Когда Финіасъ воротился въ Лондонъ, онъ нашелъ въ столицѣ большое политическое движеніе. Онъ узналъ, что въ понедѣльникъ и вторникъ должно быть большое собраніе народа въ пользу баллотировки, а въ среду процессія съ просьбою, которую Тёрнбёлль долженъ былъ получить изъ рукъ народа на Примроз-Гилль. Сначала намѣревались подать просьбу Тёрнбёллю у дверей Уэстминстера въ четвергъ, но министръ внутреннихъ дѣлъ просилъ отложить это намѣреніе и Тёрнбёлль согласился на просьбу сдѣланную ему. Мильдмэй долженъ былъ говорить свою рѣчь о биллѣ въ этотъ день, но въ этомъ биллѣ, разумѣется, не было включено пи одного пункта въ пользу баллотировки, и просьба была слѣдствіемъ этого упущенія. Тёрнбёлль предсказывалъ дурныя послѣдствія и въ парламентѣ и внѣ парламента, и теперь употреблялъ всѣ силы, чтобы оправдать свои предсказанія. Финіасъ, пріѣхавшій къ себѣ на квартиру поздно въ четвергъ, узналъ, что городъ находится въ сильномъ волненіи въ эти три дня, что въ среду пятьдесятъ тысячъ собрались на Примроз-Гиллѣ и что полиція должна была вмѣшатьса — и что еще худшаго ожидали въ пятницу. Хотя Тёрнбёлль уступилъ правительству относительно принятія просьба, по народъ рѣшилъ, что просьба будетъ отнесена въ парламентъ. Мильдмэйя просили отложить второе чтеніе его билля, но такъ какъ просьба эта была сдѣлана его оппонентами, онъ не согласился на нее. Онъ сказалъ, что худо будетъ закрывать парламентъ, боясь мороза. Финіасъ узналъ въ клубѣ Реформъ въ четвергъ вечеромъ, что членовъ нижней палаты просятъ войти въ пятницу въ ту дверь, въ которую обыкновенно входятъ пэры, а оттуда пройти въ свою палату. Онъ узналъ, что его хозяинъ Бёнсъ былъ съ народомъ цѣлые три дня, — и мистриссъ Бенсъ, заливаясь слезами, просила Финіаса удержать его въ пятницу.

— Онъ такъ упрямъ, вѣчно суется за всѣми, а говорятъ, весь Уэстминстеръ будетъ окруженъ солдатами.

Финіасъ въ пятницу утромъ поговорилъ съ своимъ хозяиномъ, но прежде всего по пріѣздѣ въ Лондонъ онъ отправился къ роднымъ лорда Чильтерна и разсказалъ имъ объ его несчастномъ приключеніи. Комитетъ о горохѣ засѣдалъ въ четвергъ и Финіасу слѣдовало присутствовать тамъ. Однако онъ не могъ оставить своего друга такъ скоро послѣ его несчастнаго приключенія. Въ среду онъ написалъ къ лэди Лорѣ, а въ четвергъ вечеромъ отправился прежде на Портсмэнскій сквэръ, а потомъ на Гросвенорскую площадь.

— Разумѣется, онъ убьетъ себя когда-нибудь, сказалъ графъ, однако со слезами на глазахъ.

— Надѣюсь, что нѣтъ, милордъ. Онъ великолѣпный наѣздникъ; по разумѣется несчастные случаи бываютъ.

— Сколько у него еще не сломано костей, желалъ бы я знать? сказалъ его отецъ. — Разумѣется, безполезно говорить. Вы думаете, что онъ не въ опасности?

— Навѣрно нѣтъ.

— Я боялся бы, что сдѣлается воспаленіе.

— Доктора говорятъ, что воспаленія нѣтъ. Онъ дѣлаетъ ужасно много моціона, сказалъ Финіасъ: — и не пьетъ вина; все это служитъ въ его пользу.

— Что же онъ пьетъ? спросилъ графъ.

Ничего. Мнѣ кажется, милордъ, что вы ошибаетесь нѣсколько насчетъ его привычекъ. Мнѣ кажется, онъ никогда не пьетъ, если его не вызовутъ па это.

