Финіасъ не бросился въ рѣку изъ сада герцога и былъ готовъ отправиться въ Ирландію съ Монкомъ въ концѣ первой недѣли августа. Заключеніе этой сессіи въ Лондонѣ конечно было не счастливымъ періодомъ въ его жизни. Вайолетъ говорила съ нимъ такимъ образомъ, что онъ не могъ не вѣрить ей. Она не сказала ему, помирится она съ лордомъ Чильтерномъ или нѣтъ, но она убѣдила его, что онъ не можетъ занять мѣсто лорда Чильтерна.

— Женщина не можетъ передавать своего сердца, сказала она.

Финіасу было хорошо извѣстно, что многія женщины передаютъ свои сердца, но онъ обратился къ этой женщинѣ слишкомъ скоро послѣ разрыва ея любви; онъ слишкомъ поспѣшно предложилъ ей эту передачу сердца, и наказаніемъ за это безразсудство будетъ невозможность успѣха для него. А между тѣмъ какъ онъ могъ ждать, чувствуя, что миссъ Эффингамь, если она хоть сколько-нибудь похожа на другихъ дѣвушекъ, извѣстныхъ ему, можетъ дать слово другому жениху прежде чѣмъ онъ вернется на слѣдующую весну? Но она совсѣмъ не похожа на другихъ дѣвушекъ. Онъ зналъ это теперь и раскаявался въ своей опрометчивости.

Но онъ былъ готовъ для Монка 7 августа и они отправились вмѣстѣ. Черезъ двадцать часовъ прибыли они изъ Лондона въ Киллало. Они много разговаривали дорогой. Монкъ почти рѣшился оставить министерство.

— Грустно мнѣ признаться, говорилъ онъ: — но мой старый соперникъ Тёрнбёлль правъ. Человѣкъ, начинающій политическую жизнь, какъ я началъ свою, не годится для министерства. Я готовъ думать, что министры должны также пріучаться къ своему ремеслу, какъ башмачники или свѣчники. Я сомнѣваюсь, можно ли сдѣлать хорошаго слугу для публики изъ человѣка только потому, что его слушаетъ нижняя палата.

— Стало быть, вы хотите сказать, возразилъ Финіасъ: — что мы съ начала до конца совсѣмъ ошибочно устроиваемъ все?

— Я говорю совсѣмъ не то. Взгляните на людей, которые были предводителями партій послѣ того, какъ образовался нашъ настоящій образъ правленія — съ того дня, начиная съ Уальполя, и вы увидите, что люди принесшіе дѣйствительную пользу вовсе не были публицистами.

— Неужели намъ никогда не выбраться изъ старой колеи?

— Зачѣмъ, когда эта колея хороша? Тѣ, которые были искусными министрами, какъ напримѣръ лордъ Брокъ, де-Террье, Мильдмэй, заняли правительственныя мѣста прямо со школьной скамьи. Грешэмъ вступилъ въ министерство, когда ему еще не было двадцати-восьми лѣтъ. Герцогъ Сент-Бёнгей служилъ въ министерствѣ съ двадцати-трехъ лѣтъ, и вы, къ счастью, сдѣлали то же.

— И сожалѣю объ этомъ постоянно.

— Вамъ нѣтъ никакой причины сожалѣть, какъ мнѣ. Человѣкъ, сдѣлавшійся или старавшійся сдѣлаться популярнымъ политикомъ, не годится для министерства. Насколько я вижу, мѣста въ министерствѣ предлагаются такимъ людямъ съ единственной цѣлью — подрѣзать ихъ крылья.

— И получить отъ нихъ помощь.

