Въ половинѣ сентября собралось большое общество въ пріорствѣ Мачингъ, деревенскомъ замкѣ, принадлежащемъ Плантадженету Паллизеру. Мужчинъ конечно выбрали относительно ихъ политическихъ чувствъ и положенія — потому что въ домѣ не было ни одного гостя, который бы давалъ голосъ за Тёрнбёлля, ни жены, ни дочери, ни сестры. Финіаса пригласили, и когда онъ пріѣхалъ въ Мачингъ, онъ нашелъ тамъ половину министерства. Кеннеди тамъ не было, не было и лэди Лоры. Монкъ былъ тамъ, и герцогъ съ герцогинею, и Грешэмъ, и лордъ Трифтъ, тамъ были также мистриссъ Максъ-Гёслеръ и мистриссъ Бонтинъ — мистеръ Бонтинъ уѣхалъ куда-то; Вайолетъ Эффингамъ ждали черезъ два дня, а лорда Чильтерна въ концѣ недѣли. Лэди Гленкора воспользовалась первымъ удобнымъ случаемъ сообщить это извѣстіе Финіасу очень скоро послѣ его пріѣзда; а Финіасъ, смотря на ея глаза и ротъ, когда она говорила, вполнѣ увѣрился, что лэди Гленкора знала исторію дуэли.

— Я буду очень радъ увидѣть его, сказалъ Финіасъ.

— Ну и прекрасно! отвѣчала лэди Глэнкора.

Были тутъ также мистеръ и мистриссъ Грей, большіе пріятели Паллизеровъ, — а въ самый день пріѣзда Финіаса, за полчаса до обѣда, пріѣхалъ герцогъ Омніумъ. Паллизеръ былъ племянникъ и наслѣдникъ герцога — и герцогъ Омніумъ былъ очень важный человѣкъ. Я не знаю почему, но въ общемъ мнѣніи герцогъ Омніумъ былъ гораздо важнѣе другого, тутъ же присутствовавшаго герцога — Сент-Бёнгэя. Герцогъ Сент-Бёнгэй былъ человѣкъ полезный всю жизнь, засѣдалъ въ министерствахъ, служилъ своему отечеству, всегда былъ готовъ принять на свои плеча всякую трудную работу, какую требовали отъ него, но герцогъ Омніумъ никогда ничего не дѣлалъ для своего отечества. Оба имѣли Подвязку; герцогъ Сент-Бёнгэй заслужилъ ее своей службой, а герцогъ Омніумъ получилъ голубую ленту только потому, что онъ былъ герцогъ Омніумъ. Одинъ былъ нравственный, добрый человѣкъ, добрый мужъ, добрый отецъ и добрый другъ. Другой вовсе не имѣлъ такой высокой репутаціи. Но мужчины и женщины не имѣли высокаго мнѣнія о герцогѣ Сент-Бёнгэѣ, между тѣмъ какъ на другого герцога смотрѣли съ почтительнымъ страхомъ. Я полагаю, тайна заключалась въ томъ простомъ обстоятельствѣ, что герцогъ Омніумъ окружалъ себя какою-то таинственностью богатства и знатности. Черезъ три минуты послѣ пріѣзда герцога мистриссъ Бонтинъ съ видомъ чрезвычайно важнымъ шепнула Финіасу:

— Онъ пріѣхалъ. Онъ пріѣхалъ ровно въ семь часовъ.

— Кто пріѣхалъ? спросилъ Финіасъ.

— Герцогъ Омніумъ! сказала мистриссъ Бонтинъ, почти упрекая его тономъ своего голоса за его равнодушіе. — Очень сомнѣвались, покажется ли онъ наконецъ. Лэди Глэнкора говорила мнѣ, что онъ никогда навѣрно не даетъ слова. Я такъ рада, что онъ пріѣхалъ.

— Кажется, я никогда его не видалъ, сказалъ Финіасъ.

— О! я его видѣла — великолѣпной наружности мужчина. Я нахожу, что лэди Гленкора поступила очень мило, пригласивъ его вмѣстѣ съ нами. Онъ очень рѣдко бываетъ въ большомъ обществѣ, но говорятъ, лэди Гленкора можетъ все съ нимъ сдѣлать послѣ рожденія наслѣдника. Вы вѣрно слышали объ этомъ?

