Прежде чѣмъ Финіасъ воротился въ Лондонъ, его помолвка съ Мэри Флудъ Джонсъ сдѣлалась извѣстна всему семейству и мистриссъ Флудъ Джонсъ, и всему Киллало. Другая его тайна, относившаяся къ тому, что онъ можетъ быть будетъ принужденъ оставить свою должность, была извѣстна только одной Мэри. Онъ думалъ, что сдѣлалъ все, чего требовала отъ него честь, сказавъ ей о своемъ положеніи прежде чѣмъ сдѣлалъ ей предложеніе — такъ чтобы она могла отказать ему, если захочетъ. А между тѣмъ онъ зналъ очень хорошо, что такого благоразумія съ ея стороны нельзя было ожидать. Если она любитъ его, она разумѣется скажетъ это, если онъ спроситъ ее.

— Можетъ быть, будетъ замедленіе, Мэри, сказалъ онъ, уходя: — даже должно быть замедленіе, если я буду принужденъ выйти въ отставку.

— Для меня замедленіе ничего не значитъ, если вы останетесь мнѣ вѣрны, сказала она.

— Вы сомнѣваетесь въ моей вѣрности, моя дорогая?

— Нисколько. Я поклянусь, что это самая надежная вещь въ цѣломъ свѣтѣ.

— Вы можете, моя дорогая. А если это случится, я долженъ буду заработывать для васъ доходъ моей старой профессіей, прежде чѣмъ женюсь на васъ. Имѣя передъ собою такую цѣль, я знаю, что буду заработывать доходъ.

Такимъ образомъ они разстались. Хотя Мэри, разумѣется, предпочитала, чтобы ея будущій мужъ остался при своей должности, чтобы онъ былъ членомъ парламента я помощникомъ государственнаго секретаря, но не допускала въ свою дулу ни малѣйшаго сомнѣнія, чтобы не разстроить своего счастья, а Финіасъ, хотя онъ сомнѣвался, благоразумно ли поступилъ онъ, тѣмъ не менѣе рѣшился оставаться постояннымъ. Онъ откажется отъ своей должности, отъ мѣста въ парламентѣ и немедленно примется за адвокатуру, если увидитъ, что его независимость потребуетъ этого, и что ни случилось бы, онъ останется вѣренъ Мэри Флудъ Джонсъ.

Въ половинѣ декабря увидѣлся онъ съ лордомъ Кэнтрипомъ.

— Да, да, сказалъ лордъ Кэнтрипъ, когда помощникъ секретаря началъ разсказывать ему свою исторію: — я все видѣлъ и жалѣлъ, зачѣмъ меня не было возлѣ васъ.

— Еслибъ вы знали страну такъ, какъ я ее знаю, вы желали бы этого точно такъ же, какъ и я.

— Стало быть, мнѣ остается только сказать, что я очень радъ, что не знаю эту страну такъ, какъ вы. Видите; Финнъ, если человѣкъ желаетъ сдѣлаться полезенъ, онъ долженъ заниматься однимъ какимъ-нибудь дѣломъ. Очень жаль, что вы этого не сдѣлали.

— Стало быть вы думаете, что я долженъ подать въ отставку?

— Я ничего объ этомъ не говорю. Если вы желаете, я разумѣется поговорю съ Грешэмомъ. Монкъ, кажется, уже подалъ въ отставку.

— Онъ писалъ ко мнѣ объ этомъ, сказалъ Финіасъ.

— Я всегда его боялся за васъ, Финіасъ. Мистеръ Монкъ человѣкъ талантливый и самый честный во всей палатѣ, но я всегда думалъ, что онъ опасный другъ для васъ. Однако мы увидимъ. Я поговорю съ Грешэмомъ послѣ Рождества. Торопиться некчему.

