Надо вспомнить, что когда лэди Гленкора Паллизеръ вошла въ комнату мадамъ Гёслеръ, хозяйка только что объясняла герцогу Омніуму, по какимъ причинамъ она отказывается занять виллу его сіятельства въ Комо. Она говорила герцогу, что она вовсе не намѣрена дать свѣту случай оклеветать ее, и герцогу оставалось рѣшить, нельзя ли устроить какимъ-нибудь другимъ образомъ поѣздку мадамъ Гёслеръ въ Комо, еслибъ ему не помѣшали. Было видно, что онъ очень желалъ этой поѣздки. Зеленая коляска уже довольно часто останавливалась у дверей дома въ Парковомъ переулкѣ, для того, чтобы заставить чувствовать его свѣтлость, что общество мадамъ Гёслеръ было очень пріятно. Лэди Гленкора говорила мужу о дѣтяхъ, которыя плачутъ по любимой игрушкѣ. Теперь оказывалось, что въ глазахъ герцога Омніума Марія Максъ Гёслеръ сдѣлалась любимой игрушкой. Она казалась ему остроумнѣе другихъ женщинъ, и остроуміе ея было именно такого рода, какимъ онъ способенъ наслаждаться. Красота ея была для нея привлекательнѣе всякой другой красоты. Ему надоѣли бѣлыя лица, полныя руки и голыя шеи. Глаза мадамъ Гёслеръ сверкали больше всѣхъ другихъ глазъ, а въ чернотѣ, глянцовитости и густотѣ ея волосъ была какая-то неопредѣленная таинственность — какъ будто красота ея принадлежала такому міру, который былъ ему еще неизвѣстенъ. Потомъ въ наружности ея была какая-то быстрота и грація движеній, совершенно новая для него. Дамы, которымъ герцогъ въ послѣднее время часто улыбался, были медлительны, почти можетъ быть тяжеловаты — хотя бежъ сомнѣнія граціозны вмѣстѣ съ тѣмъ. Онъ помнилъ, что въ ранней юности видѣлъ гдѣ-то въ Греціи такую гурію, какъ мадамъ Гёслеръ. Эта гурія убѣжала съ капитаномъ купеческаго корабля, но тѣмъ не менѣе въ душѣ его свѣтлости осталось блистательное воспоминаніе о прелестяхъ, сдѣлавшихъ на него сильное впечатлѣніе, когда онъ былъ просто молодымъ мастеромъ Паллизеромъ и не имѣлъ въ своемъ распоряженіи такихъ способовъ, какъ капитанъ купеческаго корабля. Тѣснимый подобными обстоятельствами, герцогъ неизвѣстно какимъ образомъ выпутался бы изъ своего затруднительнаго положенія, еслибъ лэди Гленкора не явилась на сцену.

Съ-тѣхъ-поръ, какъ родился будущій лордъ Сильвербриджъ, герцогъ просто обожалъ лэди Гленкору, а такъ какъ каждый годъ у лорда Сильвербридэра прибавлялся братецъ, дѣлая такимъ образомъ фамилію очень прочной, обожаніе герцога увеличилось; но къ его обожанію въ послѣднее время присоединилось что-то похожее почти на страхъ, что-то похожее почти на повиновеніе, заставлявшее приближенныхъ герцога увѣрять, что его свѣтлость очень перемѣнился. До-сихъ-поръ каковы бы ни были слабости герцога, имъ не повелѣвалъ никто. Его наслѣдникъ Плантадженетъ Паллизеръ всегда былъ покоренъ ему. Другихъ своихъ родныхъ онъ держалъ на такомъ разстояніи, что едва ихъ признавалъ, и хотя безъ сомнѣнія его свѣтлость имѣлъt короткихъ друзей, они или никогда не пытались получить надъ нимъ вліянія, или имъ это не удалось. Фотергилль — повѣренный въ дѣлахъ его свѣтлости, не пользовавшійся расположеніемъ лэди Гленкоры — говорилъ, что герцогъ очень перемѣнился. Находя въ его свѣтлости такую перемѣну, Фотергилль пытался самъ ихъ повелѣвать, но отступилъ, обожженный своей попыткой. Можетъ быть герцогу немножко надоѣло тиранство лэди Гленкоры и онъ думалъ, что мадамъ Гёслеръ будетъ къ нему нѣжнѣе. Мадамъ Гёслеръ однако намѣревалась быть нѣжной только съ однимъ условіемъ.