— Не вызовутъ! Можетъ ли что-нибудь вызвать васъ сдѣлать себя скотомъ? Но я радъ, что онъ не въ опасности. Если вы получите о немъ извѣстіе, дайте мнѣ знать.

Лэди Лора разумѣется была озабочена.

Я хотѣла поѣхать къ нему, сказала она: — но мистеръ Кеннеди думалъ, что не къ чему.

Это правда, — то есть — относительно опасности, по онъ тамъ совсѣмъ одинъ.

— Вы должны опять къ нему поѣхать. Мистеръ Кеннеди не пуститъ меня, если я не скажу, что онъ въ опасности. Онъ кажется думаетъ, что такъ какъ съ Освальдомъ и прежде случались подобные несчастные случаи, то этотъ не значитъ ничего. Разумѣется, я не могу уѣхать изъ Лондона безъ его позволенія.

Вашъ братъ не приписываетъ никакой важности своей болѣзни.

Онъ не приписываетъ важности ничему. Но еслибы я была больна, онъ былъ бы въ Лондонѣ съ первымъ поѣздомъ.

Кеннеди пуститъ васъ если вы попросите его.

— Но онъ совѣтуетъ мнѣ не ѣхать. Онъ говоритъ, что моя обязанность этого не требуетъ, если Освальдъ не въ опасности. Знаете ли вы, мистеръ Финнъ, какъ трудно для жены не слѣдовать совѣту, когда его даютъ!

Это она говорила черезъ полгода послѣ замужства человѣку, который былъ соперникомъ ея мужа! Финіасъ спросилъ, слышала ли Вайолетъ о приключеніи лорда Чильтерна, и узналъ, что она ничего еще не знаетъ.

— Я получила ваше письмо только сегодня утромъ и еще не видела ее, сказала лэди Лора. — Право, я такъ на нее сержусь, Что почта не желаю ее видѣть.

Въ четвергъ были вечера у лэди Балдокъ и Финіасъ пошелъ съ Гросвенерской площади на Беркелейскій сквэръ и тамъ онъ увидалъ Вайолетъ и узналъ, что она слышала о несчастномъ приключеніи лорда Чильтерна.

— Какъ я рада видѣть васъ, мастеръ Финнъ! сказала она. — Разскажите мнѣ. Опасно?

— Очень непріятно конечно, но не опасно.

— Я нахожу, что Лора поступила не хорошо, не приславъ мнѣ сказать. Я услыхала только сейчасъ. Вы видѣли, какъ это случилось?

— Я былъ возлѣ него и помогъ ему встать. Лошадь перепрыгивала съ нимъ черезъ ручей и придавила его въ берегу.

— Какое счастье, что вы при томъ были! Вы тоже перепрыгивали черезъ ручей?

— Да — почти безсознательно, потому что моя лошадь такъ скакала, что я не могъ ее сдержать. Чильтернъ ѣхалъ на такомъ звѣрѣ, на которомъ никто не долженъ бы ѣздить да и не будетъ.

— Эта лошадь убилась?

— Ее убьютъ. Она раздробила себѣ плечо.

— Какое счастье, что вы были возлѣ него — и опять какое счастье, что вы сами не ушиблись!

— Невѣроятно, чтобы съ нами обоими случилось несчастье въ одномъ и томъ же мѣстѣ.

— Но это могло случиться съ вами. И вы думаете, что опасности нѣтъ?

— Рѣшительно никакой — если вѣрить доктору. Охота его прекратилась на этотъ годъ и онъ будетъ въ большомъ отчаяніи. Я поѣду къ нему опять черезъ нѣсколько дней и постараюсь привезти его въ Лондонъ.

— Постарайтесь, постарайтесь. Если онъ будетъ лежать въ домѣ отца, отецъ долженъ видѣться съ нимъ.

Финіасъ не смотрѣлъ на это съ такой точки зрѣнія, но онъ думалъ, что миссъ Эффингамъ вѣроятно права.

Рано на слѣдующее утро онъ увидался съ Бёнсомъ и употребилъ все свое краснорѣчіе на то, чтобы удержать дома этого почтеннаго члена общества, — но напрасно.

— Какую пользу ожидаете вы сдѣлать, мистеръ Бёнсъ? сказалъ онъ, можетъ быть, нѣсколько повелительнымъ тономъ.

— Добиться своего, отвѣчалъ Бёнсъ.