Когда парламентъ открылся, первый интересный предметъ составляла отставка Монка изъ министерства. Онъ тотчасъ занялъ мѣсто прямо напротивъ Тёрнбёлля и тутъ представилъ свое объясненіе. Кто-то сдѣлалъ вопросъ, правда ли, что одинъ высокородный джентльмэнъ вышелъ изъ министерства. Тогда Грешэмъ отвѣчалъ, что къ его величайшему сожалѣнію его благородный другъ вышелъ въ отставку, и потомъ объяснилъ, что эта отставка по его мнѣнію была совершенно безполезна. Тогда Монкъ объяснилъ, что онъ видѣлъ себя принужденнымъ подать голосъ за немедленную мѣру объ обезпеченіи ирландскаго фермера, а такъ какъ онъ не могъ этого сдѣлать какъ членъ министерства, то принужденъ отказаться отъ этого почетнаго положенія. Онъ сказалъ также о томъ сомнѣніи, которое тяготило его душу, о неудобствѣ человѣка въ его лѣта подчиняться министерскимъ кандаламъ. Это вызвало Тёрнбёлля, который сказалъ, что онъ теперь искренно согласенъ съ своимъ старымъ другомъ и съ чрезвычайнымъ удовольствіемъ привѣтствуетъ его возвращеніе къ независимымъ скамьямъ. Такимъ образомъ пренія шли очень живо. Ничего не было сказано такого, что заставило бы Финіаса встать и объявить свое мнѣніе, но онъ примѣтилъ, что скоро наступитъ время, когда онъ долженъ будетъ это сдѣлать. Грешэмъ, хотя старался говорить кротко, очевидно сердился на Монка, и сдѣлалось ясно, что самъ Монкъ представитъ билль, который Грешэмъ рѣшился опровергнуть. Если это случится, Финіасъ чувствовалъ, что его судьба будетъ рѣшена. Когда онъ опять заговорилъ съ лордомъ Кэнтрипомъ объ этомъ, тотъ пожалъ плечами и покачалъ головою.

— Я только могу посовѣтовать вамъ, сказалъ лордъ Кэнтрипъ: — забыть все, что происходило въ Ирландіи; если вы это сдѣлаете, никто другой объ этомъ не вспомнитъ.

«Какъ будто возможно забыть подобныя вещи! писалъ Финіасъ Мэри въ этотъ вечеръ. «Разумѣется, я теперь не останусь. Еслибъ не вы, я бы вовсе не сожалѣлъ объ этомъ.»

Онъ часто бывалъ у мадамъ Гёслеръ зимою и такъ часто разсуждалъ съ нею о своемъ оффиціальномъ положеніи, что она объявила, что наконецъ понимаетъ таинства англійскаго министерства.

— Я думаю, что вы совершенно правы, другъ мой, сказала она: — совершенно правы. Какъ — вы должны засѣдать въ парламентѣ для того, чтобы называть бѣлое чернымъ! Это не можетъ быть добросовѣстно!

Потомъ, когда онъ сказалъ, что онъ долженъ будетъ выйти изъ парламента, она предложила дать ому взаймы деньги.

— Зачѣмъ вы не обращаетесь со мною какъ съ другомъ? сказала она.

Когда онъ указалъ ей, что онъ никогда не будетъ въ состояніи заплатить ей эти деньги, она топнула ногой и сказала, что ему лучше уйти и оставить ее.

— У васъ высокія правила, сказала она: — но правша недостаточно высокія для того, чтобы понять, что это можно сдѣлать между вами и мною безъ всякаго безчестія для насъ обоихъ.

Тутъ Финіасъ увѣрилъ ее сo слезами на глазахъ, что это не можетъ не быть безславно для Него. Но онъ не сказалъ этому новому другу ни слова о своей помолвкѣ съ своей милой ирландской Мэри. Онъ говорилъ себѣ, что его ирландская жизнь была совершенно отдѣльна отъ его англійской жизни. Онъ ни слова не говорилъ о Мэри Флудъ Джонсъ никому изъ тѣхъ, съ кѣмъ онъ жилъ въ Лондонѣ. Для чего было говорить ему, когда онъ чувствовалъ, что онъ скоро исчезнетъ изъ ихъ среды? О миссъ Эффингамъ онъ много говорилъ мадамъ Гёслеръ. Она спросила его, отказался ли онъ отъ всякой надежды.