Когда лэди Гленкора вошла въ комнату, мадамъ Гёслеръ приняла ее восхитительно.

— Какъ это пріятно, что вы пріѣхали именно въ то время, когда у меня его свѣтлость, сказала она.

— Я увидала коляску дядюшки и, разумѣется, узнала ее, сказала лэди Гленкора.

— Стало быть, я этимъ обязана ему, сказала мадамъ Гёслеръ, улыбаясь.

— Нѣтъ, я ѣхала къ вамъ. Если вы сомнѣваетесь въ моемъ словѣ, я должна буду позвать сюда слугу, должна непремѣнно. Я велѣла ему подъѣхать къ этой двери; исправдали, Планти?

Планти былъ маленькій будущій лордъ Сильвербриджъ и сидѣлъ теперь на колѣняхъ дѣда.

— Ты сказала въ маленькій домикъ въ Парковомъ переулкѣ, отвѣчалъ мальчикъ.

— Да, потому что я забыла нумеръ.

— А такъ какъ это самый маленькій домъ въ Парковомъ переулкѣ, то это доказательство самое полное, сказала мадамъ Гёслеръ.

Лэди Гленкора не очень заботилась о томъ, чтобы убѣдить мадамъ Гёслеръ, но она не желала заставить дядю думать, будто она за нимъ гоняется. Можетъ быть, окажется необходимо дать ему знать, что за нимъ наблюдаютъ, но дѣло еще до этого не дошло.

— Здоровъ ли Плантадженетъ? спросилъ герцогъ.

— Отвѣчай, сказала лэди Гленкора своему сыну.

— Папа, здоровъ, но онъ почти никогда не бываетъ дома.

— Онъ трудится для своей родины, сказалъ герцогъ: — твой папа занятой, полезный человѣкъ, у него нѣтъ времени играть съ маленькими мальчиками, какъ у меня.

— Но папа не герцогъ.

— Онъ будетъ герцогомъ когда-нибудь, и вѣроятно скоро, мой милый. Онъ не торопится. Ему нравится нижняя палата; въ Англіи не найдется ни одного человѣка, который торопился бы меньше его.

— Это дѣйствительно правда, сказала лэди Гленкора.

— Какъ это мило! замѣтила мадамъ Гёслеръ.

— И я также не тороплюсь — неправдали, мама? сказалъ будущій лордъ Сильвербриджъ.

— Ты злой и глупенькій мальчикъ, сказалъ дѣдъ, цѣлуя его.

Въ эту минуту лэди Гленкора безъ сомнѣнія думала, какъ ей необходимо позаботиться, чтобы никто не обманулся въ ожиданіи; герцогъ можетъ быть думалъ, что онъ не связанъ съ своимъ племянникомъ никакими, ни человѣческими, ни божескими законами, а мадамъ Максъ Гёслеръ… желалъ бы я знать, были ли ея мысли предосудительны для будущности этого красиваго мальчика.

Лэди Гленкора встала первая проститься. Она не хотѣла выказать желанія заставить герцога уѣхать. Если герцогъ рѣшился одурачить себя, она не могла ничѣмъ помѣшать ему. Но она думала, что этотъ маленькій надзоръ можетъ быть будетъ полезенъ и горячность ея дяди нѣсколько охладится этою помѣхою. Поэтому она уѣхала и тотчасъ послѣ нея уѣхалъ и герцогъ.