— Нѣтъ, отвѣчалъ Финіасъ: — я ничего не слыхалъ о наслѣдникѣ, но я знаю, что у нихъ есть трое или четверо малютокъ.

— Наслѣдника не было полтора года и всѣ были въ отчаяніи; герцогъ чуть-было не поссорился съ племянникомъ, а мистеръ Паллизеръ… знаете, чуть-было не дошло до развода.

— Я ничего объ этомъ не знаю, отвѣчалъ Финіасъ, который не очень любилъ даму, сообщавшую ему эти свѣдѣнія.

— Это такъ, могу увѣрить васъ; но послѣ рожденія мальчика лэди Гленкора можетъ все сдѣлать съ герцогомъ. Она заставила его поѣхать въ Эскотъ прошлою весною и онъ подарилъ ей лошадь для одной изъ скачекъ въ то самое утро, какъ лошадь эта бѣжала. Говорятъ, онъ заплатилъ три тысячи фунтовъ за эту лошадь.

— А лэди Гленкора выиграла?

— Нѣтъ; — эта лошадь проиграла и мистеръ Паллизеръ не зналъ, что съ нею дѣлать потомъ. Но это было очень мило со стороны герцога; неправдали?

Финіасъ, хотя намѣренъ былъ показать мистриссъ Бонтинъ, какъ мало онъ думалъ о герцогѣ Омніумѣ — какъ мало уважалъ онъ знатнаго пэра, не участвовавшаго въ политикѣ — не могъ воздержаться отъ нѣкотораго безпокойства при видѣ наружности, походкѣ и словахъ человѣка, о которомъ думали такъ много, о которомъ онъ слышалъ такъ часто и котораго совсѣмъ не видалъ. Онъ говорилъ, что герцогъ Омніумъ долженъ бытъ для него не болѣе всякаго другого человѣка, но однако герцогъ Омніумъ былъ для него болѣе другихъ людей. Когда герцогъ пришелъ въ гостиную, онъ сердился на себя и всталъ поодаль, а потомъ опять разсердился на себя, зачѣмъ онъ всталъ поодаль. Для чего ему дѣлать разницу въ своемъ обращеніи, потому что въ обществѣ находится такой человѣкъ, а между тѣмъ онъ никакъ не могъ этого избѣгнуть. Когда онъ вошелъ, герцогъ стоялъ у впадистаго окна, три дамы и трое мужчинъ стояли около него. Финіасъ не подходилъ къ этой группѣ, говоря себѣ, что онъ не хочетъ подходить къ такому знатному человѣку, какъ герцогъ Омніумъ. Онъ увидѣлъ мадамъ Максъ-Гёслеръ между этими дамами и черезъ нѣсколько времени увидалъ, что она отошла. Когда она отходила, Финіасъ догадался, что мадамъ Максъ-Гёслеръ не была принята съ тою любезностью, какой она ожидала. На лицѣ дамы была премилая улыбка и она сѣла на диванъ съ видомъ совершеннаго удовольствія. Но все-таки Финіасъ зналъ, что она получила рану.

— Я былъ два раза у васъ въ Лондонѣ, сказалъ Финіасъ, подходя: — но былъ такъ несчастливъ что, не засталъ васъ.

— Да; — но ваши визиты сдѣланы были такъ поздно, что намъ никакъ нельзя было условиться о нашемъ свиданіи. Что можетъ сдѣлать женщина, когда джентльмэнъ дѣлаетъ ей визитъ въ августѣ?

— Я былъ въ іюлѣ.

— Да, тридцать-перваго. Я всегда акуратно помню эти вещи, мистеръ Финнъ. Но станемъ надѣяться, что мы будемъ счастливѣе въ будущемъ году, а пока мы можемъ только наслаждаться пріятнымъ настоящимъ.

— Общественно или политически, мадамъ Гёслеръ?

— О! общественно. Какъ могу я говорить о чемъ-нибудь другомъ, когда герцогъ Омніумъ здѣсь? Я какъ будто выросла съ-тѣхъ-поръ, какъ нахожусь въ одномъ домѣ съ нимъ. А вы? Но вы избалованное дитя фортуны, и можетъ быть вы прежде встрѣчали его.

— Мнѣ кажется, я однажды видѣлъ шляпу сзади въ паркѣ, и мнѣ кто-то сказалъ, что голова герцога въ этой шляпѣ.

— И вы видѣли его только одинъ этотъ разъ?

— Только — и потомъ теперь.