— Это одно и то же. Помощь отъ Тёрнбёлля значила бы уничтоженіе всякой оппозиціи со стороны его. Онъ долго не будетъ въ состояніи подать другой помощи, такъ какъ именно то обстоятельство, что онъ вступилъ въ министерство, отниметъ у него всю его власть популярнаго предводителя. Массамъ такъ же нуженъ свой министръ, какъ и королевѣ, но одинъ и тотъ же человѣкъ не можетъ быть министромъ у обоихъ. Если народный министръ перейдетъ на сторону королевы, правительство можетъ имѣть временное облегченіе, что это мѣсто на время сдѣлается вакантнымъ. Но кандидатовъ на такія мѣста довольно и они не долго остаются вакантными. Разумѣется, королева имѣетъ то преимущество, что она даетъ жалованье, а народъ не даетъ.

— Я не думаю, чтобы это имѣло на васъ вліяніе, сказалъ Финіасъ.

— Это не имѣло на меня вліянія. Васъ я могу смѣло и положительно увѣрить въ этомъ, хотя можетъ быть было бы сумасбродно увѣрять другихъ. Я пошелъ не за деньги, хотя я такъ бѣденъ, что для меня онѣ были нужнѣе чѣмъ кому-либо въ палатѣ. Я взялъ деньги съ большой нерѣшимостью, по руководствуясь тѣмъ, что мнѣ было стыдно бояться взять ихъ. Мнѣ говорили Мильдмэй и герцогъ, что заработывая эти деньги, я могу сдѣлать пользу странѣ. Я деньги бралъ, а пользу странѣ не дѣлалъ — если только польза не была отъ того, что мой голосъ въ палатѣ умолкъ. Еслибъ я думалъ это, мнѣ слѣдовало бы замолчать, но не брать за это деньги. Я сдѣлалъ ошибку, мой другъ. Такія ошибки въ мои лѣта нельзя вполнѣ поправить; но будучи убѣжденъ въ моей ошибкѣ, я долженъ употребить все возможное для поправленія ея.

Во всемъ этомъ была горечь и для Финіаса, на которую онъ не могъ не пожаловаться своему спутнику.

— Дѣло въ томъ, сказалъ онъ: — что служащій въ министерствѣ долженъ быть рабомъ, а это рабство противно.

— Въ этомъ, мнѣ кажется, вы ошибаетесь. Если вы хотите сказать, что вы не можете работать вмѣстѣ съ другими совершенно по-своему, то же можно сказать обо всѣхъ занятіяхъ. Я не вижу, чтобы вы могли пожаловаться на что-нибудь. Вы начали съ молодыхъ лѣтъ и это ваша первая каррьера. Если, говоря вамъ это, я сбилъ васъ съ пути, я буду сожалѣть о моей откровенности съ вами. Еслибъ я могъ начать сызнова, я охотно началъ бы, какъ начали вы.

Важный день былъ въ Киллало, когда Монкъ съ Финіасомъ пріѣхали къ доктору. Въ Лондонѣ, можетъ быть, епископъ внушаетъ больше страха чѣмъ министръ. Въ Киллало, гдѣ епископа можно видѣть каждый день, его очень любятъ, но весьма мало боятся, зато министръ составляетъ предметъ удивленія. Многіе въ Киллало, особенно пожилыя дамы, качали головою и выражали самыя печальныя сомнѣнія, когда молодой Финіасъ Финнъ сдѣлался членомъ парламента. И хотя постепенно должны были сознаться, что Финіасъ имѣлъ въ парламентѣ успѣхъ, а все-таки качали головою и опасались чего-то въ будущемъ — пока онъ не пріѣхалъ домой, ведя за руку министра. Тогда даже старая мистриссъ Каллаганъ въ пивоварнѣ начала превозносить счастье доктора въ томъ, что у него такой превосходный сынъ. Очень желали видѣть министра во плоти, быть съ нимъ, когда онъ ѣстъ и ньетъ, посмотрѣть на его походку и физіономію. Мистриссъ Финнъ знала, что она должна быть разборчива на свои приглашенія, но супруга пивовара говорила такъ много хорошаго о черномъ лебедѣ мистриссъ Финнъ, что била приглашена на обѣдъ съ министромъ черезъ день послѣ его пріѣзда.