Мадамъ Гёслеръ, оставшись одна, сѣла на диванъ, поджавъ подъ себя ноги, какъ будто она была гдѣ-нибудь на Востокѣ, грубо откинула назадъ свои локоны, а потомъ крѣпко прижала обѣ руки къ бокамъ. Когда что-нибудь тяготило ей душу, она сидѣла такимъ образомъ цѣлый часъ, стараясь рѣшить, какъ ей слѣдуетъ поступить. Она почти никогда ничего не дѣлала необдуманно и ступала хотя смѣло, но осторожно. Она часто говорила себѣ, что такого успѣха, какого достигла она, нельзя было достигнуть безъ большой осторожности. А между тѣмъ она была вѣчно недовольна собой, говоря себѣ, что все сдѣланное ею было ничего, или хуже чѣмъ ничего. Что значило имѣть у себя за обѣдомъ герцога и лордовъ, обѣдать у лордовъ и герцога, если жизнь была для нея скучна и часы шли тяжело! А что если она поймаетъ этого старика и сдѣлается герцогиней — поймаетъ его посредствомъ его слабостей, къ невыразимому отчаянію всѣхъ, кто связанъ съ нимъ узами крови — сдѣлаетъ ли это жизнь ея счастливѣе, а часы менѣе скучными? Эта перспектива жизни на итальянскихъ озерахъ была не такъ привлекательна для нея, какъ для герцога. Если она и успѣетъ и явиться въ свѣтъ какъ герцогиня Омніумъ, что же выиграетъ она?

Она совершенно понимала причину посѣщенія лэди Гленкоры и думала, что по-крайней-мѣрѣ она выиграетъ что-нибудь въ торжествѣ, когда разстроитъ продѣлки такой искусной женщины. Эта борьба нравилась мадамъ Гёслеръ. Но когда она одержитъ побѣду, что тогда останется ей? Деньги у нея уже есть, положеніе она имѣетъ собственное свое. Она была свободна какъ воздухъ, и еслибы ей вздумалось во всякое время поѣхать на какое-нибудь озеро въ обществѣ, которое лично было для нея пріятнѣе общества герцога Омніума, ей не мѣшало ничто. Потомъ на лицѣ ея мелькнула улыбка — но улыбка грустная — когда она подумала о томъ, съ кѣмъ ей пріятно было бы глядѣть на цвѣтъ итальянскаго неба и чувствовать пріятность итальянскаго вѣтерка. Притворяться, будто это ей нравится, съ старикомъ, розыгрывать восторгъ любви съ дряхлымъ герцогомъ, который едвали бы повѣрилъ розыгрываемой ею роли, не могло быть для нея привлекательно. Она еще не знала удовольствій любви. Она выросла, какъ она часто говорила себѣ, для того чтобы сдѣлаться суровой, осторожной, себялюбивой, имѣющей успѣхъ женщиной, безъ всякой помѣхи или помощи отъ подобнаго удовольствія. Можетъ быть, еще не поздно для нея воспользоваться этими удовольствіями безъ эгоизма — съ полнымъ самоотверженіемъ — еслибы только могла найти приличнаго себѣ спутника? Былъ одинъ человѣкъ, который могъ быть подобнымъ спутникомъ, но герцогъ Омніумъ конечно имъ быть не могъ.

Но сдѣлаться герцогиней Омніумъ! Успѣхъ на этомъ свѣтѣ значитъ все. Въ груди мадамъ Гёслеръ былъ написанъ черный списокъ именъ многихъ женщинъ, которыя выказали ей презрѣніе, оттолкнули ее, нанесли ей глубокую обиду, и мадамъ Гёслеръ говорила себѣ часто, что ей было бы пріятно отмстить тѣмъ, кто обошелся съ нею съ презрѣніемъ. Она думала, что сдѣлавшись герцогиней Омніумъ, она можетъ отмстить легко. Лэди Гленкора обращалась съ нею хорошо, и она не имѣла такого чувства противъ лэди Гленкоры. Сдѣлавшись герцогиней Омніумъ, она будетъ нѣжнымъ другомъ лэди Гленкоры, если лэди Гленкора согласится. Но если маленькій поединокъ между ними окажется необходимъ, то разумѣется поединокъ долженъ быть. Въ такомъ важномъ дѣлѣ женщина разумѣется не ждетъ фальшивыхъ чувствъ въ другой женщинѣ. Она и лэди Гленкора поймутъ другъ друга и, конечно, будутъ другъ друга уважать.

