Насталъ день преній, а Финіасъ, Финнъ еще сидѣлъ въ своей комнатѣ въ колоніальномъ департаментѣ. Отставка его была подана и принята и онъ просто ждалъ прихода своего преемника. Около полудня преемникъ его пришелъ и онъ имѣлъ удовольствіе передать свое кресло Бонтину. Вообще подразумѣвается, что люди, оставляющіе свои мѣста, передаютъ или печати или портфели. Финіасъ не имѣлъ ни печати, ни портфеля, но въ той комнатѣ, которую онъ занималъ, стояло особенно удобное кресло, и его-то съ большимъ сожалѣніемъ онъ передалъ для употребленія и удобства мистера Бонтина. Въ глазахъ его врага былъ взглядъ торжества, а въ голосѣ радость, которые были очень горьки для Финіаса.

— Итакъ вы дѣйствительно выходите, сказалъ Бонтинъ: — навѣрно все это какъ слѣдуетъ. Я самъ это не совсѣмъ понимаю, но я не сомнѣваюсь, что вы правы.

— Это не легко понять, неправдали? сказалъ Финіасъ, стараясь засмѣяться.

Но Бонтинъ не почувствовалъ сатиры и бѣдный Финіасъ нашелъ, что будетъ безполезно пытаться наказать человѣка, котораго онъ ненавидѣлъ. Онъ оставилъ его такъ скоро, какъ только могъ, и пошелъ сказать нѣсколько прощальныхъ словъ своему начальнику.

— Прощайте, Финнъ, сказалъ лордъ Кэнтрипъ: — мнѣ очень непріятно, что мы должны разстаться такимъ образомъ.

— И мнѣ также, милордъ. Желалъ бы я, чтобъ этого можно было избѣгнуть.

— Вамъ не слѣдовало ѣздить въ Ирландію съ такимъ опаснымъ человѣкомъ, какъ мистеръ Монкъ; но теперь слишкомъ поздно объ этомъ думать.

— Молоко пролито, неправдали?

— Эти ужасные раздоры никогда не продолжаются долго, сказалъ лордъ Кэнтрипъ: — если человѣкъ не измѣнитъ совершенно своихъ мнѣній. Сколько ссоръ и сколько примиреній пережили мы! Я помню, когда Грешэмъ вышелъ изъ министерства, потому что не могъ сидѣть въ одной комнатѣ съ мистеромъ Мильдмэемъ, а между тѣмъ они сдѣлались самыми крѣпкими политическими друзьями. Было время, когда Плинлиммонъ и герцогъ не могли поставить вмѣстѣ своихъ лошадей, а развѣ вы не помните, какъ Паллизеръ былъ принужденъ отказаться отъ своихъ надеждъ получить мѣсто въ министерствѣ оттого, что на его шапкѣ сидѣла пчела?

Я думаю однако, что пчела на шапкѣ Паллизера, на которую лордъ Кэнтрипъ намекалъ, жужжала о чемъ-то другомъ, а не о политикѣ.

— Я не сомнѣваюсь, что вы опять скоро къ намъ воротитесь. Люди, которые дѣйствительно занимаются своимъ дѣломъ, слишкомъ рѣдки для того, чтобы ихъ оставлять спокойно сидѣть на ихъ депутатскихъ скамьяхъ.

Это было сказано очень ласково и Финіасъ былъ польщенъ и утѣшенъ. Онъ не могъ однако растолковать лорду Кэнтрипу всю правду. Для него мечта о политической жизни исчезла навсегда. Онъ испыталъ ее и ему удалось выше самыхъ обширныхъ его надеждъ. Но, не смотря на его успѣхъ, земля обрушилась подъ его ногами и онъ зналъ, что онъ никогда не можетъ попасть въ ту нишь въ галереѣ свѣта, которую онъ теперь оставлялъ.

Въ этотъ же самый день онъ встрѣтилъ Грешэма въ одномъ изъ корридоровъ, ведущихъ въ парламентъ, и первый министръ взялъ нашего героя подъ руку и вошелъ вмѣстѣ съ нимъ въ переднюю.

— Я жалѣю, что мы лишаемся васъ, сказалъ Грешэмъ.

— Вы можете быть увѣрены, что мнѣ самому очень жаль, отвѣчалъ Финіасъ.

— Безъ сомнѣнія, вы и мистеръ Монкъ думаете, что вы правы, продолжалъ Грешэмъ.