— И вы не въ восторгѣ?

— Разумѣется, я въ восторгѣ; за кого вы меня принимаете, мадамъ Гёслеръ?

— И я также. Я считаю его дуракомъ и никогда не слыхала, чтобы онъ сдѣлалъ въ жизни хоть одинъ добрый поступокъ.

— Даже когда онъ подарилъ лошадь лэди Гленкорѣ?

— Желала бы я знать, справедливо ли это. Слыхали вы когда о подобной нелѣпости? Итакъ, я говорю, я не думаю, чтобы онъ сдѣлалъ что-нибудь для кого-нибудь. Но, знаете, быть герцогомъ Омніумомъ! Герцогу Омніуму вовсе не нужно дѣлать что-нибудь, кромѣ того, чтобы быть герцогомъ Омніумомъ.

Въ это время лэди Гленкора подошла къ Финіасу и повела его къ герцогу. Герцогъ выразилъ желаніе быть ему представленнымъ. Финіасъ, отчасти съ удовольствіемъ, отчасти съ досадой, не могъ не пойти за лэди Гленкорой. Герцогъ пожалъ ему руку, слегка поклонился и сказалъ что-то о гарротерахъ чего Финіасъ не совсѣмъ понялъ. Онъ старался отвѣчать такъ, какъ отвѣчалъ бы всякому другому, но онъ не могъ снести тяжести величія герцога и смѣшался. Герцогъ поклонился еще разъ и черезъ минуту снисходительно обратился къ какому-то другому счастливцу. Финіасъ отошелъ чрезвычайно раздосадованный, ненавидя герцога — но себя ненавидя еще больше; но онъ отошелъ не туда, гдѣ сидѣла мадамъ Максъ Гёслеръ. Можетъ быть, этой дамѣ было бы пріятно немножко отмстить за свое пораженіе, но для него это не было бы пріятно. Для него вопросъ состоялъ теперь въ томъ, не будетъ ли онъ обязанъ когда-нибудь впослѣдствіи унизить герцога Омніума и подобныхъ ему.

За обѣдомъ Финіасъ сидѣлъ между мистриссъ Бонтинъ и герцогиней Сент-Бёнгэй, и не былъ очень доволенъ. На другомъ концѣ стола герцогъ — великій герцогъ — сидѣлъ по правую руку лэди Гленкоры, а съ другой стороны его судьба помѣстила мадамъ Максъ Гёслеръ. Финіасъ во время обѣда съ чрезвычайнымъ интересомъ наблюдалъ за операціями — успѣшными операціями — этой дамы. Передъ обѣдомъ она была уязвлена герцогомъ. Герцогъ не удостоилъ принять съ любезнымъ поклономъ какую-то остроумную лесть, которою эта дама удостоила его. Она сказала нѣсколько колкихъ словъ Финіасу въ минуту своего гнѣва, но когда судьба обошлась съ нею такъ милостиво, что дала ей это мѣсто за обѣдомъ, она была не такъ глупа, чтобы не воспользоваться своимъ счастьемъ. За супомъ и рыбой она была очень молчалива. Послѣ перваго бокала шампанскаго она сказала слова два. Герцогъ отказался отъ двухъ блюдъ, отъ одного за другимъ, и тогда она приняла участіе въ разговорѣ. Въ то время, когда на тарелкѣ его лежала жареная баранина, она дала полную волю своему остроумію, а когда она ѣла персикъ, герцогъ наклонился къ ней съ любезною улыбкой.

— Вы не находите, что сессія была очень продолжительна? сказала герцогиня Финіасу.

— Очень продолжительна, герцогиня, отвѣчалъ Финіасъ, внианіе котораго все было устремлено на мадамъ Максъ Гёслеръ.

— Герцогу было это очень непріятно.

— Конечно, отвѣчалъ Финіасъ.

Этотъ герцогъ и эта герцогиня были точно такіе же мужъ и жена, какъ и всякіе другіе. Сессія была непродолжительнѣе для герцога Сент-Бёнгэя, какъ и для всѣхъ служащихъ. Финіасъ уважалъ герцога Сент-Бёнгэя, но онъ не могъ очень интересоваться сѣтованіями герцогини.

— Все теперь идетъ такъ непріятно, сказала герцогиня, думая отчасти объ отставкѣ Мильдмэя, а отчасти о томъ, что ея горничная, служившая ей тридцать лѣтъ, удалилась на отдыхъ.

