Пренія о баллотировкѣ продолжались цѣлую недѣлю. Лордъ Брентфордъ, любившій свое мѣсто въ министерствѣ даже болѣе чѣмъ любилъ свой городокъ, слишкомъ мрачно смотрѣлъ на этотъ предметъ, когда говорилъ о двадцати-семи измѣнникахъ и о томъ, что билль будетъ потерянъ. Люди, лучше его способные разсчитывать такія вещи — Бонтины и Фицджибоны, а болѣе всего Рэтлеры и Роби — каждый день составляли списокъ то изъ трехъ именъ въ одну сторону, то изь двухъ въ другую, и наконецъ кончившійся только единицами. Они всѣ единогласно утверждали, что голоса раздѣлятся почти поровну. Сдѣлано было большое усиліе закрыть пренія въ пятницу, но оно неудалось и пренія были перенесены на понедѣльникъ. Въ это утро Фииіасъ слышалъ, какъ Рэтлеръ говорилъ въ клубѣ, что раздѣленіе голосовъ представляетъ хорошую цѣль для пари.

— Въ палатѣ есть два сомнительныхъ человѣка, говорилъ Рэтлеръ: — и если одинъ подастъ голосъ въ одну сторону, а другой въ другую, или они не подадутъ голоса совсѣмъ, тогда все обойдется мирно.

Роби, предводитель другой стороны, однако былъ совершенно убѣжденъ, что хотя по-крайней мѣрѣ одинъ изъ этихъ господъ перейдетъ на его сторону, и что другой не перейдетъ на сторону Рэтлера. Я готовъ думать, что городъ вообще болѣе вѣрилъ вѣрности разсчета Роби, чѣмъ Рэтлера, но нѣкоторые держали пари и остались не при чемъ, потому что раздѣленіе голосовъ оказалось равное, а предсѣдатель подалъ голосъ въ пользу правительства. Билль прочли во второй разъ, но Роби объявилъ, что даже Мильдмэй ничего не можетъ сдѣлать, когда его поддерживаетъ только голосъ предсѣдателя. Мильдмэй, безъ сомнѣнія, чувствовалъ, что онъ не могъ продолжать съ своимъ биллемъ съ той минуты, какъ Тёрнбёлль объявилъ себя противъ него, но онъ не могъ взять свой билль назадъ изъ уваженія къ мнѣнію Тёрнбёлля.

Въ эту недѣлю у Финіаса руки были достаточно полны. Два раза въ недѣлю онъ бывалъ въ комитетѣ, но еще чаще былъ въ конторѣ «Знамени». Бёнсъ рѣшительно объявилъ свое намѣреніе тягаться съ полиціей за несправедливый арестъ, даже еслибы ему пришлось истратить все свое состояніе до послѣдняго шиллинга. А когда его жена въ присутствіи Финіаса просила предать прошлое забвенію, напоминая ему, что пролитаго молока воротить нельзя, онъ назвалъ ее малодушною женщиной, Тогда мистриссъ Бёнсъ залилась слезами и сказала своему любимому жильцу, что все ея спокойствіе на свѣтѣ рушилось. Финіасъ совѣтовалъ своему хозяину оставить деньги въ карманѣ и предоставить «Знамени» вести войну — эта газета, по-крайней-мѣрѣ, будетъ вести ее экономно. Но Бёнсъ, хотя восхищался «Знаменемъ», хотѣлъ непремѣнно вести дѣло судомъ — и я боюсь, что въ этомъ намѣреніи Слайдъ поощрялъ его за спиною его болѣе благоразумнаго друга Финіаса Финна.

Финіасъ ходилъ съ Бёнсомъ къ Ло и тамъ получилъ очень хорошій совѣтъ.

— Спросили ли вы сами себя, какая ваша цѣль, мастеръ Бёнсъ? сказалъ ему Ло.

Бёнсъ объявилъ, что онъ задавалъ себѣ этотъ вопросъ и отвѣтилъ на него. Его цѣль — удовлетвореніе.