— Мы дали сильныя доказательства тому, что мы такъ думаемъ, сказалъ финіасъ. — Мы отказываемся отъ нашихъ мѣстъ, а мы оба очень бѣдны.

Мнѣ кажется, вы ошибаетесь не столько въ вашемъ взглядѣ на самый вопросъ, который, сказать по правдѣ; я не совсѣмъ еще понимаю.

— Мы постараемся объяснить паши взгляды.

— И безъ сомнѣнія сдѣлаете это очень ясно. Но мнѣ кажется, что мистеръ Монкъ неправъ, желая, какъ членъ министерства, навязать мѣру, которая, хороша она или дурна, все-таки министерство не желаетъ принять — по-крайней-мѣрѣ теперь.

— Вотъ почему онъ и подалъ въ отставку, сказалъ Финіасъ.

Разумѣется. Но мнѣ кажется, что онъ не понялъ единственный способъ, по которому большая партія можетъ дѣйствовать вмѣстѣ, если она можетъ оказать услугу странѣ. Не думайте ни минуты, что я осуждаю васъ или его.

— Я ничего не значу въ этомъ дѣлѣ, сказалъ Финіасъ.

— Могу увѣрить васъ, мистеръ Финнъ, что мы не смотрѣли на васъ съ такой точки зрѣнія, и надѣюсь, что настанетъ время, когда мы можемъ сидѣть опять на одной скамьѣ.

Ни на какой скамьѣ въ парламентѣ не будетъ сидѣть онъ такимъ образомъ! Вотъ что давило его душу въ ату минуту, а не потеря его должности. Онъ зналъ, что не можетъ осмѣлиться думать остаться въ Лондонѣ какъ членъ парламента, не имѣя никакого другого дохода кромѣ того, который его отецъ могъ ему дать, еслибъ онъ даже могъ опять достать мѣсто въ парламентѣ. Когда онъ въ первый разъ сдѣлался депутатомъ отъ Лофшэна, онъ увѣрялъ своихъ друзей, что его обязанность какъ члена нижней палаты не помѣшаетъ ему заниматься адвокатурою въ судѣ. Теперь онъ пять лѣтъ былъ членомъ, и не сдѣлалъ ни одной попытки къ адвокатскимъ занятіямъ. Онъ попалъ совершенно на другой путь и имѣлъ большой успѣхъ, такой успѣхъ, что мужчины говорили ему, а женщины еще чаще мужчинъ, что его каррьера была чудомъ успѣховъ. Но такъ какъ ему было хорошо извѣстно съ самаго начала, въ той новой профессіи, которую онъ выбралъ, былъ тотъ недостатокъ, что ничего не было постояннаго. Тѣ, которые имѣли успѣхъ, вѣроятно могли имѣть его опять; но успѣхъ былъ промежуточный и могли быть годы трудныхъ занятій въ оппозиціи, членамъ которой къ несчастью не назначается жалованья. Почти необходимо, какъ теперь онъ зналъ, что тѣ, которые посвящаютъ себя такой профессіи, должны быть люди богатые. Когда онъ началъ свои занятія — во время его перваго депутатства отъ Лофшэна — онъ не думалъ поправить свой недостатокъ въ этомъ отношеніи богатымъ бракомъ. Ему и въ голову не приходило, что онъ долженъ искать себѣ партію съ этой цѣлью. Подобная мысль была бы вполнѣ непріятна для него. На немъ никогда не было пятна умышленнаго корыстолюбія. Но обстоятельства такъ устроились, что когда онъ сдѣлался извѣстенъ въ парламентѣ, сначала занялъ одну должность, а потомъ другую. перспектива любви и денегъ раскрылась передъ нимъ, и онъ отважно шелъ впередъ, оставивъ позади себя Ло и законъ — потому что эта перспектива была такъ привлекательна. Потомъ явились Монкъ и Мэри Флудъ Джонсъ и всe вокругъ него рушилось.