Мистриссъ Флудъ съ дочерью также были приглашены. Когда Финіасъ въ послѣдній разъ былъ въ Киллало, мистриссъ Флудъ Джонсъ, какъ читатель можетъ быть вспомнитъ, оставалась съ дочерью въ Флудборо — чувствуя, что она обязана удалить свою дочь отъ опасностей безнадежной привязанности. Но повидимому она теперь передумала, или уже не опасалась — потому что и Мэри и ея мать теперь опять жили въ Киллало и Мэри бывала въ домѣ доктора такъ часто, какъ прежде.

За два дня до пріѣзда бога и полубога въ маленькій городокъ, Барбара Финнъ, гуляя съ своей пріятельницей но берегу Шэннона, разсуждала съ нею такимъ образомъ:

— Я увѣрена, что онъ не помолвленъ ни съ кѣмъ, говорила Барбара Финнъ.

— Для меня это рѣшительно все-равно, отвѣчала Мэри.

— Что вы хотите сказать, Мэри?

— То, что говорю. Пять лѣтъ тому назадъ мнѣ снился сумасбродный сонъ, а теперь я проснулась. Подумайте, какъ я состарѣлась!

— Да — вамъ двадцать-три года. Какое это имѣетъ отношеніе?

— Такое, что я сдѣлалась старше и опытнѣе. Теперь мы съ мама совершенно понимаемъ другъ друга. Она прежде сердилась на него, но теперь преодолѣла это сумасбродство. Это всегда такъ меня сердило — развѣ можно сердиться на человѣка за то… за то… знаете, объ этомъ говорить нельзя, такъ это сумасбродно. Но теперь все прошло.

— Вы хотите сказать, что вы не любите его, Мэри? Помните въ чемъ мы клялись другъ другу два года тому назадъ?

— Помню все очень хорошо, помню очень хорошо. А разумѣется я его люблю, потому что онъ вашъ брать и я знала его всю жизнь. Но если онъ женится завтра, это не сдѣлаетъ для меня никакой разницы.

Барбара Финнъ шла молча минуты двѣ прежде чѣмъ отвѣтила:

— Мэри, я не вѣрю этому.

— Очень хорошо — тогда я васъ попрошу не говорить о немъ болѣе. Мама этому вѣритъ, и этого для меня довольно.

А между тѣмъ онѣ говорили о Финіасѣ весь этотъ день и очень часто говорили о немъ впослѣдствіи, пока Мэри оставалась въ Киллало.

У доктора былъ большой обѣдъ черезъ день послѣ пріѣзда Монка. Епископа тамъ не было, хотя онъ находился въ достаточно дружескихъ отношеніяхъ съ семействомъ доктора для того, чтобы быть приглашеннымъ въ такомъ важномъ случаѣ; но его не было, потому что мистриссъ Финнъ рѣшила, что ее поведетъ въ обѣду министръ въ присутствіи всѣхъ ея друзей. Она знала, что будь тутъ епископъ, она должна бы идти подъ руку съ епископомъ. Хотя и это было бы почетно, другой почетъ былъ больше но ея вкусу. Она видѣла министра первый разъ въ жизни, и мнѣ кажется, она нѣсколько разочаровалась, увидѣвъ, что онъ такъ похожъ на другихъ пожилыхъ мужчинъ. Она надѣялась, что въ Монкѣ будетъ видно достоинство его положенія, но въ немъ не было видно ничего подобнаго.

— Какъ вы добры, сэръ, что рѣшились раздѣлить нашъ смиренный образъ жизни, сказала мистриссъ Финнъ своему гостю, когда сѣли за столъ.

А между тѣмъ она рѣшила что не будетъ говорить ничего подобнаго — что не станетъ извиняться — что будетъ держать себя, какъ будто министръ обѣдалъ у нея каждый годъ. Но когда настала минута, она не выдержала и извинилась съ униженной кротостью, а потомъ возненавидѣла себя за это.