— Чего же?

— Баллотировки какъ правительственной мѣры.

— И вы думаете, что этого добьетесь, выходя на улицу съ лондонской чернью и становясь въ прямую оппозицію съ судебной властью? Или вы думаете, что баллотировка сдѣлается скорѣе закономъ оттого, что вы подвергаетесь этой опасности и этимъ неудобствамъ?

— Послушайте, мистеръ Финнъ, я не думаю, чтобы море сдѣлалось полнѣе оттого, что Пиддель вливается въ него изъ дорсетширскихъ полей, но я думаю, что воды изъ всѣхъ странъ составляютъ океанъ. Я буду помогать, это моя обязанность.

— Ваша обязанность какъ почтеннаго гражданина, имѣющаго жену и семейство, оставаться дома.

— Еслибы каждый, у кого есть жена и семья, говорилъ это, тогда осталась бы одна только чернь, а мы бы гдѣ были? Еслибъ каждый человѣкъ, у кого есть жена и семья, показался на улицѣ сегодня, у насъ была бы баллотировка до распущенiя парламента, а если никто этого не сдѣлаетъ, то у насъ баллотировки не будетъ никогда. Не такъ ли?

Финіасъ не приготовился оспаривать это увѣреніе въ эту минуту.

— Если такъ, сказалъ Бенсъ съ торжествомъ; — обязанность человѣка довольно ясна, хотя бы у него было двѣ жены и двѣ семьи.

И онъ пошелъ.

Просьбу назначили представить въ шесть часовъ, но толпа, желавшая видѣть какъ ее понесутъ въ Уэстминстеръ, начала собираться съ полудня. Говорили послѣ, что многіе дома по сосѣдству были наполнены солдатами, но они не показывались. Вечеромъ три или четыре роты гвардейцевъ явились въ Сен-Джэмскомъ паркѣ и порядкомъ досталось имъ потрудиться, потому что большая часть народа отъ Уэстминстера прошла по той дорогѣ. Говорили послѣ, что было бы лучше позволить поднести просьбу въ среду. Тогда просьба была бы поднесена процессіей, а процессія всегда дѣлается въ порядкѣ. Теперь же порядка не было. Парламентская улица была совершенно непроходима въ пять часовъ. Окна нѣкоторыхъ членовъ парламента были разбиты, а одному господину, къ несчастью имѣвшему домъ па Ричмондской террасѣ и говорившему, что баллотировка прибѣжище трусовъ, пришлось очень плохо: его окна не только были разбиты, но мебель и зеркала испорчены брошенными каменьями. Мильдмэя очень осуждали, но все-таки можно сомнѣваться, не кончилось ли бы хуже при процессіи. Тёрнбёлль послѣ говорилъ, что число собравшагося народа было бы гораздо больше.

Пока въ парламентѣ шли пренія между Мильдмэемъ и Тёрнбёллемъ, бѣдный Бёнсъ суетился въ толпѣ около экипажа Тёрнбёлля. По окончаніи преній Финіасъ Финнъ и Фицджибонъ вышли и постепенно пробрались въ Парламентскую улицу. Тёрнбёлль остался позади ихъ въ передней, но когда онъ вышелъ изъ двери, около которой двѣнадцать полисмэновъ охраняли его карету, множество его поклонниковъ усиливались пожать ему руку. Между ними былъ преданный Бёнсъ. Но полисмэны, кажется, думали, что Тёрнбёлля слѣдуетъ оберегать даже отъ привязанности его друзей, и заботились о томъ, чтобы онъ сѣлъ въ карету неприкосновенно, какъ будто онъ былъ предметомъ политическаго отвращенія въ эту минуту. Самъ Тёрнбёлль, когда началъ примѣчать, что толпа собиралась около дверей, и слышалъ шумъ, поспѣшно сѣлъ въ свою карету. Онъ сказалъ слова два громкимъ голосомъ:

— Благодарю васъ, друзья мои; надѣюсь, что вы получите всѣ ваши справедливыя требованія.

Но онъ не остановился, чтобы сказать эти слова, онъ даже не могъ этого сдѣлать, потому что полисмэны очевидно торопились, и карета поѣхала шагомъ.