— Въ видѣ вознагражденія вамъ? спросилъ Ло.

Нѣтъ, Бёнсъ не хотѣлъ никакого личнаго вознагражденія. Удовлетвореніе, котораго онъ желалъ, состояло въ наказанія этого человѣка.

— Это изъ мщенія? спросилъ Ло.

Нѣтъ, Бёнсъ увѣрялъ, что это не изъ мщенія.

— Оно и не слѣдуетъ, продолжалъ Ло: — потому что хотя вы думаете, что этотъ человѣкъ превысилъ свою обязанность, вы должны чувствовать, что онъ сдѣлалъ это не азъ личнаго недоброжелательства къ вамъ.

— Я желаю только того, чтобъ эти люди знали свои мѣста, отвѣчалъ Бёнсъ.

— Именно — н поэтому, когда случаются такія вещи, о нихъ упоминается и въ печати и въ парламентѣ — и на нихъ обращается вниманіе министра. Слава Богу, у насъ въ Англіи не часто случаются эти вещи.

— Можетъ быть, ихъ будетъ больше, если мы ее станемъ за этимъ смотрѣть, сердито сказалъ Бёнсъ.

— Мы всегда за этимъ смотримъ, сказалъ Ло: — смотримъ за этимъ очень старательно. Но я не думаю, чтобы можно было сдѣлать что-нибудь въ этомъ отношеніи, жалуясь на одного человѣка, поведеніе котораго было уже одобрено судьями. Если вамъ необходима извѣстность, мистеръ Бёнсъ, и если вы не смотрите на издержки, или не платитъ ли за нихъ кто-нибудь другой, тогда…

— За нихъ никто не заплатитъ, сказалъ Бёнсъ, начиная сердиться.

— Тогда на вашемъ мѣстѣ я самъ не заплатилъ бы, сказалъ Ло.

Но Бёнса никакъ нельзя было отговорить. Когда онъ вышелъ на сквэръ съ Финіасомъ, онъ выражалъ большой гнѣвъ противъ Ло.

— Онъ не понимаетъ, что значитъ патріотизмъ. Говоритъ мнѣ объ извѣстности! Если человѣкъ выкажетъ хоть искру общественнаго чувства, это все честолюбіе. Мнѣ извѣстность не нужна. Я хочу спокойно ѣсть свой хлѣбъ и хочу, чтобы меня оставили въ покоѣ заниматься своимъ дѣломъ. Я плачу подать въ полицію, чтобы она смотрѣла за мошенниками, а не для того, чтобы запирала въ тюрьму честныхъ людей, которые дѣлаютъ то, па что они имѣютъ законное право.

Послѣ этого Бёнсъ пошелъ къ своему стряпчему, а Финіасъ въ контору «Знамени». Тамъ онъ написалъ передовую статью о дѣлѣ Бёнса, за которую въ надлежащее время получилъ гинею. Можетъ быть, въ этомъ отношеніи «Знамя» сдѣлаетъ для него больше чѣмъ парламентъ. Однако Слайдъ и другой господинъ гораздо старше Слайда, который рекомендовался главнымъ редакторомъ, желали, чтобы Финіасъ перемѣнилъ свое мнѣніе насчетъ балотировки. Финіасъ утверждалъ съ твердостью, что это невозможно, и поэтому долженъ былъ ограничить свои статьи такими предметами, въ которыхъ его мнѣнія согласовались съ мнѣніемъ редактора «Знамени». Это была его вторая статья, и редакторъ, повидимому, думалъ, что несмотря на его отсталый взглядъ па баллотировку, онъ былъ слишкомъ полезенъ, чтобы имъ пренебрегать. Членъ парламента теперь совсѣмъ уже не то, чѣмъ онъ былъ прежде, но все-таки въ буквахъ, предшествующихъ его имени, есть какое-то очарованіе, заставляющее его казаться выше другихъ людей. Вступите въ парламентъ хоть депутатомъ отъ Лофшэна, и «Знамя» будетъ радо вашей помощи. Финіасъ написалъ свою статью я обѣщалъ зайти опять. Квинтусъ Слайдъ продолжалъ увѣрять его, что для него необходимъ органъ, и Финіасъ началъ приспособлять свой слухъ къ звукамъ, которые сначала были для него непріятны. Онъ узналъ, что его новый знакомый мистеръ Слайдъ намѣревался вступить въ парламентъ когда-нибудь.