— Я самъ живу какъ пустынникъ, сказалъ Монкъ: — и вашъ домъ кажется мнѣ роскошнымъ дворцомъ.

Тутъ онъ почувствовалъ, что выразился очень глупо, и также возненавидѣлъ себя. Ему было очень трудно говорить съ своей хозяйкой, но случайно онъ упомянулъ о своемъ молодомъ пріятелѣ Финіасѣ. Тогда языкъ ея развязался.

— Вашъ сынъ, сказалъ онъ: — ѣдетъ со мною въ Лимерикъ и въ Дублинъ. Я знаю, что очень стыдно увозить его такъ скоро изъ дома, но я не могу обойтись безъ него.

— О, мистеръ Монкъ! это такое счастье для него и такая честь для насъ, что вы такъ добры къ нему.

Тутъ мать высказала всѣ свои прошлыя опасенія и всѣ свои настоящія надежды, и созналась, какъ для нея лестно имѣть сына засѣдающаго въ парламентѣ и имѣющаго должность съ громкимъ названіемъ и большимъ жалованьемъ, и такого друга, какъ мистеръ Монкъ. Послѣ этого Монку было легче разговаривать съ нею.

— Я не знаю ни одного молодого человѣка, сказалъ онъ: — въ каррьерѣ котораго я принималъ бы такое сильное участіе.

— Онъ всегда былъ такой добрый, сказала мистриссъ Финнъ со слезами на глазахъ: — я его мать и, разумѣется, не должна бы это говорить, но это правда, мистеръ Монкъ.

Тутъ бѣдная старушка была принуждена отереть глаза носовымъ платкомъ.

Финіасъ ведъ къ обѣду мать своей преданной Мэри, мистриссъ Флудъ Джонсъ.

— Какъ пріятно должно быть доктору и мистриссъ Финнъ, что вы такимъ образомъ воротились къ нимъ, сказала мистриссъ Флудъ Джонсъ.

Въ цѣлости, не съ переломанными костями? сказалъ онъ смѣясь.

— Да, не съ переломанными костями. Знаете, Финіасъ, когда мы въ первый разъ услыхали, что вы сдѣлались членомъ парламента, мы боялись, чтобы вы не переломали себѣ ребра какъ вы выражаетесь.

— Да, я знаю. Всѣ думали, что я погибну, и я больше всѣхъ.

— Но вы не погибли.

— Я еще не выбрался изъ лѣса, мистриссъ Флудъ Джонсъ. Мнѣ еще предстоитъ много погибели.

— Насколько я могла понять, вы выбрались изъ лѣса. Всѣ ваши здѣшніе друзья теперь желаютъ только, чтобъ вы женились на какой-нибудь милой англичанкѣ съ деньгами, если возможно. До насъ, знаете, дошли слухи.

— Слухи всегда лгутъ, сказалъ Финіасъ.

— Иногда, разумѣется, лгутъ, и я не стану дѣлать нескромныхъ вопросовъ. Но мы всѣ надѣемся, что это будетъ. Мэри говорила намедни, что когда вы женитесь, мы всѣ успокоимся за васъ. Вы знаете, что мы всѣ принимаемъ сильное участіе въ вашемъ благосостояніи. Не каждый день уроженецъ графства Клэръ достигаетъ того, чего достигли вы, и слѣдовательно мы обязаны думать о васъ.

Такимъ образомъ мистриссъ Флудъ Джонсъ дала Финіасу знать, что она простила ему легкомысліе его юности — хотя въ этомъ легкомысліи было нѣкоторое вѣроломство относительно ея дочери — и показала ему также, что каковы бы ни были прежде чувства Мэри, они теперь не тревожили ее.

— Разумѣется, вы женитесь? сказала мистриссъ Флудъ Джонсъ.