— Стало-быть это дѣло кончено? сказала она.

— Да, теперь все кончено.

— И она выходитъ за этого рыжаго и запальчиваго лорда?

— Богъ знаетъ. Я думаю, что она выйдетъ. Но она именно такая дѣвушка, которая никогда не выйдетъ замужъ, если заберетъ себѣ въ голову, что человѣкъ, который ей нравится, почему-нибудь не годится для нея.

— Она любитъ этого лорда?

— О, да! въ этомъ нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія.

Финіасъ сознавался въ этомъ безъ большой внутренней тоски.

Когда онъ былъ въ Лондонѣ послѣдній разъ, онъ не могъ говорить о Вайолетъ и лордѣ Чильтернѣ, не обнаруживъ, что онъ почти не въ состояніи перенести своего огорченія. Въ этo время онъ получалъ совѣты отъ двухъ друзей: отъ Лоренса Фицджибона и Баррингтона Ирля. Лоренсъ всегда былъ вѣренъ ему нѣкоторымъ образомъ и не сердился на него за то, что онъ занялъ мѣсто въ колоніальномъ департаментѣ.

— Финіасъ, мой милый, сказалъ онъ: — если все это правда, вы все-таки не пропадете.

— Какимъ образомъ?

— У мадамъ Максъ много денегъ.

— Я никогда въ этомъ не сомнѣвался, отвѣчалъ Финіасъ.

— И я увѣренъ, что она возьметъ васъ съ перваго слова. По-крайней-мѣрѣ, попробуйте, Финни, мой милый. Вотъ мой совѣтъ.

Финіасъ на столько соглашался съ своимъ другомъ Лоренсомъ, что считалъ возможнымъ, что мадамъ Гёслеръ приметъ его руку, если онъ сдѣлаетъ ей предложеніе. Онъ зналъ, разумѣется, что этотъ способъ выпутаться изъ затрудненій былъ для него закрытъ, но онъ не могъ объяснить этого Лоренсу Фицджибону.

— Съ сожалѣніемъ услыхалъ, что вы берете сторону дурного дѣла, сказалъ ему Баррингтонъ Ирль: — а хуже всего то, что вы пожертвуете собою и не сдѣлаете никакой пользы дѣлу.

— Но что же долженъ дѣлать человѣкъ, Баррингтонъ? Онъ не можетъ идти противъ своихъ убѣжденій.

— Убѣжденій! Я ничего такъ не боюсь въ молодомъ членѣ парламента какъ убѣжденій. Тамъ столько скалъ, противъ которыхъ разбиваются люди. Одинъ человѣкъ не можетъ сдержать своего характера, другой не можетъ сдержать своего языка, третій не можетъ сказать слова, пока онъ не будетъ приготовляться половину сессіи, четвертый много думаетъ о себѣ и желаетъ больше, чѣмъ можетъ получить. Пятый лѣнивъ и не находится тамъ, гдѣ его нужно. Шестой вѣчно мѣшаетъ. Седьмой лжетъ, такъ что вы не можете никогда положиться на него. Я со всѣми имѣлъ дѣло, но человѣкъ съ убѣжденіемъ хуже всѣхъ.

— Я не вижу, какъ же не имѣть убѣжденія въ политикѣ, сказалъ Финіасъ.

— Почему же вы не можете присвоивать ихъ себѣ постепенно, какъ это дѣлали мы, которые старше васъ? Для всякаго человѣка, когда онъ начинаетъ, довольно знать, что онъ либералъ. Онъ понимаетъ, какой сторонѣ палаты онъ долженъ подавать голосъ и кто будетъ предводительствовать имъ. Какое же значеніе имѣетъ предводитель партіи, если не это? Неужели вы думаете, что вы съ мистеромъ Монкомъ вдвоемъ можете составить министерство?

— Что ни думалъ бы я, я увѣренъ, что онъ этого не думаетъ.