Я сказалъ, что она сидѣла, стараясь рѣшиться на что-нибудь. Ничего на свѣтѣ не бываетъ такъ трудно, какъ рѣшиться. Кто не желалъ, чтобы возможность и преимущество выбирать были отняты отъ него въ какомъ нибудь важномъ кризисѣ его жизни и чтобы его поведеніе было ему предписано, такъ или иначе, какой-нибудь божественной властью, еслибы это было возможно — или хоть даже случайностью? Но человѣкъ не смѣетъ бросить жребій и положиться на случай. Такимъ образомъ, когда мадамъ Гёслеръ просидѣла цѣлый часъ, поджавъ ноги, такъ что онѣ устали, она еще не рѣшилась. Она должна была положиться на свое внутреннее побужденіе, когда наступитъ важная минута. На свѣтѣ не было ни души, къ которой она могла бы обратиться за совѣтомъ, а когда она спрашивала совѣта у себя, совѣтъ не являлся.

Черезъ два дня герцогъ пріѣхалъ опять. Онъ обыкновенно пріѣзжалъ по четвергамъ — рано, чтобы не застать другихъ гостей; и онъ уже узналъ, что когда онъ тутъ, другихъ гостей вѣроятно не примутъ. Какъ лэди Гленкора пробралась, сказавъ слугѣ, что ея дядя тутъ, онъ не понималъ. Хотъ визитъ былъ сдѣланъ въ четвергъ, и теперь онъ пріѣхалъ въ субботу — приславъ наканунѣ, съ сожалѣніемъ долженъ я сказать — скороспѣлаго винограда изъ своей оранжереи съ запиской. Виноградъ былъ очень хорошъ, но записка сумасбродна. Было три строчки о виноградѣ, который росъ въ саду какой-то виллы, гдѣ жила и умерла какая-то несчастная королева, а потомъ посткриптумъ въ одну строчку, извѣщавшій, что герцогъ заѣдетъ на слѣдующій день. Не думаю, чтобы онъ имѣлъ намѣреніе прибавить это, когда начиналъ записку; но дѣти, когда имъ хочется любимой игрушки, такъ капризничаютъ и плачутъ!

Разумѣется, мадамъ Гёслеръ была дома. Но даже тогда она еще не рѣшилась. Она рѣшила только то, что она заставитъ его высказаться прямо и не тотчасъ дастъ отвѣтъ.

— Вы убѣжали намедни, герцогъ, такъ скоро, потому что не могли устоять отъ очарованія этого мальчика, сказала она, смѣясь.

— Онъ очень миленькій мальчикъ — но не оттого, отвѣчалъ герцогъ.

— Такъ отъ чего же? Ваша племянница увела его такъ скоро. Она пріѣхала и уѣхала, и васъ взяла въ полминуты.

— Она помѣшала мнѣ въ то время, когда я думалъ кое-о-чемъ, сказалъ герцогъ.

— Ни о чемъ не слѣдуетъ много думать — такъ глубоко. Мадамъ Гёслеръ играла кистью винограда, съѣдая по одной, по двѣ виноградинки съ тарелки китайскаго фарфора, стоявшей на столѣ, и герцогъ думалъ, что онъ никогда не видалъ такой граціозной и вмѣстѣ съ тѣмъ такой естественной женщины.

— Не хотите ли отвѣдать вашего собственнаго винограда? Онъ превкусный, отзывается горестями бѣдной королевы.

Герцогъ покачалъ головой, зная, что желудокъ его не позволяетъ ему ѣсть фрукты въ разное время.

— Никогда не думайте, герцогъ. Я убѣждена, что это не можетъ принести никакой пользы. Это просто значитъ сомнѣваться, а сомнѣніе всегда ведетъ къ ошибкамъ. Безопаснѣе всего въ свѣтѣ не дѣлать ничего.

— Я самъ такъ думаю, сказалъ герцогъ.

— Гораздо безопаснѣе. Но если вы не имѣете достаточнаго самообладанія, чтобы сидѣть спокойно, никогда не компрометировать себя никакой опасностью — тогда сдѣлайте прыжокъ въ темнотѣ, или скорѣе нѣсколько прыжковъ. Я терпѣть не могу поступать осторожно.

— Однако надо же подумать, будешь имѣть успѣхъ или нѣтъ.