— Я всегда смотрѣлъ на парламентъ, какъ па мою устрицу, и вотъ моя шпага! говорилъ Слайдъ, махая старымъ гусинымъ перомъ.

Тогда Финіасъ спросилъ его, имѣетъ ли онъ какія-нибудь идеи о составѣ нижней палаты; на это Слайдъ отвѣчалъ, что онъ не имѣетъ никакого опредѣленнаго намѣренія. Многія мѣстечки однако освободятся отъ аристократическаго вліянія новымъ распредѣленіемъ мѣстъ, что произойдетъ, какъ Слайдъ объявлялъ, въ слѣдующую сессію. Онъ назвалъ Луфтонъ, и Финіасъ Финнъ, думая о Сольсби, думая о графѣ, думая о лэди Лорѣ и думая о Вайолетъ, ушелъ съ отвращеніемъ. Не лучше ли будетъ, чтобы этотъ спокойный городокъ, пріютившись около стѣнъ Сольсби, остался такимъ, каковъ онъ теперь, чѣмъ былъ бы зараженъ присутствіемъ Квинтуса Слайда?

Въ послѣдній день преній, за нѣсколько минутъ до четырехъ часовъ, съ Финіасомъ случилось новое ужасное несчастье. Въ передней парламента его взялъ за пуговицу Баррингтонъ Ирль и говорилъ что-то о раздѣленіи голосовъ. Они стояли прямо передъ дверью, окруженные толпою членовъ. Финіасъ отвѣчалъ Ирлю, когда кто-то дотронулся до руки его, и онъ обернувшись увидалъ Клэрксона.

— Насчетъ этого векселя, мистеръ Финнъ, сказалъ этотъ противный человѣкъ, уткнувъ подбородокъ въ бѣлый галстухъ. — У васъ на квартирѣ мнѣ всегда говорятъ, что васъ нѣтъ дома.

Въ это время полисмэнъ объяснялъ Клэрксону, что онъ не долженъ тутъ стоять, долженъ отойти въ сторону, въ уголъ.

— Все знаю, сказалъ Клэрксонъ, отходя: — знаю. Но что же дѣлать человѣку, когда его не принимаютъ дома?

Клэрксонъ спокойно сталъ въ уголъ, не давъ полисмэну случай поступить съ нимъ насильственно, по отходя говорилъ громко, и голоса вокругъ притихли и, по-крайпей-мѣрѣ, членовъ двадцать слышали, что онъ сказалъ. Финіасъ Финнъ конечно пользовался привилегіей члена парламента, но Клэрксонъ рѣшилъ, что эта привилегія принесетъ ему какъ можно менѣе пользы.

Это было очень непріятно. Настоящій виновный, сынъ пэра, занимавшій должность казначея съ жалованьемъ въ тысячу фунтовъ, не подвергался такому преслѣдованію. Финіасъ не бралъ ни фартинга ни отъ кого кромѣ какъ отъ отца, и долженъ былъ терпѣть непріятности по милости своего пріятеля Фицджибона. Онъ оставилъ Баррингтона Ирля и поспѣшилъ въ палату, краснѣя до ушей. Онъ посмотрѣлъ, сидитъ ли Фицджибонъ на своемъ мѣстѣ; по его еще не было. Безъ сомнѣнія, онъ придетъ и Финіасъ рѣшилъ, что онъ не дастъ ему уйти, не высказавъ ему прямо своихъ мыслей.

Въ этотъ вечеръ говорилось не много важныхъ рѣчей. Прочли во второй разъ билль Мильдмэя, какъ я уже сказалъ прежде, вслѣдствіе голоса, поданнаго предсѣдателемъ, но относительно большинства это равнялось пораженію.