— Не совсѣмъ непріятно, герцогиня, я надѣюсь, сказалъ Финіасъ, примѣтивъ, что въ эту минуту глаза мадамъ Максъ Гёслеръ сверкали торжествомъ. Тутъ имъ овладѣло внезапное честолюбіе — ему было бы пріятно унизить герцога Омніума въ мнѣніи мадамъ Максъ-Гёслеръ. Блескъ глазъ мадамъ Максъ Гёслеръ не пропалъ даромъ для нашего героя.

Вайолетъ Эффингамъ пріѣхала въ назначенное время, и къ удивленію Финіаса, ее привезъ лордъ Брентфордъ. Финіасъ сначала думалъ, что для графа и для его сына нарочно была устроена встрѣча для того, чтобы они помирились въ домѣ Паллизера. Но лордъ Брентфордъ остался только одинъ день и Финіасъ на слѣдующее утро узналъ всю исторію его пріѣзда и отъѣзда отъ Вайолетъ Эффингамъ.

— Я просила его почти на колѣняхъ, чтобы онъ остался, сказала она: — я даже просто встала на колѣна.

— Что же онъ сказалъ?

— Онъ обнялъ меня и поцѣловалъ — и я не могу пересказать вамъ всего, что онъ сказалъ. Но кончилось тѣмъ, что если Чильтернъ пріѣдетъ въ Сольсби, то жирный телецъ непремѣнно будетъ убитъ. Я употреблю всѣ силы, чтобы уговорить его поѣхать, и вы должны это сдѣлать, мистеръ Финнъ. Разумѣется, это глупое дѣло, происходившее за-границей, не можетъ составить никакой разницы между вами.

Финіасъ улыбнулся и сказалъ, что онъ употребитъ всѣ силы. Глядя ей въ лицо, онъ чувствовалъ себя способнымъ разговаривать съ нею, какъ-будто съ нимъ ничего непріятнаго не случилось. Но сердце его было очень холодно. Когда Вайолетъ говорила ему о лордѣ Чильтернѣ, имъ овладѣли въ первый разъ — въ первый разъ съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ узналъ, что лордъ Чильтернъ получилъ отказъ — мысль, сомнѣніе, не сдѣлается ли Вайолетъ все-таки женою лорда Чильтерна. На сердцѣ у него было очень грустно, но онъ преодолѣвалъ себя — увѣряя себя, что они оба обязаны примирить отца съ сыномъ.

— Я такъ рада слышать это отъ васъ, мистеръ Финнъ, сказала Вайолетъ. — Я право думаю, что вы можете сдѣлать это болѣе всѣхъ другихъ. Лордъ Чильтернъ не обратитъ никакого вниманія на мой совѣтъ — даже не станетъ говорить со мною объ этомъ. Но онъ уважаетъ васъ и любитъ нисколько не менѣе отъ того, что случилось.

Какимъ образомъ Вайолетъ могла знать объ уваженіи и любви одного отверженнаго обожателя къ другому — который также былъ отвергнутъ? Какимъ образомъ могла она разговаривать такъ объ одномъ съ другимъ, какъ будто никто изъ нихъ не дѣлалъ ей предложенія? Финіасъ чувствовалъ положеніе свое такимъ страннымъ, что оно было для него почти тяжело. Онъ прямо сказалъ Вайолетъ, когда она отказала ему, что онъ опять сдѣлаетъ ей предложеніе. Но теперь онъ не могъ сдѣлать его. Во-первыхъ, въ ея обращеніи было что-то удостовѣрявшее его, что предложеніе будетъ сдѣлано напрасно; потомъ онъ чувствовалъ, что она показываетъ къ нему особенное довѣріе, которымъ грѣшно было бы воспользоваться для своихъ собственныхъ цѣлей. Они оба должны были помогать лорду Чильтерну, а дѣлая это, онъ не можетъ продолжать ухаживать за нею, потому что это будетъ враждебно для лорда Чильтерна. Можетъ быть, встрѣтится случай вставить какое-нибудь слово, и онъ воспользуется этимъ случаемъ; но онъ не могъ сдѣлать прямого нападенія, какъ на Портсмэнскомъ сквэрѣ. Вайолетъ также вѣроятно понимала, что теперь ее не поймаютъ въ ловушку.