— Я въ этомъ не увѣренъ. Послушайте, Финіасъ, мнѣ все равно, что Монкъ вышелъ въ отставку. Я всегда думалъ, что Мильдмэй и герцогъ сдѣлали ошибку, прося его присоединиться къ министерству. Но вы-то не губите себя изъ-за Монка. Сказать вамъ по правдѣ, Грешэмъ говорилъ уже мнѣ объ этомъ. Онъ очень желаетъ, чтобы вы остались; но разумѣется, вы не можете остаться и подавать голосъ противъ насъ.

— Разумѣется, не могу.

— Я смотрю на васъ какъ бы на свое дитя. Я старался выдвинуть другихъ, въ которыхъ какъ будто было что-то, но мнѣ никогда не удавалось такъ, какъ съ вами; честное слово, во всю жизнь мнѣ не удавалось встрѣтиться съ такимъ счастливымъ человѣкомъ, какъ вы.

— И я всегда буду помнить, какъ я началъ, Баррингтонъ, сказалъ Финіасъ, который очень былъ разстроганъ энергіей и заботливостью своего друга.

— Но ради Бога не испортите всего такимъ безумнымъ упрямствомъ. Хотятъ что-то сдѣлать въ слѣдующую сессію. Моррисонъ берется за это.

Сэр-Уальтеръ Моррисонъ былъ въ это время ирландскимъ министромъ.

— Но, разумѣется, мы не можемъ позволить такому человѣку, какъ Монкъ, взять это дѣло въ свои руки и именно когда онъ захочетъ; я называю это вѣроломствомъ.

— Монкъ не вѣроломенъ, Баррингтонъ.

— Всякій имѣетъ свое мнѣніе объ этомъ. Вообще думаютъ, что когда человѣка приглашаютъ занять мѣсто въ министерствѣ, то онъ долженъ раздѣлять мнѣніе своихъ сослуживцевъ. Если не выходитъ чего-нибудь особеннаго. Но я теперь говорю о васъ, а не о Монкѣ. Вы не имѣете состоянія. У васъ прекрасное мѣсто и никто изъ насъ не станетъ упрекать васъ этимъ ирландскимъ вздоромъ, если вы будете поступать такъ, какъ будто о немъ никогда не было и рѣчи.

Финіасъ могъ только поблагодарить своего друга за совѣтъ, который по-крайней-мѣрѣ былъ безкорыстенъ, и сказать, что онъ подумаетъ. Онъ думалъ очень много. Онъ думалъ почти, что еслибы случилось повторить то, онъ не ѣздилъ бы съ Монкомъ въ Ирландію и не сказалъ бы того, что такой хорошій судья какъ Ирль называлъ вздоромъ. Когда онъ сидѣлъ въ своей комнатѣ въ колоніальномъ департаментѣ съ бумагами, разложенными передъ нимъ, онъ жалѣлъ, зачѣмъ не менѣе любилъ независимость; но теперь все это было уже слишкомъ поздно. Онъ зналъ, что кожа его не довольно толста, чтобы вынести стрѣлы тѣхъ, которые направятъ въ него свои удары, если онъ теперь осмѣлится подать голосъ противъ Монка. Его собственная партія могла простить и забыть, но будутъ другіе, которые будутъ читать газеты и явятся въ парламентъ съ этими гнусными доносчиками въ рукахъ.

Онъ получилъ письмо отъ отца. Какой добрый человѣкъ сообщилъ доктору объ опасности, въ которую поставилъ себя его сынъ? Докторъ Финнъ, который въ своей профессіи былъ превосходный и образованный человѣкъ, до того не зналъ парламентскихъ обычаевъ, что даже гордился успѣхами своего сына на ирландскихъ митингахъ. Самъ онъ рѣшительно былъ равнодушенъ къ арендаторскимъ правамъ и сознался Монку, что онъ не понимаетъ, въ чемъ обижены фермеры. Но онъ зналъ, что Монкъ министръ, и думалъ, что Финіасъ заработываетъ свое жалованье. Потомъ кто-то вывелъ его изъ заблужденія и докторъ встревожился.