Разумѣется, въ этотъ вечеръ не было объявлено, что сдѣлаютъ министры. Безъ собранія въ министерствѣ, безъ дальнѣйшаго соображенія, хотя каждый зналъ, что билль будетъ взятъ назадъ, они не могли сказать, какъ они будутъ дѣйствовать.

Финіасъ видѣлъ, какъ Лоренсъ Фицджибонъ вошелъ въ парламентъ — очень поздно. Безъ сомнѣнія, онъ обѣдалъ въ парламентѣ и провелъ весь вечеръ въ библіотекѣ или въ курительной комнатѣ. Финіасъ былъ возлѣ него, когда выходили въ переднюю, и возлѣ него опять, когда всѣ воротились въ палату. Но до послѣдней минуты Финіасъ думалъ, что онъ не поймаетъ свою добычу. Въ толпѣ, когда они выходили изъ парламента, ему не удалось положить руку на плечо своего пріятеля, но онъ поторопился выйти и у воротъ парламента нагналъ Фицджибона, который шелъ подъ руку съ Баррингтономъ Ирлемъ.

— Лоренсъ, сказалъ онъ, рѣшительно схвативъ за руку своего соотечественника: — я хочу поговорить съ вами нѣсколько минутъ.

— Говорите, сказалъ Лоренсъ.

Тогда Финіасъ, взглянувъ ему въ лицо, увидалъ очень хорошо, что онъ, какъ говорится въ свѣтѣ, пообѣдалъ. Финіасъ вспомнилъ въ эту минуту, что Баррингтонъ Ирль былъ возлѣ него, когда гнусный заимодавецъ дотронулся до руки его и упомянулъ о векселѣ. Онъ очень желалъ растолковать Ирлю, что это не его долгъ — что онъ находится въ рукахъ ростовщика не за себя. Но все-таки въ немъ было чувство — еще было — дружбы къ Фицджибону.

— Дайте мнѣ вашу руку и пойдемте со мною на минуту, сказалъ Финіасъ: — Ирль извинитъ насъ.

— О, что это съ вами? сказалъ Лоренсъ: — я не гожусь для совѣщаній глазъ-на-глазъ въ три часа утра.

— Я ужасно былъ раздосадованъ сегодня, сказалъ Финіасъ: — и желаю поговорить съ вами.

— Ей-Богу, Финнъ, многіе изъ насъ бываютъ раздосадованы; неправдали, Баррингтонъ?

Финіасъ примѣтилъ, что хотя Фицджибонъ обѣдалъ, въ словахъ его ясно было столько же лукавства, сколько и вина, и рѣшился не покориться такому дурному обращенію.

— Моя досада происходить отъ вашего пріятеля Кларксона, который имѣлъ дерзость обратиться ко мнѣ въ парламентѣ.

— И подѣломъ вамъ, Финнъ. Онъ все мнѣ разсказалъ. Нѣтъ въ свѣтѣ такого терпѣливаго человѣка, какъ Клэрксонъ, если только ему позволить поступать по-своему. Онъ будетъ приходить три раза въ недѣлю весь сезонъ и не сдѣлаетъ ничего больше. Разумѣется, ему непріятно, когда его выгоняютъ.

— Это тотъ господинъ, съ которымъ полисмэнъ говорилъ въ передней? спросилъ Ирль.

— Проклятый кредиторъ, съ которымъ вотъ этотъ нашъ пріятель познакомилъ меня для собственной своей цѣли, отвѣчалъ Финіасъ.

— Человѣкъ самой благородной наружности, сказалъ Лоренсъ: — навѣрно Баррингтонъ его знаетъ. Послушайте, Финнъ, мой милый, воспользуйтесь моимъ совѣтомъ. Пригласите его завтракать и дайте ему понять, что вашъ домъ всегда будетъ для него открытъ.

Послѣ этого Лоренсъ Фицджибонъ и Баррингтонъ Ирль сѣли вмѣстѣ въ кэбъ и уѣхали.