Герцогъ провелъ четыре дня въ Мачингѣ и на третій день — наканунѣ того дня, когда ожидали лорда Чильтерна — онъ ѣздилъ верхомъ возлѣ мадамъ Максъ Гёслеръ. Мадамъ Максъ Гёслеръ была отличной наѣздницей — она любила ѣздить скоро, но герцогъ всегда ѣздилъ шагомъ, и мадамъ Максъ Гёслеръ на этотъ разъ ѣхала такъ медленно, какъ призракъ въ «Дон-Жуанѣ». Но нѣкоторые говорили, особенно мистриссъ Бонтинъ, что разговоръ между ними шелъ не такъ тихо. На слѣдующее утро герцогъ и мадамъ Максъ Гёслеръ опять сошлись передъ завтракомъ на террасѣ, смотря на общество, игравшее на лугу въ крокетъ.

— Вы никогда не играете? спросилъ герцогъ.

— Играю; всегда дѣлаешь всего понемножку.

— Я увѣренъ, что вы играете хорошо. Зачѣмъ вы не играете теперь?

— Теперь я играть не буду.

— Мнѣ хотѣлось бы васъ видѣть въ этой игрѣ.

— Мнѣ очень жаль, что я не могу исполнить желанія вашей свѣтлости. Я играла въ крокетъ до того, что онъ мнѣ надоѣлъ, и я начала думать, что эта игра годится только для мальчиковъ и дѣвочекъ. Самое главное состоитъ въ томъ, что это даетъ имъ случай поволочиться и пококетничать.

— А вы никогда не кокетничаете, мадамъ Гёслеръ?

— Въ крокетѣ никогда, герцогъ.

— Когда же вы выбираете для этого время?

— Это зависитъ отъ многаго — и главное отъ избранной особы. А вы какое время посовѣтовали бы?

— Я ничего совѣтовать не могу, я такъ несвѣдущъ!

— Что вы сказали бы о вершинѣ горы на разсвѣтѣ въ лѣтній день? спросила мадамъ Максъ Гёслеръ.

— Вы заставляете меня дрожать, отвѣчалъ герцогъ.

— Или о лодкѣ на озерѣ въ лѣтній вечеръ, или объ охотѣ въ полѣ, или о палубѣ парохода, или о военномъ госпиталѣ во время войны, или о желѣзной дорогѣ изъ Парижа въ Марсель?

— Мадамъ Максъ Гёслеръ, у васъ самыя не комфортэбельныя идеи.

— Я не сомнѣваюсь, что ваша свѣтлость пробовали все это — успѣшно. Но можетъ быть спокойное кресло у камина въ хорошенькой комнатѣ превосходитъ все?

— Конечно превосходитъ, отвѣчалъ герцогъ.

Тутъ онъ шепнулъ что-то, заставившее мадамъ Максъ Галеръ покраснѣть и улыбнуться, и тотчасъ послѣ этого она пошла за тѣми, которые уже пошли къ завтраку.

Мистриссъ Болтинъ вертѣлась около того мѣста на террасѣ, гдѣ стояли мадамъ Максъ Гёслеръ и герцогъ, смотря на нихъ завистливыми глазами, замышляя, какъ бы на нихъ напасть, какъ бы ихъ прервать, но у нея не достало мужества и она не смѣла подойти. Герцогъ не примѣчалъ намѣреній мистриссъ Бонтинъ, но мадамъ Максъ Гёслеръ видѣла и поняла все.

— Милая мистриссъ Бонтинъ, сказала она потомъ: — для чего вы не присоединились къ намъ? Герцогъ былъ такъ пріятенъ.

— Третье лицо всегда некстати, сказала мистриссъ Бонтинъ.

Она была разсержена и не такъ ловко придумала свой отвѣтъ, какъ могла бы это сдѣлать, еслибъ была хладнокровнѣе.

— Наша пріятельница мадамъ Максъ сдѣлала новую побѣду, обратилась мистриссъ Бонтинъ къ лэди Гленкорѣ.

— Я такъ рада! отвѣчала лэди Гленкора, повидимому, съ непритворнымъ восторгомъ. — Такъ трудно найти кого-нибудь, чтобъ занимать дядюшку! Видите, не всѣ могутъ говорить съ нимъ и онъ не захочетъ говорить со всякимъ.

— Съ нею онъ наговорился вдоволь, сказала мистриссъ Бонтинъ, которая теперь была разсержена больше прежняго.