— Всегда этому вѣрьте. Помните, я совсѣмъ не совѣтую вамъ двигаться. Спокойствіе — мой идеалъ въ жизни-спокойствіе и виноградъ.

Герцогъ сидѣлъ нѣсколько времени молча, спокойно по наружности, и глядѣлъ на свою любимую игрушку, какъ она ѣла виноградъ. Не успѣла она съѣсть и полдюжины виноградинокъ, какъ онъ подумалъ, что виноградъ этотъ какъ будто нарочно созданъ для этой женщины — она такъ мило ѣла его. Но надо же ему было заговорить наконецъ.

— Вы думаете ѣхать въ Комо? спросилъ онъ.

— Я вамъ сказала, что я не думаю никогда.

— Но я долженъ получить отвѣтъ на мое предложеніе.

— Мнѣ кажется, я отвѣчала вашей свѣтлости на это.

Тутъ она оставила виноградъ и повернулась такъ, что онъ не могъ видѣть ея лица.

— Но къ дамѣ можно обращаться съ просьбой два раза.

— О, да! И я вамъ очень признательна, зная, какъ далеко отъ вашего намѣренія сдѣлать мнѣ вредъ. Мнѣ немножко стыдно, что я погорячилась намедни. Но все-таки отвѣтъ можетъ быть только одинъ. Есть наслажденія, въ которыхъ женщина должна отказать себѣ, какъ бы ни были они восхитительны.

— Я думалъ… началъ герцогъ и остановился.

— Ваша свѣтлость сказали, что вы думали…

— Марія, человѣку въ мои лѣта непріятно получать отказъ.

— Какому человѣку пріятно получать отказъ отъ женщины въ какія бы то ни было лѣта? Женщину, отказывающую въ чемъ бы то ни было, тотчасъ назовутъ жестокой — еслибъ даже отъ нея требовали ея собственной души.

Теперь она обернулась къ нему и наклонилась впередъ съ своего кресла, такъ что онъ могъ дотронуться до нея, еслибъ протянулъ руку. Онъ протянулъ руку и дотронулся до нея.

— Марія, сказалъ онъ: — вы мнѣ откажете?

— Какъ я могу отвѣтить вамъ, милордъ? Я откажу вамъ во многихъ бездѣлицахъ и много важныхъ даровъ охотно вамъ отдамъ.

— Но самый важный даръ?

— Милордъ, вы должны высказаться прямо. Я совсѣмъ не умѣю отгадывать загадки.

— Можете вы вынести спокойную жизнь на итальянскомъ озерѣ съ старикомъ?

Онъ взялъ ее за руку.

— Нѣтъ, милордъ — ни съ старикомъ, ни съ молодымъ; для меня лѣта не значатъ ничего.

Тогда герцогъ всталъ и сдѣлалъ формальное предложеніе.

— Марія, вы знаете, что я васъ люблю. Я самъ не понимаю какъ въ мои лѣта я могу чувствовать такую прискорбную любовь.

— Такую прискорбную любовь!

— Прискорбную, если она не будетъ удовлетворена. Марія, я прошу васъ быть моей женой.

— Герцогъ Омніумъ, такое предложеніе отъ васъ!

— Да, отъ меня. Моя герцогская корона у вашихъ ногъ. Если вы позволите мнѣ поднять ее, я надѣну ее на васъ.

Тутъ она отошла отъ него и сѣла поодаль. Минуты черезъ двѣ онъ подошелъ къ ней и положилъ руку на ея плечо.

— Вы дадите мнѣ отвѣтъ, Марія?

— Вы вѣрно не подумали объ этомъ, милордъ.

— Нѣтъ, я много объ этомъ думалъ.

— А ваши друзья?

— Милая моя, я магу поступить по своему желанію и въ этомъ и въ другомъ. Дадите вы мнѣ отвѣтъ?

— Конечно, не теперь, милордъ. Подумайте, какое высокое положеніе и какую великую перемѣну предлагаете вы мнѣ. Дайте мнѣ два дня на размышленіе и я отвѣчу вамъ письменно. Я такъ взволнована теперь, что должна оставить васъ.

Онъ подошелъ къ ней, взялъ ея руку, поцѣловалъ въ лобъ и отворилъ для нея дверь.