— Не думаю, отвѣчалъ Финіасъ, который, можетъ быть, заглядывалъ въ душу этой дамы далѣе, чѣмъ она желала.

— О, женитесь! продолжала она: — всякій долженъ жениться такъ скоро, какъ только можетъ, особенно человѣкъ въ вашемъ положенія.

Когда дамы сошлись въ гостиной послѣ обѣда, онѣ не могли не разсуждать о Монкѣ. Тутъ были мистриссъ Каллаганъ и старая лэди Блудъ изъ Блудстона, которая ни съ кѣмъ не согласилась бы обѣдать въ Киллало, кромѣ епископа, но нашла невозможнымъ отказаться отъ обѣда съ министромъ — и мистриссъ Стэкпуль, дальняя родственница Финновъ, ненавидѣвшая лэди Блудъ настоящею провинціальною ненавистью.

— Я ничего не вижу въ немъ особеннаго, сказала лэди Блудѣ

— А я нахожу, что онъ очень милъ, замѣтила мистриссъ Флудъ Джонсъ.

— Такой молчаливый и такъ похожъ на другихъ, сказала мистриссъ Каллаганъ, имѣя намѣреніе сказать этимъ большую похвалу министру.

— Дѣйствительно очень похожъ, сказала лэди Блудъ.

— Чего же вы ожидали? спросила мистриссъ Стэкпуль. — Мужчины и женщины въ Лондонѣ ходятъ на двухъ ногахъ, точно такъ какъ и въ Эннисѣ.

Лэди Блудъ родилась и воспитывалась въ Эннисѣ, между тѣмъ какъ мистриссъ Стэкпуль была изъ Лимерпка, города болѣе значительнаго, и слѣдовательно въ этомъ намекѣ была сатира, которую лэди Блудъ совершенно поняла.

— Любезная мистриссъ Стэкпуль, я знаю такъ же хорошо какъ и вы, какъ люди ходятъ въ Лондонѣ.

Лэди Блудъ провела три мѣсяца въ Лондонѣ при жизни сэр-Патрика, между тѣмъ какъ мистриссъ Стэкпуль была въ столицѣ только два дня.

— О, конечно! сказала мистриссъ Стэкпуль: — по я никогда не могла понять; Чего ожидаютъ люди. Вѣрно мистеру Монку слѣдовало пріѣхать to звѣздою на груди, чтобъ угодить лэди Блудъ.

— Милая мистриссъ Стэкпуль, у министровъ звѣздъ нѣтъ, возразила лэди Блудъ.

— Я я не говорю, что онѣ у нихъ есть, сказала мистриссъ Стэкпуль.

— Съ нимъ такъ мило и пріятно разговаривать! сказала мистриссъ Финнъ, — Говорите что хотите, но люди стоящіе высоко часто важничаютъ. А я должна сказать, что другъ моего сына не важничаетъ вовсе.

— Ни капельки, сказала мистриссъ Каллаганъ.

— Совсѣмъ наоборотъ, замѣтила мистриссъ Стэкпуль.

— Навѣрно онъ человѣкъ удивительный, сказала лэди Блудъ: — я только говорю, что не слыхала отъ него ничего удивительнаго; а если въ Эннисѣ люди ходятъ на двухъ ногахъ, то въ Лимерикѣ я видѣла ословъ, которые ходятъ точно такъ же.

Всѣмъ было хорошо извѣстно, что два сына мистриссъ Стэкпуль жили въ Лимерикѣ и ни одинъ изъ нихъ не выдумалъ бы пороха. Послѣ этого о Монкѣ перестали говорить, такъ какъ потребовалось все добродушіе мистриссъ Финнъ, весь тактъ мистриссъ Флудъ Джонсъ и вся энергія мистриссъ Каллаганъ, чтобы не допустить междоусобную войну между мистриссъ Стэкпуль и лэди Блудъ.