Бёнсъ очень старался пожать руку своему герою, — Бёнсъ и другіе реформаторы, такіе же пылкіе и такіе же приличные, какъ онъ. Полиція рѣшила, что такого нарушенія программы не будетъ. Бёнсъ, имѣвшій свои понятія о своемъ правѣ пожимать руку всякому джентльмэну изъ Уэстминстера, который захочетъ пожать руку ему, взволновался отъ преграды, поставленной ему, и горячо выразилъ свои гражданскія нрава. Лондонскій полисменъ въ политической суматохѣ кажется мнѣ самый терпѣливый человѣкъ. Пока онъ не встрѣчаетъ никакого особеннаго сопротивленія, обыкновенная невѣжливость даже не сердитъ его. Ему платятъ за грубую обязанность между глупыми людьми и онъ бодро переноситъ толчки. Но онъ чувствуетъ себя орудіемъ деспотической власти, сопротивляющейся гражданскимъ правамъ, и въ этомъ отношеніи онъ брани не перенесетъ. Подставьте ногу полисмэну въ подобной сумятицѣ, и онъ приметъ это добродушно, но произнесите слова «Habeas Corpus», и онъ засадитъ васъ подъ арестъ, если можетъ. Инстинкты его справедливы; человѣкъ, который говоритъ о «Habeas Corpus» въ политической толпѣ, вообще сдѣлаетъ больше вреда, чѣмъ можно сдѣлать, подставивъ ногу какому бы то ни было констэблю. Но эти инстинкты могутъ иногда быть способомъ личной несправедливости. Мнѣ кажется это случилось когда Бёнса взяли подъ арестъ. Жена сказала, что знаетъ его характеръ, когда говорила, что онъ непремѣнно попадется, если попадется кто-нибудь. Бёнса отвели въ тюрьму съ четырьмя такими же какъ и онъ приличными людьми, которые не имѣли никакого дурного намѣренія, но думали что они обязаны показать свои политическія мнѣнія, можетъ быть, цѣною небольшого мученичества.

— Смѣйте-ка задержать меня! съ негодованіемъ сказалъ Бёнсъ.

— Мы намѣрены это сдѣлать, сказалъ сержантъ, посадившій его въ тюрьму.

— Я ничѣмъ не нарушилъ законъ, сказалъ Бёнсъ.

— Вы нарушили законъ, когда сбивали съ ногъ моихъ людей, какъ я самъ видѣлъ, сказалъ сержантъ.

— Я не сбивалъ съ ногъ никого, возразилъ Бёнсъ.

— Очень хорошо, замѣтилъ сержантъ: — вы можете все это сказать завтра передъ судьей.

— Развѣ я буду сидѣть взаперти всю ночь? спросилъ Бёнсъ.

— Я этого боюсь, отвѣчалъ сержантъ.

Бёнсъ, будучи по природѣ не очень разговорчивъ, не сказалъ нечего болѣе, но поклялся въ сердцѣ, что онъ отомститъ. Въ двѣнадцатомъ часу его отвели въ полицію и оттуда позволили послать увѣдомить жену.

— Бёнса взяли, сказала она съ видомъ трагической королевы, а также и оскорбленной жены въ тонѣ голоса, какъ только Финіасъ воротился домой. — Я знала, какъ это будетъ, мистеръ Финнъ. Что теперь должны мы дѣлать? У него вѣрно не било куска во рту съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ вышелъ, а ужъ о пивѣ онъ не думаетъ, если я сама не поставлю ему за обѣдомъ. Эта гадкая полиція всегда забираетъ хорошихъ людей, вотъ именно чего я боялась.

Финіасъ сказалъ все, что могъ, чтобы успокоить ее, и обѣщалъ пойти въ полицію рано утромъ узнать о Бёнсѣ. Онъ думалъ, Å. что изъ этого не выйдетъ никакой серьезной непріятности, но все-таки къ Бёнсу ходить по слѣдовало.

— Но вѣдъ и васъ могли взять, доказывала мистриссъ Бёнсъ: — точно такъ, какъ и его.

Тутъ Финіасъ объяснилъ, что онъ выходилъ по своей служебной обязанности.

— Васъ все-таки могли взять, настаивала мистриссъ Бёнсъ: — потому что я увѣрена, что Бёнсъ не сдѣлалъ ничего дурного.