Все вокругъ него рушилось — однако съ ужаснымъ искушеніемъ для него опять надуть свои паруса цѣною правдивости и чести. Это искушеніе вовсе не тронуло бы его, будь мадамъ Гёслеръ безобразна, глупа или лично непріятна. Но по его мнѣнію она была самая прелестная женщина, когда-либо видѣнная имъ, самая остроумная и во многихъ отношеніяхъ самая очаровательная. Она предлагала отдать ему все, что она имѣла, такъ поставить его въ свѣтѣ, что оппозиція была бы для него гораздо пріятнѣе должности въ министерствѣ, и сдѣлала это такимъ образомъ, который былъ очень лестенъ для его тщеславія. Но онъ отказался отъ всего, потому что былъ связанъ съ дѣвушкой въ Флудборо. Читатели мои вѣроятно скажутъ, что онъ не былъ человѣкъ правдивый, если не могъ сдѣлать этого безъ сожалѣнія. Когда Финіасъ думалъ обо всемъ этомъ, у него было много сожалѣній.

Но съ другой стороны онъ рѣшилъ, что если когда-нибудь мужчина любилъ дѣвушку, которую онъ обѣщалъ любить, то онъ будетъ любить Мэри Флудъ Джонсъ. Тысячу разъ говорилъ онъ себѣ, что у нея нѣтъ энергіи лэди Лоры, блестящаго остроумія Вайолетъ Эффингамъ или красоты мадамъ Гёслеръ. Но Мэри имѣла свои собственныя очарованія, которыя были драгоцѣннѣе этого всего. Развѣ которая-нибудь изъ этихъ трехъ женщинъ довѣрялась ему, какъ довѣрялась она — или любила его съ такою преданностью? Въ сердцѣ его были сожалѣнія, сожалѣнія тяжелыя — потому что Лондонъ, парламентъ, клубы и Доунингская улица сдѣлались дороги для него. Ему пріятно было ѣхать по парку и выслушивать привѣтствія тѣхъ, чьи привѣтствія были очень цѣнны. Онъ имѣлъ сожалѣнія — грустныя сожалѣнія! Но дѣвушка, которую онъ любилъ больше парковъ, клубовъ — больше даже Уэстминстера и Доунингской улицы, никогда не будетъ знать, что эти сожалѣнія существовали.

Мысли эти пробѣгали въ головѣ его, когда онъ слушалъ Монка, когда тотъ высказывалъ свою теорію о томъ, чтобы отдать справедливость Ирландіи. Можетъ быть, это были послѣднія важныя пренія, въ которыхъ Финіасъ могъ принимать участіе, и онъ рѣшилъ, что сдѣлаетъ тутъ что можетъ. Онъ не имѣлъ намѣренія говорить въ этотъ день, такъ какъ вообще предполагали, что засѣданіе въ парламентѣ будетъ отложено до подачи голосовъ. Но онъ будетъ наготовѣ и посмотритъ, какъ пойдетъ дѣло. Онъ теперь уже понималъ всѣ формы этого мѣста и былъ однимъ изъ самыхъ молодыхъ опытныхъ парламентскихъ членовъ. Онъ понималъ настроеніе духа и всѣ движенія члена парламента. Невѣроятно было, чтобы пренія кончились въ этотъ вечеръ. Онъ это зналъ, и такъ какъ это былъ вторникъ, онъ рѣшилъ тотчасъ, что будетъ говорить такъ рано, какъ только могъ, въ слѣдующій четвергъ. Какая жалость, что для человѣка, который научился столь многому, все ученіе должно быть безполезно!

Около двухъ часовъ ему самому удалось отложить пренія. Засѣданіе кончилось и онъ пошелъ съ Монкомъ. Съ-тѣхъ-поръ какъ Финіасъ положительно сказалъ Монку, что онъ рѣшился подать въ отставку, Монкъ ничего болѣе не говорилъ о горести внушенной ему намѣреніемъ его друга, но обращался съ нимъ какъ одинъ политическій другъ обращается съ другимъ, говоря ему всѣ свои мысли и всѣ надежды объ этой новой мѣрѣ, и совѣтуясь съ нимъ о томъ, какимъ образомъ слѣдуетъ вести борьбу. Они вмѣстѣ сосчитали списокъ членовъ, сосчитавъ однихъ какъ помощниковъ, другихъ какъ оппонентовъ, а третью партію, теперь болѣе важную чѣмъ первыя двѣ, какъ людей сомнительныхъ. День за днемъ тѣ, которые составляли третій разрядъ, вычеркивались изъ этого списка и прибавлялись къ списку или помощниковъ, или оппонентовъ. Для Монка это было очень пріятно. Онъ былъ совершенно убѣжденъ теперь, что оппозиція была свойственнѣе настроенію его духа, чѣмъ должность въ министерствѣ. Для него не было ни малѣйшаго сомнѣнія относительно его будущаго мѣста въ парламентѣ, каковъ бы ни былъ результатъ этой борьбы. Къ дѣлу, которымъ онъ теперь занимался, онъ пріучалъ себя всю жизнь. Когда онъ былъ принужденъ бывать въ совѣтѣ министровъ каждую недѣлю, онъ тосковалъ. Теперь онъ былъ въ восторгѣ. Финіасъ, видя и понимая все это, мало говорилъ своему другу о своихъ надеждахъ. Пока эта пріятная битва бушевала, онъ могъ сражаться съ человѣкомъ, котораго онъ любилъ. А послѣ этого настанетъ пустота.

