этомъ, сказалъ Кеннеди, входя.
Потомъ онъ взялъ романъ, который лэди Лора только что положила, и взглянувъ на него, отнесъ его па полку, которая стояла довольно далеко. Лэди Лора смотрѣла какъ онъ дѣлалъ это, и всѣ мысли ея мужа сдѣлались для нея открыты тотчасъ. Она пожалѣла о романѣ, пожалѣла также и о политическомъ разговорѣ. Вскорѣ послѣ это Баррингтонъ Ирль ушелъ и мужъ съ женой остались вдвоемъ.
— Я радъ, что твоей головѣ гораздо лучше, сказалъ онъ.
Онъ не имѣлъ намѣренія быть строгимъ, но говорилъ съ серьёзностью, которая доходила почти до строгости.
— Да, лучше, сказала она: — приходъ Баррингтона развлекъ меня.
— Мнѣ очень жаль, что тебѣ было нужно развлеченіе.
— Развѣ ты не знаешь, что я хочу сказать, Робертъ?
— Нѣтъ, кажется, не знаю.
— Я полагаю, что твоя голова крѣпче. Ты не имѣешь этого чувства безпомощнаго безсилія мозга, который почти доходитъ до головной боли — и также непріятно.
— Безсиліе мозга можетъ быть хуже головной боли, но я не думаю, чтобы оно могло произвести ее.
— Ну я не знаю, какъ это объяснить.
— Головная боль, я думаю, происходитъ отъ желудка, даже когда первоначально ее порождаетъ нервное разстройство, но безсиліе мозга…
— О, Робертъ! мнѣ такъ жаль, Что я употребила это слово!
— Я вижу, что это не помѣшало тебѣ читать, сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія.
— Читать такія вещи, я не годилась ни на что лучше.
Настало новое молчаніе.
— Я не стану опровергать, что это можетъ быть предразсудокъ, скaзалъ онъ: — но признаюсь, чтеніе романовъ въ моемъ домѣ по воскресеньямъ огорчаетъ меня. Идеи моей матери на этотъ счетъ очень строги, а я не могу думать, чтобы сынъ дурно поступалъ, слѣдуя урокамъ своей матери.
Это онъ сказалъ самымъ серьезнымъ тономъ, какой только могъ принять.
— Я не знаю, зачѣмъ я взяла эту книгу, сказала лэди Лора. — Просто потому, я думаю, что она лежала тутъ. Впередъ я буду этого избѣгать.
— Избѣгай, душа моя, сказалъ мужъ. — Я буду обязанъ и признателенъ тебѣ, если ты станешь помнить, что я сказалъ.
Тутъ онъ оставилъ ее и она сидѣла одна, сперва въ сумеркахъ, а потомъ въ темнотѣ, два часа, не дѣлая ничего. Какую жизнь доставила она себѣ, вступивъ въ супружество съ мистеромъ Кеннеди лофлинтерскимъ? Если эта жизнь была скучна и нестерпима въ Лондонѣ, какова же она будетъ въ деревнѣ?