«Я не хочу вмѣшиваться, писалъ онъ: «но не вѣрю, чтобы ты дѣйствительно думалъ выходить въ отставку. Однако мнѣ говорятъ, что ты долженъ это сдѣлать, если будешь держаться этого дѣла. Милый мой, пожалуйста подумай объ этомъ. Я никакъ не могу себѣ представитъ, что ты готовъ лишиться всего, что ты пріобрѣлъ.»

Мэри также писала къ нему; мистриссъ Финнъ говорила съ нею и Мэри начала думать, что послѣ такихъ пріятныхъ разговоровъ съ человѣкомъ, занимавшимъ такое высокое мѣсто, какъ Финіасъ, она дѣйствительно понимаетъ кое-что въ британскомъ министерствѣ. Мистриссъ Финнъ разспрашивала Мэри и она должна была сознаться, что можетъ быть Финіасъ долженъ будетъ подать въ отставку.

— Но къ чему это, душа моя, отказаться отъ двухъ тысячъ фунтовъ въ годъ?

— Для того, чтобы онъ могъ сохранить свою независимость, гордо отвѣчала Мэри.

— Какой вздоръ! сказала мистриссъ Финнъ. — Какъ онъ станетъ содержать васъ или себя?

Тутъ мистриссъ Финнъ стала плакать, а Мэри могла только написать своему жениху, что всѣ его друзья желаютъ, чтобы онъ ничего не дѣлалъ второпяхъ. Но что, если это уже сдѣлано! Финіасъ съ безпокойствомъ пошелъ просить совѣта у мадамъ Гёслеръ. Изъ всѣхъ его совѣтниковъ мадамъ Гёслеръ одна одобряла его намѣреніе.

— Отчего же вы отказываетесь? Мистеръ Грешэмъ можетъ завтра же выйти изъ министерства и тогда гдѣ же будетъ ваше мѣсто?

— Оно и теперь, кажется, не очень надежно.

— Кто это знаетъ? Разумѣется, я не понимаю, по недавно тамъ былъ мистеръ Мильдмэй, лордъ де-Террье и лордъ Брокъ.

Финіасъ старался объяснить ей, что изъ четырехъ первыхъ министровъ, названныхъ ею, трое были изъ той же партіи, какъ и онъ, и что ему было бы пріятно служить подъ ихъ начальствомъ.

— Я не служила бы ни подъ чьимъ начальствомъ, еслибъ была членомъ парламента, сказала мадамъ Гёслеръ.

— Но что же дѣлать бѣдному человѣку? спросилъ Финіасъ, смѣясь.

— Бѣдный человѣкъ можетъ быть не бѣднымъ, если захочетъ, сказала мадамъ Гёслеръ.

Тотчасъ послѣ этого Финіасъ оставилъ ее и, идя по улицѣ, началъ спрашивать себя, не подвергаются ли опасности надежды его и милой Мэри отъ этихъ визитовъ въ Парковый переулокъ, и размышляя, какой онъ будетъ негодяй, если броситъ Мэри и женится на мадамъ Максъ Гёслеръ. Потомъ онъ также спрашивалъ себя, какова будетъ его политическая добросовѣстность, если онъ броситъ Мэри для того, чтобы поддержать парламентскую независимость. Если его біографія когда-нибудь будетъ написана, біографъ его долженъ будетъ говорить гораздо больше о томъ, какъ онъ удержалъ свое мѣсто въ парламентѣ, чѣмъ объ его постоянствѣ къ миссъ Мэри Флудъ Джонсъ. Немногіе знавшіе его и ее подумаютъ дурно объ его поступкѣ съ Мэри, но свѣтъ не осудитъ его. А когда онъ будетъ громить своимъ либеральнымъ краснорѣчіемъ нижнюю палату, какъ независимый членъ, имѣя состояніе своей очаровательной жены для поддержанія себя, будетъ давать обѣды въ Парковомъ переулкѣ, не станетъ ли свѣтъ хвалить его очень громко?

У себя дома нашелъ онъ записку лорда Брентфорда, приглашавшаго его обѣдать на Портсмэнскій сквэръ.