Въ среду Финіасъ былъ приглашенъ обѣдать къ Ло. На Бедфордскомъ сквэрѣ былъ обѣдъ и Финіасъ нашелъ человѣкъ шесть адвокатовъ съ женами. Лѣтъ шесть тому назадъ онъ считалъ этихъ законниковъ успѣшными людьми, но съ того времени они научились уважать его. И теперь они обращались съ нимъ съ той вѣжливостью, которую всегда возбуждаетъ успѣхъ. Тутъ былъ судья, который былъ очень къ нему вѣжливъ, а жена судьи, которую онъ повелъ къ обѣду, была очень къ нему любезна. Судья получилъ свой призъ въ жизни и, слѣдовательно, былъ равнодушенъ къ судьбѣ министровъ, но у жены судьи былъ братъ, желавшій получить мѣсто судьи графства отъ лорда де-Террье, а было извѣстно, что Финіасъ подавалъ большую помощь къ достиженію подобной цѣли.

— Я нахожу, что вы и мистеръ Монкъ совершенно правы, сказала жена судьи.

Финіасъ, понимавшій теперь, почему жена судьи такъ горячо одобряетъ его поведеніе, не могъ не подумать, какъ было бы хорошо имѣть мѣсто судьи графства ему самому.

Когда гости ушли, онъ остался одинъ съ мистеромъ я мистриссъ Ло, условившись прежде съ ними, что они въ послѣдній разъ поговорятъ о дѣлахъ нашего героя.

— Вы дѣйствительно не хотите быть больше депутатомъ? спросила мистриссъ Ло.

— Дѣйствительно. Я могу сказать, что я не въ силахъ. Отецъ мой не можетъ помогать мнѣ теперь, какъ помогалъ сначала, и я конечно не стану просить у него денегъ для того, чтобы набирать голоса.

— Это очень жаль, сказала мистриссъ Ло.

— Я право началъ думать, что вы обезпечили себя, сказалъ Ло.

— На время обезпечилъ. Послѣдніе три года я жилъ своимъ жалованьемъ и теперь не въ долгахъ. Но теперь я долженъ начинать сызнова. Я боюсь, что это будетъ очень тяжело.

— Конечно это тяжело, сказалъ юристъ, который перешелъ черезъ всѣ эти трудности и теперь пожиналъ плода. — Но я полагаю, вы не забыли всего, чему вы учились?

— Какъ знать? Должно быть забилъ. Но я говорилъ не о трудностяхъ ученія, а объ отысканія труда — объ ожиданія дѣлъ, которыя можетъ быть никогда не явятся. Вы знаете, что мнѣ теперь уже тридцать лѣтъ.

— Неужели? сказала мистриссъ Ло, которая очень хорошо знала его лѣта. — Какъ проходить время! Я надѣюсь, что вы понравитесь мистеръ Финнъ: Право надѣюсь.

— Непремѣнно, если будетъ стараться, сказалъ Ло.

Ни стряпчій, ни его жена не повторили тѣхъ нравоученій, которыя сдѣлались почти выговорами и которыя они твердили постоянно. Паденіе, которымъ они угрожали Финiасу Финну, совершилось надъ нимъ, а они были слишкомъ великодушны, чтобы напомнить ему объ ихъ благоразумія и проницательности. Когда онъ всталъ проститься, мистриссъ Ло, которая, по всей вѣроятности, должна была не видать его нѣсколько лѣтъ, была очень дружелюбна въ своемъ обращеніи къ нему и почти готова была поцѣловать его, когда пожимала его руку.

— Мы къ вамъ пріѣдемъ, сказала она: — когда вы будете архиваріусомъ въ Дублинѣ.

— Мы увидимъ его здѣсь, сказалъ Ло. — Онъ воротится сюда рано или поздно.

Такъ они разстались.